Лекция VIII. Великие забастовки в Миннеаполисе
Забастовочная волна 1934 года; стачка Ауто-Лайт в Толидо; роль безработных; стачка водителей грузовиков в Миннеаполисе; Билл Браун; «Организационный комитет»; Фарелл Доббс; «битва бежавших помощников шерифа»; июльская стачка; федеральные соглашатели; Дейли органайзер (Daily Organizer); Флойд Олсон; арест Кэннона и Шахтмана; налет на штаб-квартиру стачки; план Хааса-Даннингена; победа.
Год 1933-й, четвертый год великого американского кризиса, ознаменовал начало величайшего пробуждения американских рабочих и их поворота к профсоюзной организации в таком масштабе, какого еще не знала американская история. Это было основой всех перемен внутри различных политических партий, групп и течений. Это движение американских рабочих приняло форму мощного поворота к решительному отказу от их раздробленного состояния и к тому, чтобы противостоять нанимателям с помощью организованной профсоюзной силы.
Это великое движение развивалось волнами. На первый год администрации Рузвельта пришлась первая забастовочная волна значительных масштабов, но с небольшими результатами в организационном плане, поскольку ей не хватало должной энергии и соответствующего руководства. В большинстве случаев все усилия рабочих были сведены на нет правительственным «посредничеством», с одной стороны, и жесткими преследованиями, с другой.
Вторая великая волна забастовок и организованных движений имела место в 1934 году. За этим последовало еще более мощное движение в 1936-37 годах, высшими точками которого были сидячие забастовки на автомобильных и резиновых заводах, а также невероятный подъем КПП.
Наша сегодняшняя лекция связана с забастовочной волной 1934 года, представленной забастовками в Миннеаполисе. Там впервые было продемонстрировано эффективное участие в действующей забастовочной организации и руководство со стороны революционной марксистской группы. Основой этих забастовочных волн и организованных движений было частичное возрождение промышленности.
Об этом уже говорилось раньше, и это надо повторять снова и снова. В пучине депрессии, когда безработица была столь гигантской, рабочие потеряли веру в себя и боялись совершать какие-либо шаги при зловещей угрозе безработицы. Но когда началось возрождение промышленности, рабочие обрели новую веру в себя и начали двигаться к тому, чтобы ценой больших усилий вернуть некоторые их тех вещей, которых они лишились в пучине депрессии. Основой для активности троцкистского движения Америки в массах была, конечно же, активность самих масс. Весной 1934 года вся страна была встревожена забастовкой на предприятии Ауто-Лайт (Auto-Lite) в Толидо, в ходе которой милитантовцами были использованы новые методы и новые технологии борьбы. Политическая, или, по крайней мере, полуполитическая группировка в лице Конференции за прогрессивное рабочее действие, создавшая Временный комитет для образования Американской рабочей партии, руководила этой исключительно важной забастовкой в Толидо через свою Лигу безработных. Впервые было показано, какую большую роль в борьбе промышленных рабочих может сыграть организация безработных, возглавляемая боевыми элементами. Организация безработных в Толидо, которая была образована и находилась под руководством группы Масте, практически возглавляла эту забастовку на Ауто-Лайт и подняла ее до уровня массового пикетирования и решительных действий, далеко превзойдя любые пределы, когда-либо достигнутые старыми бюрократами из цеховых союзов.
Забастовки в Миннеаполисе подняли планку еще выше. С какими бы мерками мы ни подходили, включая решающий критерий политической направленности и максимального использования любых открывающихся в забастовке возможностей, мы должны сказать, что высшей точкой волны 1934 года была майская забастовка водителей, вспомогательных и гаражных рабочих Миннеаполиса, а также ее повторение в еще большем масштабе в июле-августе 1934 года. Эти забастовки были решающей проверкой американского троцкизма.
На протяжении пяти лет мы были гласом вопиющего в пустыне, ограничивая себя критикой Коммунистической партии, выяснением того, что оказалось самыми абстрактными теоретическими вопросами. Не один раз нас обвиняли в том, что мы не являемся ничем, кроме как сектантами и крохоборами. Теперь, когда в Миннеаполисе открылась эта возможность участвовать в массовом движении, американский троцкизм оказался перед лицом настоящего испытания. Он должен был на деле показать, действительно ли он является движением ни на что не годных сектантских крохоборов, или же он представляет собой динамичную политическую силу, способную эффективно участвовать в массовом движении рабочих.
Наши товарищи в Миннеаполисе сначала повели свою работу на угольных хранилищах, а затем развернули свою организационную кампанию среди водителей и вспомогательных рабочих. Это не было неким планом, заранее разработанным в генеральном штабе нашего движения. Водители Миннеаполиса не были самым решающим отрядом американского пролетариата. Мы начинали свою настоящую деятельность в рабочем движении в тех местах, где перед нами открывалась возможность. Невозможно произвольно выбирать такие случаи, исходя из прихоти или предпочтений. Входить в массовое движение надо там, где открыта дверь. Целая цепочка обстоятельств сделала Миннеаполис главным центром наших первых больших усилий и достижений в профсоюзной сфере. В Миннеаполисе у нас была группа старых, проверенных коммунистов, которые в то же время обладали профсоюзным опытом. Они были хорошо известными людьми, тесно связанными с местным населением. Во время депрессии они вместе работали на угольных хранилищах. Когда на этих хранилищах открылась возможность организованных действий, они использовали ее и очень скоро продемонстрировали свои способности в ходе успешной трехдневной забастовки. За этим естественным образом последовало распространение организационной работы на сферу перевозок.
Миннеаполис был не тем орешком, который легко можно расколоть. Фактически он был одним из самых неприступных во всей стране; Миннеаполис имел плохую репутацию как город системы «открытого цеха». В течение пятнадцати или двадцати лет в Миннеаполисе железной рукой правил «Союз граждан» (Citizens Alliance), организация беспощадных работодавцев. В те годы ни одна забастовка не приносила удачных результатов. Даже в строительной отрасли самому, быть может, стабильному и эффективному среди всех цеховых союзов не давали спокойной жизни и вытесняли его с наиболее важных рабочих мест в промышленности. Это был город проигранных забастовок, «открытых цехов», ужасающе низкой зарплаты, убийственной продолжительности рабочего дня, слабого и неэффективного движения цеховых профсоюзов.
Забастовка угольщиков, упоминавшаяся в нашем разговоре на прошлой неделе, была предварительным боем накануне предстоявших великих сражений. Сокрушительная победа той забастовки, ее боевой характер, ее хорошая организация и быстро достигнутый успех подтолкнули общее организационное движение водителей грузовиков и вспомогательных рабочих, которые вплоть до того времени и во все годы депрессии подвергались жестокой эксплуатации и не имели преимущества организации. Правда, в этой отрасли существовал профсоюз, но он стоял на пороге превращения в ничто. Была лишь маленькая горстка людей, у которой имелись слабые контакты в одной или двух транспортных кампаниях — никакой настоящей массовой организации водителей грузовиков и подсобных рабочих в этом городе.
Успех забастовки угольщиков воодушевил тех, кто работал в сфере перевозок. Они были сухим деревом, готовым вспыхнуть; их зарплата была слишком низкой, а продолжительность рабочего дня слишком большой. Много лет наслаждавшиеся свободной от каких-либо профсоюзных ограничений, наживавшиеся на голоде боссы зашли слишком далеко — боссы всегда заходят слишком далеко, и низведенные на низший уровень рабочие с радостью внимали профсоюзному посланию.
Наша профсоюзная работа в Миннеаполисе от начала и до конца была политически ориентированной кампанией. Тактика подчинялась общей политической линии, настойчиво растолковывавшейся Милитант, который призывал всех революционеров вливаться в главный поток рабочего движения, представленный Американской Федерацией Труда.
Это было нашим продуманным курсом — идти вдоль того же организационного пути, по которому идут массы, а не создавать никаких собственных искусственно сконструированных профсоюзов в противовес стремлению масс участвовать в уже устоявшемся профсоюзном движении. На протяжении пяти лет мы вели решительную борьбу против ультралевой догмы о «красных профсоюзах»; такие союзы, искусственно созданные Коммунистической партией, бойкотировались рабочими, в результате чего передовые элементы оказывались в изоляции. Массы рабочих, стремящихся к организационному сплочению, обладают здравым инстинктом. Они чувствовали, что нуждаются в поддержке. Они хотели поддерживать контакты с другими организованными рабочими, а не скатываться на обочину вместе с несколькими кричащими радикалами. Таков неизменный феномен: беспомощная, неорганизованная масса в одной отрасли испытывает сильнейшее тяготение к устоявшимся профсоюзам, какими бы консервативными и реакционными эти профсоюзы ни были. Рабочие боятся изоляции. В этом своем тяготении они мудрее всех сектантов и догматиков, которые пытались предписать им точно разработанный образец совершенного профсоюза. В Миннеаполисе, как и везде, они очень сильно стремились действовать вместе с официальным движением, надеясь на его помощь в борьбе против боссов, которые делали их жизнь совершенно невыносимой. Следуя этой общей тенденции в рабочей среде, мы понимали также, что если нам удастся наилучшим образом использовать открывающиеся возможности, тогда мы не будем выдвигать на своем пути ненужные трудности. Мы не должны растрачивать время и энергию, пытаясь навязать рабочим новую схему организации, которую они не хотят. Намного лучше было адаптироваться к общей тенденции, а также использовать возможности получения помощи от официально существующего рабочего движения.
Для наших людей было не так-то просто вступить в Американскую Федерацию Труда в Миннеаполисе. Они были мечеными людьми, дважды изгнанными и дважды проклятыми. В ходе своей борьбы они были выброшены не только из Коммунистической партии, но также из Американской Федерации Труда. Во времена «красной чистки» 1926-27 годов, когда реакция в американском рабочем движении достигла высшей точки, были исключены практически все наши товарищи, проявлявшие активность в профсоюзном движении Миннеаполиса. Через год их изоляция оказалась еще более полной, когда они были исключены из Коммунистической партии.
Однако стремление рабочих к организационному сплочению было сильнее, чем декреты профсоюзных бюрократов. Стало ясно, что наши товарищи пользуются доверием со стороны рабочих и имеют планы, на основе которых возможно движение к организованности. Достойная жалости слабость профсоюзного движения в Миннеаполисе и ощущение членов цеховых союзов, что нужна некая новая жизнь — все это работало в пользу того, чтобы наши люди начали прокладывать обратную дорогу в Американскую Федерацию Труда через профсоюз водителей грузовиков. Кроме этого, имелось одно случайное обстоятельство, счастливый случай, что главой местного отделения # 574 и Объединенного союза водителей грузовиков в Миннеаполисе был профсоюзный деятель из числа милитантовцев по имени Билл Браун (Brown). Он обладал здоровым классовым инстинктом, и ему очень нравилась идея наладить сотрудничество с некоторыми людьми, которые знали, как можно организовать рабочих и дать боссам настоящий бой. Для нас это было счастливым обстоятельством, но такие вещи случались и в те времена, и сейчас. Удача на стороне праведников. Если вы правильно живете и поступаете должным образом, тогда счастливый случай всегда на вашей стороне. И когда к вам приходит этот случай — хороший случай — вы должны ухватиться за него и взять от него как можно больше.
Конечно, мы максимально использовали этот случай, то обстоятельство, что президентом местного отделения Союза водителей грузовичков # 574 был этот чудесный человек, Билл Браун, который держал дверь профсоюза открытой для «новых людей», знавших, как нужно организовать рабочих и возглавить их в бою. Да, наши товарищи были новыми людьми в этом профсоюзе. Они не состояли в нем достаточно долго, чтобы занимать посты, они были лишь рядовыми членами, когда вспыхнула борьба. Никто из наших людей — то есть членов троцкистской группы — не занимал официальные посты в профсоюзе во время этих трех забастовок. Но они все равно занимались организацией и руководством забастовок. Они оформились как «организационный комитет», некая непредусмотренная уставом структура, созданная с целью управления организационной кампанией и руководством забастовками.
Организационная кампания и сами забастовки велись, по существу, через голову официального руководства профсоюза. Единственным постоянно работающим профсоюзным чиновником, который, наряду с Организационным комитетом, действительно принимал непосредственное участие в руководстве забастовками, был Билл Браун. Этот Организационный комитет обладал одним достоинством, которое проявилось уже в самом начале, — другие достоинства проявились позднее — он знал, как можно организовать рабочих. Именно этого не знали и, конечно, не могли знать профсоюзные боссы Миннеаполиса. Они знали только, как их можно дезорганизовать. И так происходит повсюду. Иногда они знают, как впустить рабочих в профсоюзы, когда те и сами стремятся туда. Но выйти на простор и действительно организовать рабочих, раскачать их, вселить в них надежду и веру в себя — этого традиционный бюрократ из цехового профсоюза сделать не может. Это не его сфера, не его задача. Это даже не то, к чему он стремится.
Троцкистский Организационный комитет сумел организовать рабочих в сфере перевозок, а затем начал поднимать другие отряды пролетарского движения на поддержку этих рабочих Он вел их не на изолированную акцию. Он начал действовать через Центральный Рабочий Союз (Central Labor Union), одновременно ведя переговоры с профсоюзными бюрократами и чувствуя давление масс; он стремился поднять все рабочее движение Миннеаполиса на поддержку этих водителей, только что создавших свою организацию; он неутомимо боролся за то, чтобы вовлечь в кампанию официальных представителей Центрального Рабочего Союза, чтобы принять резолюции, отражающие требования рабочих, чтобы обеспечить им официальную поддержку. Когда пришло время действовать, рабочее движение Миннеаполиса, представленное официальными профсоюзами из Американской Федерации Труда, оказалось на передовых позициях, поддержало требования, а вслед за тем должно было поддержать и забастовку.
Всеобщая забастовка вспыхнула в мае. Боссы, наслаждавшиеся своим долгим и безусловным преобладанием, были очень удивлены. Пример забастовки угольщиков не убедил их в том, что в профсоюзном движении Миннеаполиса появилось «что-то новое». Они все еще думали, что могут пресечь это в корне. Они пытались тянуть время и маневрировать, связывать наших людей переговорами с министерством труда, где так много новых профсоюзов было стерто в порошок. В самый разгар этого процесса, когда они полагали, что смогли опутать профсоюз этой паутиной переговоров и добились отсрочки на неопределенное время, наши люди смогли разорвать это все одним движением. Они щелкнули их по носу всеобщей забастовкой. Грузовики остановились, а «переговоры» были перенесены на улицы.
Эта всеобщая майская забастовка потрясла Миннеаполис так, как ничто не потрясало его прежде. Она потрясла всю страну, поскольку не была ручной забастовкой. Эта забастовка началась с таким грохотом, что о ней услышала вся страна, а также о роли троцкистов в ее руководстве — боссы создали этому широкую рекламу, причем весьма истерично. И тогда опять мы увидели ту же самую реакцию наблюдавших за событиями рабочих — радикалов, которую видели после наших решительных действий в связи с делом Филда и забастовкой в нью-йоркских гостиницах. Когда они увидели, как развивается майская забастовка в Миннеаполисе, вновь возникло уже знакомое ощущение: «Эти троцкисты знают свое дело. Если они что-то начинают, то доводят это до конца». Шутки про троцкистских «сектантов» начинали стихать.
При этом не было никаких глубоких различий; в сущности, я не думаю, что вообще имелись сколько-нибудь серьезные различия между участниками забастовки в Миннеаполисе и рабочими, вовлеченными в сотни других забастовок этого периода по всей стране. Почти все забастовки велись рабочими с великой решимостью. Различие заключалось в руководстве и его политике. Практически во всех забастовках боевые настроения рабочих ограничивались сверху. Благоговейный страх внушало лидерам правительство, газеты, церковь или что-нибудь еще. Они пытались перенести конфликт с улиц и из пикетов в залы переговоров. В Миннеаполисе же боевые настроения низов не ограничивались, а облекались в организованную форму и направлялись сверху.
Все современные забастовки требуют политического руководства. В ходе забастовок этого периода правительство, его агентства и институты появлялись в самой гуще любого события. Тот руководитель забастовки, который не имел представления о политической линии, к 1934 году стал уже совершенно несовременным. Старомодное профсоюзное движение, привыкшее иметь дело с боссами напрямую, без правительственного вмешательства, принадлежало теперь музеям. Современное рабочее движение должно быть политически ориентированным, поскольку каждый раз оно имеет дело с правительством. Наши люди были к этому готовы, поскольку они были политически ориентированными и вдохновленными политическими концепциями людьми Наши товарищи руководствовались политикой классовой борьбы; их нельзя было обмануть или переиграть, как многих руководителей забастовок того периода, с помощью механизма саботажа и разрушения, известного под названием федерального Министерства труда и его вспомогательных структур. Они не испытывали доверия к рузвельтовскому Министерству труда; их невозможно было обмануть с помощью представлений, будто бы Рузвельт, либеральный президент и «друг рабочих», собирается помочь водителям грузовиков в Миннеаполисе добиться повышения зарплаты на несколько центов в час. Их нельзя было ввести в заблуждение даже тем фактом, что в те времена в Миннеаполисе был губернатор, опиравшийся на Фермерско-рабочую партию, считавшийся сторонником рабочих.
Наши люди не верили ни в кого и ни во что, кроме как в политику классовой борьбы и в способность рабочих победить с помощью их массовой силы и солидарности. Поэтому они с самого начала ожидали, что их профсоюзу придется вести борьбу за существование и что боссы, если не оказывать на них давление, не пойдут ни на признание профсоюза, ни на какое-либо повышение зарплаты или сокращение скандальной продолжительности рабочего дня. Поэтому они ко всему готовились с позиций классовой войны. Они знали, что вопрос будет решен силой, а не средствами дипломатии. Хитрость может сработать только во второстепенных, но никак не в фундаментальных делах. В таком деле, как столкновение классовых интересов, каждый должен быть готов к борьбе.
Следуя этой генеральной концепции, троцкисты Миннеаполиса, занимавшиеся организацией рабочих, разрабатывали боевую стратегию. В Миннеаполисе впервые можно было наблюдать нечто уникальное. А именно: забастовку, тщательно организованную заранее; забастовку, подготовленную вплоть до последней мелочи, как это обычно приписывается германской армии, — вплоть до последнего патрона, пришитого к униформе последнего солдата. Когда наступил решающий час, а боссы все еще думали, что могут и дальше лавировать и заниматься обманом, наши люди воздвигали укрепления для битвы. Газета Миннеаполис трибюн (Minneapolis Tribune), заметила и сообщила об этом лишь в последний момент, за день до забастовки. Газета писала: «Если обратить внимание на те приготовления, которыми их профсоюз занимается для руководства забастовкой, то забастовка водителей грузовиков в Миннеаполисе должна оказаться очень далеко идущим конфликтом… Еще до официального начала забастовки в 11 часов 30 минут во вторник, их Объединенная штаб-квартира, организация, расположившаяся по адресу Чикаго-авеню, 1900, начала действовать с отлаженностью военной организации».
Наши люди наладили продовольственный магазин военного типа. Они не собирались ждать, когда среди бастующих начнется голод. Еще до того, как началась забастовка, они на случай крайней неожиданности устроили в гараже госпиталь — сама штаб-квартира бастующих тоже была в гараже — с собственными докторами и медицинскими сестрами. Почему? Потому что они знали, что боссы, вместе с их полицейскими, их громилами и их помощниками и в этом случае, как и во всех остальных, постараются подавить забастовку. Они были готовы позаботиться о своих людях и не допустить, если дело дойдет до ранений, их отправки в городскую больницу с последующим арестом и судом. Если кто-нибудь из рабочих, стоявших в пикете, получал ранение, его товарищи доставляли его на свою базу и лечили прямо там.
Они последовали примеру Прогрессивных шахтеров Америки (Progressive Miners of America) и создали Вспомогательную женскую группу (Women's Auxiliary), чтобы та доставляла боссам всяческие неприятности. И женщины, скажу я вас, создали много таких неприятностей, устраивая для боссов и городских властей различные акции протеста и скандалы, что является одним из самых важных видов оружия в политической борьбе.
Руководители забастовки смогли организовать массовые пикеты. Если бы для наблюдения, подсчетов и передачи информации о числе нанятых штрейкбрехеров направлялось и или привлекалось немного людей, по одному или по два, это ничего бы не дало в ходе настоящей борьбы. Поэтому они посылали целую команду, чтобы не пропустить штрейкбрехеров. Их забастовочная штаб-квартира, как я уже говорил, находилась в гараже. Это объяснялось тем, что их пикеты были поставлены на колеса. Они не только устраивали пикеты, но также смогли мобилизовать целую армию автомобилей. Каждого во всем городе бастующего рабочего, сторонника или члена профсоюза они призывали помочь предоставлением в пользование автомобиля или грузовика. В распоряжении забастовочного комитета, таким образом, оказалась целая армада. Летучие команды пикетчиков на колесах располагались в стратегически важных точках по всему городу.
Когда поступало сообщение о том, что какой-нибудь грузовик вышел на линию или предпринимается попытка выпустить грузовики, тогда «диспетчер» в гараже вызывал через мегафон столько грузовиков с пикетчиками, сколько было нужно, чтобы отправиться туда и дать водителям штрейкбрехерских грузовиков достойный ответ.
«Диспетчером» в ходе майской забастовки был молодой человек по имени Фарелл Доббс (Farrell Dobbs). Он прошел путь от угольного хранилища в Миннеаполисе до профсоюза и забастовки, а затем и до партии. Мы впервые узнали его как диспетчера, который направлял машины с командами пикетчиков. Сначала пикетчики ездили безоружными, но возвращались с побитыми головами и ранениями всякого рода. Тогда в следующие поездки они стали брать с собой шиллалахи (shillalahs). Шиллалах, как вам скажет любой ирландец, это сделанная из терновника палка, на которую вы можете опираться, если вдруг начнете хромать. Конечно, ее можно использовать и для других целей. Попытки боссов и полиции подавить забастовку силой увенчались знаменитой «битвой у рынка». Несколько тысяч специальных помощников были мобилизованы в дополнение к основной полицейской силе, чтобы одним решительным ударом открыть эту стратегическую часть города, упомянутый рынок, для грузовых перевозок.
Эти помощники, завербованные из мелкобуржуазных и работодательских слоев города, а также и кадровые профессионалы, пришли на рынок в приподнятом, праздничном настроении. Они надеялись получить там удовольствие от избиения бастующих. Один из этих специальных помощников надел свой шлем для поло. Он рассчитывал, что сможет потрясающе провести время, когда будет колотить по головам забастовщиков, как по мячам в поло. Этот введенный в заблуждение спортсмен ошибался: на сей раз игра в поло не получилась. Он сам и вся эта толпа полицейских с их помощниками встретила на своем пути массу решительных и организованных пикетчиков из данного профсоюза, которых поддерживали также сочувствующие представители профсоюзов из других отраслей и члены организаций безработных. Попытка убрать пикеты с рыночной площади провалилась. Контратака рабочих обратила их в бегство. Эта битва вошла в историю Миннеаполиса как «битва бежавших помощников». Было двое убитых, и оба в рядах противника. Это была одна из тех сторон забастовки, которые повсеместно вызывали у рабочих глубокое уважение к Миннеаполису. В те дни по поводу одной забастовки за другой все та же история монотонно повторялась в печати: двое бастующих убиты; четверо бастующих застрелены; двадцать бастующих арестованы, и так далее. Теперь же разворачивалась забастовка, где потери несла не одна сторона. По всему рабочему движению, от края и до края, прогремел взрыв восхищения боевым настроением и решительностью борцов Миннеаполиса. Они изменили направление событий, и рабочие-милитантовцы повсюду прославляли их имена.
Когда началась организационная кампания, наш Национальный комитет в Нью-Йорке получал исчерпывающую информацию и сотрудничал в этом деле, насколько было возможно с помощью переписки. Но когда разразилась забастовка, мы в полной мере осознали, что теперь для нас пришло время сделать нечто большее, помочь всем, чем мы можем помочь. Я был направлен самолетом в Миннеаполис, чтобы помогать там товарищам, особенно в ходе переговоров по этому трудовому конфликту. Вспомните, это было время, когда мы были еще так бедны, что не могли даже себе позволить иметь в офисе телефон. У нас не было абсолютно никакой финансовой основы для таких необычных расходов, как билеты на самолет. Однако сознательность нашего движения очень отчетливо проявилась именно в том факте, что в момент необходимости мы нашли средства оплатить дорогу на самолете и выиграть несколько часов. Этот шаг, далеко выходивший за обычные пределы нашего бюджета, был направлен на то, чтобы местные товарищи, вступившие в борьбу, могли воспользоваться любыми нашими советами и помощью, на которую они имели право как члены нашей Лиги. Был также и другой аспект, в равной степени важный. Направляя представителя НК в Миннеаполис, наша Лига имела ввиду принятие на себя ответственности за все совершаемые там действия. Если бы дела пошли плохо — а во время забастовки всегда остается вероятность того, что дела пойдут плохо, — мы готовы были принять на себя ответственность за это и не бросить местных товарищей в беде. Так мы поступали всегда. Когда какой-либо отряд нашего движения участвует в большом деле, местные товарищи не должны ограничиваться только собственными ресурсами. Общенациональное руководство должно им помогать и, в конечном итоге, принимать ответственность на себя.
Майская забастовка продолжалась только шесть дней, и разрешение конфликта было достигнуто быстро. Боссы были сбиты с ног, вся страна недовольно шумела по поводу урегулирования вопроса. Было давление из Вашингтона и со стороны губернатора Олсона (Olson). Сталинистская пресса, которая в то время была очень радикальной, ожесточенно критиковала решение, поскольку оно представляло собой не сокрушительную победу, а компромисс; частичную победу, которая означала признание профсоюза. Мы взяли на себя полную ответственность за решение, принятое нашими товарищами, и приняли вызов сталинистов. Наша пресса просто выгнала сталинистов с поля этого трудового конфликта. Мы защищали то решение, которое было достигнуто по итогам забастовки в Миннеаполисе, и сорвали их попытки дискредитировать ее, а тем самым дискредитировать и всю нашу работу в профсоюзах Радикальное рабочее движение смогло увидеть полную картину этой забастовки. Мы выпустили специальный номер Милитант, в котором подробно описывали все различные стороны забастовки и предшествовавших ей приготовлений. Этот выпуск был почти полностью подготовлен товарищами, руководившими забастовкой.
Главный вопрос, вокруг которого вращались наши разъяснения по поводу компромиссного решения, заключался в следующем: каковы цели любого нового профсоюза на данном этапе? Мы указывали на то, что американский рабочий класс все еще остается неорганизованным и раздробленным. Только часть квалифицированных рабочих объединилась в цеховые союзы, и они не представляют основную массу трудовой Америки. Американские рабочие — это неорганизованная масса, и их первый порыв и потребность состоят в том, чтобы сделать первый элементарный шаг, прежде чем они смогут сделать что-нибудь еще, то есть, необходимо организовать профсоюз и заставить боссов признать этот профсоюз. Вот таким образом мы формулировали задачу.
Мы подчеркивали — и я думаю, совершенно справедливо, — что группа рабочих, которые в своей первой битве добились признания для своего профсоюза, и на этой основе могут теперь строить и укреплять свои позиции, выполнила задачи данного момента и не должны чрезмерно расходовать силы, подвергая себя угрозе деморализации и поражения. Решение оказалось правильным, поскольку было достаточным, чтобы продолжать строительство на его основе. Профсоюз сохранил стабильность. Это не была осечка. Профсоюз начал продвигаться вперед, начал привлекать новых членов и готовить кадры новых лидеров. Уже через несколько недель боссам стало ясно, что их план обмануть водителей грузовиков и отнять у них результаты борьбы работает не слишком хорошо.
Тогда боссы пришли к выводу, что допустили ошибку, что им нужно продолжить борьбу и сломать профсоюз, тем самым преподав рабочим Миннеаполиса урок, что здесь не могут существовать профсоюзы, что Миннеаполис был городом рабского труда и открытого цеха, и должен оставаться таковым. Кто-то дал им несколько плохих советов. Союз граждан, общая организация нанимателей и ненавистников рабочих, подталкивала и подстрекала боссов в сфере грузовых перевозок разорвать соглашение, хитростью и обманом отнять все уступки, на которые они согласились пойти, отобрать все то, чего удалось добиться рабочим.
Руководство профсоюза понимало эту ситуацию. Боссов недостаточно убедило первое состязание в силе с профсоюзом, и им требовалась новая демонстрация. Началась подготовка к новой стачке. Рабочие этой отрасли вновь стали готовиться к решительным действиям. Вновь все рабочее движение Миннеаполиса было мобилизовано на их поддержку, причем на сей раз самым впечатляющим, самым драматическим образом. В Центральном рабочем союзе и связанных с ним профсоюзах началась кампания за принятие резолюций в поддержку местного отделения # 574, вылившаяся в мощную демонстрацию организованной рабочей силы. Члены различных профсоюзов объединили свои силы и мощными рядами пришли на огромный массовый митинг в зале Сити Аудиториум (City Auditorium), чтобы поддержать водителей грузовиков и оказать им помощь в приближающейся борьбе. Это была впечатляющая демонстрация трудовой солидарности и нового боевого духа, которые овладевали рабочими.
Боссы проявляли упрямство. Они изо всех сил кричали о «красной угрозе», разоблачали «коммунистов Троцкого» в истерических газетных публикациях. Со стороны профсоюза приготовления шли так же, как накануне майской забастовки, только еще более организованно. Когда стало ясно, что избегать новой забастовки означало бы принести в жертву профсоюз, наш Национальный комитет решил, что вся Коммунистическая Лига Америки должна оказать ей всемерную поддержку. Мы знали, что здесь будет настоящая проверка, что мы не можем заниматься этим делом по-любительски. Мы чувствовали, что грядет битва, которая может на долгие годы или усилить, или сломить нас; если мы не предоставим решительную поддержку и не окажем ту или иную помощь, которую могли бы оказать, то это может нарушить баланс между победой и поражением. Мы знали, что многое должны дать нашим товарищам в Миннеаполисе.
Мы в своем движении никогда не заигрывали с абсурдной идеей, будто бы настоящую поддержку могут оказать только те, кто напрямую связан с профсоюзом. Современные забастовки более всего нуждаются в политическом руководстве. Если наша партия, наша Лига, как мы называли ее, хотела существовать, она должна была оказывать помощь нашим товарищам на местах. С профсоюзными лидерами, особенно во время забастовок, всегда бывает так, что они испытывают тяжесть и давление тысячи различных деталей. Политическая партия, с другой стороны, поднимается над деталями и концентрируется на главных вопросах. Тот профсоюзный лидер, который отвергает саму идею политических советов в ходе борьбы против боссов и их правительства, со всеми их хитрыми механизмами, ловушками и методами оказания давления, тот просто глухой, немой и слепой. Наши товарищи в Миннеаполисе не принадлежали к этому типу. Они обратились к нам за помощью.
Мы направили совсем небольшие силы, чтобы разобраться в ситуации. Я приехал туда недели за две до начала второй забастовки. После того, как я пробыл там несколько дней, мы решили предоставить дополнительную помощь — фактически целую бригаду. Два новых человека приехали из Нью-Йорка для журналистской работы: Шахтман и Герберт Солоу (Solow), опытный и талантливый журналист, который в те времена симпатизировал нашему движению. Заимствуя идею из забастовки на Ауто-Лайт в Толидо, мы пригласили еще одного товарища, чья особая задача заключалась в организации безработных для помощи забастовке. Это был Хьго Элер, который являлся очень способным массовым организатором и профсоюзным активистом. Его работа в Миннеаполисе была последним хорошим делом, которое он выполнил для нас. Вскоре он подхватил болезнь сектантства. Но к тому моменту Элер был еще в порядке и внес кое-какой вклад в забастовку. И в довершение ко всему мы привезли для профсоюза адвоката, Альберта Голдмена (Goldmen). Из предыдущего опыта мы знали, что юрист, если удается найти хорошего юриста, играет в забастовке очень важную роль. Это очень важно: иметь собственную юридическую оборону и собственный «рупор», который дает вам честные советы и защищает ваши юридические интересы. В трудной забастовочной борьбе случаются всякие падения и взлеты. Иногда обстановка становится слишком опасной для «сомнительных» лидеров забастовки. Тогда вы всегда можете выпустить вперед адвоката, и он спокойно скажет: «Давайте вместе разберемся и посмотрим, что говорит закон». Это очень удобно, особенно когда у вас есть такой великолепный адвокат и законник, как Ал Голдмен.
Мы дали этой забастовке все, что могли дать из нашего центра в Нью-Йорке, руководствуясь тем принципом, который, как я уже говорил, должен служить руководящей линией в любом виде деятельности для каждой серьезной партии или серьезных людей. Вот этот принцип: если вы собираетесь делать что-то, то ради всего святого, делайте это как следует, делайте это хорошо. Никогда не занимайтесь ничем поверхностно, никогда не оставляйте ничего на полпути. Горе нерешительным и безразличным! «И как ты лишь теплый едва, но не холодный и не горячий, отвергаю тебя от уст моих».
Забастовка началась 16 июля 1934 года и продолжалась пять недель. Я думаю, что могу сказать без малейшего преувеличения, без опасения каких-либо противоречий, что июльско-августовская забастовка водителей грузовиков и вспомогательных рабочих Миннеаполиса вошла в анналы истории американского рабочего движения как один из самых великих, самых героических примеров организованной борьбы. Более того, эта забастовка и профсоюз, который был выкован в ее огне, навсегда будут связаны в памяти рабочего движения не только нашей страны, но и всего мира с троцкизмом, активно действующим среди массового движения рабочих. Троцкизм придал этой забастовке в Миннеаполисе множество особенных черт, которые отличают ее от сотен других забастовок этого периода, притом что некоторые из них охватывали большее число рабочих и разворачивались в более важных для общества отраслях промышленности и районах. Троцкизм повлиял на всю организационную работу и на приготовления вплоть до мельчайших деталей. В этом заключалось нечто новое, нечто подлинно троцкистское. Кроме этого, троцкизм внес во все профсоюзные планы и приготовления, а также в саму забастовку, от начала и до конца, боевую классовую линию; не на уровне субъективной реакции — это можно увидеть в любой забастовке — а в качестве продуманного политического курса, основанного на теории классовой борьбы, согласно которой вы не сможете ничего добиться от боссов, если у вас нет решимости и силы вести борьбу.
Наконец, третья сторона, где проявился вклад троцкизма в забастовку в Миннеаполисе, — возможно, самая интересная и решающая — это то, что мы встретили правительственных посредников на их же поле. Я уже говорил, что одной из самых печальных картин того времени были все новые и новые забастовки, в ходе которых рабочих переигрывали и стирали в порошок, а их забастовки подавляли «друзья трудового народа» в обличии федеральных посредников.
Появляясь, эти хитрые подлецы пользуются незнанием, неопытностью и политическим несоответствием местных лидеров и убеждают их, что пришли, как друзья. Их назначение в том, чтобы «решить проблемы», вырвав уступки у более слабой стороны. Неопытные и политически необразованные руководители забастовки становятся их добычей. Ловить всех неосмотрительных — это для них привычное занятие, рутина. «Я не прошу вас идти навстречу боссам, я прошу вас пойти навстречу мне, чтобы я мог помочь вам». А затем, когда доверчивость уже приводит к некоторому отступлению, он говорит: «Я пытался добиться от боссов аналогичных уступок, но они отказываются. Думаю, вам лучше согласиться на новые уступки: общественное мнение настроено против вас». После этого следует давление и угрозы: «Рузвельт издаст распоряжение». Или: «Мы будем считать себя обязанными опубликовать в газетах кое-что против вас, если вы не займете разумную и ответственную позицию». Потом этих несчастных и неопытных людей ведут в зал переговоров, держат там час за часом и угрожают им. Так выглядит обычно повседневная практика этих циничных негодяев.
Они поехали в Миннеаполис, настроенные на очередной стандартный порядок ходов. Мы по-прежнему находились там и дожидались их. Мы сказали: «Итак, вы хотите вести переговоры, не так ли? Ладно. Это прекрасно». Конечно, наши товарищи пользовались более дипломатичным языком переговорного «протокола», но в этом-то и заключалась сущность нашего подхода. Они и двух центов не смогли выторговать у троцкистских лидеров местного отделения # 574. Они получили такую дозу дипломатии и переговорного искусства, от которой до сих пор не могут отойти. До того, как забастовка окончательно достигла результата, мы смогли совершенно измотать троих из них.
В те дни излюбленный трюк доверенных людей, известных как федеральные посредники, состоял в том, чтобы собрать неискушенных руководителей забастовки в зале переговоров, сыграть на их тщеславии и связать их принятием какого-нибудь компромисса, на заключение которого они были уполномочены. Федеральные посредники убеждали руководителей забастовки в том, что те являются «большими шишками». Посредники знали, что уступки, которых удается в ходе переговоров добиться от руководителей забастовки, лишь в очень редких случаях берутся назад. Неважно, что это может не понравиться рабочим; важно, что руководители открыто связали себя и свой профсоюз компромиссом, внеся смятение в его ряды.
Эта стандартная ситуация задушила в свое время немало забастовок. Но в Миннеаполисе получилось по-другому. Наши люди вовсе не были «большими шишками» на переговорах. Они ясно дали понять, что их власть крайне ограничена, что они фактически являются самым умеренным и ответственным крылом профсоюза, и если они попытаются хотя бы на шаг отклониться от предписанной линии, их на переговорах заменят другие типы. Это оказалось непростой проблемой для ненавидевших забастовку мясников, которые приехали в Миннеаполис со своими ножами, заготовленным для ничего не подозревающей овечки. Время от времени добавляли в состав переговорного комитета Гранта Данна (Grant Dunne). Он просто сидел в углу и ничего не говорил, только бросал мрачные взгляды, каждый раз, когда речь заходила об уступках.
Забастовка была тяжелой и жестокой борьбой, но все же немало радости нам доставило планирование очередных заседаний на переговорах с посредниками. Мы презирали их вместе со всеми их премудрыми трюками и уловками, их лицемерные претензии на доброе партнерство и дружбу с бастующими. Они были не чем иным, как агентами правительства в Вашингтоне, которое в свою очередь является агентом всего класса работодателей в целом се это было совершенно ясно для любого марксиста, и мы даже с обидой воспринимали то, что они считали, будто бы к нам можно применять методы, пригодные для неопытных новичков. Они именно так и пытались поступать. Очевидно, они не знали никаких других методов. Но они не смогли продвинуться вперед и на дюйм, пока им не пришлось заняться настоящими делами, оказать давление на боссов и пойти на уступки профсоюзу. Коллективный политический опыт нашего движения оказался очень полезным, когда пришлось иметь дело с федеральными посредниками. В отличие от глупых сектантов, мы их не избегали. Иногда мы по собственной инициативе вступали с ними в контакт. Но мы не позволяли им использовать нас, и мы не испытывали к ним доверия ни одной минуты. Наша генеральная стратегия в ходе забастовки состояла в том, чтобы бороться, не отступать ни перед кем и ни перед чем , а продолжать борьбу. Это бы еще один, четвертый по счету вклад троцкистов. Это может показаться очень простой и очевидной констатацией, но на самом деле это было не так. В те времена это не было столь очевидным для подавляющего большинства руководителей забастовки.
Пятая и высшая статья того вклада, который троцкизм внес в стачку в Миннеаполисе, состояла в издании ежедневной газеты бастующих — Дейли органайзер (Daily Organiger). Первый раз за всю историю американского рабочего движения бастующие не находились в зависимости от капиталистической прессы, она не могла их запугивать и одурманивать, капиталистическая монополия на прессу не могла дезориентировать общественное мнение. В Миннеаполисе бастующие издавали собственную ежедневную газету. Причем делали это не полмиллиона шахтеров, не сотня тысяч металлургов или автомобилестроителей, а всего лишь один местный профсоюз, насчитывавший 5.000 водителей грузовиков, новый профсоюз в Миннеаполисе, у которого было троцкистское руководство. Это руководство понимало, как важно информировать общественность и вести пропаганду, а такие вещи понимают лишь очень немногие лидеры профсоюзов. Почти невозможно передать потрясающий эффект от этой ежедневной газеты. Она была небольшой — всего две страницы в формате таблоида. Но она полностью переиграла всю капиталистическую прессу. Через день или два нам уже не было никакого дела до того, что пишут ежедневные газеты, принадлежащие боссам. Они печатали всякое, но это не имело особого значения для рядов забастовщиков. У них была собственная газета, и они встречали ее репортажи, как евангелие. Дейли Органайзер накрыла весь город, словно покрывало. Люди в забастовочной штаб-квартире делали все, чтобы распространять ее прямо от печатного станка. Женщины из вспомогательной группы (Womtn's Auxiliare) продавали ее в каждой городской таверне, куда приходили завсегдатаи из числа рабочих. Во многих салунах на рабочих окраинах они оставляли на стойках в баре целые пачки газет, а рядом с ними — жестяные кружки с прорезью для сбора пожертвований. Таким вот образом с помощью дружески настроенных барменов удалось собрать и сохранить немало долларов.
Каждый вечер приходили состоящие в профсоюзах люди с заводов и железнодорожных станций, чтобы взять связки Органайзера и распространять их среди людей в своей отрасли. Сила этой маленькой газеты, ее влияние на рабочих просто не поддаются описанию. Они верили только Органайзеру, и не верили никакой другой газете. В капиталистической прессе регулярно появлялись сообщения о каких-либо новых событиях в ходе забастовки. Рабочие не верили этим сообщениям. Они ждали, когда появится Органайзер, чтобы узнать правду. Газетные искажения событий забастовки и откровенная фабрикация фактов, сломившие дух многих забастовок, совершенно не срабатывали в Миннеаполисе. Среди людей, всегда собиравшихся вокруг забастовочной штаб-квартиры, когда распространялся свежий номер Органайзера, неоднократно можно было услышать что-нибудь в этом роде: «Посмотрите, что пишет Органайзер. Я же вам говорил, что все, рассказанное в Трибюн — это гнусная ложь». Таким было в ходе этой забастовки общее отношение рабочих к гласу трудящихся, газете Дейли органайзер.
Это мощное оружие не стоило профсоюзу ни единого гроша. Наоборот, с первого же дня Дейли органайзер стала приносить прибыль и помогать забастовке, когда в ее кассе не оставалось денег. Прибыль от Органайзера покрывала ежедневные расходы на продовольственный магазин. Каждый, кто хотел, мог получить газету бесплатно, но почти все сочувствующие рабочие платили от пяти центов до одного доллара за экземпляр. Газета поддерживала настрой бастующих, но еще важнее то, что Органайзер играла роль просветителя. Каждый день газета публиковала новости о развитии забастовки, шутки по поводу боссов, информацию о том, что происходит в рабочем движении. Были даже ежедневные карикатуры, нарисованные одним местным товарищем. Потребовался и целый редакционный комитет, день за днем освещавший уроки последних 24-х часов и намечавший путь вперед. «Вот что произошло. Вот что должно произойти дальше. Вот наша позиция». Бастующие рабочие были вооружены и заранее подготовлены к любому шагу со стороны посредников или губернатора Олсона. Мы были бы плохими марксистами, если бы не могли видеть на 24 часа вперед. Нам так много раз удавалось предвидеть повороты, что бастующие начинали принимать наши прогнозы за новости и относиться к ним, как к таковым. Дейли органайзер была сильнейшим среди всех видов оружия в арсенале забастовки в Миннеаполисе. Я могу сказать без каких-либо оговорок, что из всего того вклада, который мы внесли, самым решающим фактором, склонившим чашу весов в сторону нашей победы, было издание ежедневной газеты. Без Органайзера забастовка не смогла бы победить.
Весь тот вклад, о котором я уже говорил, осуществлялся и развивался в обстановке полной гармонии между командой, направленной Национальным комитетом, и местными товарищами из забастовочного руководства. Уроки забастовки в гостиницах, печальный опыт общения с ненадежными и много о себе возомнившими людьми, — все это было в полной мере усвоено в Миннеаполисе. Там от начала до конца было налажено самое тесное сотрудничество.
Забастовка показала также, каким твердым орешком был губернатор Флойд Олсон, опиравшийся на Фермерско-рабочую партию. Мы понимали, из каких противоречий он состоит. С одной стороны, он считался представителем рабочих, с другой — он был губернатором буржуазного штата, боявшимся общественного мнения и работодателей. Он оказался в тисках между обязанностью что-то делать или создавать видимость, будто что-то делает, для рабочих, и собственным страхом выпустить забастовку из-под контроля. Наша политическая линия состояла в том, чтобы использовать эти противоречия, требовать от него уступок, как от «рабочего» губернатора, добиваться от него всего, что только можно, и требовать каждый день еще больше. С другой стороны, мы критиковали его и обрушивались на него за каждый неверный шаг, и никогда не делали ни малейшего движения в сторону той теории, будто бы бастующие должны полагаться на его советы.
Флойд Олсон, несомненно, был лидером официального рабочего движения в Миннесоте, но мы не признавали его лидерство. Под его руководством находились профсоюзные бюрократы, точно так же как современные бюрократы из АФТ и КПП находятся под руководством Рузвельта. Рузвельт — это тоже босс, а Флойд Олсон был боссом всего профсоюзного движения в Миннеаполисе, за исключением местного отделения # 574. Но он не был нашим боссом, и мы без колебаний нападали на него самым безжалостным образом. Под этими ударами он немного отступал и пару раз шел на уступки, за которые мгновенно хватались лидеры забастовки. Мы не испытывали к нему никаких теплых чувств. Местные профсоюзные бюрократы рыдали и кричали от страха, что его политическая карьера будет перечеркнута. Нам до этого не было дела. Это были его проблемы, а не наши. То, чего мы хотели — это добиваться от него все новых уступок, и мы требовали их каждый день. Профсоюзные бюрократы были до смерти перепуганы. «Не делайте этого; не загоняйте его в тупик; помните, какое у него трудное положение». Мы не обращали на них никакого внимания и продолжали идти своим путем. Подвергавшийся давлению и ударам с обеих сторон, боявшийся помогать бастующим и боявшийся не помогать им, Флойд Олсон ввел военное положение. Это было одно из самых фантастических событий, которые когда-либо случались в истории американского профсоюзного движения. Губернатор, опиравшийся на Фермерско-рабочую партию, ввел военное положение и остановил грузовые перевозки. Это выглядело как мера в пользу рабочих. Но после этого он вновь позволил ездить грузовикам при наличии специальных разрешений. Это уже было в пользу боссов. Естественно, что пикетчики пытались останавливать грузовики, независимо от того, имеется разрешение или нет. Тогда, по прошествии нескольких дней, милиция «фермерско-рабочего» губернатора совершила налет на штаб-квартиру забастовки и арестовала руководителей.
Я немного перепрыгну вперед через события этой истории. После введения военного положения первыми жертвами, первыми пленниками Олсона и его милиции стали мы с Максом Шахтманом. Я не знаю, каким образом они нас нашли, ведь мы нечасто появлялись на публике, чтобы не вызывать подозрений. Но Шахтман носил гигантскую ковбойскую шляпу на десять галлонов — где он ее достал и вообще зачем носил, я понятия не имею — и это вызвало к нему подозрения. Предполагаю, что так они нас и выследили. Однажды вечером Шахтман и я вышли из забастовочной штаб-квартиры, шли по центру и, желая отвлечься, смотрели, какие там можно посетить спектакли. В конце Хеннепин-авеню (Hennepin Avenue) мы оказались перед альтернативой: в одном месте шло комическое шоу, а в другом кино. Куда же пойти? Я, естественно, выбрал кино. Пара детективов, которые сидели у нас на хвосте, последовали за нами и арестовали нас там. А ведь мы были очень близки к тому, чтобы спастись от ареста, если бы пошли на это комическое шоу. Какой бы там поднялся скандал! Уверен, что я никогда этого себе не прощу.
Они держали нас под арестом около 48 часов; потом нас доставили в суд. За всю свою жизнь я не видел в одном месте так много охранников, как было внутри и рядом с залом заседаний. По этим молодым, энергичным «резчикам яблок» и ребятам из милиции в белых воротничках было видно, что им очень хочется немного поупражняться в бою. Некоторые из наших товарищей присутствовали в суде и наблюдали всю процедуру. Наконец, судья передал нас охранникам, и нас с Шахтманом повели по коридорам и лестницам между двумя рядами милицейских солдат с пристегнутыми штыками. Когда они выводили нас из здания суда, мы слышали громкие голоса сверху. Билл Браун и Мик Данн, удобно устроившись у окна на четвертом этаже, наблюдали за процессией, смеялись и показывали на нас. «Вы только посмотрите на эти штыки», — кричал Билл. Все в Миннеаполисе подвергалось насмешкам. Когда через несколько дней Билл с Миком и сами были арестованы милицией, они восприняли это столь же легко.
Потом они отвели нас в охрану, где за нами присматривали двое или трое из этих нервных новобранцев, все время державших руки на штыках. Пришел Альберт Голдмен, угрожавший поднять официальный протест. Милицейские начальники очень хотели сбыть нас со своих рук и избежать неприятностей с этим адвокатом из Чикаго.
Мы же, со своей стороны, не хотели затевать разбирательство из-за нашего задержания. Больше всего мы хотели выбраться оттуда, чтобы вновь оказывать содействие руководящему комитету профсоюза. Мы решили принять сделанное ими предложение. Они сказали: если мы согласны покинуть город, то мы можем уйти. Хорошо, сказали мы, и переправились через реку в Сент-Пол. Каждый вечер мы проводили там заседания с руководящим комитетом, пока наши товарищи еще не были в тюрьме. Члены руководящего забастовочного комитета, иногда с Биллом Брауном, а иногда и без него, садились в машину, приезжали к нам и все мы обсуждали события минувшего дня и планы на следующий день. За все время забастовки не было ни одного серьезного шага, который бы не был заранее спланирован и подготовлен.
А потом произошел налет на штаб-квартиру забастовки. Однажды рано утром, в 4 часа, милицейские отряды окружили штаб-квартиру и арестовали несколько сотен пикетчиков, предполагая надеть наручники на всех руководителей забастовки. Они арестовали Микка Данна, Винсента Данна, Билла Брауна. В спешке они «упустили» некоторых руководителей. Фарелл Доббс, Грант Данн и некоторые другие просочились у них сквозь пальцы. Тогда просто был создан другой комитет, а также новая штаб-квартира в нескольких гаражах с дружественно настроенными рабочими; с большой энергией продолжалось пикетирование, организованное подпольно. Борьба продолжалась, и посредники тоже продолжали свои дела.
Человек по фамилии Данниген (Dannigen) был первым, кого прислали, чтобы разобраться в ситуации. Это был элегантно выглядевший малый, носивший пенсне на черной ленте, куривший дорогие сигары, но знавший не особенного много. Сначала он некоторое время безуспешно пытался провести руководителей забастовки, а потом внес компромиссное предложение, включавшее существенное увеличение зарплаты рабочих, но без полного выполнения их требований. В это же самое время был прислан один из вашингтонских ассов в переговорном деле, католический священник по имени отец Хаас (Haas). Он присоединился к предложению Даннигена, которое получило известность как «план Хааса-Даннигена». Бастующие немедленно приняли его. Боссы начали тянуть время и в результате оказались противниками правительственных предложений, но это, похоже, не беспокоило их. Бастующие успешно использовали такую ситуацию, чтобы мобилизовать общественное мнение на свою сторону. Когда через несколько недель отец Хаас понял, что не может оказывать давление на боссов, он решил усилить давление на бастующих. Он категорически поставил вопрос перед профсоюзным переговорным комитетом: «Боссы не идут навстречу, поэтому навстречу должны пойти вы. Забастовка должна быть урегулирована; на этом настаивает Вашингтон».
На это руководители забастовки отвечали: «Нет, вы не можете так поступить. Договор есть договор. Мы приняли план Хааса-Даннингена. Мы отстаиваем ваш план. В этом вопросе затронута ваша честь». Тогда отец Хаас сказал — это была еще одна угроза, которой они всегда пугали руководителей забастовки: «Мы обратимся к рядовым сторонникам вашего профсоюза от имени правительства Соединенных Штатов». Подобная угроза обычно пугает неопытных профсоюзных лидеров до потери сознания.
Но руководители забастовки в Миннеаполисе не были перепуганы. Они сказали: «Ладно, давайте». И тогда они устроили для него митинг. О, это был такой митинг, на каких ему никогда бывать не приходилось. Этот митинг, как и любое другое важное действие, предпринятое во время забастовки, был заранее спланирован и подготовлен. Отец Хаас еще не успел закончить свою речь, как буря обрушилась на его голову. Один за другим поднимались рядовые забастовщики и показывали, как хорошо они помнят те речи, которые звучали раньше. Они почти что прогнали его с митинга. После этого он даже заболел. Он поднял руки вверх и уехал из города. Бастующие единогласно проголосовали за осуждение его предательской попытки подорвать их забастовку, а значит, и их профсоюз.
Даннинген на этом исчерпался, исчерпался и отец Хаас. Тогда они прислали третьего по счету федерального посредника. Он, несомненно, извлек уроки из горького опыта остальных. Мистер Донахью (Donajhue), кажется, так его звали, погрузился в работу и через несколько дней предложил такое решение, которое означало убедительную победу профсоюза.
А вот имена нового созвездия рабочих лидеров, вспыхнувшего на небе Северо-запада: Уильям С. Браун; братья Данны — Винсент, Майлз и Грант; Карл Скоглунд; Фарелл Доббс; Келли Постал; Гарри Дебур; Рей Рейнболт; Джордж Фросич.
Великая забастовка завершилась после пяти недель тяжелой борьбы, в ходе которой каждый час был полон напряжения и опасности. Двое рабочих погибли во время той забастовки, сотни были травмированы, ранены, избиты, когда стояли в пикетах и пытались не пропустить грузовики, водители которых были не из профсоюза. Было очень много трудностей, очень много давления во всяческих видах, однако в конечном итоге профсоюз в результате этой борьбы добился победы, усилился, обрел под собой прочную основу. Мы полагали, и позднее писали об этом, что все это было славной страницей утверждения троцкизма в массовом движении.
Миннеаполис был высшей точкой второй забастовочной волны во времена НРА. Вторая волна поднялась выше первой, как и третьей волне было суждено превзойти вторую и достигнуть пика сидячих забастовок КПП. Американский пролетариат, этот гигант, начинал в те годы чувствовать свою мощь, начинал показывать, какой огромный потенциал, какие резервы силы, чистоты и храбрости скрыты в американском рабочем классе.
В июле того же, 1934 года, я написал статью об этих забастовках и забастовочной волне для первого номера нашего журнала, Новый Интернационал (New International). Я писал: «Вторая забастовочная волна в период НРА поднимается выше, чем первая и знаменует собой большой рывок американского рабочего класса. В этом прогрессе ясно читается огромный потенциал будущего развития…
В ходе этой великой борьбы американские рабочие во всех частях страны демонстрируют безграничную боевитость класса, который только начинает пробуждаться. Это — новое поколение класса, еще не знавшее поражений. Наоборот, оно только начинает обретать себя и чувствовать свою силу, и через эти первые пробные конфликты пролетарский гигант дает нам славные обещания на будущее. Нынешнее поколение сохраняет верность традициям трудовой Америки, оно проявляет напор и агрессивность уже на старте. Американский рабочий — это не квакер. Дальнейшее развитие классовых сражений откроет в США много новых страниц борьбы».
Третья волна, увенчавшаяся сидячими забастовками, подтвердила это предсказание и дала нам основание с великим оптимизмом ожидать еще более великую, еще более грандиозную демонстрацию силы и боевитости американских рабочих. В Миннеаполисе мы видели природную боевитость рабочих, соединенную с политически сознательным руководством. Миннеаполис показал, сколь великой может быть роль такого руководства. Это открывало великие перспективы перед партией, основанной на верных политических принципах, а также связанной и соединенной с массой американских рабочих. Именно в этом сочетании и видна та сила, которой суждено приобрести весь мир.
* * *
Во время этой забастовки, несмотря на повседневный поток бесчисленных деталей и постоянное давление событий, мы не забывали о политической стороне движения. Иногда в руководящем комитете мы обсуждали не только насущные проблемы текущего забастовочного дня; мы также старались, насколько могли, прислушиваться и присматриваться ко всему, что происходило в мире за пределами Миннеаполиса. В это время Троцкий разрабатывал один из своих самых точных тактических ходов. Он предложил троцкистам во Франции пройти свой путь к возрождающемуся левому крылу французской социал-демократии и работать вместе с ним в качестве большевистской фракции. Это был знаменитый «французский поворот». Мы обсуждали это предложение в самый разгар забастовки в Миннеаполисе. Мы переводили это на Америку как предписание ускорить объединение с Американской рабочей партией. Очевидно, что АРП была самой близкой к нам и двигающейся влево политической группой. Мы решили рекомендовать национальному руководству наше Лиги принятие решительных шагов, чтобы ускорить объединение и завершить его к концу года. Сторонники Масте руководили тогда мощной забастовкой в Толидо. Троцкисты проявили себя в Миннеаполисе. Толидо и Миннеаполис стали связанными как схожие символы двух самых высоких точек боевых настроений пролетариата и сознательного руководства. Эти две забастовки способствовали сближению милитантовцев, участвовавших в каждой из этих битв; помогли им сильнее проникнуться симпатией друг к другу, сильнее стремиться к тесному сотрудничеству. Все обстоятельства показывают, что пришла пора подать сигнал к объединению двух этих сил. Мы вернулись из Миннеаполиса, имея ввиду эту цель и сделали решительный шаг к слиянию троцкистов и Американской рабочей партии, к созданию новой партии — американской секции Четвертого Интернационала.