Московская антикризисная программа означает массовые увольнения, рост цен и снижение налогов для богатых
Настоящая статья была впервые опубликована в электронной форме в Интернете на Мировом Социалистическом Вэб Сайте на английском и немецком языках.
Владимир Волков и Патрик Рихтер. 8 июля 1998 г.
В начале прошлой недели в сопровождении широкомасштабной компании в масс-медиа правительство Кириенко приняло антикризисную программу для поддержки слабеющего рубля и преодоления обострившегося финансового кризиса.
Программа, рассчитанная на три года, включает в себя массивные сокращения социальных расходов (6,6 млрд. долларов согласно первоначальным сообщениям), 20-процентное сокращение численности государственного аппарата, ускорение налоговой реформы и введение жестких мер для сбора налогов.
Согласно цифрам, которые фигурируют в сообщениях, к концу года должно быть освобождено от работы 70. 000 государственных служащих. В то же самое время программа предусматривает 5-процентное увеличение налога со всех продаж. Кроме этого, по словам руководителя Госналогслужбы Бориса Федорова, существуют планы снижения налога на прибыль с 35 до 20 процентов и расширение привилегий для инвесторов.
За спиной всех этих мер стоят переговоры с Международным Валютным Фондом по поводу предоставления следующего транша размером а 670 млн. долларов из общего пакета в 10 миллиардов. Предварительные условия МВФ состоят в принятии определенных решений. После финансового кризиса, который достиг своей кульминации в конце мая, МВФ не готов больше признавать одни лишь заявления, но требует от российского правительства решительных действий.
Нынешний кризис является третьим по счету, начиная с осени прошлого года и одним из наиболее серьезных в серии шоковых волн, поставивших Россию на грань экономического коллапса. Первое финансовое потрясение произошло в октябре-ноябре 1997 года и было связано с влиянием кризиса в Азии. В тот момент были ликвидированы все достижения правительства, которые оно накапливало в продолжение целого года стабилизации финансовой системы. Вторая волна кризиса разразилась в конце января этого года. Она привела к удешевлению международного кредитного рейтинга России и, соответственно, вызвала рост выплат по долгам.
В настоящий момент правительство способно лишь гасить текущие шахтерские забастовки путем выплаты задержанных заработных плат. Кремлевская политика заполнения финансовых дыр путем заимствования новых кредитов только усугубляет его финансовые трудности как у себя дома, так и за границей.
Последняя волна кризиса была вызвана попыткой покрыть регулярные выплаты кратковременных государственных обязательств на финансовых рынках 13 мая. Накануне президент Борис Ельцин подписал закон, согласно которому должна была быть снижена доля внешнего капитала в одной из наиболее прибыльных компаний России, РАО ЕЭС. Спираль финансового кризиса начала раскручиваться и выходить из-под контроля.
Несмотря на ряд заявлений правительства, согласно которым финансовым рынкам не угрожает опасность, Центральный Банк вечером 18 мая был вынужден пойти на чрезвычайные меры, повысив ставку рефинансирования с 30 до 50 %. При подобной ставке банки не в состоянии брать деньги у Центрального Банка, чтобы затем использовать их для коммерческих целей.
Спекулянты, ожидавшие девальвации рубля, начали покупать рублевые кредиты для того, чтобы обменять их потом на доллары. Если бы произошла девальвация, они получили бы существенно больше рублей за свои доллары и заработали бы таким образом высокие прибыли. Но даже несмотря на рост ставки рефинансирования, спекулятивное давление на финансовые рынки усилилось.
Непосредственной причиной для третьей вспышки кризиса явилось драматическое падение цен на нефть на мировом рынке. В результате правительство не смогло найти покупателя на нефтяной гигант «Роснефть». Запланированная приватизация компании по цене 2,1 млрд. долл. закончилась ничем.
Для того, чтобы гарантировать следующее размещение ГКО для покрытия растущего бюджетного дефицита, 27 мая правительство повысило доходность по ГКО до 80 %. Это вызвало настоящую панику, которая распространилась и на рынок корпоративных бумаг, и на финансовый рынок. Акции начали быстро падать. За один день Московский фондовый рынок упал на 11 %. Сначала этого года индекс снизился на 50 %.
Рубль упал ниже границы, установленной финансовыми институтами на уровне 6,2 рубля за доллар. Для того, чтобы предотвратить растущий хаос, Центральный Банк пошел на крайнюю меру и в три раза увеличил ставку рефинансирования с 50 до 150 %.
Было невозможно, однако, предотвратить потерю доверия к правительству со стороны банков и международных корпораций. Страх за то, что правительство окажется не в состоянии выполнить свои обязательства, привела к панике продаж государственных ценных бумаг и пакетов акций российских компаний. Все это поставило рубль под еще большее давление.
Слабость правительства выразилась также в падении налоговых поступлений. В 1-ом квартале этого года было собрано не более чем 40 млрд. рублей (примерно 6,6 млрд. долл.), и ситуация еще более ухудшилась в апреле. С одной стороны, обслуживание долгов по государственным ценным бумагам во 2-ом квартале потребовало 120 млрд. рублей (около 19,7 млрд. долл.). Всякий рост процентных ставок на 1 процент означает увеличение долга как минимум на 600 миллионов долл.
Согласно последним данным, сообщенным премьер-министром Кириенко, 34 % национального бюджета должно быть направлено на выплату долгов. Эти цифры, однако, не включают в себя сумму задержанных зарплат, которые достигли размера порядка 10,5 млрд. долл. на 1 июня.
В той степени, в какой правительство пытается ограничить спекуляции путем существенного увеличения процентных ставок, это приводит к тому, что пресекается приток капиталов в экономику, нанося ей посредством этого дополнительный удар. «Похоже, на экономическом подъеме, обещанном россиянам в этом году, — писала «Комсомольская правда» 29 мая, — можно поставить крест. Под такие гигантские проценты, которые сейчас установлены, ни одно предприятие не сможет занять деньги в банке и раскрутить производство. Нереально получить кредит на выплату зарплаты или заем на покупку квартиры».
«Наиболее неприятно то, — говорит обозреватель «Известий» В.Никонов, — что похоронены шансы на какой-либо экономический рост, с обеспечением которого связывались надежды президента и правительства по латанию основных социальных и хозяйственных прорех в текущем году» (2 июня).
Есть много других признаков того, что экономическая ситуация в России драматически ухудшается. Золотовалютные резервы сократились с 22,9 млрд. долл. до 14,7 млрд. долл. Только в продолжение мая ВВП снизился на 1,2 % по сравнению с тем же периодом прошлого года. 8 мая Токобанк, один из крупнейших российских банков, был поставлен под прямое управление Центрального Банка после того, как он объявил о невозможности выполнять свои обязательства.
В основе всех этих изменений лежат дефляционные процессы, которые захватывают всю мировую экономику и которые резко усилились вследствие Азиатского кризиса, вызвавшего резкое падение цен на природные ресурсы на мировом рынке. Цена на нефть упала наполовину — с 25 долл. за баррель в январе 1998 года до менее чем 13 долларов в июне 1998 года. Цены на цветные и драгоценные металлы в тот же самый период снизились на 30 %. Российский экспорт уже упал на 15 % в 1-ом квартале 1998 года, что вызвало дополнительное снижение налоговых поступлений.
Правительство не в состоянии продолжать дальше политику маневров и полумер. Оно прижато к стене, находясь между растущим давлением рабочего класса — который месяцами ждет задержанной зарплаты и не готов больше ждать пустых обещаний — и между драконовскими требованиями МВФ.
Дальнейший рост пирамиды долгов неизбежно приведет к коллапсу государственных финансов. Следствием этого может быть обесценивание рубля вдове и взрыв гиперинфляции вместе с разрушительными последствиями для экономики и общества, которые будут с этим связаны. В своем выпуске от 1 июля германская финансовая газета Handelsblatt процитировала слова российского министра экономики, который сказал, что «не более 30 из наших 1.500 банков смогут выжить при такой девальвации».
В свете подобной ситуации президент Ельцин сконцентрировался в последние несколько месяцев на том, чтобы протолкнуть совместно с правительством новую варварскую атаку на права и жизненный уровень рабочего класса. Назначая Кириенко на пост премьер-министра, Ельцин выбрал человека, который является сторонником программы МВФ. Кириенко представляет собой тип хладнокровного технократа, карьера которого началась в структурах советской бюрократии.
Эти события также объясняют, почему 17 июня ультрареформатор Анатолий Чубайс был снова восстановлен Ельциным на высоком государственном посту. Запутавшись в обвинениях в коррупции, он был снят с поста вице-премьера в марте этого года под влиянием российской финансовой олигархии, которая опасается, что международный капитал приобретет в России слишком большое влияние вследствие реформ Чубайса.
Московская финансовая газета «Коммерсант-дейли» выразила свое неудовольствие этим новым назначением, поместив заголовок в библейском стиле: «Третье пришествие». Ни один человек в России не имеет таких близких контактов с МВФ и Мировым Банком, как Чубайс. «У нас есть только один Чубайс», — объяснил Ельцин, представляя фигуру, которую он уже дважды отправлял в отставку и которая должна обеспечить успех переговорам о предоставлении нового займа от МВФ в размере 15 млрд. долл.
Бывший министр экономики Борис Федоров был назначен руководителем Госналогслужбы. У Федорова уже были проблемы с финансовой олигархией в России по причине его «сверхэнтузиазма». Британский журнал Economist в номере от 27 июня сообщил: «Правительство мистера Кириенко усилено добавлением Бориса Федорова и кооптированием Анатолия Чубайса, двух наиболее последовательных и сильных российских реформаторов… Незаметным образом Россия сейчас впервые, начиная с 1992 года, получила наиболее сплоченную команду реформаторов».
Одновременно с проведением этой политики идут приготовления к открытому наступлению против большинства населения. Множество компаний и шахт, которые еще субсидируются государством, находятся под угрозой закрытия в массовом масштабе. Это неизбежно приведет к широкой классовой конфронтации. Происходящие в настоящий момент забастовки шахтеров, которые парализовали большую часть страны, являются только началом того, что будет происходить. Невозможно более оттягивать прямую конфронтацию с рабочим классом.
Правящая элита России, равно как и лидирующие финансовые круги мирового капитализма, представленные МВФ, готовят использование самых жестоких методов. Несмотря на противоречия между ними, те и другие едины в своей враждебности по отношению к рабочему классу. За тонким и декоративным фасадом «русской демократии» — вместе с ее, по существу, неограниченной властью президента — уже идут полным ходом приготовления для другого, диктаторского режима.
В этом отношении генерал Лебедь, несмотря на утрату своего авторитета в глазах Ельцина, все более продвигается в качестве возможного кандидата в президенты. Лебедь был избран губернатором Красноярского края в Сибири 5 недель назад благодаря массивной финансовой поддержке со стороны Бориса Березовского, одного из самых богатых людей в России. Сразу же после своего вступления в должность, Лебедь сократил бюджет административного управления края на 30 %.
Лебедь все более приветствуется на Западе в качестве будущего партнера. 25 июня во Франкфурте-на-Майне, во время церемонии, на которой присутствовали представители германского правительства, Лебедь был награжден Гессенской премией Мира. Он получил эту премию от Эгона Бара, министра иностранных дел по Восточной Европе социал-демократического правительства Вилли Брандта 70-х годов. Лебедя чествовали не только в качестве миротворца, но также и как «демократа». Несколько озадаченный такой оценкой, он заявил: «Я не настольно самоуверен, чтобы носить эту гирлянду» (обратный перевод с англ. — ред.).
Лев Троцкий и судьба социализма в двадцатом столетии: Ответ профессору Эрику Хобсбауму
Дэвид Норт, январь 1998 г.
Нижеследующий материал представляет собой текст открытой лекции, прочитанной во время Международной Летней школы под названием «Марксизм и фундаментальные проблемы 20-го столетия», которая была организована и проведена австралийской партией Социалистического Равенства (Socialist Equality Party)в Сиднее с 3 по 10 января 1998 года.
Дэвид Норт является Национальным секретарем американской партии Социалистического Равенства. Он уже неоднократно выступал с лекциями по истории и принципам марксизма и программе и перспективам Четвертого Интернационала в Европе, Азии, США, бывшем Советском Союзе. Он является автором нескольких основательных работ по истории Четвертого Интернационала и Русской революции, в числе которых «Наследие, которое мы защищаем», «Перестройка против социализма», «Троцкизм против сталинизма» и «В защиту Русской революции».
Посвящение
Полтора года назад мне посчастливилось присутствовать на лекциях Вадима Роговина в Австралии. По окончании второй лекции, прочитанной в Мельбурне, у меня была очень интересная дискуссия с большим другом и сторонницей нашего движения о роли Льва Троцкого. В ходе этой дискуссии ко мне в голову пришло несколько идей, которыми я поделился с ней. Она сказала, что надеется на то, что однажды я смогу развить эти идеи в моей собственной лекции. Я ответил, что предусматриваю эту возможность.
К сожалению, этот друг, Джуди Тенебаум, мать Линды Тенебаум, которая председательствует на нашей Международной Летней школе, умерла в начале прошлого года. Поэтому мне хотелось бы посвятить эту лекцию ее памяти. Я считаю, что это мой долг, который я с удовольствием уплачиваю той, которая всегда принимала меня с большой теплотой, когда я приезжал в Австралию и мог навестить ее.
***
Почти сто лет назад, в 1899 г., Франц Меринг, выдающийся марксистский теоретик немецкой социал-демократии, писал, что в то время как 19-е столетие было веком надежд, 20-е столетие будет веком революционных свершений. Меринг допускал, что ход исторического прогресса может протекать более сложным образом, чем это можно было ожидать, и что не существует пророка, который мог бы предсказывать будущее с абсолютной точностью. «Но, — заявлял он, — классово-сознательный пролетариат с радостным мужеством и гордой уверенностью в своих силах переступит порог 20-го столетия».
Слова Меринга выражали широко распространенный оптимизм, который ощущало социалистическое движение накануне 20-го века. Он говорил от имени движения, которое страстно верило в историческую миссию социализма. После написания Марксом и Энгельсом «Манифеста Коммунистической партии» минуло чуть более 50 лет. Всего 40 лет прошло с тех пор, как Маркс жил в Лондоне в качестве бедного и изолированного революционного эмигранта. И всего 20 лет до этого Бисмарк поставил вне закона социалистическую деятельность в Германии. Однако к концу 19 столетия социал-демократическая партия, пережившая антисоциалистические законы, стала самой большой политической партией страны. Более того, далеко за границами Германии социализм стал мощным международным движением, в рядах которого находилось огромное множество мужчин и женщин неординарного мужества, проницательности и нередко по-настоящему гениальных.
Оптимизм, которому социалисты придавали особо революционное выражение, ощущался во всем обществе, в том числе в среде буржуазии и культурных слоев среднего класса. Австрийский писатель Стефан Цвейг в своих мемуарах, написанных после начала Второй Мировой войны, с ностальгией вспоминал уверенность, которая преобладала на рубеже веков: «В своем либеральном идеализме девятнадцатый век был искренне убежден, что он следует прямым и безошибочным путем к самому лучшему из всех возможных миров. Он с презрением взирал на предшествующие эпохи — с их войнами, голодом и мятежами — как на времена, когда люди были неразвитыми и недостаточно просвещенными… эта вера в непрерывный, неостановимый «прогресс» имела в этом столетии силу религии; в «прогресс» верили более, чем в Библию, и эта вера, казалось, находила чрезвычайно сильное подтверждение в ежедневных чудесах, производимых наукой и техникой» (1).
В результате бедствий 20-го века мало что сохранилось от этой веры, которая временами казалась превратившейся в кладбище всех человеческих надежд. В ужасном свете всего того, что произошло — двух мировых войн, бесчисленных региональных кровопролитий, неудачных революций и Холокоста — оптимизм последних лет 19-го века стал казаться выражением наивной веры в человеческий разум и неоправданной веры в прогресс.
Сегодня, когда мы подходим к новому тысячелетию, мало кто верит, что в будущем мы станем свидетелями коренных улучшений в условиях жизни людей. Самое большее, есть тревожная и хрупкая надежда, что в 21-ом веке человек будет избавлен от ужасов прошлого столетия. Печально, что близкий конец текущего столетия порождает более, чем что-либо еще, чувство облегчения, как будто особенно трудное и неприятное путешествие в конце концов подходит к концу.
Нетрудно предположить темы, которые будут преобладать в попытках бросить общий взгляд на историю 20-го столетия и которыми нас начнут скоро бомбардировать: двадцатое столетие как столетие невообразимых ужасов, массовых убийств и всеобщего скотства. Нельзя отрицать, что все это, в определенной степени, так. Однако подобные оценки могут, посредством злоупотребления и преувеличения, принять характер пошлостей. В самом деле, усилиями средств массовой информации эти фразы превращены в звуковые эффекты, которые оглушают, а не просвещают сознание. Судя по тому, что уже появилось по этому вопросу, можно предсказать, что к насилиям и трагедиям 20-го века будут обращаться прежде всего для того, чтобы продемонстрировать разрушительную роль «идеологии» вообще, марксизма в особенности, и таким образом обосновывать тщетность всякой революционной критики существующего социального порядка.
Рассмотренный в целом, этот век стал свидетелем самых гигантских потрясений в мировой истории. Фактически то, что мы называем «всемирной историей», принимает действительно современный и конкретный характер в форме революционных сражений 20-го столетия. Никогда ранее массы не были активны в таком драматическом масштабе и с такой высокой степенью сознательности. И, наоборот, никогда сила и насилие не пускались в ход с такой грубостью для подавления революционных массовых движений. В этом отношении позвольте мне отметить, что моралисты буржуазных средств массовой информации вообще не замечают, что самые худшие преступления были совершены прямо (как в Германии и Испании) или косвенно (как в Советском Союзе) в защиту мировой капиталистической системы.
В двадцатом столетии не было недостатка в трагедиях. Но сами эти трагедии являются выражением масштабности стоящих исторических задач. Впервые человечество поставило в повестку дня как практическую задачу уничтожение классового общества. Другими словами, человек стремился положить конец предыстории человечества. Большевистская революция в октябре 1917 года представляла, несмотря на последующую судьбу Советского Союза, необратимый поворотный пункт исторического прогресса человека. Какими бы немодными ни казались в настоящее время такие «детерминистические» идеи, мы полагаем, что самые могущественные тенденции закономерного развития человека как общественного существа находят необходимое (пускай только предварительное) выражение в Октябрьской революции. Обновленные усилия завершить то, что было начато в 1917 году, являются, в самом полном смысле слова, неизбежными.
Поэтому первостепенной политической и интеллектуальной задачей нашего времени должно быть изучение Октября 1917 года — первой пролетарской революции — и его последствий, не только в Советской России, но и во всем мире. В своей целостности это представляет собой самый существенный элемент в системе стратегического исторического опыта, из которого марксизм должен извлечь теоретические и практические уроки, чтобы вести рабочий класс в 21-е столетие.
В конечном счете, любое серьезное политическое обсуждение перспектив социализма — и, следовательно, будущего человечества — должно включать изучение Октябрьской революции. Эту революцию можно поддерживать или отвергать, но нельзя игнорировать. Ответы, которые кто-либо дает на проблемы текущего дня, неразрывно связаны с его оценкой Октябрьской революции, ее последствий, судьбы и наследия.
Если Октябрьская революция была обречена на поражение, если захват власти большевиками был действительно с самого начала роковым предприятием, если сталинизм являлся неизбежным результатом большевизма, если преступления сталинской эпохи проистекали из самой идеи «диктатуры пролетариата» и если конечное крушение Советского Союза свидетельствует о банкротстве социалистической экономики, то необходимо признать, что марксизм потерпел полное политическое, интеллектуальное и нравственное крушение. В настоящее время это господствующая точка зрения в среде университетских ученых.
Если же, с другой стороны, Октябрьская революция действительно содержала в себе иные возможности, если сталинизм не являлся продуктом большевизма, но его противоположностью, и если марксисты фактически боролись против роста сталинизма, то историческое положение революционного социализма является совершенно другим.
Международный Комитет Четвертого Интернационала придерживается второй позиции, и это необходимо приводит нас в столкновение не только с открытыми и бесстыдными защитниками реакции, но и с тем типом скептицизма, деморализации и политического самоотречения, который широко распространен среди стольких многих людей, которые, по крайней мере до недавнего времени, считали себя социалистами.
Профессор Хобсбаум и Русская революция
Особенно в среде тех, кто подпал под влияние сталинизма, крушение Советского Союза — событие, которое они оказались совершенно не способны предвидеть — радикально изменило их отношение к Октябрьской революции и ее месту в истории. Реакция, как однажды заметил Лев Троцкий, не только побеждает, но и убеждает. Многие многолетние друзья Советского Союза или, что возможно точнее, советской бюрократии, которые выражали огромное восхищение Лениным и «Великой Октябрьской революцией» — и думали о себе вследствие этого как об очень прогрессивных людях — сегодня смотрят на Октябрьскую революция как на бедствие, которое не должно было произойти. Захват власти был ужасной ошибкой. Таким образом, они считают, что если и извлекать урок из Октября 1917 года и его последствий, то только тот, что весь революционный социалистический проект, каким его предлагал Маркс и осуществлял Ленин, должен быть трагически и окончательно отвергнут историей.
Именно такая перспектива вырисовывается в новой книге британского историка Эрика Хобсбаума, который многие годы являлся членом Коммунистической партии. Озаглавленная «Об истории» (On History), она содержит различные эссе и лекции, которые он прочитал за последнюю четверть века. Хотя эти работы охватывают широкий круг вопросов, преобладающей темой данного тома является историческое значение Октябрьской революции.
Поскольку я должен буду сказать много резких вещей о книге профессора Хобсбаума, позвольте мне предварить мои замечания достаточно определенным заявлением, что в течение своей долгой преподавательской карьеры в качестве историка Хобсбаум написал много ценных академических работ. Тома, которые он посвятил Французской революции и развитию капитализма в 19-м столетии, являются продуманными и точными исследованиями. Его более свежая книга, критический анализ роли национализма и национального государства, также предлагает много ценных и проницательных замечаний.
Однако вопрос о Русской революции является опасной территорией для профессора Хобсбаума, поскольку на этом поле его ученость идет на компромисс с его политическими взглядами. Хобсбаум как-то признал, что будучи членом КПВ (Компартии Великобритании), он избегал писать о Русской революции и 20-ом столетии, поскольку политическая линия его партии не позволяла ему быть полностью правдивым. Почему он сделал выбор оставаться членом партии, которая вынуждала его говорить ложь — это вопрос, на который он никогда не давал убедительного ответа. В любом случае, для него было бы лучше (и не хуже для написания истории), чтобы он продолжал ограничивать свои исследования событиями, происходящими до 1900 года.
Самым важным документом в книге Хобсбаума является лекция на тему «Можем ли мы написать историю Русской революции?», которую он прочитал не так давно, в декабре 1996 года.
Начиная лекцию, профессор Хобсбаум указал на действительно важный пункт: «Самые жаркие споры о русской истории двадцатого века развертываются не вокруг того, что произошло, а вокруг того, что могло произойти» (2). Таким образом, обсуждение Советского Союза, заметил он, поднимает проблему «контр-фактической» (альтернативной) истории: рассматривая особую историческую ситуацию, следует делать, в той степени, в какой это возможно, обоснованные комментарии и суждения о том, что не произошло или о том, что могло произойти. Конечно, Хобсбаум прав, когда он замечает, что обсуждение советской истории поднимает многочисленные контр-фактические вопросы. Из всех этих контр-фактических вопросов, которые можно было бы поставить, самым важным является вопрос о том, могла ли Русская революция пойти совершенно иным путем, чем тот, который вел к сталинской диктатуре.
Несмотря на то, что Хобсбаум писал в качестве симпатизирующего этой революции, того, кто поддерживает политику Ленина и большевистской партии, проводимую на основе их понимания суровой действительности существующего политического положения в 1917 году, и утверждает, что они пришли к власти на волне мощной, даже неудержимой народной поддержки, он категорически заключает, что нет оснований для доказательства того факта, что революция могла развиваться существенно иным образом, чем в действительности.
Важно тщательно рассмотреть способ, которым он приходит к такому заключению. В отличие от правых академических шарлатанов типа Пайпса и Малии, для которых Октябрьская революция является просто зловещим заговором, навязанным русскому народу безжалостными социалистическими идеологами, Хобсбаум определенно признает могущественные объективные силы, которые действовали в Русской революции. Однако его оценка объективных сил носит крайне односторонний характер; он не способен предложить сколько-нибудь существенную оценку роли субъективного фактора: партий, политический линий, политических лидеров, массового сознания и т.д. в историческом процессе. Как серьезный историк, Хобсбаум знает, что субъективный фактор существует и оказывает влияние на результат событий. Однако то, что он должен сказать об отношении между объективными и субъективными факторами, является путаным, непоследовательным, неточным и неопределенным. Говоря о Ленине и Сталине, он признает, что «без участия этих двух людей история Русской революции определенно протекала бы по-другому» (3). Однако он не способен сказать что-либо определенное о том, что в этой истории могло бы быть по-другому.
Хобсбаум не может отрицать, что Ленин играл значительную роль в Русской революции. Однако ему очень не хочется рассматривать контр-фактические возможные альтернативы в историческом сценарии, в который бы не был включен Ленин. Не вернись Ленин назад в Россию из Швейцарии в 1917 году, пишет Хобсбаум, никто не смог бы сказать больше, чем то, что события могли произойти или не произойти, оказавшись совершенно иными. «И вы не можете постичь будущего, разве что только фиктивным образом» (4).
В другом месте своей лекции, касаясь исторической роли Сталина, Хобсбаум заявляет, что «можно обсуждать с достаточной степенью вероятности, что существовала возможность для большей или меньшей жестокости в проекте быстрой индустриализации, запланированной советским государством, однако если СССР был навязан этот проект, то каким бы ни было истинное отношение миллионов людей к нему, его осуществление требовало значительного принуждения, даже если бы в СССР руководили менее безжалостные и жестокие люди, чем Сталин» (5).
В основе двух этих отрывков лежит концепция, согласно которой при наличии огромных объективных сил субъективный элемент не может иметь какого-либо решающего значения.
Этот способ доказательства в лекции, посвященной историческим альтернативам Русской революции, становится полной апологией сталинизма. Хобсбаум доказывает следующее: большевистская партия захватила власть в 1917 году в надежде, что революция в Германии, которая, как полагал Ленин, была близка, придет на помощь Советской России. Это был катастрофический политический просчет. Вопреки расчетам Ленина, к концу Первой Мировой войны для Германской революции не было серьезных перспектив. Что же касается заявления, что немецкий рабочий класс был предан в 1918 году социал-демократическими лидерами, то Хобсбаум отвергает его как миф. «Германская Октябрьская революция, или что-либо подобное ей — это не серьезно, и поэтому нечего было предавать» (6).
Я не хочу обсуждать оценку Хобсбаумом перспектив Германской революции, за исключением того, что, по моему мнению, он совершенно не прав. Его ошибка проистекает из той же фаталистической концепции отношения между объективными и субъективными факторами, о которой я говорил выше. Он игнорирует воздействие субъективной политики на ход событий. Я вернусь к этому вопросу, но сначала я хочу привести ту цитату, которая суммирует доказательства Хобсбаума и которая показывает, как его односторонний подход превращается в апологию сталинизма. Поскольку не было возможности германского варианта Октября 1917 года, «Русская революция была обречена на строительство социализма в отсталой и крайне разрушенной стране…» (7). Таким образом, большевики захватили политическую власть в 1917 г. «с явно нереалистической программой социалистической революции» (8). Здесь, между прочим, Хобсбаум противоречит сам себе, признавая огромную и решающую роль субъективного фактора, то есть он выводит огромные и катастрофические последствия из ошибки Ленина. В любом случае, Ленин, какими бы искренними и благородными ни были его помыслы и намерения, рискнул и потерпел неудачу. Результатом стал социализм в одной стране. «История должна начинать с того, что произошло, — провозглашает Хобсбаум. — Остальное является спекуляцией» (9).
Эта довольно простая концепция «того, что случилось» — если ее брать только в качестве того, что сообщалось в ежедневных газетах — является, несомненно, только малой частью исторического процесса. Прежде всего история должна рассматривать не только то, «что случилось», но также (и это намного более важно) почему та или иная вещь произошла или почему не произошла, и что могло произойти. Момент, в который происходит событие, т. е. «что произошло», необходимо рассматривать в процессе и контексте. Да, в 1924 году Советский Союз принял политику «социализма в одной стране». Это произошло. Однако Оппозиция «социализму в одной стране» также «произошла». Столкновение между сталинской бюрократией и Левой оппозицией, о котором Хобсбаум не сказал ни единого слова, «произошло». Вследствие того, что он намеренно исключает, или отвергает как незначительные, силы Оппозиции, которая стремилась придать политике Советского Союза иное направление, его определение того, «что случилось» представляет собой не более чем одностороннее, одномерное, прагматическое и вульгарное упрощение очень сложной исторической реальности. Для Хобсбаума начать с того, «что произошло», означает просто начать и закончить тем, «кто победил».
Однако даже самый добросовестный рассказчик исторических событий может рассмотреть только малую часть того, «что произошло». Изучение и написание истории всегда предполагает значительную степень отбора и специализации. Эти отбор и специализация, однако, должны по крайней мере соответствовать историческому процессу. Следует свести вместе главные нити, из которых сплетался исторический процесс. Прежде всего, то, «что произошло», может быть также определено в терминах политического выбора, который был отклонен той альтернативой, которая осуществилась. Однако Хобсбаум исходит из того, что политика, предлагавшаяся Троцким, перестала представлять реальный интерес, поскольку она была отвергнута Коммунистической партией, а сам он был из нее исключен и сослан.
Если кто-нибудь пороется в изящной академической прозе, то он обнаружит там подход к истории, который можно охарактеризовать как «мясо и картошка». «Сталин победил, — говорит нам Хобсбаум,- и нет никакого смысла рассматривать то, что могло произойти, если бы этого не случилось». Идти дальше того, «что произошло» — то есть рассматривать исторический процесс во всей полноте его конкретных возможностей — это просто спекуляция, то есть отклонение от исторической реальности и переход к необоснованным суждениям и самоуспокоительным иллюзиям.
Этот основанный на здравом смысле подход базируется на одномерной вульгаризации исторического процесса, рассмотренной выше. Однако если мы включим в то, «что произошло» противоречащие и конфликтующие в историческом процессе элементы, разрыв между тем, «что произошло» и тем, «что не произошло» не будет всецело спекулятивной пропастью, как полагает Хобсбаум. Прежде всего, более полное и более завершенное исследование исторического процесса превратило бы по меньшей мере часть того, «что не произошло» в то, «что могло произойти».
Рассмотреть то, «что могло произойти» на основе изучения альтернатив, которые были достижимы для тех, кто принимает решения, — это не просто пустая спекуляция. Если мы исключим то, «что могло произойти» из рассмотрения истории, то тогда действительно вообще нет смысла изучать историю. История должна прежде всего чему-нибудь нас учить.
В течение первой половины 20-го столетия международная буржуазия пережила немало больших катастроф. Она подвергла их тщательному изучению и извлекла из них кое-какие уроки. Джон Мейнард Кейнс был суровым критиком мирных договоров, которые последовали после окончания Первой Мировой войны. Расплачиваясь бедствиями, которые проистекали из Версальской системы, буржуазия сделала идеи Кейнса основой своей политики после Второй Мировой войны.
Разумеется, существует граница, дальше которой рассмотрение исторических альтернатив — то есть «невыбранных путей» — становится недопустимой спекуляцией. К тому же, с методологической точки зрения, рассмотрение альтернатив может недооценивать или даже игнорировать другие объективные факторы, которые могут значительно снижать возможность исторической эволюции, предполагаемой в качестве формы, существенно отличной от того, что случилось в действительности. Марксисты, несомненно, подвергают действенной критике именно такие необоснованные спекулятивные подходы к изучению истории.
Роль сознания в истории
Однако то, что делает Хобсбаум, не является подобием предупреждающего и веского возражения. Скорее, в своем рассмотрении истории Русской революции и Советского Союза он принимает крайне детерминистический, сверхобъективистский и фаталистический подход: не было вероятных альтернатив тому, «что произошло». Этот вывод оправдывается на основе простого приравнивания процессов социальной революции с процессами природы.
«Однако на этом этапе мы должны оставить спекуляцию в стороне и вернуться к действительному положению России в революции. Великие массовые революции, разразившиеся снизу — и Россия в 1917 году, возможно, была самым устрашающим примером такой революции в истории — являются в некотором смысле «природными феноменами». Они подобны землетрясениям и великим наводнениям, особенно в том случае, когда, как в России, верхушка государства и национальные учреждения действительно пришли в состояние распада. Они в значительной степени являлись неконтролируемыми» [с. 249].
Есть одно глубокое различие между землетрясениями и наводнениями, с одной стороны, и революциями, с другой. Ни в движение тектонических плит, ни в поток рек не включена мысль. Земля не принимает решения начать сотрясаться, так же как и река не взвешивает последствия своего выхода из берегов. Однако в социальных революциях сознательность является огромным фактором. На том или ином уровне революция включает действие мыслящих человеческих существ. Для всех: от революционера, который всю свою жизнь посвятил подготовке революции, и до простого рабочего, который приходит к выводу, что его условия жизни стали настолько плохими, что он должен бороться против существующего порядка, социальная революция является сознательным действием. Однако мощные «чисто» объективные, то есть экономические, технические и др. силы, которые лежат в основе социального взрыва (а в обществе нет явлений, которые являются «чисто» объективными в том смысле, что всякий объективный процесс осуществляется через деятельность человеческих субъектов), революционная ситуация должна означать, что объективные импульсы осознаны людьми и переведены в достаточно сложные формы политической мысли. Таким образом, сравнение социальных революций с различными разрушительными природными явлениями, хотя и допустимое в определенном ограниченном смысле, является одной из самых неправильно употребляемых метафор. Если не показывается существенное различие между действиями природы и действиями человека, то это сравнение служит только мистификации, искажению и фальсификации исторического процесса.
Игнорируя это существенное различие, Хобсбаум приходит к следующему экстраординарному предписанию:
«Мы должны перестать размышлять о Русской революции с точки зрения целей и намерений большевиков или кого-либо еще, с точки зрения их долговременной стратегии и другой марксистской критики их практики».
Если принять инструкции Хобсбаума, то тогда просто невозможно обеспечить связное описание Русской революции, не говоря уже о ее понимании. Эти установки выдают его неспособность понять самую важную особенность исторического развития двадцатого века: беспрецедентную и экстраординарную роль сознания в делании истории. Возникновение массовых социалистических партий выражало новое историческое явление, которое стало возможным только посредством взаимодействия двух взаимосвязанных процессов — усиления рабочего класса и развития марксизма.
К концу 19-го века программа социальной революции была начертана на знамени политических партий. Вожди новых социалистических партий, идейно вооруженные пониманием объективных законов общественного развития, осмысленных Марксом и Энгельсом, намеревались готовить рабочий класс к антикапиталистической революции, в которой ему предназначалось играть руководящую и решающую роль.
По достижении научно обоснованного понимания законов общественного развития — и, таким образом, получив возможность своевременно объяснять в той степени, которая прежде была недостижимой, значение и смысл политических событий в процессе их развития — анализ, перспективы, стратегия и программы политических организаций получили совершенно беспрецедентную роль в историческом процессе. Поколение марксистов, которое занялось политической деятельностью в последние годы 19-го столетия или в первые годы 20-го века, ожидало революцию как следствие социально-экономических противоречий, которые были выявлены и проанализированы. Они оценивали свою собственную политическую работу или политическую деятельность своих противников с точки зрения отдаленных последствий для революции. Только в этом контексте можно понять, почему в марксистской полемике такое огромное значение придавалось раскрытию классовых интересов, которые стояли за различными политическими линиями, и определению «классовой природы» политических течений.
Само развитие Русской революции обнажило глубокое и далеко идущее объективное значение целей, намерений, стратегий и критики всех политических партий и течений, которые, тем или иным образом, действовали в России в годы, предшествовавшие 1917 году. То, что делали главные политические действующие лица между апрелем и октябрем 1917 года, на какой стороне баррикады они выступали в решающих битвах, было заранее определено в великих теоретических и политических сражениях, которые происходили в течение предшествующих двух десятилетий.
При поверхностном взгляде кажется возможным описывать эту революцию как неконтролируемую катастрофу, которая опрокидывала все расчеты людей. Однако если сбрасывать со счетов сознательность, если элемент теоретического предвидения столь незначителен посреди хаоса революционной эпохи, то каким образом следует оценивать деятельность Ленина и Троцкого до, в течение и, в особенности, после 1917 года?
После революции 1905 года различные фракции российской социал-демократии стремились определить задачи рабочего класса в свете опыта того широкого подъема. Ответы, которые они давали, должны были определять не только их собственную роль в последующих событиях, но также и будущее развитие русской революции. Хобсбаум утверждает: «То, что Ленин ставил в качестве цели, и, в конечном счете, политическая линия Ленина целиком были неуместными» [247].
Но это заявление опровергается тем простым фактом, что без переориентации большевистской партии весной 1917 года на основе ленинских «Апрельских тезисов» — то есть одобрения стратегической линии, прежде сформулированной Львом Троцким — не было бы захвата власти большевиками. Действительно, революции являются мощными процессами, однако политика и программа — продукты сознания — играют внутри них огромную и даже, при определенных условиях, решающую роль.
Хобсбаум стремится свести к нулю роль сознания в революционном процессе. Ленин, пишет он, «не мог иметь стратегии или перспективы, которая бы шла далее, чем ежедневный выбор между решениями, необходимыми для текущего выживания, и решениями, содержащими риск немедленной гибели. Кто был бы в состоянии рассмотреть возможные долгосрочные последствия для революции решений, которые должны были быть приняты сегодня, иначе — конец революции и никакого обсуждения ее последствий?».
Это изображение Ленина простым «политиком реальных дел» (realpolitiker), прагматично и интуитивно реагирующим на возникающие события, едва ли имеет смысл даже с позиций самого Хобсбаума. Защита революции сама по себе была стратегической концепцией, и ее успешная реализация зависела от сознательного понимания классовой структуры и динамики российского общества. Совершенно очевидно, что в период революции и гражданской войны Ленин и Троцкий были очень занятыми людьми. Однако они не переставали думать. Изучение их работ — прежде всего великих манифестов и речей Троцкого, предназначенных для конгрессов Коммунистического Интернационала — до сих пор порождает удивление глубиной и широтой их стратегического кругозора. Из всех политических сил, действовавших в водовороте революции и гражданской войны, только большевики были способны формулировать стратегическую линию, которая, несмотря на необычайные трудности, давала объединяющие лозунги десяткам миллионов людей в огромной и неравномерно развитой в культурном отношении стране. Как удачно заметил Э.Х. Карр, успех большевиков в гражданской войне в немалой степени зависел от того факта, что гений Ленина носил глубоко созидательный, а не отрицательно деструктивный характер.
Умаление Хобсбаумом важности элементов политического сознания делает совершенно невозможным понимание того, каким образом большевики пришли к власти и почему они победили в гражданской войне. Если политические партии просто находятся во власти вулканических извержений истории, то из этого следует, что победа большевиков последовала, в зависимости от вашей точки зрения, либо благодаря их удачливости, либо неудачливости их противников.
Как я уже отмечал, позиция Хобсбаума, приложенная к послереволюционному периоду, по существу служит апологией сталинизма. Под давлением неконтролируемых исторических сил, которым она могла противопоставить только безнадежные импровизации, судьба большевизма была окончательно решена в 1921 году. Как пишет Хобсбаум, «к этому времени его будущее было более или менее предопределено» (10). В другой работе, которая содержится в этом же томе, Хобсбаум выражает этот взгляд еще более отчетливо:
«К сожалению, я могу думать, что действенных сил, которые привели бы к совершенно иному будущему СССР в долговременной перспективе, чем то, которое действительно имело место, не существовало» (11).
Таким образом, хотя ход советской истории мог развиваться менее жестоким образом, результат исторического процесса в основном был предрешен в 1921 году. Сталин просто сыграл роль, хотя и с чрезмерной жестокостью, которая была ему уготована предшествующим ходом развития.
Затем Хобсбаум предоставляет нам «левую» вариацию стандартного реакционного тезиса: что не могло быть никакой альтернативы сталинизму. Конечно, он не согласен, что сталинский тоталитаризм являлся неизбежным продуктом самого марксизма. Скорее он доказывает, что сталинизм неизбежно и непреклонно вырос из объективных условий, с которыми столкнулся Советский Союз после 1917 года. По его мнению, говорить об альтернативе тому, что действительно произошло, значит участвовать в явной спекуляции. Объективные условия не допускали альтернативы. Политика режима могла быть отчасти менее жестокой, но в таком случае это было бы различие в степени, а не в качестве.
В чем заключаются наше расхождение с такими оценками? Прежде всего, троцкисты всегда утверждали, что сталинистское вырождение большевистской партии и советского государства, в конечном счете, являлось результатом неблагоприятных объективных условий: главным образом, исторической отсталости России, экономического опустошения, произведенного семью непрерывными годами Мировой войны, революции и гражданской войны и, наконец, длительной изоляцией советского государства вследствие поражений, понесенных европейским, в особенности, немецким, рабочим классом после Первой Мировой войны.
Однако существует принципиальное различие между признанием объективных материальных основ сталинизма и заявлением, что из этих основ мог последовать только один политический исход — необратимое бюрократическое вырождение СССР и его окончательный крах в 1991 году. Эта концепция советской истории упускает из виду одну маленькую деталь: роль политики, программы, борьбы тенденций, сознания — значение решений, принимаемых индивидами, которые в большей или меньшей степени мотивируются политическим пониманием исторического процесса, тем, что они намереваются делать. История превращается в совершенно абстрактный и сверхдетерминистический процесс: все определяется слепыми и бесконтрольными силами. История привела большевиков к власти, а затем не только лишила их власти, но и завела в тупик.
Да, Хобсбаум уже сказал нам, что «мы должны перестать размышлять о Русской революции с точки зрения целей и намерений большевиков или кого-либо еще, с точки зрения их долговременной стратегии и другой марксистской критики их практики». В действительности это означает, что нет причин уделять какое-либо внимание политической борьбе, которая бушевала внутри большевистской партии в двадцатые годы. То, что писал Троцкий о сталинизме, его критика советской политики, столкновение долговременной стратегии, которую он продвигал, со стратегией сталинского руководства, — все это, по мнению Хобсбаума, имеет очень небольшое значение. Судьба СССР уже была предрешена в 1921 году, и не было ничего, что мог бы сделать коммунистический режим (безотносительно к тому, кто стоял бы у власти), чтобы прийти к иному принципиальному результату. Похоже, Хобсбаум полагает, что обратные аргументы представляют собой не более, чем бессмысленную спекуляцию твердолобых троцкистов. Поэтому неудивительно, что в его лекции нет абсолютно никаких ссылок на борьбу Троцкого и Левой оппозиции против сталинизма. В самом деле, в его трехсотстраничной книге, главной темой которой является место Октябрьской революции в истории двадцатого века, имя Троцкого упомянуто только один раз.
Строго говоря, Хобсбаум не считает марксизм ответственным за сталинизм. Однако если, как он утверждает, сталинская диктатура была единственным вероятным результатом Октябрьской революции, то трудно доказать, что большевистский захват власти служил интересам рабочего класса и делу исторического прогресса. Когда все сказано и сделано, то остается одно заключение (на которое намекает Хобсбаум), что Октябрьская революция являлась ужасной ошибкой и, возможно, было бы лучше, если бы Каменев, противник восстания, а не Ленин, одержал верх в партийной дискуссии, проходившей в рядах большевистской партии.
Аргументы Хобсбаума не только ставят под вопрос политическую законность Октябрьской революции — под сомнение ставится действенность всей социалистической идеи. Прежде всего, трудно представить, что какая-либо социальная революция могла бы происходить при условиях настолько совершенных, что ее окончательный успех был бы гарантирован. По самой своей природе революция (которая немыслима без массовых беспорядков и крушения политических и экономических механизмов существующего порядка) подразумевает скачок, по крайней мере в достаточно значительной степени, в неизвестное. Объективные условия будут чреваты опасностью. Было бы безрассудным, если не преступно безответственным для политической организации призывать рабочий класс к революционному восстанию, если она не верит в возможность овладения этими условиями, влияния на их дальнейшее развитие и подчинения их целям своей революционной программы.
Однако каково же рациональное основание для такой уверенности, если уроком Октября 1917 года и его последствий является то, что революционные партии — это просто игрушки объективных условий; что они просто злополучные орудия исторического процесса, который вынуждает их осуществлять любые даваемые им приказы, какими бы ужасными они ни были?
Таким образом, сверхдетерминистическая позиция Хобсбаума обеспечивает не только апологию Сталина — «объективные условия заставляли его поступать так» — но также отстаивает классический либеральный буржуазно-демократический аргумент против революции как инструмента общественного изменения.
Однако позиция Хобсбаума является несостоятельной: она основана, во-первых, на ложном методе, а, во-вторых, на довольно небрежном, я не хотел бы употреблять слово «бесчестном» — обращении с фактами. Его фаталистический сверхдетерминизм не имеет ничего общего с методом исторического материализма. Хобсбаум заклинает объективные условия, как если бы они были набором директив, которые не оставляют партиям и людям выбора, кроме того, чтобы делать то, что они требуют. Такая концепция является до крайности упрощенной.
Троцкизм против сталинизма
Фракции, которые обнаружились в российской Коммунистической партии после 1921 года, подтверждают тот факт, что объективные условия порождают широкий круг откликов. То, каким образом партийные вожди реагировали на проблемы и тенденции, которые развивались вокруг этих откликов, отражали не только их различные оценки объективных условий, но также и их отношение к различным и даже взаимно враждебным общественным силам.
Реакция Сталина на «объективные условия» все более и более открыто склонялась к отражению социальной позиции и выражению материальных интересов растущего слоя государственной бюрократии, состав которой рекрутировался из представителей городской мелкой буржуазии.
С другой стороны, политическая линия Троцкого и Левой оппозиции выражала в чрезвычайно сознательной форме интересы промышленного пролетариата. В той степени, в какой экономическая и социальная разруха, произведенные гражданской войной, серьезно ослабили эту общественную силу, которая была главной опорой марксистской политики в СССР, условия для развития и осуществления социалистической политики стали неблагоприятными.
Эти «неблагоприятные условия», однако, следует рассматривать не как аналогичные бесконтрольным метеорологическим явлениям, но в конкретном политическом смысле, то есть как выражение борьбы антагонистических социальных сил. Когда позиции промышленного пролетариата, понесшего большие потери в годы гражданской войны, ослабли, марксистские вожди рабочего класса стали встречать все более ожесточенное сопротивление тех элементов внутри партии и государства, которые видели в политике Левой оппозиции угрозу тому, что они воспринимали как свои материальные интересы.
Такова сущность политической борьбы, которая развернулась внутри Коммунистической партии и Коммунистического Интернационала в течение двадцатых годов.
С этого момента я буду делать ряд заявлений, которые профессор Хобсбаум мог бы считать недопустимо спекулятивными и выходящими далеко за границы собственно исторического анализа.
Во-первых, если бы Левая оппозиция победила в борьбе внутри российской Коммунистической партии, дело международного социализма упрочилось бы в неизмеримой степени. В самом крайнем случае контрреволюционных катастроф тридцатых годов — прежде всего победы германского фашизма — вероятно, удалось бы избежать.
Во-вторых, весь характер советской экономической и политической жизни мог бы развиваться на несравнимо более прогрессивных путях. Тот аргумент, что сползание СССР к тоталитарному скотству тридцатых годов было предопределено бесконтрольными «объективными условиями», просто не выдерживает критики. Самый факт, что «объективные условия» становились все в большей степени неблагоприятными для развития СССР по социалистическому пути, являлся, кроме всего прочего, политическим последствием поражения Троцкого и Левой оппозиции.
В-третьих, и этот пункт является существенным итогом первых двух, поражение Троцкого и Левой оппозиции создало почву для всех последующих трагедий, которые случились с Советским Союзом, международным рабочим классом и социалистическим движением и в тени которых мы все еще живем и сегодня.
Я хочу добавить следующий пункт: ни одна дискуссия о судьбе социализма в двадцатом столетии не может считаться серьезной без рассмотрения с необходимым вниманием последствий поражения Троцкого. Другими словами, необходимо рассматривать не только то, «что случилось» при Сталине, но также «что вполне могло случиться» в случае победы Троцкого.
Не является ли это спекулятивным предприятием? Следует признать, что будет разумным спросить, является ли подобный подход достаточно законным. Конечно, есть опасность, что в рассмотрении контр-фактической (альтернативной) исторической ситуации мы можем впасть в неоправданную спекуляцию и открытое принятие желаемого за действительное. Представляя альтернативные пути исторического развития, мы не должны идти дальше тех возможностей, которые действительно существовали в то время. Кроме того, мы должны сохранять чуткое ощущение (основанное на полном изучении и понимании экономических оснований, технического уровня и классовой структуры данного общества) тех границ, внутри которых субъективная активность человека, который сам является продуктом и выражением специфических, сформированных историей условий, могла бы влиять и изменять эту объективно данную общественную среду.
Например, историк эпохи Тюдоров, если бы в том была нужда, мог бы предположить, что случилось бы, если бы Екатерина Арагонская, первая жена Генриха VIII, родила наследника мужского пола. Какой эффект имело бы это на развитие Англии? В этом случае можно делать определенные догадки, однако мы были бы неспособны продолжить эту тему очень далеко, поскольку оказались в области полных спекуляций. Возможно, было бы справедливым предположить, что Екатерина, если бы она родила мальчика, который бы дожил до зрелого возраста, не подверглась бы судебному расторжению брака со стороны своего в высшей степени сладострастного мужа. Возможно поэтому, но отнюдь не определенно, что оставшиеся годы царствования Генриха могли бы не быть, по крайней мере с точки зрения его личной жизни, столь колоритными, какими они были в действительности.
Однако могли ли мы прийти на основе этого предположения к заключению, что Англия, избегнув кризиса наследования трона, осталась бы главным образом католической страной? Какое-то время это было бы вполне возможно. В конце концов бракоразводный кризис являлся только верхушкой политического кризиса, который проистекал из глубоких социально-экономических процессов, которые проходили по всей Европе. Действительно интересным и решающим вопросом, на который следует ответить, когда изучается царствование Генриха VIII, является проблема того, почему то, что начиналось как не особенно оригинальный кризис династического наследования, превратилось в борьбу между церковью и государством, имеющую глубоко революционные последствия. За этими кулисами мотивация индивидов, которые по большей части не осознают исторических масштабов и последствий своих действий, не проявляет себя как всецело решающий фактор.
Даже если мы перенесемся на несколько столетий вперед, в эпоху Французской революции, то увидим, что исторические личности все еще ограниченно сознают вес объективных исторических сил, давящих на них. Разумеется, существует большое различие между историческим сознанием Робеспьера и историческим сознанием Генриха VIII или даже Оливера Кромвеля. Конечно, к концу 18-го века осознанное понимание социальных сил и интересов было более точным, чем оно могло быть одним или двумя столетиями ранее. Однако сила исторической необходимости еще не была переведена в соответствующие формы научного мышления (достижение, которое стало возможным только с развитием современного капитализма и возникновением рабочего класса). Таким образом, на каждой стадии Французской революции, несмотря на блестящие способности ее вождей, события формировались непреодолимой силой исторической необходимости.
Это не означает, что процессы не могли бы протекать иным образом. Можно представить какое-то число «контр-фактических ситуаций», которые могли бы изменить ход событий. Однако принимая во внимание уровень общественного развития и все еще ограниченнный характер человеческого проникновения в глубинные законы исторического развития, эти изменения в череде событий не могли быть осуществлены силами самих политических игроков с какой-либо степенью научного понимания осознанности их собственных действий.
Во Франции 1794 года не было ни объективных средств, ни вытекающей из этого факта соответствующего уровня научного понимания того, как можно сознательно влиять, то есть действовать на основе знания объективной логики социально-экономических процессов, на ход исторического развития. Несомненно, члены Комитета Общественной Безопасности действовали осознанно, и нельзя сказать, что они совсем не понимали действующих сил революции. Например, Робеспьер определенно осознавал, что Дантон имел мощную поддержку среди буржуазных слоев. Он чувствовал опасность, которая могла проистекать из конфронтации с Жирондой. Но Робеспьер не мог осознавать, в современном смысле, исторических последствий своих действий. Объективные предпосылки развития исторического материализма еще созрели, а реальные силы, которые двигали историческим поведением, еще воспринимались и объяснялись в различных мистифицированных идеологических формах (например, «разум», «права человека», «добродетель», «братство»).
Таким образом, любое обсуждение альтернативных исторических результатов Французской революции имеет тенденцию к быстрому переходу к рассмотрению гипотез чрезвычайно спекулятивного характера. Поскольку главные действующие лица не могли предвидеть исторических последствий своих собственных действий, мы едва ли можем с какой-либо степенью определенности говорить, что победа той, а не другой фракции якобинцев принципиально изменила бы последующий ход истории, не говоря уже о точном описании того, как могло бы измениться государство.
С развитием марксизма отношение человека к его собственной истории подверглось глубокой трансформации. Человек приобрел способность сознательно объяснять свои мысли и действия в объективных социально-экономических понятиях и посредством этого точно включать свою собственную деятельность в цепь объективной исторической причинности.
Вот почему рассмотрение альтернативных результатов борьбы внутри российской Коммунистической партии и Коммунистического Интернационала не является безнадежным спекулятивным предприятием. Это не тот случай, когда во Франции 130 годами ранее политические фракции, движимые слепыми социально-экономическими силами, которых они не сознавали, определяли и оправдывали свои действия главным образом идеалистическими категориями.
Напротив, Лев Троцкий и Левая оппозиция вступили в борьбу с необычайно прозорливым пониманием исторического смысла стоящих перед Советским Союзом и международным социалистическим движением вопросов. В своем анализе внутренних и международных противоречий СССР и в своих предупреждениях сталинистам Троцкий не оставлял ни тени сомнений насчет как крайних последствий растущей власти бюрократии, так и ложной политической линии советского руководства.
«Заключает ли в себе бюрократизм опасность перерождения или нет? — спрашивал Троцкий в декабре 1923 года. — Было бы слепотой эту опасность отрицать».
Это было написано в самом начале борьбы против становящегося сталинистского режима. Даже на этой ранней стадии Троцкий уже рассматривал возможность того, что «прогрессирующее перерождение» Коммунистической партии могло бы стать одним из «политических путей, посредством которых могла бы осуществиться победа контрреволюции» (12).
Несмотря на серьезность этой опасности, Троцкий доказывал, что сознательное политическое предвидение, основанное на марксистском анализе, давало бы партии возможность преодолеть кризис:
«Если мы продолжим рассмотрение этих предположений далее, то, конечно, не потому, что мы считаем их исторически вероятными (напротив, их вероятность минимальна), но потому, что только такой подход к вопросу дает возможность получить более правильную и всестороннюю историческую ориентацию и, следовательно, возможность принятия всех возможных превентивных мер. Наше преимущество как марксистов проявляется в определении и схватывании новых тенденций и новых опасностей, даже если они еще находятся в зародышевом состоянии» (13).
Чтобы рассмотреть, значительно ли победа Левой оппозиции изменила бы ход советской и мировой истории, мы предлагаем конкретно исследовать три вопроса, которые имели принципиальное значение для определения судьбы СССР: 1) советскую внутрипартийную демократию, 2) экономическую политику и 3) международную политику.
Заслуживает внимания то, что фактически ни одно из тех политических и идейных течений, которые утверждали в той или иной форме, что Советский Союз был с самого начала обречен — или из-за «роковых изъянов» марксизма или неблагоприятных объективных условий, с которыми столкнулись большевики — даже не пыталось конкретно проанализировать политическую линию, защищавшуюся Левой оппозицией. Троцкий остается и по сей день «великим неупоминаемым» советской истории. В тех редких случаях, когда на него ссылаются, обычно представляют его работы ложным или фальсифицированным образом.
И замалчивание, и ложь представляют собой форму признания исторического значения борьбы Троцкого против сталинизма. Все заявления, что кончина СССР была неизбежна, что социалистическая революция по самой своей природе является утопическим предприятием, что Октябрьская революция завела российский рабочий класс в тупик, из которого не могло быть выхода, что марксизм неизбежно ведет к тоталитаризму и т.д., опровергаются историческими свершениями Левой оппозиции. Она ясно предлагала в своей политике жизненную, теоретически точную и мощную политическую оппозицию сталинистской бюрократии.
Советская и внутрипартийная демократия
Позвольте нам перейти к трем вопросам, которые я сформулировал выше. Прежде всего, вопрос о советской и внутрипартийной демократии Это исторический факт, подтверждаемый документом 1923 года, который я уже цитировал, что Троцкий признавал на самой ранней стадии борьбы — еще до появления в политическом обиходе термина «сталинизм», — что рост бюрократизма и ликвидация внутрипартийной демократии представляют собой потенциально смертельную опасность большевизму и выживанию советского режима. Троцкий и Левая оппозиция утверждали, что правильное определение советской политики, не говоря уже о политическом воспитании марксистских кадров и самых широких слоев рабочего класса не мыслимо без демократического режима внутри большевистской партии.
«Партийное общественное мнение неизбежно вырабатывается в противоречиях и разногласиях, — писал Троцкий в 1923 году. — Локализовать этот процесс только (курсивом) в аппарате, преподавая затем партии готовые плоды в виде лозунгов, приказов и пр., — значит идейно и политически обессиливать партию… требуется, чтобы руководящие партийные органы прислушивались к голосу широких партийных масс, не считали всякую критику проявлением фракционности и не толкали этим добросовестных и дисциплинированных партийцев на путь замкнутости и фракционности» (14).
Троцкий отвергал самооправдательные заявления аппарата, что оппозиция решениям руководящих органов партии всегда являлась выражением интересов враждебных классовых сил:
«Партия может нередко разрешать одну и ту же задачу разными путями. И разногласия возникают насчет того, какой из этих путей будет лучше, короче, экономнее. Такого рода разногласия могут — в зависимости от характера вопроса — захватить широкие круги партии, но это вовсе не будет непременно означать, что тут идет борьба двух классовых тенденций. Можно не сомневаться, что у нас это еще случится не раз, а десятки раз впереди, ибо путь перед нами трудный, и не только политические задачи, но и, скажем, организационно-хозяйственные вопросы социалистического строительства будут создавать разногласия и временные группировки мнений. Политическая проверка всех оттенков марксистским анализом всегда является для нашей партии необходимейшей предохранительной мерой. Но именно конкретная марксистская проверка, а не косный шаблон, как орудие самообороны бюрократизма» (15).
Природа партийного режима непосредственно влияет на задачи социалистического строительства. По самой своей природе, как разъяснял Троцкий на бесчисленных примерах, действенное экономическое планирование требует заинтересованного и демократического участия масс в процессе принятия решений. Оно несовместимо с бюрократическим командованием. Таким образом, даже когда Троцкий предлагал дальновидную оценку противоречий советской экономики и выдвигал конкретные предложения для их разрешения, он подчеркивал, что и определение и осуществление правильной экономической политики зависят от демократического партийного режима.
Важность внутрипартийной демократии не являлась просто каким-то отвлеченным принципом, и ее практическое значение не ограничивалось ее непосредственным влиянием на сферу экономической политики. В борьбе, которую вел Троцкий, на карту в конечном счете была поставлена судьба всего наследия социалистической культуры и революционной мысли, которая развивалась в международном рабочем движении в течение предыдущего столетия. Бюрократия обошлась с марксизмом так же, как и с телом Ленина: он был мумифицирован и сделан объектом ритуальных и полумистических заклинаний. После 1927 года марксизм, несмотря на намерения и цели, перестал играть какую-либо роль в каком бы то ни было определении советской политики. Поражение Оппозиции прозвучало похоронным звоном для развития критической мысли практически во всех сферах идейной и культурной деятельности.
Экономическая политика Левой оппозиции
Здесь я должен обратиться ко второму вопросу — экономической политике Левой оппозиции. Это обширный предмет, который не сводится к нескольким цитатам. Однако я приведу несколько цитат, которые выявят, по крайней мере, глубокое различие между подходом Оппозиции к проблемам советского экономического развития и подходом сталинистской бюрократии.
Конфликт между Оппозицией и сталинистами по вопросам экономической политики концентрировался вокруг самого принципиального вопроса исторической перспективы: возможно ли было для Советского Союза построить социализм на основе своих собственных национальных ресурсов или социалистическое развитие СССР в конечном счете зависело от победы пролетарской революции в развитых капиталистических странах Западной Европы и Северной Америки? До 1924 года не подвергавшейся сомнению предпосылкой советской политики — которая лежала в основе всего революционного плана, осуществленного большевиками в Октябре 1917 года — было то, что захват власти в России был только «первым выстрелом» мировой социалистической революции. Замкнутое в национальных границах социалистическое государство, особенно в такой экономически и культурно отсталой стране, как Россия, не могло быть жизнеспособным. Введение Сталиным осенью 1924 года «теории» «социализма в одной стране» — которая в действительности вовсе не была теорией, а, скорее, скороспелой прагматичной реакцией на поражение немецкой революции в предшествующем году и на временный спад революционного движения в Западной Европе — шло против международной ориентации, выдвигавшейся большевиками под руководством Ленина и Троцкого.
Профессор Хобсбаум не мог бы отрицать, что политика «социализма в одной стране» была основным отклонением от первоначального видения Октябрьской революции. Однако он подразумевает, что это видение так же всецело было нереалистичным ввиду того, что Русская революция неизбежно была предопределена к построению, или, по крайней мере, к попытке построения социализма в одной стране. Если настаивать на защите этой позиции, то я подозреваю, что Хобсбаум был бы обязан доказать, что, несмотря на теоретическую правоту Троцкого в общем абстрактном смысле, практическая действительность подтвердила правоту Сталина. Идея мировой революции Троцкого завораживала, но мало что могла предложить в реальном контексте политического и экономического положения, в котором оказался СССР в середине 1920-х годов. Таким образом, заявлять, что политика Троцкого представляла реальную альтернативу политике Сталина, значит оправдывать собственные революционные иллюзии.
Конечно, я не могу быть уверен, что Хобсбаум стал бы строить свое доказательство точно таким же образом. Я в некоторой степени пускаюсь в небольшую «спекуляцию». Но даже если это и не вполне точка зрения Хобсбаума, я слышал ее много раз от буржуазных историков, не говоря уже о законченных апологетах сталинизма.
Главное затруднение этой аргументации заключается в том, что она исходит из совершенно искаженного и стереотипного представления точки зрения Троцкого и природы его разногласий со Сталиным. Проще простого опровергнуть перспективу Троцкого, если свести ее к нетерпеливому и романтическому желанию штурмовать баррикады мирового капитализма в противовес более проницательной и трезвой озабоченности Сталина развитием Советского Союза, основанным на реалистической оценке национальных ресурсов, которые находились в его распоряжении.
Разумеется, мы не можем заставить тех, кто пишет о советской истории, прочитать, что на самом деле писал Троцкий. Однако те, кто изучают его статьи и книги с той серьезностью, которой они требуют — а Троцкий являлся, по-моему, одним из самых великих политических мыслителей и писателей двадцатого века — обнаружат, что именно в его анализе противоречий и проблем советского экономического развития революционный интернационализм Троцкого находит свое самое блестящее и мастерское выражение.
Ни в одной из работ Троцкого не поддерживается заявление, что, по его мнению, советская экономическая политика должна состоять просто в ожидании захвата власти рабочим классом в Западной Европе или в Соединенных Штатах. Фактически главная предпосылка его рассмотрения проблем советской экономики заключалась в том, что СССР должен выработать политическую линию, которая сделала бы его способным выжить и развиваться в более или менее продолжительный переходный период — то есть в период, длительность которого нельзя было бы предсказать, — в течение которого Советский Союз существовал бы в международном экономическом окружении, в котором преобладает капиталистическая система.
Несмотря на свою программу «социализма в одной стране», сталинистская бюрократия в течение 1920-х годов еще сохраняла, хотя и непоследовательно, обязательство СССР развивать мировую революцию. Главная критика Троцким этой программы, рассматриваемой с точки зрения экономического развития, относилась не к тому, что она категорически отрицала важность, по крайней мере в отдаленной перспективе, мировой революции для судеб Советского Союза, Напротив, он подчеркивал, что националистическая ориентация, которая лежит в основе «социализма в одной стране», ведет к автаркической политике, которая опасно недооценивает влияние — прямое и косвенное — мировой экономики на Советский Союз.
Может показаться парадоксальным, что Троцкий, великий пропагандист мировой революции, больше любого другого советского лидера его времени подчеркивает первостепенную важность тесных экономических связей между СССР и мировым капиталистическим рынком. Советское экономическое развитие, утверждал он, требовало как доступа к ресурсам мирового рынка, так и разумного использования международного разделения труда. Развитие экономического планирования требовало минимума знаний о конкурентных преимуществах и эффективности на международном уровне. Не было бы рациональной экономической целью для СССР делать добродетель из растрачивания по мелочам своих собственных ограниченных ресурсов в напрасных усилиях дублировать на советской почве то, что можно приобрести намного дешевле на мировом капиталистическом рынке.
«Установка на изолированное социалистическое развитие и на независимый от мирового хозяйства темп искажает всю перспективу, сбивает плановое руководство с пути, не дает руководящей нити для правильной регулировки наших отношений с мировым хозяйством, — писал Троцкий в 1927 году. — В результате, мы не умеем правильно определить ни что построить самим, ни что привезти из-за границы. Решительный отказ от теории изолированного социалистического хозяйства будет уже в течение ближайших лет означать несравненно более целесообразное использование наших ресурсов, более быструю индустриализацию, более планомерный и могучий рост собственного машиностроения, более быстрый рост числа занятых рабочих, действительное снижение цен, словом, подлинное укрепление СССР в капиталистическом окружении» (16).
Полезно помнить, что Троцкий принадлежал к тому поколению русских марксистов, которое использовало возможность, предоставленную революционной эмиграцией, для тщательного наблюдения и изучения функционирования капиталистической системы в развитых странах. Оно было знакомо не только с часто описываемыми «ужасами» капитализма, но также и с его положительными достижениями. Многие часы, которые это поколение провело за изучением «Капитала», были дополнены многими годами наблюдения за деятельностью капитала. По возвращении в Россию — и это в особенности относится к тем, кто находился в ближайшем окружении Троцкого — русские марксисты принесли с собой ясное понимание сложности современной экономической организации. Если бы политическая борьба не поставила этот вопрос с такой глубоко трагической остротой, они могли бы просто отбросить как смехотворную ту идею, что Россия могла бы каким-то образом перескочить в социализм, просто национализируя свои собственные незначительные средства производства. Далекий от мысли догнать и превзойти капитализм на основе национальной автаркии, Троцкий доказывал, что жизненно важной предпосылкой для развития советской экономики по социалистическому пути являлось усвоение ею базовых навыков капиталистического управления, организации, счетоводства и производства.
В этом самом кратком обзоре различий между экономической политикой Троцкого и экономической политикой Сталина необходимо коснуться вопроса о коллективизации. Как хорошо известно, советское сельское хозяйство так никогда полностью и не оправилось от разрушительных последствий сталинистской опрометчивой и жестокой коллективизации сельского хозяйства, проводившейся в 1929-1932 годах. Очевидно, что более разумный подход к проблемам советского сельского хозяйства мог бы избавить СССР от бесчисленных потерь и бесконечной агонии. Как раз именно в этой области вопрос об альтернативной политике имеет практическое значение. Вот почему правые историки вообще действуют так, как будто никакой альтернативы не существовало. В самом деле, часто делаются заявления, что коллективизация выросла из принятия Сталиным в конце 1920-х годов программы быстрой индустриализации, предложенной Левой оппозицией. В действительности Троцкий выступал против и разоблачал бешеную кампанию по коллективизации, которую проводили сталинисты. Несмотря на псевдосоциалистическую демагогию, которая сопровождала эту кампанию, Троцкий предупреждал, что политика, опрометчиво проводимая без учета реальных производственных мощностей как промышленности, так и сельского хозяйства, проистекает из тех же националистических и антимарксистских идей «социализма в одной стране», которые лежали в основе прежних потерпевших неудачу экономических программ сталинистской бюрократии.
В критике сталинистской коллективизации, написанной в 1930 году, Троцкий признавал, что прежде он защищал более быстрые темпы индустриализации и использование более тяжелого налогообложения на более богатые слои крестьянства (кулаков), чтобы обеспечить средства для развития тяжелой промышленности:
«Но мы никогда не считали ресурсы индустриализации безграничными и темп ее — зависящим только от кнута бюрократии. Основным условием индустриализации мы всегда выдвигали систематическое улучшение положения рабочего класса. Коллективизацию мы всегда ставили в зависимость от индустриализации. Социалистическую перестройку крестьянских хозяйств мы мыслили не иначе, как в перспективе десятилетий. Мы никогда не закрывали глаз на внутренние противоречия социалистического строительства в отдельной стране. Ликвидировать противоречия деревни можно, только ликвидировав противоречия между городом и деревней, а это осуществимо лишь в рамках международной революции. Мы никогда поэтому не требовали ликвидации классов в рамках пятилетки Сталина — Кржижановского… Вопрос о темпе индустриализации не есть вопрос бюрократического обсуждения, а есть вопрос жизни и культуры масс.
План социалистического строительства не может быть поэтому дан в порядке априрорной канцелярской директивы. Он должен вырабатываться и исправляться в том же порядке, в каком только и может осуществляться само социалистическое строительство, т. е. в порядке развернутой и широкой советской демократии» (17).
Затем Троцкий повторил принципиальную основу своей критики сталинистской коллективизации:
«Еще и еще раз мы решительно отказываемся от задачи построить «в кратчайший срок» национальное социалистическое общество. Коллективизацию, как и индустриализацию мы связываем неразрывной связью с проблемами мировой революции. Вопросы нашего хозяйства решаются в конечном счете на международной арене» (18).
Пытаясь понять, как победа Левой оппозиции могла изменить историю Советского Союза, мы не говорим, что возможно дать точную картину того, каким образом он мог бы развиваться. Осуществление иной политической линии после 1924 года могло бы внести в историческое развитие огромное число новых политических, социальных и экономических переменных, которые в совокупности их совместных взаимодействий могли изменить ход событий в том ключе, который совершенно не был предвиден теми, кто принимал участие в ретроспективной оценке альтернатив. Однако надлежащее уважение к принципу исторической «неопределенности» не означает, что нельзя сказать ничего убедительного или разумного об исторических альтернативах. Есть очень твердая фактическая и теоретическая почва для заключения, что победа Левой оппозиции могла бы привести (в весьма вероятной степени) к более рациональной, более продуктивной и гуманной эволюции советской экономики. Хобсбаум бросает свет на эту возможность, заявляя, что индустриализация требовала «изрядной доли принуждения». Вопрос только в том, какова была величина этой доли. Однако, как вполне доказала история СССР, это не второстепенный вопрос. Не следует забывать о диалектическом отношении между количеством и качеством. Существует огромная разница между высокими ставками налогообложения на самый богатый слой крестьянства и физической «ликвидацией кулачества как класса». Если бы экономическая политика Оппозиции позволила бы всего лишь только избежать ужасов сталинистской коллективизации — а это поистине невероятно, чтобы они могли иметь место в случае победы Левой оппозиции, — то СССР мог бы избежать катастрофы и всех последствий, которые из нее вытекали.
Международная стратегия
Позвольте нам теперь перейти к рассмотрению последствий поражения Льва Троцкого и Левой оппозиции для судьбы международного рабочего класса и мирового социалистического движения. Этот существенный аспект не включен в рассмотрение Хобсбаумом исторических контр-фактических альтернатив. Придерживаясь позиции, согласно которой конечный крах СССР непреклонно проистекал из объективных условий, с которыми страна столкнулась в 1921 году, Хобсбаум не собирается изучать, как международная политика, проводимая сталинистским режимом, в действительности влияла на эволюцию Советского Союза. Он заходит так далеко, что намекает, что внутренняя и внешняя политика были мало связаны: «Русская революция действительно имела две переплетающиеся истории: ее влияние на Россию и ее воздействие на мир. Нам не следует смешивать эти две истории» (19).
Однако такое разделение сделало бы непостижимым феномен сталинизма. Сталинский режим вырос на основе русской национальной реакции против пролетарского социалистического интернационализма, который воплощался в большевистском правительстве под руководством Ленина и Троцкого. Программа социализма в одной стране дала знамя тем элементам внутри бюрократии, которые отождествляли свои собственные материальные интересы с развитием СССР как сильного национального государства. Бюрократия приобретала свои привилегии через механизм государственной собственности на средства производства. Чем больше она осознавала национально-государственные основы своих привилегий, тем меньше у нее было желания подвергнуть их риску в интересах мировой революции. Программа социализма в одной стране узаконивала подчинение интересов международного социалистического движения национальным интересам советского государства в том виде, как они понимались бюрократией.
Как раз именно на уровне международной классовой борьбы последствия поражения Левой оппозиции были самыми трагическими и долговременными, и поэтому на этом уровне вопрос: «мог ли СССР развиваться по другому пути», — ставится самым серьезным и глубоким образом. В своем анализе развития сталинистского режима Троцкий всегда подчеркивал, что политическая реакция внутри СССР против программы и традиций Октября в значительной степени усиливалась поражениями международного рабочего класса. Первоначальные неудачи Левой оппозиции поздней осенью 1923 года были определенно связаны с поражением Германской революции, которое ослабило надежды на то, что европейские рабочие в ближайшем будущем могут прийти на помощь СССР. Именно в этой атмосфере складывалась широкая аудитория для националистической перспективы социализма в одной стране. Политическая дезориентация, производимая националистической линией советских вождей внутри Коммунистического Интернационала, вела, в свою очередь, к новым поражениям рабочего класса вне СССР. Каждое из этих поражений усиливало изоляцию Советского Союза, все более разрушая веру советских рабочих в перспективу мировой революции и подрывая политическую позицию марксистской и международной оппозиции сталинистскому режиму.
Будучи по природе весьма скептически настроенными по отношению к возможности революции, которую они склонны рассматривать как насильственное прерывание нормального хода исторического развития, профессиональные историки предпочитают просто третировать как нереалистическую и утопическую интернациональную перспективу, которая вдохновлялась Октябрьской революцией. Мы уже видели, что Хобсбаум считал веру Ленина в перспективу Германской революции фатальной ошибкой в его политических расчетах. Хотя Хобсбаум совсем ничего не говорит о борьбе Троцкого против политической линии на построение социализма в одной стране, я уверен, что если бы его спросили об этом, то он ответил бы, что международные перспективы Троцкого в 1920-1930-х годах были столь же нереалистическими, как и у Ленина в 1918 году. Хобсбаум доказывал бы, что рассматривать интернациональную программу Троцкого в качестве жизненной альтернативы тому, что произошло в действительности, альтернативы, способной изменить ход советской истории, это просто еще один опыт контр-фактической спекуляции, который ведет в тупик.
Каким образом мы можем показать, что международная политика Левой оппозиции, основанная на теории перманентной революции, могла бы в значительной степени усилить Коммунистический Интернационал и улучшить международное положение Советского Союза? Конечно, мы не можем доказать с политической и нравственной определенностью, что победа Левой оппозиции гарантировала бы успех революционной борьбы вне Советского Союза. Мы вполне готовы признать, что в области революции результат определяется не логическими доказательствами, а действительной борьбой. Однако это не означает, что мы не можем прийти к некоторым правдоподобным заключениям, основанным на исторических свидетельствах, о возможных последствиях победы Оппозиции для мирового революционного движения.
Позвольте нам рассмотреть, пусть только вкратце, два решающих эпизода в истории международного рабочего класса.
Во-первых, катастрофическое поражение Китайской революции в 1927 году: причиной этого поражения было подчинение Коммунистической партии Китая (КПК) буржуазному Гоминдану, руководимому Чан Кайши. КПК получила инструкции от Сталина подчиниться Чан Кайши и Гоминдану как авторитетному руководству демократической революции. Политической основой этих инструкций были усилия Сталина установить более тесные связи между Советским Союзом и Китаем посредством политического альянса с Чан Кайши. Троцкий настойчиво предупреждал, что подчинение КПК буржуазному Гоминьдану, являющееся полным пренебрежением самых главных уроков большевистской стратегии 1917 года, могло иметь бедственные последствия для рабочего класса. Чан Кайши не был союзником, в которого Компартия и рабочие могли бы верить без малейшего сомнения. Сразу как только ему представилась бы возможность, Чан Кайши, подчиняясь давлению со стороны его империалистических и буржуазных хозяев, мог жестоко обрушиться на КПК и революционных шанхайских рабочих. Предупреждения Троцкого были проигнорированы: даже когда действия Чан Кайши становились все более угрожающими, Сталин принуждал КПК демонстрировать лояльность Гоминьдану все более показным образом. В конце концов КПК отдала революционным рабочим в Шанхае распоряжение сдать оружие введенным в город войскам Чан Кайши. Когда осуждение Троцким политики Сталина нашло отклик в Коммунистическом Интернационале, события в Китае пришли к катастрофической развязке. Войска Чан Кайши вступили в Шанхай, где, как и предупреждали Троцкий и Левая оппозиция, учинили кровавую резню, в которой погибли десятки тысяч коммунистических рабочих. КПК получила удар, от которого она так никогда и не оправилась.
Нет необходимости утверждать то, что по самой природе вещей является недоказуемым: что политика Левой оппозиции могла бы гарантировать победу Китайской революции в 1920-х годах, — хотя я убежден, что такая победа была бы возможна. Но что можно сказать с большой степенью определенности, так это то, что Коммунистическая партия Китая могла бы не пасть жертвой переворота Чан Кайши в апреле 1927 года, и что позиция рабочего класса не ослабла бы в такой катастрофической степени. Поскольку события подпали под руководство Сталина, то исторические последствия поражения в Китае оказались неисчислимыми. Помимо своего немедленного влияния на СССР — оно углубило политическую изоляцию Советского Союза и, вследствие этого, усилило бюрократический режим — поражение 1927 года трагическим образом изменило характер революционного движения в самом Китае. Утратив под контрреволюционными ударами Чан Кайши позиции в городах, пришедшие в замешательство остатки КПК отступили в сельскую местность и отказались от исторической ориентации на рабочий класс. С тех пор деятельность КПК под руководством Мао — который, между прочим, стоял на правом фланге разрушенной партии — должна была основываться на крестьянстве. Таким образом, партия, которая пришла к власти в 1949 году, имела мало серьезных связей с рабочим классом и была мало похожа на движение, которое существовало до катастрофы 1927 года. Даже сегодня, когда наследники Мао поощряют и контролируют эксплуатацию китайских масс транснациональными корпорациями, мы ощущаем прямые последствия разрушительной политики, проводимой Сталиным.
Даже если бы победа Левой оппозиции не дала ничего, кроме избавления от катастрофы, произведенной политикой Сталина в Китае, это само по себе могло основательно изменить ход мировой истории в пользу Советского Союза и международного рабочего движения.
Позвольте нам теперь обратиться ко второму эпизоду: приходу к власти фашизма в Германии. Накануне победы Гитлера в январе 1933 года две массовые рабочие партии Германии — Социал-демократическая (СДПГ) и Коммунистическая (КПГ) — получили политическое доверие 13 миллионов избирателей. В последние германские выборы, проводившиеся до назначения Гитлера на пост канцлера, общее число голосов, отданных за эти две партии, было больше, чем получили нацисты. Итоги голосования, однако, не выражали вполне соотношение сил фашистского и социалистического движений. Даже принимая во внимание штурмовиков, движение Гитлера, опиравшееся на разрозненные мелкобуржуазные и люмпенизированные слои, являлось аморфной и неустойчивой массой. Две социалистические партии, с другой стороны, опирались на рабочий класс, который, благодаря своей связи с ключевыми производительными силами, представлял социальную и политическую силу огромной потенциальной мощи.
Однако у Гитлера было одно большое преимущество — это политический раскол рабочего движения. Вожди как Социал-демократической, так и Коммунистической партий отказались от проведения единых действий по защите рабочего класса против фашистской угрозы. Отношение социал-демократии вытекало из ее трусливого прислужничества гниющему буржуазному Веймарскому режиму и из ее страха потенциально революционных последствий объединенного наступления социал-демократических и коммунистических рабочих против фашистов.
Главной проблемой, стоящей перед Коммунистической партией, было преодоление этого ослабляющего рабочий класс разделения путем предложения единого фронта с социал-демократами для того, чтобы отбить фашистскую угрозу. Несмотря на политическое противодействие вождей СДПГ, официальные, прямые и настойчивые призывы КПГ к единому фронту могли бы, в самом крайнем случае, оказать глубокое впечатление на социал-демократических рабочих и показать, что коммунисты не несут ответственности за раскол рядов германского пролетариата. Даже если бы сдвиг настроений социал-демократических масс не преодолел сопротивления лидеров СДПГ и профсоюзов серьезной борьбе против Гитлера, настойчивая кампания Коммунистической партии могла бы поднять ее статус в глазах миллионов социал-демократических рабочих и привлечь значительные их слои на сторону КПГ.
Но такая кампания никогда не проводилась КПГ. Наоборот, придерживаясь ультралевой линии «третьего периода», навязанной сталинцами на Шестом Конгрессе Коммунистического Интернационала, КПГ заявляла, что социал-демократия являлась разновидностью фашизма — «социал-фашизмом». Все соглашения с этим «социал-фашизмом» считались недопустимыми.
Уже в 1930-м году Троцкий, который тогда был в эмиграции на острове Принкипо недалеко от берегов Турции, предупреждал, что фашизм представляет собой большую угрозу для германского и международного рабочего класса, и что неспособность КПГ бороться за единый фронт открывает путь для прихода Гитлера к власти.
26 сентября 1930 года Троцкий писал:
«Фашизм стал в Германии реальной опасностью, как выражение острой безысходности буржуазного режима, консервативной роли социал-демократии по отношению к этому режиму и накопленной слабости Коммунистической партии, чтоб опрокинуть этот режим. Кто это отрицает, тот слепец или фанфарон» (20). Успешная наступательная борьба против фашизма, писал он, «означает политику сплочения рядов с большинством германского рабочего класса и образования единого фронта с социал-демократами и беспартийными рабочими против фашистской угрозы» (21).
26 ноября 1931 года Троцкий писал:
«Обязанность Левой оппозиции бить тревогу: руководство Коммунистического Интернационала ведет германский пролетариат к грандиозной катастрофе, суть которой — в панической капитуляции перед фашизмом.
Приход «национал-социалистов» к власти означал бы прежде всего истребление цвета германского пролетариата, разрушение его организаций, искоренение в нем веры в себя и свое будущее. В соответствии с гораздо большей зрелостью и остротой социальных противоречий в Германии адская работа итальянского фашизма показалась бы, вероятно, бледным и почти гуманным опытом по сравнению с работой германского «национал-фашизма» (22).
27 января 1932 года, отвечая на патетические заявления сталинистских лидеров о том, что победа фашизма просто проложит путь победе коммунистов, Троцкий писал:
«Фашизм является не просто системой репрессий, жестокой силы и политического террора. Фашизм есть особая правительственная система, основанная на искоренении всех элементов пролетарской демократии в буржуазном обществе. Задача фашизма заключается не только в разрушении коммунистического авангарда, но и в удержании всего класса в состоянии вынужденного разобщения. Для этой цели недостаточно физическое уничтожение наиболее революционного слоя рабочих. Для этого также необходимо разгромить все независимые и добровольные организации, разбить все оборонительные бастионы пролетариата и искоренить все, что было достигнуто социал-демократией и профсоюзами за три четверти столетия» (23).
Я приведу только еще одну цитату из работ Троцкого. В апреле 1932 года Троцкий опубликовал заявление, предупреждавшее, что победа Гитлера неизбежно привела бы к войне между Германией и Советской Россией. Тщательно выбирая слова, Троцкий объяснял, как бы он, будучи у власти, отреагировал на фашистскую победу в Германии:
«Получив телеграмму об этом событии, я бы подписал приказ о мобилизации резервов. Когда перед тобой смертельный враг и когда война вытекает с необходимостью из логики объективной ситуации, было бы непростительной легкомысленностью дать врагу время укрепиться и усилиться, заключить необходимые союзы, получить необходимую помощь, разработать план концентрических военных действий не только с Запада, но и с Востока, и таким образом превратиться в колоссальную угрозу» (24).
Обладая знанием того, что произошло: победа нацистов, последующий вероломный пакт о ненападении Сталина-Гитлера, развязывание Второй Мировой войны, трусливый демонтаж Сталиным советской обороны в то время, когда Гитлер разрабатывал операцию «Барбаросса», потеря 27 миллионов советских солдат и граждан в отражении германского вторжения, — нельзя читать эти слова Троцкого без ощущения трагической потери. Как много человеческих страданий и горя можно было бы избежать, насколько иным могло бы быть течение двадцатого века, если бы политическая линия Троцкого (линия революционного марксизма) победила.
Наш краткий обзор поражений в Китае и Германии едва ли можно рассматривать в качестве хотя бы предварительного введения в вопрос о контрреволюционной роли сталинизма в международном рабочем движении и ее воздействии на развитие СССР. Но мы уже выходим за границы того материала, которого было бы рационально коснуться в рамках одной лекции. Однако есть еще один пункт, который я должен добавить в интересах исторической ясности. Поражение германского рабочего класса означало решающий поворотный пункт в эволюции самого сталинистского режима. Встретив серьезную угрозу со стороны могущественного фашистского режима, за возникновение которого Сталин нес главную ответственность, он порвал все тонкие связи, еще существовавшие между советским государством и целями мировой социалистической революции. Отныне защита СССР должна была основываться на заключении политических альянсов с империалистическими государствами — демократическими или фашистскими, в зависимости от обстоятельств — за счет интересов международного рабочего класса. Роль Советского Союза в мировых отношениях приняла непосредственно контрреволюционный характер, — превращение, которое нашло убийственное выражение в предательстве Испанской революции, уничтожении старых большевиков, охоте за революционными оппонентами сталинистскому режиму за границами СССР и, наконец, в пакте Сталина-Гитлера.
Хобсбаум не просто игнорирует все это. Его работы наводят на мысль, что он не смог подвергнуть какому-либо критическому рассмотрению те идеи, которые позволяли ему многие годы оставаться членом британской Компартии:
«Ужасный парадокс советской эпохи, — говорит нам Хобсбаум с честным лицом, — состоит в том, что Сталин, каким его знали советские люди, и Сталин, казавшийся за рубежом освобождающей силой, был одним и тем же лицом. И он был освободителем для одних, по крайней мере отчасти потому, что он был тираном для других» (25).
То, что Хобсбауму действительно следовало описать — это то, что «Сталин, каким его знали советские люди и Сталин, каким его лживо изображала британская Коммунистическая партия, был не просто одним и тем же человеком». Вместо этого Хобсбаум, к сожалению, компрометирует себя как историка участием в позорной просталинистской апологетике и посредством этого разоблачает то, что было трагическим парадоксом его собственной идейной жизни.
Цель сталинского террора
В нашем обзоре существенных различий между сталинистским режимом и Левой оппозицией в трех областях: партийного режима, экономической политики и международной стратегии, — мы попытались показать, что победа троцкизма, то есть действительного марксизма, могла бы по всей вероятности глубоко изменить ход советской истории и развитие международного социалистического движения. Мы полагаем, что эта точка зрения будет отклонена теми, кто интерпретирует историю Советского Союза в рамках абсолютной предопределенности к историческому поражению. Для этих неисправимых скептиков и пессимистов, которые полагают, что дело социализма было обречено с самого начала, политика, программа и другие формы субъективной деятельности ничего не значат в истории.
Как мы уже объясняли, невозможно утверждать с полной определенностью, что победа Троцкого гарантировала бы выживание СССР и победу социализма. Но подобное заявление едва ли необходимо для того, чтобы обосновать политическую и идейную оправданность нашего рассмотрения исторических альтернатив. Для нас необходимо только установить, что существовала реальная возможность иного хода исторического развития, чем это произошло в действительности; и что в определенные решающие моменты своей истории Советский Союз оказывался, так сказать, на развилке дорог, когда осуществление иной, то есть марксистской, политики могло бы сделать возможным намного более благоприятный исход событий.
Теперь мы предвосхитим другой вопрос, который неизбежно возникает и является серьезным: даже если бы следовало допустить, что позиции Троцкого и Левой оппозиции представляли, с точки зрения теории, настоящую марксистскую альтернативу политике сталинистского режима, представляла ли когда-нибудь эта Оппозиция действительно значительную политическую силу в Советском Союзе? Прежде всего рассмотрение альтернатив, если оно не является бесплодным спекулятивным опытом, должно ограничивать себя тем, что было бы возможным в рамках существующих объективных условий.
Отвечая на этот вопрос, я хотел бы процитировать ценную работу, которая называется «Рождение сталинизма» и автором которой является немецкий историк Михель Райман (Michel Reiman):
«Значение левой оппозиции часто недооценивается в литературе… Многие авторы сомневаются, что оппозиция имела какое-либо существенное влияние на массу членов партии и еще меньше — на широкие слои населения. Едва ли можно согласиться с такими взглядами: в самом деле, они кажутся противоречащими тому огромному количеству критики, которое было обрушено в те годы на оппозицию партийным руководством — множество партийных заявлений, докладов, памфлетов и книг, не говоря уже о массовых политических кампаниях, которые достигали даже самых отдаленных уголков СССР.
Весной 1926 года объединенная оппозиция, опиравшаяся на ряд старых и испытанных партийных лидеров, завоевала несколько достаточно значительных позиций. Она укрепила свое влияние в Ленинграде, на Украине, в Закавказье и Уральском регионе, в университетах, в некоторых центральных правительственных учреждениях, на ряде заводов Москвы и центрального промышленного региона, а также среди части командного состава армии и флота, который прошел через трудные годы гражданской войны под руководством Троцкого. Репрессии со стороны партийного руководства прервали рост оппозиции, но ее влияние было все еще намного большим, чем это показывали различные голосования, проводимые в партийных ячейках» (26).
Троцкий и другие ведущие вожди Левой оппозиции были исключены из российской Коммунистической партии на пленуме Центрального Комитета, проведенного в июле-августе 1927 года. Однако заставить замолчать Оппозицию не удалось.
«Даже после пленума, — пишет Райман, — партийные организации продолжали наводняться — особенно в больших городских центрах и двух столицах — оппозиционной литературой и листовками. Сообщения об увеличении активности оппозиции одно за другим поступали из различных городов и из всех областей: Ленинграда, Украины, Закавказья, Сибири, Урала и, конечно, Москвы, где работало наибольшее число политических лидеров оппозиции. Число нелегальных и полулегальных собраний, которые посещали промышленные рабочие и молодежь, постоянно росло. Влияние оппозиции на ряд крупных партийных организаций становилось достаточно существенным. Это препятствовало свободному, как было прежде, функционированию сталинистского аппарата. Активность оппозиции сильно затронула также и армию. Сообщения о существенном росте авторитета оппозиции приходили из Ленинградского военного округа и гарнизонов в Ленинграде, Кронштадте и из воинских частей Украины и Белоруссии.
Главной проблемой, однако, был не рост активности оппозиции, а общий баланс власти внутри партии. Достаточно большое число известных политических лидеров было на стороне оппозиции. Слабеющий авторитет партийного руководства, особенно Сталина и Бухарина, оказывался недостаточным для превращения неудач и провалов партийной политики в достижения» (27).
Каким образом сталинская фракция все-таки справилась с вызовом, брошенным Левой оппозицией? Райман объясняет: «Руководство не могло бы справиться с этой ситуацией, если бы оно не ввело в бой ГПУ» (28).
Последующая история СССР и международного рабочего движения является хроникой кровавых последствий того насилия, которое сталинистская бюрократия применила для укрепления своей власти и привилегий. Невозможно завершить обсуждение исторических альтернатив без рассмотрения воздействия и цены сталинских репрессий. Хобсбаум, как мы видели, лишь коснулся этого вопроса. Индустриализация, говорил он нам, «потребовала бы изрядной доли принуждения, даже если бы СССР руководил кто-нибудь менее жестокий, чем Сталин». Хобсбаум попросту игнорирует социальную основу и политическую цель насилия, проводимого бюрократией. Сталинское насилие было не результатом революционных крайностей, а контрреволюционного террора.
Если Хобсбаума не заботит рассмотрение этого вопроса, то это потому, что честную оценку исторического значения и последствий кровавых чисток для Советского Союза и международного социалистического движения невозможно согласовать с его проявлением исторической апологетики. Альтернатива сталинистскому варианту советского развития существовала, а сталинский террор был средством для ее ликвидации. Те, кто были уничтожены в камерах на Лубянке и бесчисленных других местах заключения, — это были сотни тысяч революционных социалистов, которые способствовали победе Октябрьской революции. Их влияние на рабочий класс и советское общество не ограничивалось пропагандой особых политических идей, какими бы важными ни были эти идеи. Жертвы Сталина в своей коллективной деятельности были представителями выдающейся социалистической культуры, которая придала революционному движению российского рабочего класса всемирное историческое значение.
В личности Троцкого эта культура нашла свое наивысшее выражение. Как блестяще писал Виктор Серж:
«Чтобы появился такой человек, как Троцкий, необходимо, чтобы тысячи и тысячи индивидуумов создавали этот тип в течение длительного исторического периода. Это был массовый социальный феномен, а не внезапная вспышка кометы… Формирование этого великого социального феномена (я думаю — наивысшее достижение современного человека) закончилось после 1917 года, и большинство оставшихся в живых его представителей были убиты по приказу Сталина в 1936-1937 годах. Когда я пишу эти строки, когда имена и лица воскрешаются в моей памяти, мне приходит в голову мысль, что необходимо было истребить этот сорт человека, его традиции и поколение, чтобы уровень нашего времени мог бы быть значительно понижен. Люди, подобные Троцкому, обладали слишком многими неудобными человеческими возможностями будущего, чтобы им позволили выжить во времена лености и реакции» (29).
Уроки двадцатого столетия
Почему мы посвятили последние два часа рассмотрению возможности альтернатив историческому исходу Октябрьской революции? Разумеется, прошлое нельзя изменить и мы должны жить с его последствиями. Однако то, как мы понимаем прошлое — равно как и процесс, посредством которого сформировались эти последствия — является существенным основанием для нашего понимания современной исторической ситуации и заключенного в ней потенциала. Наша оценка возможностей социализма в будущем сложным образом связана с нашим объяснением причин поражений, перенесенных в течение этого столетия.
Какие уроки мы извлекаем из опыта двадцатого столетия? Если все то, что случилось с начала Первой Мировой войны, было просто выражением бесконтрольных и непонятных сил, тогда мало что можно поделать, кроме как надеяться или умолять (в зависимости от своих предпочтений или глубины своего отчаяния) о большей удаче в будущем.
Но для тех, кто изучил и усвоил опыт этого столетия, современная историческая ситуация и перспективы будущего воспринимаются совершенно иначе. События нашего века имеют широкий исторический контекст и значение. Ни один другой период истории не был так богат революционным и контрреволюционным опытом. Столкновение противоборствующих социальных сил достигало небывалого уровня интенсивности. Рабочий класс, осуществив свой первый великий революционный прорыв в 1917 году, оказался неспособным выдержать ужасную силу последовавшей за ним контрреволюции. Однако посредством деятельности Троцкого, Левой оппозиции и Четвертого Интернационала природа этой контрреволюции и причины этих поражений подверглись анализу и были поняты. И именно на этих теоретических и политических основаниях Четвертый Интернационал сознательно и с несокрушимым революционным оптимизмом подготавливает будущее.
Примечания
1. Die Welt von Gestern: Erinnerungen eines Europaers (Frankfurt am Main, 1997), p. 17.
2. p. 243.
3. p. 245.
4. p. 246.
5. p. 245.
6. p. 247.
7. Pp. 247-48 (курсив Д.Н.)
8. p. 243.
9. p. 249.
10. p. 249.
11. p. 48.
12. «The New Course», Challenge of the Left Opposition 1923-25 (New York, 1975), p. 88.
13. Ibid., p. 89.
14. Ibid., pp. 79-80.
15. Ibid., pp. 84-85.
16. Коммунистическая оппозиция в СССР. М., «Терра», 1990. Т. 4, с. 135.
17. «Бюллетень оппозиции», 1930, № 9, с. 6-7.
18. Там же, с. 8.
19. On History, p. 251.
20. «Бюллетень оппозиции», 1930, № 17-18, с. 47.
21. The Struggle Against Fascism in Germany (New York, 1971), p. 72.
22. «Бюллетень оппозиции», 1931, № 25-26, с. 6.
23. The Struggle Against Fascism in Germany (New York, 1971), p. 144.
24. Writtings of Leon Trotsky 1932 (New York, 1973), p. 82.
25. On History, p. 252.
26. The Birth of Stalinism: The USSR on the Eve of the «Second Revolution». Tr. George Saunders (Bloomington, 1987), pp. 19-20.
27. Ibid., pp. 28-29.
28. Ibid., p. 28.
29. The Serge-Trotsky Papers, ed. David Cotterill (London, 1994), pp. 208-209.
Экономический кризис в России
Новое правительство России: начало третьего тура «шоковой терапии»
В.Волков, 24 мая 1998 г.
В начале мая было сформировано новое правительство России во главе с премьер-министром Сергеем Кириенко. Правительственный кризис, начавшийся отставкой прежнего правительства Виктора Черномырдина 23 марта и продолжавшийся около полутора месяцев, завершился. Однако все основные проблемы как социально-экономического, так и политического характера, которые породили этот кризис, не нашли себе хоть какого-то разрешения. Получив новое правительство, Россия вступила в новый этап социально- политического кризиса.
Основной задачей, которую должно будет решать правительство С.Кириенко, это проведение нового, третьего по счету, тура «шоковой терапии». Его необходимость проистекает из полного провала всех предыдущих попыток реформировать и оживить хозяйственную жизнь России путем все большего интегрирования экономики страны в структуры мирового капиталистического рынка.
Новое правительство России начинает свою деятельность на фоне тотального коллапса экономики, который оно будет пытаться преодолеть путем еще большего наступления на права и жизненный уровень большинства трудящихся. Все тяготы бюджетного дефицита правительство С.Кириенко намерено переложить на плечи рабочего класса, положение которого и без того уже резко ухудшилось в продолжение последних 6-ти лет проведения политики капиталистических реформ.
Раскол в господствующем классе России
Непосредственной причиной для отставки прежнего правительства В.Черномырдина послужила невозможность проведения нового раунда капиталистических реформ старыми средствами и руками старых кадров. В то же время перетряска правительства была связана с резким обострением конкурентной борьбы среди лидирующих клик господствующего класса, которые пытаются укрепить свои позиции путем создания условий для прямого влияния на принятие политических решений в России.
Решение президента Ельцина распустить правительство Черномырдина явилось признаком слабости и бессилия, а отнюдь не проявлением прозорливости и силы. Главным движущим мотивом в принятии этого решения для Ельцина было его стремление сохранить и, по возможности, упрочить свое положение в качестве авторитарного диктатора России. Резкое ухудшение общего положения в стране, вызванное как провалом проводимых под его руководством реформ, так и влиянием целого ряда негативных факторов международного характера (мировой финансовый кризис, резкое падение цен на нефть на мировом рынке), вызвали резкий рост недовольства не только со стороны огромных многомиллионных масс трудящегося населения России, но также и среди различных группировок господствующих экономических и политических кланов.
В этих условиях неизбежно периодическое появление тех или иных претендентов на президентский пост, которые могли бы в короткое время сплотить вокруг себя весьма влиятельные слои «новых русских» вместе с их финансовыми ресурсами. Особенно усиливает такую возможность перспектива новых президентских выборов в 2000 году, в которых по действующей Конституции президент Ельцин не имеет права выдвигать себя кандидатом на новый срок.
Одним из центров притяжения оппозиционных по отношению к Ельцину настроений среди господствующего класса стал бывший премьер Черномырдин. Уже в прошлую президентскую кампанию 1996 г. Черномырдин испытывал мощное давление со стороны слоев, которые пытались превратить его в самостоятельную политическую фигуру, противопоставленную Ельцину. В тот момент Черномырдин принял решение остаться в «команде» действующего президента и поддержал его как кандидата всем тем громадным аппаратом власти и финансовых ресурсов, которые стояли за его спиной. Прошедшие 2 года привели к такому изменению в расстановке сил, когда Черномырдин волей- неволей оказался втянутым в череду действий и решений, которые стали все более явным образом противопоставлять его Ельцину и угрожать почти неограниченной власти последнего на принятие всех основных экономических и политических решений в стране.
Отправляя в отставку правительство целиком, Ельцин метил прежде всего в Черномырдина как в фигуру, становящуюся опасным конкурентом. Жертва всем правительством была, таким образом, лишь необходимым декорумом для того, чтобы по возможности прикрыть суть основного маневра.
Другим важным фактором, толкнувшим Ельцина на отставку правительства, явилась невозможность соблюсти прежний баланс сил и влияния в своем ближайшем окружении. Наиболее мощным конфликтом, который особенно обострился начиная со второй половины 1997 года, явился конфликт между крупными группировками российских капиталистов, представленных в политике фигурами А.Чубайса и Б.Березовского. Несмотря на то, что многими этот конфликт до сих пор воспринимается как чисто личностный, в нем заложены, на самом деле, разногласия также и политического характера: о том, как и какими путями продолжать преобразования России на капиталистической основе.
Суть этих разногласий сводится к тому, надо ли и дальше продолжать курс на максимально быструю интеграцию российской экономики в структуры мирового рынка и предоставлять, в соответствии с этим, все больше прав и возможностей международному капиталу или пытаться как-то приостановить этот процесс, взяв в качестве приоритета защиту интересов крупнейших кланов «национального» бизнеса в том виде, как они сформировались по непосредственным итогам приватизации. Конфликт этот достиг в последнее время крайних форм обострения, когда каждая из сторон стала требовать для себя только решительной победы.
Не имея возможности отдать предпочтение какой-то одной из противоборствующих сил, Ельцин был вынужден просто произвести перегруппировку, конечный исход которой нисколько не разрешил существующие разногласия, но, по крайней мере, на какое-то время отодвинул их и смягчил их остроту.
Наконец, еще одним из мотивов в принятом решении Ельцина было стремление продемонстрировать хотя бы какие-то внешние признаки изменений — пусть только путем кадровых перестановок. Этим способом президент уже воспользовался в марте прошлого года, когда ранг вице-премьеров получили Чубайс и Немцов. Необходимость прибегнуть к подобному механическому способу спустя совсем короткий промежуток времени уже сама по себе говорит о той глубине политического кризиса, в которой оказался правящий в России режим.
Моральный упадок власти
Поразительно легкая и безболезненная — по крайней мере, на поверхности — отставка премьера, который 6 лет возглавлял правительство, а также бесстыдный торг в Государственной Думе по поводу утверждения кандидатуры нового премьер-министра усилили еще больший моральный упадок власти в глазах большинства населения страны.
В этой связи показательна сама отставка премьера В.Черномырдина. Она произошла внезапно, без какой-либо подготовки общественного мнения, в порядке удачно проведенной наступательной операции. Незадолго до этого события премьер-министр не сходил с экранов телевидения и получал награды от президента. Черномырдин покорно принял решение и совершенно не пытался его оспаривать. Его отставка не вызвала также сколько-нибудь заметного неудовольствия в обществе. Все это является выражением огромного безразличия масс к судьбам отдельных, пусть даже и самых высокопоставленных чиновников существующей власти.
Отчуждение власти от народа и усиление недоверия масс по отношению к правящему режиму с некоторого времени уже открыто признавалось либеральными наблюдателями. Например, обозреватель Т.Кошкарева писала недавно в «Независимой газете»: «Власть не работает на народ и не обслуживает народ, единственный смысл ее существования — самовоспроизводство и упрочение собственных позиций. В этом смысле она ничем не отличается от партийной элиты 70-х и 80-х годов.»
«Тогда тоже все делалось, — продолжает автор, — во имя и во благо народа, а на самом деле у номенклатуры были свои интересы, притом, что люди жили совершенно отдельной от нее жизнью. Сейчас в отличие от прошлых лет нет былого партийного единства и нет партбилетов. Но впечатление от власти как от спаянного монолита не исчезла… Прошли годы, изменился строй, поменялась Конституция, но суть осталась прежней.»
Подводя неутешительный итог своему обзору состояния власти, Т.Кошкарева констатирует, что «элита и народ существуют сами по себе и разделены непреодолимой стеной вранья». «Ложь и лицемерие на государственном уровне стали основными признаками власти. Причем обманывают все» («НГ», 3 марта).
Демонстративный торг, который вел президент Ельцин с Думой по поводу утверждения премьером С.Кириенко, еще больше усилил впечатление омерзения от наблюдения того, как делается сегодняшняя политика в России. Этот торг, в данном случае, подрывал доверие как к исполнительной, так и к законодательной власти страны.
«Ведь ясно же: согласие Думы на назначение Кириенко, — пишет главный редактор только что цитированной «Независимой газеты» В.Третьяков, — получено не путем убеждения и даже не путем давления, а куда более прозаическим способом. Тем, который в современном политическом лексиконе называется словом «зарядить». Одну фракцию «зарядили» полностью, другую — частично, чтобы создать необходимую гарантию утверждения. «Заряжали» на деньги налогоплательщиков».
«Сделать из 115 голосов 251 [голоса, поданные за утверждение Кириенко премьер-министром во время предпоследнего и окончательного голосования] — блестящий результат. Если делом или словом. А так, как сделали, это не более чем техническая операция, свидетельствующая об отсутствии какой-либо политической перспективы (не на месяц и год, не скоротечной, а настоящей) у тех, кто ее осуществил, и у того, ради кого она делалась» («НГ», 28 апреля). Трудно сегодня в России найти издание, которое не обратило бы своего внимания на этот факт.
Ельцин борется за политическое выживание
Если вдуматься в смысл совершенной Ельциным операции, то можно увидеть, что ее целью является стремление президента сохранить свое положение в качестве авторитарного правителя России. Этой цели подчинена в настоящее время вся политика президентского окружения. Борьба за политическое выживание заставляет Ельцина в еще меньшей степени считаться с нормальными условиями и процедурами демократического управления государством.
Ни один из близких выдвиженцев Ельцина не может рассчитывать на то, что будет бесконечно долгое время пользоваться его покровительством. Исключение сделано пока только для одного Б.Немцова, которого Ельцин, вероятно, все еще видит в роли своего «наследника». Никакие личные заслуги перед президентом не могут обеспечить какому-либо чиновнику гарантии от внезапной отставки и ухода в политическое небытие. На протяжении последних лет Ельцин неоднократно «переступал через самого себя», отказываясь от своих ближайших соратников для того, чтобы сохранить собственную власть.
Так было, например, в истории с Сосковцом, Барсуковым и Коржаковым летом 1996 года. Подводя итог своим взаимоотношениям с Ельциным, Коржаков в своей книге воспоминаний, опубликованной летом прошлого года, далеко не без оснований заявлял о том, что политика Ельцина все в большей степени определяется мотивами выживания и упрочения влияния его самого и его семьи. Этот же мотив мы ясно видим и в решении о смене кабинета.
Стремительное возвышение мало кому известного 35-летнего С.Кириенко естественным образом воспринимается наиболее консервативными и далеко еще не утратившими своего влияния слоями старой и новой номенклатуры в качестве демонстративного оскорбления. Однако Ельцин сознательно пошел на такой шаг, пытаясь в быстро меняющихся условиях найти более или менее устойчивую опору для своего сильно пошатнувшегося авторитета. В ситуации, когда огромные массы рабочих брошены в нищету, так называемый «средний класс» находится в зачаточном состоянии, а интеллигенция и студенчество резко повернула в сторону от правящего режима, президент пытается завербовать себе сторонников среди 2-го и 3-го эшелона молодых агрессивных бизнесменов и карьерных чиновников.
Резкая консервация политической жизни России и глубокий экономический упадок ограничивает этому слою перспективы быстрого обогащения и продвижения вперед. Открывая им путь к успеху на поприще частнокапиталистического предпринимательства и государственной карьеры, Ельцин в известной степени противопоставляет их другим слоям господствующего класса и связывает их будущее со своей собственной судьбой в политике.
Параллель с 1937 годом
Получив в свои руки часть важнейших рычагов исполнительной власти, С.Кириенко начал радикальную кадровую чистку, которая наверняка не ограничится только отдельными постами в аппарате правительства, а должна будет принять более масштабный характер.
По этой причине она невольно вызывает в уме параллель с Великой чисткой, осуществленной Сталиным в 1937-38 годах. Эта аналогия, безусловно, может иметь только весьма условный характер, поскольку сегодня события разворачиваются на совершенно ином социальном фундаменте и в ином историческом контексте. Однако общий смысл политической механики в том и другом случае имеет весьма сходную направленность.
Сталинский террор носил характер прямого физического устранения своих конкурентов или оппонентов в партийном и государственном аппарате. Политическим своим острием эта Великая чистка была направлена на уничтожение нескольких поколений большевистской партии и большинства членов ленинского Политбюро, которые, независимо от своего публичного отношения к сталинской политике, представляли собой потенциальную опасность для нового политического режима, возникшего в качестве реакции на интернациональные традиции Октябрьской революции.
Провал экономической политики Сталина конца 20-х — начала 30-х годов, связанной с насильственной коллективизацией и административной сверхиндустриализацией, подорвал доверие к Сталину и его ближайшему окружению не только среди широких масс советских трудящихся, но также и внутри партийного и государственного аппарата. Любое смелое критическое выступление против Сталина в тот момент могло немедленно привести к кардинальной перегруппировке сил и к замене Сталина на посту Генерального секретаря, как то показало уже голосование на ХVII съезде партии в 1934 году.
Большой террор вырос из механики политического перерождения первого в мире рабочего государства, на фоне очевидных успехов в его экономическом развитии, хотя и достигнутых ценой огромных жертв. Предлог, которым Сталин пытался оправдать свои жестокие кровавые меры, заключался в том, чтобы приписать своим оппонентам враждебные действия против социализма, гарантом которого пытался выдавать себя Сталин вместе со своими сторонниками. Совершая невиданные в истории подлоги и фальсификации, Сталин пытался опереться, тем не менее, на светлые идеалы будущего, которые разделялись тогда огромной массой советских рабочих и крестьян.
Ельцин находится в существенно ином положении. Основным мотивом его политической пропаганды последних лет являлась проповедь наиболее низменных мотивов в поведении человека, апелляция к эгоизму, жадности и обогащению любой ценой. Он не может поэтому апеллировать к массам с точки зрения защиты неких ценностей, которые эта масса может поддерживать и разделять. Напротив, она во все большей степени видит сугубую враждебность всех устремлений Ельцина ее собственным интересам.
Ельцин не имеет в руках также, несмотря на все свое сегодняшнее могущество, тех тоталитарных рычагов власти, которые имел в своем распоряжении Сталин вследствие централизованного характера управления советским хозяйством. Ельцин ослаблен, с одной стороны, силой крупных капиталистических баронов, сколотивших огромные капиталы и власть в годы приватизации и передела собственности. С другой стороны, он испытывает мощное давление мирового рынка и транснациональных корпораций, которые раньше помогли ему победить Горбачева, а сегодня помогают ему удерживать власть, давая кредиты, моральную и политическую поддержку.
Кроме этого, конечно, Ельцин скован «демократическим» периодом своей политической карьеры, где он выступал разоблачителем тоталитарных методов подавления сталинистского режима. Несмотря на всю глубину сползания собственной системы власти в сторону авторитарной диктатуры, он до сих пор еще в определенной степени связан прежними обещаниями и не может действовать с той последовательностью ложно понятой «большевистской беспощадности», как это в свое время удавалось делать Сталину.
Несмотря на все эти различия, многие элементы в политической механике 30-х и 90-х годов напоминают друг друга. Как и Сталин, Ельцин стремительно теряет почву под ногами, идет по пути все большего подчинения всей своей политики интересам личного выживания и пытается опереться на новые кадры молодых карьеристов, полностью обязанных ему своим возвышением. И если Сталин хотел окончательно порвать с традициями пролетарского интернационализма и перспективой мировой революции, то подобным же образом Ельцин стремится снять с себя ответственность за прежние «загибы» в сторону демократии, прав человека и социальной справедливости.
Московский историк В.Роговин превосходно описал кадровую революцию 1937 года в своей книге «1937». Комментируя выступления Сталина на Февральско- мартовском Пленуме 1937 года, в которых тот намечал контуры грядущей чистки, он пишет: «То был прямой клич, обращенный не к партийным руководителям, а к тем, кто должен был прийти к ним на смену: чтобы найти выход своим честолюбивым устремлениям, требуется одно, далеко не самое трудное условие — проявлять усердие в «разоблачении врагов народа».
«В противопоставлении Сталиным молодежи и старых кадров содержался серьезный социальный смысл. Сталину казалось, что он одновременно и эффективно сможет решить две задачи — запугать, а потом убрать опасный для него слой руководителей и открыть канал вертикальной мобильности для молодежи, которая будет безоглядно предана ему уже потому, что не знает правды о его прошлом и прошлом партии, в которой на заре Советской власти господствовали совсем иные нравы и отношения» (В.Роговин, «1937», с. 270). Стоить заметить только, что если Сталин рвал с реальным прошлым, то Ельцин хочет покончить в большей степени лишь с иллюзиями в самого себя и свою политику.
Ельцин не может при этом вести защиту своих политических позиций с точки зрения разоблачения «врагов народа». Он вынужден действовать в еще большей степени закулисно, чем Сталин. Но даже то обстоятельство, что Ельцин не в состоянии использовать в сложившихся условиях методы прямого физического устранения своих конкурентов, не делает пропасть между его авторитарным режимом и народом менее глубокой, чем та, которая существовала в 30-е годы между советскими массами и тоталитарным режимом Сталина.
Заговор президента против конституции
Степень беспринципности, царящей на верхних эшелонах российской власти, ярко иллюстрирует следующий факт. После того, как новый премьер-министр был утвержден голосованием в Думе и вступил в должность, президент неожиданно сообщил шокирующие подробности, связанные со взаимоотношением между правительством и президентской администрацией. Объясняя смысл проводимой реорганизации, Б.Ельцин заявил, что отныне упраздняется действовавшее последние годы правило, согласно которому абсолютно все документы правительства должны были визироваться в администрации президента.
Развернутый комментарий по этому поводу дал вскоре сам новый премьер С.Кириенко в одном из своих интервью. Он сказал, что согласно действующей с 1993 г. конституции согласование с президентской администрацией должны были проходить лишь те документы правительства, которые готовились во исполнение какого-либо конкретного указа президента. Далее он продолжил:
«Другое дело, что некоторое время действовал порядок, согласно которому любое постановление правительства вне зависимости от того, во исполнение указа президента оно выпускается или нет, должно было согласовываться с администрацией. Правительство составляло список всех подготовленных к выпуску постановлений, отправляло в администрацию президента, и они проходили там соответствующую проверку. И до тех пор, пока оттуда не поступала согласительная виза, правительство не имело права выпускать эти постановления» («Коммерсант-власть», № 16-17, 12 мая 1998 г., с.8).
Все сказанное описывает, по сути дела, не что иное, как картину нелегального заговора, который президент организовал против собственной конституции. Несмотря на то, что действующая конституция родилась в результате кровавой расправы над парламентом осенью 1993 года и предоставила президенту России практически неограниченные полномочия по части управления страной, уже очень скоро выяснилось, что даже этих полномочий президенту явно недостаточно для того, чтобы продвигать дальше программу капиталистических реформ.
Боясь подпортить внешний вид и без того уже хлипкого фасада российской «демократии», Б.Ельцин пошел по пути грубого нарушения своих собственных законов. Втайне от общества совершив весной 1995 года государственный мини- переворот, президент установил тотальный контроль над правительством. Общество узнало об этом только в тот момент, когда необходимость в этом заговоре отпала.
По словам С.Кириенко, в данный момент «речь идет только о том, что это разграничение [между правительством и президентской администрацией], существующее на бумаге в виде закона о правительстве, было бы четко реализовано в бюрократических процедурах. Там, где по Конституции сфера полномочий правительства, — там и процедуры должны быть соответствующие. И чтобы не было дополнительной системы контроля и проверки» (там же, с. 9).
Сделка на фоне развивающейся катастрофы
Объявленные изменения в структуре правительства приоткрывают завесу над содержанием той сделки, которую заключил президент с командой молодых карьеристов второго-третьего эшелона, во главе которой оказался бывший кадровый комсомольский работник из Нижегородской (Горьковской) области С.Кириенко. Сделка эта имеет обоюдовыгодный характер и сводится к следующему.
Прежде всего, президент вывел все силовые министерства (МВД, Минобороны, ФСБ, Служба внешней разведки), а также Министерство иностранных дел и ряд других организаций из прямого подчинения премьер-министра. Отныне их руководство лично «осуществляет президент РФ в соответствии с Конституцией» и другими законами. Этим Б.Ельцин, безусловно, пытается обезопасить себя на случай возможных попыток противостояния из среды представителей высших эшелонов власти.
Одновременно с этим Б.Ельцин значительно расширил полномочия (а, значит, и ответственность) правительства и лично премьер-министра за судьбу всех остальных министерств и ведомств, в особенности экономического и социального блока.
Таким образом, фактически кабинет министров оказывается разделенным на две части. Усиливая свой личный контроль за силовыми ведомствами, президент как бы снимает с себя ответственность за проведение экономической и социальной политики правительства, которая, судя уже по первым шагам кабинета, будет связана с еще более жестоким наступлением на права и жизненный уровень большинства трудящихся.
При этом у президента будет повод, в том случае, если авторитет нового правительства в продолжение ближайших месяцев резко упадет, отправить его в отставку, сделав его «козлом отпущения» за возможные негативные последствия нового тура «шоковой терапии». Одновременно Ельцин страхует себя и на случай предположительного успеха деятельности кабинета министров во главе с С.Кириенко. Если премьер начнет усиливаться, президент рассчитывает на то, что, опираясь на могущество силовых ведомств, сумеет вовремя убрать его с поста, не дав ему превратиться в опасного конкурента.
Точно таким же образом понятны и мотивы, которые движут «командой Кириенко». Они менее всего связаны с бескорыстным стремлением помочь своей стране или с наличием какой-либо новой политической перспективы, которая могла бы открыть обществу путь к решению назревших проблем. Совсем напротив: ни сам новый премьер, ни его выдвиженцы-министры совершенно не пытаются убедить общественное мнение, что у них есть какие-то новые взгляды, новые идеи или хотя бы какие-то новые предложения. Они вполне цинично признают, что просто не могли отказаться от выгодного предложения выдвинуться по карьерной лестнице.
«Они прекрасно понимают, что ни через месяц, ни через три, ни даже через полгода они не улучшат положение в экономике. Отсюда проистекает их главная совершенно циничная политическая задача — получить абсолютную поддержку президента, а значит, закрепиться во власти» («Независимая газета», 12 мая).
Свой дальнейший успех эти люди совершенно не связывают с успехом или неуспехом деятельности данного правительства. Оказавшись наверху пирамиды власти и получив в свои руки мощные рычаги управления, они рассчитывают завязать влиятельные знакомства, которые позволят им при любом исходе дела выгодно устроиться либо в сфере частного бизнеса, либо в других отсеках новой номенклатуры.
Новое наступление на рабочий класс
Отставка старого правительства и формирование нового не привели ни к каким серьезным переменам в общем соотношении сил на политическом Олимпе и нисколько не снизили остроты политического кризиса власти. Эта перетряска, скорее, лишь на некоторое время отодвинула новый и еще более острый спазм политической напряженности в российской политической жизни. При этом, пожалуй, впервые в новейшей российской истории в комментариях по поводу формирования нового правительства отсутствуют какие-либо оптимистические ноты.
Скорее, наоборот. Из уст весьма высокопоставленных чиновников можно было услышать едва ли не апокалиптические предсказания. Так, зам. министра финансов В.Петров на одном из первых заседаний нового правительства, представляя проект трехлетнего бюджета страны, выразил опасение, что если базовые экономические показатели будут развиваться в том же направлении, как это происходило до сих пор, то к 2000-му году примерно 70 процентов расходной части бюджета России будет уходить на обслуживание государственного долга.
Действительно, экономика России находится в состоянии коллапса: правительство не в состоянии собрать необходимые налоги, долги по зарплатам и пенсиям продолжают расти, падение промышленной продукции не останавливается, правительство все больше увязает в долговых обязательствах на внешнем и внутреннем финансовых рынках. Все проблемы власть цинично перекладывает на плечи миллионов простых тружеников. Далекое от того, чтобы предпринять хотя бы какие-то шаги по ущемлению прав крупнейших частных собственников, правительство планирует решать бюджетные проблемы ценой еще большего сокращения социальных расходов.
Первый крупномасштабный секвестр бюджета был произведен в прошлом году. В этом году секвестр уже был один раз использован после того, как Думой был принят вариант бюджета на 1998 год. Но и этого оказалось недостаточным. Не успев вступить в должность премьер-министра, С.Кириенко объявил о новом секвестре: государственные предприятия получат только некую минимально гарантированную бюджетную поддержку. Разница между этой гарантированной поддержкой и цифрами, заложенными в бюджет, и дает масштаб того секвестра, с которого новое правительство начинает свою деятельность.
«Сегодня ничто, кроме Секвестра, — пишет газета «Сегодня» в номере от 5 мая, — не может помочь правительству. Исполнение федерального бюджета на 1998 год планируется на уровне лишь 87,5% от утвержденного бюджета. Общий объем доходов определился в 303,6 миллиарда рублей — на 63,9 миллиарда меньше, чем утверждено федеральным законом».
В этой ситуации резкое сокращение расходов на социальные программы рассматривается правительством как единственный способ сохранить бюджет.
Комментируя это новое массированное наступление на уровень жизни рабочего класса, «Независимая газета» пишет, что одна из главных задач правительства Кириенко — «ликвидировать остатки социальной совести у государства» («НГ», 12 мая).
Влияние мирового капиталистического кризиса
Новый виток социально-экономического кризиса в России является закономерным и непосредственным результатом политики капиталистических реформ. Мировой капитализм находится в глубоком историческом кризисе и уже вступил в эпоху новых масштабных потрясений. Первым серьезным свидетельством тому является быстро развивающийся мировой финансовый кризис, который уже сильно ударил по экономике «тигров» Юго-Восточной Азии и сегодня все больше угрожает Японии.
Компьютерная революция и глобализация мирового производства приводит к невиданному обострению конкурентной борьбы на мировых рынках. Стихийное интегрирование вчерашней автаркической экономики Советского Союза в мировой рынок при таких условиях не может сопровождаться ничем иным, как крайне негативными и катастрофическими последствиями для абсолютного большинства населения страны.
Кризис в России не является результатом плохо продуманной политики Кремля. Эта политика вдохновлялась и направляется лучшими экспертами мировых финансовых институтов. В бывшем Советском Союзе провал терпит не политика Ельцина, Кучмы, Назарбаева и т.д., но политика мирового империализма и его финансово-политических инструментов в лице МВФ, Мирового Банка и др.
Факторы, которые в значительной степени спровоцировали новую волную экономической и политической нестабильности в России, связаны с мировым финансовым кризисом и падением цен на нефть на мировом рынке. Интеграция в структуры мирового капиталистического рынка уже привела к огромной зависимости России от внешних заимствований. Эта зависимость будет продолжать усиливаться вследствие того, что у правительства нет иных источников для затыкания огромных дыр в бюджете, кроме делания новых долгов на внешних финансовых рынках. Ресурс внутренних заимствований практически исчерпан в результате создания огромной пирамиды ГКО, которая к настоящему моменту превратилась в камень, неуклонно тянущий правительство и бюджет ко дну.
Экспорт энергоносителей являлся до сих пор одним из главных источников экономического благосостояния России. Контролируя «трубу», правительство рассчитывало выходить из любых опасных положений путем увеличения экспорта нефти и газа. Нефтяной кризис нанес сильный удар по этим эмпирическим расчетам. Мировой рынок нефти крайне перенасыщен и низкие цены на нефть будут сохраняться, вероятно, на длительную перспективу. Это особенно болезненно ударяет по нефтяному экспорту из России, где добыча нефти требует особенно больших затрат и высокой технической оснащенности, которой не обладают современные российские компании.
Независимо от того, каков будет масштаб последствий мирового нефтяного кризиса в отношении России, уже сейчас можно сказать с определенностью: в такой же степени, в какой падение цен на нефть конца 1970-х годов нанесло удар по потоку нефтедолларов «брежневского режима» и существенно ускорило крах сталинизма в Советском Союзе, так и сегодняшний нефтяной кризис приближает окончательное банкротство «новой» капиталистической России.
Капитализм с опорой на собственные силы?
Критические обстоятельства требуют выдвижения новых идей и альтернатив общественного развития. Русский либерализм, вдохновленный учебниками «экономикс» и наивной верой в торжество капитализма, обнаруживает свою полную неспособность объяснить причины кризиса и выдвинуть сколько-нибудь приемлемую концепцию развития страны на будущее.
До сих пор его лозунгом было: «вперед на Запад». Все большая зависимость от мирового рынка рассматривалась как благо само по себе. Однако надежды на спасительную силу рынка не оправдались и сегодня эта зависимость оборачивается не только страшной катастрофой для десятков миллионов рабочих, врачей, учителей, студентов, но и страхом новых капиталистических собственников потерять свои преступно нажитые состояния.
Это заставляет идейных апологетов капиталистической России наспех сколачивать новые концепции из кусков старого идеологического хлама. Одной из таких попыток шагать вперед, глядя назад, является концепция «опоры на собственные силы» с либеральным уклоном. Подобная точка зрения была выражена в одной из публикаций газеты «Сегодня» в номере за 28 апреля.
Признавая, что «сегодня экономический подъем или спад России зависит не только от нее самой, но и от отношения мирового финансового рынка», автор статьи Л.Радзиховский пишет: «Чтобы изменить ситуацию радикально, нужна новая экономическая революция. Консервативная революция, в отличие от 1991, 1993 годов, сохраняющая сложившиеся отношения собственности, но создающая условия для приумножения этой собственности». Суть новой экономической революции должна заключаться в том, «чтобы Россия смогла сама, без существенного вливания западных денег… рвануть вперед».
Этот радикальный поворот требует, по мнению Радзиховского, выдвижения и новых лидеров. «Нужен Наполеон, Бисмарк, — пишет он, — а если брать русские аналоги, Петр, Ленин. Ведь требуется спираль развития России, идущую вниз, повернуть вверх.»
Невозможно оценить подобную точку зрения иначе, как попытку своеобразной смены вех. Добившись любой ценой перераспределения собственности в свои руки, новая русская буржуазия увидела себя внезапно беззащитной перед лицом исторических конвульсий мирового капиталистического рынка. Пытаясь сохранить свои богатства, она хочет оградить себя от опасности пасть жертвой глобальной конкуренции. При этом она страшно боится собственного народа и пытается искать спасения в новом авторитарном диктаторе. Этот диктатор должен жестоко усмирить собственный народ, но одновременно защитить анемичный и паразитический русский капитализм от нашествия хищных акул мирового бизнеса.
Какая невероятная ассоциация могла заставить либерального автора апеллировать к опыту Петра Первого и Ленина в одно и то же время? Что общего можно найти между этими двумя столь несовместимыми историческими фигурами? Решимся утверждать, что интегрирующей линией здесь является Сталин, однако такой Сталин, который стоит на страже нового российского капитала. Сегодняшний господствующий класс России или тайно, или явно (например, зюгановцы), ностальгирует по эпохе тоталитарного деспотизма, которую он хотел бы приспособить к своим сегодняшним нуждам. Активная ставка на генерала Лебедя, которого могучие финансовые вливания сделали губернатором Красноярского края, а теперь ориентируют на завоевание Кремля, говорит о том, что эти планы и разрабатываются и реализуются.
Несовместимость капитализма и демократии
«Тень Лебедя», зависшая над страной, развеивает окончательные надежды на возможность сочетания демократии и капитализма в России. Вся история последних лет показывает, что чем дальше продвигались капиталистические реформы в стране, тем меньше в ней оставалось следов демократии. Социальные отношения резко поляризуются, рабочий класс ищет путей сопротивления, а также политических и общественных альтернатив, в то время как власть новой русской буржуазии готовится к жестокому подавлению этого сопротивления.
Россия стоит на пороге крупнейших социальных потрясений и революций. Для того, чтобы победить в них, рабочий класс должен быть вооружен всей полнотой знания о недавнем прошлом, о том, в каком мире он живет и в направлении каких перспектив он может добиться своей победы.
Он должен понять главный вывод из истории СССР: невозможно построить социализм в одной отдельно взятой стране.
Современная эпоха глобального производства и компьютерных технологий дает невиданный прежде технический прогресс, способный удовлетворить материальные и духовные потребности большинства населения планеты. Однако в существующих общественных условиях, где все определяют интересы частных прибылей, этот технический прогресс оборачивается прямо противоположными социальными последствиями и создает полюс невиданного богатства для все сокращающегося меньшинства, с одной стороны, и полюс нищеты и страданий для растущего большинства — с другой.
Выход состоит в революционном преобразовании общества, где в основу будут положены не интересы частных прибылей, а удовлетворение потребностей всех без исключения членов общества.
Единственной альтернативой капиталистическим реформам может быть программа международного социализма. Этот путь позволяет кардинально преодолеть существующие общественные противоречия без того, чтобы утратить достигнутый уровень технического развития и прогресса, и даже более того, открыть для этого прогресса настоящие возможности. Разрешение этой исторической задачи требует критического переосмысления всего опыта ХХ столетия и построения единой международной партии социальной революции, партии Четвертого Интернационала.
Новое обострение финансового кризиса в России
В.Волков, 2 июня 1998 г.
Новое финансовое потрясение, которое прокатилось по финансовому рынку России во второй половине мая и последний аккорд которого прозвучал 27- го числа, отправило экономику России в глубокий нокдаун. Последствия произошедшего потрясения настолько серьезны, что они поставили под сомнение жизнеспособность экономической политики правительства и его способность в ближайшее время хоть как-то переломить нарастание негативных тенденций в экономическом и социальном положении страны.
Нынешняя волна финансового кризиса является третьей по счету, начиная с осени прошлого года. Первое потрясение произошло в конце октября — начале ноября 1997 г. Оно было связано с резким обострением «азиатского гриппа» и перечеркнуло все временные успехи правительства по стабилизации финансовой системы в продолжение 1997 года. Второй всплеск кризиса пришелся на конец января этого года. Его следствием стало снижение кредитного рейтинга России и ее коммерческих банков со стороны ведущих рейтинговых агентств мира, а также резкое ухудшение экономических показателей российской экономики в первые месяцы года.
Третий по счету всплеск кризиса начался сразу после завершения майских праздников и начала работы нового правительства. 12 мая вступил в силу подписанный президентом Ельциным несколькими днями ранее закон, согласно которому иностранные инвесторы не могут владеть более чем 25% акций РАО «ЕЭС России», одного из самых привлекательных для инвестиций предприятий страны. К настоящему моменту иностранные инвесторы владеют 28% акций этой компании, и принятое Ельциным решение вызвало у них острую тревогу.
13 мая Минфин пытался разместить новую серию ГКО (государственные краткосрочные обязательства) на сумму в 9 миллиардов рублей. Это ему первоначально не удалось, и только ценой особых усилий эту «неприятность» удалось преодолеть. Однако виток финансового кризиса начал раскручиваться.
Несмотря на ряд демонстративных заявлений правительства о том, что никакой угрозы финансовому рынку не существует, уже вечером 18 мая Центральный Банк был вынужден пойти на экстраординарные шаги и поднять ставку рефинансирования с 30 до 50%. После этого спекулятивное давление на финансовый рынок еще больше усилилось.
27 мая состоялся очередной аукцион по размещению ГКО. Для того, чтобы он не провалился, правительство вынуждено было пойти на чрезвычайное повышение доходности ГКО почти в 2 раза, которая достигла 80% годовых. Это решение вызвало настоящую панику, которая перекинулась на фондовый и на валютный рынки. Котировки акций крупнейших компаний России резко повалились вниз со скоростью, невиданной даже во время кризиса осени прошлого года.
Резко упал среди прочего также и курс акций Сбербанка, который является крупнейшим держателем ГКО. В целом к концу этого дня индекс российской торговой системы понизился на 11%.
На межбанковском валютном рынке также произошел обвал и курс рубля вышел за пределы дневного коридора, превысив отметку 6,2 рубля за доллар. Чтобы остановить нарастание хаоса и паники, Центробанк пошел на крайнюю меру и принял решение поднять ставку рефинансирования в 3 раза, с 50 до 150% годовых.
Суть кризиса заключается в том, что, увидев слабость государства и опасаясь, что оно окажется неспособным выполнять прежние обязательства, банки и компании бросились продавать государственные долговые обязательства и акции российских предприятий, а вырученные затем рубли превращать в доллары. Повышая ставку рефинансирования, то есть процент, по которому можно купить у него рубли, Центробанк создал механическую преграду для покупки крупных партий валюты внутри страны.
Пытаясь сохранить шаткую стабильность финансового рынка, ЦБ принял решение, которое наносит огромный удар по российской экономике в целом, так как теперь взять в банке кредит любой организации или предприятию можно только под совершенно баснословные проценты.
«Похоже, на экономическом подъеме, обещанном россиянам в этом году, — пишет «Комсомольская правда» 29 мая, — можно поставить крест. Под такие гигантские проценты, которые сейчас установлены, ни одно предприятие не сможет занять деньги в банке и раскрутить производство. Нереально получить кредит на выплату зарплаты или заем на покупку квартиры».
«Наиболее неприятно то, — делится своими выводами обозреватель «Известий» В.Никонов, — что похоронены шансы на какой-либо экономический рост, с обеспечением которого связывались надежды президента и правительства по латанию основных социальных и хозяйственных прорех в текущем году» (2 июня).
Угроза девальвации рубля
Ситуация, в которой оказалась экономика России, намного хуже той, которая сложилась к осени 1997 года. На протяжении полугода золотовалютные запасы ЦБ уменьшились на 9 миллиардов долларов, что снижает его способность влиять на общее финансовое положение. Одновременно с этим сильно возросла неуверенность крупных игроков на финансовом рынке в способность правительства сохранить ситуацию под контролем.
Дополнительным фактором ухудшения ситуации является падение цен на сырье на мировом рынке. Цены на нефть упали почти вдвое, на металлы — до 30%. Вследствие этого экспорт России в первом квартале 97-го г. сократился на 15%, что, естественно, отразилось на потоке налоговых поступлений в бюджет.
Пытаться выйти из финансового кризиса при существующем положении вещей правительство может только двумя путями: либо ценой прямой девальвации рубля, либо путем еще большего накопления государственного долга. Первый вариант чреват открытым ударом по наименее защищенным слоям населения, которые в России составляют абсолютное большинство граждан страны. Второй путь позволяет скрыть на время факт финансового банкротства правительства, растянув его на некоторый период.
Однако ресурсы этого маневра имеют свои пределы. Пережив три сокрушительных удара по финансовой системе, Россия как никогда близко подошла к угрозе девальвации национальной валюты.
Поддерживая перспективы девальвации, «Независимая газета» пишет 20 мая: «Больной — российские финансы — находится в коме… Больного может спасти только экстренная хирургическая операция, именуемая девальвацией (резким обесценением) рубля».
Правительство до последнего оттягивает принятие этого решения, поскольку тогда станет абсолютно явной провал всей экономической политики, проводимой с 1992 года. Тем не менее руководители финансовой системы страны уже начали готовить общественное мнение к тому, что решение о девальвации будет принято. Еще несколько месяцев назад в интервью газете британских деловых кругов «Файненшэл Таймс» председатель Центробанка С.Дубинин впервые упомянул само это слово. В мае первый заместитель председателя ЦБ С.Алексашенко опубликовал статью в журнале «Эксперт», где высказывался о возможности девальвации рубля на 10-15%.
В девальвации заинтересованы крупные российские экспортеры, поскольку в этом случае экспорт сделается более конкурентоспособным. Это могло бы также сильно уменьшить государственный долг самого правительства. Однако эта мера означала бы новый сильнейший удар по уровню жизни большинства трудящихся страны, снизив их реальные зарплаты, вызвав рост цен и одновременное обесценивание сбережений.
Нет сомнения, что новое правительство С.Кириенко, верное программе капиталистических реформ, готово взять на себя ответственность за этот новый удар по рядовым гражданам страны. По сути дела, девальвация рубля для сегодняшнего правительства — это вопрос уже не столько принципа, сколько времени и подходящих обстоятельств.
Торг с МВФ
Кризис внутреннего госдолга заставляет правительство постоянно искать поддержки у финансовых институтов мирового рынка. В начале этого года Россия должна была получить 700-миллионный кредит МВФ в рамках программы расширенного кредитования (EFF) в общем размере 10 миллиардов долларов. Транш был задержан в связи со сменой правительства.
МВФ использовал трудности российского правительства для того, чтобы попытаться навязать ему строгое соблюдение своих рекомендаций. В полугодовом отчете под названием «Прогноз состояния мировой экономики», появившемся в апреле, эксперты Фонда подвергли правительство России жесткой критике за его неспособность, в том числе, взять под контроль сбор налогов.
Еще не утвержденный премьером С.Кириенко 11 апреля подписал так называемое «письмо о намерениях» по поводу экономической политики правительства и Центробанка на 1998 год, в котором он заявлял о готовности пойти на соблюдение основных требований МВФ. Правительство обязалось ускорить процедуру банкротства предприятий, обеспечить перевод взысканий предприятий по налоговым платежам на дебиторскую задолженность предприятий-должников, а также ужесточить политику по отношению к экспортерам нефти, не выполняющим своих обязательств по платежам в бюджет.
В апреле делегация российского правительства ездила на ежегодную весеннюю сессию МВФ и Мирового банка. Однако только в мае МВФ прислал в Россию миссию для консультаций с представителями российского кабинета по поводу 700-миллионого транша, а также для того, чтобы завершить очередной ежеквартальный мониторинг состояния российской экономики.
По словам вице-премьера В.Христенко, миссия МВФ позитивно оценила разработанную правительством антикризисную программу и, в частности, программу экономии государственных расходов. Со своей стороны, российское правительство выступило с предложением пересмотреть основные показатели программы экономической политики на 1998 год. Речь идет, по-видимому, об изменении показателей экономического роста, а также размерах бюджетного дефицита (в сторону его увеличения с учетом более «реалистического» уровня доходов). Согласно заявлению заместителя министра финансов О.Вьюгина, руководство Фонда может согласиться с этими предложениями и предоставить России обещанный кредит.
Банкротство Токобанка
Одним из ярких симптомов глубины кризиса российского финансового рынка является недавнее банкротство одного из крупнейших банков России, Токобанка. Входивший в двадцатку крупнейших банковских организаций страны, Токобанк пал жертвой невозврата крупных кредитов, которые он давал предприятиям внутри России.
В то же самое время Токобанк был одним из крупнейших заемщиков на международных рынках. После того, как в нем была введена временная администрация, ее глава В.Столяренко сообщил, что суммарный объем обязательств банка перед иностранными кредиторами составил 320, а перед российскими — 340 миллионов долларов. Общий объем просроченных и подлежащих к оплате обязательств составляет 80 миллионов долларов.
Правительство попыталось принять экстренные меры для того, чтобы максимально сгладить впечатление от банкротства Токобанка. Это было предпринято, в частности, потому, что у него были очень тесные отношения со Сбербанком России. Временная администрация обнародовала пакет мер, направленных на выполнение обязательств банка перед его кредиторами. Главная среди этих мер — это дополнительные инвестиции в уставной капитал банка, привлечение новых акционеров, а также выпуск дополнительной эмиссии акций банка на сумму 130 миллионов долларов.
Эти меры, однако, неспособны по-настоящему успокоить 60 иностранных банков-кредиторов. На специальной встрече с их представителями заместитель председателя Центробанка А.Козлов обратился к ним с просьбой не предъявлять требований о досрочном погашении задолженностей банка и рассмотреть вопрос о рассрочке исполнения его обязательств. Ясно, что усилия ЦБ и правительства по разрешению проблемы Токобанка связаны со стремлением сохранить собственный престиж в глазах иностранных инвесторов.
В ожидании «девятого вала»
Несмотря на демонстративные заявления официальных представителей государства о том, что они сохраняют контроль над финансовым состоянием страны и что никакой угрозы девальвации рубля не существует, реальное настроение участников финансового рынка является совершенно иным. Финансовый рынок живет ожиданием огромного коллапса российской денежной системы, свидетельством чего является целый ряд публикаций и докладов, которые появляются уже в течение ряда последних месяцев.
Один из таких докладов процитировал журнал «Коммерсант-власть» в № 19 за 1998 г. Первая глава этого труда, принадлежащего перу некоего С.Пугинского, руководителя некоммерческого «Российского торгово- финансового Союза», называется «Саморазрушение финансовой системы страны». Вот некоторые цитаты из этого доклада, перепечатанные «Коммерсантом»:
«…Бюджет 1997 года был не просто секвестирован, это был последний бюджет, который смог обеспечить иллюзию выполнения государством своих обязательств… В 1998 году расходы на обслуживание госдолга составят 150 млрд. руб. и превысят сбор доходов в бюджет «живыми деньгами», который составит менее 120 млрд. руб. без учета приватизации».
«… Сбор налогов в первом квартале не превысил 40 млрд. руб., тогда как погашение выпусков ГКО, истекающих до конца второго квартала и выплата купонного дохода по остальным требуют не менее 120 млрд. руб. В апреле ситуация со сбором налогов еще более ухудшилась. С учетом резкого «похудения» спроса на новые выпуски ГКО, по крайней мере, на 25-30% за счет ухода нерезидентов, образовался кассовый разрыв между текущими поступлениями и расходами госбюджета в размере 20-25 млрд. руб. Единственная возможность оттянуть развязку кризиса — скрытая эмиссия ЦБ РФ. Кассовый разрыв 1 квартала был реально покрыт за счет покупки золота Гохран (90 тонн на сумму около 5 миллиардов рублей) и новых ГКО» («Коммерсант-власть», № 19 от 26 мая 1998 г., с. 12).
Подчеркивая губительность курса на увеличение пирамиды ГКО и ее доходности, где «один процент роста доходности ГКО требует не менее $ 600 млн. бюджетных средств», доклад заключает:
«… Это замкнутый круг, в который ЦБ загнал сам себя предыдущей политикой либерализации сверхкороткого рынка ГКО. Выход из этого круга может быть только через обесценение необеспеченных обязательств государства — ГКО и денежной массы. С учетом финансовых и структурных диспропорций экономики, общий вывод о возможной глубине кризиса 1998 г. таков: девальвация рубля — в 3-5 раз, падение акций — в 2-3 раза, рынок ГКО перестанет существовать…» (там же).
Даже в том случае, если прогноз упомянутого доклада является преувеличенно пессимистическим, невозможно не признать, что Россия стоит на пороге полномасштабного экономического коллапса. Не может вызывать сомнений также и тот факт, что решать все накопившиеся проблемы правительство будет в направлении еще большего наступления на права и жизненный уровень большинства трудящихся страны, что самым резким образом ставит вопрос об общественных и исторических альтернативах развития России как составной части единого мирового хозяйства.
Шесть с половиной лет после распада СССР
Экономический кризис в России подтверждает предупреждение МКЧИ
Дэвид Норт, 4 июня 1998 г.
Резкое потрясение финансового рынка, которое произошло в России на прошлой неделе, является самой последней главой в развитии экономической и социальной катастрофы на территории бывшего Советского Союза. Шесть с половиной лет, прошедших после формального упразднения СССР в декабре 1991 года, были временем массовых увольнений, задержек заработных плат на многие месяцы, уничтожения социальных программ и роста крайней нищеты. В свете этих событий полезно вспомнить о тех обещаниях мира и процветания, с которыми выступали перед советским народом сталинистские бюрократы СССР и буржуазные политики Запада в начале этого десятилетия. В то же самое время Международный Комитет Четвертого Интернационала предупреждал о том, что реставрация капитализма в СССР привела бы к катастрофе для советского рабочего класса. Один из примеров этих предупреждений, высказывавшихся МКЧИ, воспроизводится здесь.
Следующий ниже текст является выдержкой из лекции, прочитанной Дэвидом Нортом, национальным секретарем партии Социалистического Равенства США (Socialist Equality Party) в столице Украины Киеве в октябре 1991 г. Полный текст этой лекции, озаглавленной «После августовского путча: Советский Союз у перепутья» был опубликован на русском языке в журнале «Бюллетень Четвертого Интернационала», № 6, июль 1992, с. 52-60.
Я рад засвидетельствовать, что все растущее число людей в СССР, даже среди интеллигенции, признает, что Троцкий оказался прав. Попытка построить социализм в одной стране явилась, признаются они, трагической ошибкой, приведшей к катастрофе. Теперь мы знаем, говорят они, что Советский Союз должен был стать частью мирового хозяйства. Но это ценное, хотя и запоздалое понимание затем компрометируется фатальным заключением, что доступ к ресурсам мирового хозяйства требует, по необходимости, реставрации капитализма. Утверждая так, они представляют себе, что «введение» СССР в мировое хозяйство на капиталистической основе представляет собой довольно простую операцию, вроде удаления гнилых зубов и их замены искусно изготовленным мостом. Но даже такие простые операции очень часто приводят к непредсказуемым осложнениям. Во всяком случае, интеграция СССР в структуры мирового капитализма требует чего-то гораздо большего, чем просто умелой экономической хирургии.
Те, кто утверждают, что Советский Союз или то, что от него осталось, должен лишь войти в мировой рынок, чтоб разрешить нынешние проблемы, попросту игнорируют многие ключевые вопросы истории и хозяйства. Во-первых, Октябрьская революция вовсе не была легкомысленной авантюрой, произвольно навязанной дикими фанатиками русскому и украинскому народам. Это историческое событие глубоко коренилось в развитии российской и мировой экономики и в их взаимодействии. Революция являлась попыткой преодолеть в интересах обездоленных масс огромные преграды на пути к прогрессивному хозяйственному развитию, которые стояли перед отсталой страной, находившейся в международном окружении, где преобладал высокоразвитый империализм. Начальные хозяйственные и культурные достижения советского государства, несмотря на грабеж со стороны бюрократии, захватили внимание всего мира; эти достижения до сего дня очень положительно сравниваются с положением в отсталых странах, где правление буржуазии не было свергнуто. Именно поэтому Советский Союз пользовался таким огромным влиянием в течении десятилетий после революции.
Кроме того, даже если принять, а мы этого вовсе не принимаем, что Октябрьская революция была авантюрой, которую нельзя было предпринимать, то и тогда нет возврата к 1917 году. Я с трудом скрыл свое удивление, когда один профессор в Москве заявил мне, что Россия должна вернуться в ХIХ век! Но ни Россия, ни весь мир не могут вернуться ко вчерашнему дню, а тем более, к положению прошлого века. Одно дело стаскивать с постаментов статуи и переименовывать города; совсем другое дело воспроизводить прошлое. Ни Россия, ни Украина не могут избежать реалий мирового хозяйства конца ХХ века. По мере того, как Россия и Украина будут пытаться интегрироваться в структуру мирового империализма на капиталистической основе, они очень быстро столкнутся не только со всеми теми огромными проблемами, которые стоят перед странами «третьего мира» (ни одна из стран «третьего мира» не нашла удачного ответа на эти проблемы), но и с дополнительными и особенно мучительными трудностями. Во время недавнего визита Кравчука в Вашингтон, Международный Валютный Фонд сообщил ему, что уровни зарплат и соответствующие социальные пособия украинских рабочих должны соответствовать их производительности труда, измеренной по нормам, преобладающим на мировом рынке. На практике «корректировка» советских уровней платы в сторону требовательных стандартов капитализма означала бы резкое ухудшение социальных условий советских рабочих.
В той степени, в какой они хотя бы признают тяжелые последствия возвращения России и Украины к капитализму, самодовольные экономисты среди экс-сталинистов, правых «демократов» и националистов заявляют, что Россия и Украина не похожи на другие страны «третьего мира». Это вполне верно: обе страны располагают огромной промышленной инфраструктурой и уровнем социальной культуры, неизвестными массам в любой другой «развивающейся» стране. Но в этом и состоит беспрецедентная дилемма СССР и союзных республик. По отношению к странам «третьего мира» капиталистическое развитие исторически оправдано в той мере, в какой оно вообще может быть оправдано в качестве средства создать новейшую промышленную экономику, которая неизвестно когда, в каком-то весьма отдаленном будущем позволит выйти из крайней нищеты. Даже помимо того, что это оправдание основано на иллюзиях и мифах гораздо больше, чем на фактах, оно не имеет отношения к Советскому Союзу. В этой стране капиталистическая реставрация может иметь место лишь на основе обширного уничтожения уже существующих производительных сил и всех социально-культурных учреждений, которые от них зависят. Иначе говоря, интеграция СССР в структуры мирового империалистического хозяйства на капиталистических основах означает не постепенное развитие отсталой национальной экономики, а быстрое разрушение хозяйства, которое до сих пор поддерживало условия жизни, находящиеся, по крайней мере для рабочего класса, гораздо ближе к условиям передовых стран, чем «третьего мира». Когда рассматриваешь различные схемы, описываемые сторонниками капиталистической реставрации, нельзя не прийти к выводу, что они так же незнакомы с настоящими процессами мирового капиталистического хозяйства, как и Сталин. И они готовят почву для социальной трагедии, которая затмит собою все, что было совершенно прагматическими и националистическими мероприятиями Сталина.
Это не теоретическое предначертание; будущее, которое грозит Советскому Союзу, уже является сегодняшним днем в большинстве стран Восточной Европы. Во всех странах, где капитализм реставрирован или находится в процессе реставрации, результат — катастрофический спад национального хозяйства.
Год спустя после начала кризиса в Юго-Восточной Азии: Индонезия в эпицентре социально-экономической катастрофы
Редакция. 13 июля 1998 г.
В Индонезии на фоне сокрушительных последствий мирового финансового кризиса и массовых протестов против существующего режима растет волна требований конфисковать собственность клана Сухарто, накопленную диктатором и его родственниками за годы его правления.
В ответ на эти растущие требования правительство ставленника Сухарто, Б.Д. Хабиби заявило в начале июня о проведении расследования по вопросу о собственности семьи отставного диктатора.
Хотя генеральный прокурор Соедхоно Атмонегоро не сообщил никаких подробностей относительно этого мероприятия, за исключением того, что это расследование не направлено специально против семьи Сухарто и что оно будет проводиться «долго и тщательно», его результаты можно заранее предсказать, поскольку спустя два дня министр обороны генерал Виранто заявил, что армия обеспечит защиту Сухарто и его близким. В ответ на протесты уволенных рабочих и студентов многих городов Индонезии, он потребовал ограничить «реформы» и создать Сухарто «приемлемые условия как в моральном, так и конституционном отношении», что на практике означает: армия будет стоять на страже интересов Сухарто, его семьи и собственности.
Таким образом, расследование, о начале которого заявил генеральный прокурор, предпринято для того, чтобы успокоить растущее народное недовольство и вовсе не имеет своей целью разоблачение злоупотреблений Сухарто и его ближайшего окружения. Как выразился сам Соедхоно, «публика может остаться неудовлетворенной, но она должна оставаться спокойной». Однако «публика» не желает «оставаться спокойной». Так, бездомные в Джакарте захватили землю клана Сухарто, а рабочие бастуют на принадлежащих ему предприятиях.
Сухарто и его семья сконцентрировали в своих руках огромные богатства. Согласно оценкам американского делового журнала Fortune, эта семья владеет 40 млрд долларов США (ЦРУ сообщает о 30 млрд, в то время как Индонезийский Центр деловой информации говорит «только» о 16 млрд долларов США). В собственности у нее находятся спутниковые коммуникации, теле- и радиостанции, линии электропередач, водопроводы, местные авиалинии, плантации, торговые предприятия и многое другое. Различные члены клана владеют собственностью по всему миру, в том числе в Британии, на Бермудах, Каймановых островах, в Лос-Анжелесе, на Гавайях, в Германии, на Сингапуре и в Австралии.
Благоденствие семьи диктатора проистекает из беспощадной эксплуатации рабочих и крестьян. Даже еще до прошлогоднего краха индонезийской рупии промышленный рабочий получал меньше трех долларов США в день. Сегодня его заработок упал ниже 50 центов в день, так что средний годовой доход уменьшился с 1200 долларов до 300. Меры «по оздоровлению» экономики Индонезии, которые предлагает МВФ, приведут к тому, что безработица, бездомность и голод обрушатся на миллионы городских и сельских жителей.
Лидеры буржуазной оппозиции, в том числе и исламистский лидер Амиен Раис и бывший лидер Индонезийской Демократической партии (ИДП) Мегавати Сукарнопутри помогают нынешнему режиму обуздать недовольство индонезийского народа. Они представляют финансовые интересы тонкого слоя капиталистов и представителей среднего класса, которые оттеснялись от высоких прибылей предпринимательской активностью армии, клана Сухарто и их деловых партнеров. Тем не менее они настаивают на сохранении реальной власти в руках Виранто и военщины для того, чтобы те подавили беспорядки, принявшие в Индонезии широкий размах.
Кроме того, они связаны по рукам и ногам требованиями МВФ и мировых инвесторов, которые настаивали на «стабилизации» ситуации в Индонезии. МВФ навязал пакет мер по экономической реструктуризации, нацеленный на демонтаж многих монополий и привилегий элиты Сухарто только для того, чтобы расчистить путь неограниченному извлечению прибылей из страны со стороны транснациональных банков и корпораций. Эта «стабилизационная» программа не уменьшит, а увеличит тяготы индонезийских масс.
Общественное настроение можно кратко охарактеризовать словами одного студента, принимавшего участие в блокаде национального собрания, которая предшествовала отставке Сухарто. Имея в виду трех детей диктатора, он сказал: «Томми, Тутут и Бамбанг должны быть преданы публичному суду. Они обогатились, а мы обеднели, и сейчас мы, индонезийцы, столкнулись с кризисом и платим за их обогащение».
Подобные замечания предполагают тенденцию к тому, чтобы связывать все общественные беззакония с личностью Сухарто и его детей, а не со всем экономическим порядком, составными элементами которого являются международные компании и банки и местная правящая элита. В действительности империя Сухарто неотделима от всей структуры индонезийского капитализма как в смысле его возможностей, так и с точки зрения его исторического развития.
Правящая элита при Сухарто, как и при его предшественнике Сукарно, опиралась на существующую и поныне систему поддерживаемых государством и связанных с армией финансовых и деловых отношений. Эта зависимость носит не только экономический, но также и политический характер. Индонезийский класс капиталистов, не способный развивать независимую капиталистическую экономику в мире, где господствуют многонациональные корпорации, всегда возлагает на военщину подавление принимающей часто взрывные формы борьбы индонезийских рабочих и крестьян. Более того, военная хунта Сухарто была установлена при поддержке и прямой помощи со стороны Соединенных Штатов и других империалистических держав. Многие годы она обеспечивала им доступ к огромным природным богатствам и дешевой рабочей силе Индонезии.
Ни одна фракция индонезийской буржуазии не может или не желает проводить меры, способствующие освобождению рабочего класса и крестьянства от политического и экономического угнетения. Чтобы добиться этого, необходимо избавить огромные материальные ресурсы страны от гнета привилегированной элиты в целом и передать их в руки трудящихся масс.
Первым шагом на этом пути должны быть конфискация имущества Сухарто, его семьи, всех его деловых партнеров и военщины, а также преобразование их корпоративной собственности в общественные предприятия под демократическим контролем рабочих.
Борьба за демократию в Индонезии: какие социальные и политические задачи стоят перед массами?
Формальная отставка Сухарто подчеркнула тот факт, что проблемы политических репрессий, безработицы, бедности, этнической и религиозной дискриминации и империалистического господства имеют намного более глубокие причины, чем алчность и коррупция отдельного правителя.
«Новое» правительство Хабиби, в которое вошли многие ведущие министры прежнего кабинета Сухарто, ни в малейшей степени не способно реализовать демократические чаяния индонезийского народа. Одним из первых решений этого правительства был приказ армейским частям в Джакарте очистить здание парламента от тысяч студентов, которые заняли его, выдвинув требования широких демократических перемен.
Банкиры и политики Запада, а также многие представители военных и деловых кругов Индонезии сомневаются, что новый президент окажется способен проводить политику жесткой экономии МВФ, подавить волну социального протеста и сохранить экономическую и политическую стабильность. Именно поэтому со стороны Вашингтона и штаб-квартир буржуазной оппозиции раздаются призывы к быстрому проведению того, что они называют «демократическими реформами».
Однако какое же содержание вкладывают в слово «демократия» применительно к Индонезии капиталистические лидеры Запада и противники Сухарто внутри страны? Все они исходят из необходимости для Индонезии платить свои долги империалистическим банкам и МВФ. Стержнем программы так называемых реформ является требование этих финансовых институтов снять все ограничения, налагаемые на транснациональные корпорации, в отношении эксплуатации с их стороны природных ресурсов и дешевой рабочей силы страны.
С другой стороны, для масс рабочих, крестьян и бедняков планируемые меры означают конец дотационных цен на основные товары, продолжение массовых увольнений и чудовищный рост социальной нищеты. Согласно прогнозу западных источников, официальный уровень безработицы скоро достигнет 20 процентов.
Подавляющее большинство индонезийцев вкладывает в слово «демократия» совсем иной смысл. Для масс рабочих, крестьян и молодежи демократия означает политическую свободу, конец этнической, религиозной или расовой дискриминации и освобождение от удушающего гнета экономической эксплуатации и нищеты. Осуществление демократии невозможно без прогрессивного разрешения основных социальных проблем, стоящих перед народными массами. Какие меры следует положить в основу такого демократического развития?
1. Созвать учредительное собрание, выбранное демократическим путем на основе всеобщего избирательного права для того, чтобы создать политическую структуру для настоящей реформы. Такой орган выражал бы чаяния рабочих, крестьян и угнетенных масс в противовес марионеточному национальному собранию Сухарто, большинство делегатов которого выдвигаются тремя официально разрешенными политическими партиями. Для того, чтобы выборы носили действительно демократический характер, необходимо отменить все запреты и ограничения на политические партии, свободу слова и собраний. Все политические заключенные должны быть немедленно освобождены.
2. Освободить крестьян от ига политического и экономического угнетения. Миллионы мелких фермерских хозяйств влачат жалкое существование, находясь в долговой зависимости от денежных магнатов, не имея орудий труда, машин и удобрений. Многих сгоняют с земли расширяющие свое дело сельские предприниматели. Большие земельные владения и плантации должны быть национализированы под контролем крестьян и сельскохозяйственных рабочих, чтобы обеспечить средства для поддержки мелких фермеров.
3. Экономическая защита рабочих и городских бедняков. За последний год потеряли работу миллионы рабочих, которые главным образом и пополнили ряды обедневших слоев, проживающих в трущобах на окраинах Джакарты и других больших городов. Каждому рабочему должна быть гарантирована работа с достаточной заработной платой и нормальными условиями труда. Также необходимо в значительной степени увеличить социальные пособия, улучшить общественное здравоохранение и жилищные условия престарелых, инвалидов и безработных. Всем молодым людям следует открыть доступ к бесплатному высококачественному образованию.
Первым шагом на этом пути является конфискация миллиардов долларов семьи и ближайшего окружения Сухарто и преобразование их собственности в общественные предприятия, находящиеся под рабочим контролем.
4. Полное равенство всех религиозных, этнических и расовых групп внутри Индонезии. Правящий класс снова и снова разжигает расовую и религиозную рознь, чтобы натравливать рабочих друг на друга. Все законы и ограничения, направленные против этнических китайцев и других групп в связи с приемом на работу, гражданством, образованием и другими правами, должны быть отменены.
5. Немедленный вывод всех индонезийских войск с Восточного Тимора и установление братских отношений с народом этой страны. Сотни тысяч людей погибли в ходе долгой войны, которую хунта Сухарто вела с целью подчинить себе народ и ресурсы Восточного Тимора.
6. Освобождение от угнетения империалистических банков и правительств.
Требования МВФ направлены на увеличение эксплуатации индонезийского рабочего класса, на то, чтобы транснациональные корпорации могли извлекать еще больше прибыли. Необходимо отказаться от плана МВФ и аннулировать миллиардные долги международным банкам и финансовым корпорациям.
Ни одна из этих мер не будет проводиться какой-либо фракцией индонезийской буржуазии или буржуазной оппозиции. Вся история послевоенной Индонезии демонстрирует полную неспособность капиталистического класса идти навстречу нуждам и чаяниям рабочих масс в отношении демократических прав и достойного уровня жизни. Местная буржуазия, полностью зависимая от международного финансового капитала, вновь и вновь в той или иной форме прибегает к диктатуре для того, чтобы сохранить свое господство. В условиях текущего кризиса у нее нет иного выбора, кроме обращения к самым жестоким методам навязывания своего экономического диктата.
Только рабочий класс способен повести угнетенные массы по дороге настоящей демократии, и этот путь совпадает с борьбой за социализм. Рабочие должны создать свои собственные демократические органы, заключить союз с бедными крестьянами, городской беднотой и испытывающими сильное давление слоями специалистов и бороться за установление правительства рабочих и крестьян.
Рецессия бьет по Японии: в чем причины глобальной «экономической шизофрении»?
Редакция. 14 июля 1998 г.
Мировая экономика кажется пораженной тяжелой формой шизофрении. С одной стороны, Соединенные Штаты, согласно официальным отчетам, переживают длительный экономический подъем, характеризующийся низкой инфляцией, беспрецедентным ростом богатства и уменьшающимся уровнем безработицы. С другой стороны, ситуация в Японии, второй по размерам экономики мировой державы после США, открыто уподобляется условиям Великой депрессии тридцатых годов.
Стремительное падение иены порождает опасения мирового кризиса даже в среде буржуазных экономистов. Так, заместитель премьер-министра Таиланда Супачаи Паничпакди сказал, что чрезмерная девальвация иены может привести к глобальной депрессии, главные международные державы должны гарантировать, что Азия не «соскользнет во второй азиатский кризис… потому что второй кризис в Азии станет первым общемировым кризисом».
Выступая на конференции, проводимой Стокгольмским институтом Международных Мирных Исследований, всемирно известный финансист Джордж Сорос предупредил о возможности «краха всей системы» в том случае, если кризис в Азии не будет разрешен. Он сказал, что Япония уже пострадала от условий, напоминающих ситуацию 1930-х годов, в то время как программы МВФ в Азии оказались не в состоянии решить проблемы, которые вызывают крахи банков.
Ведущий экономист токийского Института исследований Номура Нобуя Немота признал: «Мы уже имеем большинство необходимых условий для того, чтобы рецессия переросла в депрессию. У нас слабая банковская система, кредит, который трещит по всем швам, падающие доходы корпораций, снижение компаниями заработной платы, падение цен, — все это прототип депрессионной спирали.
Крах на Уолл-Стрит сегодня был бы достаточным для превращения рецессии в депрессию. Возможно, что самое худшее не позади, а впереди нас».
Дополняя цифры национальной статистики, другие данные также показывают глубину японского кризиса. По сравнению с прошлым годом число банкротств выросло на 37,5 процентов, достигнув самого высокого уровня за годы, последовавшие после окончания Второй Мировой войны. Банковский кризис развивается по направлению от плохого к худшему. В соответствии с данными рейтингового агентства Moody's, по меньшей мере 13 японских банков нуждаются в государственной поддержке. Финансовый кризис усугубляется падением котировок на рынке ценных бумаг. Если в конце 1989 года индекс Nikkei на фондовой бирже в Токио достиг своего пика, составив почти 39.000 пунктов, то сегодня он колеблется на уровне 15.000 пунктов, что на 20 процентов ниже уровня, который японское правительство считает необходимым.
Стагнация в Японии уже угрожает породить «вторую волну» азиатского кризиса. Япония была основным рынком для сбыта продуктов из Восточной Азии, однако за последние три месяца ее импорт из этого региона сократился на 20 процентов. Японские банки выводят свои вложения и урезают инвестиции. В этом году ожидается снижение прямых инвестиций на 42 процента после их роста на 67 процентов в 1997 году.
Но главные опасения порождает падение курса иены по отношению к доллару. В Южной Корее, чьи компании в области автомобилестроения, судостроения и электроники прямо конкурируют с аналогичными японскими фирмами, падение курса иены в первой декаде июня привело к самому резкому снижению котировок на фондовой бирже, которое когда-либо здесь происходило в течение одного дня. В свою очередь, управляющий Центрального банка Китая предупредил, что если падение курса иены продолжится, то возможна девальвация юаня. А это приведет к войне валют во всей Азии в стиле валютной войны 1930-х годов, известной под названием «разори своего соседа».
Современное положение мировой экономики имеет исторический прецедент. В конце 1920-х годов мировые экономические условия, особенно товарные цены, начали резко изменяться, что привело к краху на Уолл-Стрит в октябре 1929 года. Значительно раньше этого срока такие производители товаров, как Австралия и Латинская Америка, испытали снижение цен, а Центральную Европу поразила рецессия.
Однако Соединенные Штаты продолжали переживать экономический бум. Когда экономический рост США натолкнулся на общемировую рецессию, произошел крах на Уолл-Стрит и началась Великая депрессия. Ее социальные и экономические последствия наиболее тяжелым образом сказались на Соединенных Штатах именно вследствие того, что динамизм и эффективность североамериканской экономики сделали ее более зависимой, чем другие страны, от расширения мирового рынка.
История не повторяется, однако нынешняя ситуация имеет параллели с событиями двадцатых годов. Беспрецедентный бум на фондовой бирже в Соединенных Штатах, быстрое падение японской экономики в кризис и растущее болезненное состояние Азии являются не отдельными экономическими процессами, а противоречивыми выражениями углубляющегося кризиса всей мировой капиталистической экономики.
Вмешательство США не может остановить упадка Японии
Сначала министр финансов Соединенных Штатов Роберт Рубин говорил, что для прекращения падения иены интервенция предприниматься не будет. Однако спустя несколько дней Федеральная Резервная Система совместно с японскими финансовыми властями выпустила шестимиллиардный заем с целью остановить падение курса японской валюты.
В то время как премьер-министр Японии Хасимото говорил с президентом Клинтоном о необходимости этой интервенции, более явными стали признаки мирового кризиса. Главный представитель Мирового Банка в азиатском регионе Жан-Мишель Северино предупредил, что все восточно-азиатские экономики находятся в кризисе и снизили свою эффективность на 15 процентов: «Мы говорим о глубокой рецессии, а, возможно, и депрессии в этой части мира. Эта депрессия может продлиться очень долго, если ее не контролировать очень, очень тщательно».
Совместная американо-японская интервенция предотвратила немедленное крушение рынков, однако фундаментальные проблемы не были решены, и ситуация продолжает ухудшаться с каждым днем все больше и больше.
Со времени краха таиландской валюты бата в июле прошлого года из пяти стран, которые в наибольшей степени были поражены восточно-азиатским кризисом — Южной Кореи, Таиланда, Индонезии, Малайзии и Филиппин, — было вывезено около 115 миллиардов долларов, что равно 10 процентам их совокупного валового внутреннего продукта (ВВП). В добавок к этому банковские кредиты сократились на 88 миллиардов долларов, приблизительно на 8 процентов ВВП. Таким образом, практически внезапно общее сокращение фондов этих стран составило 18 процентов ВВП.
Прогнозируемое сокращение общей экономической активности колеблется от 4-5 процентов для Южной Кореи и Малайзии до 15-20 процентов для Индонезии.
Банковский кризис в Азии является одним из самых больших в мировой истории финансов. Согласно расчетам Morgan Guaranty Trust Company, для рекапитализации банковской системы в Японии, Индонезии и Малайзии необходимо привлечь средства в размере 20 процентов их ВВП, а в Таиланде и Южной Корее — 30 процентов ВВП. Долговое бремя японской банковской системы делает неэффективными все попытки японского правительства стимулировать экономику посредством увеличения расходов на общественные работы. Взятая в целом, объявленная программа «реструктуризации» японской экономики способна лишь на время отсрочить сползание Японии в социальный кризис с далеко идущими последствиями не только для этой страны, но и для всего мира.
Мировое эхо банковского кризиса в Японии
Капиталистическое производство не является производством ради материального богатства как такового, но включает накопление прибавочной стоимости, извлеченной путем эксплуатации рабочей силы наемных работников. Источником этой прибавочной стоимости является огромная разница между стоимостью рабочей силы рабочих, занятых в производственном процессе, уплачиваемой в форме заработной платы, и новой стоимостью, которая создается в процессе производства.
Эта прибавочная стоимость распределяется между различными слоями класса капиталистов в форме промышленной прибыли больших корпораций, процента банков и финансовых институтов, а также ренты землевладельцев.
Однако процесс производства прибавочной стоимости, который является основой накопления капитала, характеризуется глубоким противоречием. В то время как рабочая сила рабочего класса является единственным источником прибавочной стоимости, а, следовательно, и прибыли, процента и ренты, само накопление капитала означает, что оно должно производить достаточную прибавочную стоимость для того, чтобы увеличивать все большую массу капитала. Процесс накопления капитала может продолжаться без перерыва настолько долго, насколько уровень накопления прибавочной стоимости продолжает достаточно быстро увеличивать массу капитала в целом.
Однако в определенном пункте капитал достигает такого размера относительно общей массы прибавочной стоимости, когда норма прибыли — отношение всей прибавочной стоимости ко всему функционирующему капиталу — начинает снижается. В условиях, когда само расширение капитала произвело падение нормы прибыли, развертывается жестокая борьба между конкурирующими частями капитала за восстановление прежней нормы прибыли.
Именно этот конфликт, который разворачивается сегодня в мировом масштабе между корпорациями и финансовыми институтами, превышающими по своим размерам многие национальные экономики, представляет ведущую силу углубляющегося азиатского экономического кризиса и обостряющегося напряжения в отношениях между Японией и остальными членами Большой семерки.
«Азиатское чудо» само было продуктом падающих норм прибылей. Эта тенденция начала проявлять себя с середины 1970-х годов, когда фирмы США, Европы и, прежде всего, Японии стали направлять капитал в этот регион с целью эксплуатировать более дешевую рабочую силу и природные ресурсы. Через некоторое время инвестиции в Азию привели к такому росту прибылей, что за первую половину 1990-х годов экономический рост в регионе составил половину прироста мировых экономических производительных мощностей. Однако к 1995 году азиатский бум начал выдыхаться. В таких отраслях промышленности, как производство машин и компьютерных чипов, быстрый рост привел к перепроизводству, в то время как рост экспорта, составлявший ежегодно около 20 процентов, снизился до 5 процентов.
Кризис, который разразился в июле 1997 года, принял форму валютного и финансового спада, глубинным же его содержанием было перенакопление капитала по отношению к извлекаемой прибавочной стоимости. Другими словами, это был сигнал к началу открытой борьбы между конкурирующими частями капитала за поглощение более слабых.
Политические представители мирового капитала утверждают, что мировая экономика должна быть организована в соответствии с диктатом рынка и стремлением к прибыли. Однако вновь и вновь сама логика этой системы, которая уже ввергла в очень короткое время миллионы людей в Азии в нищету, угрожает развязать социальную катастрофу всемирного масштаба. Разрастающийся кризис мировой экономики является не просто спадом делового цикла, но коренится в более фундаментальных процессах буржуазного миропорядка. Современная мировая экономическая ситуация наглядно подтверждает старый марксистский вывод о необходимости коренного переустройства буржуазного общества на социалистических началах.
Политика США закладывает основу для новой войны на Балканах
Редакция. 26 июня 1998 г.
Маневры самолетов НАТО, проведенные в середине июня вблизи границ Косово, являются сигналом к подготовке новой военной интервенции на Балканах США и западноевропейских держав. Демонстративные полеты нескольких десятков бомбардировщиков выступают в качестве составной части более широкого плана.
Официальные представители НАТО постоянно заявляют о том, что эти действия необходимы для того, чтобы остановить сербские военные действия в Косово. Другим средством выступает концентрация войск НАТО вдоль границ Косово с Албанией и Македонией для того, чтобы предотвратить распространение конфликта на соседние страны. По оценкам, около 20.000 солдат могут быть использованы для этой операции.
Действия НАТО подаются как миротворческая миссия по отношению к Косово. Конечным ее результатом может быть установление под руководством НАТО военного протектората над одной из частей бывшей Югославии так же, как это было чуть раньше сделано в отношении Боснии.
Как только маневры НАТО были предприняты, президент Сербии Слободан Милошевич прибыл в Москву для переговоров с Борисом Ельциным. Москва присоединилась к западным державам в призыве положить конец вооруженным столкновениям в Косово, но в то же самое время осудила какую-либо угрозу НАТО против Сербии. Москва играет, по существу, идентичную роль как в дистанцировании себя от НАТО, так и в проведении дипломатических переговоров с Белградом перед лицом последней крупной НАТОвской интервенции — массивных бомбовых ударов, направленных против сил боснийских сербов.
Что происходит в Косово?
Начиная с марта этого года сербский режим президента Слободана Милошевича усилил свое репрессивное давление в Косово. Три месяца назад в косовском районе Дреника были убиты около 80 албанских мужчин, женщин и детей.
В последние недели сербские войска вновь со свирепой жестокостью отреагировали на действия вооруженной сепаратистской группировки, известной как Армия Освобождения Косово. Сербская полиция и воинские части убили сотни гражданских лиц. Целые деревни были сметены с лица земли и десятки тысяч человек превратились в бездомных, многие из которых стали беженцами в Албании.
Цель сербских военных операций заключается в том, чтобы изолировать герилью косовских албанцев от гражданской поддержки и отрезать ее от военной поддержки из соседней Албании. Как хорошо известно на многочисленных примерах, подобные кампании часто приводят к прямо противоположным результатам.
Поддержка Армии Освобождения Косово, организации, которая была, по существу, неизвестна еще несколько месяцев назад, быстро растет не только в Косово, но также и в Албании. Борьба за границей превратилась в фокус политической жизни Албании. Оппозиция, возглавляемая бывшим президентом Сали Беришей, превратила себя в аппарат поддержки для косовской герильи, работая совместно с контрабандистами оружия для обеспечения косовских сепаратистов вооружением и обеспечивая им базы внутри Албании. Агитация сторонников Бериши направлена на то, чтобы заставить албанский режим президента Фатоса Нано принять более националистическое и воинствующее отношение к Сербии.
Албания сейчас понемногу приходит в себя после финансового и политического кризиса, который бросил страну в гражданскую войну чуть более года тому назад. Власть официального правительства распространяется ненамного дальше территории Тираны, столицы страны. Действия косовской герильи и ее албанских сторонников создают угрозу тому, что в Албании начнутся новые беспорядки.
Истоки войны на Балканах
Еще в начале века Балканы стали местом, где вспыхнул пожар Первой Мировой войны. Спустя более чем восемь десятилетий основное противоречие, которое породило эту войну — противоречие между мировой экономикой и системой национальных государств — проявляет себя в еще более концентрированной и острой форме.
Непосредственным источником новейшего югославского кризиса явилась экономическая неурядица, вызванная давлением мирового капиталистического рынка, с одной стороны, и проталкиванием этнического национализма правящими кликами — с другой. Последние стремились к тому, чтобы сохранить власть в своих руках и обеспечить себе прибыльные отношения с иностранным капиталом.
Цепная реакция отделения и гражданской войны, которая началась с проблемы Косово и расчленила Югославию в начале этого десятилетия, сегодня завершает свой полный цикл. В 1989 году Сербия попыталась ввести военное правление в Косово после того, как была отменена широкая автономия области, установленная при режиме маршала Тито. Это решение было продиктовано националистической агитацией этнических албанцев в пользу того, чтобы добиться статуса полноправной республики в составе Югославии. Поскольку статус республики позволял использовать конституционное право на отделение, то сербские националисты в Белграде расценили эти попытки как первый шаг к тому, чтобы отделиться от Сербии и присоединиться к соседней Албании.
Албанские националисты ответили на сербские репрессии тем, что организовали некое подобие параллельного правительства во главе с Ибрагимом Ругова. Формально признанная только Албанией, эта теневая администрация начала создавать свою сеть школ на албанском языке и некоторые виды социальной помощи. Между албанским большинством провинции и сербским меньшинством стали создаваться отношения «холодного апартеида». Спустя некоторое время эти отношения выродились до уровня вооруженного конфликта.
Усиление сербского национализма в отношении Косово, которое предпринял президент Сербии С. Милошевич, подготовило предлог для одностороннего отделения Словении и Хорватии от югославской федерации в 1991 году. Вслед за этим последовало отделение Боснии и Герцеговины и шесть лет разрушений, убийств и массовых выселений.
Роль западных держав в развязывании Балканской войны
Решающую роль в развязывании гражданской войны на Балканах сыграла политика США и западноевропейских держав, которые ориентировались в своем поведении не на моральные соображения и не на абстрактные дипломатические принципы «самоопределения», но на вполне конкретные экономические и геополитические интересы, равно как и на интересы своей внутренней политики.
Накануне Балканской войны в 1990-1991 гг. американская администрация Буша заявляла о поддержке «территориальной целостности» Югославии. США опасались, что распад Югославии приведет также и к хаотической дезинтеграции СССР. Централизованный режим в Белграде рассматривался ими в качестве необходимого инструмента для реализации условий, которые стремился навязать МВФ для того, чтобы Югославия могла выплачивать свои внешние долги.
США пошли на поддержку независимости Словении и Хорватии, а затем Македонии и Боснии-Герцеговины, только после того, как пережившая воссоединение Германия вынудила Европейский Союз выступить в поддержку отделения Словении и Хорватии от югославской федерации. Опасаясь усиления влияния германского капитала в Восточной Европе, а также боясь утратить свои лидирующие позиции в этом регионе, США попытались поставить на Боснию, агрессивно защищая ее независимость.
Результаты гражданской войны в Боснии
Сегодня снова, как и во время гражданской войны в Боснии, голоса, которые раздаются со стороны Западной Европы и США в отношении НАТО, направлены на то, чтобы оправдать военную интервенцию целью прекращения этнических чисток и защиты прав человека. Однако если эта интервенция состоится, она в очень малой степени будет мотивирована заботой по поводу спасения гражданского населения Косово. США и другие НАТОвские державы будут атаковать Сербию и использовать силу в регионе исключительно для того, чтобы защитить здесь стратегические интересы американского и западноевропейского капитализма.
В продолжение последней НАТОвской интервенции в Боснии Вашингтон утверждал, что действует из гуманитарных соображений. Однако результатом этих действий явилось крупнейшее вытеснение этнического населения с мест его проживания за все время с начала югославской катастрофы — выселение четверти миллиона этнических сербов из региона хорватской Крайны.
Конечным результатом американской и НАТОвской интервенции в Боснии стала консервация разделения страны по этническим линиям на мусульманский, хорватский и сербский анклавы. Ни одна из важнейших проблем — возвращение беженцев в свои дома, статус стратегически важного города Брчко — не была разрешена. Напротив, существует опасность того, что выборы, назначенные в Брчко на сентябрь этого года, могут только возродить конфликт.
Милитаризм под маской гуманитарной помощи и защиты прав человека
Вашингтон и западноевропейские державы находятся в путах дилеммы в отношении их собственных позиций в Косово. Накануне югославского кризиса они утверждали, что их действия определяются принципами самоопределения для прежних республик Югославии и святости их границ. В действительности эти принципы маскировали их собственные экономические и политические интересы. Они взяли на вооружение эту политику для того, чтобы ослабить югославское государство и установить свою собственную гегемонию на Балканах.
Поддержка с их стороны национального самоопределения в прежних югославских республиках и односторонних деклараций о независимости, принятых первоначально Словенией и Хорватией, а затем Боснией, вместе с ростом сербского национализма, на который опирался бывший сталинистский бюрократ Милошевич, неизбежно вела к гражданской войне, которая и разразилась.
90 процентов населения Косово являются этническими албанцами. Провинция, однако, является частью Сербской республики и в ней проживают еще примерно 200.000 сербов. И Вашингтон, и Западная Европа утверждают, что Косово должно оставаться частью Сербии. Они опасаются того, что перекройка границ ради удовлетворения требования косовских албанцев на самоопределение может вызвать эффект «домино». Этнические албанцы в соседней Македонии, где руководимый США контингент войск НАТО в составе 700 человек охраняет границу, могут также начать агитацию за самоопределение. Вместо с националистическими настроениями, растущими в самой Албании, требование создания великой Албании может привести к вспышке большой Албанской войны, которая способна втянуть в конфликт традиционных антагонистов в этом регионе — Турцию и Грецию, которые обе являются членами НАТО.
Вашингтон сохраняет двусмысленность в отношении интервенции в Косово. Он пытается достичь тесного взаимодействия с режимом Милошевича в Белграде, который повернул в сторону кооперации с НАТОвскими действиями в Боснии. США находится в разгаре дискуссии по поводу того, вводить ли экономические санкции против Сербии в том случае, если разразиться открытая борьба в Косово. Существует опасность того, что если Милошевич будет вынужден отступить в вопросе о Косове, то это приведет к еще большему усилению националистических элементов в Сербии, таких как Воислав Шешель из Сербской Радикальной партии.
В настоящий момент в Сербии существует определенное единство политики, проводимой в Косово разными фракциями белградского режима. Эта политика состоит в поддержке правящей там в настоящий момент клики, которая состоит из старых бюрократов, делающих прибыли на войне торговцев и капиталистов «черного рынка», равно как и из руководителей армейских, полицейских и полувоенных организаций.
Националистическая агитация находит известную поддержку у населения, которое видит резкое падение своего жизненного уровня после распада Югославии. Средний югославский рабочий вынужден жить на зарплату около 100 долларов в месяц в условиях, когда цены стоят практически на западноевропейском уровне. Согласно собственным оценкам режима, более 800.000 сербских рабочих остаются, по существу, безработными, имея минимальную поддержку. Кроме того, более 700.000 беженцев переселились в страну из Хорватии, Боснии в результате гражданской войны.
Ведущими голосами в пользу военной интервенции являются западноевропейские правительства, в частности, британский премьер-министр Тони Блэйр, который предпринял инициативу в подготовке резолюции Совета Безопасности ООН подобную той, которая открыла путь для войны в Персидском заливе в 1991 году. Тем временем французский президент Жак Ширак принял лидера косовских албанцев Ибрагима Ругова в Париже, где заявил, что Франция готова «использовать все необходимые средства, включая военные, для восстановления мира в Косово».
Как решить проблему Балкан?
Именно в Косово 10 лет назад началась дезинтеграция бывшей Югославии. Эксплуатация Милошевичем обид сербского меньшинства в Косово способствовала росту сербского национализма и усилению противоборствовавших националистических клик в Словении, а затем в Хорватии. Подавление сербским режимом региональной автономии Косово было использовано Миланом Кучаном в Словении и Франьо Туджманом в Хорватии в качестве факта, оправдывающего отделение от Югославии.
Германия, которая, в отличие от других, пережила процесс воссоединения и пыталась восстановить свою власть над территориями, которые она исторически рассматривает как сферы своей гегемонии, оказала свою безусловную поддержку хорватскому и словенскому «самоопределению», усилив стремления республиканских правящих клик по направлению к принятию односторонних деклараций о независимости. В свою очередь, боясь уступить лидерство на Балканах европейским державам, Америка поддержала независимость Боснии.
Сегодня в Косово, как и тогда, напористость европейцев прокладывает путь для новой вспышки американского милитаризма. Каждая американская интервенция, нацеленная на то, чтобы урегулировать этнический и социальный конфликт путем создания на месте распадающейся системы ряда капиталистических государств на этнической основе, неизбежно обречена на провал. Что бы ни делал Вашингтон в этом регионе, он может только провоцировать новый кризис и кровавые конфликты.
Единственным рациональным и реальным решением исторического кризиса на Балканах продолжает оставаться то, которое было выработано марксистским движением накануне Первой Мировой войны. Оно состоит в создании Балканской федерации на основе единой борьбы рабочих всех национальностей за социалистическую альтернативу той нищете и варварству, которые создают капитализм и национализм.
Только такая перспектива способна объединить подавляющее большинство сербских, албанских, хорватских и мусульманских рабочих. Все они имеют одинаковые социальные интересы. А противостоят им мелкие клики шовинистических демагогов и криминальных элементов вместе с теми державами, которые поддерживают их извне.
Исполнилось 60 лет со времени образования Комиссии Дьюи
Шэннон Джонс. 19 мая 1997 г.
Настоящая статья была опубликована в прошлом году в прессе Международного Комитета Четвертого Интернационала
10 апреля [1997 г.] исполнилось 60 лет со времени созыва Комиссии Дьюи. Этот чрезвычайный орган, официальное название которого «Комитет по расследованию обвинений против Льва Троцкого в Московских процессах», был образован в 1937 году сторонниками изгнанного революционера для того, чтобы установить правду о чистках Иосифа Сталина.
Московские процессы были чудовищными фальсификациями. Отрежиссированные судебные разбирательства и последующие репрессии, результатом которых явилось уничтожение огромных слоев социалистического рабочего класса и интеллигенции в СССР, имели много сходства с гитлеровским Холокостом. Волны массовых уничтожений, развязанные обоими режимами, нанесли сильные удары по рабочему классу. Разница, однако, состояла в том, что если нацистские убийства открыто осуществлялись во имя реакции, то Московские процессы проводились режимом, который присвоил себе имя социалистического.
Московские процессы давно уже с тех пор дискредитированы, а сталинистский режим, который их организовал, потерпел крушение. Тем не менее это не уменьшает исторического значения событий 60-летней давности и не устраняет необходимость их политического осознания. С Московскими процессами и их последствиями связаны решающие исторические вопросы ХХ века, которые по сей день остаются нерешенными.
Основываясь на лжи о том, будто московские фальсификации и сталинистская диктатура были логическим и неизбежным продуктом Октябрьской революции, антимарксисты попытались аннулировать социализм в качестве жизнеспособной альтернативы капитализму. Объективное рассмотрение Московских процессов, в котором расследование Комиссии Дьюи является самым всеохватывающим разоблачением, демонстрирует то, что фальсификации были не продуктом марксизма или большевизма, а, напротив, их контрреволюционной противоположности — сталинизма.
Чтобы понять значение Московских процессов и работы Комиссии Дьюи, необходимо рассмотреть реальный исторический контекст. Через 20 лет после Октябрьской революции 1917 года, которая привела рабочий класс к власти в России под предводительством партии большевиков, Советское государство, созданное революцией, было в глубоком кризисе из-за длительной изоляции и роста фашистской реакции на Западе.
Ленин и другие большевистские лидеры рассчитывали на то, что русская революция распространится на Западную Европу и разорвет изоляцию молодого советского режима. Они понимали, что перспектива строительства социализма в обедневшей и потрепанной войной России зависит как от временной помощи, так и от успешных рабочих революций в Германии и других более индустриализированных странах.
Внутренне советский режим столкнулся с наследием бедности и культурной отсталости царизма. Внешне он встретился с враждебностью всего капиталистического мира. Одно из самых серьезных проявлений этих трудностей была растущая бюрократизация советского режима и подавление внутренней демократии в Компартии, — опасность, о которой предупреждал Ленин перед тем, как он был выведен из строя ударом болезни в 1923 году. Он указывал на методы Сталина, который стал к тому времени Генсеком Компартии, как на самое яркое выражение этой опасности. Одним из последних политических актов Ленина было написание «Завещания», в котором он призвал к смещению Сталина с этого поста.
Троцкий, который пользовался большим уважением благодаря своей роли в качестве организатора восстания в Октябре 1917 года и своему служению революции в качестве командира Красной Армии во время гражданской войны, продолжил борьбу с бюрократизацией, начатую Лениным. В конце 1923 года он и другие ведущие члены партии основали Левую оппозицию и потребовали провести серьезную и открытую дискуссию о причинах партийного кризиса.
Оппозиция понесла поражение
На международном фронте ситуация повернулась к худшему. Надежда на революции в Европе не оправдалась. Самая большая неудача произошла в 1923 году, когда Германская Компартия, приняв рекомендации сталинистской фракции в советском руководстве, упустила возможность воспользоваться революционным кризисом. Плохо подготовленное восстание в Гамбурге было разбито. Поражение рабочего класса дало буржуазной Веймарской республике новую возможность продлить свое существование. Затем последовали серьезные поражения в Британии и Китае. Разочарование, вызванное впечатлением от этих событий, внесло свой вклад в создание настроения политической апатии в Советском Союзе, которое работало в пользу поднимающейся бюрократии.
Конец 20-х годов оказался связан с политическим поражением большевизма и его перспективы мировой революции, который был представлен Троцким и Левой оппозицией, а также с победой национализма и консервативной бюрократии, возглавляемой Сталиным. Уже в 1924 году был ясно виден откат сталинской фракции от марксизма, равно как и тот факт, что свою главную аудиторию сталинская фракция находила среди мелкобуржуазных сил. Все эти тенденции нашли себе выражение в теории «социализма в отдельной стране». Сталин заявил, что социализм может быть построен в СССР независимо от судьбы мировой революции.
В 1927 году Троцкий и его сторонники были изгнанны из Компартии. В 1929 году Сталин выслал Троцкого в Турцию, надеясь изолировать и заглушить его, что оказалось серьезным политическим просчетом, как обнаружил вскоре сам Сталин.
Троцкий предупреждал, что сталинистский режим прибегнет к насилию против своих оппонентов слева. В марте 1929 года он писал: «Открытое заявление о том, что Оппозиция представляет собой контрреволюционную партию, недостаточна; никто не воспримет это серьезно… Сталину остается одно — постараться провести линию крови между официальной партией и Оппозицией. Он должен любой ценой связать Оппозицию с попытками политических убийств, с приготовлениями к вооруженному восстанию и т.д. (Leon Sedov, The Red Book [London, New Park, 1980], p. 10).
В 1933 году, после капитуляции Германской Коммунистической партии перед Гитлером, Троцкий пришел к выводу, что советская Компартия и ее партии-сателлиты в III Интернационале не могут быть реформированы через борьбу против сталинистского руководства и возвращены к программе революционного марксизма. Он призвал к образованию новой международной партии, IV Интернационала, для того, чтобы вести борьбу за мировую социалистическую революцию рабочего класса, чтобы свергнуть бюрократию и снова установить советскую демократию.
Московские процессы выросли из острого осознания Сталиным недовольства в рабочем классе и вследствие его боязни критики со стороны Троцкого и возглавляемой им Оппозиции тех грубых политических ошибок и деспотизма, которые были свойственны сталинской политике. Как бывший революционер, Сталин не мог не понимать, что даже небольшое движение, вооруженное правильными идеями, при благоприятном изменении в объективной ситуации способно завоевать массовую поддержку и смести бюрократическую кремлевскую клику.
Растущее недовольство
Из работ русского историка Вадима Роговина мы знаем, что оппозиция Сталину была широко распространена в СССР, достигая до самых высших кругов. На заре трагедии насильственной коллективизации существовало огромное недовольство, выражавшееся в различных политических формах. Были сделаны попытки к тому, чтобы образовать объединенный блок различных оппозиционных тенденций, включая сюда распространение в 1932 году платформы Рютина. М.Н. Рютин, старый большевик, который работал в Секретариате Центрального Комитета, объявил Сталина «провокатором» и призвал к его смещению, а также к реабилитации изгнанных из партии членов, включая Троцкого. В ответ Сталин арестовал Рютина и всех тех, кто был знаком с его платформой.
Обвинения в участии в «заговоре Рютина» стали постоянной темой последующих чисток. Было объявлено, что критика Рютина представляла собой подготовку к насильственному свержению Советского государства.
В декабре 1934 года Леонид Николаев, молодой член Коммунистической партии, застрелил С.М. Кирова, члена Политбюро и главу Ленинградской партийной организации. Обстоятельства убийства указывали на соучастие в нем тех, кто стоял у власти. Советская секретная полиция дала возможность неустойчивому Николаеву сблизиться с Кировым.
Исходя из того, что мы сейчас знаем, очень возможно, что Сталин сам организовал убийство. Киров проявил себя на 17-ом съезде партии в январе-феврале 1934 года в качестве потенциального соперника Сталина. В секретном избирательном бюллетене Киров получил наименьшее количество негативных голосов — 3, тогда как Сталин — 267, — больше всех.
Через 6 месяцев после 17-го Съезда партии, в конце июня-начале июля 1934 года, Гитлер провел кровавую чистку против своих соперников среди лидеров германского нацизма. Безжалостность фюрера в ликвидации своих внутренних оппонентов произвела сильное впечатление на Сталина.
Какова бы ни была роль Сталина в убийстве Кирова, он воспользовался им для уничтожения своих оппонентов и истребления наиболее вдумчивых и талантливых людей из интеллигенции. Убийство Кирова послужило основой для семи отдельных процессов, для арестов и казни сотен, если не тысяч коммунистов. Каждый очередной процесс противоречил предыдущим в самых фундаментальных деталях. Различные люди якобы организовывали убийство Кирова различными средствами и исходя из различных политических мотивов.
В 1935 году, накануне первого процессов,связанного с делом Кирова, Троцкий писал: «Стратегия, развитая вокруг трупа Кирова, не принесла Сталину больших лавров. Но именно по этой причине он не мог ни остановиться, ни отступить. Сталину придется тщательно покрывать незаконнорожденную амальгаму новыми, еще более обширными амальгамами. Мы должны встретить их хорошо вооруженными» (The Case of Leon Trotsky [New York: Merit Publishers], p. 498).
Народный фронт
1936 год представлял собой решающий поворотный пункт в европейской политике. В июне массовые забастовки поставили Францию на край революции. В июле фашистские военные офицеры предприняли государственный переворот в Испании, разжигая восстание рабочих и ускоряя гражданскую войну.
В этих событиях советская бюрократия и союзные компартии по всему миру действовали в роли главных защитников капиталистического порядка. Обращаясь к политике Народного Фронта, Сталин настаивал, чтобы компартии подчиняли рабочий класс союзу с так называемыми демократическими капиталистами.
Через 2 месяца после начала гражданской войны в Испании для того, чтобы умиротворить британских, французских и американских империалистов, с которыми он искал союзничества, Сталин добился эмбарго на отгрузку вооружения республиканскому правительству Испании. И только когда стало совершенно ясно, что режим в Мадриде неспособен самостоятельно сокрушить восстание испанских рабочих и крестьян, Сталин начал продавать ему оружие. Это позволило Коминтерну сыграть решающую роль в защите буржуазной собственности и власти в Испании путем ликвидации испанской революции. Поражение революции в свою очередь обеспечило победу франкистских фашистских сил.
Эта реакционная политика исходила из сталинистского негативного отношения к программе мировой революции и ее замены на политику социализма в одной стране, что отражало взгляды привилегированной бюрократической касты. Сталинские правители, которые боялись, что любой революционный успех интернационального рабочего класса, вновь разжигая уравнительные традиции Русской революции в советском рабочем классе, подорвал бы привилегированные позиции бюрократии.
Контрреволюционная интервенция за пределами границ сочеталась с интенсивными репрессиями внутри страны. Фальсификации, массовые аресты и государственные убийства, направленные против Троцкого и старых большевиков, помимо их сокрушительного внутреннего влияния имели своей целью еще и снискать расположение у капиталистических режимов Запада. Советское правительство демонстрировало таким образом, что оно отвергло интернациональную революционную программу Октябрьской революции и предано идее защиты порядка и стабильности. Сталин открыто выразил это в интервью, которое дал американскому журналисту и издателю Рою Говарду в марте 1936 года. Когда Говард спросил его о намерениях советского правительства в отношении мировой революции, произошел следующий обмен репликами:
Сталин: «У нас никогда не было таких планов и намерений. Это все результат недопонимания».
Говард: «Трагического недопонимания?»
Сталин: «Нет, комического, или, возможно, трагикомического» (Leon Trotsky, Writtings of 1935-36 [New York: Pathfinder Press, 1977], p. 275).
Первый Московский процесс
В середине августа 1936 года мировое общественное мнение было потрясено новостью о том, что ведущие старые большевики были обвинены в террористическом заговоре против Сталина и высших советских лидеров в союзе с гитлеровским Гестапо. Объявляя криминальными конспираторами революционеров, которые играли важные роли накануне, во время и после Октябрьской революции, Сталин задался целью нанести сокрушительный удар по кадрам ветеранов партии.
Среди обвиняемых были Григорий Зиновьев и Лев Каменев, два известнейших представителя старых большевиков. Зиновьев является одним из ближайших сотрудников Ленина, когда находился в подполье накануне революции. Одаренный оратор, он позднее стал председателем Третьего Интернационала и лидером Петроградского Совета. Каменев провел до революции много лет в тюрьме и ссылке, а после нее занимал ряд ведущих постов в партии и государстве, включая сюда также и место председателя Политбюро.
Среди других известных фигур в спике обвиняемых были: В.А. Тер-Ваганян, лидер Армянской Коммунистической партии, считавшийся выдающимся марксистом; Сергей Мрачковский, защищавший Сибирь и Дальний Восток во время войны 1918-21 гг.; И.Н. Смирнов, рабочий-большевик, игравший ведущую роль в гражданской войне и ставший позднее народным комиссаром путей сообщений и директором автозавода.
Без какой-либо объявленной причины ряд подсудимых, указанных в обвинительном акте, не появились на суде. Очевидно, они не захотели «сознаваться» и были попросту расстреляны.
Хотя и не названный в обвинении, главным ответчиком на процессе был Троцкий. Все Московские обвиняемые назвали Троцкого и его сына Льва Седова предполагаемыми подстрекателями заговора с целью убить Сталина. Все заявления такого рода были очень похожи друг на друга.
В то время, как на осужденных сыпались бесчисленные обвинения в заговорах и конспирациях против советских лидеров, единственным конкретным преступлением оставалось убийство Кирова в 1934 году. Одним из наиболее странных аспектов обвинения было то, что роль главного организатора предполагаемого заговора приписывалась Смирнову. Между тем он находился в тюрьме с января 1933 года и не мог участвовать в убийстве (Кирова).
Суд длился всего 5 дней. Все обвиняемые сознались в нелепых и невозможных преступлениях, затем сами просили о смертном приговоре. В ходе судебного разбирательства еще один хорошо известный старый большевик Михаил Томский покончил жизнь самоубийством после того, как его объявили в связях с Зиновьевым и Каменевым.
Особенно отвратительным образом националистическая ориентация сталинской бюрократии проявила себя в том, что власти хотели раздуть антисемитские предрассудки против обвиняемых. Советская пресса не слишком церемонилась на этот счет, подчеркивая еврейские корни Троцкого, Зиновьева и Каменева.
Знаменательно, что советский обвинитель, Андрей Вышинский, был правым меньшевиком и боролся с большевизмом во время гражданской войны. Он перебежал с одной стороны на другую, чтобы спасти свою шкуру.
Сталин выбрал этого бывшего контрреволюционера для того, чтобы тот сыграл ведущую роль в уничтожении лидеров Русской революции. Вышинский выполнил свою работу с энтузиазмом, называя подсудимых «сумасшедшими собаками капитализма» и «лжецами и клоунами, ничтожными пигмеями, огрызающимися на слона». В течение 24 часов после объявления о решении суда все 16 обвиняемых были расстреляны.
Процесс Радека и Пятакова
В январе 1937 года советская пресса объявила об открытии второго процесса в Москве над ветеранами-партийными лидерами. Обвиняемые, — всего их было 17 человек, — включали Карла Радека, видного советского журналиста, активного участника революционной политики с 14 лет, сыгравшего выдающуюся роль в интернациональном коммунистическом движении и служившего в качестве секретаря III Интернационала; Юрия Пятакова, зам. наркома советской тяжелой промышленности, который выдвинулся в лидеры в годы гражданской войны и которого Ленин называл «одним из способнейших молодых людей партии»; Григория Сокольникова, занимавшего важные посты в финансах и промышленности; Николая Муралова, героя гражданской войны, и Михаила Богуславского, старого рабочего-большевика.
На втором процессе расширился список обвинений. Если во время процесса над Зиновьевым и Каменевым основным мотивом для так называемого «троцкистского заговора» называлась якобы неутолимая жажда власти, то вовремя суда над Радеком и Пятаковым главным действующим лицам предъявлялось обвинение в заговоре в союзе с Германией и Японией с целью расчленения Советского Союза и реставрации капитализма.
Помимо подготовки политических убийств подсудимым вменялся в вину также саботаж. Все неудачи советской индустрии, которые в реальности являлись продуктом некомпетентности бюрократии или ошибок управления, были свалены на Троцкого. Подсудимые сознались в том, что они разработали и воплотили в жизнь ошибочные экономические планы, которые вылились в огромную трату ресурсов и серьезные перекосы в экономике.
Опять обвиняемые были приговорены к смерти. Все, кроме четырех, были расстреляны сразу же, а Радек и Сокольников оказались среди тех, к кому было применено щадящее наказание — 10-летнее тюремное заключение. Несмотря на это, вскоре они были убиты по приказу Сталина.
Свидетельские показания на втором процессе были не менее невероятны, чем на первом. Сталинские организаторы фальсификации совершили крупную ошибку, когда заставили Пятакова давать показания о том, как он якобы совершил полет в Осло (Норвегия) в декабре 1935 года с целью получить террористические инструкции от Троцкого. Во время процесса норвежская газета Arbeiderbladet сообщила, что из-за метеоусловий ни один иностранный самолет не совершил посадку в Осло в период с сентябрем 1935 года и маем 1936 года.
ГПУ исправило эту ошибку, неожиданно завершив процесс и расстреляв Пятакова. Через год Сталиным был осужден м уничтожен Г.Ягода, глава ГПУ и главный организатор первых двух процессов.
Центральными фигурами на третьем Московском процессе (2-13 марта 1938 года) были Николай Бухарин, бывший редактор «Правды» и глава Коммунистического Интернационала; Алексей Рыков, официальный глава советского правительства в течение 5 лет после смерти Ленина; Христиан Раковский, бывший глава украинского правительства, и Н. Крестинский, бывший секретарь Центрального Комитета и член Политбюро.
По сообщениям перебежчика из ГПУ Александра Орлова и других мы сейчас знаем те конкретные методы, которые использовались для извлечения признаний: повторяющиеся избиения, пытки, принуждения стоять или ходить без сна целыми днями, а также угрозы арестовать и приговорить членов семей подсудимых. Сталин даже арестовал сына-подростка Каменева и обвинил его в терроризме. После ряда месяцев подобных допросов подсудимые были доведены до состояния отчаяния и изнеможения.
Главные обвиняемые на первом процессе, Зиновьев и Каменев, потребовали в качестве условия признания с их стороны прямую гарантию Политбюро о том, что их жизни и жизни их семей будут сохранены. Вместо этого им пришлось довольствоваться встречей со Сталиным и двумя его закадычными друзьями, К.Ворошиловым и Н.Ежовым. После процесса Сталин не только не сдержал свое обещание пощадить подсудимых, — все их родственники были арестованы и убиты.
Одни только угрозы и жестокое обращение не объясняют того, почему подсудимые сознались. ГПУ не смог добиться ни одного «признания» хотя бы от одного активного оппозиционера. Самым важным фактором в способности бюрократии сломить такие личности, как Зиновьев и Каменев, была их политическая дезориентация и потеря перспективы. В годы после Октябрьской революции политическая атмосфера стала загрязненной ростом бюрократии. Эти люди оказались неспособными собрать достаточно морального мужества, чтобы сопротивляться этому сползанию.
Троцкий писал:
«На каждой новой стадии капитуляции жертвы сталкивались с теми же самыми альтернативами: либо отбросить все обвинения и вступить в безнадежную борьбу с бюрократией, без знамени, без организации, без какого-либо личного авторитета, либо спуститься еще на одну ступень ниже, обвиняя себя и других в новых низостях» (Leon Trotsky, Writtings of 1936-37 [New York: Pathfinder Press, 1978], p. 59).
Под сталинскими чистками скрывалось не что иное, как попытка разрушить марксизм как политическую силу в Советском Союзе. Московские процессы были кульминацией глубоко идущего процесса социальной реакции. Изолированный и отчужденный от рабочих масс бюрократический аппарат искал пути отречения от всех своих связей с реальными традициями Октябрьской революции. Чтобы сокрушить и фактическую, и потенциальную оппозицию своей политике, бюрокартия должна была сначала уничтожить тех марксистов, которые создали советское государство.
Московские процессы ознаменовали собой начало Большого террора, который сотрясал Советский Союз с 1936 по 1939 год. Сотни тысяч преданных коммунистов, писателей, интеллектуалов, ученых, инженеров, артистов, создателей Красной Армии и основателей Советского государства были арестованы по обвинениям в «троцкизме» и либо расстреляны без суда, либо приговорены к медленной смерти в концлагерях.
Сталинский террор не остановился на границах СССР. ГПУ охотилось и убивало сторонников IV Интернационала по всему миру. Сын Троцкого Лев Седов умер в парижской больнице 16 февраля 1938 года в качестве жертвы очевидного медицинского убийства. В августе 1940 года сталинский убийца Рамон Меркадер убил Троцкого в Койоакане, Мексика.
Борьба Троцкого по разоблачению обвинений
Когда открылся первый процесс, Троцкий только что завершил свою эпическую работу «Преданная революция», в которой он подверг марксистскому анализу противоречия советского общества. «Рост привилегированной бюрократии, возглавляемой Сталиным, — сказал он, — создал угрозу государству рабочих. Пока бюрократия не будет вышиблена рабочим классом, все достижения Октябрьской революции будут в опасности».
Летом 1936 года Троцкий находился в Норвегии. В июне 1935 года ему открыли визу после победы на выборах норвежской Лейбористской партии. Когда Троцкий услышал первые сообщения о процессе против Зиновьева и Каменева и обвинения против себя in absentia (то есть когда обвиняемый находится на свободе — ред.), он тут же выступил с осуждением процесса и потребовал полного и открытого расследования обвинений.
Сталинистская бюрократия пустила в ход значительные средства для того, чтобы Троцкий не смог опровергнуть ее заявлений. Под давлением Советского Союза социал-демократическое правительство Норвегии фактически подвергло Троцкого домашнему аресту, так что для него было практически невозможным говорить или переписываться со своими сторонниками. В ноябре 1936 года агенты ГПУ украли часть архивов Троцкого из хранилища в Париже, надеясь получить материал для построения новых фальсификаций.
Мировая реакция на процессы
Процесс над Зиновьевым и Каменевым пробудил широкое недоверие в рабочем движении и в среде интеллигенции. Несмотря на признания обвиняемых, многие находили непостижимым то, что старые большевики, основатели Советского государства, превратились в террористов и союзников Гитлера.
Скептицизм по отношению к процессу был усилен обнажением явной лжи и невозможных противоречий в свидетельствах многих обвиняемых. Возможно, наиболее скандальным было признание одного из менее известных обвиняемых, Эдуарда Гольцмана о том, что он встречался со Львом Седовым в фойе отеля «Бристоль» в Копенгагене в ноябре 1932 года. Сообщения прессы вскоре показали, что это было чистой воды вымыслом. Не только Седов смог доказать, что он никогда не был в Копенгагене, поскольку ему было отказано в визе, но сама встреча была физически невозможной. Отель «Бристоль» был снесен в 1917 году и восстановлен только в 1936 году.
В то время, пока Троцкий оставался интернирован «социалистическим» правительством Норвегии, его сторонники начали организовывать международное контрнаступление для того, чтобы разоблачить фальсификации Сталина. Находясь во Франции, Лев Седов опубликовал потрясающее разоблачение признаний обвиняемых, получившее название «Красная книга» (Le Livre Rouge, The Red Book).
Заключение Комиссии:
«Таким образом, мы находим, что Московские процессы — фальсификации. Мы находим, что Троцкий и Седов невиновны».
Седов продемонстрировал, что мнимые встречи между обвиняемыми с Седовым и Троцким, на которых последний якобы давал инструкции об убийстве Сталина, были чистым вымыслом ГПУ. Он вскрыл абсурдный характер признаний и проанализировал их политическую и психологическую основу. Он писал:
«Поведение обвиняемых во время процесса было только трагическим завершением, последней стадией их политической прострации в продолжение предшествующих лет… Перед тем, как убить их физически, Сталин сломал и разрушил их морально» (Leon Sedov, The Red Book [London, New Park, 1980], p. 37).
Американское троцкистское движение выпустило книгу «За кулисами Московских процессов» (Behind the Moscow trials), содержащую тщательное рассмотрение фальсификаций и написанную Максом Шахтманом. Книга продемонстрировала политическую невозможность того, чтобы Троцкий, который всегда являлся противником индивидуального террора, обратился к методу политического убийства. Шахтман подверг критике свидетельства обвиняемых, разоблачая, например, заявление Натана Лури о том, что он встречался с конспиратором в России в 1932 году, «который был послан в Советский Союз по прямым приказам Генриха Гиммлера, главы немецкого Гестапо». Шахтман указал, что в 1932 году Гестапо не существовало, поскольку оно было создано только после того, как Гитлер пришел к власти в 1933 году.
Мексика предоставляет убежище
Надежды Сталина на молчание Троцкого получили жесткий удар в декабре 1936 года, когда буржуазно-националистское правительство Лазаро Карденаса в Мексике предоставило Троцкому политическое убежище. Основной политический оппонент сталинского режима прибыл в Мексику 9 января 1937 года на нефтяном танкере Ruth и сразу повторил свой призыв к созданию Международной Комиссии Расследования, чтобы разоблачить московские фальсификации.
Троцкий публично бросил вызов советским властям и потребовал дать ответ о причинах его высылки. Сталин отказался, и по понятной причине. Чтобы доказать необходимость высылки Троцкого, правительство было бы вынуждено предоставить суду какие-то материальные доказательства. Но таких доказательств не существовало.
В речи, приготовленной для массового общественного собрания в Нью-Йорке 9 февраля 1937 года, Троцкий использовал случай созыва комиссии по расследованию сталинских обвинений. Он планировал обратиться к собранию через телефонную связь, однако в последнюю минуту сталинистам удалось оборвать соединение. Вместо этого текст речи, который был отправлен заранее, был зачитан аудитории.
Троцкий заявил:
«Почему Москва боится одного человека? Только потому, что я знаю правду, полную правду. Только потому, что мне нечего скрывать. Только потому, что я готов появиться перед публикой и независимой комиссией по расследованию документов, фактов и свидетельств, которые у меня в руках, чтобы раскрыть правду до самого конца. Я заявляю, что если эта комиссия решит, что я виновен в малейшей степени в преступлениях, которые Сталин мне приписывает, я клянусь заранее, что я добровольно сдамся в руки палачей ГПУ. Это, я надеюсь, ясно. Вы все слышали? Я делаю это заявление перед всем миром. Я прошу прессу опубликовать мои слова в самых дальних уголках планеты. Но если комиссия установит — вы слышите меня? — что Московские процессы — сознательная и обдуманная фальсификация, построена на людских нервах и костях, я не попрошу моих обвинителей добровольно встать перед расстрельной командой. Нет, вечный позор в памяти людских поколений будет достаточным наказанием для них. Слышат ли меня обвинители Кремля? Я бросаю им в лицо демонстративное неповиновение. И я буду ждать их ответа» (Leon Trotsky, I Stake My Life [Oak Park: Michigan, Labor Publications, 1977], p. 7).
Говоря об унижающем характере признаний обвиняемых, Троцкий продолжал:
«Московские процессы не пятнают революцию, так как они являются результатом реакции. Московские процессы не пятнают старое поколение большевиков; они только демонстрируют, что даже большевики сделаны из плоти и крови, и они не сопротивляются бесконечно, когда над их головами качается маятник смерти. Московские процессы позорят политический режим, который их задумал: режим бонапартизма, без чести, без ума. Все обвиняемые умерли с проклятиями на губах по адресу этого режима.
Пусть тот, кто желает, проливает горькие слезы по поводу того, что история движется вперед таким сложным образом: два шага вперед, один шаг назад. Но в слезах нет смысла. Необходимо, согласно совету Спинозы, не смеяться, не плакать, а понимать!» (Ibid., p. 22-23).
Троцкий закончил свою речь следующими волнующими словами:
«Вопрос состоит в том, помогать ли деморализованной бюрократии против народа или прогрессивным силам народа против бюрократии. Московские процессы — сигнал. Горе тем, кто не остережется! Процесс о поджоге Рейхстага, несомненно, имел большое значение. Но он касался только гнусного фашизма, этого воплощения всех пороков темноты и варварства. Московские процессы совершены под знаменем социализма. Мы не уступим это знамя мастерам лжи! Если случится так, что наше поколение окажется слишком слабым для того, чтобы установить социализм на земле, мы вручим незапятнанное знамя нашим детям. Борьба в недалеком будущем превзойдет важность отдельных людей, фракций и партий. Эта борьба за будущее всего человечества. Она будет жестокой, она будет долгой. Кто ищет физического комфорта и духовного спокойствия, пусть отойдет в сторону. Во времена реакции легче опираться на бюрократию, чем на правду. Но все те, для кого слово социализм — не пустой звук, а содержание их духовной жизни — вперед. Ни угрозы, ни преследования, ни злодеяния не могут нас остановить! Даже над нашими белеющими костями правда восторжествует. Мы проложим тропу для нее. Она победит! (Ibid., p. 26).
Сталинистская клевета
Чтобы организовать контрпроцесс в ответ на сталинские фальсификации, необходимо было преодолеть значительные препятствия. Поддерживаемые возможностями советского государства, сталинизированные коммунистические партии мира использовали подкупы, запугивание и клевету для подрыва поддержки Троцкого.
Типичный заголовок «Дейли Уоркер», газеты американской Компартии: «Главный политический палач Гитлера Гиммлер возглавил дружественный троцкистский заговор, направленный на убийство лидеров Советского Союза». Сталинистская пресса объявила из Москвы: «Троцкий потребовал убийства Сталина для прихода к власти», «троцкизм, презираемый массами, использует нацистскую помощь против СССР».
Сталинисты втянули в дело беспринципных юристов и журналистов для того, чтобы восхвалять московскую юриспруденцию. Одной из таких личностей был британский юрист Д.Н. Притт (Pritt), бывший тори, который написал книгу, защищавшую процесс над Зиновьевым и Каменевым.
Притт писал:
«Снова малодушные социалисты в сомнениях и беспокойствах», но «мы снова сможем почувствовать уверенность тогда, когда дым с поля сражения аргументов рассеется и когда станет ясным, что обвинение было верным, признания — соответствующими реальности и расследование проведено корректно» (процитировано по Workers Press от 25 мая 1972 г.).
В США корреспондент New York Times Вальтер Дюранти (Duranty) назвал процессы справедливыми, так же, как и Джозеф Дейвис (Davies), представитель Франклина Рузвельта в СССР. Дейвис написал книгу под названием «Миссия в Москву» (Mission to Moscow), которая затем стала основой для фильма, отмывающего сталинские фальсификации. Только за несколькими исключениями ведущие американские либералы присоединились к сталинистам. Журналы The Nation и The New Republic защищали процессы-чистки. Малькольм Коули (Cowley), хорошо известный литературный критик, издатель New Republic, написал элегантное и самодовольное эссе, защищавшее Московские процессы. Восхваляя официальный стенографический отчет, опубликованный советской бюрократией, он написал:
«Если судить с литературной точки зрения, то «Дело антисоветского троцкистского центра» — это экстраординарная комбинация настоящей детективной истории с высокой трагедией времен Елизаветы и комическими чертами. Я мог бы принять ее за сфабрикованное представление, только допуская, что Марлоу и Уэбстер вместе поставили ее. Если судить его с точки зрения информации, он (стенографический отчет) отвечает на большинство вопросов, возникших в моем уме при чтении короткого газетного отчета о процессе…» (New Republic, 7 апреля 1937 г).
Обращая внимание на советы Троцкого, Рабочая партия под руководством Джеймса П.Кэннона воспользовалась кризисом в рядах американской социал-демократии, вступив в Социалистическую партию Нормана Томаса. Этот принципиальный тактический маневр открыл более широкое поле для политического действия и дал троцкистам близкий доступ к слою радикальных интеллектуалов, которые помогли организовать Американский Комитет в защиту Льва Троцкого.
Однако Троцкий сделал определенные критические замечания по работе Комитета защиты, особенно имея в виду тенденцию Джорджа Новака и других нью-йоркцев адаптироваться к руководству Социалистической партии Томаса. В резкой записке, адресованной Новаку, Троцкий выступил против его примиренческого отношения к таким элементам, как Феннер Брокуэй из центристского Лондонского Бюро, которые старались отклонить расследование. «Политика приспособления направо, — писал Троцкий, — способна только обеспечить поражение с самого начала» (Leon Trotsky, Writtings of 1937-37 [New York: Pathfinder Press, 1978], p. 229).
Несмотря на сильное давление со стороны сталинистов, которые угрожали и натравливали членов Комитета защиты, сторонники Троцкого организовали комиссию по расследованию. Среди согласившихся участвовать в работе этой комиссии были Джеймс Т. Фаррелл (Farrell), автор трилогии Studs Lonigan; Сюзанна Лафолет (La Follettе), автор и журналист; Джон Р. Чемберлен (Chamberlen), бывший литературный критик New York Times; Ванделин Томас (Thomas), лидер Вильгельсхафенского восстания матросов в Германии 7 ноября 1918 года; Карло Треска (Tresca), американский анархо-синдикалистский лидер; Отто Рюле (Ruehle), бывший социал-демократический член германского Рейхстага и биограф Карла Маркса; Альфред Росмер (Rosmer), бывший лидер Французской Компартии; Франциско Замора (Zamora), мексиканский журналист; Бенжамин Столберг (Stolberg), американский автор и журналист; и Эдвард Олсворт Росс (Ross), американский просветитель и писатель.
Дьюи выходит вперед
Самый большой прорыв случился, когда Джон Дьюи (Dewey), который тогда находился в возрасте 78 лет, согласился возглавить Комитет. В отличие от большинства либеральных интеллектуалов США, которые, как заметил Троцкий, находили, что легче опираться на бюрократию, чем на правду, Дьюи настоял на праве Троцкого защищать себя от обвинений, брошенных в его адрес на Московских процессах.
Объясняя, почему он взялся за эту трудную задачу, Дьюи атаковал тех либералов, которые выступали против права Троцкого отвечать на сталинские обвинения:
«Либо Л. Троцкий виновен в организации заговора, включающего убийство, систематический ущерб с разрушением жизни и имущества; предательство самого низкого вида, заключающегося в тайном сговоре с политическими и экономическими врагами СССР, чтобы разрушить социализм; или он невиновен. Если он виновен, никакое осуждение не может быть слишком суровым. Если он невиновен, нет способа, которым существующий режим в Советской России может оправдать умышленное, систематическое преследование и фальсификацию. Для тех, кто сочувствует усилиям построить социалистическое государство в России, существует неприятный выбор. Более легкий путь — избежать выбора. Но неготовность встретиться с неприятным — постоянная слабость либералов. Они храбры только тогда, когда дела идут гладко, а потом, когда неприятные условия требуют решения и действия, увиливают. Я не могут поверить, что хотя бы один истинный либерал, если бы он встретился с выбором, считал бы, что преследование и фальсификация — здоровая основа для построения социалистического общества» (цитируется по Дэвиду Норту: «Социализм, историческая правда и кризис политической мысли в США», Oak Park, Michigan, Labor Publications, p. 18).
Преодолевая оппозицию своей семьи, которая заботилась о его безопасности, Дьюи согласился поехать в Мексику и возглавить подкомитет для того, чтобы выслушать свидетельские показания Троцкого. Список присяжных включал Лафолетт, Рюле и Столберга. Джон Ф. Финерти (Finerty), адвокат Сакко и Ванцетти, выступал в качестве советника подкомитета. Карлтон Билз (Beals), американский журналист, позднее оказавшийся агентом ГПУ, присоединился к списку, заменяя некоторые более известные фигуры, которые не смогли принять участие в работе комиссии из-за сиюминутных раздоров.
После того, как мексиканские коммунисты выступили с угрозой организовать демонстрации протеста, подкомитет решил, из соображений безопасности, провести публичные заседания в доме Диего Риверы, знаменитого мексиканского художника и друга Троцкого. Подкомиссия бросила вызов сталинистам, пригласив на слушания Троцкого и задав ему вопросы. Она послала приглашения Американской Компартии, Мексиканской КП, советскому послу в США и Винсенту Ломбардо Толедано (Toledano), ведущему сталинистскому чиновнику профсоюзного объединения в Мексике. Все отклонили предложение.
Слушания начались 10 апреля и продолжались несколько дней. Троцкий поставил себе задачу не просто поднять разумные сомнения касательно правды сталинских обвинений, но и доказать свою полную невиновность. Посреди слушаний Троцкому пришлось иметь дело с провокацией, организованной Билзом. Неожиданно Билз спросил Троцкого о его отношениях с М. Бородиным, который, по его утверждениям, уехал в Мексику в 1919 году согласно указаниям Троцкого, чтобы «подпитать революцию». Этими вопросами Билз намеревался отравить отношения Троцкого с мексиканским правительством и подвергнуть опасности его убежище.
Троцкий заявил, что информация Билза — ложь, и потребовал назвать ее источник. На следующий день Билз отказался от участия в работе подкомиссии, говоря, что ее заседания были «несерьезными расследованиями обвинений». Дьюи и другие члены комиссии отвергли утверждение Билза, и слушания продолжались. Позднее Билз опубликовал ложный отчет о ведении дел в мексиканском журнале Futuro.
В продолжение 13 заседаний Троцкий призывал все свои интеллектуальные ресурсы для того, чтобы произвести ясное представление о московской фальсификации. Его подвиг был вдвойне экстраординарным, поскольку он сделал выбор говорить на английском, а не на родном русском языке.
Окончательная запись свидетельских показаний Троцкого насчитывает около 600 страниц. Он дал подробные и точные ответы на огромное разнообразие вопросов, охватывающих каждый предмет: от своей личной биографии до истоков советской бюрократии и вопросов революционной политики. Он подробно проследил свои передвижения во время пребывания в изгнании, демонстрируя через документы и письма невозможность своей встречи с Гольцманом, Пятаковым или любым другим так называемым террористом, как это заявлялось в «признаниях». Троцкий отверг свидетельства обвиняемых, показывая, что их искусственный и противоречивый характер обнаруживает руку ГПУ.
Показания Троцкого продемонстрировали абсурдность обвинения Кремля в том, что он отдавал приказы об убийствах и саботаже. Он доказал, что на протяжении всей своей жизни он был противником индивидуального террора. В особенности он отказывался от обвинения в том, что искал путей убить Сталина. Троцкий процитировал документы, которые являли собой явное размежевание с такой политикой. В июле 1936 года мировое троцкистское движение приняло декларацию, которая в одной части гласила:
«Верный традициям марксизма, IV Интернационал решительно отвергает индивидуальный террор, так же, как и все другие средства политического авантюризма. Бюрократия может быть раздавлена только целенаправленными, сознательными движениями масс против узурпаторов, паразитов и угнетателей» (The Case of Leon Trotsky [New York: Merit Publishers, 1968], p. 272).
Ответная ложь
Заключительная речь Троцкого, обращенная к подкомиссии, длилась четыре часа. В ней он проанализировал всевозможную ложь и клевету сталинистов и их сторонников. Он ответил также на аргументы тех, кто, не веря в сталинские обвинения, колебался насчет извлечения из них неких скрытых смыслов. Известный историк Чарльз Биард (Beard), например, отказался участвовать в Комиссии Дьюи на том основании, что невозможно доказать обратное. Троцкий ответил, что то, что подразумевается — не просто доказательство негативного, а установление позитивного факта: «Сталин организовал величайшую фальсификацию в человеческой истории».
Как заметил Троцкий, искусственный характер признаний содержал в себе признаки тоталитарного режима, который их извлек. Обвиняемые, по их собственным словам, были вовлечены в широкомасштабный заговор с целью убить советских лидеров и подвергнуть саботажу промышленность, вовлекая сотни, если не тысячи людей в продолжение периода пяти или более лет. Почему власти оказались неспособны представить ни одного физического свидетельства, ни одного документа, подтверждающего признания?
Троцкий заметил, что беспрецедентным в истории революционных и контрреволюционных движений является то, что происходят публичные признания в ужасающих преступлениях без какой-либо реальной тени доказательств.
«Как возможно, чтобы преступники, которые еще вчера убивали лидеров, потрясали индустрию, готовили войну и расчленение страны, сегодня так покорно поют в тон прокурору?
Эти два фундаментальных аспекта Московских процессов — отсутствие доказательств и эпидемический характер признаний — способны возбудить подозрения в любом думающем человеке» (Ibid., p. 481).
Обвинение в саботаже
Троцкий заметил, что обвинения, выдвинутые Московскими процессами, содержат резкие противоречия, не распознанные в ходе судебного разбирательства. В то время как сталинцы настаивали на том, что у Троцкого не было политической поддержки внутри СССР, в террористических заговорах, которые он организовал, в том случае, если бы они существовали, должны были быть вовлечены тысячи людей.
Возьмем заявления о саботаже. Один из обвиняемых Я. А. Князев, глава Южной Ж.Д., «признался» в том, что он организовал 3 500 крушений поездов в период 1935-36 гг., в среднем по 5 в день! Подобные признания были сделаны в отношении шахт и химической индустрии. Троцкий иронично заметил, что его сторонники, должно быть, пропитали собой советскую индустрию снизу доверху, чтобы осуществить подобную дезорганизацию.
Троцкий презирал тех писателей и академиков, которые отдали свои таланты в распоряжение сталинистской бюрократии.
«Непрямым, но очень важным результатом Комиссии будет прочистка радикальных рядов «левых» подхалимов, политических паразитов, «революционных» придворных льстецов или тех джентльменов, которые остаются «друзьями Советского Союза» до тех пор, пока они друзья Дома печати Советского государства или являются обыкновенными пенсионерами на содержании ГПУ» (Ibid., p. 567-68).
В заключение он отдал должное Комитету и его председателю Джону Дьюи.
«Дорогие члены Комиссии! Опыт моей жизни, в которой были и успехи, и неудачи, не только не разрушил мою веру в чистое, яркое будущее человечества, а, наоборот, дал ей нерушимый настрой. Эта вера в разум, в правду, в человеческую солидарность, которую в возрасте 18 лет я взял с собой в рабочие кварталы провинциального русского города Николаева, — эту веру я сохранил полностью. Она стала более зрелой, но не менее сильной. В самом факте создания Комиссии — в том факте, что во главе ее стоит человек непоколебимого нравственного авторитета, человек, который уже в силу своего возраста должен иметь право остаться в стороне от стычек на политической арене, — в этом факте я вижу новое и по-настоящему мощное усиление революционного оптимизма, который составляет фундаментальный элемент моей жизни» (Ibid., p. 584-85).
Речь произвела такое впечатление, что в заключении ее те, кто были ее слушателями, разразились спонтанными аплодисментами. На приеме после прослушивания Альберт Глотцер, докладчик по Комиссии, вспомнил следующий инцидент:
«Во время праздничного общения людей, заполнивших главные комнаты дома, в одном углу большой комнаты, где общались Троцкий и Дьюи, раздался громкий смех. Они были окружены несколькими людьми, слушающими их разговор. Я спросил Франкеля, что случилось в углу. Он улыбнулся: «Дьюи сказал Троцкому: «Если все коммунисты были бы таким же, как вы, я был бы коммунистом». И Троцкий ответил: «Если бы все либералы были такими же как вы, я был бы либералом». Эта шутка выразила уважение, которое испытывали друг к другу два главных человека на этих слушаниях. (Albert Glotzer, Trotsky: Memoir and Critique [New York: Prometheus Books, 1989], p. 271).
Выводы Комиссии
Комиссии Дьюи потребовалось девять месяцев для завершения своей работы. По подведению итогов она опубликовала 422-страничную книгу, озаглавленную «Не виновны» (Not Guilty). Ее выводы не только установили невиновность Троцкого и всех осужденных на Московских процессах, но также виновность Сталина как организатора чудовищной фальсификации.
В своем Заключении Комиссия написала:
«Независимая от всяких внешних влияний, Комиссия находит:
(1) Что проведение Московских процессов было таким, что способно убедить любого непредубежденного человека в том, что не было сделано ни малейшей попытки, чтобы установить истину.
(2) Тогда как признания имеют право на самое серьезное рассмотрение, сами признания содержат несвязные невозможные факты, что убеждает Комиссию в том, что они не представляют истину, независимо от средств, использованных для того, чтобы получить их» (Leon Trotsky, Stalin's Frame-up System and the Moscow Trials [New York: Pioneer Publishers, 1950], p. 129).
На основе рассмотренных показаний, Комиссия отвергла все утверждения, будто Троцкий когда-либо встречался или давал указания кому-либо из обвиняемых террористические инструкции. Относительно политических взглядов Троцкого Комиссия нашла, что:
«(19) Мы находим, что Троцкий никогда не инструктировал кого-либо из обвиняемых или свидетелей Московских процессов для того, чтобы они вошли в соглашение с иностранными силами против Советского Союза. Напротив, он всегда бескомпромиссно стоял за защиту СССР. Он был также наиболее последовательным противником фашизма, представленного иностранными силами, в заговоре с которыми он обвинялся.
(20) На основе всех показаний мы находим, что Троцкий никогда не рекомендовал, не готовил заговор и не пытался реставрировать капитализм в СССР. Напротив, он всегда бескомпромиссно противился восстановлению капитализма в СССР и его существованию где-либо еще.
(21) Мы находим, что обвинитель фантастически подтасовал роль Троцкого до, во время и после Октябрьской революции».
Комиссия заключила: «Таким образом, мы находим, что Московские процессы — фальсификации. Мы находим, что Троцкий и Седов невиновны». (Ibid., p. 131).
История полностью подтвердила этот вердикт. Перед тем, как сталинистский режим потерпел крушение в СССР, он был вынужден реабилитировать всех обвиненных на Московских процессах. Троцкий тем не менее — единственный, кто правильно предупреждал о возможности краха СССР при помощи бюрократии, — остался официально осужден вплоть до конца существования СССР.
Великое значение Комиссии Дьюи далеко выходит за пределы того факта, что она очистила имя Троцкого и старых большевиков, поскольку процессы представляли собой не только несправедливое осуждение личности, но и дискредитацию самого социализма.
За прошедшие 60 лет капитализм пытался, не без некоторого успеха, использовать Московские процессы и другие преступления, осуществленные Сталиным, для того, чтобы дискредитировать законность революционных изменений.
Образование Комиссии Дьюи представляло собой важный прорыв, совершенный троцкистским движением в деле раскрытии лжи сталинизма и его фальшивой идентификации с марксизмом. По этой причине тщательное знакомство с разоблачением Московских процессов важно для любого, кто серьезно интересуется социалистической перспективой.
Как предсказывал Троцкий, борьба за установление исторической правды бывает долгой и яростной. Тем не менее, если история демонстрирует что-либо, так это силу правильных идей, время которых пришло.
Наглядная история сталинистских фальсификаций
Феликс Крайзель, 10 ноября 1997 г.
В Берлине прошла конференция посвященная 60-летию Московских процессов
6-8 апреля этого года в Гумбольдском университете в Берлине состоялась конференция, посвященная 60-летию Московских процессов. Конференция была организована университетской группой «За социальное равенство», которая объединяет сторонников Четвертого Интернационала.
Вступительный доклад под названием «1937 год — год террора» должен был прочитать московский историк Вадим Роговин. Однако он не смог приехать в Германию по причине болезни. Вместо него вступительный доклад прочитал национальный секретарь партии «За социальное равенство» (ПСР — немецкая секция Международного Комитета Четвертого Интернационала) Петер Шварц, который главное свое внимание уделил вопросам о природе сталинского Большого террора, его последствиям для истории Советского Союза и международного рабочего движения, а также научному и историческому значению исследования Вадима Роговина.
Интернациональная Коммунистическая Лига (Спартакисты), известная своей крикливостью, истеричностью и защитой сталинистской бюрократии, предприняла на этом заседании попытку внести элемент скандала в проведение конференции. Представитель этой группы задал вопрос о том, почему германская секция МКЧИ ставит вопрос о роли Московских процессов, но якобы не говорит ничего о роли и значении Холокоста. После того, как организаторы мероприятия объяснили присутствующей публике вопрос о соотношении сталинского террора против коммунистов и гитлеровского геноцида против евреев, а также о том, какую роль на протяжении последней четверти века играет Лига Спартакистов в качестве придатка и апологета сталинистской бюрократии, представители этой организации демонстративно покинули аудиторию.
На следующий день, 7-го апреля с докладом «Сталин преследует немецких антифашистов» выступил Натан Штайнбергер (Steinberger), профессор экономики. Родившийся в Берлине в 1910 году, Н.Штайнбергер, будучи школьником, вступил в коммунистическое движение. В 1937 году в Москве он был без всяких оснований арестован и десять лет провел в лагерях ГУЛАГА, а затем еще десять лет в ссылке. Только в 1956 году он получил возможность вернуться в Германию, после чего работал профессором экономики в университетах бывшей ГДР.
Н.Штайнбергер подробно рассказал о годах своей молодости, о настроениях, которые существовали в 20-30-е годы среди немецкой молодежи, а также о трагической судьбе германской Компартии, которая стала одной из главных жертв сталинистского перерождения Коммунистического Интернационала. Несмотря на тяжелые годы, проведенные в ГУЛАГЕ и горький опыт сталинизма, Натан Штайнбергер остался верным своим первоначальным социалистическим убеждениям. Свое сегодняшнее кредо он однажды выразил следующими словами:
«Я был антисталинистом, потому что защищал социализм».
Наконец, в последний день конференции состоялась лекция Ульриха Рипперта, одного из лидеров Четвертого Интернационала, на тему «Причины и последствия московских процессов». У.Рипперт, родившийся в 1951 году, является председателем германской ПСР и свыше 30 лет участвует в троцкистском движении. В настоящий момент он является также кандидатом от ПСР в Берлине на выборах в Бундестаг, которые состоятся осенью этого года.
Заседания конференции происходили в одной из аудиторий берлинского Гумбольдского университета. После каждого доклада любой из слушателей имел возможность задать вопросы докладчикам или выступить с самостоятельным заявлением по теме доклада и проблемам проходившей конференции.
Текст листовки, выпущенной Челябинским Бюро МКЧИ, к 60-летию Московских процессов
1937 год знаменует собой поворотный пункт всей советской истории. Развязанный Сталиным массовый террор, жертвами которого стали миллионы людей, политическим своим острием был направлен прежде всего на то, чтобы физически уничтожить несколько поколений членов большевистской партии и руководителей советского государства, которые были органически связаны с программой и традициями Октябрьской революции 1917 года.
Эти люди были не в состоянии стать послушными исполнителями в руках тоталитарной диктатуры, которая выросла и постепенно окрепла на теле рабочего государства, оказавшегося на длительный промежуток времени изолированным от развития социалистической революции в других странах мира.
Соединенная с экономической отсталостью, изоляция привела к росту в Советском Союзе новой паразитической касты — тоталитарной бюрократии. Развязав в 1936-38 гг. кровавую бойню против коммунистов, Сталин выступал лишь в качестве «генерального» представителя этой новой привилегированной прослойки, которая сумела политически экспроприировать рабочий класс СССР, подготовляя тем самым его будущую экономическую экспроприацию.
В широком историческом контексте «перестройка» Горбачева и «рыночные реформы» Ельцина явились лишь логическим продолжением и завершением трагедии, которая разыгралась несколькими десятилетиями ранее.
Последствия сталинского Большого террора оказали огромное влияние на всю последующую историю СССР. Террор привел, в том числе, к утрате в массах советских граждан подлинного восприятия истории и понимания условий, необходимых для построения действительного социализма. На долгое время террор уничтожил также способность и стремление к самостоятельному поиску ответов на ключевые вопросы жизни.
Восстановление подлинной правды о 1937 годе является необходимой предпосылкой для нового подъема общественной активности и культурного творчества масс в самом широком смысле этого слова.
Лондонский музей Русской революции
В.Роговин «Мировая революция и мировая война»
Главы из книги
 |
Московский историк Вадим Роговин, профессор института Социологии российской Академии Наук и автор многотомного исторического исследования по истории Советского Союза и борьбы против сталинизма в 20-30-е гг., готовит к публикации новый, шестой том своего труда. Он будет посвящен малоизвестному до сих пор периоду советской истории конца 30-х гг., последовавшему вслед за Большим террором, развязанным Сталиным в 1936-1938 гг., и охватывать события вплоть до вторжения гитлеровских войск на территорию СССР. Профессор В.Роговин любезно предоставил нижеследующие главы из своей новой работы для публикации в журнале «Социальное равенство». Редакция искренно благодарит его за этот дружеский жест. |
Глава VII. Политический режим: партия
Глава VIII. Политический режим: государство и бюрократия
Глава IX. Политический режим и социальные отношения
Вспоминая 20-е годы: Интервью с Надеждой Иоффе
Представитель нашей редакции в США, Феликс Крайзель, взял интервью у Надежды Адольфовны Иоффе, дочери известного большевика Адольфа Абрамовича Иоффе. Будучи в молодости активным участником Левой оппозиции и проведя затем долгие годы в сталинском ГУЛАГе, Н.Иоффе живет в настоящее время в Нью-Йорке.
Феликс Крайзель, 15 мая 1998 г.
Вопрос: Расскажите нам пожалуйста об обстоятельствах Вашего вступления в комсомол. Это было в 1919 году, да? Как он тогда назывался, Коммунистический Интернационал Молодежи, не так ли? Кто побудил Вас записаться в КИМ? Кто дал характеристику?
Н.Иоффе: Возвратившись в Москву из Берлина, откуда советское посольство было выслано в 1918 году, я пошла в школу. Школы, в то время это были бывшие гимназии и состояли из 2-х ступеней. 1-ая ступень — это были первые три группы (слово «класс» не употреблялось, вместо классов были группы). Первые три группы (бывшие первые три класса) назывались 1-я ступень. Остальные старшие группы — бывшие 4, 5, 6 и 7 классы — назывались II ступень. Придя в школу, в 4-ю группу II ступени (по старой терминологии это был 4-ый класс гимназии) я вступила в организацию, которая называлась «Союз учащихся-коммунистов», куда принимали школьников — коммунистически настроенных учащихся II ступени.
«Союз учащихся-коммунистов» просуществовал очень недолго.
Большинство его членов вступило в организовавшийся тогда комсомол. Комсомол тогда назывался РКСМ — российский коммунистический союз молодежи.
В членском билете у меня стояла дата вступления — 1919 год.
Для вступления в РКСМ нужно было быть не младше 14 лет и иметь две рекомендации. Мне было только 13 лет, но так как желающих вступать было не очень много, очевидно, поэтому внимания на это не обратили.
В 7-ой группе нашей школы учился Леопольд Авербах. Он считался секретарем школьной ячейки РКСМ, а самое главное — был секретарем ЦК комсомола. Он дал мне одну из рекомендаций, вторую дал Николай Иванович Бухарин, с которым я была знакома по Берлинскому посольству.
Мне трудно сказать, что послужило для меня толчком для вступления в комсомол. Все окружающие меня люди, которых я любила и уважала, были коммунистами, и я просто не мыслила себе своего будущего без участия в коммунистическом движении.
Вопрос: Были ли некоммунистические партийные организации? Меньшевики? Эсеры? Анархисты? Кто-то еще?
Н.Иоффе: Меньшевики были в нашей школе и среди учащихся, и среди преподавателей. Ни об эсерах, ни об анархистах и т.п. организациях ничего не слышала.
Вопрос: Какие обязанности лежали на членах комсомола в двадцатые годы?
Н.Иоффе: Обязанности комсомольцев были следующие: платить членские взносы, посещать комсомольские собрания, выполнять поручения бюро ячейки.
Вопрос: Какие у комсомольцев были права? Было ли членство в комсомоле связано с какими-то привилегиями, с поступлением в ВУЗ, например? Могли ли члены приходить и выступать на закрытых партийных собраниях? Могли ли они входить в фракции, распространять спорные материалы, собирать подписи под политическими манифестами?
Н.Иоффе: Никаких особых прав у комсомольцев не было. На закрытые партийные собрания комсомольцы не ходили. Официально никаких привилегий при поступлении в ВУЗ комсомольцы не имели, но практически это, конечно, принималось во внимание. Ни в какие фракции комсомольцы не входили и никакие политические материалы, помимо партийных, комсомольцы не подписывали и не распространяли.
Фактически комсомол был молодежным филиалом партии.
Вопрос: Помните ли Вы что-нибудь о дискуссии внутри партии осенью 1923 года; о «Декларации 23-х «и о письме Троцкого Центральному Комитету? О «Новом курсе»? Вы лично прочли «Уроки Октября» Троцкого? Если да, то когда?
Н.Иоффе: О партийных дискуссиях 1923 года ничего не помню — большую часть времени болела. Работу Л. Троцкого «Уроки Октября» читала, но когда именно — не помню.
Вопрос: Как проходили комсомольские и партийные собрания в середине двадцатых годов? Когда и как они собирались? Сколько времени продолжались? Были ли случаи, когда доклад секретаря бывал провален в пользу какой-либо оппозиционной фракции?
Н.Иоффе: К сожалению, ни на один вопрос ответить не могу — не помню.
Вопрос: Какие оппозиционные течения Вы можете вспомнить? Троцкого? Шляпникова? В.М. Смирнова? Зиновьева и Каменева? Легко ли было доставать и читать оппозиционные заявления в 1926 году? А потом?
Н.Иоффе: Из оппозиционных течений могу припомнить только упомянутые Вами, и то по названиям, а не по существу. Помню, что для меня наиболее убедительной была позиция группы Троцкого.
Что касается оппозиционных материалов, то и доставать их и читать было не легко.
Вопрос: Когда Вы сами стали придерживаться взглядов Объединенной оппозиции? Были ли Вы склонны к оппозиции из-за дружбы Вашего отца с Троцким или по каким-либо другим причинам? Кто Вам импонировал на политическом горизонте и почему? Что Вы делали в пользу Оппозиции и какие результаты имела Ваша деятельность?
Н.Иоффе: Думаю, что дружба моего отца с Троцким подсознательно сыграла роль в моем пристрастии к оппозиции, поскольку этих двух человек я уважала больше, чем кого-либо на свете, но сама себя я считала вполне политически зрелым человеком.
Я писала самостоятельные листовки, которые размножались и распространялись среди членов комсомола и беспартийной молодежи, интересующейся этими проблемами. Я часто выступала на общих собраниях, и мои выступления пользовались успехом. Сама я больше всех уважала, конечно, отца и Троцкого, потом Раковского, потому что он держался со мной как бы на равных, на равных разговаривал со мной и моим другом Левой Седовым. Очень нравился мне Красин — просто за человеческие качества.
Вопрос: Расскажите нам пожалуйста о Вашей попытке вступить в партию? Когда это было? Кто давал Вам характеристику? Почему Вас не приняли?
Н.Иоффе: В 1926 году я работала в ВСНХ (Высший Совет Народного Хозяйства) в качестве экономиста, одновременно училась на 3-ем курсе экономического факультета и была секретарем комсомольской ячейки планового отдела планово-экономического управления ВСНХ.
Я подала заявление о приеме в партию, имея рекомендацию секретаря партийной ячейки того отдела, в котором работала. Вторую рекомендацию дал мне Христиан Георгиевич Раковский.
Для вступления в партию мне предстояло пройти через партийное собрание нашего отдела, затем планово-экономического управления ВСНХ, а затем — через общее партийное собрание всего ВСНХ. После этого требовалось утверждение райкома партии, но это была чистая формальность, так как не было случая, чтобы райком не утвердил решения общего собрания.
Я безукоризненно прошла первые две инстанции. На общем собрании всего ВСНХ было, как всегда, очень много народу. Повестка дня собрания была следующая:
1) Доклад секретаря партийной организации ВСНХ;
2) прения по докладу;
3) «разное». В этом разделе обычно рассматривались приемы, исключения, выговоры и т.п. Я была уверена, что мой вопрос будет стоять в разделе «Разное».
Первым обсуждался вопрос о чьем-то выговоре, а потом председательствующий (не помню фамилии) предложил утвердить строгий выговор, вынесенных бюро ячейки ВСНХ, одному из секретарей Пятакова за троцкистское выступление на бюро ячейки. Нужно было общим собранием утвердить решение бюро. Поднялся лес рук.
Потом последовало: «Кто против?»
Поднялась одна моя рука. Я даже как-то не успела подумать, руку подняла сразу. Затем вопрос: «Кто воздержался»? Поднялось несколько рук. Все-таки не одна, а несколько…
Я думала, что сейчас будет обсуждаться мой вопрос, но председатель сказал: «Повестка дня исчерпана. Собрание объявляется закрытым». Все стали вставать и уходить.
Вопрос: В чем заключалась ваша оппозиционная деятельность после гибели Вашего отца, после исключения и высылки лидеров Оппозиции?
Вопрос: Что Вы помните о деятельности Оппозиции в 1928 и 1929 годах до Вашего ареста? Нас очень интересуют малейшие детали: переписка с сосланными, помощь ссыльным и их семьям, дискуссии по поводу капитулянтов. Помните ли Вы что-либо о Шестом Конгрессе Коминтерна в августе 1928 года и о деятельности Оппозиции в связи с Конгрессом?
Н.Иоффе: После смерти отца, высылки наших лидеров и до нашего ареста мы продолжали ту же деятельность: писали листовки, распространяли их, проводили на квартирах собрания.
Переписка в ссылке была затруднена, много писем пропадало, но мы все же переписывались. Я переписывалась с женой моего отца Марией Михайловной Иоффе (она была в ссылке в Средней Азии), с друзьями: Дифой Каган, Ольгой Георгенбергер, Сашей Тепляковым, Ваней Греком.
Получила я открытку от Х. Г. Раковского, он был в ссылке в Астрахани, в этой открытке был мне привет от Льва Давыдовича, что было мне очень приятно.
Вопрос: Что именно привело к Вашему аресту? Когда именно он произошел? Кто был арестован вместе с Вами? Можете ли Вы вспомнить имена других сторонников Троцкого, Ваших товарищей?
Н.Иоффе: Не знаю, что привело к моему аресту, думаю весь комплекс моей деятельности. Меня арестовали 11-го апреля 1929 года.
По мере возможности (пока я была на свободе в Москве) я помогала ссыльным друзьям. Потом, когда я была арестована, друзья, остававшиеся в Москве, помогали мне.
Вопрос: Что вы можете сказать о женском движении, о женотделах? Занимали ли вас бытовые и половые вопросы, вопросы любви и отношений между парнями и девушками?
Н.Иоффе: Женским вопросом я никогда не интересовалась, поэтому ничего по этому вопросу вспомнить не могу.
Бытовыми и половыми вопросами я лично также не интересовалась. Но большая группа молодежи моего поколения очень этими проблемами интересовалась, в особенностями вопросами «свободной» любви. Большую роль в этих вопросах играла А. М. Коллонтай. Ее книга «Любовь пчел трудовых», посвященная отношениям между мужчинами и женщинами, была в то время тем, что в Америке называется «бестселлером».
По мере возможности, постаралась ответить на Ваши вопросы.
Очень трудно человеку, которому перевалило за 90 лет, вспоминать события, имевшие место 70 лет назад.
За объективное освещение истории Октября
Настоящая статья была опубликована в газете «Коммунист Ленинграда», № 1 (22), 1998, которая издается ленинградской организацией Российской партии Коммунистов. Автор, Иосиф Григорьевич Абрамсон, является профессором Петербургского Государственного университета и лидером «Союза интернационалистов».
Иосиф Абрамсон (С.-Петербург)
В выступлениях отдельных лидеров КПРФ (Г. Зюганов, Ю.Белов), в подконтрольных КПРФ газетах продолжается, а в юбилейный год Октября усилилась, яростная кампания против виднейшего сподвижника В.И. Ленина в подготовке и проведении Октябрьского вооруженного восстания, в годы гражданской войны и первые годы после ее окончания. Имеется в виду Л.Д. Троцкий.
Известно, что до 1917 года отношения Ленина и Троцкого носили сложный, отнюдь не безоблачный характер. В.И. Ленин достаточно резко критиковал политические ошибки Л.Д. Троцкого в дореволюционные годы. Но известно также, что со времени возвращения во главе группы межрайонцев к большевикам, с весны 1917 г. он вошел в руководящее ядро партии большевиков я пользовался высочайшим доверием Ленина и партии. Председатель Петроградского совета, непосредственный руководитель вооруженного восстания на посту главы Военно-революционного комитета, первый и бессменный на протяжении всех лет гражданской войны председатель Реввоенсовета, член всех ленинских составов политбюро ЦК РКП(б) — все это разве не говорит о том, что Л.Д. Троцкий — один из наиболее близких соратников вождя партии в последние 7 лет его жизни. Вспомним книгу Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир», которую Ленин и Крупская считали необходимым издать на многих языках большими тиражами, чтобы каждый мог из этого правдивого свидетельства узнать, как побеждала социалистическая революция в России. Чаще других среди большевистских руководителей, после В.И. Ленина, в ней упоминается Л.Д. Троцкий.
Наконец, обратимся к свидетельству того, имя которого до сих пор высоко чтут лидеры КПРФ, РКРП, ВКПБ. Привожу полностью 4-ый тезис из статьи И.В. Сталина «Октябрьский переворот (24 и 25 октября в Петрограде)» («Правда», 6 ноября 1918 г.).
«4. Роль наиболее выдающихся деятелей партии.
Вдохновителем переворота с начала до конца был ЦК партии во главе с тов. Лениным. Владимир Ильич жил тогда в Петрограде, на Выборгской стороне на конспиративной квартире. 24 октября, вечером, он был вызван в Смольный для общего руководства движением. Вся работа по практической организации восстания проходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета т. Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом гарнизона на сторону Совета и умелой постановкой работы Военно-Революционного Комитета партия обязана прежде всего и главным образом тов. Троцкому. Товарищи Антонов и Подвойский были главными помощниками товарища Троцкого».
Можно по разному оценивать деятельность Л.Д. Троцкого в эмиграции. Но нельзя не сказать, что при всем неприятии сталинского курса он всегда призывал рабочих всего мира поддерживать СССР как изначально рабочее государство. А разве можно игнорировать работу Л.Троцкого «Преданная революция», в которой он дал великолепный анализ извращений в СССР ленинских предначертаний и спрогнозировал большую вероятность буржуазной реставрации, обусловленную бюрократическим перерождением партии и Советов. Прогноз, к сожалению, оказался очень точным…
Так чем же можно объяснить вдруг вспыхнувшую кампании против Л.Д.Троцкого? Вероятно тем, что этот, ближайший с 1917 г. соратник В.И. Ленина и крупнейший после кончины Ленина марксист был последовательным сторонником классового подхода, пролетарского интернационализма, революционного преобразования общества, считавшего недопустимым замыкание Советского Союза в своих внутренних проблемах, доказывавший несостоятельность с точки зрения марксизма сталинского тезиса о возможности осуществления социализма в отдельно взятой стране. А это противоречит установкам руководства КПРФ, считающего, как известно, революцию делом прошлого, отнюдь не будущего. И чтобы закрепить у членов своей партии, у симпатизирующим коммунистам, граждан страны негативное отношение к Троцкому и революционной перспективе, оно делает чудовищный выверт, называя революционера Троцкого духовным дедом… Гайдара, Чубайса, Немцова (см. например, «Советскую Россию» от 30.10.97).
Но лидеры КПРФ, как, впрочем, и РКРП и ВКПБ, должны знать, что пиная Троцкого, огульно зачеркивая всю его революционную деятельность, они тем самым бьют по В.И. Ленину, указаниями, которого Троцкий руководствовался в дни Октября и на фронтах гражданской войны.
Левая оппозиция постоянно выступает против очернения официальными СМИ Октябрьской революции и советского периода отечественной истории. В то же время нынешние лидеры КПРФ и подконтрольные ей СМИ сами показывают пример антиисторизма в трактовке событий и деятельности людей — героев этих событий. Мы, коммунисты, наследники Великого Октября, должны справедливо оценивать всех, кто с Лениным творил революцию и закладывал основы Советской власти: это и Троцкий, и Свердлов, и Бухарин, и Дзержинский, и Сталин, и Орджоникидзе, и Зиновьев, и Томский, и Фрунзе, и Рыков, и Каменев, и Киров, и многие, многие другие. Пример нам дает опять-таки В.И. Ленин. Как бы он ни расходился во взглядах на революцию в России с Плехановым и Люксембург, он высоко ценил историческую роль этих революционных мыслителей в развитии марксизма и международного рабочего движения.
Встреча с активистами интернационалистически-левых сил Петербурга.
В конце марта этого года представитель Челябинского Бюро МКЧИ, главный редактор журнала «Социальное равенство» Владимир Волков посетил Петербург, где выступил с докладом на встрече с представителями левых интернационалистических групп города на Неве.
Встреча состоялась 31 марта в одном из общежитий города. Среди присутствовавших были сторонники международной тенденции Милитант, КРДМС, представители Союза Интернационалистов, а также активисты рабочего и социалистического движения.
Во время встречи В.Волков представил новый выпуск журнала «Социальное равенство» (№ 3-4, март 1998 года), который вышел из печати в конце марта. После этого он выступил с докладом, в котором сконцентрировал свое внимание на нескольких вопросах, имеющих очень важное значение для развития политической борьбы рабочего класса за социализм.
Первый вопрос касался природы и последствий новейшей стадии в развитии производительных сил капиталистического производства, связанных с его глобализацией. Глобализация связана не только с количественными изменениями в развитии техники, — подчеркнул В.Волков, — но также с определенными качественными изменениями в характере мировой системы прибыли. Конечно, как писал еще Маркс, капитализм с самого начала возникает как явление, стоящее выше и вне всяких национальных рамок. Однако это не отменяет необходимости изучения конкретных фаз в развитии этого способа производства.
Изначально капитал делится на три основные части: денежный, торговый и производственный, — продолжил В.Волков. Быстрая экспансия капиталистического производства в продолжение ХIХ века, возникновение системы колониальных империй и раздел мира между крупнейшими капиталистическими державами в конце ХIХ — начале ХХ веков привели к формированию глобальной системы мировой торговли. Затем с развитием власти финансовой олигархии, роли кредита и финансов в функционировании капиталистического производства произошло формирование глобального рынка денежного капитала. Выражением этого стала в период между двумя мировыми войнами роль британского фунта стерлингов как универсальной мировой валюты и особенно роль американского доллара в послевоенный период, основанная на его фиксированном золотом паритете.
Несмотря на все эти изменения, процесс извлечения прибавочной стоимости из рабочего класса продолжал тем не менее оставаться замкнутым в границах данных национальных государств. Развитие новейших технологий, в частности компьютерных средств коммуникации, произошедшее в последние два-три десятилетия, привело к тому, что производственный процесс современных мультинациональных корпораций стал строиться буквально в рамках всей планеты и протекать в реальном времени. Вместе с созданием новых поразительных технических возможностей для развития цивилизации, этот процесс в данных общественных условиях вызывает огромные негативные последствия. Он приводит, в частности, к резкому изменению в структуре занятости и резкому снижению числа занятых лиц.
Одновременно с этим глобализация подрывает основы существующей системы национальных государств, равно как и традиционные формы борьбы рабочего класса, которые сложились в послевоенный период.
Затем В.Волков перешел к обсуждению вопросов о роли и судьбе профсоюзов в современную эпоху, а также о значении вопроса о праве наций на самоопределение в свете новейшего исторического опыта.
Если до сих пор было возможным принудить отдельного капиталиста к уступкам в пользу рабочих, используя для этого давление на национальное государство, то в условиях глобализации эта перспектива становится совершенно неэффективной, — заявил он. Послевоенное господство в рабочем движении реформистских социал-демократических, профсоюзных и сталинистских бюрократий было как раз связано с возможностью проведения реформ в национальных границах. Новые условия, создаваемые глобализацией, заставляют снова поставить вопрос о необходимости интернациональной и революционной борьбы за социализм.
В этом контексте становится возможным по-настоящему понять причины предательской роли, которую играют сегодня профсоюзы во всех странах мира. Их прямая коллаборация с капиталом определяется не столько личной коррумпированностью руководства этих организаций, сколько объективной невозможностью добиваться каких-либо существенных уступок со стороны капитала в рамках профсоюзной борьбы.
Профсоюз — это организация, предназначенная для того, чтобы обеспечивать более выгодные условия для купли-продажи рабочей силы. В этом смысле данная форма организации органически связана с системой наемного труда и является не столько помощником в деле общественной эмансипации рабочего класса, сколько препятствием на пути развития политически и интернационально организованной борьбы за социализм. Концепция, разделяемая многими левыми радикалами, согласно которой профсоюзы являются естественной и единственной основой для построения политической партии рабочего класса, является в корне ошибочной и препятствующей решению действительных проблем рабочего класса.
Условия глобализации, — продолжил далее В.Волков, — также полностью изменили значение лозунга о праве наций на самоопределение. Он сохранял свое относительно прогрессивное значение в те эпохи и для тех народов, где и когда происходило преодоление прежней экономический замкнутости и вовлечение в структуру мирового капиталистического хозяйства. Новые экономические основы приводили к перекройке экономических связей, изменяли всю карту общественной жизни и неизбежно могли приходить в противоречие со старыми государственными границами, унаследованными от предшествующих эпох. Образование новых государств, соответствующих реальным экономическим связям, для данного уровня общественного развития открывало дополнительный простор для развития производительных сил и, соответственно тому, подготовляло условия для преобразования общества на социалистических началах.
В настоящее время в мире не существует таких регионов, которые не были бы уже прежде вовлечены в мировой капиталистический рынок и не подверглись бы его прямому воздействию. Современные сепаратистские движения (за отделение Квебека от Канады, Шотландии и Уэльса от Великобритании и др.) связаны не с борьбой народов против вековой отсталости, не с борьбой за демократическое и социалистическое обновление данных регионов, но со стремлением местных господствующих элит построить прямые экономические отношения с мировым рынком, минуя данное национальное государство. Сепаратизм такого рода проистекает из конкурентной борьбы на мировом рынке и из стремления предложить мультинациональным компаниям более выгодные условия для инвестиций. По этой причине современные сепаратистские движения не несут даже относительно прогрессивного характера и способны привести только к резкому ухудшению в положении рабочего класса данного региона.
Наиболее ужасающие последствия этого стремления к отделению, — заключил докладчик, — мы видим на примере бывших республик Советского Союза и Югославии, которые оказались втянуты в кровавые братоубийственные конфликты, что отбросило развитие этих регионов далеко назад.
После доклада Волкова состоялась обширная и заинтересованная дискуссия, в которой приняло участие большинство присутствовавших на этой встрече участников.
Состоялась презентация книги В.Роговина на немецком языке.
В марте этого года в Германии была впервые опубликована на немецком языке книга московского историка, профессора института Социологии РАН РФ Вадима Роговина, которая называется «1937». Книга представляет собой пятый том его исторического исследования, посвященного истории борьбы против сталинизма в Советском Союзе в 20-30-е годы.
Книга опубликована издательством «Арбайтерпрессе Ферлаг» в переводе Ханнелоре Георге и Харальда Шубарта. Выход книги был приурочен к открытию ежегодной книжной ярмарки в Лейпциге, где и состоялась ее первая презентация. Было запланировано участие в этом мероприятии самого автора. Однако он, к сожалению, не смог приехать в Германию из-за болезни.
Несмотря на это, презентация прошла успешно. В ней приняло участие около 50-60 человек. Выступивший от имени издательства «Арбайтерпрессе Ферлаг» Петер Шварц рассказал о научном и историческом значении книги московского историка. Впервые после долгих десятилетий сталинистского подавления в бывшем Советском Союзе выходит исследование, которое правдиво показывает процессы политического перерождения, происходившие в Советском Союзе в 20-30-е годы, а также исследует альтернативы сталинизму, которые существовали в то время в СССР.
Немецкое издание книги В.Роговина уже нашло позитивный отклик в массовой прессе Германии. Так, еженедельник «TIP» в № 8 за этот год поместил весьма благожелательный отзыв об этой книге, подчеркнув, что впервые в бывшем СССР вышло обширное и научно-обоснованное исследование, посвященное Большому террору. Практически одновременно с немецким изданием книга «1937» была опубликована также в английском переводе в США.
Первомайский пикет Челябинского Бюро МКЧИ
1 мая 1998 года Челябинское Бюро МКЧИ провело пикет, посвященный Дню Международной солидарности трудящихся. Пикет состоялся в центре города, около Главпочтамта, рядом с памятником танкистам-добровольцам. Пикет проходил одновременно с митингом, организованным сталинистскими компартиями города при поддержке движения «За возрождение Урала», на которое официально опирается областная администрация.
К празднику 1 Мая Челябинское Бюро МКЧИ выпустило листовку, посвященную 60-летию Московских процессов с подзаголовком: «Массовое уничтожение коммунистов Сталиным». Цель такого шага состояла в том, чтобы привлечь внимание общественности к одному из самых трагических событий советской истории, влияние которого продолжает сохраняться и по сей день. В годы Большого террора погибло не только несколько поколений большевистской партии и почти все члены ленинского Политбюро, но также и огромное количество руководящих работников из секций Коминтерна по всему миру. Бюрократическое перерождение Советского государства и Коммунистической партии не являлось продуктом одних только национальных условий. Одним из решающих факторов в победе Сталина над своими социалистическими противниками в СССР являлось удушение Коминтерна и превращение его из инструмента мировой пролетарской революции в придаток и подсобное средство внешнеполитических интересов кремлевской бюрократии.
Массовое уничтожение коммунистов из разных стран с полной обнаженностью показало глубоко националистический характер сталинского режима и его несовместимость с подлинным развитием самостоятельного коммунистического движения в мире. Наследники Сталина и созданной им системы власти цинично продолжают сегодня повторять фразы о поддержке международной солидарности трудящихся. Произнесение этих фраз нисколько не мешает им полностью защищать наследие сталинизма и продолжать его в современных условиях.
Для того, чтобы возродить подлинный дух Первомая, действительную атмосферу интернационализма, необходимо сказать правду о том, что собой представляла сталинская политика как внутри СССР, так и за его пределами, помня о том, что 1937 год стал одним из самых зловещих ее проявлений. Правда об истории, таким образом, самым тесным образом связана с наиболее актуальными проблемами современной жизни.
Одновременно с листовкой Челябинское Бюро МКЧИ подготовило специальный транспарант, на одной из сторон которого были помещены политические лозунги Четвертого Интернационала, обращенные к рабочему классу, а другая его сторона содержала материалы, соответствующие выпущенной листовке к 60-летию Московских процессов.
В самом начале пикета произошел небольшой инцидент. Когда колонна официального митинга приближалась к зданию Главпочтамта, где состоялся митинг с участием представителей областной администрации, один из лидеров местных сталинистов А.Н.Белоглазов, увидев транспарант с осуждением московских судилищ, подбежал к нему и начал истерическим тоном кричать, что это незаконно, что никто не имеет права выставлять здесь плакат с таким содержанием, и что он собирается силой выгнать пикет с занятого им места. После этого он неожиданно попытался сорвать печатные материалы, помещенные на транспаранте. Находившиеся поблизости милиционеры немедленно подбежали и утихомирили распоясавшегося поклонника сталинской политики. Сторонники Четвертого Интернационала спокойно отреагировали на эту хулиганскую выходку и продолжали беседовать с подходившими людьми и распространять свои печатные материалы.
Стоит отметить только, что А.Н.Белоглазов является членом бюро областного комитета РКРП, играет одну из ведущих ролей в движении «Трудовой Челябинск», а также числится референтом организационного отдела аппарата областного Законодательного собрания, который возглавляется сегодня одним из бывших работников челябинского обкома КПСС.
Пикет Челябинского Бюро МКЧИ нашел достаточно позитивный отклик. В продолжение примерно двух часов было распространено около трех сотен листовок и продано около десятка номеров журнала «Социальное равенство». С другой стороны, было заметно, что тема Московских процессов натолкнулась на довольно сильный агрессивный резонанс со стороны многих из тех, кто принял участие в официальном Первомайском митинге. Среди них нашелся целый ряд людей, которые призывали силой выгнать пикет с прилегающей территории. При этом они апологетически, без всяких доказательств, защищали авторитет Сталина. Когда этих людей спрашивали, за что вы цените Сталина: за то, что он был великой фигурой русской державности и государственности, или за то, что он был лидером интернационального пролетарского движения? — большинство из них не знало, что сказать, поскольку очевидно, что они ценят Сталина прежде всего в качестве героя национальной русской истории.
Некоторые из подходивших говорили, что не имеет смысла уделять теме Московских процессов и 1937 года такое большое внимание, потому что это якобы всего лишь один из небольших эпизодов истории. Однако подлинная реакция этих людей говорила о том, что на самом деле они вполне понимают значение этих событий для понимания проблем сегодняшнего дня.
В Челябинске зарегистрировано Движение «За социальное равенство»
В конце апреля этого года в Челябинске получило юридическую регистрацию общественно-политическое Движение «За социальное равенство». Свидетельство о регистрации № 1256 было выдано управлением юстиции администрации Челябинской области от 24 апреля 1998 года и подписано начальником управления юстиции В.И.Шабурниковым.
Статус, который получило новое Движение — «местное (городское)» — был фактически навязан регистрирующими государственными органами вопреки конституционным правам, позволявшим зарегистрировать эту общественную организацию в качестве регионального (областного) движения. Дело в том, что еще прежним губернатором области В.Соловьевым было принято постановление, существенно усложняющее процедуру придания общественному объединению статуса регионального и находящееся в прямом противоречии с федеральными законами, в частности, с Конституцией РФ и Федеральным законом «Об общественных объединениях». Прежний губернатор был ярым сторонником Ельцина и отчасти по этой причине проиграл выборы, которые состоялись в декабре 1996 года. Администрация нового губернатора области П.Сумина, опирающаяся на национал-либеральное движение «За возрождение Урала» и поддержку местных сталинистских компартий, не отменила этого решения (которое при этом никогда не было опубликовано) и продолжает руководствоваться им в текущей административной деятельности.
Движение «За социальное равенство» было создано 5 марта 1997 года. Его целью является коренное преобразование существующего общества на основах социального равенства, что предполагает создание таких общественных условий, где каждый человек, независимо от происхождения, пола возраста, цвета кожи и т.д., имеет равные возможности для доступа к материальным и духовным благам, которыми обладает общество. Эта формулировка (революционная по своему духу) не смогла, однако, найти своего прямого выражения в официально зарегистрированных документах нового Движения, поскольку встретила непримиримый отпор со стороны ответственных за регистрацию чиновников. После нескольких безуспешных попыток добиться своего Движение было вынуждено пойти на компромисс и приспособить формулировку своих целей к тем жестким требованиям, которые были выставлены областным управлением юстиции в качестве обязательного условия для регистрации.
Совет Движения, который является постоянно действующим руководящим органом Движения, исходит, несмотря на это, из того, что вне зависимости от каких-либо формальных заявлений, перспектива борьбы за социальное равенство несет в себе глубоко революционный потенциал и по существу находится в непримиримом противоречии со всей существующей в России общественной и правовой системой.
Поскольку Движение «За социальное равенство» является одним из издателей журнала «Социальное равенство» и при этом в своем Уставе содержит пункт о праве распространять свои собственные печатные издания, то, таким образом, журнал «Социальное равенство» автоматически приобретает легальный статус. Журнал издается тиражом менее тысячи экземпляров и, согласно закону РФ «О средствах массовой информации», не требует отдельной самостоятельной регистрации.
Более развернутое представление о проблемах общественной жизни России и путях их преодоления Движение будет высказывать как на страницах упомянутого журнала, так и всеми иными законными доступными способами.
По своему официальному статусу Движение «За социальное равенство» не имеет однозначной партийной ориентации и поэтому будет ориентироваться на привлечение в свои ряды представителей самых разных взглядов и направлений на основании основного главного принципа — поддержки идеи социального равенства.
65 лет Челябинскому Тракторному:
Между героическим прошлым и неопределенным будущим
Юлия Дененберг, Владимир Волков. 7 июля 1998 г.
1 июня 1998 года Челябинский Тракторный завод отметил 65 лет со дня начала своей работы. Эту знаменательную дату заводской коллектив встретил с тревогой и опасениями за будущее. Одно из самых крупнейших в мире предприятий, специализирующихся на выпуске сельскохозяйственной и военной техники, было совсем недавно объявлено банкротом и в ближайшее время должно быть продано на торгах.
В 1933 году, накануне пуска завода, газета ЦК ВКП(б) «Правда» писала в своей передовой статье:
«Челябинский тракторный — новая планета на советском небосклоне… В его судьбе в большей мере отражена судьба всей страны».
Эти слова как нельзя лучше описывают не только ранний период существования предприятия, но также и всю его дальнейшую судьбу. История Челябинского Тракторного с его взлетами, проблемами, героизмом простых рабочих в прошлом вместе с его бедственным положением сегодня является ярчайшей иллюстрацией ко всей истории Советского Союза, где как в капле воды отразились, с одной стороны, лучшие и отрицательные стороны советского прошлого, а с другой — те процессы, которые получили развитие уже после распада СССР.
Как все начиналось
Челябинский Тракторный завод стал одним из первенцев советской индустрии, одним из ее ярких и знаменитых примеров. Построен он был практически на голом месте в рекордно сжатые сроки. Его история началась осенью 1929 года, когда в Челябинск, сравнительно небольшой в то время город, который начал довольно быстро развиваться после того, как через него была проложена на рубеже веков железная дорога, приехала из Москвы группа специалистов во главе с начальником Челябтракторостроя К.Ловиным. Бывший чернорабочий, затем монтер на электростанции, в дальнейшем участник Октябрьского вооруженного восстания, а затем — глава МОГЭС был назначен руководителем строительства ЧТЗ. Он же стал вскоре и первым директором завода.
Еще на VIII съезде большевистской партии в марте 1919 года В.Ленин в докладе «О работе в деревне» говорил:
«Если бы мы могли дать завтра 100 тысяч первоклассных тракторов, снабдить их бензином, снабдить их машинистами (вы прекрасно знаете, что пока это только фантазия), то средний крестьянин сказал бы: «Я за коммунию (т.е. за коммунизм).»
Почему планам Ленина суждено было начать осуществляться лишь спустя целое десятилетие? Причина заключалась в тех общих процессах, которые захватили большевистскую партию и советское государство после окончания гражданской войны и начала НЭПа. В этот период под влиянием внешней изоляции и экономической отсталости в партии и государстве стала развиваться и крепнуть новая прослойка советской бюрократии, которая стала связывать свое будущее не с программой международной социалистической революции, а с успехами национального развития СССР. Свою опору она стала видеть не столько в социалистических элементах пролетариата и интеллигенции страны, сколько в «крепких» хозяевах города и деревни, то есть в нэпманах и кулаках.
Идейным оправданием политики бюрократического сползания стала выдвинутая Сталиным и Бухариным в середине 20-х годов теория о возможности построения социализма «в одной отдельно взятой стране». Как писал Л.Троцкий в книге «Преданная революция», суть этой политики заключалась в том, чтобы
«не спешить с индустриализацией, не ссорится с мужиком, не рассчитывать на мировую революцию и, прежде всего, оградить власть партийной бюрократии от критики».
Еще осенью1923 года виднейшие представители большевистской партии образовали Левую оппозицию, которая в многочисленных документах указывала на негативные явления, которые стали развиваться в партии и государстве: дифференциация крестьянства, рост кулака, обогащение меньшинства деревни за счет ее подавляющего большинства; непропорциональное развитие отдельных частей народного хозяйства, в частности, недопустимо слабое развитие промышленности, угрожающее сорвать «смычку» города с деревней; наконец, становящийся все более нетерпимым режим бюрократического диктата в самой партии, делающей ее нечувствительной к тем изменением, на которые она в состоянии реагировать только при условии твердого сохранения принципов демократического централизма.
Несмотря на эти предупреждения, большинство партии и ее руководящих органов поддержали правый курс, который был тесно связан с созданием всяческих препятствий для начала крупномасштабной индустриализации и поддержкой концепции вползания в социализм «черепашьим шагом». В разгар правого курса весной 1925 года Бухарин, в то время основной теоретик правящей фракции, бросил по адресу кулаков свой пресловутый лозунг: «Обогащайтесь!».
Левая оппозицией во главе со Львом Троцким еще в 1923 году выступила с предложением о необходимости выработки пятилетнего плана промышленного развития.
«Ускорение индустриализации, — говорили представители оппозиции на партийной конференции в 1926 году, — в частности, путем более высокого обложения кулака, даст большую товарную массу, которая понизит рыночные цены. А это выгодно как для рабочих, так и для большинства крестьянства… Лицом к деревне — не значит спиною к промышленности, это значит промышленностью к деревне. Ибо «лицо» государства, не обладающего промышленностью, само по себе деревне не нужно» (1).
В ответ на это Сталин в апреле 1927 года на Пленуме Центрального Комитета утверждал, например, что приступать к строительству Днепровской гидроэлектростанции было бы для пролетарского государства то же, что для мужика покупать граммофон вместо коровы. Этот крылатый афоризм отразил суть целой программы.
В то время пока шли партийные дебаты, окрепший кулак подверг город хлебной блокаде. В январе 1928 года страна оказалась на пороге надвигающегося голода. Тогда был произведен резкий поворот в политике. Минималистские темпы промышленного развития, лозунг «Обогащайтесь!», равно как и теория безболезненного врастания кулака в социализм, были отброшены в сторону. Но смена экономического курса не означала изменения общего русла политики. Бюрократическое перерождение страны стало еще более глубоким. Понимая свою неразрывную связь с самим фактом существования рабочего государства, бюрократия взялась своими методами проводить индустриализацию и коллективизацию, то есть методами принуждения и подавления сверху.
Вместо курса Левой оппозиции на возможно более быстрый рост промышленности были очень скоро взяты на вооружение сверхбыстрые темпы индустриализации, не подкрепленные реальными возможностями. Вместо программы повышенного налогообложения кулака, защищавшейся Левой оппозицией, был выдвинут лозунг немедленной «ликвидации кулачества как класса». Этот авантюристический поворот привел к невиданным в мирное время жертвам. Победы, которые были достигнуты, были завоеваны крайне дорогой ценой.
Экономические успехи, с которыми Советский Союз вступил во вторую половину 30-х годов, привели не к расцвету советской демократии, а к невиданному росту деспотизма и бесправия, олицетворенного в диктаторской фигуре Сталина. Созданный им режим лишил советских рабочих всех тех рычагов демократического управления, которые были заложены в первые годы Советской власти.
Именно в годы начала индустриализации и проведения насильственной коллективизации наиболее сознательные элементы советских рабочих и интеллигенции в лице представителей Левой Оппозиции были брошены в тюрьмы и лагеря. Кульминацией этого реакционного отката стал Большой террор, развязанный Сталиным в 1936-1938 гг., в ходе которого были физически уничтожены практически все представители старой ленинской гвардии.
Этот исторический контекст делает более понятным тот факт, почему от ленинских слов о необходимых стране «завтра» 100 тысячах тракторов до строительства крупнейшего в стране Тракторного завода в Челябинске пролегла дорога в долгих 10 лет и почему строительство этого гиганта стоило народу страны таких огромных жертв! «Челябинск трактор плэнт» в Детройте
Челябинск был выбран местом гигантской стройки потому, что был расположен недалеко от поставщиков металлов, источников снабжения углем, электроэнергии и строительных материалов. ЧТЗ должен был стать первым в СССР заводом, выпускающим мощные гусеничные тракторы. Предполагалось, что сходный по типу с американским трактором «Катерпиллер», советский гусеничный трактор будет весить около 10 тонн. Масштабы будущего производства казались невероятными: 40 тысяч машин типа «Катерпиллер» в год! Ведь даже фирма «Катерпиллер» в лучшие свои годы выпускала 5-6 тысяч таких тракторов. Ни в Америке, ни в Европе не было еще такого завода, какой начали строить в Челябинске.
Начинался завод на голой степи, за которой тянулось болото. На строительство приехали люди со всей страны, были среди них и раскулаченные, и уголовники. Условия труда и быта — тяжелейшие. Жить первым строителям приходилось в землянках и камышовых шалашах, в первое время строительство велось практически вручную, с помощью кирки и лопаты.
Эскизный проект завода был разработан в Ленинграде, а затем отправлен в Америку для консультаций со специалистами. Также было решено направить в Америку 200 советских специалистов для обучения новейшим методам тракторостроения. Челябинцы прибыли в Нью-Йорк в январе 1930 года. Были проведены переговоры с представителями фирмы «Катерпиллер», руководители которой не отказались помогать в проектировании завода, но выдвинули откровенно кабальные условия. Тогда было решено отказаться от помощи «Катерпиллера» и открыть в Америке «свое дело». Местом для него выбрали Детройт, город, где находились крупнейшие автотракторные заводы. Вскоре на 14-м этаже «Юнион Траст Билдинг» в Детройте появилась табличка «Челябинск трактор плэнт». Это была контора Челябтракторостроя. Для работ был привлечен целый ряд крупных американских специалистов. У фирмы «Катерпиллер» был куплен трактор, который тут же разобрали на части… Работа закипела.
В июне 1930 года был составлен генеральный план завода. Месторасположение главной оси и координаты зданий первых цехов были отправлены из Детройта в Челябинск телеграммой, написанной по-русски латинскими буквами.
10 августа был заложен завод. Поначалу строительство финансировалось плохо. Дела пошли лучше, когда был выдвинут лозунг: «ЧТЗ строит вся страна!» — и Челябтракторострой приравняли к таким важнейшим объектам 1-й пятилетки, как Магнитка, Кузнецк и Днепрострой. Осенью 1930 года на завод прибыла техника из-за границы: экскаваторы, грейдеры, мотовозы, катки, подъемные краны. Темпы строительства ускорились. Работали и днем и ночью. Зимой при 30-ти градусном морозе, на жгучем ветру. Но и этого было недостаточно. Строители ЧТЗ обратились с письмом — просьбой о помощи ко всем трудящимся Челябинска. Ответ не заставил себя ждать. «Весь Челябинск должен достраивать Тракторный!» — прозвучал призыв на предприятиях города. В свое свободное время, в выходные дни выходили на строительство завода горожане.
Что заставляло самоотверженно трудиться этих людей? Отчасти, конечно, страх, но в большей степени энтузиазм и вера в возможность построения более счастливой жизни для всех. Вместе с заводом рос и город: еще вчера одноэтажный захолустный городишко обзаводился новыми домами, клубами, столовыми, общежитиями, детскими садами, библиотеками. В 1933 году от вокзала к тракторному заводу пошел первый трамвай. В первые месяцы строительства завода была создана газета «Наш трактор» и Литературное объединение ЧТЗ, из которого вышли многие известные в стране поэты и писатели.
Первые шаги гиганта
И вот торжественный день пуска завода настал. 1 июня 1933 года из ворот проходной вышел первый трактор, а за ним — еще двенадцать новеньких тракторов. Это была огромная победа. Новый тракторный гигант поражал своей мощью и грандиозностью. Один из американских специалистов, представитель фирмы «Нортон», писал: «Благодаря своему первоклассному оборудованию и прекрасному устройству ЧТЗ может с успехом выдержать сравнение с любым европейским или американским заводом, производящим те же предметы. Нахожу даже, что завод является лучшим в мире» (2).
В 1935 году ЧТЗ выпускал уже 20,5 тысяч тракторов в год. Конечно, качество этих машин еще значительно уступало западным аналогам. Зарплата рабочих и инженеров на ЧТЗ достигла самого высокого уровня среди заработков рабочих автотракторных заводов страны. В особо удачные периоды завод был способен выпускать до 114 тракторов в сутки!
В 1935 году началась реконструкция ЧТЗ с целью перевести производство на выпуск тракторов с дизель-мотором. Преимущества дизельного трактора перед лигроиновым была очевидна: тяжелое дизельное топливо стоило гораздо дешевле лигроина, и, кроме того, сокращался сам расход топлива. И снова пришлось обратиться за помощью к «Катерпиллеру». В 1936 году группа челябинских специалистов выехала в Нью-Йорк. Как и прежде, достичь соглашения о технической помощи не удалось. Однако большую помощь оказали поездки на заводы «Джон Барнес», «Ингерсолл», «Цинциннати».
Освоение дизельного производства стало новым рубежом в истории завода. В мае 1937 года в Париже открылась международная выставка «Искусство и техника современной жизни». Среди экспонатов выставки находились и два трактора с маркой ЧТЗ «Сталинец-60» (С-60) и новый дизельный трактор С-65. Жюри выставки дало высокую оценку машинам ЧТЗ, присудив им диплом и «Гран При» — высшую награду выставки. Потребители утверждали, что дизель ЧТЗ не только не уступает «Катерпиллеру», но и имеет немало преимуществ. Переход на новый трактор только за счет экономии горючего начал давать стране полмиллиарда рублей в год.
В годы Большого террора
Обстановка в стране и на заводе тем временем накалялась. Бурный рост производства был прерван сталинскими репрессиями. Еще в начале 30-х годов на заводе были проведены первые аресты. Они не носили, однако, массового характера. Так, в марте 1931 года был арестован и осужден на 10 лет тюрьмы главный инженер строительства тракторного завода В.В.Лельков по обвинению в принадлежности к «Промпартии». Затем по этому же делу была арестована целая группа специалистов. В конце 1933 года была создана комиссия по партийной чистке на ЧТЗ. К январю 1934 года в результате чистки из партии на заводе было исключено 435 человек.
После убийства Кирова в 1934 году была проведена вторая чистка, в ходе которой была разоблачена группа «троцкистов» — рабочих инструментального цеха Климанова, Колбасина, Айбера, Каладжиева и др. Документы не дают оснований считать, что эти люди вели целенаправленную политическую работу. Однако к тому времени уже просто высказанное случайно критическое мнение стало приравниваться к антисоветской деятельности, худшей формой которой был объявлен «троцкизм». Из рассказов ветеранов завода, из протоколов собраний тех лет явствует лишь, что Айбер нередко критиковал руководство инструментального цеха за бездеятельность, а также высказывался об ошибках при проведении коллективизации на селе. Климанова и Колбасина причислили к троцкистам за то, что они, будучи в зарубежной командировке, интересовались тем, что пишут в белоэмигрантских газетах и читали книгу Троцкого «Моя жизнь», выпущенную на Западе. По воспоминаниям товарищей, Александр Колбасин был активным партийцем и замечательным мастером своего дела, а болгарский коммунист, политэмигрант Дончик Каладжиев был всеми любим и уважаем в своем цехе.
В конце июля 1936 года из партии как «заядлые троцкисты -двурушники» были исключены начальник отдела сбыта Я.Маслов и директор Опытного завода Г.Треубов. Для многих это исключение явилось большой неожиданностью: этих коммунистов знали на протяжении ряда лет. Яков Маслов — член партии с 1917 года, участник Октябрьской революции и Гражданской войны, не раз слышавший выступления Ленина… Григорий Треубов — не менее уважаемый и известный на заводе человек. Старый большевик, он не раз посылался на самые ответственные участки работы и везде беззаветно отдавал всего себя делу. В чем же заключалась подрывная троцкистская деятельность этих людей? В том, что Треубов, будучи директором Опытного завода, «тонко маскировал подрывную работу», «зажимал самокритику, тормозил развитие стахановского движения, занижал нормы». После того как Маслов и Треубов были арестованы, рассказывал Н.К.Белов, секретарь парторганизации завода тех лет, — секретарям парторганизаций сказали, что будто бы они распространяли троцкистские листовки. Когда Белов попытался заступиться за товарищей, его также обвинили в троцкизме и арестовали (3).
18 февраля 1937 года стало известно о смерти Серго Орджоникидзе. Это сообщение глубоко потрясло весь коллектив Челябинского тракторного завода. На ЧТЗ хорошо знали и любили Серго, который дважды был на заводе и во многом ему помогал. Его смерть вызвала большую тревогу: многие считали, что он погиб от пули, а не умер от сердечной недостаточности, как было сообщено в газетах. После смерти Орджоникидзе обстановка на ЧТЗ стала еще более тревожной и нервозной, особенно после того, как пришло известие об аресте К.Ловина, первого директора ЧТЗ, который к тому времени уже стал начальником Главэнерго СССР.
Начавшиеся репрессии не могли не сказаться на производстве — завод стал работать хуже. Напряженность не ослабевала, а, наоборот, возрастала, подогреваемая резкими статьями газет, призывающими к «бдительности». Партийные собрания, на которых обсуждались персональные дела, стали все более частыми. Они перестали носить спокойный, деловой характер, на трибуны все чаще начали выходить «крикуны», «штатные ораторы».
По большей части эти «критические» выступления носили очень злобный, сугубо личностный характер. Но их печатали уже хотя бы потому, что иначе это могло быть расценено, как «нечуткое, пренебрежительное отношение к голосу масс, к сигналу снизу».
После выхода постановления Уполномоченного Комиссии Советского контроля при СНК СССР по Челябинской области от 22 мая 1937 года «О работе с жалобами и жалобщиками на ЧТЗ имени Сталина» на заводе было организовано специальное бюро жалоб при дирекции. Но с жалобами работали подчас очень своеобразно. Тем, кто, изучив на предприятиях Америки и других стран передовые методы производства, внедрял их на заводе, приписывалось «рабское преклонение перед иностранной техникой». Трудности технического освоения нового производства, неизбежные в этот период ошибки квалифицировались как «аполитичность», виновные обвинялись в «неполитическом подходе к вопросам освоения новой техники». Такие ошибки расценивались не иначе, как «вредительские акты».
Подобное обвинение было предъявлено, например, Михаилу Храпко, начальнику Цеха Топливной аппаратуры. В свое время он побывал на заводах Америки, а в день пуска завода 1 июня 1933 года, будучи рабочим, он вместе с еще одним рабочим М.Макагоном выводил из проходной ЧТЗ первый трактор.
М.А.Храпко провел в тюрьме 17 лет. О своей нелегкой судьбе он, уже будучи пенсионером, написал книгу «История моей жизни». В ней особенно потрясает глава, описывающая условия содержания заключенных в Челябинской тюрьме, однако до сих эта книга не была опубликована.
Судьбу М.Храпко разделили начальник технического отдела завода И.Мархасев, главный инженер И.Гуревич, директор завода И.Нестеровский. Все они были арестованы и получили сроки по 10 лет.
В подобной обстановке навязываемой сверху истерии люди начинали терять контроль над тем, что думали и говорили. Если кто-то кого-то обвинял — значит правильно обвинял. Если кого-то арестовывали- значит так и нужно. На общезаводском собрании стахановцев и ударников ЧТЗ в августе 1937 года руководством была предложена следующая резолюция: «Собрание считает, что для успешного выполнения производственной программы необходимо разоблачить до конца вражескую работу троцкистско-бухаринских бандитов, шпионов и разведчиков-фашистов, до сих пор еще творящих свое гнусное дело у нас на заводе. Шайка вредителей, орудовавшая в хладоштамповом цехе, контрреволюционеры, засевшие в дизельном цехе, органами НКВД разоблачены, но последствия бандитской работы не изжиты. До конца уничтожить врагов, проявить бдительность на каждом участке, сделать невозможным проникновение на наш завод шпионов и разведчиков — такова главная задача» (4).
В это время аресты перестали удивлять. На здании клуба было вывешено огромное панно, на котором были изображены «ежовые рукавицы», душившие «врагов народа».
Маховик репрессий между тем раскручивался все сильнее. Были репрессированы начальник холодноштампового цеха Федоров, начальник цеха пусковых моторов Биргер, мастер кузнечного цеха А.Штеренберг.
На заводе работали немцы-антифашисты, политэмигранты. Многие из них были коммунистами-спартаковцами, например, Франс Любимский, Пауль Вегнер и др. Они были очень квалифицированными специалистами. Об их исключении из партии рассказал впоследствии начальник механосборочного цеха А.Шестунин: «Было собрание, секретарь парторганизации без всяких мотивов предложил исключить их из партии. Никто тогда не задал вопроса: за что, почему? Это было уже где-то в марте 37-го. Франс Любимский спросил: «За что?» Но ему никто не ответил. Через три дня их не стало. Ни одного.» А через несколько месяцев арестовали и самого А.Шестунина.
После ареста работников ЧТЗ органами НКВД арестовывались и их жены. Детей, если не находилось близких родственников, которые могли взять их к себе, НКВД отправлял в детские дома. Люди были так напуганы, что в заводских домах, имеющих общие балконы на две квартиры, соседи начинали возводить перегородки, чтобы отгородиться от семей, в которых были арестованные.
Аресты шли за арестами. Двери кабинетов опечатывались. На заводе практически не осталось начальников ведущих цехов, было репрессировано большинство членов парткома, репрессии коснулись почти всех, кто в разное время возглавлял ЧТЗ. Завод был обескровлен… Он находился в ситуации чехарды кадров.
Подозрительность и недоверие людей друг к другу мешали не только нормально жить и общаться. На заводе боялись говорить даже о производственных проблемах. В подобных условиях многие цехи и завод в целом оказались в глубоком прорыве.
Всего в 1937—1938 годах на ЧТЗ, по некоторым сведениям, было репрессировано около 600 человек (5). В большинстве своем это были руководящие инженерно-технические работники, которые проектировали и строили ЧТЗ, а затем реконструировали его. Все они были объявлены «врагами народа».
Танкоград
В такой атмосфере завод подошел к началу войны. Военные годы — один из самых героических периодов в истории Челябинского тракторного завода. В это время появляется слово — Танкоград.
В октябре 1941 года в Челябинск эвакуировали Ленинградский Кировский завод. Ленинградцы поставили условие, что будут работать только на своем предприятии. Сохранение названия было для них моральным фактором. К тому же сюда, на ЧТЗ, переехал еще один завод — Харьковский № 75. Все три стали называться Челябинским Кировским заводом, или Кировским заводом на Урале. А сам Челябинск — Танкоградом.
Если в июне 1933 года состоялось первое рождение завода и если перевод завода на выпуск дизелей вместо двигателей, работавших на лигроине, принять за второе рождение, то в первые месяцы войны происходило его третье рождение. В этот период Челябинский Тракторный менял свой профиль. Тяжелый трактор уступал место тяжелому танку. Это был невероятно сложный, болезненный и ответственный процесс, так как вся перестройка велась в невиданно сжатые сроки, в особо трудных, вызванных войной условиях, ибо ни в мировой, ни в отечественной практике не было примеров, когда бы тысячи сложнейших станков и механизмов завода, его транспортные и подъемные средства, рассчитанные и приспособленные для выпуска одной продукции, прямо сходу переставляли, переделывали и приспосабливали для изготовления совершенно иных изделий; не было еще прецедентов, когда бы громадные заводы с их многотысячными коллективами в считанные дни снимали с фундаментов в одном конце гигантской страны и через короткое время, почти с колес железнодорожных платформ, пускали в ход в другом конце страны.
Обескровленный репрессиями лучших инженерных кадров, завод оказался неподготовленным к войне. Положение усугублялось уходом людей на фронт. Многие станки простаивали из-за отсутствия рабочих рук. По городу выстроились длинные, долгие очереди за хлебом, крупой, мясными и молочными продуктами. Была введена карточная система.
И в то же время война вызвала небывалый всплеск подлинного трудового героизма и творчества. Уже с 1 июля 1941 года все цеха и участки, занятые выпуском танка КВ («Клим Ворошилов»), перешли на работу в две смены, по 11 часов каждая. Все очередные и дополнительные отпуска были отменены. В эти дни на заводе началось движение женщин-служащих, выдвинувших лозунг: «Заменим у станков наших отцов, мужей и братьев, ушедших на фронт!» В июльскую жару, проработав смену, женщины-бухгалтеры, плановики, учетчики, кладовщики, экономисты шли к станкам осваивать профессии токарей, шлифовщиков, сверловщиков и другие.
На завод пришли тысячи подростков 13-15 лет. Их называли «фабзайчата». Они становились на специально сколоченные подставки к станкам рядом с пожилыми рабочими и работали по 10-12 часов в сутки. Как вспоминают очевидцы, было бесконечно больно видеть бледные лица детей, их истощенные непосильным трудом фигурки. Но как счастливо светились их глаза, когда их фамилии и портреты появлялись на заводских стендах и страницах заводской газеты, когда им вручали скромные, но такие жизненно важные премии, как табак, водка, американская тушенка. Табак и водка! Не для себя ее брали, а для обмена на продуты для всей семьи, в которой многие из них остались за старших.
Жизнь заводчан: рабочих, служащих, инженеров — в военные годы полностью определялась той ступенькой в иерархии должностей, на которой они находились. Война эти ступеньки обозначила особенно четко. Командный состав жил относительно благополучно: американская помощь продовольствием, вещевые подарки, отрезы на костюмы, кожаные пальто и тужурки. Водка и папиросы — без ограничения. Сравнительно неплохо могли чувствовать себя также и некоторые слои рабочих, особенно высококвалифицированная их часть, которые пользовались повышенным вниманием со стороны администрации и имели доступ к различного рода поощрениям.
В наиболее тяжелом положении находились одинокие женщины — вдовы и солдатки, и в совсем уж трагическом — трудармейцы и так называемые нацмены: узбеки, туркмены, казахи. Их большими партиями привозили на завод для работы на тяжелом, подсобном производстве — чаще всего в литейных цехах. Оторванные от своих семей, от земли и пастбищ, не обученные работе на станках, непривычные ни к уральским морозам, ни к заводским условиям, они использовались на самых тяжелых физических работах. Эти люди целыми толпами ютились в тоннелях, подвалах и колодцах, ходили в оборванных, обветшалых ватниках, в ботинках из мешковины, на деревянной подошве. Они плохо понимали сыпавшиеся на них приказы, еще хуже их исполняли, часто становились на колени, складывали руки и начинали молиться — совершали намаз. Некоторые начальники обращались с ними, как с рабами: жестоко избивали, лишали скудного обеда, хлебного пайка. «Нацмены» буквально таяли на глазах, многие из них тут же в цехах умирали.
На заводе царствовал страх и железная дисциплина. Сохранились документы, показывающие, что рабочих отдавали по суд даже за опоздание в цех по причине плохой работы городского транспорта.
Так жил и работал огромный завод, давая стране танки. Именно здесь во многом решался исход войны.
В 1943 году под руководством Ж.Я.Котина началось, взамен танка КВ, освоение более совершенной и мощной боевой машины. Она была наречена именем Верховного Главнокомандующего Иосифа Сталина — «ИС». Вот что рассказал об истории создания ИС бывший в те годы главным металлургом завода Я.Гольдштейн:
«Весной 1943 года немецкая армия получила штурмовые самоходные орудия «фердинанд», средние танки «пантера» и тяжелые «тигры». Два «тигра» гитлеровцы испытывали во фронтовой обстановке под Ленинградом, в районе Синявских высот. Оба они застряли в болотистом грунте на нейтральной полосе. Наши танкисты вытащили один из них и отбуксировали в свое расположение. Скоро он был уже в Челябинске на нашем заводе. Конструкторы детально ознакомились с конструкцией. Мы, «материалисты», — с его техническими материалами. Они оказались весьма посредственного качества, что объяснялось острым дефицитом в Германии того периода никеля и молибдена… Достоинства и недостатки немецкого танка были изучены и учтены при срочной и сверхсекретной подготовке новой модели — ИС (6).
ИС называли танком прорыва. Он сконцентрировал все лучшее, что было достигнуто к тому времени в современном танкостроении: более тяжелая броня (в сравнении с КВ), меньший вес, большая маневренность, скорость и огневая мощь. Танки ИС-3 оказались более грозным оружием, чем немецкие «тигры» и «пантеры».
Вклад Танкограда вписан приметными строками в историю всей Второй Мировой войны. Вот всего несколько цифр. За время войны завод выпустил 18 тысяч танков и самоходных артиллерийских установок, 48,5 тысячи танковых дизелей все возрастающей мощности (от 400 до 750 лошадиных сил) и десятки миллионов снарядов, мин, штамповок для авиастроительных предприятий. В этом героическом труде были слиты, сплавлены в оружие победы, ум, труд и сердца многих тысяч танкоградцев.
Кировский завод на Урале был не только гигантским производителем высококлассной боевой техники, но и мощным научно-исследовательским центром и полигоном. Здесь обкатывались новые идеи, конструкции, материалы и, материализованные в боевые машины, они тут же вручались сражающейся армии.
Танк ИС-3, увенчавший вклад танкоградцев в победу над фашизмом, был назван «Победа». Ставший памятником, он стоит сегодня на Комсомольской площади Челябинска, на его пьедестале отлиты слова:
Уральцы, вам,
чьи руки золотые
ковали здесь
победу над врагом.
В послевоенные годы по численности ЧТЗ входил в число крупнейших предприятий страны, Европы и мира. Такой объем производства был достигнут в войну. Могучий бастион оборонной индустрии, несмотря на репрессии лучших кадров, непоставки материалов и комплектующих узлов, нехватку всего и вся, завод работал без сбоя.
Очередные враги — «космополиты»
Наступило первое мирное лето. Но вот что было странно — война с Германией закончена, а завод продолжал «гнать» программу по танкам. Только теперь эшелоны, груженные боевыми машинами, шли не на запад, а на восток. Сталин решил выполнить свои обязательства перед союзниками — Англией и США и принять участие в войне с Японией.
Рабочие ЧТЗ после войны, как и весь народ страны-победительницы жили трудно. Разруха. Впереди восстановление заводов и городов. В стране засуха и голод. Но самое страшное — репрессии, ослабшие в войну, стали снова набирать силу. На ЧТЗ вновь началась перетряска командных кадров. Одним из первых был снят с поста директора завода нарком танковой промышленности И.Зальцман, во главе с которым завод работал в войну. Главной его виной была фамилия (пресловутая 5-я графа о национальности), а также близость его с театром Михоэлса (тот же 5-й пункт). Кроме того, была сделана попытка приписать ему связь с послевоенной «ленинградской оппозицией» (А.Кузнецов и др.).
Снятие Зальцмана с поста директора тракторного открыло шлюзы для массовых увольнений начальников цехов и отделов. Формулировки подбирались разные. Как вспоминает Я.Гольдштейн, «… начальника инструментального отдела П.Золотарева сняли за «политическую слепоту» — он входил в ближайшее окружение Зальцмана. Начальника кооперации Канеля — «за беспринципность и подхалимаж». Начальнику холодноштамповочного цеха Белинкину было объявлено «политическое недоверие» — он, как и знаменитый конструктор Трашутин, в молодые годы учился два года в США. Но Трашутина не сняли. А Давида Белинкина убрали и тут же выселили с русской женой и двумя детьми из квартиры… Все они, эти «вычищенные», были членами партии, все они были вынуждены на партсобраниях в чем-то признаваться, каяться, обещать исправиться, клясться в любви и преданности партии и учению Ленина-Сталина» (7). Но «пятый пункт» — перетягивал. Сталинский антисемитизм год от года набирал все более тяжкую, зловещую силу. Ничего подобного в советской истории до сих еще не было.
К началу 50-х годов были изгнаны со своих постов многие специалисты-евреи. Борьба с «космополитизмом» была приостановлена лишь смертью Сталина в 1953 году.
В середине 50-х в Челябинске, как и во многих городах СССР, стали выпускать из тюрем и лагерей ни в чем не повинных людей. Многие из них возвращались на родной тракторный завод. Далеко не все были реабилитированы. Большинство старалось забыть о прошлом. Забыть настолько прочно, что и по сей день практически не существует серьезных работ о сталинских репрессиях на заводе. В «Летописи ЧТЗ», первый том которой вышел в 1972 году, о репрессиях 1930-1940 годов не сказано ни слова. Глава о них существовала, но ее не пропустила цензура, хотя культ личности давно уже был публично осужден. Что же касается воспоминаний, особенно правдивых, то их можно пересчитать буквально по пальцам.
О характере послевоенной атмосферы в Советском Союзе красноречиво говорит и тот факт, что лишь в 1968 году ЧТЗ было присвоено имя Ленина (до этого завод носил имя Сталина).
Переход на мирные рельсы
После завершения войны завод вернулся к мирной продукции: тракторы, моторы, двигатели, бульдозеры, трубоукладчики, дизель-генераторные установки, товары народного потребления. Выпускаемые заводом тракторы работали на всех континентах, в 60 странах мира. В январе 1956 года тракторы ЧТЗ С-80, входящие в состав первой комплексной антарктической экспедиции, штурмовали Антарктиду. В 1961 году на международной ярмарке в Лейпциге трактор ДЭТ-250 был отмечен золотой медалью. Завод развивался — и вместе с ним рос и обновлялся весь город. За годы войны и в послевоенное время для заводчан и жителей города было построено множество больниц, клубов, дворцов культуры и спорта, санаториев. При заводе открылся вечерний факультет Политехнического института для молодых рабочих.
Казалось, что имея за плечами трудное, но героическое прошлое, ЧТЗ твердо стоит на ногах в настоящем и уверенными шагами идет в будущее…
Шаг в будущее или… в прошлое?
Объявленная после прихода М.Горбачева на пост Генсека КПСС в 1985 году «перестройка» принесла на завод и новые надежды, и новые трудности. Началась конверсия, в ходе которой были уволены или ушли с завода по собственному желанию многие высококвалифицированные специалисты. Рабочие завода говорят сегодня, что конверсия была проведена скоропалительно и неумело, с учетом интересов узкого круга заводской бюрократии. В декабре 1989 года с заводского конвейера сошел последний танк.
Тем временем мирная продукция завода стремительно теряла свою конкурентоспособность. Для маленьких фермерских хозяйств, которые были представлены чуть ли не в качестве панацеи от всех бед, не нужны были тяжелые тракторы. С распадом СССР рухнули тысячи хозяйственных связей, налаженных многолетним трудом. Впервые в истории ЧТЗ произошел резкий спад в выпуске продукции. Производство откатилось к уровню 50-х годов.
В 1992 году началось акционирование завода, которое также подавалось как формула успеха. Мол, чем скорее освободимся от пут государства, министерства, тем быстрее войдем в рынок и станем нормально развиваться. Тогда многие рабочие приобрели акции ЧТЗ, вложили в них свои ваучеры. В качестве «дивидендов» они вскоре получили регулярные задержки заработной платы, отсутствие надежд получить бесплатное или дешевое жилье. Снова начались, как это было раньше, постоянные простои из-за отсутствия комплектующих, задолженности по электроэнергии, огромный отток специалистов. Объемы производства к 1994 году по сравнению с 1980 упали более чем в 8 раз.
Чтобы расплатиться с долгами перед рабочими и кредиторами, администрация ЧТЗ начала распродавать собственность завода: бассейн, станцию юных техников, учебный цех. Была отдана в счет долгов заводская библиотека, почти полностью законсервировано жилищное строительство. При этом руководство завода активно занималось личным обогащением. Зарплаты руководителей превысили зарплаты рабочих в десятки, если не сотни, раз.
В ноябре 1996 года на Всероссийском чековом аукционе окончательно был продан закрепленный за государством пакет акций «Уралтрак — ЧТЗ». Предприятие стало полностью частным. На завод пришла новая «команда» руководителей, начался новый передел собственности. Смену команды тогда на заводе восприняли хотя и с опасением, но в то же время и с некоторой надеждой. Слишком уж опостылел тот механизм управления, который действовал многие годы. А тут пришли вроде бы молодые, энергичные предприниматели, не лишенные дара убеждать с трибуны. Кто-то даже хотел бы им поверить, если бы дела пошли в лучшую сторону. Однако чуда не случилось. Какое-то время был период, когда стабильно платили зарплату, обещая через несколько месяцев погасить все долги. Но этот момент быстро закончился, а эйфория сменилась нарастающим недовольством. С 1996 года положение на ЧТЗ стало резко ухудшаться. Задолженность в бюджет и внебюджетные фонды превысила сумму в два триллиона рублей. Начались массовые сокращения рабочих. Те, кто оставались работать, получали гроши. На заводе усилилось пьянство, безответственность, воровство. За третий и четвертый кварталы 1997 года только цех инженерных машин понес потери от воровства на сумму 2,5 миллиарда рублей. Причем тащили даже такие детали и узлы, как гусеница трактора. В одном из цехов действовала даже целая преступная группа с автотранспортом, охраной и крановщицей. За первый квартал 1998 года только за 9 рабочих дней было похищено 45 наименований узлов на сумму 1 миллион деноминированных рублей (8).
На новом витке поразившего ЧТЗ кризиса вновь уменьшилось количество выпускаемых тракторов. Выпуск трактора ДЭТ-250 упал вдвое: вместо 114, как в 1996-м, сумели собрать только 53 машины, а планировали 150. Всего в 1997 году удалось сделать и продать 2734 трактора и бульдозера. А ведь когда-то тракторы выпускали тысячами и десятками тысяч!
Завод стал периодически останавливаться из-за отключения электроэнергии, крайне тяжелое положение сложилось с комплектующими материалами. Обычным стало такое явление, когда сборщики два дня трудятся, а потом три дня сидят в ожидании очередной партии поршней или гильз.
И, наконец, самый больной вопрос — положение самих тракторостроителей. Реальная задержка по заработной плате с 1996 года составляет 8-12 месяцев. Анализ показывает, что самые большие долги по зарплате у наиболее квалифицированных рабочих. Попытка навязать выплату зарплаты в виде дорогостоящих товаров также имеет свои ограничения. Рабочие, как правило не могут брать в счет зарплаты, например, бытовую технику, поскольку средняя зарплата на ЧТЗ — 600 рублей. Кроме того, цены на товары значительно завышены.
Как же живут рабочие в таких условиях? По данным недавно проведенного на заводе опроса, 37% рабочих еле-еле сводят концы с концами; 21% живет на зарплату других членов семьи; 19% живут на пенсии своих родителей и престарелых родственников; 35% вынуждены постоянно занимать деньги. Каждый десятый рабочий подрабатывает, и почти никто не живет в достатке на заводскую зарплату. Люди подавлены. Чувствуют стыд перед семьями, которые не могут обеспечить.
Запугивания, угрозы, бездеятельность, отсутствие правдивой информации о положении на заводе привели к тому, что большая часть оставшихся сегодня работников ведет себя снаружи как безмолвная масса, а внутри — как растревоженный улей.
1998 год принес новые тревоги. В январе был освобожден от должности генеральный директор завода В.Кичеджи. В его коттедже и домах его заместителей были проведены обыски. О результатах вот уже полгода ходят лишь темные слухи.
Конкурсным управляющим ЧТЗ стал В.Платонов, под руководством которого несколько лет назад начиналась приватизация ЧТЗ, результатом чего стало бедственное положение предприятия сегодня. Все возвращается на круги своя…
24 февраля началась забастовка рабочих, в которой участвовало 5 тысяч человек. Главное требование — погашение задолженности по заработной плате и ее своевременная выплата.
26 февраля арбитражный суд Челябинской области признал ОАО «ЧТЗ» банкротом. На заводе было введено конкурсное производство. Оно предполагает ликвидацию предприятия и продажу его на торгах. А что такое продать с торгов, например, заводской корпус? Это значит, что сотни и тысячи людей лишатся рабочих мест. Однако эта проблема мало заботит тех, кому выгодно банкротство завода, — по сути дела это просто очередной передел собственности.
Новая-старая управленческая команда обещает, что средства от продажи завода пойдут прежде всего на погашение кредиторской задолженности и заработной платы. Но и этих денег на всех не хватит. Вероятнее всего, завод будет продаваться целиком, а не по частям, как первоначально задумывалось. Возможные покупатели — РАО «Газпром», которому с согласия губернатора области уже предложено участие в торгах, а также РАО «ЕЭС России», «Тракторэкспорт», «Транснефть», «Лукойл», «Алмазы — Саха Якутия», администрация Челябинской области, некоторые банки, зарубежные компании, в том числе «Катерпиллер» и «Камацу».
Конкурс может быть объявлен в октябре — ноябре 1998 года. По предположениям конкурсного директора ЧТЗ Платонова, в лучшем случае завод удастся продать за 2,5 миллиарда новых рублей.
1 апреля 1998 года завод начал работать, так как, по мнению нового директора, работающий завод продать легче. Свой 65-летний юбилей Челябинский Тракторный встретил в самом мрачном настроении. В честь праздника рабочие получили небольшой денежный аванс. Но что ждет их дальше?
Может быть, эти люди разучились работать? Чем обусловлено столь бедственное положение некогда прославленного завода? Очевидно, что неблагоприятная общая экономическая ситуация в России не дает всей полноты ответа. Сегодня уже не секрет, что руководство завода осмысленно подводило предприятие к банкротству. В период с 1995 по 1997 годы вокруг ЧТЗ было создано множество дочерних структур, таких, например, как ЗАО «Уралтрактсбыт», ЗАО «ЧТЗ — Холдинг». Им-то руководители завода и продавали тракторы по заведомо заниженным ценам, получая прибыль при повторной продаже техники по реальным ценам и относя убытки на счет ОАО «ЧТЗ». К примеру, трактор Т-170 при цене 250 миллионов рублей продавался «своей» фирме за 150 миллионов рублей. В итоге неудивительно, что, по данным на 1 января 1998 года, убытки по балансу составили 1 триллион 111 миллиардов рублей. В течение нескольких лет руководство вело политику на выкачивание денежных средств и материальных ресурсов. Результатом стало то, что кредиторская задолженность предприятия, которая на 1 января 1996 года составила 395 миллиардов рублей, всего за два года, к 1 января 1998 года, подскочила 2 триллионов 230 миллиардов рублей (9).
В то же самое время неподалеку от центральной проходной завода директором завода Василием Кичеджи была построена новенькая церковь Василия Великого с позолоченными куполами.
Челябинский Тракторный всегда был одним из символов советской экономики, ее неразрывной частью. Сегодняшнее положение завода являет собой типичную картину того, к каким последствиям привела проводимая в стране вот уже более шести лет политика капиталистических реформ. Создав новый господствующий класс из рядов бывшей номенклатуры, эта политика лишила рабочих всех их прежних завоеваний и сегодня оставляет их один на один с бедностью, нищетой и отсутствием жизненных перспектив. Будущее завода сегодня целиком зависит от общего будущего страны, мучительно ищущей новый путь, который, освободив ее от худших сторон старого советского прошлого, избавил бы ее и от пучины новых бедствий, рождаемых хаотической интеграцией хозяйства страны в мировой капиталистический рынок.
Примечания:
1. Троцкий Л. Преданная революция. — М., 1991, с. 25.
2. Летопись Челябинского Тракторного (1929-1945). М., 1972, с. 114.
3. Комаров Л. О чем еще не говорилось // «За трудовую доблесть», 17 марта 1988 г.
4. Там же.
5. Храпко М. История моей жизни. (Неопубликованная рукопись).
6. Гольдштейн Я. Откровенно говоря… Воспоминания, размышления. Челябинск, 1995, с. 183.
7. Там же, с. 191.
8. «Всем!» (газета акционерного общества ЧТЗ), 25 апреля 1998 г.
9. «Челябинский рабочий», 28 мая 1998 г.
Приложение
Список работников ЧТЗ, осужденных в 30-40-х годах за «контрреволюционные преступления» и реабилитированных в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года.
Настоящий список был опубликован в челябинской заводской газете ЧТЗ «За трудовую доблесть» от 10 января 1990 г.
Антонов Сергей Иванович, нормировщик — 18.07.42, 5 лет лишения свободы с направлением в действующую армию.
Ахметшарипов Амерша, электросварщик — 13.03.37, 10 лет лишения свободы.
Базуев Алекcей Константинович, агент по снабжению — 26.01.40, 3 года лишения свободы.
Бауэр Карл Карпович, токарь цеха топливной аппаратуры — 22.12.37, выслан из СССР.
Белюс Кирилл Сидорович, каменщик — 11.02.38, расстрел.
Березич Павел Захарович, шуровщик — 29.09.38, расстрел.
Беренфельд Вальдемар Карлович, токарь — 30.06.38, расстрел.
Ботов Степан Иванович, заведующий восстановительным пунктом — 14.07.35, 3 года лишения свободы.
Буссе Михаил Альбертович, зав. конструкторским бюро — 10 лет лишения свободы.
Василевский Иван Корнеевич, рабочий-боец — 03.03.43, 10 лет лишения свободы.
Вебер Эрнст Иоганович, мастер моторного цеха — 28.03.38,расстрел.
Выгон Израиль Соломонович, начальник отселения — 5 лет лишения свободы.
Гдовский Антон Андреевич, помощник механика отдела главного механика — 20.10.37, расстрел.
Гебауер Артур Августович, слесарь инструментального цеха — 09.04.38, расстрел.
Гиндин Бер Хациевич, портной мастерской — 14.12.37, расстрел.
Гудза-Андрюсяк, слесарь — 22.09.37, расстрел.
Дашкин Егор Романович, электромонтер механосборочного цеха — 25.05.35, 3 года лишения свободы.
Дубовик Гавриил Гимерович, мастер швейной мастерской — 27.10.38, расстрел.
Жабаков Комалья, сварщик РММ УРЗ — 05.10.35, расстрел.
Зазваниев Петр Ильич, кладовщик — 14.07.35, 3 года лишения свободы.
Иванов Петр Николаевич, слесарь — 18.07.42, 5 лет лишения свободы.
Карнашов Василий Иванович, слесарь цеха ширпотреба — 23.03.38, расстрел.
Кизик Константин Викентьевич, машинист — 15.11.37, расстрел.
Ковалец Георгий Михайлович, слесарь коммунального отдела — 13.11.37, расстрел.
Коновалов Василий Викторович, модельщик ремонтно-строительного цеха — 22.10.37, расстрел.
Kpaузе Оскар Фридрихович, слесарь по ремонту — 16.10.38, расстрел.
Кузнецов Константин Михайлович, инспектор — 04.11.37, 10 лет лишения свободы.
Куло Тайво Энокович, шофер автобазы — 13.02.38, расстрел.
Лихтенштейн Вульф Моисеевич, машинист швейной мастерской — 15.11.37, расстрел.
Лойдя Ганс Иванович, контролер — 22.12.37, выслан из СССР.
Лучкий Петр Иванович, слесарь автогаража — 20.08.37, расстрел.
Лясота Бронислав Станиславович, конструктор — 04.10.37, расстрел.
Ляшкевич Василий Петрович, электромонтер — 06.11.37, расстрел.
Маcлак Борис Максимович, электромонтер — 23.03.38, расстрел.
Мельник Анна Матвеевна, гардеробщица — 24.06.38, 10 лет лишения свободы.
Мельниченко Максим Николаевич, старший мастер — 18.07.42, 10 лет лишения свободы.
Морозкин Василий Евдокимович, старший инструментальщик — 14.07.З5, 3 года лишения свободы.
Москаленко-Рязанов Алексей Иванович, слесарь — 18.10.37, расстрел.
Нежинский Михаил Федорович, заместитель начальника цеха — 23.03.38, расстрел.
Ондра Франц Мартынович, мастер-маляр — 29.10.38, расстрел.
Оскаренко Мучислав Климентьевич, товаровед — 25.11.37, расстрел.
Пазюк Дмитрий Николаевич, бригадир — 18.07.42, 5 лет лишения свободы.
Партанен Элис Петрович, слесарь — 11.02.33, расстрел.
Пенза Альфред Давыдович, заведующий личным столом — 11.10.38, расстрел.
Пержецяк Антон Семенович, мастер-модельщик литейного цеха — 09.04.38, расстрел.
Пермяков Михаил Иванович, техник ОТМ — 10 лет лишения свободы.
Покке Алпан Юганович, слесарь — 13.02.38, расстрел.
Понин Степан Иванович, сторож складов — 18.07.42, 5 лет лишения свободы.
Распопов Николай Валентинович, проводник тракторов — 14.11.38, расстрел.
Ратке Карл Максимипианович, токарь механосборочного цеха — 09.04.38, расстрел.
Резник Соломон Израилевич, портной мастерской легпрома ЧТЗ — 17.02.38, расстрел.
Ритцель Филипп Матвеевич, инструктор кузнечного цеха — 16.06.37, 5 лет лишения свободы.
Ройко Дмитрий Уварович, электромонтер — 04.11.37, расстрел.
Рюммелин Карл Карлович, слесарь — 28.03.38, расстрел.
Спокойный Абрам Борухович, бригадир швейной мастерской — 15.11.37, расстрел.
Cубaч Bлaдимиp Koнcтантинович, электромонтер — 20.10.37, расстрел.
Тирлай Макс Эрнстович, специалист по калибровке — 15.04.38, расстрел.
Ульрих Ганс Коломанович, слесарь инструментального цеха — 14.11.38, расстрел.
Усач Иосиф Радионович, слесарь — 14.12.37, расстрел.
Хеглунд Альберт Исакович, сменный мастер — 13.02.38, расстрел.
Хилькевич Гедалий Шлемович, контролер инструментального цеха — 13.11.37, расстрел.
Хильманович Иван Степанович, помощник машиниста — 04.11.37, расстрел.
Цах Иосиф Иосифович, фрезеровщик — 28.03.38, расстрел.
Циунчик Владимир Андреевич, электромонтер чугунолитейного цеха — 09.04.38, расстрел.
Шаллер Франц Матнасович, токарь ремонтно-механического цеха — 22.12.37, выслан из СССР.
Шевченко Кузьма Иванович, кладовщик — 28.06.35, 5 лет ссылки.
Шварц Генрих Фридрихович, токарь инструментального цеха — 16.10.38, расстрел.
Шек Александр Яковлевич, слесарь кузнечного цеха — 29.03.38, расстрел.
Шик Фран Павлович, модельщик — 09.04.38, расстрел.
Шицик Павел Иванович, слесарь — 20.11.37, расстрел.
Шлямберг Иуда Ицкевич, электромонтер механосборочного цеха — 20.11.37, расстрел.
Шлямкович Шлема Колманович, портной мастерской — 15.11.37, расстрел.
Шмаков Василий Владимирович, старший бухгалтер цеха топливной аппаратуры — 27.06.42, 5 лет лишения свободы.
Эрдман Вильгельм Александрович, заливщик — 11.10.38, расстрел.
Башкирия: Очень российские выборы
20 июня 1998 г.
14 июня в Башкирии состоялись выборы президента этой республики, обладающей сегодня широкими автономными правами в составе Российской Федерации. Бывший президент Башкирии Муртаза Рахимов получил подавляющее большинство голосов (70 процентов принявших участие в голосовании) и, таким образом, оказался вновь избран на этот пост.
Во время предвыборной кампании о своей поддержке Рахимова публично заявляли президент России Борис Ельцин, бывший премьер Виктор Черномырдин, спикер верхней палаты Госдумы Егор Строев, целый ряд региональных лидеров, а также такие известные личности, как певец Иосиф Кобзон, «звезда» российского шоу-бизнеса Филипп Киркоров и эстрадный сатирик Геннадий Хазанов. Несмотря на такую мощную поддержку, власти Башкирии прибегли к мерам усиленного давления на всех других кандидатов и преследования элементарных демократических прав. Было закрыто несколько оппозиционных газет и радиостанций, инакомыслящие подвергались полицейскому преследованию, все кандидаты, за исключением действующего президента, были лишены возможности закончить свои предвыборные кампании.
Российские средства массовой информации совершенно обошли вниманием эти возмутительные факты произвола и насилия. Сознательное лицемерное замалчивание подобного рода с их стороны призвано, кроме всего прочего, скрыть от общественного внимания реальную картину той «демократии», которая пришла на смену тоталитарному сталинистскому режиму.
Выборы в Башкирии не представляют собой какого-то исключения. Напротив, они являются очень типичным образчиком того, как формируется и действует существующая в сегодняшней России на всех уровнях власть, главная цель которой состоит в продвижении капиталистических реформ. «Демократическая» фразеология служит новому господствующему классу страны только лишь в качестве ширмы для прикрытия его грязных делишек и для оправдания самого разнузданного произвола властей.
Фарсовый характер прошедших в Башкирии выборов кратко комментирует наш корреспондент из Уфы.
Редакция журнала «Социальное равенство»
Первоначально всем казалось, что до финиша дойдут 4 кандидата:
1. Муртаза Рахимов, установивший в республике (по утверждению оппозиции) кланово-феодальный этнократический режим всевластия элитарного чиновничества (львиная доля собственности осталась в руках государства, не распущены колхозы, торговля нефтью монополизирована «Башнефтью», которая управляется сыном М.Г. Рахимова — Уралом Рахимовым).
2. Александр Аринин — бывший секретарь обкома КПСС по идеологии, затем «демократ», член шахраевской ПРЕС [национал-либеральная партия Российского Единства и Согласия — ред.], а ныне — депутат Госдумы от НДР, лидер умеренно-националистического движения «Русь», учредитель оппозиционной Рахимову газеты «Отечество», которую ему приходится печатать в Златоусте [Челябинская область — ред.] и распространять в Башкирии «искровскими» методами.
3. Марат Миргазямов — директор завода резинотехнических изделий, член совета Башпромбанка, татарин по национальности.
4. Рафис Кадыров — «башкирский Мавроди», ограбивший вкладчиков финансовой пирамиды «Банк Восток». Он конкурировал с Рахимовым еще на первых президентских выборах. Издавал оппозиционную газету «Экономика и Мы», которую Рахимову удалось окончательно придушить еще за 2 года до выборов.
КПРФ была склонна поддержать Миргазямова, хотя большинство ее членов желали выдвигать своего кандидата. Чуть не вышло раскола. РКРП [вторая по величине после КПРФ сталинистская компартия в России — ред.] призвала голосовать «против всех».
Первым делом Рахимов прихлопнул оппозиционную прессу — газеты «Отечество», «Экономика и Мы», «Вечерний Нефтекамск», «Вместе», радиостанцию «Титан». Их бойкотировали типографии, милиция изымала тиражи и т.д. Остались лишь официальные СМИ. Перед своим закрытием радио «Титан» призвало оппозиционеров выйти на улицы. Дело кончилось штурмом офиса радио «Титан» ОМОНом, при этом директор радиокомпании Альтаф Галеев и его сподвижники отстреливались из газовых пистолетов и охотничьих ружей. Было арестовано 20 человек.
Затем кандидатам предъявили требование — обязательно знать башкирский язык. Аринин подал в Конституционный суд РФ, и «языковой барьер» был снят. Подняв на ноги милицию и даже ГАИ, Рахимов приказал проверить списки подписей кандидатов, найти в них брак. По слухам, многим руководителям среднего звена, подписавшимся не за Рахимова, угрожали увольнением, если те не откажутся от подписей. Якобы удалось обнаружить в подписях всех оппонентов Рахимова высокий процент брака и подделок. Все альтернативные кандидаты были сняты с дистанции.
Но по Конституции РБ [республики Башкирия] выборы не могут быть безальтернативными. И вот на арене появился никому доселе неизвестный министр лесного хозяйства РБ Риф Казаккулов. Он не вел за свое избрание никакой агитации, многократно заявлял, что солидарен с действиями М.Г. Рахимова и его программой. И вот он оказался единственным официальным «противником» действующего президента.
Неугомонный Аринин подал в Верховный суд РБ, а затем — РФ, и его наконец признали кандидатом. Но в последний момент сняли с дистанции за то, что не успел вовремя открыть банковский счет (!) для предвыборной кампании.
По утверждению рахимовской прессы Аринин, Миргазямов и Кадыров финансируются компанией «Сибнефть», принадлежащей Б. Березовскому, мечтающему получить монопольное право на эксплуатацию нефтяных ресурсов Башкирии.
Известно, что «борец за народные права» А. Аринин приобрел в центре Москвы роскошную квартиру…
Парадоксальным образом, в одном лагере «антирахимовской» оппозиции оказались такие «антиподы», как КПРФ и партия Е. Гайдара.
Хитрый ход М. Рахимова — объявление бесплатного проезда на электричках и пригородных автобусах в дни выборов (суббота и воскресенье). Из городов, где оппозиция наиболее сильна, люди уехали на дачи. А в сельских (башкирских по национальному составу) районах Рахимов получил абсолютную поддержку. В то же время в Уфе, где живет 1⁄4 населения республики, около 60 % голосовали «против всех». «Карманный оппонент» Казаккулов получил по Башкирии 9 % голосов.
Сообщения о рабочем движении в Уфе и Башкирии
Наш корреспондент в Уфе передает несколько коротких сообщений о рабочем движении в Башкирии.
[6 июля 1998 г.]:
Уфимское Машиностроительное Производственное Объединение
УМПО — флагман машиностроения РБ. Предприятие за годы реформ пришло к финансовому краху. Закрывались цеха, сворачивались производственные программы, с задержками выдавались зарплаты. 25 июня 1998 г. ген. директор УМПО В.М. Паращенко отправил коллектив завода в неоплачиваемый отпуск с 29 июня по 31 августа. Зарплата не выдавалась с декабря минувшего года. Под руководством фрезеровщика Александра Сергеева (РКРП) рабочие выработали требования к администрации и ген. директору.
1 июля прошло собрание работников завода на площадке у ДК им. Калинина. Профком УМПО пошел на соглашательство с директором. Представители РОВД вели на площади оперативную видеосъемку, а затем задержали на 15 минут А. Сергеева «для выяснения личности».
На собрании организован Стачком из 8 человек (под руководством А. Сергеева) , в него выбраны рабочие и ИТР от разных подразделений. Собрание вручило резолюцию администрации УМПО и потребовало дать на нее ответ через газету «Моторостроитель». Было решено провести митинг работников УМПО 8 июля у Дворца культуры машиностроителей.
Приложение:
РЕЗОЛЮЦИЯ
Собрания рабочих и ИТР УМПО от 1.07.1998 г.
Мы, рабочие и ИТР УМПО, возмущенные административным произволом, который выразился в полугодовой задержке заработной платы, а с 29 июня всем нам было предписано уйти в административные отпуска без содержания, принимаем следующую резолюцию собрания:
1. Создать Стачком из представителей подразделений УМПО как постоянно действующий орган, и поручить Стачкому решение всех возникающих вопросов, прежде всего во взаимоотношениях администрации с работниками предприятия. Требуем предоставить безвоздмезно Стачкому помещение с телефоном.
2. Поручить Стачкому немедленно обратиться в органы прокуратуры с представлением на нарушения со стороны администрации трудового законодательства по части выплаты заработной платы (ст. 93 ТК РБ) и в отношении выплаты при приостановке работ (ст. 35 ТК РБ).
3. Погасить задолженность по заработной плате строго по утвержденному собранием графику: за декабрь-январь до 10 июня 1998 г. за февраль-март до 20 июля 1998 г. за апрель-май до 30 июля 1998 г. за июнь-июль до 30 августа 1998 г. выплатить в течение июля полагающиеся детские пособия.
4. Обеспечить работой на каждый день! Хватит разваливать производство!
5. Выразить недоверие администрации УМПО во главе с ген. директором В. Паращенко как несостоятельному руководителю в создавшейся ситуации.
6. Выразить недоверие профкому УМПО, не вставшему на защиту интересов рабочего коллектива.
7. Поручить Стачкому обратиться в Госконтроль РБ с требованием проверки финансовой и экономической деятельности УМПО со всеми дочерними предприятиями.
8. В случае неисполнения наших требований оставляем за собой право перейти к более решительным действиям, в том числе к пикетированию администрации всех уровней и перекрытию городских магистралей.
Мы, участники рабочего собрания, отвергаем перевод в административный отпуск всего коллектива УМПО, т.к. это может закончиться закрытием предприятия или передачей его в частные руки. Требуем сохранить работу и рабочие места для всех. Настаиваем на публикации ответа администрации на предъявленные требования в заводской газете «Моторостроитель».
[10 июля 1998 г.]:
В ночь с 22 на 23 июня 1998 г. к месту пикета рабочих Тюльганского угольного разреза АО «Башкируголь», на железнодорожной магистрали Оренбург-Уфа (на территории Оренбургской области) со стороны Уфы на автомобилях БМВ и двух КАМАЗах и со стороны Оренбурга на 10 иномарках прибыло около 40 человек. Они напали на рабочих, взломали заграждения, требовали:
- снимайте пикет. Освобождайте путь, убирайтесь прочь !
Нападавшие избили сотрудника службы ГАИ, сержанта Макарова Юрия Алексеевича, сломали ему ребро, отобрали оружие. Был избит и второй сотрудник милиции — С.Н. Горбунов. Бандиты ударили рабочего разреза.
Оба милиционера доставлены в больницу.
Шахтеры не покинули места пикета, остались в ночь на железнодорожном полотне. Они полны решимости бороться за отставку президента, смену курса и возвращение им долга по зарплате.
Забастовка длится уже 35 дней. Руководители правительства, местных органов власти весьма вяло решают проблемы угольщиков. 14 месяцев рабочие не получают зарплату.
В адрес рабочих днем 22 июня раздавались угрозы от проезжих, они подвергались шантажу и оскорблениям.
Следственные органы ведут расследование обстоятельств конфликта. Известны номера многих автомашин и знакомы лица отдельных бандитов. Однако есть опасение, что событие будет заминаться, чтобы увести от уголовной ответственности организаторов бандитской выходки, тех сил, которых устраивают нынешние порядки, беззаконие и возможность поживиться за счет людей труда.
В связи с этими событиями депутат Гос. Думы Ю. Никифоренко направил в адрес Ген. прокурору РФ Ю.И. Скуратову специальный депутатский запрос, в котором он потребовал взять под особый контроль ход следствия, выявить виновных зачинщиков и гласно привлечь их к ответственности.
Депутат предложил также принять меры в отношении тех руководителей Оребургской области и республики Башкортостан, по вине которых трудовой коллектив Тюльганского угольного разреза оказался не защищен от нищеты, люди много месяцев не получают заработную плату.
Бывшие генералы Советской Армии на службе капиталистической России
Владимир Волков. 21 июня 1998 г.
Сенсационной новостью политической жизни России стало сообщение о том, что бывший министр обороны СССР, один из последних четырех маршалов Советского Союза, активный участник ГКЧП в августе 1991 года, 75-летний Дмитрий Язов приходит на службу в российскую армию. По сообщениям масс-медиа, он должен быть назначен главным советником-консультантом начальника Академии Генерального штаба.
Газета «Известия» пишет, что «в этом пока тщательно скрываемом от общественности факте при всей его необычности нет ничего из ряда вон выходящего. Почти все высшие должностные лица бывшего Минобороны СССР, как и Минобороны России, сегодня находятся на очень приличных должностях» (16 июня).
Приведем список лишь наиболее значительных фигур из этого ряда:
Сергей Соколов — маршал Советского Союза, министр обороны СССР в конце 80-х годов (был снят со своего поста Генеральным Секретарем ЦК КПСС Михаилом Горбачевым в мае 1987 года после скандального приземления на Красную площадь немецкого пилота Матиасса Руста) — находится на военной службе и является советником министра обороны России.
Василий Петров — главком Сухопутных войск, в 80-е годы маршал Советского Союза — также советник министра обороны России.
Виктор Куликов — маршал Советского Союза, в 70-80-е годы главнокомандующий Объединенными вооруженными силами Варшавского Договора — в настоящее время руководит российским Комитетом ветеранов войны.
Махмут Гареев — бывший первый заместитель начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР — возглавляет Академию военных наук. Совсем недавно впервые в истории России (как царской, так советской и постсоветской), он был награжден государственной премией за научно-исследовательский труд о стратегическом искусстве маршала Г.Жукова.
Михаил Сурков — генерал-майор, секретарь Всеармейского парткома КПСС в 1991 году, — ныне депутат Госдумы, член фракции КП РФ в Думе, заместитель председателя думского Комитета по обороне.
Валентин Варенников — генерал армии, главком Сухопутных войск — также депутат Госдумы, где возглавляет Комитет по делам ветеранов.
Евгений Шапошников — маршал авиации, последний министр обороны СССР — при Ельцине был главкомом Вооруженных Сил СНГ, в настоящий момент советник президента России.
Михаил Моисеев — генерал армии, один из последних начальников Генерального штаба Вооруженных сил СССР, также как и Владимир Чернавин, адмирал флота и бывший главком Военно-Морского флота СССР и России, занимаются бизнесом. При их непосредственном участии была осуществлена продажа на металлолом в Южную Корею авианесущих кораблей тихоокеанского флота «Минск» и «Новороссийск».
Картину следует дополнить тем, что на военную службу возвращаются также те военные начальники, которые были по разным причинам сняты со своих постов уже при ельцинском режиме.
Павел Грачев — генерал армии и первый в постсоветской России министр обороны — занимается коммерцией. Не так давно он был назначен главным военным советником гендиректора компании «Росвооружение».
Михаил Колесников — генерал армии и бывший начальник Генштаба Вооруженных сил России, отстраненный от должности чуть больше года назад, а также Владимир Семенов — генерал армии и бывший главком Сухопутных войск, возвращаются или скоро должны возвратиться на государственную военную службу.
На этом фоне сообщение о назначении последнего маршала Советского Союза Дмитрия Язова на пост советника-консультанта начальника Академии Генерального штаба выглядит хоть и скандально, но «естественно». По словам «Известий», это событие служит «своеобразным актом примирения между нынешней демократической и бывшей советской властью».
Этот факт действительно говорит много больше о существе происходящих в бывшем Советском Союзе в последние годы процессов, чем многочисленные рассуждения об этом в либеральных средствах массовой информации. Апологеты капиталистической реставрации огромную массу усилий потратили на доказательство того, что после распада Советского Союза и прихода к власти в России режима Ельцина произошло радикальное обновление государственного аппарата. Согласно либеральной мифологии, старый тоталитарный аппарат был разрушен, бывшая номенклатура потерпела полное поражение, а на ее место на лидирующие посты в бизнесе и государственном управлении выдвинулись новые люди, никак не связанные с традициями и преступлениями созданной Сталиным системы власти.
Согласно этой мифологии, вся политическая борьба в СССР и России, начиная, по крайней мере, с 1990 года, определялась, наподобие сюжетам древнеиранской религии, борьбой сил «добра» и «зла»: «прогрессивные» силы выступали за демократию и свободное развитие рынка; «агрессивно-послушные консерваторы» хотели во что бы то ни стало сохранить все без изменений. Однако развитие событий показывает, насколько далека была эта мифология от реального содержания происходивших процессов.
На самом деле основная политическая борьба внутри бывшей советской номенклатуры происходила не по линии того, сохранять ли «социализм» или возрождать капитализм, а по линии того, как и каким темпом проводить капиталистические реформы, а также по поводу того, кто будет контролировать их ход и извлечет из этого для себя наибольшие выгоды. Даже в наиболее острые периоды открытых столкновений консервативные слои советской бюрократии не выступали под лозунгами возрождения социализма, а всего лишь пытались удержать свой собственный контроль над процессом стихийного сползания номенклатурной политики к прямой капиталистической реставрации. При этом ни одна из враждовавших фракций бюрократии не имела за собой массовой поддержки народа.
Именно так развивались события в августе 1991 года. ГКЧП был образован совсем не для того, чтобы обновить социализм в Советском Союзе, а для того, чтобы, с одной стороны, удержать Горбачева от чересчур резких движений в сторону капитализма, а с другой — чтобы не дать Ельцину и его окружению полностью захватить инициативу в свои руки.
ГКЧП проиграл не потому, что у его организаторов не доставало воли и готовности применить решительные меры репрессии. Лица, вошедшие в его состав, не раз прежде доказывали свою способность прибегать к самым жестоким мерам подавления. ГКЧП обанкротился потому, что не имел ни массовой поддержки, ни ясной перспективы, ни поддержки Запада, которая оказалась, в конечном итоге, ключевой в успехе Ельцина.
Поведение маршала Д.Язова во время этих событий весьма показательно. В решающий момент в ночь с 19 на 20 августа 1991 года бывший министр обороны СССР проявил явную пассивность. Он демонстративно ушел спать в решающие минуты запланированного гекачепистами штурма Белого дома и не отдал последнего решительного приказа подчиненным ему войскам атаковать защитные укрепления дома правительства, где в тот момент находился президент еще советской России Борис Ельцин.
Противостояние внутри номенклатуры определялось не разногласиями принципиального характера, а спором по поводу тактики в решении общих задач. Эти разногласия никогда не мешали номенклатуре осознавать ту огромную пропасть, которая отделяла их от масс трудящихся как в прошлом, так и сегодня. Принадлежность к господствующей элите для них всегда была важнее, чем идейные убеждения. В этом секрет того, почему многие крупные фигуры советского режима оказались сегодня на важных постах в госаппарате «новой России».
Пример Китая хорошо показывает, что было бы в СССР в том случае, если бы в августе 1991 года победил не Ельцин, а ГКЧП. Было бы по существу почти тоже самое, что и сегодня: наступление на жизненный уровень рабочего класса, тотальная коррупция госчиновников, свободные экономические зоны, огромная степень социальной поляризации. Единственное отличие состояло бы в том, что, как в Китае, в России не подверглись бы такому усечению старые тоталитарные рычаги власти, доставшиеся в наследие от времен сталинского террора.
Прямая смычка между старой советской номенклатурой и новым господствующим классом России, которая проводится не только путем возвращения ряда видных лиц советского прошлого на ключевые посты ельцинского аппарата, но также и, например, путем прямой коллаборации режима Ельцина с массовой номенклатурной оппозицией в лице КПРФ Г.Зюганова, подводит важную черту под целой эпохой постсоветской истории. Сам ход событий — хотя и в негативной форме — подтвердил правильность предсказания, сделанного Львом Троцким более 60 лет назад о том, что если рабочий класс СССР не сможет свергнуть власть тоталитарной бюрократии, последняя неизбежно реставрирует капитализм и превратит саму себя в класс капиталистических собственников.
Практическую реализацию этого процесса можно было наблюдать в последние 10 лет. За спиной Ельцина стояла та же самая номенклатура (точнее, одна из ее фракций), что и за спиной его противников. В условиях, когда советский рабочий класс был дезориентирован и лишен своей собственной программы вследствие десятилетий сталинистского подавления, бюрократии во многом удалось добиться своих целей. Однако цена, которую вынуждено было уплатить за это общество, является непомерной: сопоставимое только с последствиями войны разрушение экономики, резкое падение уровня жизни большинства граждан, полная ликвидация всех социальных завоеваний советского времени. Добившись своих многолетних мечтаний, бывшая номенклатура стоит у разбитого корыта. Она все разрушила и ничего не в состоянии создать. Ее презирает «честный» западный капитал. Ее ненавидит собственный народ. На этом фоне она старается объединиться. Нет никаких сомнений в том, что история не остановится на достигнутом к сегодняшнему дню пункте и смело перешагнет через голову этого насквозь паразитического и прогнившего слоя.
Доходы корпоративных боссов США взлетели на 38 процентов
Мартин Маклофлин. 8 апреля 1998 г.
Согласно исследованию, проведенному газетой «Нью-Йорк Таймс», средний уровень доходов высших американских менеджеров вырос в 1998 году на 37,8 процентов, достигнув уровня 8,7 миллиона долларов на каждого. Если учесть, что прирост этого показателя в 1996 году составил 54 проц. и 30 проц. в 1995 году, то получится, что общий рост за последние 3 года составил 270 процентов. За тот же период времени реальная заработная плата американских рабочих снизилась.
Если взять за основу цифру в 8,7 миллиона долларов в год, то получится, что средний ежемесячный доход американских топ-менеджеров составляет 725 тысяч долларов. Это дает около 167 тыс. долларов в неделю или около 23,9 тысячи долларов в день. Приняв за стандартную рабочую неделю 40 часов, получится, что топ-менеджеры получают около 4.000 долларов в час. Это в 350 раз выше среднего уровня заработной платы в Америке, которая сегодня составляет около 12 долларов в час.
Согласно обзору в Times, наиболее высокооплачиваемым менеджером оказался Сэнфорд Вейль (Weill) из Travelers Group, чьи общие прямые доходы достигли 152,6 миллиона долларов, или около 73.000 долларов в час. Каждые 20 минут Вейль зарабатывал примерно столько же, сколько средний рабочий получает за год.
Вскоре после того, как Times опубликовала свое исследование, Вейль и Джон Рид (Reed), топ-менеджер из Citibank (который получил только по акциям 24 миллиона долларов в прошлом году), объявили о слиянии обеих компаний. Стоимость акций Travelers Group взлетела еще на 11 долларов каждая, что еще больше добавило личного богатства Вейлю, которое сейчас оценивается примерно в 700 миллионов долларов.
Список 10-ти ведущих топ-менеджеров в Times включает также следующие лица: Рей Айрени (Irani) из Occidental Petroleum (108,2 млн. долларов); Луис Герстнер (Gerstner) из IBM (91,5 млн. долл.); Джордж Фишер из Eastmen Kodak (63,8 млн. долл.);, Деннис Козловски (Kozlowski) из Tyco International (62,3 млн. долл.); Джилл Берад (Barad) из Mattel (56,2 млн. долл.); Евгений Айзенберг (Isenberg) из Nabors Industries (52 млн. долл.); Ройбен Марк из Colgate-Palmolive (35,5 млн. долл.); Уильям Шоэн (Schoen) из Health Management Associates (31,3 млн. долл.) и Экхард Пфейфер (Pfeiffer) из Compaq Computer (30,2 млн. долл.). Только эти 10 менеджеров получили совокупный доход, равный 680,9 миллиона долларов.
Согласно исследованию в Times, основная масса заработков топ-менеджеров из списка 259 компаний была получена от пакетов акций, стоимость которых поднялась на растущем биржевом рынке. Если взять доходы вне акций, то средний рост в зарплатах и премиях корпоративных боссов составил 12,3 % — что тоже примерно в 4 раза больше среднего прироста заработных плат американских рабочих.
Многие из высокооплачиваемых топ-менеджеров, в частности, Герстнер из IBM и Фишер из Кодака, провели резкие меры сокращений, увеличив прибыли за счет десятков тысяч рабочих мест. Президент и один из руководителей компании Kmart Флойд Холл (Hall) получил 6,12 миллиона долларов в виде зарплаты, премий и других источников, плюс дополнительные 5,35 миллиона из акций после того, как осуществил программу сокращений, которая привела компанию из убыточного состояния в размере 220 миллионов долларов в 1996 году к прибылям в размере 249 миллионов долларов.
Рост рынка акций является наиболее важным фактором в повышении доходов высших топ-менеджеров. Более чем половина из списка 259 менеджеров получила доходы по акциям стоимостью свыше 5 млн. долларов каждый. Некоторых из них получили свыше 50 миллионов долл.
У многих корпоративных боссов резко выросла стоимость пакетов акций, которыми они уже обладали прежде. В этом отношении лидирует Майкл Эйснер (Eisner) из Walt Disney, который в общей совокупности своих доходов получил 226,2 млн. долл. Эйснер сделался миллиардером после того, как занял высший пост в Диснее десятилетие назад.
Прилив рынка достиг нового рубежа в начале апреля этого года, когда индекс Доу Джонса перевалил за планку 9.000 пунктов, что вдвое превышает уровень трехлетней давности (показателя в 4.000 пунктов он достиг в феврале 1995 года).
Рыночная стоимость акций пяти крупнейших компаний выросла, начиная с 1 января, на 190 млрд. Долл.: у Microsoft — на 60 млрд. долл., у GE — на 42 млрд. долл., у Pfizer — на 32,4 млрд. долл., у Lucent Technologies — на 30.8 млрд. долл., у Merck — на 26,8 млрд. долларов.
Этот астрономический рост углубляет социальную пропасть между богатым меньшинством и всем остальным населением страны. Владение акциями концентрируется в руках 10 процентов населения США, в то время как основная масса трудящихся их практически не имеет или обладает только незначительными пакетами благодаря одной из государственных программ помощи (так называемый «401(k) retirement plan») .
Согласно исследованию, проведенному Федеральной Резервной Системой США, 84 процента собственников домов с доходом свыше 100.000 долларов в год, обладают акциями, средняя стоимость которых равняется 91.000 долл. на домовладельца. В то же самое время только 48 процентов домовладельцев с доходом между 25.000 и 50.000 долл. в год обладают акциями. Средняя стоимость их пакета акций при этом составляет только 8.000 долл. Это положение не только предполагает огромное неравенство во владении акциями, но также показывают неэффективность ресурсов государственных программ помощи трудящимся. Последние, несмотря на существование программ социальной поддержки, практически ничего не имеют после того, как лишаются работы.
Рост доходов и собственности корпоративных боссов является только одним из показателей растущей социальной поляризации в американском обществе, — процесса, который непрерывно развивается на протяжении последних 20 лет. Согласно исследованию Центра Бюджетных и Политических Приоритетов, доходы богатейшего 1 процента американского населения после вычетов налогов выросли с 1977 года на 72 %, средний доход 20 процентов наиболее богатых американцев вырос на 25 %. Одновременно с этим уровень доходов семей среднего состояния почти не изменился, а уровень доходов беднейших 20 процентов американских семей упал на 16 %.
Политика администрации Клинтона и республиканского Конгресса направлена на то, чтобы не умерять, а еще больше обострять эти противоречия. Анализ налоговых сокращений, проведенных в прошлом году в качестве бюджетного соглашения, показал, что богатейший 1 процент налогоплательщиков получил послабление в налогах в размере 7,315 долл., в то время как нижние 80 процентов налогоплательщиков получили снижение налогов на 6 долларов.
Эти данные должны еще найти себе дальнейший анализ и комментарии на Мировом Социалистическом Веб Сайте. Однако одно можно сказать с определенностью уже сейчас. Огромное несоответствие в богатствах и доходах несовместимо с демократией. Приведенные данные показывают, что Америка является обществом растущей поляризации между классами и далеко отстоит от того, что могло бы считаться моделью экономического «успеха» для всего остального человечества. Происходящее социальное разделение должно будет неизбежно найти себе выход в социальной и политической борьбе, в которую будут вовлечены десятки миллионов трудящихся.
Владимир Волков. 4 мая 1998 г.
В конце марта этого года в Москве состоялась конференция Комитета за Рабочую Демократию и Международный Социализм, лидером которого является Сергей Биец. Конференция была проведена после периода длительного внутреннего политического кризиса организации и представляла собой попытку этот кризис преодолеть. Однако, если судить по довольно развернутому сообщению о работе конференции, которое появилось в № 13 «Бюллетеня Левого Информцентра» за 1998 год, итоги проведенного мероприятия обозначили фактический раскол в КРДМС.
Журнал «Социальное равенство» и его предшественник — бюллетень «Рабочий-Интернационалист» неоднократно обращались к вопросу о политической оценке линии КРДМС. Основной вывод, который пронизывал собой эти публикации, состоял в характеристике КРДМС как центристской организации, которая колеблется между национал-реформизмом и революционным интернационализмом. Исходя из этой характеристики становится возможным понять историю этой группы в продолжение последних нескольких лет, которая представляет собой серию зигзагов: от ультралевизны и марксистской ортодоксальности (по крайней мере декларативно) до откровенных заигрываний с многочисленными в постсоветской России националистами и сталинистами.
Альянс с британской Милитант
Первоначальной основой для создания КРДМС послужил альянс между группой сторонников С.Бийца и британской реформистской тенденцией Милитант, которая до настоящего времени выступает от имени троцкизма. Начав свою политическую деятельность в качестве члена одной из левых фракций в антикоммунистическом Демократическом Союзе, С.Биец на волне массовой радикализации в Советском Союзе конца 1980-х -начала 1990-х годов сдвинулся влево и — после кратковременного пребывания в политически эклектичном Союзе Коммунаров — попал под влияние идей Четвертого Интернационала и выступил от имени его программы и перспектив.
Широкий идейный простор, который открывало прикосновение к огромному наследию Льва Троцкого и Четвертого Интернационала, а также возможность — в рамках международной организации — близкого ознакомления с опытом массовых рабочих движений на Западе послевоенного периода, создавали плодотворную почву для быстрого политического развития в СССР/России тех активистов и политических групп, которые ставили своей задачей выразить исторические интересы рабочего класса.
Альянс с тенденцией Милитант позволял группе Бийца, таким образом, на первых порах шагнуть далеко вперед. Однако сотрудничество с национал-реформистской Милитант таило в себе также и огромный разрушительный потенциал, причем негативные стороны должны были давать о себе знать во все большей степени по мере дальнейшего развития организации. Суть дела здесь заключалась в том, что, несмотря на свои формальные заявления о приверженности троцкизму, британская Милитант по существу порвала с троцкистским движением еще в середине 1960-х годов. В отличие от тех последовательных революционных интернационалистов внутри Четвертого Интернационала, которые рассматривали необходимость работы внутри массовых реформистских рабочих организаций послевоенного времени с точки зрения перспективы революционизирования этих организаций снизу путем дискредитации доминировавших в них бюрократических аппаратов, тенденция Милитант приняла перспективу, согласно которой бюрократии приписывалась способность к самореформе под влиянием давления снизу.
Непримиримость этих двух основных направлений в мировом троцкистском движении нашла свое выражение в политическом расколе, который произошел в 1953 году и привел к организационному размежеванию между ортодоксальными последователями Троцкого в лице Международного Комитета Четвертого Интернационала и паблоистскими ревизионистами, получившими свое название по имени лидера этого течения Мишеля Пабло. Несмотря на то, что основатель и многолетний руководитель Милитант Тэд Грант первоначально выступил против паблоистской ревизии троцкизма, вскоре он капитулировал перед этим течением и основал в начале 1960-х годов тенденцию Милитант, которая на долгие годы сделалась одним из классических воплощений паблоизма в британском рабочем движении.
Визитной карточкой Милитант сделалась так называемая тактика «энтризма». В то время как она использовалась социал-демократическим движением начала века и затем секциями Четвертого Интернационала в качестве одного из вспомогательных тактических приемов, Милитант превратила ее в основу всей своей стратегической линии. На протяжении 1960-1970-х годов Милитант находилась внутри Лейбористской партии и была исключена из нее в начале 1990-х годов только по причине того, что резкий крен лейбористского руководства вправо делал невозможным пребывание в рядах лейборизма фракции, хотя бы только на словах защищающей троцкизм.
Определяющей чертой политической линии Милитант, сформировавшейся в эти годы, стала национал-реформистская ориентация и представление о том, что социализм в Британии может быть достигнут путем завоевания большинства в парламенте и последующей национализации ряда крупнейших национальных промышленных и финансовых компаний страны.
Раскол 1993 года
Альянс группы С.Бийца с британской Милитант в рамках единой КРДМС с самого начала таил в себе опасность внутреннего конфликта. Под влиянием глобализации мирового капиталистического производства и упадка старых национал-реформистских перспектив руководство Милитант вынуждено было в последние годы приспосабливаться ко все менее революционным тенденциям в своей политике, что не могло не найти отголоска в ее работе в бывшем Советском Союзе. В то же время резкий упадок уровня жизни большинства населения России, а также все более авторитарный характер капиталистических реформ, усиливали в рабочем классе России настроения протеста и требовали ясного революционного ответа на развивающийся социальный кризис.
В этом состояла принципиальная политическая подоплека того раскола, который пережил КРДМС весной 1993 года, когда сторонники С.Бийца объявили о своем разрыве с Милитант. Несмотря на потенциально позитивный характер этого размежевания, он не привел к серьезному политическому обновлению КРДМС, поскольку был проведен без необходимой и развернутой политической дискуссии и без выяснения тех обстоятельств, которые этот раскол породили.
Это привело к тому, что, порвав с реформистской перспективой Милитант, группа С.Бийца объявила о своем разрыве с Четвертым Интернационалом, который с этого момента они стали рассматривать в качестве препятствия для завоевания собственного политического авторитета внутри рабочего движения России. Ими была принята концепция (ни разу не выраженная ясно в публичных заявлениях), согласно которой необходимо сначала построить некую троцкистскую партию в бывшем Советском Союзе вне всякой прямой связи с послевоенной историей (идейной и организационной) Четвертого Интернационала, и только после этого ставить вопрос о возможности совместной работы с той или иной международной тенденцией, выступающей от имени троцкистского движения.
Подобная ориентация была неизбежно связана с непониманием подлинной истории Четвертого Интернационала послевоенного периода и с невозможностью понять преемственность принципиальных идей троцкизма, которая в настоящий момент связана с политической деятельностью МКЧИ. Прошедшие несколько лет показали, что взятая КРДМС весной 1993 года ориентация ведет ее ко все большей путанице в решающих политических вопросах и притом совершенно не обеспечивает хоть какого-либо роста авторитета организации на фоне существующего уровня сознания и доминирующих форм рабочего движения бывшего Союза ССР.
Одним из крупнейших политических провалов КРДМС этого периода следует считать его позиции, выработанные по отношению к войне в Чечне. В целом ряде публикаций первой половины 1996 года КРДМС выступил в поддержку дудаевских гангстеров в Чечне, поддержал их стремление к полному отделению от России и созданию нового национального исламского государства в Чеченской республике, используя для обоснования этого вульгарно понятые аргументы Ленина периода Первой Мировой войны, когда тот выступал в защиту лозунга о праве наций на самоопределение. Кульминацией этого правого курса стала публикация в газете «Рабочая демократия» некролога о генерале Дудаеве, в котором последний представлялся в качестве великого чеченского народного героя-освободителя.
Новый зигзаг «влево»?
Правый поворот в политике КРДМС встретил решительный отпор со стороны российских сторонников МКЧИ. В бюллетене «Рабочий-Интернационалист» (№ 11-12, ноябрь 1996 г.) было опубликовано специальное заявление, которое характеризовало отношение КРДМС к войне в Чечне как выход за пределы центристских колебаний в сторону открытого отказа от революционных интернациональных позиций и предрекало вступление КРДМС в еще более глубокий политический кризис.
Дальнейшие события подтвердили правильность этого прогноза. По признанию многих выступавших на прошедшей в марте конференции КРДМС, работа этой организации за последний год (по крайней мере, ее центра в Москве), была практически парализована. Новое мероприятие, которое прошло в марте, было призвано, по мнению его организаторов, обновить работу КРДМС и придать ей новую динамику. Что же показала работа конференции, судя по тому сообщению, которое было опубликовано в «Бюллетене Левого Информцентра»?
Во-первых, мы видим, что основные политические позиции организации в целом не претерпели существенного изменения. Основной политической целью КРДМС, по словам главного докладчика, В.Лагутенко, продолжает оставаться «создание массовой партии с радикальной революционной программой». Несмотря на кажущуюся справедливость поставленной цели, она в действительности повисает в воздухе, поскольку главный вопрос заключается в том, что должна собой представлять эта «радикальная революционная программа».
По словам В.Лагутенко, «группы, могущие предложить радикальную революционную программу, пока еще крайне малы, слабы и не имеют четкого видения ситуации». Он признает, таким образом, что КРДМС и те силы, с которыми она рассчитывает сотрудничать, не имеют ясных ответов на проблемы, стоящие перед рабочим движением и, стало быть, ими не созданы еще основы для построения партии. Естественным ответом на такое положение был бы призыв к прояснению основных программных вопросов. Вместо этого КРДМС устами того же В.Лагутенко в качестве основной задачи провозглашает объединение разных групп на основе достижения «единства их практических действий». Эта формулировка является точным повторением того, что говорилось лидерами КРДМС на протяжении 1992-96 годов. Объединение на основе практических действий при неясности основных целей способно только толкнуть организацию на путь зигзагообразных колебаний и в большей степени подорвать ее авторитет, нежели закрепить и развить его.
Следующей важнейшей характерной чертой конференции было признание со стороны ее лидеров полного провала своего курса 1993-96 годов. Сергей Биец открыто выступил с осуждением заявления 1993 года, одним из авторов которого он был, где говорилось о том, что «Четвертый Интернационал мертв». С.Биец открыто признал его ошибочным и заявил при этом, что под влиянием взятой перспективы КРДМС превратился в «националистическую секту».
Опубликованное в сообщении БЛИЦ изложение дискуссии на конференции не дает, однако, никакого основания считать, что этот новый поворот был серьезно осмыслен и подготовлен внутри организации. Его следует, скорее, считать очередным конъюнктурным зигзагом, совершаемым под влиянием прагматических расчетов, а не исходя из глубокого осмысления вопросов, как это было ранее в истории сотрудничества КРДМС с Милитант.
На этот раз, критикуя свой собственный курс 1993-96 годов, С.Биец выступил за объединение с британской группой Гранта-Вудса, которая продолжает именовать себя троцкистской тенденцией. Напомним, что Тэд Грант был основателем Милитант и остался в Лейбористской партии после исключения оттуда Милитант в начале 1990-х годов. В настоящий момент группа Гранта-Вудса проводит крайне националистическую линию, поддерживая, например, сепаратистские движения в Шотландии и Уэльсе под предлогом того, что они якобы являются дорогой к построению в этих регионах социализма. Эта группа также, наряду со всеми мелкобуржуазными левыми радикалами, продолжает восторгаться авантюристической фигурой Че Гевары, пытаясь выдавать его за одного из самых значительных революционеров ХХ столетия.
Предложение о союзе с британской группой Гранта-Вудса натолкнулось на мощное сопротивление среди участников конференции. Из примерно десяти участников только двое, включая самого С.Бийца, отстаивали правомерность этого решения. Можно предположить, что существует по крайней мере две веских причины этого сопротивления. С одной стороны, необходимость нового официального провозглашения себя в качестве сторонников Четвертого Интернационала находится в слишком явном противоречии с той атмосферой, в которой воспитывались кадры КРДМС в продолжение последних нескольких лет. С другой стороны, для многих, вероятно, слишком очевиден прагматический характер решения, которое защищает С.Биец и которое он, по всей вероятности, рассчитывает использовать, прежде всего, в целях поднятия своего личного авторитета.
После того, как предложение об объединении с британской группой Гранта-Вудса не нашло поддержки среди большинства участников конференции, С.Биец вместе с одним из своих сторонников объявил о создании в КРДМС фракции, которая самостоятельно заключит предлагаемый союз и предпримет издание собственного печатного органа. После перевыборов Исполкома КРДМС, в нем оказались только противники нового объединения. Подобный исход конференции позволяет сделать вывод о том, что на ней фактически произошел раскол КРДМС и что организация не только не смогла преодолеть свой внутренний политический кризис, но, напротив, вступила в его новую и еще более острую фазу.
Лекции в Сиднее опубликованы в виде брошюр
Новое издательство «Меринг Букс» (Mehring Books), созданное Международным Комитетом Четвертого Интернационала в начале этого года, публикует в виде отдельных брошюр серию лекций, которые были прочитаны ведущими представителями Четвертого Интернационала во время Международной летней Школы, которая состоялась в первой половине января 1998 года в Сиднее, Австралия.
Это мероприятие, проходившее под общим названием «Марксизм и фундаментальные проблемы ХХ столетия», представляло собой важную веху в истории интернационального социалистического движения последних лет. Кризис Советского Союза и последующий распад сталинистских режимов в СССР и Восточной Европе привел к эйфории в способность капитализма решать проблемы существующего общества. Либеральная печать всего мира провозглашала «смерть социализма» и торжество экономики, основанной на эгоизме и частных прибылях. В этих условиях многие предупреждения, которые делались МКЧИ по отношению к перспективам реставрации капитализма в бывшем Советском Союзе, не были услышаны.
Несколько лет, прошедших после начала капиталистических реформ, показали однако глубокую справедливость этого предвидения. Реставрация капитализма в СССР и Восточной Европе привела не к возрождению экономики этих регионов, а к резкому разрушению уже существовавшего хозяйственного базиса, росту нищеты, национальных и региональных конфликтов. Разразившийся в прошлом году мировой финансовый кризис развеял миф о благополучии и процветании так называемых «азиатских тигров», а также поставил вопрос о стабильности и устойчивости экономики Японии, второй по величине экономики мира. Все эти тенденции объективно ставят вопрос о необходимости глубокого переосмысления всего мирового опыта ХХ столетия, роли сталинизма и значения Советского Союза, а также альтернатив сегодняшнего общественного развития.
Решению этих задач и был посвящен форум в Сиднее. Представленные на нем доклады дают в своей совокупности широкую картину марксистского анализа наиболее важных исторических и теоретических проблем, а также вопросов культуры. Часть из прочитанных лекций уже опубликована в виде брошюр, часть появится в ближайшее время. Общий список прочитанных лекций следующий:
Д.Норт. Лев Троцкий и судьба социализма в ХХ столетии.
Н.Бимс. Значение и последствия глобализации: Марксистская оценка.
Д.Норт. Реформа и революция: Борьба против Бернштейна в исторической перспективе.
П.Шварц. Сталинизм в Восточной Европе: Взлет и падение ГДР.
Б.Вэнн. Кастроизм и политика мелкобуржуазного национализма.
В.Диас. Теория перманентной революции: Уроки Индии и Китая.
Д.Норт. Марксизм и профсоюзы.
Д.Уолш. Искусство, культура и социализм.
Образовано новое международное издательство Mehring Books
В начале этого года было образовано новое международное издательство «Меринг Букс» (Mehring Books). Оно объединяет собой три филиала в США, Австралии и Британии. Новое издательство возникло на основе дальнейшего развития интернациональной координации и планомерной работы издательских подразделений в соответствующих национальных секциях Международного Комитета Четвертого Интернационала.
Появление нового издательства представляет собой новый важный шаг вперед по пути развития международного социалистического движения. Современные условия глобализации требуют прямой координации действий и политической работы в масштабах всего мира. МКЧИ предпринимает в последние годы целый ряд инициатив по использованию тех новых технологических и коммуникационных возможностей, которые становятся сегодня доступными все более широкому кругу пользователей. Еще весной 1993 года газета американских троцкистов Bulletin была преобразована в газету International Workers Bulletin («Международный рабочий бюллетень»), которая ставила перед собой задачу подходить к освещению всех актуальных политических вопросов в максимально доступной степени с международной точки зрения.
В начале этого года начал функционировать Мировой Социалистический Веб Сайт (World Socialist Web Site), который позволяет МКЧИ вести политическую работу непосредственно в масштабе всей планеты, равно как и в реальном времени, открывая возможность работы практически с неограниченной аудиторией читателей.
Образование нового международного издательства Mehring Books представляет собой инициативу, стоящую в этом ряду. Его появление позволяет планировать и осуществлять издательскую деятельность одновременно в целом ряде стран мира и, таким образом, динамично реагировать на многие события, которые в современных условиях очень часто далеко выходят за пределы той или другой страны.
Стоит заметить еще, что выбор названия для издательства также не является случайным. Франц Меринг представляет собой одного из самых выдающихся и значительных представителей марксистской мысли конца ХIХ — начала ХХ веков. В своей личности и в своем творческом наследии он соединяет две великих эпохи: период становления массовых рабочих партий в Европе под влиянием учения Маркса-Энгельса с эпохой революционных потрясений, открывшихся Первой Мировой войной и высшей точкой которых стала победоносная пролетарская революция в России в октябре 1917 года. В отличие от многих ведущих фигур немецкой социал-демократии, которые под влиянием экономического развития в Германии и роста профсоюзов постепенно сдвигались вправо и открыто предали принципы пролетарского интернационализма вместе с началом Первой Мировой войны, а затем враждебно отнеслись к Октябрьской революции, Франц Меринг начал свою деятельность в политике как оппонент революционной социал-демократии, но затем выдвинулся в ряд наиболее последовательных защитников революционно-социалистической перспективы и, в частности, русского большевизма. Другим важным достоинством Меринга было то, что он понимал социализм не только как экономическое учение и политическое действие, но и как явление, охватывающее собой все сферы человеческой культуры. Сам он оставил потомкам блестящие примеры работ в разных областях истории и критики искусства.
«Глобализация и международный рабочий класс: марксистская оценка».
Владимир Волков. 16 июня 1998 г.
Глобализация мирового капиталистического производства, представляя собой новейшую ступень в развитии капитализма, требует самого внимательно, глубокого и всестороннего анализа. Не ограничиваясь чисто экономической стороной, она вызывает также целый ряд важных последствий применительно к общественной и политической жизни. В частности, глобализация приводит к упадку традиционных программ национального регулирования и социальных реформ и выбивает тем самым почву из-под национал-реформистской политики большинства мелкобуржуазных левых радикалов. Цепляясь за старые и во многом устаревшие под влиянием хода событий представления, они пытаются отрицать многие факты реальности и усиливать свою злобу по отношению к марксистскому движению.
Одной из известных экс-радикальных групп, переживающей сегодня глубокий политический кризис, является Интернациональная Лига Спартакистов. В прошлом году эта группа опубликовала серию статей, направленных против того анализа новейших явлений в мировом капиталистическом производстве, который был проделан Международным Комитетом Четвертого Интернационала. Полностью отрицая то, что мировой капитализм претерпел сколько-нибудь значительное качественные изменения на протяжении последних 80 лет, Спартакисты заявляют о том, что глобализация является главным образом продуктом идеологической компании господствующих классов и ни в коей мере не отражает объективные экономические реалии.
МКЧИ подготовил развернутый и обстоятельный ответ на грубые нападки Спартакистской Лиги. Этот материал был опубликован в 1998 году отдельной книжкой в издательстве «Меринг Букс» и называется «Глобализация и международный рабочий класс: марксистская оценка» (Globalization and the International Working Class: A Marxist Assessment). Эта книга, написанная в полемической форме, преследует, однако, гораздо более обширные цели. Ее основная задача состоит в том, чтобы дать краткую оценку многим новейшим тенденциям в развитии мировой экономики и политики и, вместе с тем, подвести итог длительному периоду борьбы революционного марксизма против различных форм мелкобуржуазного радикализма.
В сжатой форме эти задачи сформулированы в аннотации к книге следующим образом:
«В конце ХХ столетия мировой капитализм претерпевает структурные изменения фундаментального характера, подобные тем, которые связаны с промышленной революцией в конце ХVIII столетия и роста монополистического капитала в последние годы ХIХ столетия.
Появление транснациональных корпораций, которые действуют в мировом масштабе и непосредственно производят для нужд мирового рынка, является основной характеристикой беспрецедентной глобальной интеграции производства.
Однако далекие от того, чтобы открыть новые исторические перспективы для системы прибыли, эти экономические и технологические изменения доводят до крайней степени основные противоречия, которые были присущи мировому капитализму в продолжение ХХ столетия — противоречия между мировой экономикой и системой национальных государств, а также между общественным производством и частной собственностью.
Внутри того круга, который обычно именуют «левым» или «радикальным» движением, существует, однако, преобладающий консенсус по поводу того, что ничего существенного не изменилось и что глобализация является не более чем мифом.
Книга «Глобализация и международный рабочий класс: марксистская оценка» исследует значение глобализации для международного рабочего класса в форме полемики против политических позиций одной из таких групп, Лиги Спартакистов.
Заявление критически оценивает исторический опыт рабочего класса, связанный с национально-ориентированными перспективами профсоюзов, национально-освободительных движений и сталинизма в том виде, как он практиковался в бывшем Советском Союзе и Китае.
Книга «Глобализация и международный рабочий класс: марксистская оценка» вырабатывает подлинно интернациональную перспективу и революционную стратегию для рабочего класса накануне наступления ХХI столетия».
Помещаем ниже содержание выпущенной книги:
Глобализация и международный рабочий класс: Марксистский анализ
Заявление Международного Комитета Четвертого Интернационала
Введение
Часть первая:
Глобализация и динамика капиталистического развития
Глобальная экономика versus система национальных государств
Качественные изменения в структуре мирового капитализма
Глобализированное производства и профсоюзы
Капитализм и происхождение национального государства
Спартакисты и «заботливые акционеры»
Интернациональные финансы vs. капиталистическое государство
Взлет и падение Бреттон-Вудской системы
Часть вторая:
Маркс и «железный закон заработной платы»
Фальсификация позиции Маркса
Отказ от революционной перспективы
Отделение непосредственных требований от борьбы за социализм
Спартакисты отрицают факт падения жизненного уровня
Экономический национализм и американский шовинизм
Глобализированное производства и пролетарский интернационализм
Часть третья:
Транснациональное производство, национальное государство и происхождение войн
Устремленность капитализма против ограниченности национального государства
Карл Каутский и «ультра-империализм»
Спартакизм и каутскизм
Страх перед революционными последствиями глобализации
Часть четвертая:
Лига Спартакистов и профсоюзы
Фантазии о боевитой бюрократии
Марксизм и профсоюзный вопрос
Профсоюзы и система наемного труда
Антагонизм между профсоюзами и революционным марксизмом
Энгельс и английские профсоюзы
Уроки германской социал-демократии
Историческое вырождение тред-юнионизма
Часть пятая:
Мифологизация КПП
Спартакисты защищают АФТ-КПП
Вырождение профсоюзов — международный феномен
Волна поражений и предательств
Стратегия и тактика, марксизм vs. оппортунизм
Грубая апология бюрократии
Часть шестая:
О национальном вопросе
Глобализация и «новый национализм»
Обусловленность отношения Ленина к вопросу о «самоопределении»
Где чемпионы спартакистского самоопределения
Поддержка квебекского национализма
Шри-Ланка и тамильский вопрос
Мексиканский кризис: марксизм vs. мелкобуржуазный национализм
Перспектива перманентной революции
Часть седьмая:
Спартакисты и сталинизм
Роспуск СССР и кризис капитализма
Национально-государственный социализм
Китайское «рабочее государство»
Часть восьмая: Заключение
Меморандум Спартакистов против Челябинского Бюро МКЧИ
Весной этого года Интернациональная Лига Спартакистов распространила на русском языке документ под названием «МКЧИ/Нортисты — поддельные троцкисты». Этот документ является ответом на статью В.Волкова «Спартакисты отказываются от лозунга восстановления СССР», которая была опубликована в журнале «Рабочий-Интернационалист» № 9-10 в мае 1996 года.
Статья В.Волкова анализировала деятельность Спартакистов на территории бывшего Советского Союза и показывала зависимость политики ИКЛ от сталинистских и национал-буржуазных сил. Поскольку левые и правые националисты в России защищали лозунг возрождения СССР, то Спартакисты тоже выдвинули его, пытаясь таким образом втереться в доверие вождям этих организаций и движений. Однако для русских националистов лозунг возрождения СССР всегда имел только один определенный смыл, а именно: воссоздание русской «державы» на территории бывшего СССР по типу царской империи. Спартакисты очень скоро поняли, что им не удастся перехитрить «красно-коричневую» оппозицию и подружиться с ней на этой почве.
Невозможность для Спартакистов заключить с этими силами устойчивый альянс на основе упомянутого лозунга привело к тому, что в конце 1995 года Спартакисты демонстративно отказались от лозунга возрождения СССР. Статья в журнале «Рабочий-Интернационалист» показывала, что долгом всех революционных марксистов являлась и продолжает оставаться защита лозунга о необходимости возрождения СССР, но не в том виде, как это предлагается русскими левыми и правыми националистами, а в том виде, в каком он был создан в начале 20-х годов при жизни Ленина. СССР может быть возрожден только как добровольный союз народов. «СССР может быть воссоздан только снизу, — говорилось в статье в журнале «Р-И», — на демократической и социалистической основе рабочим классом бывших республик Советского Союза в единстве с рабочими всех остальных стран и континентов» (с. 45).
В своем последнем ответе Спартакисты полностью ушли от обсуждения этого главного вопроса о том, чем являлся Советский Союз и какими путями он мог бы быть возрожден. Вместо этого ИКЛ занялась повторением тех поверхностных, нелепых и совершенно нелояльных обвинений, которые эта группа собирала против МКЧИ в продолжение последней четверти века.
Российские сторонники Четвертого Интернационала ведут свою полемику против различных форм мелкобуржуазного радикализма — и, в том числе, против Лиги Спартакистов — в рамках международной полемики. Международный Комитет недавно издал специальную книгу под названием «Глобализация и международный рабочий класс: марксистская оценка», поводом для которой послужил отказ Спартакистов признавать факт и последствия глобализации. Эта книга ставит перед собой несколько иные задачи, однако в то же время она является наиболее сильным и авторитетным ответом этой группе со стороны МКЧИ также и с точки зрения полемики, происходящей по вопросам, касающимся бывшего Советского Союза.
В Днепропетровске издана брошюра против анархизма
Владимир Волков. 15 июня 1998 г.
В начале 1998 года в Днепропетровске издательской инициативой «Против течения» был издан сборник статей под названием «Марксизм против анархизма». Брошюра «показывает, — как сказано во вступительной аннотации, — отношение представителей различных тенденций революционного марксизма (троцкизма) к идейно-теоретическим установкам и практике анархизма (прежде всего анархо-синдикализма и анархо-коммунизма)».
Первая статья сборника написана активистом рабочего социалистического движения из Днепропетровска, Украина, Олегом Дубровским и называется «Анархистские заблуждения». Полемика автора направлена, главным образом, против взглядов М.Корн (деятель международного анархизма конца 19-го — нач. 20-го вв.) и лидера современной российской группы анархо-синдикалистов Вадима Дамье. Статья является прекрасным образцом марксистской полемики против анархистских предрассудков по вопросу о государстве. Единственным ее небольшим недостатком является отрывок на стр.15, который дает повод подозревать автора в симпатиях к теории госкапитализма в СССР. Однако это нисколько не умаляет важного значения основной аргументации статьи, заслуживающей самой позитивной оценки.
Вторая статья сборника, названная «Марксизм против анархизма», написана Геннадием Козаком, редактором журнала «Революционное знамя» (Нью-Йорк, США). Несмотря на ряд достоинств, статья эта в целом значительно более слабая и путаная. Кроме того, она содержит ряд утверждений, которые несовместимы с последовательно марксистским образом мысли.
Во-первых, Козак отходит от марксистского классового понимания государства и изображает его в виде пассивного инструментального средства, которое может быть использовано равным образом как эксплуататорами, так и эксплуатируемыми. Он пишет: «Государство как аппарат насилия можно использовать в разных целях; с одной стороны, насилие можно использовать в революционных целях, то есть чтобы подавить контрреволюцию у себя дома и перенести революцию на почву других государств (опыт Французской революции!); с другой стороны, насилие можно использовать для подавления революции, для угнетения широких масс. Весь вопрос в том, какая партия стоит у руля, у аппарата насилия, какова ее социальная сущность» (стр. 28).
Очевидно, что здесь Г.Козак смешивает вопрос о государстве с вопросом о допустимости применения насилия. Марксизм всегда считал допустимым насилие восставших угнетенных против своих угнетателей. Несмотря на свое принципиальное неприятие всякого насилия вообще, марксизм исходит из того, что до тех пор, пока существуют классовые антагонизмы, кардинальные вопросы жизни могут решаться только прямым столкновением живых социальных сил. Это не значит, однако, что для марксизма насилие угнетаемых равнозначно насилию угнетателей, поскольку в конечном счете здесь присутствуют разные цели, равно как и способы осуществления насилия. Форма, посредством которой осуществляется насилие — а это и есть государство — не может быть одинакова для целей эмансипации рабочего класса и для целей его закабаления. Государство как общественный институт не является нейтральным инструментом. Как блестяще показал Ленин в работе «Государство и революция», опираясь на опыт Маркса и Энгельса, пролетариат не может непосредственно использовать старую машину буржуазного государства в своих интересах. Он должен полностью сломать ее, поставив на ее место новую форму своей государственности — государство-коммуну или полугосударство. Целью этого нового государства является не увековечивание самого себя, а постепенное «растворение» в самоуправляющемся общественном организме.
Рассматривая государство в качестве нейтрального и пассивного инструмента, который может быть использован в равной мере как в целях революции, так и контрреволюции, Г.Козак невольно вступает на почву критикуемого им анархизма, который именно игнорирует разницу между буржуазным и рабочим государством.
Другим крупным недостатком статьи Г.Козака является его отношение к оценке юридического роспуска Советского Союза в декабре 1991 года. В целом ряде документов, написанных по свежим следам событий, Международный Комитет Четвертого Интернационала показал, что юридическое упразднение СССР является не просто номинальной сменой названий, но представляет собой качественную трансформацию СССР как государства, связанного, в конечном итоге, в своем происхождении с Октябрьской революцией 1917 года. МКЧИ писал, что, несмотря на свою крайнюю степень дегенерации как первоначального рабочего государства, СССР не мог быть использован в качестве прямого инструмента для реставрации капитализма в бывшем Советском Союзе. В этом заключалась основная причина его роспуска и образования на его месте полутора десятков новых буржуазных государств, главной целью которых было продвижение капиталистических реформ и открытая защита прав частной собственности.
Многие мелкобуржуазные леворадикальные тенденции пытались подменить эту оценку, основанную на комплексном и глубоком анализе природы произошедшей трансформации, поверхностными критериями в доказательство того, что рабочее государство на территории бывшего СССР каким-то образом продолжает существовать. Например, британская группа Шейлы Торранс писала, что до тех пор, пока 51 процент бывшей госсобственности не перейдет в частные руки, невозможно говорить о качественном изменения общественного строя применительно к бывшему Советскому Союзу.
Геннадий Козак развивает аргументы, по сути близкие к этим представлениям. Он пишет в своей статье, опубликованной впервые в 1993 г., что «Русская революция еще не потерпела полного поражения», «контрреволюция в бывшем СССР еще не произошла; возможность планового хозяйства еще сохранена» (стр. 27); «завоевания пролетариата в революции подвергаются сегодня большой опасности… революция сегодня терпит поражения (хотя еще окончательно не погибли)» (стр. 28). Как можно понимать эти слова иначе, нежели как отрицание качественной трансформации, произошедшей с СССР?
Безусловно, что некоторые из социальных завоеваний, выросших на почве Октябрьской революции, не уничтожены еще и до сих пор. Однако при этом должно быть предельно ясно следующее. До тех пор, пока СССР существовал, продолжала сохраняться также и возможность его реформирования путем политической революции рабочего класса против привилегированной бюрократии. Тогда не было необходимости в революции в области отношений собственности и имущественных прав. Главной задачей такой революции должно было явиться всестороннее возрождение советской демократии как необходимой предпосылки для социалистического строительства. В настоящий момент революция рабочего класса должна иметь в виду уже прежде всего ликвидацию прав частной собственности.
Несмотря на ряд недостатков в содержании опубликованных статей, днепропетровская брошюра против анархизма является важным вкладом в борьбу за возрождение революционного социалистического движения в бывшем Советском Союзе. Эта борьба требует ясного и последовательного размежевания с разными формами левого радикализма, включая анархизм.
Олег Дубровский, Днепропетровск (Украина)
Анархо-синдикалистское издание «Прямое действие» в № 2 за 1994 г. под рубрикой «Архив» публикует статью известной анархистки М. Корн*. Статья носит острополемический характер, затрагивая основные идейно-политические противоречия между анархо-коммунизмом и революционным марксизмом, иногда, к сожалению, опускаясь до уровня низкопробного пасквиля. Достоин сожаления истерический тон, на который время от времени срывалась М. Корн в своей работе. Многие анархисты современности заявляют, что они всецело разделяют установки М. Корн. Попытке разобрать эти установки, состыковав их с анархизмом 90-х годов XX ст. и показав их ошибочность, посвящена эта статья.
* Гольдсмит Мария Исидоровна (1858—1932) — известный деятель международного анархизма, друг и последователь П.А. Кропоткина, доктор естественных наук, профессор Парижского университета, проживала во Франции. В анархистской печати обычно выступала под псевдонимами М. Корн, М. Изидин. — Ред.
Класс и его диктатура
М. Корн, как и положено «ортодоксальному» анархисту, первым делом обрушивается на диктатуру пролетариата, пытаясь доказать ее несостоятельность и принципиальную неосуществимость:
«…ДИКТАТУРА всегда — НЕОГРАНИЧЕННАЯ ВЛАСТЬ ОДНОГО ИЛИ НЕМНОГИХ, как же можно представить себе диктатуру целого класса?»
Очень даже можно. Анархо-синдикалисты, к примеру, сами это делают, не желая, однако, называть вещи своими именами. Вспомним, как их доктрина описывает социальную революцию: самоорганизовавшись в «боевые» производственные союзы, промышленный пролетариат с помощью всеобщей захватной стачки овладевает производством, государство угнетателей, лишившись материальной опоры, рассыпается в прах. «Боевые союзы» пускают захваченные фабрики и налаживают принципиально новую систему распределения. Они же выделяют из себя вооруженную силу для подавления сопротивления классового врага. Организационно-управленческие функции идут снизу вверх через все то же, не раз анархистами обруганное, представительство — делегирование, но с применением императивных мандатов от рабочих коллективов.
Итак: пролетариат вооружен, материальное производство в его руках, управленческие структуры старого порядка разрушены, угнетатели подавляются, продуктообмен налаживается через ассоциации производителей и потребителей (представляющих все тот же рабочий класс). И анархо-синдикалисты пытаются утверждать, что все это в совокупности не есть ДИКТАТУРА КЛАССА, сделавшего социальную революцию! Возникает вопрос: чем же в классовом обществе может быть социальное господство не выпускающих из рук оружия вчерашних угнетенных, как не политической диктатурой?! Ответа от анархистов мы, очевидно, не дождемся, ибо отвечать по сути-то, нечего. Естественно, что политическая форма социального господства вчерашних наемных, рабов принципиально отличается от политических форм, в которые воплощалось и воплощается до сих пор социальное господство угнетателей.
«Всякая прежняя государственная власть ставила своей целью сохранение и упрочение ПРОЦЕССА ЭКСПЛУАТАЦИИ.» Целью пролетарской диктатуры «является ЛОМКА СТАРЫХ ПРОИЗВОДСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИИ И ОРГАНИЗАЦИЯ НОВЫХ ОТНОШЕНИИ В СФЕРЕ ОБЩЕСТВЕННОЙ ЭКОНОМИКИ…»
Прямо противоположное целевое предназначение и вытекающая отсюда принципиально иная организация власти находятся вне понимания М. Корн и ее современных публикаторов-последователей. Они изображают диктатуру пролетариата в стиле западноевропейского социал-демократического оппортунизма: в государстве, в том же самом угнетательском государстве, политическая власть переходит в руки рабочих и с этого момента оно служит уже им, а не эксплуататорам. Такая позиция перекликается со сталинистской. Сталинисты требуют в свои руки АНАЛОГИЧНЫЕ буржуазному государству институты насилия (см. «Манифест ПК(б)У»). Это не случайно. И социал-демократы, и анархисты, и наследники Сталина игнорируют, замалчивают, обходят классовую природу государства. Государство возведено в абсолют. Для анархистов — это абсолютное зло, для остальных — универсальный инструмент господства над обществом. Но революционный марксизм говорит о необходимости «разбить, сломать вдребезги, стереть с лица земли буржуазную, хотя бы и республикански-буржуазную государственную машину» и о самодеятельности поголовно вооруженных рабочих, как о форме принципиально новой, революционной государственности.
Социалистическая революция есть преодоление отчуждения. Это значит, что «само государство есть РАБОЧАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ», что «советская форма государства есть САМОУПРАВЛЕНИЕ МАСС, где любая организация трудящихся является составной частью всего аппарата». Это значит, что рабочая власть реализуема лишь с преодолением общественного разделения труда, когда рабочие во всей своей совокупности будут совмещать функции собственников, управленцев и непосредственных производителей. При пролетарской диктатуре носители функций власти «профессионалами власти» быть не должны!
«САМОДЕЯТЕЛЬНОСТЬ МАСС — вот основной принцип всего строительства Советской власти».
Никаких чиновников, никаких военных и полицейских профессионалов! Когда «рабочие от станка» становятся профессионалами управления и власти, т.е. неизбежно привилегированными, неизбежно отчужденными от рабочих чиновниками, когда рядом с такими «красными директорами» становится привилегированный старый «спец», — это начало конца диктатуры класса, начало подмены ее диктатурой чиновников «именем рабочего класса». При диктатуре пролетариата носителем власти может быть только вооруженный непосредственный производитель. Впрочем, по сути анархо-синдикалисты говорят то же самое, одновременно отказываясь признавать свою модель классовой диктатурой.
Революционная рабочая партия
Итак, анархо-синдикалисты представляют (отрицаемую на словах) диктатуру пролетариата через деятельность «боевых» производственных союзов, считая их единственно целесообразной формой самоустройства рабочих «для реорганизации общественной жизни на основе анархического коммунизма». Революционные марксисты считают, что социальное самоустройство рабочих возможно через самые различные формы. Но самоорганизация и пролетарская революция невозможны без идейного и организационного воздействия активного революционного меньшинства класса, т.е. без революционной рабочей партии. Отрицать необходимость партии и ее руководства могут только те анархистские фантазеры, которые находясь вдали от реальных рабочих, воображают их монолитной, высокосознательной социальной сущностью.
Неужели, спросим мы их, рабочие существуют в вакууме, вне разлагающего влияния капиталистического общества?! Чем серьезнее культурная отсталость, чем ниже уровень классового сознания, тем настоятельнее потребность консолидации передовых, классово-сознательных, революционных элементов рабочего класса в партию. Если «партия есть организованное СОЗНАНИЕ и организованная воля класса», то каким образом ее деятельность может противоречить, а тем более угнетать самоорганизацию и самодействие этого самого класса, как мерещится анархистам?! Если мозг есть организация сознания и воли, то вне его воздействия возможно только патологическое, конвульсивно-беспорядочное «самодействие» рук и ног! Надо отметить, что сами анархо-синдикалисты весьма непоследовательны в своем отрицании партийности. Не скупясь на ядовитые выпады в адрес действующих в рабочем классе марксистов, анархо-синдикализм самим фактом создания РКАС и КРАС* пытается откровенную проповедь идейно-руководящей роли революционно-сознательного меньшинства по отношению к большинству рабочего класса. По сути дела революционный синдикализм использует недоведенную до конца теорию пролетарской партии. Разве РКАС не протопартийная организация? Разве она не добивается, принимая определенные решения, идейной однородности и единства организации и действия? Разве она не пытается подчинить своему идейно-организационному влиянию становление рабочего движения? Подобная деятельность делает беспринципной анархо-синдикалистскую критику партийной практики марксистов в рабочей среде.
* РКАС — Революционная Конференция Анархо-Синдикалистов им. Н. Махно.
КРАС — Конфедерация Революционных Анархо-Синдикалистов.
«Пролетариат никому не должен верить слепо» — писал Троцкий. «Он должен проверять каждую партию и организацию по ее делам. Но рабочие должны с двойным и тройным недоверием относиться к тем претендентам на руководство, которые выступают инкогнито, под маской и уверяют при этом пролетариат, будто он вообще не нуждается в руководстве».
Рабочее государство и общество
Но над кем он (рабочий класс) будет господствовать? — повторяют вслед за М. Корн современные анархисты. Весьма страшно слышать такие вопросы от людей, претендующих на звание революционеров. Неужели они воображают, что вся свора буржуазной и национал-бюрократической сволочи без сопротивления сойдет со сцены общественной жизни?! Неужели они никак не поймут того, что власть будет необходимым условием самоорганизации рабочих в классовом обществе, которое, вовсе не уничтожается с победой пролетарского восстания?! Именно для подавления самых различных форм сопротивления буржуазии и нужна рабочим власть. Но нельзя подавлять не господствуя… Социальная революция необходимо посягает на «священное право частной собственности», повсеместно ломает процесс эксплуатации. Только систематическое применение насилия со стороны вооруженных рабочих, т.е. реализация господствующего положения пролетариата может реализовать цели социальной революции.
«…смысл пролетарской диктатуры как раз и состоит в том, что она есть РЫЧАГ ЭКОНОМИЧЕСКОГО ПЕРЕВОРОТА».
Кто, кстати, внушил анархистам такую глупость, будто с победой пролетариата классы уничтожаются?! М. Корн, к примеру, однозначно утверждает это. Куда же исчезнет класс мелкотоварных производителей, которые существуя в рамках пресловутой операции «купли-продажи», будут непрерывно репродуцировать капиталистические отношения? Отмахнуться от мелкой буржуазии не может даже такой радикальный теоретик современного анархизма, как В. Дамье:
«Разумеется, в свободном анархо-коммунистическом обществе на первых порах сохранятся индивидуальные хозяйства, не эксплуатирующие чужой труд… Они не будут подвергаться принудительной экспроприации, а подлежат добровольному постепенному кооперированию…
Отношения в социализированном (коммунистическом) секторе с самого начала будут не рыночными… [и] вплоть до полного обобществления мы будем иметь дело с двумя совершенно различными, пусть и взаимодействующими, хозяйственными системами… Отношения с индивидуальными хозяйствами будут строиться на основе прямого продуктообмена, договорного доступа этих хозяйств к социализированным благам и т.д.»
Наконец-то стало ясным, чем отличается «свободный анархический коммунизм» от просто коммунизма! Сожительством, — «на первых порах» — с мелкой буржуазией! Лишь «принудительная экспроприация» вызывает недоумение. Вероятно, Дамье хочет сказать, — «принудительное обобществление», ведь экспроприация, как метод присвоения продукта, не может быть добровольной в принципе. Но кто, стоит спросить, «в свободном анархо-коммунистическом обществе» помешает удачливой части мелких хозяйчиков перейти, в одно прекрасное время, к эксплуатации батрацкого труда?' Кто помешает им накапливать капитал со всеми вытекающими отсюда последствиями?!
Нам предлагают считать коммунизмом сосуществование «двух совершенно различных хозяйственных систем». Социализированная, очевидно, будет обязана своим рождением социальной революции, от мелкотоварной деться, увы, некуда. Не только принудительно обобществлять, даже вмешиваться в неизбежные социальные процессы в этом секторе недопустимо. Априорно утверждается, что социализированный сектор экономики изначально больше, чем мелкотоварный и отношения между ними строятся на основе прямого продуктообмена. Почему, спрашивается, отношения междуплановым и рыночным секторами не будут иметь форму купли-продажи? Потому, что так хочет В.Дамье?! Он предупреждает о возможной «тяжелейшей ошибке» строить отношения между социализированными субъектами хозяйства «на тех же основах, что и в индивидуальном секторе», ибо «последний подчинит себе экономику в целом». Вот какая, оказывается, потенциальная капиталистическая мощь скрыта в «мелких крестьянах, ремесленниках, кустарях»! Почему же в данном случае не предположить, что взаимодействие секторов не всегда будет развиваться в пользу социализированного? Ведь направление развития в сторону «полного обобществления» обеспечено разве что благими пожеланиями Дамье. Вполне вероятна ситуация, когда накопленные «мелкими крестьянами» капиталы начнут размывать, просачиваться, вкладываясь то там, то сям в сектор социализированный. Опять же, — кто в состоянии помешать этим процессам, если фактор принуждения отвергается принципиально? В этом «свободном» обществе социалистам предлагают сложа руки смотреть на соревнование двух секторов экономики, на неизбежную в мелкотоварном секторе классовую дифференциацию, возрождение эксплуатации человека человеком и становление новой буржуазии. Ведь революционной власти, способной вмешаться в ситуацию и переломить ее в пользу сектора социализированного, нет, так как, это, с позволения сказать, анархический коммунизм! Утешает лишь то, что ни один, достойный этого имени, революционер никогда не откажется от применения власти для защиты завоеваний революции.
Воображение М. Корн рисовало уничтожение классов пролетарской революцией. Опираясь на свои фантазии, она задавала вопрос: зачем же тогда государство, над кем господствовать?
Дамье предлагает нам мирное сосуществование с мелкой буржуазией «на первых порах» анархического коммунизма. Классы вроде бы существуют, но необходимость власти вновь отрицается.
М. Корн, считая, что пролетарская революция сметает классовое общество, в то же время, как ни странно, признавала необходимость определенного переходного периода между эксплуататорским обществом и коммунизмом;
«Полная свобода сразу после полного рабства, вообще переход, который трудно себе представить…»
В. Дамье: «Никаких переходных периодов!». «Все — и немедленно!» — таков его лозунг. Но, при более подробном рассмотрении, оказывается, что «экономика свободы» «на первых порах» будет представлять собою взаимодействие, т.е. конкуренцию двух укладов, двух «секторов»: нетоварно-планового, коммунистического и мелкотоварно-рыночного, индивидуалистического.
Подведем итог: с одной стороны, революция сразу уничтожает классы, но зачем тогда переходный период от рабства к свободе? С другой стороны: даешь коммунизм с сегодня на завтра, но классы, оказывается, будут существовать… Противореча друг другу, анархистские авторы едины в одном, — в отрицании власти. Сущность переходного периода, политические последствия многоукладности в экономике, — все это, очевидно, их мало волнует. Главное, чтобы звучало: «Никакой власти никому!» Игра на эмоциях, использование туманно-размытых определений типа «на первых порах», — вот аргументы анархистской теории! Серьезных доводов нет, а признать необходимость сохранения элементов власти до полного обобществления и ликвидации товарно-денежных отношений, — это значит расписаться в собственной идейной капитуляции. Этого делать, естественно, не хочется. Но как же в таком случае с теоретической добросовестностью? Вопрос открытый.
Распределение и рабочая власть
Для анархистов стоит повторить: социальная революция, уничтожая эксплуатацию человека человеком, еще не дает возможности сразу перейти к коммунистическим нормам распределения. Власть рабочих советов (рабочее самоуправление) вероятно сможет немедленно организовать распределение, по принципу свободного потребления продуктов, находящихся в избытке, — «того, что много — по потребностям». Но каков будет ассортимент продуктов, находящихся в избытке и будет ли избыток вообще? Суровые уроки истории революций заставляют сделать вывод, что «на первых порах» после победы пролетарской революции будет иметь место скорее острый недостаток основных предметов потребления, чем достаток и тем более, избыток их. Без сомнения, — в это время множество, если не подавляющее большинство наименований продуктов не сможет свободно распределяться по индивидуальным потребностям. Неизбежно распределение «поровну», — за равную работу равное количество продукта, т.е. по все тем же нормам буржуазного права. Острая необходимость придерживаться буржуазных норм распределения «по работе», будет, по мере восстановления и развития производительных сил на новой основе, смягчаться. Но смогут ли люди-работники, все существование которых из поколения в поколение было пронизано отношениями купли-продажи, сразу отказаться, преодолеть в своем сознании принцип выполнения определенной работы за определенное вознаграждение?! Вековые предубеждения и предрассудки поколений наемных рабочих не дадут многим и многим уже свободным труженикам понимания справедливости того, что ближний, выполняя рядом меньшую во всех отношениях работу, может получать от общества большее количество продукта. Материальные, а затем все более социально-культурные причины будут диктовать необходимость сохранения контроля над мерой труда и потребления, т.е. обеспечения распределения по труду, т.е. сохранения буржуазных норм распределения, еще значительное время после разгрома собственно буржуазии. Контроль — это неизбежность сохранения определенных властных функций за структурами рабочей самоорганизации даже тогда, когда прямо подавлять властью будет уже некого. Распределение по труду есть властная функция, — и никакой другой она быть не может. Орган, осуществляющий такое распределение, есть орган власти. Преодоление распределения по труду будет означать окончательное отмирание рабочего государства.
Кривое зеркало
М. Корн предлагала динамику развития Советской России как иллюстрацию ложности и лицемерия марксистской теории. Предлагать бюрократический сталинистский режим во всей его эксплуататорской, тоталитарной, антипролетарской совокупности, как пример реализации марксистских принципов и при этом задавать риторический вопрос: как же может быть уничтожено государство, достигшее невероятной степени напряжения и могущества?, — это либо оглушающее невежество, либо, что вероятнее, злобная, рассчитанная на невежество читателя, инсинуация.
Придется (для людей, принимающих на веру инсинуации а-ля М. Корн) разжевать еще раз.
Пролетарская революция в России прорвала, как известно, «слабейшее звено мирового империализма». И «никогда не было такой грандиозной ломки!» — говорил об этой революции Бухарин. Но когда помощь революционного пролетариата индустриальных стран Запада так и не пришла, то революция оказалась в тяжелейшем положении, замкнувшись на режиме осажденной крепости в слаборазвитой («слабейшее звено»), с разоренной экономикой, стране. Власть рабочих советов столкнулась с острейшей нехваткой элементарных средств к жизни и споткнулась на процессе их распределения. В условиях трагической изолированности не было возможностей для становления пролетарской самодеятельности и самоорганизации в сфере экономики, через неизбежные упущения, издержки и ошибки. Не было возможностей «переделывать и начинать сначала». Каждый провал социальных экспериментов использовал классовый враг! Чтобы выжить во вражеском окружение, «гарнизону» осажденной крепости пролетарской революции пришлось привлечь к сотрудничеству кадры старого режима: техническую интеллигенцию, управленческую, полицейскую ^и военную бюрократию, т.е. применить лекарство, которое в долгосрочной перспективе оказалось опаснее самой болезни. Привлечь бойкотировавших в своей массе пролетарский режим носителей специальных знаний можно было лишь обеспечив им привилегированное по отношению к рабочим существование. Реализовать эти привилегии, в условиях жесточайшей нужды, можно было только «отобрав у десяти, чтобы дать одному»». Проделывать такую операцию рабочие советы оказались органически не способны. В результате, ради выживания в данный экстремальный момент развития, революции пришлось подрубить свою собственную социальную основу — самодействие рабочего класса. Происходит подмена власти рабочих советов властью партийных комитетов. На операции «взять у десяти, чтобы дать одному», выросла, по выражению Троцкого, «могущественная каста специалистов по распределению». Возникла и начала свой социальный подъем новая, «красная» бюрократия. Нет никаких серьезных оснований предполагать, что жизнь общества, организованная по анархо-синдикалистским рецептам, в аналогичной ситуации осажденной крепости и «обобщенной нужды», смогла бы избежать аналогичных большевистскому рабочему государству процессов перерождения. Можно думать, что без идейно-организационного стержня партии, разложение приняло бы еще более скоротечный характер. Итак, «государство, как РАБОЧАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ», превратилось в государство -организацию «красных» чиновников и «красных» полицейских. Рост могущества госбюрократии означает только одно — что социальные противоречия в обществе нарастают. Почему НЭП, — т.е. переход к капиталистическим методам хозяйствования, вызвал дальнейший рост могущества бюрократии? Потому, что он чрезвычайно обострил все антагонизмы и дал начало новой классовой борьбе. На определенном уровне развития процесса бюрократизации, а значит и нового отчуждения, происходит качественный скачок. Бюрократия, выросшая на основе рабочего государства, превращается в новый господствующий класс, лишая рабочих всяких рычагов политической, а значит и экономической власти, отчуждая и распределяя добавочный продукт общества в своих собственных кастовых интересах. Ни о каком отмирании нового эксплуататорского государства не может быть и речи. Это не рабочее государство-коммуна, которое подавив защитников эксплуататорских порядков, могло бы уступать одну свою функцию за другой, общественному самоуправлению.
Нет, «функционирование всей административно-политической и репрессивной системы было подчинено задаче обеспечения новой эксплуатации».
И чем напряженнее становились отношения между новыми угнетенными и новыми угнетателями, — тем все более свирепел сталинистский полицейский режим. М. Корн находилась полностью (сознательно или по недопониманию — это другой вопрос) в плену стереотипов сталинистской и буржуазной пропаганды, утверждавших одно и то же: все, что происходит в СССР — есть строительство социализма:
«С точки зрения правящей партии для полного торжества социализма в России нужно поголовное истребление всех недовольных…»
Только подголоски мировой буржуазии могли написать подобное. Сталинисты пытались осуществить такой «социализм» практически. Но ими уничтоженная партия делавших революцию прежде всего говорила: противоречия социалистического строительства в России разрешимы только на арене мировой революции.
«САМОДЕЯТЕЛЬНОСТЬ МАСС — вот основной принцип всего строительства Советской Власти.»
Потрудились ли идейные последователи М. Корн и В. Дамье сравнить эти бухаринские установки легендарного 1918 г. с «красной» полицейщиной сталинского СССР, прежде чем воспроизвести на страницах «Прямого Действия» эту карикатуру на социальный анализ? Злобная глупость высокообразованной М. Корн достойна сожаления: «политической формой социализма будет безгосударственность». Ведь казалось общеизвестным марксистское положение о растворении всех и всяких политических форм в свободной ассоциации производителей. Это и есть социализм. Социализм приходит тогда, когда политика умирает. При социализме для политики нет социальной основы, По М. Корн, момент высшего напряжения «советского» тоталитаризма «будет избран для уничтожения государства», но необходимую для этого ПОЛИТИЧЕСКУЮ революцию марксистская теория будто &бы не допускает, ибо нет в этом обществе классов. Каша, надо сказать, невообразимая. «Избрание момента» для уничтожения государства! Просто восхитителен уровень этого анархистского волюнтаризма! Кто же этот «вершитель судеб человеческих», который решит с сегодня на завтра уничтожить необходимость принуждения в классовом обществе?! «Отрицание политической революции из-за отсутствия классов», — подобные благоглупости можно позаимствовать разве только из «советских» книжек по антитроцкистской «контрпропаганде». Все обстоит как раз наоборот. Концепция «политической революции в СССР» разделявшаяся и разрабатывавшаяся Троцким, как раз и предполагала, что классов-антагонистов в СССР нет, есть только паразитический нарост бюрократии, деформировавший рабочее государство. Его-то и предполагалось срезать политической революцией. При наличии классов для освобождения угнетенных нужна уже социальная революция, вырывающая собственность и власть из рук угнетателей.
Концовка у М. Корн неожиданна, и, как ни странно, звучит вполне по-марксистски. Стоит процитировать:
«На пути к нашему идеалу будут, конечно, периоды, которые можно назвать ПЕРЕХОДНЫМИ, но, во-первых, они должны каждый раз ПРИБАВЛЯТЬ ЧТО-НИБУДЬ к достигнутой обществом степени равенства и свободы, А НЕ УБАВЛЯТЬ; во-вторых, в нашей деятельности мы должны иметь в виду не их, а нашу конечную цель».
Кто спорит?! Все так. Власть рабочих советов ликвидирует эксплуатацию и не даст ее восстановить. Преодолевая общественное разделение труда, изживая буржуазные нормы распределения, свободные труженики будут каждый раз увеличивать степень достигнутого равенства и свободы, замещая своей самодеятельностью политические формы рабочего государства. В этом процессе социального творчества вполне смогут найти свое место и конструктивные элементы анархо-синдикализма. Но вряд ли будет возможной ситуация, когда деклассированные анархиствующие пасквилянты легально подрывают пролетарскую диктатуру, оказавшуюся в положении осажденной крепости…
Использованная литература:
М. Корн — «Марксистская утопия», «Прямое Действие» № 2. 1994 г.
В. Дамье — «Экономика свободы», б.м., б.г.
«Принципы анархо-синдикализма», «Прямое Действие» № 2. 1994 г.
Н. Бухарин — «Теория пролетарской диктатуры» в кн. «Н. Бухарин — Избранные произведения». М. Политиздат. 1988 г.
В. Ленин — «Государство и революция», М. Политиздат. 1980 г.
Л. Троцкий — «Наши политические задачи» в кн. «Л. Троцкий — К истории русской революции», М. Политиздат, 1990 г.
Л. Троцкий — «Коммунизм и синдикализм», «Рабочий авангард» № 3 1994 г.
Л. Троцкий — «Преданная революция», М. НИИ культуры. 1991 г.
«О рабочем государстве и диктатуре бюрократии» — тезисы Социалистического Рабочего Союза, «Интернационал» № 5 1995 г.
«Титаник» как социальный феномен
Дэвид Уолш. 25 февраля 1998 г.
«Титаник» Джеймса Камерона имел колоссальный всеобщий успех. Фильм приносит миллионы долларов в неделю, приближаясь к отметке миллиард долларов. Даже Камерон заявляет, что он «немного озадачен». Что стоит за этим замечательным феноменом?
Первое предположение, которое можно высказать, — это то, что фильм обладает относительно редкой комбинацией художественного качества и массового популярного признания. Если вспомнить многие фильмы Чаплина или некоторые фильмы Хичкока, то критический обзор «Титаника» достаточен для того, чтобы развеять это предположение. Фильм Камерона, по мнению автора этой заметки, является посредственной и банальной работой с карикатурами вместо образов и диалогами, сравнимыми с диалогами из мыльных опер.
Следующий разговор между двумя главными героями — предположительно безрассудным художником Джэком Доусоном (Леонардо Ди Каприо) и неудачливой светской дамой Роуз Де Уитт Букатер (Кейт Уинслет) — довольно типичен:
«Джек: Роуз, ты не шутка… ты просто маленькое испорченное отродье, но под этим скрывается твое сильное, честное сердце, и ты самая удивительно потрясающая девушка, которую я когда-либо знал и…
Роуз: Джэк, я…
Джэк: Нет, подожди. Дай мне высказаться. Ты потрясающая… и я знаю, что я ничего не могу тебе предложить, Роуз. Я это знаю. Но я влип. Ты прыгаешь, я прыгаю, помнишь? Ты не можешь повернуть назад, не зная, что с тобой будет все в порядке.
[Роуз чувствует, что слезы подступают к ее глазам. Джэк такой открытый и реальный… не такой, как все, кого она знала].
Роуз: Ты сгущаешь краски. Со мной все будет в порядке. На самом деле.
Джэк: Я так не думаю. Они поместили тебя в стеклянную банку как какую-то бабочку, и ты погибнешь, если не вырвешься. Может быть, не сразу, потому что ты такая сильная, но рано или поздно огонь в тебе потухнет.
Роуз: Тебе не по силам спасти меня, Джэк.
Джэк: Ты права, только ты можешь сделать это».
Естественно, диалог и сюжет — еще не все кино. В голливудском кинопроизводстве существует определенная традиция переделывать второсортные сценарии или даже хуже (иногда свои собственные) посредством либо иронии, либо визуальной дерзости, либо предположением эмоциональных и интеллектуальных глубин, идущих далеко за пределы непосредственной сюжетной линии.
Это не тот случай. Камерон ничего не делает для того, чтобы превзойти свой избитый сценарий, не отличается визуальным чувством и не намекает ни на что, выходящее за пределы банальностей, которые мы видим и слышим. На самом деле, он явно чувствует гордость за отсутствие противоречий в своем фильме и героях. Дэвид Энсен пишет в Newsweek: «Дело в том, что у Джека Доусона… нет темной стороны. Ди Каприо никогда до этого не играл роль без дьявольщинки…. «Я спросил Джима [Камерона], — говорит Каприо, — нельзя ли нам добавить темноты в этот образ?» И он ответил «Нет, Лео, не надо».
Как мы уже заметили, Камерон — компетентный ремесленник, а не выдающийся художник. Его собственное объяснение, в одном из интервью, своей первоначальной заинтересованности в кинопроизводстве, красноречиво: «Я спускался в библиотеку [Университета Южной Калифорнии] и читал все. Я собирал материал по ксерокопированию. Я сделал свою собственную библиотеку ссылок на докторские диссертации по оптическому печатанию и тому подобному. Я действительно изучал технический материал формально».
Вкус режиссера также красноречив. «Фильм, который произвел на меня большое впечатление, был «Докторр Живаго» (британского режиссера Дэвида Лина)». В то время, в начале 1970-х, когда многие студенты или молодые люди, интересующиеся кино, изучали и обсуждали работы, скажем… Жана-Люка Годара, Луи Бунюэля, Джозефа Лози или Эриха Ромера, Камерон восхищался одним из самых консервативных и наименее вызывающих режиссеров того времени. В частности, «Доктор Живаго» был описан одним из критиков в качестве «работы в большей степени с коммерческим, нежели критическим успехом, работы также с самой безупречной обезличенностью» (Эндрю Саррис, «Американское кино»).
Если успех «Титаника» объясняется не его художественной ценностью, то тогда чем же?
Что увидела публика?
Значительным фактором, без сомнения, является общее снижение уровня голливудского кинопроизводства и, неизбежно, массового вкуса. Когда люди в возрасте между 15 и 30 заявляют, что «Титаник» — «лучший фильм, который они видели», то с чем они могут его сравнить: с «Парком Юрского периода», «Форрестом Гампом», «Возвращением Джедая», «Одним дома», «Бэтмэном», «Днем независимости», «Привидением» или «Людьми в черном»? Все эти фильмы, сделанные не более 5 лет назад, побывали в списке лучших двадцаток.
Проблема не только в том, что напыщенные, раскрученные фильмы были доведены до широкой публики, — до некоторой степени так было всегда. Но мировое кино никогда не было так монополизировано этими блокбастерами в противовес более интересным американским и международным фильмам. Художественная оценка рядовой публики, хотя в этом и нет ее вины, неизбежно обусловлена и притуплена этими обстоятельствами. Кинозрителям все больше не хватает умного развлечения со стороны индустрии, где доминируют несколько конгломератов, у которых истощились почти все идеи, за исключением того, как сделать доход.
В рамках этого первоначального понимания начинается осознание феномена «Титаника».
Отклик на «Титаник» столь значителен и так непропорционален качеству самого фильма, что приходится рассматривать его успех как социальный феномен, достойный анализа. Это не просто фильм. Это, фактически, повод. Его поклонники защищают его со рвением и не признают неприятия и критики, — это не просто «хороший» фильм или «прекрасный фильм», он должен быть признан в качестве «лучшего фильма всех времен».
(Если бы фильм был на самом деле «велик», как заявляют его почитатели, было бы невозможно для кого-либо, без учета возраста, смотреть его 5, 10 и более раз. Великий фильм — это требовательный фильм по определению. Нельзя снова бросаться смотреть такую работу: необходимо время, чтобы оправиться от переживания и усвоить содержание).
В качестве объяснения феномена «Титаника» средства массовой информации предлагают несколько факторов, в том числе увеличившуюся покупательскую способность молодых женщин и, в особенности, девушек-подростков. Но, во-первых, девушки ни в коей мере не составляют всю зрительскую аудиторию фильма (около 40 % его мужской и женской аудитории старше 25 лет), хотя они и могут составлять непропорционально большую долю тех, кто смотрит его повторно и в группах. Но даже если бы было верно то, что один сегмент населения стремится смотреть фильм в огромных количествах, все же пришлось бы искать ответ, почему это происходит. В качестве объяснения могут пока подойти только привлекательные черты Леонардо Ди Каприо.
Социальные обстоятельства
Даже многие из поклонников фильма признают, что «Титаник» драматически глуп, — так почему они не могут помочь себе? Какой набор социальных обстоятельств может побудить широкие слои людей так сильно отождествлять себя с этой слабой работой, и приписывать ей, как это показали многие комментарии, качества, которыми она не обладает?
Одна из превалирующих характеристик сегодняшнего дня — чувство общей бесполезности старых институтов и надежд, связанных с ними, институтов и надежд, которые многие ощущают оторванными, даже если они и не сознают этого, от предыдущей эпохи, когда они, может быть, и имели значение. Широко распространенное и неписанное убеждение: нечего ждать от существующих политических партий, парламентов, деловых групп, средств массовой информации, церквей, торговых объединений, чего-то иного, кроме коррупции и лжи.
Новые перспективы и новые дела не захватили, однако, до такой степени массы людей, чтобы дать им что-то новое. Население остается, в основном, не вовлеченным в общественную жизнь, ни политически, ни интеллектуально. Молодые люди являются в особенности неспокойными, неуверенными, колеблющимися. Они еще не ставят по большей части даже вопрос: «Каким путем?». Задавать этот вопрос — значит предполагать, что кто-то уже знает достойную цель.
И все же существует повсеместная тоска по цели, по возможности посвятить себя чему-либо. Это можно увидеть во многих искаженных и даже реакционных формах, от Хранителей Обета до Марша Миллионов людей.
В этих условиях сам факт первоначальной популярности (поддержанный средствами массовой информации) помогает фильму, подобному «Титанику», стать необыкновенно популярным. «Он привлекателен для меня, потому что он привлекателен для других; мне пришлось увидеть что-то необыкновенное и трагичное в фильме, потому что другие увидели это». Это не столько конформизм, хотя он и входит в это понятие, сколько желание присоединения к какому-либо объединяющему элементу, когда новая социальная взаимосвязь и новая основа для объединения еще не стала явной для подавляющего большинства.
Выражая свою поддержку фильму, молодые люди так откликаются на воспринимаемую ими тему «Титаника»: прорваться от условностей и опыта, чего бы это ни стоило, к свободе и любви. Это, несомненно, частично является ответом на превалирующий климат конформизма и цинизма. Но это искреннее чувство, поставленное с ног на голову, направляется на работу, фундаментально фальшивую и плоскую.
В фильме Камерона нет и следа подлинного восстания. Это полностью самодовольная работа. В конце концов, нет ничего такого, что вытекало бы из конфликта между героиней Уинслет и ее семьей и женихом, т.е. из основной трагедии фильма. Джэк и Роуз находят счастье очень легко, просто случается так, что они находятся на борту утопающего корабля. Если предположить, что «Титаник» не ударился бы об айсберг, они могли бы жить счастливо сколь угодно долго.
Одна из сложностей в этой ситуации состоит в том, что тот же самый низкий культурный уровень, который задал этот фильм, по большей части создал и массовую реакцию на него.
Вероятно, лучше всего было бы описать «Титаник» в качестве разновидности некоего низшего уровня вкуса. Фильм содержит определенный минимум, необходимый для привлечения аудитории — привлекательные ведущие актеры, «трагическая любовная история», дорогие спецэффекты, мягкая доза социальной критики, притягательное историческое событие, поддержка средств массовой информации, но именно мягкость в сочетании с этими элементами объясняет его большой успех. «Титаник» — фактически чистый экран, на который огромное количество людей проецирует смутные, но очень сильные желания — жизни, любви, общества, — которые они еще не могут выразить в более конкретных и сфокусированных терминах.
Нет ничего «таинственного» в том, что такой относительно пустой фильм завоевал огромную популярность. Напротив, ни один другой фильм не выполнил бы эти требования. Именно пустота «Титаника» позволяет аудитории придумывать этот фильм и сам мир на протяжении 3-х с четвертью часов или больше, в зависимости от количества просмотров.
Да здравствует конформизм и банальность!: Взгляд на 70-ю церемонию вручения Оскаров
Дэвид Уолш. 25 марта 1998 года
Церемония 70-го вручения Оскаров оказалась довольно ужасным делом. Победа «Титаника» Дж. Камерона по 11 номинациям, несомненно, задала тон. Члены Академии наградили этот банальный и посредственный фильм за лучшую постановку, режиссуру, музыку, кинематографию, художественное руководство, костюмирование, звук, первоначальный драматический сценарий и визуальные эффекты.
Секрет триумфальных наград «Титаника» со стороны Академии не трудно вычислить. Большое количество людей работало над фильмом. Его успех обогатил одних и ускорил карьеру других. Он помог усилить влияние американского кинопроизводства на мировом рынке. Успех фильма сегодня измеряется единственно кассовыми поступлениями. Готов ли кто-нибудь в Голливуде бросить вызов «Титанику»?
Способность так называемых «независимых фильмов», таких как «Английский пациент» (получил 9 призов), «Фарго», «Свет», «Секреты и ложь», «Бросить Лезвие», завоевывать призы и награды, как это произошло во время Академического присуждения наград 1997 года, вызвало волну негодования в главных студийных офисах. Без всякого сомнения, Голливудом были вложены значительные средства и оказано сильное давление с тем, чтобы избежать в будущем подобного конфуза. Фильмы с раздутым бюджетом и звезды США получали на этот раз практически каждую награду. Своим кивком, возможно, не абсолютно циничном, в сторону молодежи и нетрадиционалистов, Академия присудила 2 награды картине «Добровольная охота» за сценарий и исполнение главных ролей двум молодым исполнителям, Мэтту Дэмону и Бену Эффлеку. К сожалению, хотя Дэмон и Эффлек были искренними в своем желании сделать что-либо из ряда вон выходящее, их фильм вряд ли бросает вызов существующим концепциям и отношениям.
В любом случае, после огромного финансового успеха «Титаника» награждение любой другой картины в качестве лучшей могло бы быть воспринято в качестве пощечины многим его почитателям. Как мог Голливуд разбогатеть от фильма и затем отказаться наградить его своими высокими почестями? Общий культурный уровень академических выборщиков, вероятно, ненамного выше, если вообще выше, того, какой преобладает в массах. Вероятно, среди них нашлось немного таких, кому приходилось с трудом убеждать себя в том, что «Титаник» был не только коммерческим, но также и художественным достижением. Тех же, кто активно отвергал фильм, было, возможно, еще меньше.
Определенные аномалии, касающиеся победы «Титаника», проливают свет на его истинную привлекательность для выборщиков от киноиндустрии. Сценарий Дж. Камерона не был помещен в номинацию за лучший сценарий. Таким образом, впервые с 1965 года («Звук музыки») фильм завоевал первый приз за лучшую постановку без предъявления к номинации сценария. Фильм также не завоевал актерских наград; ни один из мужчин-исполнителей не был представлен к номинации. Как это может быть, если рассуждать логически, для фильма с «лучшей постановкой» , в то время, как его сценарий даже не упоминается, и ни один из актеров ничего не завоевал? Ответ относительно прост: когда фильм зарабатывает миллиард долларов.
Почти каждый аспект церемонии этого года показывал богатство, привилегии и самодовольство. Оригинальность и индивидуализм были в малом достатке. Смокинги и нарядные платья стоимостью десятки тысяч долларов были в порядке вещей. Одно из изданий назвало это мероприятие «Шоу высокой моды Академического Награждения». Именами на губах каждого были не Феллини, Форд или Хичкок, а Джорджио Армани, Гуччи, Жан Поль Готье, Донна Каран и Холстон. Не говоря уже о Van Cleef & Arpel, и «ювелире для звезд» Харри Уинстоне. Глория Стюарт, одна из главных исполнительниц в «Титанике», была в бриллиантовом ожерелье из голубых алмазнов от Уинстона, стоившем 20 миллионов долларов; ее сопровождали два телохранителя.
В отличие от недавних лет, было только несколько демонстраций вне главного мероприятия — сотрудники Диснея-AВС протестовали против условий труда на гигантском развлечении. Ванесса Редгрейв, создавшая 20 лет назад прецедент тем, что публично осудила сионизм, была на этот раз в платье, созданном одним из любимых дизайнеров принцессы Дианы.
Это — Голливуд в своем худшем виде, бездумное празднование славы, открытое поклонение «деловой» стороне шоу-бизнеса. Было бы неправильно думать, что все это самоудовлетворение значит многое в более крупных масштабах. Даже в Голливуде есть люди, которые знают, что «Титаник» ничего не стоит и его триумф эфемерен, и что деньги и конформизм на ночном показе в понедельник были отвратительны. Новые перспективы, более серьезные проекты будут, мы уверены, помогать значительным талантам и умениям, которые в основном дремлют в современной киноиндустрии в ожидании того, чтобы расцвести.
Д.П.Кэннон. «История американского троцкизма»
В предыдущем номере мы начали публикацию глав из книги «История американского троцкизма», написанной Джеймсом П. Кэнноном, одним из основателей американского троцкистского движения и лидера Четвертого Интернационала на протяжении нескольких десятилетий. Эта книга никогда прежде не переводилась и не издавалась на русском языке.
В уже опубликованных первых двух главах речь шла об истоках американской Компартии, образованной в 1919 году, и о начальных шагах ее деятельности в первой половине 20-х гг.
Лекция III. Появление Левой оппозиции
Марксизм против сталинизма; русская левая оппозиция; национальная ограниченность американских коммунистов; кампания против троцкизма; Шестой Конгресс; Кэннон и Спектор становятся троцкистами; «суд» и исключение Кэннона, Шахтмана и Эберна; воззвание к партии; печатание Милитант; рост фракции.
Лекция IV. Левая оппозиция под обстрелом
Возрождение американского коммунизма; пропаганда письмами; Спектор в Канаде; сталинистские остракизм, клевета и гангстерство; протест к пленуму Центрального Комитета Компартии; открытые собрания; печатание Платформы троцкистов; первая национальная конференция Левой Оппозиции; рождение Коммунистической Лиги Америки.
Глоссарий (Справочник русского марксиста)
Internet |
|
Бюллетень «Рабочий-Интернационалист» в Интернете Бюллетень «Р-И» существует в виде электронной версии в сети «Интернет». Он находится на электронной странице американского «Iskra Research Publishing House».
|
SEP (США) http://www.socialequality.com SEP (Австралия) SEP (Великобритания) http://www.socialequality.org.uk PSG (Германия) http://gleichheit.de SEP (Канада) http://www.socialequality.org.uk |
World Socialist Web Site: http://www.socialequality.com |
|
