Социальное Равенство № 7-8

Если попытаться бросить общий взгляд на прошедший год, то его во многих отношениях можно считать поворотным. Это был год, который впервые за последние четверть века поставил под сомнение вопрос о жизнеспособности мировой капиталистической системы. В России этот вопрос приобрел особую, крайне выраженную остроту, поскольку финансовый кризис, который разразился в августе, сделал ясным то, что Россия не в состоянии эффективно развиваться на путях капиталистических реформ.

Для того, чтобы понять значение происходящих или начинающихся перемен, необходимо рассмотреть события в широком историческом и социальном контексте. Конец 1980-х годов ознаменовался всплеском эйфории по поводу перспектив мирового капиталистического хозяйства. За плечами стояла послевоенная эпоха с ее экономическим бумом и социальными формами 50-60-х годов, которые не были еще радикально подкопаны набиравшими силы тенденциями глобализации и реакционным сдвигом вправо правящих классов. Сталинистские режимы бывшего Советского Союза и Восточно-европейских стран стояли перед глубоким кризисом, будучи не в состоянии эффективно развивать экономику в условиях новой волны технологической революции. Многим казалось тогда, что распад сталинистских режимов и как можно более быстрая интеграция их экономик в структуры мирового капиталистического хозяйства приведет к быстрому расцвету этих стран и ознаменует наступление новой эпохи торжества либеральной демократии и «государства всеобщего благоденствия».

Прошедшие несколько лет показали, насколько иллюзорны были эти представления. Мы видим не только беспрецедентный социально-экономический кризис в бывшем Советском Союзе. Крах экономики тигров Юго-восточной Азии, бразильский финансовый кризис, слабость японской экономики (второй в мире по величине), глубокая нестабильность мировых финансовых рынков, — все это является безошибочными симптомами того, что мировой капитализм стоит не накануне своего нового расцвета, но, напротив, перед лицом новой катастрофы, масштабы которой могут быть сопоставимы или даже превосходить то, что произошло в первой половине века с ее двумя Мировыми войнами, сталинским Большим террором и нацистским Холокостом.

Существует глубокая взаимосвязь между развитием мирового капиталистического хозяйства послевоенного времени и судьбой стран «восточного блока». В первые послевоенные десятилетия в обеих этих частях мира происходил бурный экономический подъем, рост уровня благосостояния масс и развитие социальных реформ. Однако уже с конца 1960-х годов оба противостоящих геополитических лагеря вступили в полосу острого кризиса. Массовые студенческие протесты, движение против американского вторжения во Вьетнам, наконец, распад Бреттон-Вудской системы в 1971 г. ознаменовали собой вступление мирового капитализма в новую полосу социальных конфликтов и потрясений. Страны «восточного блока» столкнулись в то же время с невозможностью перехода к массовому использованию новейших достижений науки и техники из-за опасения сталинистских бюрократий утратить рычаги тоталитарного контроля над обществом.

Исторические тенденции никогда не проявляют себя мгновенно. Они разворачиваются во времени, что иногда занимает годы и даже десятилетия. После волны радикализации на Западе, которая пошла на убыль к середине 1970-х годов, господствующие классы крупнейших империалистических держав, пройдя через ряд колебаний, взяли резкий крен вправо и вступили на путь постепенного демонтажа социальных систем и снижения уровня жизни рабочего класса, достигнутых в послевоенный период. Приход к власти Тэтчер в Британии, Рейгана в США, Коля в Германии был выражением этой новой волны правой реакции по всему миру.

Одновременно с этим резко изменились настроения в среде сталинистских бюрократий. В них все в большей степени стали доминировать прокапиталистические элементы, которые стали рассматривать прежнюю политику этих режимов на построение «социализма в одной стране» как устаревшую и мешающую росту привилегий и богатства этих паразитических каст. Общий сдвиг вправо сталинистских бюрократий выразился в принятии ими во второй половине 1980-х годов политики прокапиталистических реформ вслед за примером, поданным Михаилом Горбачевым в СССР.

Момент распада сталинистских режимов был периодом кульминации, наибольшей эйфории привилегированных слоев Запада и Востока по поводу перспектив развития мирового капиталистического рынка. Это трогательное единство, однако, продолжалось недолго, и сегодня господствующие элиты снова пытаются удержать свои привилегированные социальные позиции путем раздувания призраков «холодной войны», поддержки националистических, социальных и расовых предрассудков.

За спиной этих политических событий стоит процесс развития новых технологических и экономических явлений, связанных с глобализацией мировой экономики. Это обусловливает наступление новой фазы структурного кризиса капиталистического хозяйства. Последние годы показали, что капиталистические методы все в меньшей степени способны решать проблемы, которые накапливаются в тех или иных регионах мира. Сегодня не только миллиардные массы людей Азии, Африки, Латинской Америки, бывшего Советского Союза стоят перед лицом жестокой нужды, социального бесправия, болезней. Рабочий класс наиболее развитых стран капитализма находится на грани радикального демонтажа тех социальных уступок и компромиссов, на которые капиталистические классы этих стран могли пойти в первые послевоенные десятилетия.

1998 год сделал ясным глубокую внутреннюю нестабильность мировой капиталистической системы. Нельзя сказать, чтобы это нашло себе прямое выражение в общественном сознании. Скорее, этот процесс приобретает формы скептицизма по поводу всесилия рынка, а также попыток возрождения некоторых элементов и традиций социал-реформистской политики кейнсианского толка. В ряде ведущих стран Европы к власти пришли правительства социал-демократов: правительство Жоспена во Франции, Блэйра в Англии, наконец, Шредера в Германии. Тот же самый процесс, в несколько более превращенной форме, проявляет себя в Соединенных Штатах. Скандал, который полыхал весь год в Вашингтоне вокруг президента Клинтона, выражает собой глубокий кризис американской политической системы, а также глубокое отчуждение широких масс трудящихся от существующей политической системы, в которой доминирующая роль принадлежит двум партиям большого бизнеса.

Если рассматривать с международной точки зрения события в России, то можно увидеть, насколько малоперспективными представляются шансы российского капитализма занять равноправное место на мировом рынке. Серия тщательно отрежиссированных кампаний, которые проводились либеральными российскими масс-медиа все последние годы и должны были доказать необходимость капиталистических реформ, равно как и их позитивные результаты, была полностью перечеркнута крахом рубля и финансовых обязательств государства в августе прошлого года. Даже самые последовательные апологеты капитализма в России не решаются сегодня утверждать, что Россия может рассчитывать на быстрый и успешный экономический подъем в данных условиях.

Подводя итоги года, журнал Коммерсант, например, пишет: «Если назвать уходящий 1998-й «годом прозрения» будет слишком большим комплиментом, то назвать его «годом утраченных иллюзий» можно вполне». «Нет ни малейшего сомнения, — продолжает еженедельник, — что минувший год войдет в историю страны как год, в который она из одной системы координат перешла в другую. Никогда со времен ХХ съезда КПСС в стране не происходила так быстро переоценка ценностей. Еще недавно звучавший как гимн молодому и уверенному в себе российскому капитализму слоган рекламной кампании Сергея Лисовского «Модно жить в России» теперь воспринимается как неудачная пародия» (Коммерсант-власть, № 49, 22 декабря 1998 г., с. 9).

Выражающий настроения нового российского капиталистического класса журнал Коммерсант говорит, конечно, прежде всего, о сдвигах в самочувствии этой среды. Сегодня он не может не признать некоторые «горькие истины»: «После 17 августа Россия оказалась перед могильным камнем, на котором выбиты две даты: «02.01.1992 — 17.08.1998»» (там же, с. 12).

Не менее трагический тон слышен на страницах другого экономического еженедельника Эксперт. В номере 1-2 за 1999 год на вопрос «чего же мы достигли за годы рыночных реформ» он вынужден дать ответ: «особого оптимизма они (итоги этих реформ — ред.) не внушают». Признавая, что «Россия более не является экономической сверхдержавой», еженедельник вынужден констатировать: «Если мы действительно хотим жить, как в развитых странах, то перед нами путь не в годы, а в десятилетия» (Эксперт, № 1-2, 1999 г., с. 12, 13).

Даже такие печатные органы, как еженедельник «Новое время», который является оплотом ультралиберальных реформаторов гайдаровского толка, не может не констатировать: «Уходящий год начинался с надежд на подъем, а принес невиданный крах. У правительства нет денег. Доверия тоже нет». (№ 52, 1998, стр. 16).

Мало кто даже из либеральных комментаторов рискует утверждать, что августовский кризис в России был вызван случайными или субъективными причинами. Напротив, они говорят о том, что тенденции, которые вызвали этот обвал, назревали давно и были самым неотъемлемым образом связаны со всей политикой, которая проводилась в России, начиная с 1992 года.

Этот социально-экономический кризис тяжелой ношей ложится на плечи десятков миллионов простых людей. Они вынуждены на опыте своей собственной жизни испытывать все «прелести», которые несет с собой капиталистическая погоня за прибылью. Однако кризис в России не имеет чисто национального характера. Уже само по себе стремление империалистических лидеров Запада разрушить Советский Союз было выражением кризиса мирового капитализма, его стремлением во что бы то ни стало получить доступ к сырьевым и людским ресурсам бывшего СССР. Тот общественный и социально-экономический упадок, который стремительно прогрессирует все последние годы в этом регионе, является ярким выражением неспособности капитализма поднять на ноги технически и культурно отсталую хозяйственную базу бывшего Советского Союза.

Российский кризис вызывает не только глухое накопление протеста масс, периодически вырывающееся наружу в виде забастовок шахтеров, учителей и студентов. Он также оказывает огромное влияние на общественное сознание во всем мире. Российский кризис снова ставит на повестку дня многие вопросы исторического, теоретического и политического характера, которые многим еще совсем недавно казались раз и навсегда решенными.

Капиталистические классы способны дать только один ответ на углубляющийся кризис: еще большее сокращение социальных программ, дальнейшее урезание заработной платы, усиление различных форм эксплуатации наемной рабочей силы. Этот путь способен не преодолевать, а только углублять существующие противоречия, уже достигшие болезненной остроты.

1998 год неизбежно должен поставить в мировом общественном сознании вопрос об альтернативах общественного развития. Нарастанию капиталистического хаоса и варварства должна быть противопоставлена социалистическая перспектива, которая может реализоваться только через самостоятельные, интернационально объединенные усилия трудящихся всего мира во главе с международной партией социалистической революции — Четвертым Интернационалом.

Правота троцкизма: Крах сталинизма и задачи Четвертого Интернационала

Нижеследующий доклад был прочитан Национальным секретарем Рабочей Лиги США (Workers League, с 1996 года — партия Социалистического Равенства) Дэвидом Нортом на первом заседании 15-го съезда партии, который состоялся 29 августа 1991 г. по горячим следам событий, разворачивавшихся в тот момент в Советском Союзе.

Товарищи, мы должны, во-первых, отметить, что наш пятнадцатый съезд приходится на двадцать пятую годовщину основания Рабочей Лиги. Рабочая Лига была основана как секция, находящаяся в солидарности с Международным Комитетом, в ноябре 1966 года. Учредительный съезд явился итогом борьбы маленькой группы троцкистов внутри Социалистической Рабочей партии, которые выступили против капитуляции последней перед паблоистским оппортунизмом и ее предательством революционной программы Четвертого Интернационала. Работая в солидарности и под руководством Международного Комитета, эти троцкисты воспротивились воссоединению Социалистической Рабочей партии с Объединенным Секретариатом Манделя и Пабло. После дезертирства СРП из Международного Комитета и ее воссоединения с паблоистами американские сторонники МК продолжили бороться за возвращение СРП к программе марксизма. Но, когда ЛССП (LSSP), цейлонская партия, связанная с паблоистским Интернационалом, вступила в буржуазное коалиционное правительство мадам Бандаранайке, фракция МКЧИ начала настаивать на дискуссии внутри СРП по поводу этого чудовищного и беспрецедентного предательства — впервые партия, заявляющая о своем троцкизме, вступила в буржуазное правительство. Социалистическая Рабочая партия отказалась разрешить какое- либо обсуждение этого политического преступления, совершенного ее политическими союзниками в Цейлоне, и исключила сторонников Международного Комитета.

Эти девять сторонников Международного Комитета сформировали тогда Американский Комитет за Четвертый Интернационал. Прошли еще два года политической борьбы и самоопределения, прежде чем стало возможным основать Рабочую Лигу как троцкистскую партию, работающую в политической солидарности с Международным Комитетом. Но эти два года были весьма важны. В этот период становления кадры Американского Комитета усвоили уроки долгой, тянувшейся с 1953 года борьбы Международного Комитета против паблоистского оппортунизма. Кроме того, борьба против Спартакистской тенденции Робертсона заложила основание для решающего откола от мелкобуржуазного американского радикализма.

Развитие Рабочей Лиги за последнюю четверть века продемонстрировало силу политического фундамента, на котором она была построена. Эта партия основательно коренится в исторической традиции марксистского движения. Ее ведущим принципом является тот же самый пролетарский интернационализм, который воодушевил Октябрьскую революция в 1917 году, учреждение Третьего Интернационала в 1919 году, основание Левой оппозиции в 1923 году и учреждение Четвертого Интернационала в 1938 году.

Весь огромный политический и теоретический капитал, накопленный в ходе долгой и тяжелой борьбы Четвертого Интернационала против сталинизма и всех других оппортунистских и центристских агентур империализма внутри международного рабочего движения, заложен в истории Рабочей Лиги. Он является основой Рабочей Лиги в ее борьбе за развитие революционного сознания в американском рабочем классе. С самого начала Рабочая Лига знала, что революционная партия может быть построена лишь как составная и неразрывная часть международной революционной партии. Это, плюс наша неколебимая вера в революционную роль американского пролетариата, всегда отличали Рабочую Лигу от всех несчетных разновидностей мелкобуржуазного американского радикализма. Поэтому мы всегда отрицали все теории американской исключительности, которые в той или другой форме выдвигают реакционную мысль о том, что марксизм не имеет значения в Соединенных Штатах, что социалистическая революция тут невозможна.

Мы всегда изучали развитие рабочего класса с точки зрения мирового развития капитализма и международной классовой борьбы. Эта интернационалистская ориентация была основным источником нашей силы за последнюю четверть века.

Знаменательно, что в эту круглую дату наш съезд происходит под сенью исторических событий, полностью оправдавших исторические принципы, на которых основаны Рабочая Лига и Международный Комитет. В 1966 году, когда Рабочая Лига была учреждена всего девятью членами, сталинистские партии в Советском Союзе и во всем мире насчитывали десятки миллионов членов. Но сегодня трудно было бы найти во всей Москве хотя бы девять человек, которые объявили бы себя сталинистами.

Быстрое крушение сталинистского путча и его взрывоопасные последствия стали решающей поворотной точкой в мировой истории и в развитии международного рабочего класса. Основная задача, стоящая перед этим съездом, заключается в предварительном анализе нынешних событий в Советском Союзе и их политических последствий для международного рабочего класса.

Длительный политический кризис сталинистской бюрократии в Советском Союзе привел к созреванию этого путча. Приход Горбачева к власти и запуск его программы перестройки и гласности были, во-первых, ответом самых дальнозорких секций сталинистской бюрократии на политическую и хозяйственную ситуацию, которая, как они видели, стала отчаянной. «Реформы», начатые Андроповым после смерти Брежнева, были действиями бюрократической клики, которая чувствовала, что ее правление опирается на весьма шаткие подпорки. События в Польше в 1980-1982 гг. обнажили потенциальную уязвимость и изоляцию кремлевской олигархии перед лицом массового движения рабочего класса.

Aндропов был у власти слишком недолго, чтобы вполне развить свою программу, которая, в общем и целом, ограничивалась беспомощными действиями против самых пресловутых случаев разврата в упадочном режиме Брежнева и высокомерными и недейственными призывами к «трудовой дисциплине». После смерти Андропова в феврале 1984 года, пока основные фракции внутри бюрократии интриговали друг с другом, в роль номинального вождя вступил Черненко. Но, наконец, с выбором Михаила Горбачева внутренние диспуты между самыми могучими секциями бюрократии были разрешены. Весьма знаменательно, что один из решающих голосов за Горбачева был подан одним из старых протеже Сталина — Андреем Громыко.

После своего прихода к власти в марте 1985 года Горбачев запустил программу перестройки и гласности, основные цели которой состояли в расширении социальной базы бюрократического режима и в усилении хозяйственного базиса для привилегий бюрократии против революционного движения рабочего класса. Горбачев увидел возможность создания союза между Кремлем и отчужденными и недовольными слоями советского среднего класса на основе программы, продвигавшей развитие капиталистической собственности и поощрявшей накопление личного богатства.

Горбачев попытался культивировать активную поддержку широких слоев отчужденной интеллигенции внутри научных организаций и среди многочисленных профессий — инженеров, врачей и агрономов — а также среди художников, журналистов, потенциальных спекулянтов и пр. Гласность предназначалась для создания необходимого политического окружения, для развития сотрудничества между самыми сильными секциями сталинистской бюрократии и этими весьма влиятельными социальными слоями.

Невозможно точно сказать, насколько сам Горбачев предвидел последствия своей политики. Вполне возможно, что Горбачев многого не предвидел; он вообще находится под влиянием прагматических инстинктов, которые реагируют лишь на ежеминутные события. Но его инстинкты — это инстинкты бюрократической касты, которая боится и ненавидит советский рабочий класс; касты, социальное мировоззрение которой, пронизано мелкобуржуазным мещанством и личным эгоизмом. Независимо от степени осознания своей программы, перестройка Горбачева артикулировала, в конечном итоге, органическую склонность сталинистской бюрократии к реставрации капиталистической собственности в Советском Союзе.

Сам Горбачев возглавил эту атаку, осуждая «уравниловку», славословя чудеса частной собственности на землю, восхваляя НЭП и труды Бухарина, то есть правую оппозицию 20-х годов.

Согласно старому замечанию, отвратительный режим ставит себя в еще большую опасность, лишь только он начинает самореформы. Это оказалось верным в случае со сталинистским режимом. В конечном итоге, его основы оказались подрубленными теми самыми мерами, которые он запустил. Бюрократия начала перестройку в ожидании сохранения своего политического контроля над движением к рыночному хозяйству, тем самым предполагая, что она захватит львиную долю всех барышей.

Но поразительно быстрый рост нового класса предпринимателей напугал некоторые слои бюрократии; они испугались, что будут оттолкнуты в сторону в том фантастическом дележе ценностей советского государства, который наметился после 1985 года. По мере того, как они получали все большую уверенность и богатство, новые советские компрадоры не хотели принять подчиненную роль по отношению к сталинистскому аппарату и все те ограничения, которые последний ставил на пути их экономического развития. Эти компрадоры и предприниматели, накапливая свои грязные капиталы в сделках, описанных в криминальных кодексах большинства капиталистических стран, заняли независимое положение от сталинистского аппарата в госпромышленности. С крахом монополии на внешнюю торговлю, с уничтожением старых рычагов центрального планирования, растущая советская буржуазия развила свои собственные экономические связи внутри СССР и с зарубежным капиталом.

Сам «успех» перестроечных попыток превратить то, что раньше было преступным черным рынком, в новую ось советской хозяйственной жизни углубил кризис сталинистского режима. Между сталинистским аппаратом и растущей буржуазией разразилась борьба за контроль над ценностями советского государства — особенно теми лакомыми кусочками, которые будут потом приватизированы и проданы в международных империалистических интересах.

Конфликт из-за контроля над государственным имуществом, конечно, усилил все разногласия внутри бюрократии. Ясно, что более низкие слои бюрократической пирамиды, привилегии которых полностью зависят от паразитического отношения гос- и партаппарата к национализированной собственности, боятся последствий приватизации — особенно, если она проводится вне их контроля — и поэтому требуют возвращения к традиционной сталинистской политике. Но они являются сравнительно незначительной силой. Гораздо сильней те в высших эшелонах бюрократии, кто поглощены отчаянной борьбой за обеспечение своего будущего на основе капитализма. Горбачев возглавил те секции бюрократии, которые пытались оставить переход к капитализму под контролем традиционных механизмов власти в сталинистском аппарате. Но растущее могущество буржуазно-компрадорских элементов привело к перебежкам от сталинистов. Итак, когда Борис Ельцин потерпел поражение в Политбюро в 1987 году, — событие, которое раньше привело бы к его политической, если не физической смерти, — он смог найти новую базу для своей политической деятельности в качестве представителя растущей советской буржуазии. В этом смысле карьера Ельцина представляет собой изменения в классовых отношениях внутри Советского Союза. Превращение провинциального сталинистского бандита — долговременного мелкого агента в машине Брежнева — в вождя амбициозных советских капиталистов было весьма естественной эволюцией, которая не потребовала ни малейшего изменения в политических или моральных ценностях Ельцина. С тех пор многие рвущиеся вперед сталинисты выбирали такой же путь, включая многих членов недавнего окружения Горбачева.

Как ни жестока борьба между разными прослойками сталинистской бюрократии, она никогда не была вызвана конфликтом из-за самой реставрации капитализма, а лишь по поводу того, как это сделать, кто будет заведовать этим процессом, и кто выиграет в итоге.

Без преувеличений можно сказать, что борьба между сталинистским аппаратом, под руководством Горбачева и растущими советскими компрадорами под руководством Ельцина — это борьба между двумя конкурирующими мафиями, враждующими из-за контроля над сферами влияния и государственным имуществом.

В качестве вождя реставрационной фракции в официальном аппарате КПСС Горбачев пытался примирить его с растущей советской буржуазией — хотя бы потому, что он опасался, что если эти две основные силы капиталистической реставрации повздорят и расколются, то ни одна из них не окажется в силах победить социальное движение рабочего класса. Основная забота Горбачева, особенно после взрыва шахтерских стачек летом 1989 года, заключалась в том, что поворот к капитализму вызовет взрывоопасную и бесконтрольную реакцию со стороны рабочего класса. Но его попытка оседлать разные фракции и различные интересы, движущиеся в сторону капиталистической реставрации, привела к тому, что он показал себя нерешительным, и оттолкнула от него оба крыла: его сторонников в аппарате, с одной стороны, и растущих советских компрадоров, с другой.

На пути реставрации капитализма одна из основных задач перестройки — это фактическое уничтожение всех рычагов, регулировавших действие государственного хозяйства. В той степени, в какой Горбачев и его советники имели перед собой какую- то определенную программу практических мер, она была всегда направлена на уничтожение всех живых связей, от которых зависела система производства и распределения. Эта огромная вредительская кампания, в которой с удовольствием участвовала фактически вся советская элита, была направлена на убеждение миллионов в том, что иной антикризисной альтернативы, кроме капиталистической, не существует.

Происхождение путча

Горбачев по-настоящему преуспел лишь в этом деструктивном и преступном аспекте своей программы. Но крушение хозяйства заодно сузило его политический выбор. За последний год конфликт между бюрократически-реставрационными и буржуазно-компрадорскими силами стал особенно жестоким и в конечном итоге привел к неудачному путчу полторы недели назад.

В сентябре прошлого года Горбачев призвал экономистов Шаталина и Явлинского, связанных с теми, кто требует радикального поворота к капиталистическому хозяйству, начертать программу для его осуществления. Они начертали план «500 дней», в основном смоделированный с польской «шоковой терапии». Горбачев заказал этот план, но испугался, что его осуществление приведет к массовой оппозиции со стороны рабочего класса, и поэтому отбросил его. Это привело к разрыву с Шеварднадзе, который к тому времени действовал как местный агент госдепартамента США и Джеймса Бейкера.

Горбачев намеревался сделать Шеварднадзе вице-президентом, но после раздраженной подачи в отставку последнего он обернулся к Янаеву, который разъяснил причину отхода от плана Шаталина-Явлинского: «Если бы мы приняли какие-то шоковые меры, — сказал Янаев, — то это означало бы миллионы безработных в первый же год. Можем ли мы позволить себе в нашей стране проводить такую безрассудную политику, которая приведет к росту социального динамита в форме ста миллионов людей, динамита, который может взорвать общество?»

Но даже делая это заявление, Янаев сказал, что он ни в коем случае не против введения капиталистического хозяйства. Он лишь, совместно с премьер- министром Валентином Павловым, призвал, чтоб это делалось как можно осторожней, то есть, не вызывая бесконтрольного революционного развития. Их опасения подтвердились растущим движением в советском рабочем классе. Павлов принял меры, которые должны были якобы стабилизовать рубль. Они были, конечно, приняты за счет рабочего класса и широких масс советского населения. В начале весны этого года Павлов осуществил огромную волну повышений цен.

Позвольте мне лишь дать вам представление об этих повышениях: мясо и мясные продукты — на 200 %; молоко и молочные продукты — 130 %; яйца и яичные продукты — 100 %; хлеб, мука, хлебные продукты — 200 %; сахар — 130 %; рыбопродукты — 130 %; соль — 240 %; продовольственные концентраты, включая и детскую пищу — 200 %; детские товары — 135 %. Одновременные повышения зарплат даже приблизительно не компенсировали эти скачки цен. Ухудшение условий жизни рабочего класса вызвало вспышку новых стачек, начиная с марта.

Позвольте мне прочесть вам сообщение, появившееся в газете «Коммерсант», которая выражает мнения советских компрадоров:

«В конце марта примерно 180 шахт и несколько десятков шахтостроительных предприятий отрасли бастовали по всей стране. Согласно статистике Независимого Профсоюза Горняков, число бастующих шахт дошло до 220, или 37 процентов всех союзных шахт, и примерно 220.000 шахтеров участвовали в забастовках».

«Городские и областные стачкомы направляют идеологию весенней волны стачек. Она основана на экономических и политических требованиях: сто или 150-ти процентное повышение зарплаты, подписание новых договоров о нормах выработки и платы, отставка союзного правительства. Наблюдатели замечают, что политические требования парализуют прогресс переговоров об экономических вопросах».

«Между тем многие стачкомы верят, что с 1989 года рабочее движение в СССР значительно изменилось: вырос размах стачек, появились различные стачечные фонды, увеличился опыт защиты выставляемых требований. Городской стачком Воркуты, например, уже думает, что выставлять экономические требования бессмысленно, ведь их осуществление полностью зависит от политических изменений в стране. Основное требование, по их мнению, полностью ясно: отставка Верховного Совета СССР».

«Резкая политизация шахтерского движения привела к ситуации, когда правительство Павлова мечется между применением силы или компромиссным разрешением конфликта. Верховный Совет обсудил и принял проект резолюции о приостановлении забастовки в горной промышленности, но она почти не имела эффекта. В Минске, который давно считался оплотом консерватизма, начались массовые забастовки. В буржуазной прессе все внимание приковано к тому, что происходит наверху, но в массовой базе общества растет злоба и сопротивление ухудшению социальных и жизненных условий внутри Советского Союза».

A вот сообщение о демонстрации в Минске, появившееся в советской прессе:

«Днем 4 апреля по центральной магистрали Минска — Ленинскому проспекту — прокатилась мощная людская волна. Она влилась на огромную площадь Ленина, подступила к дому правительства. Тысячи людей оставили свои рабочие места на предприятиях и прямо в спецовках пришли сюда. Позже к ним присоединились группы студентов и учащихся профтехучилищ. Я был на площади, беседовал со многими людьми. Ответ был один и тот же: люди потрясены новыми ценами, они просто не знают, как будут жить завтра…»

«Какие требования предъявили участники митинга? В первую очередь — целый пакет экономических требований: повысить зарплату и компенсацию пропорционально росту розничных цен, отменить 5-процентный налог с продажи, сократить на 15 процентов отчислений от прибыли предприятий в госбюджет» (Известия, 5 апреля 1991 г.).

23 апреля Известия напечатали еще один репортаж со стачки в Минске:

«Главное требование минских бастующих — это чрезвычайный созыв белорусского парламента. Многие трудовые коллективы города приняли об этом решения. Например, В. Козел, председатель стачкома тракторного завода, сказал мне, что, хотя огромное большинство рабочих за стачку, инженеры и техники против нее. Несмотря на это, «Беларусь», этот гигант всесоюзной промышленности, сегодня не работает. Представители автозавода тоже участвуют в митинге. Тысячи рабочих с часового завода, с электротехнического завода, с производственно-поточного завода, из ассоциации «Интеграл» и другие тоже тут, на площади Ленина».

И еще одно сообщение из Известий:

«Увы, все взаимосвязано в нашем государстве. В прошлом году в стране бастовали 1.800 предприятий и организаций, и тогда потеряно было 10 миллионов человеко-дней, а продукции — на миллиард рублей (без учета потерь у смежников). Оказывается, то были еще «цветочки». Только что Госкомстат СССР сообщил: потери рабочего времени из-за забастовок в первом квартале года составили 1.169 тысяч человеко-дней, в том числе в России — 573 тысячи, на Украине — 577 тысяч. Еще в январе-феврале среднесуточная добыча угля составляла 2 миллиона тонн, а в марте — на 200 тысяч меньше, прямые потери превысили 6 миллионов тонн. В апреле ситуация еще ухудшилась: за первую половину апреля долг шахтеров Кузбасса только металлургам превысил миллион тонн коксующегося угля. Даже на Кемеровском коксохимическом заводе возникла угроза остановки производства. В бассейне продолжают бастовать 47 шахт из 76. Всего же из 494 шахт в забастовках участвуют 110-112, то есть примерно каждая четвертая. Они не отгружают с начала забастовки 11,6 миллиона тонн угля…» (Известия, 22 апреля 1991 г.).

Истерично реагируя на активность рабочего класса, премьер-министр Павлов 22 апреля объявил в своей речи перед Верховным Советом:

«Тема о том, что жить надо по средствам, стара, как мир. Но мы до сих пор этот закон не усвоили. Вновь и вновь звучат популистские требования повысить заработную плату, увеличить пенсии и пособия, срочно ввести новые сроки продолжительности отпусков. Сколько это стоит, где искать эти средства, никто не говорит. Лишь бы громче: Я с вами, я за народ. A куда поведет сокращение рабочего дня и стажа для выхода на пенсию при пустых полках, нехватке доярок, механизаторов и тружеников других решающих профессий?»

«… Да, мы открыто призываем объявить мораторий на политические забастовки. Да, мы решительно против митингов в рабочее время. Нет у нас средств, чтобы одним махом решить все экономические требования стачечных комитетов, включая и их содержание на государственный счет» (Правда, 23 апреля 1991 г.).

Социальные конфликты внутри СССР

Эти статьи дают картину социального конфликта, который назревал весь год. Как бы оно ни было политически запутано, это растущее движение рабочего класса направлено против политики капиталистической реставрации, которая преследуется всеми ведущими политическими течениями. Единственная настоящая критика, которую «радикальные» сторонники рынка адресуют Янаеву и Павлову — что те не продвигаются к капитализму так решительно и быстро, как они должны. Но в свою защиту Павлов разъяснил, что он ни в коем случае не отрицает движение к реставрации капитализма. Он заявил в Верховном Совете: «Средства производства должны, наконец, получить реального хозяина… в программе предусматривается комплекс мер по разгосударствлению и приватизации собственности» (Правда, 23 апреля 1991 г.).

Затем он наметил план капиталистической реставрации, который поразительно схож с предположительным сценарием, представленным Троцким 55 лет назад в «Преданной революции», когда он размышлял о том, как бюрократия сможет осуществить переход к капитализму. Павлов сказал: «Я полагаю, должна быть начата кампания по преобразованию государственных предприятий в паевые компании» (там же). Троцкий употребил эту самую фразу, объясняя предварительные формы, которые употребит бюрократия для выполнения перехода к капитализму.

Интересно отметить замечание Павлова относительно разногласий с шаталиными и явлинскими. Он сказал, что нельзя «… допустить использования нечистых, неправедно заработанных денег для скупки государственной собственности» (там же).

Это была ссылка на предпринимательских конкурентов бюрократии. Но Павлов не имел, конечно, ничего против того, чтобы бюрократия употребляла свой политический контроль над государственным имуществом в ходе своего личного накопления ценностей. Богатства, «честно» накопленные бюрократией таким путем, будут, согласно Павлову и Янаеву, достаточно «чистыми».

Из Советского Союза приходит множество сообщений, которые документируют, как бюрократы создают целые личные империи, захватывая контроль над государственной собственностью.

Сущность разногласий между разными фракциями может быть уяснена, если рассмотреть, как эти «враги» отреагировали на социальное движение рабочего класса. Посреди весенней волны стачек Ельцин, который лишь короткое время до того призывал к свержению Горбачева, вдруг встретился с Горбачевым для разработки «антикризисного соглашения», которое включало призыв к шахтерам и ко всем трудящимся покончить с экономическими и политическими стачками и приложить все усилия в будущем, чтобы наверстать потерянное время.

Итак, как только эти конкурирующие мафии оказываются под угрозой атаки со стороны рабочего класса, они тут же сходятся вместе и говорят рабочим, что они должны согласиться со всем, что им дают и не настаивать на своих независимых требованиях. После этого «антикризисного соглашения» Горбачев был, вроде бы, убежден, что единственный выход для бюрократии — в согласии с основными элементами программы шоковой терапии, которые были разработаны политическими и экономическими представителями советских компрадоров. Он вновь призвал Явлинского встретиться с американскими экономистами и начертать планы для установления капиталистического хозяйства в Советском Союзе. Это было сделано до намеченного собрания империалистов стран G-7.

Но когда подошло время этого собрания, Горбачев вновь испугался последствий программы Явлинского и отступил. Он, вероятно, надеялся выиграть некоторое время, обратившись к G-7 и заполучив весомую финансовую помощь. Но Явлинский отказался пойти ему навстречу. Горбачев пошел на собрание сам, но ему предложили слишком мало за всю эту волокиту; империалисты встали на точку зрения, что значительной помощи не будет, пока Горбачев не докажет свое беспрекословное намерение провести программу шоковой терапии, которая осуществляется в остальных восточноевропейских странах.

К этому времени Ельцин уже был избран президентом Российской Федерации. Политический конфликт между сталинистской бюрократией и компрадорской буржуазией принял форму открытой борьбы между Российской федерацией и союзным правительством. В некотором смысле это было состоянием двоевластия. Сила Горбачева заключалась в союзном правительстве, ресурсы которого становились все более ограниченными; Ельцин использовал аппарат Российской Федерации, чтобы систематически выталкивать сталинистов с их постов управления. Во многом все это происходило в рамках дискуссий о новом Союзном договоре, основная цель которого — вовсе не дать кому- то право самоопределения, а разбить контроль сталинистского центра над ценностями республик.

Если проследить события, приведшие к путчу 19 августа, то покажется, что велась подготовка двух путчей: путч Янаева, Павлова и Язова, старых сталинистов, и путч советских компрадоров. Меры, принятые Ельциным: выставление сталинистов с заводов, подрыв их политических позиций — имеют некоторые характеристики политического путча. Может показаться, что предупреждения фракции Ельцина о предстоящем сталинистском путче были ширмой для своих собственных приготовлений.

Во всяком случае, когда сталинисты начали свой путч, они действовали так от отчаяния. Их ограниченные цели были видны по их действительным шагам. Основная цель Янаева, Павлова и прочих состояла не в уничтожении своих компрадорских конкурентов, а попросту в усилении своих собственных позиций против них. Это было не больше, чем попытка сталинистов заставить компрадорскую буржуазию принять ведущую роль сталинистской бюрократии. Но у них не было никакой по-настоящему ясной и стройной программы. Поэтому понятно, что их путч так скоро рухнул.

Но мне кажется, нужно подчеркнуть — и это сказано в оценке Международного Комитета — что любые попытки заявить, что путч провалился из-за широкой поддержки Горбачева или Ельцина, полностью лживы. Не было фактически никакого массового отклика на призывы Ельцина к помощи или к общей стачке; среди масс было еще меньше интереса к политической судьбе Михаила Горбачева.

Письмо из Киева

Я хотел бы прочесть письмо, которое мы получили из Киева незадолго до развязки путча; оно дает хорошее представление о тех чувствах, которые были широко распространены среди масс рабочего класса в августе. Это письмо было написано 25 июля.

«Меня очень интересуют Ваши интерпретации тех болезнетворных процессов, которые стали столь типичными для СССР и характеризуют крайнюю степень загнивания ее антинародного верхнего эшелона власти:

1. Как Вы можете расценивать деятельность Президента СССР М. С. Горбачева, который:

а) В течение длительного времени заявлял в своих выступлениях, что в ближайшее время не будет повышения цен на повседневно употребляемые продукты питания, такие как хлеб, молоко, сахар, овощи, мясо, фрукты, крупы, масло, так как около половины населения СССР живет на грани нищеты и еле-еле влачит существование почти без употребления в пищу овощей, фруктов, страдая авитаминозами, а если и будет повышение цен, то перед этим он посоветуется с народом, но с 2.04.91 г. внезапно резко повысил цены на все и вся в 3,5 раза, хотя к прожиточному минимуму в 120 -140 руб. добавил всего лишь 60 — 65 руб., заявляя, что якобы этим произведена компенсация в связи с повышением цен на 85 %, когда, к примеру, на базаре в Москве один килограмм мяса стоит 40 — 50 руб., а один килограмм винограда — 40 руб.; бывал ли М. С. Горбачев когда-либо на базаре и покупал ли там продукты питания, как это делает систематически рабочий люд в СССР, а также смог ли он прожить с семьей на установленный сейчас минимум пенсии или стипендии в 120-150 руб., так как он живет на полном государственном обеспечении, как при коммунизме, когда у него все бесплатно — продукты питания и притом экологически чистые, деликатесные, что невиданно десятилетиями для советских простолюдинов, когда в его распоряжении многочисленные дачи, дворцы и прочее с многочисленными слугами, что невиданно для президента США Буша и прочих? Такого жирования власть имущих никогда не было при В.И. Ленине! Коммунистический блеск жизни у номенклатурной верхушки СССР начался со Сталина и особенно стал процветать при брежневщине и его последователях! Народ голодает, а антинародная верхушка в СССР во главе с Горбачевым пирует и не думает, чтобы не получать ежемесячные доход в десятки и сотни раз больший, чем рабочий или колхозник! Что же это за компартия СССР, которую возглавляет Горбачев, когда, к примеру, члены Политбюро ЦК КПСС получают моментально шикарные квартиры в центре Москвы, а простой коммунист с мизерной зарплатой должен ждать ее 10-20 и больше лет, когда на Московском мясокомбинате и до сих пор работает на Политбюро ЦК КПСС и их близких, спеццех, изготавливающий до 5-7 тонн в день отборной продукции из мяса исключительного качества, а дети рабочих и колхозников в течение всей прожитой жизни не только ни разу не пробовали, но и не видели балыковой и филейной колбасы, пастромы, печени трески, шпротов или сгущенного молока? Не получается ли, что верхушка КПСС состоит из паразитирующих элементов, которые живут в раю за счет эксплуатации рядовых коммунистов, рабочих и крестьян СССР?

б) Спрашивал ли Горбачев разрешение на строительство очередной (пятой или шестой?) дачи-люкс в Крыму, в Прибалтике, а сейчас на Кавказе, затрачивая на них миллионы столь необходимой стране инвалюты и горбатых рублей, когда происходит большой дефицит бюджета СССР, и не всегда есть возможность выплатить государству каждый месяц мизерную пенсию или зарплату рабочим или колхозникам? Делает ли все это во имя любви к своей ненасытной жене Раисе, пренебрегая всем народом, или же сам также хочет купаться в богатствах и золоте, живя одним днем, а дальше Страна и народ, хоть пропади пропадом от все более нарастающей экологической, экономической, финансовой катастроф?

2. Как относится международная общественность к советскому дипломату Воронину Л. A., работающему сейчас в Брюсселе, или Шкабардне М. С., работающему в Стамбуле, когда они до этого занимали ответственные посты в Совете Министров СССР, где они проявили себя аморалистами, занимались произволом и беззаконием — представляли в ВС СССР заведомо ложную информацию, противозаконно продавали дорогостоящие правительственные дачи с имуществом за бесценок, когда на черном рынке они стоят многие миллионы рублей, распродавали древесину, стройматериалы и др. для нужных людей и пр.? (Материалы Комиссии по привилегиям и льготам Верховного Совета СССР, опубликованные в материале С. Киселева «Дачники гражданские» в газете Комсомольское знамя от 13.7.91 г.). Кто из верхнего эшелона власти СССР не представил материалы на этих прохиндеев в суд, а укрыл от него, послав их дипломатами в зарубежные страны? Не сам ли Горбачев, которого столь любит Буш или Тэтчер? A кто дал виднейшим коррупционерам СССР, как первому секретарю крайкома КПСС Краснодарского края Медунову и члену Политбюро ЦК КПСС Алиеву, шикарные квартиры в доме ЦК КПСС, находящемуся в центре Москвы, а также обеспечил их высокой пенсией, дачами, бесплатной автомашиной с шофером, хотя их за многочисленные и высоко общественно опасные преступления нужно было судить? Разве все это происходит, как и страшные и кровавые события в Грузии, Литве и др. местах СССР, постоянно без согласования с Президентом СССР Горбачевым?»

Это письмо выражает социальное напряжение в Советском Союзе. Оно отражает плебейскую и социалистическую ненависть масс к развращенным паразитам, которые правят Советским Союзом, к новой буржуазии, которая быстро растет и пытается захватить ценности СССР в интересах весьма маленького слоя населения.

Путч провалился, и мы видим в продолжение последних нескольких дней попытки Ельцина и его друзей-компрадоров извлечь из своей победы политические и хозяйственные выгоды. Что же они пытаются сделать? Они не хотят уничтожить бюрократию, так как они сами нуждаются в аппарате насилия; скорее, они хотят подчинить эту бюрократию новому правящему классу, наподобие того, как государственные бюрократии подчинены правящим классам в так называемых цивилизованных капиталистических странах.

Каждое буржуазное государство нуждается в услугах бюрократии, которая управляет насильственным аппаратом правящего класса. В капиталистической стране бюрократия служит буржуазии и подчинена ей. Этого хочет достигнуть и новая советская буржуазия. Но, как показывает кризис, разразившийся вокруг резкой дезинтеграции Советского Союза и заявлений о независимости целого числа республик, перед ней стоят огромные проблемы.

В тот самый момент, когда группа Ельцина пытается осуществить программу капиталистической реставрации, объявляя, что Октябрьская революция была ужасной ошибкой, историческая необходимость Октября вновь проясняется. Когда Ельцин провозглашает, что Россия есть естественный лидер Советского Союза и говорит о контроле над территорией, которая была несправедливо отделена от Российской федерации, он делает ясной мысль о том, что нет возможности сохранить целостность Советского Союза или осуществить самоопределение советских народностей на основах капитализма. Демократические свободы, которые не смогла достичь российская буржуазия в 1917 году, конечно, недостижимы сегодня. Реакционная роль грабастающих компрадоров открыто обнажена развивающимися конфликтами между народностями. Вовсе не создавая политическую основу для развития капитализма, растущая советская и русская буржуазии готовят условия для гражданской войны.

Опасности, стоящие перед рабочим классом

Перед нами стоит вопрос: «Что дальше?» Какая у советского рабочего класса после этих событий перспектива? Те, кто выиграли политически и экономически по окончании путча, вовсе не пролетарии, а скорее, компрадорская мафия. Рабочий класс в Советском Союзе стоит перед лицом таких же угроз, какие встали перед рабочими Восточной Европы. Нигде в Восточной Европе рабочие ничего не выиграли из-за свержения ненавистных сталинистских режимов. Наоборот, в каждом случае инициативу захватили именно те элементы, которые пытаются восстановить капитализм.

Но ключевые вопросы остаются: может ли процесс реставрации протекать быстро и спокойно? Означает ли победа Ельцина начало какого-то периода политической стабильности на основании капиталистической политики? Потерпел ли рабочий класс важное поражение?

Если мы поразмыслим об этих событиях на фоне развития классовой борьбы, то мы вынуждены ответить таким образом: после поражения путча будет иметь место быстрое развитие конфликта между советским рабочим классом и режимом Ельцина-Горбачева, который опирается на советских компрадоров, на орды эгоистичных мелких буржуа, которые преследуют свои идиотские миражи, на остатки дезориентированной и разлагающейся бюрократии. Ельцин, вполне возможно, мгновенный герой, но сколько у него осталось этих мгновений? Его социальная база чрезвычайно узка и шатка. Кроме того, до этого момента советские компрадоры скрывали свою программу под покрывалом неясных демократических общих фраз и обращений к популярной ненависти к сталинистским паразитам.

Но теперь наружу выходит их настоящая программа. Те, кто начертает программу Ельцина, намереваются создать для советских масс условия, гораздо худшие, чем сегодняшние.

Газета New York Times откровенно заявила: «Когда закроются фабрики и магазины, десятки миллионов потеряют, по крайней мере, временно, свои рабочие места». Вся буржуазная пресса принимает за само собой разумеющееся, что предстоит массовая безработица и, возможно, массовый голод. Они беспечно предполагают, что это будет принято во имя «демократии». Но мы не согласны с таким прогнозом. Массы советского народа не согласятся с собственным обнищанием и понижением до уровня попрошаек, чтоб обогатить кучку привилегированных среди интеллигенции, спекулянтов и смышленых аппаратчиков.

В конце концов, несмотря на преступления сталинизма, классово сознательные слои советских рабочих не могут забыть или легко отказаться от огромных социальных и культурных достижений Октябрьской революции. Мелкобуржуазные интеллигенты-«демократы» очень быстро отмахиваются от Октябрьской революции. Экс-сталинистские профессора, годами правоверно проповедующие партийную догму, никогда не забывая включить в свои лекции и труды лестные ссылки на вождей партии, находят очень удобным быстро забыть прошлое. Но для рабочих все иначе. Для масс прошлое заключается в социальных завоеваниях последних трех четвертей века. Оно живет памятью борьбы и пожертвований их отцов и дедов. Они не готовы объявить, что все их достижения ничего не значат, что 27 миллионов, погибших в Великую Отечественную Войну, погибли зря.

Но это и есть мнение тех, кто теперь утверждает, что Октябрь 1917 года был ужасной ошибкой, кто заявляет, что революция не создала ничего, что стоило бы теперь защищать. Это, конечно, говорят те, кто годами работал в сталинистском аппарате и занимал важные посты внутри КПСС.

Несомненно, опасность капиталистической реставрации громадна. Эта опасность не может быть преодолена без развития сознательного руководства в рабочем классе. Но опыт ХХ века и особенно последних двух лет свидетельствует, что в отсутствие революционного руководства крах сталинизма ведет не к политической революции и взятию власти рабочим классом, а к реставрации капитализма.

Но, хотя мы признаем эту опасность и безусловно отвергаем программу Ельцина и всех нынешних руководителей СССР и России, наше отношение к путчу недвусмысленно: мы были против него и приветствуем его поражение. Политический комитет Рабочей Лиги спешно собрался 19 августа, спустя несколько часов после объявления о путче. Исход в тот момент еще не был ясен. Но у нас не было никаких сомнений: мы были за поражение путча. Мы отвергали любое утверждение, что Янаев, Павлов, Язов и остальные заговорщики совершили путч для защиты имущественных отношений, основанных Октябрьской революцией. Мы отрицали совершенно лицемерные утверждения вождей путча, что они действуют в интересах советского народа. Мы заметили, что в своем первом заявлении вожди путча включили требование окончить все стачки. Кроме того, путчисты сразу же заверили вождей мирового империализма, что они продолжат политику Горбачева.

Независимо от любых слов вождей ГКЧП, самый основной вопрос заключается в следующем: что бы еще ни оставалось от завоеваний Октября, от основного завоевания Октябрьской революции в формах собственности — они не могут быть защищены через путч под руководством любой секции сталинистской бюрократии.

Позвольте сравнить позицию Рабочей Лиги и Международного Комитета Четвертого Интернационала с линией оппортунистического политического течения, которое публикует газету Workers World. В документе за 21 августа оно заявило:

«Позиция партии Рабочих Мира в событиях последних нескольких дней основана на нашей оппозиции политике Горбачева-Ельцина и узкой прокапиталистической прослойки в Советском Союзе. Невзирая на программу и методы Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению, мы приветствует смещение Горбачева и выражаем нашу надежду, что эти изменения приведут к концу контрреволюции».

Главная ошибка марсистов («Рабочие Мира» и их руководитель Сэм Марси) заключается во мнении, будто путч под руководством Комитета Восьми был в защиту национализированной собственности и против тех, кто пытался возвратить капитализм. Это подлог. Между вождями путча и Ельциным не было никакой фундаментальной программной разницы. Их разногласия имеют тактический характер. Группа Янаева хотела сохранить контроль бюрократии над процессом капиталистической реставрации и обеспечить преобладающее влияние над растущей компрадорской буржуазией, таким образом обеспечивая себе выгоды от перехода к капитализму. Лишь в этом заключалось ее основное несогласие с Ельциным.

Даже если бы мы приняли на веру «искренность» Янаева и Павлова, то и тогда было бы совершенно беспринципно отождествлять «защиту социализма» с военно-полицейской диктатурой. Вспомните итог военного путча Ярузельского в Польше в 1981 году. Единственным бесспорным следствием этого путча было подавление рабочего класса и создание еще более благоприятных условий для империалистического контроля над Польшей. Вовсе не спасая польский «социализм», путч Ярузельского неминуемо привел к созданию правого, прокапиталистического правительства, которое сегодня выполняет жестокие меры шоковой терапии. A всего два года назад мы видели пример площади Тяньанмэнь в Китае. Это побоище временно усилило положение бюрократии, которая с тех пор продолжает навязывать прорыночную политику, ведущую к дальнейшему ухудшению в положении народных масс Китая.

Цель путча — вовсе не защитить массы, а наоборот, подавить их. Следует отметить среди сторонников Янаева и Павлова группу «Союз», под руководством полковника Алксниса, открытого поклонника режима Пиночета. Он много раз заявлял, что трансформация советского хозяйства на основе капиталистического развития возможна лишь при помощи сильного военного правительства. В одном из его недавних интервью он хвалил роль, которую американская военная оккупация Японии сыграла в послевоенном подъеме японского хозяйства. Он также высоко отозвался о роли военных хунт в Чили и в Южной Корее.

Защита Октябрьской революции

Определение нашего отношения к путчу связано с глубокими историческими вопросами. Да, мы заинтересованы в защите завоеваний Октября. Но как нам защищать эти завоевания? Какими методами? На основе каких социальных сил? Можем ли мы доверить эту защиту сталинистам и военно-полицейскому аппарату?

Троцкий дал самый глубоко продуманный ответ на эти вопросы в последние месяцы своей жизни. Он писал:

«Мы — не правительственная партия; мы — партия непримиримой оппозиции, не только в капиталистических странах, но и в СССР. Наши задачи, в том числе и защиту СССР, мы осуществляем не через буржуазные правительства и даже не через правительство СССР, а исключительно через воспитание масс, через агитацию, через разъяснение рабочим, что надо защищать и что надо ниспровергать. Такая защита не может дать непосредственных чудодейственных результатов. Но мы на них и не претендуем. Пока что мы — революционное меньшинство. Наша работа должна быть направлена на то, чтобы рабочие, на которых мы имеем влияние, правильно оценивали события, не давали себя застигнуть врасплох и подготовляли общественное мнение своего класса к революционному разрешению стоящих перед нам задач».

«Защита СССР совпадает для нас с подготовкой международной революции. Допустимы только те методы, которые не противоречат интересам революции. Защита СССР относится к международной социалистической революции, как тактическая задача — к стратегической. Тактика подчинена стратегической цели и ни в каком случае не может противоречить ей» (Бюллетень оппозиции, № 79-80, август-октябрь 1939 г.; Бюллетень Четвертого Интернационала, № 4, февраль 1991 г., стр. 115-116).

Это и наш подход. Защита отношений собственности в СССР есть задача рабочего класса. Мы не передаем эту задачу никакой другой силе. Мы не передаем эту задачу ни сталинистам, ни КГБ, ни другим секциям бюрократии.

Если бы мы поддержали путч по причине, что его удача могла бы, по крайней мере, замедлить реставрацию капитализма, это было бы непростительным предательством исторических интересов рабочего класса. Дать передовым рабочим совет довериться, даже в малейшей степени, сталинистской военщине — означало бы посеять в пролетарском авангарде величайшую путаницу. Это означало бы полный отход от перспективы пролетарской революции. Чтоб советский рабочий класс смог защитить то, что еще остается от имущественных отношений, рожденных после Октябрьской революции, он должен сам бороться за них на основе своей собственной программы. Он не может, ни в коем случае, доверить эту борьбу другим социальным силам. Итак, наш ответ на путч — это призыв к независимой мобилизации рабочего класса против бюрократии, так же как и против компрадорских элементов, представленных так называемыми демократическими партиями и Ельциным.

Эти события имеют величайшее историческое значение для нашего движения. Подошел к концу целый период, когда сталинизм политически доминировал в международном рабочем движении. Все фальсификации и фикции, с которым он был связан, развеяны. Но этот процесс означает не провал марксизма, а его величайшее подтверждение.

Есть сейчас множество экс-сталинистов, которые провозглашают провал марксизма. Они убеждаются в его провале, как только кончается возможность дальнейших материальных привилегий. Я прочел сегодня, что Aлександр Яковлев, раньше служивший долговременным теоретиком КПСС, недавно заявил о своем отречении от марксизма:

«За последние два года я начал снова читать и учиться и я нашел, что ни одно из предвидений Маркса и Энгельса не сбылось».

Неужели, господин Яковлев? Будет ли с нашей стороны грубостью спросить, побуждена ли его недавняя интеллектуальная революция чисто любовью к правде? A может, его побуждения несколько менее благородны? Будет ли уместно указать, что мистер Яковлев, проведший почти полвека сталинистским чиновником, никогда не был марксистом? Во всяком случае, было бы интересно узнать, что читал мистер Яковлев и на какие предсказания он ссылается.

Было бы с его стороны учтиво сказать, что он читает. С нашей стороны, мы можем указать на довольно обширный список работ, которые доказывают, что самые важные предсказания Маркса и Энгельса, в большей мере, подтверждены. Но, что еще важней, предсказания, сделанные марксистами в ХХ веке — особенно теми марксистами, которых преследовала и даже убила партия мистера Яковлева — также вполне оправдались.

Должны ли мы напомнить мистеру Яковлеву, что именно Левая оппозиция, основанная Львом Троцким в 1923 году, первая осудила рост бюрократизма в СССР и предупредила, что он грозит уничтожить советскую демократию? Следует ли напоминать ему, что уже в 1924 году Левая оппозиция предупреждала, что программа «социализма в одной стране», выдвинутая Сталиным и Бухариным, может привести СССР лишь к катастрофе. Разве мистер Яковлев не знает о неколебимом убеждении Льва Троцкого, что без расширения социальной революции за границы Советского Союза рабочее государство будет уничтожено?

До его убийства в 1940 году Троцкий тоже сделал несколько предсказаний о судьбе сталинизма. Он настаивал, что законы истории сильнее не только самого сильного генерального секретаря, они сильнее, чем и весь бюрократический аппарат. В то время сталинистские партии организовывали миллионы членов, но Троцкий предсказал, что «не останется камня на камне» от этих реакционных организаций. Мы могли бы напомнить господину Яковлеву, что Троцкий сделал эти предсказания на основе марксистского метода, во время апогея могущества и международного престижа сталинистской бюрократии. Ему не пришлось, как господину Яковлеву, ждать до того времени, как все это гнилое нагромождение рухнуло на дубовые головы сталинистского руководства.

Происходящие события являются самым глубоким оправданием программы и перспектив Четвертого Интернационала. Они есть оправдание принципиальной борьбы нашего движения против сталинизма. Поэтому сегодня на этом съезде мы должны вспомнить и отдать должное памяти бесчисленных тысяч, отдавших свои жизни в борьбе против сталинизма; вспомнить тех, кто был убит в застенках Лубянки, кто бился против сталинизма на основе наследия Октябрьской революции, но никогда не капитулировал перед империализмом и всегда сохранял надежду и веру в роль революционного рабочего класса. Именно их пример воодушевит новое поколение советских рабочих. По этому поводу позвольте нам довести до сведения горняков Воркуты, что тысячи троцкистов погибли в Заполярье, были там расстреляны именно за их непримиримое сопротивление предательствам и преступлениям советской бюрократии.

Теперь все эти исторические факты будут, наконец, освещены. Станет невозможным изолировать советский рабочий класс от изучения своей великой революционной истории и традиций. Мы уже получаем много сведений о растущем влиянии идей Троцкого среди самых передовых кругов советского народа.

Борьба против паблоизма

Оправданной является не только борьба Четвертого Интернационала против сталинистской бюрократии, но также и его борьба против всех, кто капитулировал перед силой, властью и влиянием этой бюрократии. Международный Комитет был основан в 1953 году на основе бескомпромиссной борьбы против этих оппортунистических элементов внутри Четвертого Интернационала, которые под руководством Пабло и Манделя утверждали, что сталинизм все еще играет положительную историческую роль. Международный Комитет был сформирован для борьбы против этой оппортунистической ревизии анализа Троцкого о контрреволюционной роли сталинизма. Он отверг различные теории Манделя о бюрократической самореформе, равно как и его утверждения, что так называемые рабочие государства в Восточной Европе представляют в наш век настоящую и жизненную дорогу к социализму. Мы боролись против тех, кто утверждает, что толчок к социализму придет не от рабочего класса, а со стороны бюрократии.

В то время как ревизионисты приспособлялись к силе сталинистов и разрабатывали сложные оправдания советской бюрократии, Международный Комитет боролся за понимание рабочим классом совершенно контрреволюционной роли этой бюрократии. Мы непрерывно предупреждали, что, если рабочий класс не свергнет бюрократию, бюрократия, в конце концов, уничтожит рабочее государство. Эта борьба и наша линия полностью оправданы. Вспомните, что совсем недавно Международный Комитет был осужден запоздалым рекрутом теорий Пабло и Манделя, Майклом Бандой, за то, что МК настаивал, что сталинизм неудержимо ведет в сторону капиталистической реставрации. Позвольте мне процитировать незабываемое утверждение Банды всего пять лет назад:

«Это приводит меня к суровому осуждению претензии Троцкого на то, что он диалектический материалист. Она прямо выражена в названии третей части главы «Социальные отношения в Советском Союзе», которая названа «Вопрос о характере СССР еще не решен историей». Это, по-моему, составляет фундаментальную ревизию диалектического материализма, особенно закона о превращении количества в качество и развития из низшего в более высокое. Троцкий здесь окольно отвергает мысль о том, что Октябрьская революция была не случайна, а закономерна…»

Я должен признаться, что в течение последней недели я едва удерживался от импульса позвонить Банде по телефону и напомнить ему об этом бессмертном параграфе. Он писал тогда:

«Если бы реставрация не существовала, Троцкому нужно было бы ее изобрести. Весь ход советской истории во время и после Сталина свидетельствует против этой инфантильной левацкой мысли и указывает в противоположном направлении. Несмотря на огромные трудности, неудачи, противоречия, преступления и перегибы, советский рабочий класс и новая послереволюционная аристократия труда, которая управляла страной и плановым хозяйством, усердно боролись против какой-либо реставрации капитализма и за развитие и расширение национализированной собственности. Не было и нет никакой перспективы превращения советской аристократии труда в капиталистический класс; нет никакой возможности, что придут в силу новые законы о личной собственности».

Лишь еще одна цитата Банды:

«Если бы за прогнозом Троцкого была хоть толика правды, то он был бы вполне оправдан, призывая к политической революции под руководством новой партии, Четвертого Интернационала, чтоб предотвратить капиталистическую реставрацию; но такой тенденции, конечно, не существует в СССР, Китае, Югославии или Индокитае. Именно поэтому долгожданная политическая революция в СССР не осуществилась и никогда не осуществится».

Такое фантастическое предвидение! Вот где зарыт настоящий пророк!

Это и было перспективой, на основе которой Слотер и Банда осуществили свой раскол с Международным Комитетом. Мы встали против этой линии и выявили ее политическое банкротство, потому что мы основывались на научном анализе, разработанном Троцким и охраняемом Международным Комитетом от паблоистских самозванцев. Вся эта борьба теперь оправдана самым наглядным примером.

Задачи советских рабочих

Какие же задачи стоят сейчас перед МКЧИ и советским рабочим классом? Мы ни на минуту не преуменьшаем и не затушевываем те великие опасности, которые стоят перед советским пролетариатом. Наша задача состоит не в том, чтобы среди этих событий искать какую-то спасительную иллюзию, которая могла бы искусственно ободрить наши кадры. Члены нашего движения не нуждаются в таком допинге; мы никогда не связывали судьбу социализма с успехами сталинистской бюрократии в Советском Союзе. Моральное состояние марксистов набирает свою силу из научной объективности. Наша задача — разработать объективный анализ событий. Мы не сидим и жалуемся, что история не выделила нам хорошие карты. Мы никогда не считали, что история нам чем-то обязана.

Но мы презрительно отвергаем панику и отчаяние мелкобуржуазных радикалов. Анализируя нынешнюю ситуацию, мы не отказываемся от завоеваний научной мысли. Современная эпоха остается эпохой социальной революции. Наши перспективы никогда не были построены на жизнеспособности сталинистской программы социализма в одной стране. Мы никогда не верили, что судьбу международного рабочего класса можно защитить такой перспективой.

Перед лицом этих великих опасностей наша задача состоит в том, чтобы разработать нашу оценку положения, наш прогноз и нашу программу. Опасности велики, но исторический вопрос далек от разрешения. Борьба решит, приведет ли крах сталинизма к реставрации капитализма или к возрождению советской демократии, основанной на настоящих органах рабочей власти, к новому гигантскому шагу к социализму.

Рабочий класс Советского Союза вовсе не потерпел решающего поражения. Напротив, очень быстро созревают условия для решающего наступления советского пролетариата. Но нашей величайшей задачей является проложение моста над огромной пропастью между объективным кризисом и субъективным сознанием советского рабочего класса.

Мы открыто зовем советские массы защищать их рабочие места и жизненный уровень. В нашей программе мы призываем рабочих взять контроль над фабриками и заводами, установить демократически контролируемые рабочие комитеты и советы на уровне заводов, городов, областей и всего Союза для организации и координации производства и распределения товаров. Лишь путем таких шагов рабочего класса можно предотвратить угрозу катастрофы. Рабочие должны взять контроль над государственной собственностью, которую они сами создали, и сами решать, каким образом ее употреблять. В той степени, в какой ограниченная приватизация может быть применена в деле хозяйственной реконструкции, она должна находиться под осторожным контролем и надсмотром демократических рабочих советов. Рабочие должны предотвратить беззаконную и бесконтрольную распродажу государственного имущества. Должен быть проведен настоящий подсчет всех ценностей СССР. Секретные резервы бюрократии должны быть обнажены и поставлены под контроль. Рабочие комитеты и советы должны немедленно взять под свою опеку курорты, жилищные комплексы, предприятия здравоохранения и т. д., которые до сих пор оставались исключительной прерогативой бюрократии. Все эти ресурсы и средства должны быть переданы в распоряжение народа, чтоб облегчить, по мере возможности, глубокий социальный кризис.

В то же время мы советуем советским рабочим потребовать полного демонтажа всех оставшихся элементов сталинистского аппарата насилия, КГБ, военщины и заместить их демократически контролируемой рабочей милицией. Было бы трагичной ошибкой полагать, что эти органы террора стали бессильными или верить, что замена старых сталинистских чиновников проельцинскими «демократами» изменит характер реакционных и насильственных государственных агентур. Советское государство уже давно не играет роли, которую оно получило от Октябрьской революции. Оно извратилось в орган неограниченного тоталитарного насилия и служит интересам привилегированной бюрократической клики. A теперь ожесточенные остатки этой бюрократии, в союзе с жадными компрадорами, попытаются восстановить это государство и применить его как орудие капиталистической реставрации.

Поскольку основной элемент этой борьбы — уничтожение всех остатков сталинизма, мы призываем советских рабочих потребовать полного обнародования всех преступлений ГПУ-НКВД-КГБ. Все материалы Московских процессов должны быть опубликованы. Рабочие должны потребовать обличения всех, и живых и мертвых, кто был связан с преследованием и казнями жертв сталинских чисток. Семьи жертв сталинской полиции должны получить соответствующие компенсации. Нужно сделать все необходимое, чтоб восстановить этим мученикам их заслуженное место в советской истории.

Далее, мы призываем советских рабочих и социалистическую интеллигенцию потребовать раскрытия всех архивов связанных с убийством Льва Троцкого и всех остальных мучеников Четвертого Интернационала, таких как Лев Седов, Рудольф Клемент, Игнатий Райс и Эрвин Вольф. Мы требуем опознания всех агентов, которые в прошлом, или даже сегодня, работают внутри Четвертого Интернационала и во всех его секциях. Международный Комитет призывает советских рабочих и социалистических интеллигентов поддержать его право совершить непосредственное обследование всех архивных материалов, обнажить полную историю сталинистских провокаций против мирового троцкистского движения.

Мы призываем советских рабочих не возлагать ни малейшей политической надежды ни на одну из буржуазно-компрадорских «демократических» партий и их вождей. Нынешний Верховный Совет является лишь псевдопарламентским прикрытием для борьбы между бюрократией и компрадорами за контроль над государственным имуществом. Нынешние политические лидеры растущей советской буржуазии — не более чем развращенные, лицемерные и циничные негодяи. Они бесстыдно пресмыкаются перед империалистическими гангстерами, вроде Буша и Тэтчер, которые ненавистны рабочим в своих собственных странах. Их планы капиталистической реставрации основаны на жадности, невежестве, иллюзиях. В ХIХ веке российская интеллигенция обратилась к угнетенному народу и попыталась передать ему опыт всей передовой западной культуры. Именно так марксизм, под руководством великого Плеханова, впервые проник в Россию. Но сегодня люмпен-интеллигенция вокруг Ельцина находит свое вдохновение во всем, что есть социально отсталого и реакционного в капиталистическом обществе Запада. Она совершенно не заинтересована и безразлична ко все более отчаянному положению рабочих в передовых капиталистических странах. Для нее капитализм выражается фешенебельными квартирами на Парк-Авеню в Манхэттене, а не нищими трущобами Детройта, Чикаго, Бруклина и Лос-Анжелеса. Она не замечают подобные факты: Aмерика содержит самое большое число заключенных в мире; 30 % населения безграмотны; рабочие почти полностью беззащитны от экономической власти гигантских многонациональных корпораций.

A если она безразличны к судьбе рабочих в «передовых» странах, она изъявляют отношение, граничащее с преступным по адресу страданий масс в отсталых полуколониях империализма, где каждый год миллионы гибнут с голоду. Министерство Иностранных Дел Советского Союза превратилось в участковое отделение Госдепартамента США. Четверть миллиона жизней в Ираке потеряно из-за поддержки, которую Горбачев, Шеварднадзе, Примаков, Козырев и Бессмертных оказали Соединенным Штатам.

Ни один советский рабочий не должен поверить, будто политика демократов приведет к созданию буржуазной демократии в России. Вовсе нет. Продолжающийся эксперимент создания буржуазной демократии в России будет еще менее успешным, чем в начале века. По сравнению с горбачевыми, поповыми, собчаками, станкевичами и ельцинами, старые буржуазные кадеты были настоящими героями. Они, хотя бы верно понимали капиталистическое развитие России в начале ХХ века. Как бы ни был ограничен их политический потенциал, они отражали, по крайней мере до 1905 года, развитие прогрессивного социального движения против царского самодержавия.

Лицемерие «демократов»

Совершенное лицемерие демократических претензий «демократов» обнажено их неприкрытой ненавистью по отношению к рабочему классу. Ни одна из экономических целей прорыночных демократов не может быть осуществлена без жестоких нападок на социальные нужды и интересы советских рабочих. Как только их экономическая программа вызовет широкое сопротивление, «демократы» отбросят свой демократический маскарад и потребуют подавления рабочего класса.

Истинная демократизация Советского Союза и развитие национализированной собственности в подлинно социалистическом направлении может быть достигнуто лишь под политическим руководством рабочего класса. Развитие фабричных комитетов и рабочих советов, закаленное в борьбе, даст основу для возрождения советской демократии.

Мы вновь призываем советских рабочих: в вашей вражде и ненависти к сталинистам не забудьте делать различие между аппаратом насилия, который вырос из узурпации власти бюрократией и национализированной собственностью, которая составляет основу всех социальных завоеваний советских рабочих. Спросите себя: что будет, когда эти заводы будут закрыты или приватизированы? Что будет с системой образования и здравоохранения, с пенсиями, отпусками и со всеми остальными нужными социальными и культурными основаниями советской жизни?

Ни в какой другой капиталистической стране фабрики и заводы не играют подобной роли в жизни рабочего класса. Советские рабочие должны посмотреть на условия, преобладающие сегодня в таких американских городах, как Детройт, Чикаго, Буффало, Нью-Йорк, Лос-Анжелес, Питтсбург — везде, где прошла волна закрытий производств. Что происходит с рабочим классом? Это ужасно в Соединенных Штатах; но что произойдет в Советском Союзе в условиях, где именно эти заводы снабжали рабочих продуктами питания и фактически всеми социальными услугами? Исходом будет настоящая социальная катастрофа. Поэтому советские рабочие должны сохранить то, что они сами создали, строя тем временем соответствующие политические формы власти рабочего класса, основанные на своей собственной силе, через которые и могут быть сохранены настоящие социальные завоевания Октябрьской революции, а наросты, вышедшие из нее могут быть уничтожены.

Какова же вероятность выживания СССР? Было бы чрезвычайно преждевременно заключить, что судьба СССР уже решена, что все пропало. Решающие битвы еще впереди. До сего дня политическая жизнь СССР находилась под преобладающим влиянием конфликта между сталинистским аппаратом и растущей буржуазией. Ныне всплывает на поверхность их общий конфликт против рабочего класса. Огромная сила рабочего класса Советского Союза еще не нашла себе применения. Его готовность к борьбе почти не испытана.

Реставрация капитализма не может произойти, не встретив сопротивление рабочего класса. Вспомните оценку, которую МКЧИ сделал год тому назад:

«Согласно прогнозам некоторых идеологов перестройки, победа рынка и реставрация капитализма в Советском Союзе приведет к расцвету демократии. В той степени, в какой эти идеологи сами в это верят, предпосылка этого утверждения состоит в том, что полная интеграция советского хозяйства в структуру мирового капитализма и денационализация промышленности приведет к значительному улучшению жизненного уровня широких масс. Поэтому общее сопротивление реставрации капитализма будет незначительным и легко успокоенным или сдвинутым в сторону хозяйственным развитием возрожденной, капиталистической России».

«Для любого человека, пытающегося серьезно проработать политические и экономические вопросы, эти предпосылки окажутся явно нелепыми. Интеграция Советского Союза в структуру мирового капитализма произойдет, — как показывает опыт Восточной Европы, — за счет крупных секторов его промышленности. Основная проблема советского хозяйства, его неэффективность по сравнению с передовыми капиталистическими странами в капиталистической России будет разрешена путем ликвидации неконкурентноспособных секторов. Вытекающая из этого безработица достигнет нескольких десятков миллионов людей».

«Кроме того, те секторы, которые не погибнут в начальной стадии капиталистической реставрации будут неминуемо нуждаться в громадных капиталовложениях, чтоб иметь возможность действовать согласно международным стандартам конкуренции. В ходе капиталистической реорганизации этих нескольких жизнеспособных секторов советского хозяйства, новая российская буржуазия сможет играть лишь роль компрадорских агентов империалистического финансового капитала, быстро захватывающего контроль над Советским Союзом».

«Ясно, что реорганизация Советского Союза на капиталистических рельсах повлечет контрреволюцию почти немыслимо жестокого характера. Если проще сказать, капиталистическая реставрация может быть выполнена лишь через массовую голодовку советских граждан. Полагать, что на основе такой программы можно установить демократическую власть — значит вообще лишиться разума» («Бюллетень Четвертого Интернационала», № 3, сентябрь 1990 г., стр. 24).

Конечно, если рабочие не начнут действовать, их ждет катастрофа. Она будет иметь далеко идущие последствия и для международного рабочего класса. Но мы не строим нашу перспективу на худшем варианте. Мы базируемся на способности пролетариата к борьбе, на научном анализе продолжающегося и растущего кризиса мировой системы капитализма. Верно, что волна эйфории охватила целые слои буржуазии. Редакторы газеты Wall Street Journal, не сдержавшись, провозгласили, что мир пришел обратно к 1914 году. Это обнажает настоящую мечту буржуазии: восстановить мир без Советского Союза, мир бесспорной гегемонии империалистической буржуазии, мир, где нет профсоюзов или других независимых социальных и политических организаций рабочего класса, где нет системы социальной опеки. В 1914 году были сотни миллионов колониальных рабов, которые по желанию хозяев могли быть уничтожены. Земля вообще была огромной ареной неограниченной эксплуатации и грабежа. Вот о чем они мечтают в моменты своего бешенства.

Кризис американской буржуазии

Но никто не должен быть обманут или слишком запуган этой эйфорией. За спиной Баббитов большого бизнеса стоит много проницательных стратегов буржуазии, которые глубоко обеспокоены мировыми событиями. Они понимают, что факт банкротства советской бюрократии не означает сам по себе того, что американская буржуазия вполне здорова. Наиболее умные из них думают о будущем и опасаются за собственную судьбу.

В последнем номере World Policy Journal, опубликованном одним из многих вашингтонских политинститутов, мы читаем:

«Те из нас, кто сохраняет долговременную веру в прогресс, должны сознавать, что потенциал всемирной катастрофы никогда еще не был так велик, как сейчас…»

«В конечном итоге, да, индустриализация и модернизация создадут то, что может быть потенциально более мирным и стабильным, а также и более обеспеченным миром. Но дорога к этому миру длинна и извилиста, и мы лишь в начале нашего пути. Вера Вашингтона, что прогресс, демократия и мир идут рука об руку, может быть серьезно оспорена в ближайшие годы. Нерадивый оптимизм, исходящий из Вашингтона, указывает на национальную элиту, которая серьезно утеряла связь с размахом проблем, стоящих перед ней. Подобно британскому и французскому руководству в 30-е годы, нынешнее руководство США не предполагает, что оно будет испытано историей. В этом, как и во многом другом, Вашингтон, конечно, не прав».

«Соединенные Штаты кажутся неспособными создать такой мир, какой они желают; иногда сознание слабости международной позиции США прорывается сквозь эйфорию Вашингтона. Часто кажется, что вместо собирания вместе в новый мировой порядок, мировая экономическая система раскалывается на блоки. Влияние США вроде бы исчезает в Европе; Япония и Восточная Aзия вроде бы сами создают новый могучий хозяйственный блок. Соединенные Штаты, как ветхозаветный Саул, не спят по ночам и дрожат в испуге, боясь предательства со стороны своих союзников, неспособности достигнуть мировых стандартов конкуренции, темного и сомнительного будущего долгов, изоляции и бессилия» (World Policy Journal, Summer 1991, pp. 406-407).

Вот как американская буржуазия, или, по крайней мере, ее более сознательные слои, оценивают теперешнее мировое положение.

В то же самое время существуют еще и социальные отношения внутри страны. Другие будут говорить об этом, но позвольте мне обратить ваше внимание на заметку, которая вчера появилась в газете Washington Post. Она ссылается на новое научное исследование, которое связывает высокую цену здравоохранения в Aмерике с крайне тяжелым социальным положением. Статья гласит:

«Социальная патология, такая, как разрушение семейной структуры, хроническая нищета, бездомность, наркомания, насилие и отчаяние находят себе дорогу в отделения скорой помощи, палаты интенсивного ухода и морги наших больниц… Соединенные Штаты, гораздо больше, чем все другие развитые страны, дорого расплачиваются за свои социальные проблемы, когда они превращаются в медицинские».

«Насилие в Соединенных Штатах очень выросло; происходит более 20,000 убийств ежегодно. Норма убийств мужчин в США превосходит в десять раз норму в Великобритании или в Германии, и в четыре раза, в Канаде… Одно исследование оценивает, что на каждое убийство в отделениях скорой помощи США регистрируются до ста нападений. В любой момент примерно 177 тысяч людей имеют поврежденный позвоночник; примерно 45 тысяч из них — жертвы нападений».

«В Соединенных Штатах примерно 375,000 грудных детей оказались под влиянием наркотиков. Нищета и злоупотребление наркотиками связаны с низким весом ребенка при рождении; Соединенные Штаты, больше чем все другие страны, применяют дорогостоящий уход, чтоб сохранить в живых многих из этих слишком легких детей».

И вот это общество воодушевляет советских компрадоров!

Товарищи, я хочу подвести к концу этот доклад. События в Советском Союзе имеют далеко идущие последствия для Рабочей Лиги и для Международного Комитета Четвертого Интернационала вообще. Много лет тому назад Троцкий писал, что развитие политической революции в Советском Союзе будет иметь то же самое значение для Четвертого Интернационала, какое Российская революция имела для Третьего — то есть, оно создаст условия для превращения маленького революционного ядра в могучую массовую партию международного рабочего класса.

С крушением сталинизма, этого сифилиса мирового рабочего движения, нанесен огромный удар по оппортунизму во всем мире. Международный Комитет ожидал это крушение сталинистской бюрократии и признает, что между троцкизмом и рабочим классом развились новые отношения. Мы связываем эти новые отношения с распадом всех основанных на национальных реформистских программах старых партий и организаций, которые когда-то заявляли о своем руководстве рабочим классом.

Позиции троцкизма усилились не только в Советском Союзе, но и в передовых центрах империализма. Мы слышим сейчас, что наши ссылки на новые отношения между троцкизмом и рабочим классом не оправданы. Нам дали понять, в весьма сильных выражениях, что мы рискуем по-сектантски отвернуться от организованного рабочего движения. Открыто говоря, мы это отрицаем. Великие бюрократии, богатые бюрократии, не составляют настоящее рабочее движение. Когда мы, как марксисты, говорим о рабочем движении, мы имеем в виду что-то совсем другое.

Эти бюрократии — опухоль, которая уничтожала рабочее движение в каждой стране. Мы не делаем иконы из так называемых массовых организаций, с их бумажным членством, с их многочисленными и чересчур хорошо оплаченными бюрократами. Они не больше, чем запасные агентуры империализма, корыстные мафии, которые отчисляют себе взносы рабочих, а в ответ бесстыдно предают их. Эти так называемые «организованные рабочие движения» не представляют силу рабочего класса. Бюрократия АФТ-КПП в Соединенных Штатах, как и ВЦСПС в Советском Союзе, не представляют рабочее движение и не являются его частью, кроме как в том смысле, в котором рак есть часть организма, который он убивает.

АФТ-КПП, как и все другие бюрократии в этом мире, есть инструмент империализма, который существует для осуществления дисциплины и контроля над рабочим классом. Развитие рабочего движения, создание рабочего движения в истинном смысле этого слова, — развитие рабочего движения, как о нем думали Маркс, Энгельс и другие великие теоретики рабочего класса — зависит от развития Четвертого Интернационала. Мы в Рабочей Лиге, вместе с нашими товарищами в Международном Комитете, должны закалить и создать новое рабочее движение. Это может быть сделано лишь через организацию рабочего класса на основе марксистской программы. Эрзаца нет. Хитрые новшества не подменят эту работу. Мы не возьмем власть с помощью бюрократий. Развитие рабочего класса зависит от коренного уничтожения влияния этих старых организаций на рабочий класс.

В этом состоит наше основное разногласие с паблоизмом и со всеми разновидностями оппортунизма. Основная мысль оппортунизма, которая лежит в корне всех его экзотичных ревизионистских теорий, была объяснена Пабло, когда он настаивал, что никогда больше массовое рабочее движение не объединится, как в 1917 году, вокруг марксистских кадров. Он писал:

«В нынешних конкретных исторических условиях вариант, который становится все менее и менее вероятным, это тот, что массы, разочарованные в реформистах и сталинистах, порвут с их традиционными массовыми организациями и начнут поляризоваться вокруг нашего нынешнего ядра, где последнее будет действовать исключительно и в целом, независимым образом, извне».

Историческая роль Четвертого Интернационала

Мы отвергаем эту деморализованную и трусливую позицию. В борьбе за построение этой партии каждый член должен быть убежден — глубоко убежден — в ее исторической миссии. Настоящая беда скептицизма — в том, что он ставит под сомнение именно историческую роль Четвертого Интернационала. В лучшем случае он полагает, что наше движение сможет повлиять на более широкие и, вроде бы, более сильные организации. Но наша цель вовсе не в этом. Мы не хотим влиять на них. Мы хотим мобилизовать рабочий класс против них.

АФТ-КПП не есть средство, через которое пройдут великие схватки рабочего класса; не больше, чем сталинская бюрократия составляла какую-то альтернативную дорогу к социализму, — а ведь она держала государственную власть. Решающая сила внутри рабочего класса — это наша партия и ее кадры. Вся наша работа должна быть сконцентрирована на развитии нашего независимого влияния внутри рабочего класса. В ходе нашей работы мы не должны опасаться начинать новые формы практики и новые формы организации, нужные рабочему классу в его борьбе против империализма.

Наше движение сегодня играет самую решающую роль в борьбе рабочего класса и его влияние постоянно растет. Когда Четвертый Интернационал оценивает события в Советском Союзе, он не делает это со стороны, как посторонний наблюдатель. Мы не посторонние. Мы уже являемся активной силой в событиях, имеющих место в Советском Союзе. И это не пустое бахвальство. Несколько месяцев тому назад мы написали письмо корреспонденту в г. Кирове. В ответ на его вопрос о Ельцине мы предоставили оценку того, что представляет собой Ельцин. Она напечатана на страницах 148-149 журнала Fourth International. Мы написали: «В то время как Горбачев является вождем буржуазно-реставрационной фракции внутри бюрократии, Ельцин является вождем растущей российской компрадорской буржуазии».

Наш корреспондент поместил это письмо в газете местного горсовета. В итоге не менее трех последующих номеров газеты заняты опровержением этого письма. В июле была помещена одна статья с заголовками: «Против рынка — значит троцкисты»; «Ленин и Троцкий — близнецы»; «Нина Андреева и Лев Давидович»; «Правление горсовета — не агенты империализма». Потом они провели интервью с местным профессором, ставшим предпринимателем, Борисом Николаевичем. Его спросили: «Каково ваше мнение о материале Дэвида Норта, опубликованном в Выборе № 24 под названием «Горбачев и Ельцин — вместе?» — он отвечает:

«Письмо американского троцкиста Норта представляет интерес, потому что оно типично показывает взгляды противников рыночного хозяйства. Материал показывает, насколько велика путаница в нашей голове о реалиях и тенденциях развития рынка. Во-первых, очень странно, что троцкисты, ультра-революционеры, сторонники мировой революции, стали авторитетами для наших противников рынка».

Затем этот академик начинает цитировать традиционный набор сталинистских поклепов против троцкизма. До недавнего времени этот антитроцкистский специалист применял эти фальсификации в защиту привилегий бюрократии. Теперь он употребляет их для защиты интересов претендующих на роль советских капиталистов. Так, он называет троцкизм «мизантропической, каннибальской идеологией» и типично по-сталински сочиняет амальгаму между Троцким, Мао и Пол Потом. И этот старый сталинистский халтурщик, — который теперь работает на Кировской бирже, — применяет то, чему он научился у сталинистов для осуждения троцкистов.

Ясно, что идеи и программа Международного Комитета и концепции Троцкого находят отклик среди советского рабочего класса. Иначе бы буржуазный компрадорский совет не нашел бы необходимости уделить три номера своей газеты, включая и одну передовую, для опровержения нашей линии.

Наша задача — построить в качестве части Международного Комитета советскую секцию для борьбы за нашу программу в среде советского пролетариата. Эта независимая роль имеет решающее значение в каждой стране.

Наконец, мы должны подчеркнуть, что в свете новых событий Берлинская Конференция «Против империализма и войны» принимает еще большее значение. Эта конференция становится политическим и идеологическим фокусом для всего интернационального рабочего движения.

Эта конференция должна установить политические и программные основы для построения мировой партии рабочего класса. Это не призыв к другим организациям; это не попытка влиять на бюрократии, двинуть их влево или объединиться с центристами. Скорее, она разработает исторические и программные основы, на которых самые передовые слои рабочего класса смогут объединиться и создать настоящие революционные партии. Эта конференция определит самые основные задачи и перспективы Международного Комитета как Мировой партии социалистической революции.

В каждой стране старые руководства и организации совершенно дискредитированы. Все зависит от убеждения, с которым мы боремся за нашу программу. Кто после событий в Советском Союзе может еще верить во всемогущество реакционных бюрократий? Да, законы истории более могучи, чем аппараты даже самых больших бюрократий.

Предстоящие схватки рабочего класса в Соединенных Штатах и во всем мире должны быть подготовлены и проведены нашим движением. Те, кто не верят в эту возможность, кто видит лишь наши небольшие теперешние силы, преуменьшают значение политической ситуации и вовсе не понимают динамику нынешнего периода. Объективная ситуация неминуемо влечет рабочий класс здесь, в Aмерике, и там, в Советском Союзе, в великие классовые битвы. Мы должны быть подготовлены политически; мы должны подготовить рабочий класс. Вот перспектива, которую мы хотим вынести перед этой конференцией.

Социально-экономический кризис в России

Россия старая и новая: Ельцин хоронит царя

Дэвид Уолш. 21 июля 1998 г.

На церемонии в Петропавловском соборе в Санкт-Петербурге, которая состоялась 17 июля, российское правительство похоронило останки царя Николая Второго и его семьи. Это произошло через 80 лет после их казни революционными силами во время гражданской войны, последовавшей вслед за русской революцией 1917 года.

В речи на похоронах президент России Борис Ельцин заявил: «Похороны являются актом человеческой справедливости, символом объединения России и искупления общей вины». Он призвал к искуплению «одной из самых постыдных страниц нашей истории».

На жителей России в последние недели обрушился поток славословий в адрес царизма. Как сообщил репортер Associated Press, «трудно было найти в России телевизионный канал, на котором не показывали бы программ о царской семье с использованием архивных киноматериалов о Николае, его жене Александре и их детях». Другой журналист сообщает, что, несмотря на хвалебные комментарии, в том числе беспрецедентную трансляцию похорон по телевидению и освещение их в Интернете, общественная реакция «пока была безмолвной… Экономические проблемы привели к тому, что многие русские больше обеспокоены задержками выплаты заработной платы».

Хитроумные двуличные дискуссии между политиками, руководством русской православной церкви и членами семьи Романовых, политический цинизм и финансовые расчеты преобладали в организации похорон. Полемика вокруг этого события была столь напряженной, что только 16 июля Ельцин объявил о своем намерении присутствовать при погребении.

На этой церемонии российский президент говорил о царе и царской семье довольно витиевато и расплывчато. Для того, чтобы вызвать симпатию к умершему правителю, он предпочитал не вдаваться в подробности.

Николай II, царствовавший с 1894 по 1917 гг., олицетворял собой расточительный полуфеодальный режим, который подавлял массы рядовых россиян. Богатство аристократии и монаршей семьи проистекало из страшной нищеты десятков миллионов крестьян и нескольких миллионов городских рабочих. Во всем цивилизованном мире царская Россия была синонимом отсталости, угнетения и невежества. Николай поддерживал свою власть посредством огромной армии полицейских и шпионов охранки. Были запрещены любые прогрессивные движения и идеи. Тысячи политических противников этого режима были сосланы в Сибирь, тысячи погибли в средневековых тюрьмах.

17 июля в своей речи Ельцин, который сам приказал расстрелять здание парламента и развязал жестокую войну против чеченских националистических сил, лицемерно осудил насилие во всех его формах как дело «гибельное» и говорил о духовном значении конца этого тысячелетия.

История николаевского режима является с этой точки зрения весьма поучительной, поскольку период правления этого режима приходится на начало двадцатого столетия. Когда 9 января 1905 г. тысячи рабочих пошли к Зимнему дворцу, чтобы представить царю петицию о проведении реформ, Николай приказал войскам открыть огонь по безоружным рабочим, их женам и детям. Более тысячи человек было убито и пять тысяч ранено.

Царь и его режим ответили не революцию 1905 г. развязыванием террора, в особенности направленного против евреев. В течение двух недель после опубликования царского манифеста в октябре 1905 г., обещавшего установление демократических институтов, произошло 690 еврейских погромов. В этот период было убито три тысячи евреев. В результате одесского погрома погибло 800 евреев. Пятьсот человек были ранены и более ста тысяч остались без крова. Эти погромы организовывались при прямой поддержке правительства.

Николай лично поддерживал организацию «черных сотен», полувоенных формирований, терроризировавших евреев и другие национальные меньшинства. Лев Троцкий писал в своей Истории русской революции: «Еще на заре своего царствования Николай хвалил «молодцов-фанагорейцев» за расстрел рабочих. Он всегда «читал с удовольствием», как стегали нагайками «стриженых» курсисток или проламывали черепа беззащитным людям во время еврейских погромов… Витте, стоявший во главе правительства во время усмирения первой революции, писал в своих мемуарах: «Когда бесполезные жестокие выходки начальников этих отрядов доходили до Государя, то встречали его одобрение и во всяком случае защиту… Этот «очарователь», без воли, без цели, без воображения, был страшнее всех тиранов старой и новой истории»».

Кроме того, Николай привел свою страну на бойню Первой Мировой войны, в ходе которой российские вооруженные силы понесли тяжелое поражение от лучше обученной и снаряженной германской армии. В этой войне погибло приблизительно один миллион семьсот тысяч русских солдат, более четырех миллионов было ранено и два с половиной миллиона попало в плен.

В конце концов, революции 1905-го и 1917-го гг. имели серьезные основания. К октябрю 1917 г. подавляющее большинство русского народа, стонавшего под гнетом самодержавия, стало презирать царя и его камарилью, в том числе бешеного монаха Распутина.

В августе 1917 года, через несколько месяцев после своего отречения, но еще до рабоче-крестьянской революции, Николай и его семья были отправлены в Тобольск, расположенный в Сибири, и помещены в дом губернатора. После прихода к власти большевиков условия их содержания стали более строгими, то есть они больше не имели никаких привилегий и ели то же, что и обыкновенные солдаты. В апреле 1918 года царская семья была перевезена на Урал в Екатеринбург.

Судьба царя и царицы была окончательно решена началом и ходом гражданской войны. Троцкий предлагал на заседании большевистского Политбюро организовать суд над Николаем и дать полное изображение его правления на открытом судебном процессе. Он предлагал транслировать этот процесс по радио. Его предложение нашло сочувственный отклик, однако вторжение на территорию Советского государства рабочих четырнадцати иностранных армий, возглавляемых Британией и Францией с целью подавления революции, сделали это невыполнимым.

К июлю 1918 г. военное положение сил красных в Екатеринбурге становилось все в большей степени опасным. Белые армии приближались, и большевики опасались, что если царская семья попадет в руки контрреволюции, то она может стать живым символом колеблющихся и наиболее отсталых слоев сельского населения. Поэтому 17 июля 1918 г. царь и его семья были казнены, разделив судьбу Карла I в Англии, Людовика XVI во Франции и других жертв неумолимого течения исторического процесса.

Сотни тысяч погибли в жестокой гражданской войне в результате военной интервенции против советского правительства, которая была организована российскими капиталистами и помещикам при поддержке великих держав, в том числе и Соединенных Штатов. Принимая во внимание эти обстоятельства, позднее Троцкий достаточно откровенно разъяснил мотивы, которыми руководствовался революционный режим:

«Суровость расправы показывала всем, что мы будем вести борьбу беспощадно, не останавливаясь ни перед чем. Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтобы запугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что отступления нет, что впереди полная победа или полная гибель. В интеллигентных кругах партии, вероятно, были сомнения и покачивания головами. Но массы рабочих и солдат не сомневались ни минуты: никакого другого решения они не поняли бы и не приняли бы» (Trotsky's Diary in Exile—1935).

Новый виток финансового кризиса в России: Правительство отпускает рубль в свободное плавание

Владимир Волков. 21 августа 1998 г.

Спустя менее чем месяц после того, как российское правительство получило от Международного Валютного Фонда стабилизационный пакет помощи в размере 22,6 млрд дол., российская финансовая система снова оказалась на грани коллапса. Несмотря на неоднократные заявления как президента Б. Ельцина, так и высших правительственных чиновников о том, что рубль не будет девальвирован, российской валюте фактически предоставлена возможность свободного падения.

В продолжение последнего месяца правительство и Центральный банк прилагали отчаянные усилия к тому, чтобы выправить положение, которое сложилось в результате трех ударов по российскому финансовому рынку: сначала в октябре-ноябре прошлого года, затем в конце января 1998 г. и, наконец, во второй половине мая этого года. Эти три волны финансового кризиса отбросили финансовую систему России далеко назад и полностью уничтожили те относительные успехи, которые были достигнуты в продолжение 1997 года.

Как признался на пресс-конференции 19 августа председатель Центробанка С. Дубинин, начиная с 20 июля на поддержку российской финансовой системы было потрачено 4,8 млрд дол.

Несмотря на эти чрезвычайные меры, настроение рыночных игроков продолжало ухудшаться. Это привело к тому, что на прошлой неделе западные кредиторы потребовали от своих российских банковских партнеров либо вернуть ранее выданные кредиты, либо увеличить за них сумму залога. Ситуация оказалась настолько тяжелой, что единственно возможным спасением для российских банков оказалось радикальное вмешательство государства.

В понедельник 17 августа правительство и Центральный банк России опубликовали совместное заявление о введение экстренных мер, направленных на «преодоление последствий международного финансового кризиса». Основные из объявленных мер оказались следующие:

- С 17 августа Центробанк переходит к проведению политики плавающего курса рубля в рамках новых границ «валютного коридора», которые до конца года определены от 6 до 9,5 рубля за доллар.

- Государственные ценные бумаги (ГКО и ОФЗ) со сроками погашения до 31 декабря нынешнего года будут переоформлены в новые ценные бумаги. Технические параметры этого обмена должны были быть определены в среду, однако впоследствии были перенесены на ближайший понедельник. До завершения переоформления все сделки на рынке ГКО-ОФЗ приостановлены.

- Объявлен мораторий сроком на 90 дней на возврат кредитов зарубежным участникам рынка (нерезидентам). Одновременно последним запрещается вкладывать средства в рублевые активы со сроком погашения до 1 года.

Глубина кризиса

Принятые решения имеют компромиссный характер. Они призваны частично удовлетворить интересы западных инвесторов и при этом сохранить стабильность российской банковской системы. В то же время они не в состоянии удовлетворить ни одну из сторон и не представляют собой разрешения существующего кризиса. Главным результатом этих решений является фактическое признание неизбежности постепенной девальвации рубля. Степень девальвации пока ограничена пределом полутора раз от сегодняшнего курса рубля по отношению в американскому доллару до конца года.

Газета Известия в номере от 18 августа пишет, что «праздным вопросом» являются споры по поводу того, можно ли рассматривать изменение границ «валютного коридора» в качестве псевдонима девальвации рубля. «Денежные власти страны дали понять, что пускают рубль в свободное плавание».

Российская банковская система находится в критическом состоянии. На сегодняшний день общий объем обязательств коммерческих банков перед иностранными кредиторами составляет 16 млрд долл. Четвертая часть этой суммы уже просрочена. Вводя на 90 дней мораторий на возврат кредитов зарубежным банкам, правительство дает им некоторую передышку. Однако приостанавливая одновременно с этим функционирование пирамиды государственных ценных бумаг, правительство фактически лишает российские банки возможности маневра, поскольку львиная доля их средств находится именно в этой сфере.

Вместе с введением новых мер было объявлено также о создании своеобразного клуба из 12 крупнейших российских банков, которые собираются поддерживать друг друга в деле преодоления платежного кризиса. Государство готово оказывать поддержку этому конгломерату как единому целому, с тем лишь условием, что отвечать по своим обязательствам российские банки вынуждены будут еще и своим собственным имуществом. Как заявил глава Инкомбанка В. Виноградов, в случае невозврата кредитов Центробанку им придется закладывать контрольные пакеты своих акций.

Общее состояние российской экономики не многим лучше. По итогам первого полугодия 1998 г. дефицит внешней торговли составил $ 300 млн. При этом экспорт снизился на 13 %, а импорт возрос на 8,4 %. Ежемесячные доходы бюджета по-прежнему на 5-10 млрд руб. меньше, чем требуется только на погашение государственных долгов.

Несмотря на заявления правительства о том, что введенные 17 августа меры позволят бюджету высвободить порядка 22 млрд руб. и облегчить выплату долгов по зарплатам и пенсиям, трудно сомневаться в том, что главные тяготы развивающегося кризиса падут еще более тяжким грузом на плечи основной массы трудящегося населения. Решение правительства о возможном снижении курса рубля до уровня 9,5 руб. за доллар вызовет немедленный рост цен на импортные товары и ударит, прежде всего, по рядовому потребителю.

Седьмая годовщина августовского путча 1991 года

Новое обострение экономического кризиса совпало по времени с очередной годовщиной августовских событий 1991 года, которые изображались до сих пор официальной пропагандой России в качестве триумфа «демократии» над советским тоталитаризмом. Нынешняя годовщина была встречена большинством масс-медиа более чем сдержанно. Причиной тому является не только крайнее неблагоприятный социальный и экономический фон, выражающий собой итоги 6-ти лет капиталистических реформ в России. Еще одним мотивом является то, что слово «демократия» давно перестало быть модным в кремлевских коридорах власти, а многие либеральные масс-медиа ведут целенаправленную кампанию по реабилитации Сталина и репрессивных методов государственного подавления.

Нелишне вспомнить о том, что представляли собой события августа 1991 года.

Образование ГКЧП и его открытый демарш против президента СССР М. Горбачева явился следствием резкого обострения борьбы внутри высших эшелонов советской бюрократии. Борьба шла вокруг того, каким темпом и в каком направлении проводить подготовку и проведение политики капиталистической реставрации, и, соответственно, вокруг того, какие слои бюрократии извлекут из этого для себя наибольшие материальные выгоды.

Президент Горбачев начал так называемый «ново-огаревский процесс», который представлял собой попытку предоставить республиканским слоям номенклатуры большую степень самостоятельности в обмен на их поддержку лично Горбачева и его политики, направленной на подготовку к проведению либерализации и приватизации экономики. Консервативно-националистические слои бюрократии боялись того, что Горбачев ведет дело слишком быстро и слишком явно под диктовку западных империалистических держав и что советская номенклатура больше потеряет, чем выиграет, от его политики.

Образовав 18 августа 1991 года Государственный Комитет по Чрезвычайному Положению (ГКЧП), эти слои бюрократии хотели показать Горбачеву свою силу и заставить его в большей степени считаться с ее настроениями. В крайнем случае они готовы были отстранить Горбачева от власти под каким-либо благовидным предлогом.

Разумеется, это была попытка своеобразного государственного переворота. Однако ни в коем случае невозможно утверждать, что политическая программа ГКЧП представляла собой что-либо существенно отличное от того, что делал Горбачев и его выдвиженцы. В документах, которые успел опубликовать ГКЧП, ни слова не говорилось о необходимости возрождения подлинного социализма, о необходимости предоставления самых широких свобод рабочему классу и отмены наиболее одиозных привилегий бюрократии. Напротив, все содержание документов ГКЧП свидетельствовало об озабоченности по поводу того, как наиболее успешно продвигать экономику Советского Союза к началу капиталистических реформ, не вызвав при этом резкого всплеска социального протеста со стороны рабочего класса.

Главным победителем из этой схватки бюрократических клик вышел Б. Ельцин. Он сумел заручиться поддержкой империалистического Запада в тот момент, когда Горбачев вынужден был маневрировать и отступать под напором консервативных слоев номенклатуры. Выступив в качестве радикального сторонника капиталистических реформ и чувствуя за собой мощную поддержку мировой буржуазии, Ельцин оказался в роли победителя ГКЧП и утвердился в качестве равноправного политического конкурента президенту Горбачеву.

Период с сентября по декабрь 1991 года представлял собой время постепенного перехватывания все больших и больших полномочий из рук Горбачева в руки Ельцина. Процесс получил свое завершение в начале декабря, когда собравшиеся в Беловежской пуще президенты России, Украины и Белоруссии объявили о юридическом упразднении Советского Союза. В результате на месте бывших республик СССР образовались новые буржуазные государства, которые развернули политику прямой реставрации капитализма.

И Горбачев, и ГКЧП, и Ельцин представляли собой не более, чем различные фракции советской номенклатуры. Их борьба друг с другом имела крайне прагматический и эгоистический характер. Советский рабочий класс не поддержал ни одну из этих сторон. Однако, вместе с тем, он не сумел выступить как самостоятельная историческая и политическая сила и поэтому оказался главным проигравшим. Прошедшие после этого годы принесли ему огромные поражения и к настоящему времени поставили на грань буквально физического выживания.

В свете текущих событий разговоры о победе «демократии» в августе 1991 года выглядят насквозь лицемерными. Каждый новый шаг в развитии капиталистических реформ требовал не роста демократизма, а напротив, все более жестоких полицейских репрессивных мер. Несовместимость современного капитализма с демократией вполне доказана новейшей российской историей последних шести лет.

Наследие сталинской экономической политики

Проблемы, с которыми сталкивается Россия, имеют глубокие исторические корни. Они связаны не только с жестокостью современного мирового капиталистического рынка, но также и с тем, что вся политика сталинского построения советской экономики создала дополнительные трудности, которые тяжелым камнем легли на нынешние поколения трудящихся страны.

Ленинская политика по созданию индустриальной базы советской экономики, впервые сформулированная в конце гражданской войны и нашедшая свое наиболее яркое выражение в плане электрификации СССР, была направлена на то, чтобы в максимальной степени приспособить промышленность России к международному разделению труда. Ставя в этом смысле вопрос о восстановлении разрушенной экономики России, Ленин говорил о необходимости восстановления всего мирового хозяйства.

План индустриализации и экономического развития, который стал проводится в СССР с конца 20-х годов под руководством Сталина, имел совершенно иной характер. Он был ориентирован на создание в СССР замкнутой параллельной мировому рынку экономики. Согласно этой концепции, Советский Союз должен был производить абсолютно все виды товаров, которые в этот момент производились и продавались на мировом рынке.

Результатом этого явилась крайне несбалансированная структура советской промышленности, которая в значительной степени предопределила экономический упадок и распад Советского Союза. К началу 80-х годов стало совершенно ясно, что советское хозяйство не в состоянии больше развиваться на прежних перспективах. Оно должно было быть так или иначе приспособлено к структурам мировой экономики.

Низвержение политической монополии номенклатуры, возрождение советской демократии и методов демократического планирования снизу дало бы СССР возможность сравнительно в короткий период времени провести необходимые структурные преобразования экономики и возродить ее на новом техническом фундаменте. Эта перспектива была неразрывно связана с программой социалистического интернационализма и требовала возрождения подлинных традиций, из которых выросла Октябрьская революция 1917 года.

Период «перестройки» открывал такую возможность. Однако скорость созревания законченной прокапиталистической программы в среде советской бюрократии оказалась выше, чем динамика возрождения революционного интернационального сознания советского рабочего класса. Итогом этого стало то, что структурная реформа бывшей советской экономики пошла по самому худшему, варварскому варианту. Стихийная интеграция в структуры мирового капиталистического рынка привела к тому, что только незначительная часть бывшей советской экономики получила возможность дальнейшего развития. Все остальные сферы хозяйства оказались на грани полного разрушения.

Методы, которыми господствующий класс России пытается решить экономические проблемы, являются продолжением и повторением того, что уже привело к сегодняшней катастрофе. Они не лечат болезнь, а углубляют ее.

Если сравнить семь лет, прошедшие с 1991 по 1998 год, с периодом реконструкции экономики после окончания гражданской войны в 1921-28 годах, то разница окажется огромной. Экономические методы, практиковавшиеся большевистской партией до того момента, как она была терроризирована и физически уничтожена привилегированной бюрократией во главе со Сталиным, доказали огромные преимущества, заложенные в демократических плановых методах ведения хозяйства. Семь лет капиталистических реформ в России показали полную неспособность современной капиталистической экономики решать проблемы, которые затрагивают судьбы десятков миллионов людей.

Если окинуть взглядом историю России за последние сто лет, то что ассоциируется с поздним периодом самодержавия династии Романовых? — «Погром». Что при этом ассоциируется с первыми годами социалистического строительства в СССР? — «Пятилетка». А что всплывает в уме при упоминании о современной капиталистической России? — «Мафия», «криминалитет».

Уже одни эти ассоциации показывают масштаб того кризиса, который переживает Россия (вместе с другими республиками бывшего Советского Союза) и тех исторических задач, которые стоят перед ней сегодня. Горький опыт истории показывает, что решены они могут быть только на основе перспективы интернационального социализма.

Погружение в пучину экономического кризиса ставит Россию перед вопросом об альтернативах общественного развития

Владимир Волков. 27 августа 1998 г.

В последние дни события в России развиваются с особенной быстротой. Не успело правительство С. Кириенко объявить о фактической девальвации рубля и замораживании пирамиды ГКО, как оно было расформировано, а новым премьер-министром назначен В. Черномырдин.

Подоплекой этой перемены является неуклонное ухудшение экономической обстановки в России и углубление финансового и банковского кризиса. К настоящему времени уже полностью зачеркнуты все относительные успехи в стабилизации экономики и финансов, которые еще могло каким-то образом приписывать себе нынешнее руководство страны. Выступая в действительности лишь в качестве составной части развивающегося мирового кризиса, экономика России представляет собой один из наиболее ярких примеров (наряду хотя бы с Индонезией) тех катастрофических последствий, к которым ведет общество современный капитализм.

Та степень шока, которую испытали западные инвесторы после объявления моратория на выплату долговых обязательств российских банков и замораживании пирамиды ГКО, ставит Россию впервые с 1991 года лицом к лицу с новой волной изоляции со стороны мирового рынка.

Доверие к российской финансовой системе глубоко подорвано. Еще 15 августа газета Сегодня писала: «Если сказать, что там бушует разрушительный пожар, значит сильно приукрасить ситуацию». За прошедшие после этого дни ситуация стала еще хуже. На прошлой неделе международная сеть пластиковых карта «Виза» приостановила выплату наличных денег для владельцев этих карточек за пределами России. Было объявлено, что этот режим будет продлен до того момента, пока не возникнет больше ясности по поводу финансового состояния российских банков — эмитентов этой пластиковой карты.

Другим симптомом возросшего недоверия к экономике России стало решение правительства Южной Кореи приостановить отгрузку экспорта в Россию. Это решение касается даже тех случаев, когда речь идет об отгрузке товаров по уже заключенным контрактам.

Развитие финансового кризиса уже вызвало целый ряд последствий. Одно из них связано со слиянием целого ряда коммерческих банков, входящих в первую двадцатку крупнейших банков России. В начале текущей недели объявлено о слиянии Инкомбанка и Национального Резервного банка (оба из них, по сообщениям газет, в большей или меньшей степени зависят от «Газпрома»). Другим крупным слиянием стало объединение ОНЭНКСИМбанка, банка Менатеп и Мост-банка, каждый из которых известен своей близостью к высшим эшелонам российской власти и контролируется фигурами известных «олигархов».

Развитие финансового кризиса привело к тому, что известные международные рейтинговые агентства еще больше снизили рейтинг как отдельных российских банков, так и России в целом. На фоне продолжающегося падения котировок акций российских компаний это создало ситуацию, в которой объявленные в этом году крупнейшие приватизационные мероприятия, связанные с продажей компаний «Связьинвест» и «Роснефть» оказались под вопросом.

Массовая скупка долларов, которая начала затрагивать, в том числе, и широкие слои населения, привела к тому, что в среду, 26 августа, были приостановлены торги по продаже долларов на Московской Межбанковской Валютной бирже, а Центральный банк впервые за последние годы не объявил официального обменного курса рубля к доллару. В тот же день стоимость немецкой марки по отношению к рублю выросла примерно на 40 процентов.

Либеральные российские комментаторы очень трезво оценивают значение и последствие этого кризиса. Полные самых апокалиптических предчувствий, многие из них напрямую говорят о том, что развивающийся кризис выражает собой провал всей той политики реформ, которая проводилась под руководством президента Ельцина, начиная с 1991-1992 гг. Они вполне сознают, что события ставят ребром вопрос о будущем капитализма в России.

Так, журнал Коммерсантъ-Власть еще до объявления моратория 17 августа пришел к выводу о том, что в предшествовавшие дни поведение российских финансовых рынков «более всего напоминало предсмертные судороги». По мнению журнала, уже к этому моменту «рынок сделал шаг обратно в 80-е» (№ 31, 18 августа, с. 13).

Обозреватель газеты Сегодня Л. Радзиховский подчеркивает элемент «иронии истории» в том, что «ровно в канун семилетия «августовской революции» президент сам подвел ее итоги» (19 августа). «Реформа провалилась, — пишет он, — потому, что ее разворовали. Ее разворовали те, кто ее реально осуществлял — министры, губернаторы, красные директора и белые банкиры».

До сих пор расхожим утверждением были рассуждения о том, что в лице СССР потерпел поражение социализм. Любые попытки построить управление экономикой, которое ориентируется на плановый и демократический учет интересов всего общества, якобы заведомо обречены на провал. Распад Советского Союза трактовался как доказательство того, что капиталистические методы ведения хозяйства, основанные на частной собственности и извлечении прибыли, доказали свое историческое превосходство. Максимально быстрая интеграция экономики бывшего Советского Союза в мировой капиталистический рынок рассматривалась с этой точки зрения как единственная возможность быстрого и максимально безболезненного оздоровления экономики.

Практика капиталистических реформ во всех бывших республиках СССР последних семи лет дала, однако, прямо противоположный результат. Капиталистические методы ведения хозяйства не только не привели к радикальному возрождению экономики, но, напротив, поставили ее на грань физического разрушения, прямой деиндустриализации. Немногим лучше ее последствия и для государств Центральной и Восточной Европы.

В настоящий момент капиталистическая Россия напоминает собой «Титаник», который получил смертельную пробоину и неотвратимо идет во все большей степени ко дну. Ни один самый оптимистический комментатор не предвидит для России близкого экономического оздоровления. Необходимость осмысления новых исторических альтернатив встает по этой причине перед Россией с доселе невиданной остротой.

Новый «старый» премьер

Крупнейшим политическим событием последней недели в России стала отставка премьера С. Кириенко и новое назначение на пост премьер-министра В. Черномырдина. Тот факт, что последнее правительство успело просуществовать всего пять месяцев, уже сам по себе красноречиво свидетельствует о глубоком распаде политической системы «новой России». Возвращаясь на прежний пост, новый премьер приносит с собой старые противоречия, которые сегодня так же далеки от разрешения, как и пять месяцев назад.

Главная причина того, почему Черномырдин был снят с поста премьер-министра в марте этого года, заключалась в необходимости проведения новой серии мер шоковой терапии. Эти меры должны были не только нанести дополнительный удар по правам и уровню жизни рабочего класса, но также предоставить международным корпорациям значительно большую долю свободы в их операциях внутри России. Означая неминуемое ущемление тех позиций, которые завоевали к этому времени крупнейшие финансово-промышленные кланы страны, эти меры долгое время блокировались влиятельными слоями новых русских капиталистов. Представителем интересов этого слоя в политике во многом выступал премьер В. Черномырдин.

Другим немаловажным фактором смены правительства в марте этого года были мотивы личного выживания президента Б. Ельцина в качестве авторитарной фигуры. К этому времени В. Черномырдин превратился в альтернативный источник власти и во все в большей степени становился опасным конкурентом президенту, особенно в преддверии грядущих президентских выборов 2000 года. До тех пор, пока Ельцин был уверен в том, что Черномырдин не имеет самостоятельных политических амбиций, он опирался на него, но как только он почувствовал опасность, Черномырдин был удален.

Назначая премьер-министром молодого технократа С. Кириенко, Ельцин рассчитывал иметь под рукой послушное и исполнительное правительство, которое сможет провести ряд «непопулярных» мер и найти общий язык с МВФ. С другой стороны, он рассчитывал таким образом опереться на новый слой молодых чиновников-карьеристов и бизнесменов второго-третьего ряда, которые при других обстоятельствах не имели бы возможности добиться успеха.

С самого начала кабинет Кириенко ясно понимал задачи, которые он должен был реализовать. Не случайно поэтому правительство Кириенко с самого начала столкнулось не только с массовыми протестами шахтеров, учителей, ученых, сопровождавшимися перекрытием железнодорожных магистралей в различных частях страны, но также и с глухим недовольством так называемых «олигархов». Уже в момент своего утверждения в Госдуме кандидатура Кириенко встретила сильное сопротивление, которое режиссировалось усилиями влиятельных закулисных «олигархов».

Нападки на правительство Кириенко не прекращались ни на минуту за все время его нахождения у власти. Раздражение крупных кланов российского бизнеса особенно усилилось после того, как под давлением МВФ были приняты решения, не удовлетворявшие в полной мере интересы той части российского господствующего класса, который особенно связан с добычей и продажей нефти и который попал в сложное положение из-за падения мировых цен на нефть.

Резкое обострение финансового кризиса вынудило правительство С. Кириенко пойти в августе этого года на чрезвычайные меры, которые в известной степени создают важный прецедент и идут в разрез с той программой развития «свободного рынка», которая до сих пор считалась официальной доктриной новой российской государственности. Объявление о фактической девальвации рубля и замораживании гигантской пирамиды ГКО создало в этом смысле совершенно новую ситуацию. С одной стороны, эти решения нанесли существенный удар по репутации и интересам крупного российского капитала, а также резко снизили рейтинг России в глазах мирового рынка. Однако, с другой стороны, эти меры позволяют на время отдалить еще более глубокий крах экономики и создают возможность для временного успокоения тех массовых протестов, которые постоянно нарастали в последние месяцы и грозили перерасти в полномасштабные акции гражданского неповиновения.

Замена С. Кириенко В. Черномырдиным объясняется стремлением крупнейших кланов российского бизнеса обеспечить себе более надежную защиту перед лицом своих иностранных конкурентов. Черномырдин рассматривается ими в качестве естественного союзника, а также в качестве человека, который в состоянии создать проводимой политике новой «шоковой терапии» более широкую опору в разных фракциях господствующего класса посредством опоры на Государственную Думу и части региональных административных баронов.

Вероятно, дополнительная причина, которая, подтолкнула Б. Ельцина к решению отправить в отставку Кириенко, заключается в личном интересе президента. Девальвация рубля была произведена несмотря на сделанные буквально накануне этого категорические заявления Ельцина о недопустимости этого. Отправляя Кириенко в отставку, президент как бы снимает с себя ответственность за очередное невыполнение собственных обещаний.

Новое назначение Черномырдина, безусловно, является для Ельцина очень рискованным и сделано из-за безвыходности положения. Как было заявлено в газетах, одним из условий, благодаря которому Черномырдин согласился занять пост премьера, является передача ему полномочий по части назначения силовых министров. Поступаясь этой прерогативой, которую президент обеспечил себе при формировании прежнего кабинета Кириенко, Ельцин лишает себя тех рычагов, при помощи которых он надеялся сохранить свое политическое превосходство. Новое назначение Черномырдина, таким образом, возвращает на круги своя многие из тех проблем, которые стояли за кулисами последней отставки Черномырдина.

Не представляя собой решения политического кризиса и какого-либо существенного изменения общего политического курса, смена премьер-министра неизбежно приведет к еще большему обострению политической борьбы на верхах российской политики.

Вряд ли можно рассчитывать поэтому на длительную устойчивость нового кабинета. По своему замыслу он должен представлять собой коалицию различных политических сил, представленных, в том числе, крупнейшими парламентскими фракциями. В условиях ожидаемого ухудшения экономического положения вряд ли можно сомневаться в том, что противоречия и конфликты между этими силами будут нарастать.

Опыт советской реконструкции 20-х гг. versus капиталистические реформы 90-х

Первые шаги капиталистических реформ в России проводились под аккомпанемент торжественной веры во всемогущество рынка и были пропитаны едким сарказмом по поводу опыта социалистического строительства в Советском Союзе. Однако в истории СССР были не только застои и кризисы, но и периоды очень быстрого и успешного экономического развития. Сегодня, исходя из опыта семи лет капиталистических реформ, мы вправе сравнить период 1991-1998 гг. со временем экономической реконструкции 1921-1928 гг.

Шесть-семь лет вполне достаточный по историческим меркам срок для того, чтобы показать эффективность той или иной системы ведения хозяйства. Главными достижениями, которые были сделаны, начиная с 1991 года, являются по общему признанию приватизация экономики и образование узкого слоя частных собственников, сконцентрировавших в своих руках огромную долю общественного богатства. Этот результат достигнут благодаря жесточайшему ограблению абсолютного большинства народа и ценой того, что разрушены сами экономические основы для функционирования и воспроизводства общественного хозяйства как целого.

Что изменилось за эти годы для рядового человека? По существу только то, что он имеет возможность покупать значительно большее количество импортных товаров (отвлекаясь от вопроса, в какой степени он в состоянии их купить). Он имеет также сравнительно более свободный доступ к информации и культуре (при всех оговорках, связанных с засильем суррогатов массовой культуры). Эта относительно большая степень свобод является едва ли не исключительным приобретением для рядового человека последних лет.

Однако советский человек имел доступ, пусть и к не очень качественным, но зато вполне реальным социальным достижениям, таким как бесплатное образование, медицинское обслуживание и т.д. Все эти возможности уже в значительной степени уничтожены процессом капитализации России.

Целый ряд российских изданий, например, журналы Эксперт и Коммерсантъ-Власть в своих недавних выпусках, рассуждая о способах смягчения последствий экономического кризиса, выдвигают идею о необходимости резкого снижения импорта в Россию предметов потребления. Осуществление этих мер привело бы к существенному уменьшению товарного предложения в стране и перечеркнуло бы один из главных аргументов защитников либеральных реформ в России.

Во всяком случае, морально и психологически общество чувствует себя глубоко уставшим, подавленным и разочарованным, не видит легких путей преодоления существующих проблем и живет ожиданием все новых и новых бедствий.

Картина будет разительно иной, если мы посмотрим на историю 20-х годов между окончанием Гражданской войны и началом сталинской политики сверхиндустриализации и насильственной коллективизации. Октябрьская революция 1917 года разрешила ряд крупнейших социальных противоречий, которые привели к упадку и бесславному загниванию царского самодержавия. Во-первых, она провела радикальную аграрную реформу и создала массовое мелкокрестьянское землевладение. Сама по себе эта мера не являлась частью собственно социалистического строительства, однако в условиях экономического упадка России, вызванного ее промышленной отсталостью и разрухой после Первой Мировой войны, передел бывших помещичьих земель выступал в качестве необходимой ступени для дальнейшего прогрессивного развития экономики.

Новая экономическая политика, принятая большевистской партией под руководством Ленина в конце Гражданской войны, была направлена на оживление товарооборота с мелким частным земледелием в деревне и привела к быстрому возрождению сельскохозяйственного производства в середине 20-х годов. Дальнейшее развитие сельского хозяйства в СССР зависело от того, в каком направлении оно могло бы развиваться: либо происходило бы усиление дифференциации деревни, укрепление кулаков и развитие капиталистических тенденций в его развитии; либо под влиянием развития государственной промышленности оно могло бы постепенно интегрироваться в социалистическое хозяйство.

Другим важнейшим результатом Октябрьской революции явилась национализация основных отраслей промышленности. Это революционное преобразование позволило сконцентрировать в руках государства мощнейшие рычаги и создало предпосылки для планомерной и целенаправленной индустриализации страны. Уже к 1925 году было завершено первоначальное восстановление разрушенного войной хозяйства, а уровень жизни в целом был близок к довоенному уровню.

Бесспорные успехи советского хозяйства 20-х годов невозможно игнорировать, даже несмотря на то, что проводимая большинством Политбюро под руководством Сталина и Бухарина с 1923 года политика правого уклона создавала существенные трудности для дальнейшего развития советского хозяйства и грозила разрушить смычку между государственным сектором экономики и частным хозяйством города и деревни.

Общественный климат Советской России 20-х годов был связан не только с преодолением экономической отсталости прошлого и связанных с ним отсталых привычек и образа жизни. 20-е годы стали временем беспрецедентного расцвета культуры и искусства, выдвинув в разных областях культурного творчества целую плеяду блестящих мастеров, ставших неотъемлемой частью мировой культуры.

Общественная жизнь 20-х годов была проникнута оптимизмом, верой в человека и его возможности изменить жизнь к лучшему.

Кризис, с которым столкнулся Советский Союз позднее, начиная со второй половины 20-х годов, был связан не с программой социалистического строительства, основанной на перспективе международного социализма. Причиной нового кризиса стала политика национальной ограниченности и автаркии, которая проводилась Сталиным и его кликой в интересах нового слоя привилегированной бюрократической касты. Для того, чтобы добиться реализации своей линии, Сталин вынужден был в конце концов физически уничтожить несколько поколений большевистской партии, представлявших собой персонифицированное выражение лучших черт нового общества и его потенциальных возможностей.

Только мрачные десятилетия сталинизма могли создать в бывшем Советском Союзе атмосферу того агрессивного интеллектуального дилетантизма, который был так характерен для мышления бюрократов позднебрежневской и горбачевской эпох, а также для того слоя советской интеллигенции, который традиционно выступал в качестве неотъемлемого сателлита привилегированной бюрократии.

В сегодняшней агонии ельцинского режима сплелись в единое целое все фракции старой номенклатуры и нового господствующего класса. Они продолжают цепко держаться за власть и за тот ограниченный образ мысли, который они получили в наследие от советской бюрократической системы. Все их попытки и претензии решить проблемы страны кончаются полным фиаско. Единственная надежда на будущее обновление страны может быть связана только с выдвижением в качестве самостоятельной исторической силы самых широких слоев рабочего класса, студентов и подлинно демократической интеллигенции.

В настоящий момент мы видим первые формы стихийного пробуждения этих массовых слоев общества после нескольких лет деморализации и упадка, вызванных предательскими результатами горбачевской «перестройки» и шоком первых лет ельцинских реформ. Можно предвидеть дальнейшее нарастание волны этого стихийного недовольства. Однако необходимо понимать, что сами эти протесты, вне зависимости от их масштаба и глубины неудовлетворенности происходящим, не в состоянии дать решение накопившимся общественным проблемам. Они должны найти себе сознательный и целенаправленный выход.

В начале этого столетия Россия прошла две революции, прежде чем совершилась третья, успешная. Главным условием этой победы явилось наличие организованного субъективного фактора, выражающего собой глубинные тенденции объективного развития и коренные интересы широких слоев трудящихся. Построение политической партии рабочего класса, ориентированной на программу международного социализма, является необходимым условием для будущего возрождения России в рамках свободного союза народов всей планеты.

Девальвация российского капитализма

Владимир Волков. 2 сентября 1998 г.

Финансовый, экономический и политический кризис в России не утихает. Независимо от того, когда и каким образом он закончится, уже сейчас можно без всякого сомнения утверждать, что происходящие события представляют собой самое крупное потрясение в стране на протяжении последних семи лет.

Заявление, сделанное правительством и Центробанком 17 августа этого года, которое ввело временный мораторий на выплату долгов российских банков, девальвировало рубль и заморозило пирамиду ГКО, было вынужденной эмпирической реакцией на острейший финансовый кризис. После опубликования этого документа и произошедшей неделю спустя смены главы правительства, кризис приобрел еще более масштабный характер.

В наиболее драматическую стадию события вступили в среду, 26 августа, когда Центральный банк принял решение остановить торги по доллару на Московской Межбанковской Валютной бирже, в результате чего биржевой курс рубля остался необъявленным. Эта мера, вызванная стремлением Центрального банка сохранить свой стремительно тающий запас золотовалютных резервов, привела к резкой эскалации панических настроений и оказала дополнительное давление на рубль, который к настоящему времени обесценился примерно вдвое.

Абсолютно все комментаторы едины во мнении о беспрецедентном значении происходящего кризиса.

«Практически полностью парализованным, — по словам Независимой газеты, — оказался не только валютный, но и все другие сегменты финансового рынка. Россия вообще оказалась на пороге утраты этих рыночных инструментов и рыночной инфраструктуры. Государство капитулировало перед паникой инвесторов и неверием в рубль» (27 августа).

Газета Сегодня в свою очередь драматически заявила о том, что «настал судный день российской финансовой системы» (28 августа).

Удар затронул не только российских держателей капиталов и вкладов, но также и зарубежных инвесторов. После того, как правительством были объявлены условия реструктуризации внутреннего долга Российской Федерации, стало ясно, что из тех сумм, которые российские и иностранные инвесторы вложили в государственные ценные бумаги (ГКО-ОФЗ), они смогут получить не более 30 процентов. В этой связи уместно еще раз бросить беглый взгляд на непосредственную цепь причин, приведших к сегодняшнему обвалу и фактическому банкротству государственного бюджета.

Механика обвала

Толчок краху дала пирамида ГКО. Образование ее не было случайной ошибкой правительства. Это был единственный выход скрыть от основной массы населения на некоторое время факт падения жизненного уровня рядового гражданина страны. Отказавшись от денежной эмиссии, правительство сделало все возможное для того, чтобы удовлетворить интересы российских и иностранных капиталистов, заложив при этом бомбу замедленного действия, направленную главным образом против интересов самых широких слоев общества.

Летом этого года стало абсолютно ясно, что долговое бремя сделалось непереносимым. По данным Минфина до конца 1998 г. необходимо было погасить обязательств по государственным ценным бумагам на сумму 113 млрд рублей. Доходы при этом предполагались в размере всего лишь 160 млрд рублей. Одновременно с этим только за июль долги бюджета по зарплате, согласно данным Госкомстата, увеличились на 14,6 % — до 14,9 млрд рублей. Долги в социальной сфере выросли на 17 %.

Полученный во второй половине июля кредит МВФ оказался не в состоянии стабилизировать ситуацию. В продолжение последней декады июля и первой половины августа Центральный банк тратил от 300 до 500 млн долларов в день золотовалютных резервов на поддержание рубля и финансовой системы.

Одновременно с кризисом бюджета резко обострились проблемы у частных российских банков. Для поддержания ликвидности они брали на мировом рынке кредиты под залог российских валютных бумаг. По данным ЦБ, общая задолженность российских коммерческих банков перед нерезидентами на 1 июля 1998 года составляла 19,2 млрд долларов. Из этой суммы 16,4 млрд долларов были со сроком погашения до 1 года. По условиям договоров были предусмотрены компенсационные выплаты в случае падения рыночной стоимости залога. По этой причине в тот момент, когда произошло резкое снижение цен на российские валютные бумаги, банки оказались перед необходимостью доплатить очень значительные суммы. По некоторым сведениям, на долю 10-15 крупнейших банков пришлось до 1 млрд долларов. Оказавшись не в состоянии выполнить эти условия, ряд банков приостановил платежи.

Только вмешательство государства помогло сохранить российскую банковскую систему в целом. Однако ее судьба оказалась под большим вопросом. Как написал еженедельник Коммерсантъ-власть, к концу сентября «российская финансовая система пережила клиническую смерть» (№ 33, 1 сентября 1998 г., с. 16).

Банковские крахи

В настоящий момент невозможно еще до конца определить степень того потрясения, который переживает российская банковская система. Однако глубина его такова, что банкротами уже стали несколько крупнейших банковских учреждений, имеющих огромное количество вкладчиков и влияние на финансовом рынке.

«Первой ласточкой» явилось банкротство весной этого года Токобанка, который входил в двадцатку крупнейших банков в России и при этом являлся крупнейшим получателем европейских кредитов. Власти пытались смягчить резонанс от этого банкротства, назначив временную администрацию и надеясь постепенно ликвидировать долги Токобанка. Новейшая волна кризиса, по-видимому, навсегда похоронила надежды на возможность его возрождения.

За последние две недели было объявлено о нескольких крупных слияниях. Они вызваны, безусловно, крайне тяжелым положением целого ряда банков. Один крупный союз был образован из слияния ОНЭКСИМбанка, банка Менатеп и Мост-банка. Другой союз возник на основе слияния Инкомбанка и Национального Резервного банка, контролируемых Газпромом, после чего к ним присоединилось еще несколько достаточно крупных и известных банковских учреждений.

Однако самым значительным скандалом явилось фактическое банкротство банка СБС-Агро, который является одним из основных держателей частных вкладов от населения и возглавляется одним из так называемых «олигархов» А. Смоленским. Несколько дней назад председатель ЦБ С. Дубинин заявил, что эта кредитная организация является «проблемной» даже на общем неблагоприятном фоне. Вскоре после этого стало известно о том, что готовится национализация СБС-Агро, а проект специального закона об этом уже вынесен на рассмотрение Госдумы.

Объясняя причины подобного решения, С. Дубинин сообщил, что объем накопленных задолженностей банка превысил 1 млрд рублей, из которых 130 млн рублей приходится на просроченные долги.

После начала финансового кризиса в середине августа СБС-Агро, как и Инкомбанк, получил специальный кредит от Центробанка в размере 100 млн долларов. Однако сохранившиеся сложности в обслуживании долгов банка остро поставили вопрос о государственных гарантиях по выплатам денег населению и недопущению панического эффекта, то есть о национализации долгов банка и его самого. Руководство СБС-Агро ведет отчаянную борьбу за то, чтобы все-таки сохранить над ним контроль, обвиняя государство в неуплате своих собственных долгов.

Среди прочих банковских крахов стоит отметить также факт отзыва у банка Империал лицензии на ведение банковской деятельности. Этот банк стал известен, главным образом, благодаря массивной кампании на телевидении, в ходе которой использовались сюжеты из мировой истории. Другой особенностью этого банка является то, что он обслуживает все основные счета крупнейшей российской нефтяной компании Лукойл.

Дума блокирует формирование нового кабинета

Первоначальные ожидания того, что назначение новым премьер-министром В. Черномырдина позволит быстро найти компромисс с парламентом и создать правительство, имеющее поддержку крупнейших фракций Госдумы, сменилось нервозной неуверенностью в исходе этих переговоров и натолкнулось на слишком жесткие требования лидеров парламентских фракций.

Дебаты, которые ведутся по этому вопросу, словно бы призваны лишний раз доказать, насколько коррумпированный и циничный характер имеет политическая система «новой России». Каждый переваливает вину за неудачи на другого и пытается представить себя в качестве спасителя отечества. Непрерывные попытки дискредитировать других объясняются при этом не только персональной неуступчивостью тех или иных лидеров и их стремлением добиться максимальных уступок в свою пользу. Атмосфера постоянной дрязги, а часто и прямой войны, на верхах кремлевской политики свидетельствует о принципиальной невозможности достижения согласия между крупнейшими фракциями российского господствующего класса.

Показательна историческая судьба российского парламента. Уже первые четыре российские Думы начала века являлись, по существу, мертворожденными. Парламент России начала века был обречен играть роль карикатуры на демократический институт власти по причине запоздалого развития российского капитализма и слабости российской буржуазии. Нынешняя парламентская система в России представляет собой карикатуру этой карикатуры.

Что представляют собой движения и лидеры, окопавшиеся в сегодняшнем российском парламенте?

Геннадий Зюганов, лидер КПРФ, пытается выдавать себя за непримиримого оппонента политики Ельцина. Однако вся деятельность его фракции напрямую связана с традиционными слоями советской партийно-хозяйственной номенклатуры, многие представители которой завершают в рамках КПРФ свою некогда блестящую карьеру. По существу, образцом для всего этого слоя является опыт китайских сталинистов, которые постепенно интегрируют китайскую экономику в структуры мирового капиталистического рынка, продолжая сохранять в своих руках контроль над важнейшими рычагами экономической и политической власти.

Зюганов и Co не столько хотят реставрировать прежнюю систему управления, которая выросла на почве тотального подавления социалистических устремлений масс к социальному равенству, сколько сожалеют о том, что не в состоянии играть большую роль в определении приоритетов прокапиталистической политики сегодня. В либеральных масс-медиа России стало уже общим местом напоминать о глубоко «системном характере» зюгановской фронды и ее неразрывных узах с возникшим в России после 1991 года социально-политическим режимом.

Критикуя политику Ельцина, Зюганов совершенно не желает брать на себя ответственность за то тяжелое наследие, которое досталось современной России от крайне несбалансированной и отсталой структуры советского хозяйства. Многие десятилетия сталинской политики по построению автаркической экономики привели не только к краху СССР, но и предопределили бесславный крах надежд на легкое разрешение проблем методами капиталистических реформ во всех республиках бывшего Союза.

Идейно-политически Г. Зюганов выступает не в качестве продолжателя традиций международного рабочего движения и Октябрьской революции, но ярым защитником русского национализма и связанной с этим культурно-политической отсталости и ограниченности. На вопрос одного из журналистов о том, кто из мировых политических лидеров ему наиболее близок, Зюганов ответил: «Очень много сделали для страны многие государи, и не только Петр I. Александр III не воевал, а за 20 лет южную границу на тысячу километров отодвинул и очень многое сделал для развития экономики, железных дорог, промышленности». Напомним, что Александр III был не только одним из самых тупоумных, но также и одним из самых жестоких Романовых, а время его правления ознаменовалось наступлением глубокой реакции и первыми еврейскими погромами.

«Сталина я не могу одной краской рисовать, — продолжает Зюганов. — Без Сталина я не вижу Победу. Да и первые десять лет правления Брежнева были одними из самых плодотворных, ему надо было вовремя уйти. Мне близок Ганди. Я считаю Дэн Сяопина гениальным человеком. Очень уважаю де Голля. Он близок мне по характеру, по духу. Недавно несколько часов беседовал с Фиделем Кастро. Титан! Просто Титан!» (Коммерсантъ-власть, № 31, 18 августа, стр.19).

Лидер другой крупнейшей фракции парламента, Владимир Жириновский, являет собой примечательное воплощение беспринципности и разнузданной демагогии. Его национал-фашиствующая ЛДПР сумела на короткий период в начале 90-х гг. получить определенную степень массовой поддержки и образовать фракцию в парламенте. Не имея абсолютно никакой самостоятельной политической программы, кроме постоянной эксплуатации националистических настроений и безграничной веры во всесилие государственного насилия, эта фракция превратилась с некоторого времени в главный объект парламентского подкупа. Весь накал оппозиционности используется Жириновским и его кликой только для того, чтобы добиться более выгодных условий в политической торговле для самих себя и тех сил, интересы которых они лоббируют за весьма определенное вознаграждение.

Александр Шохин возглавляет в настоящий момент фракцию движения «Наш дом — Россия». Это движение было создано в 1995 году для того, чтобы обеспечить парламентскую поддержку тогдашнему премьер-министру Черномырдину и до весны 1998 года представляло собой главную опору так называемой «партии власти». «Наш дом — Россия» никогда не имел самостоятельной политической программы и привлекал к себе людей исключительно по принципу вхождения в те или иные структуры государственного управления или крупного бизнеса.

Отставка Черномырдина в марте 1998 г. привела к резкому упадку этого движения. Буквально на протяжении нескольких месяцев оно стало превращаться в маргинальное образование. Только неожиданная милость фортуны, которая вернула Черномырдина на его прежний пост, вдохнула в эту фракцию некоторую долю жизнедеятельности. В отличие от всех других парламентских сил фракция НДР лишена какой-либо возможности сваливать на предшественников настоящие экономические трудности. Как и прежде, ее основная функция заключается в том, чтобы проталкивать без критики всякое начинание правительства. Ее сегодняшний лидер А. Шохин очень наглядно воплощает в своем лице бесцветность как движения в целом, так и его идейно-политического базиса.

Наконец, последним лидером думской фракции, которая приняла участие в обсуждении состава нового кабинета и, в конце концов, выступила резко против, является Григорий Явлинский. После упадка гайдаровского движения Демократический выбор России, возглавляемое Явлинским движение Яблоко стало единственным предметом устремлений и надежд либерально-демократической интеллигенции. Несмотря на некоторые личные достоинства, Г. Явлинский политически выступает как безответственный и циничный демагог, отрицающий какую-либо роль, которую он лично сыграл в подготовке и проведении капиталистических реформ в России.

Явлинский стоял у истоков программы «500 дней», первого открытого плана либерализации и приватизации советской экономики. Пережив стремительный рост своей карьеры и влияния в самом начале 90-х годов, Явлинский затем был отодвинут на задний план более агрессивными честолюбцами вроде Гайдара и Чубайса. Главной же причиной его ухода на вторые роли являлось то, что он отстаивал план интеграции в структуры мирового капиталистического рынка советского хозяйства как единого целого и был противником роспуска СССР.

Проверку степени его оппозиционности дают примеры перебежчиков из его парламентской фракции в правительственные кабинеты власти. При этом если О. Дмитриева заняла в правительстве С. Кириенко более-менее второстепенный пост, то М. Задорнов стал министром финансов и одним из людей, несущих ответственность за развязывание новейшей стадии финансового кризиса. Активная деятельность этих людей в прежнем правительстве отнюдь не потребовала от них изменения или пересмотра своих идейных и политических воззрений.

Явлинский подает себя в качестве защитника демократии. Однако осенью 1993 г. (не без колебаний, правда) он поддержал Ельцина в момент расстрела парламента из танковых орудий. Сейчас он согласен войти в правительство, но только на условиях предоставления ему ничем не ограниченных, по существу авторитарных, прав по части принятия экономических решений. Бескомпромиссная защита интересов частной собственности ставит его и его движение в непримиримое противоречие с интересами подавляющего большинства населения страны. Его экономическая программа не может быть реализована иначе, как только жестокими методами, обеспеченными всей силой аппарата государственного насилия.

Непристойная дрязга, которая была затеяна лидерами парламентских фракций вокруг вопроса о формировании нового кабинета, свидетельствует о глубоком разложении этого института российской власти. Парламент не является, однако, каким-то исключением из общего ряда. Все остальные ветви власти ничем не лучше. В том случае, если Думе, в конце концов, удастся перетянуть в свою пользу часть полномочий президента, то это ни в коем случае не будет означать усиление тенденций демократического управления в стране. Напротив, это приведет к еще большему загниванию сложившейся кланово-олигархической структуры власти и усилению столкновений внутри нее.

Банкротство без видов на будущее

То, что происходит сегодня в России, представляет собой не просто временный конъюнктурный кризис, окончание которого откроет период быстрого прогрессивного развития страны. На самом деле сегодняшние события, выступая лишь в качестве звена в цепи кризиса, открытого еще периодом «перестройки» и «гласности», открывают собой новый период потрясений и катастроф, вызванных историческим кризисом всего мирового капиталистического хозяйства и его неспособностью решать современные социально-экономические проблемы.

Даже профессиональные оптимисты по поводу капиталистического будущего России не решаются сегодня давать каких-либо утешительных обещаний. «Предстоит тяжелое отступление, — говорит, например, А. Чубайс. — Придется сдавать важнейшие позиции, отвоеванные громадными усилиями за семь лет. И это отступление будет продолжаться не месяцы, а годы».

Бывший главный приватизатор предвидит неизбежный инфляционный период, снижение жизненного уровня населения, увеличение разрыва между богатыми и бедными, отсутствие экономического роста, сохранение уродливой структуры финансовых потоков, когда деньги будут уходить не в реальный сектор, а на финансовые спекуляции. В лучшем случае, по мнению Чубайса, кризис продлится более двух лет. В условиях России это высказывание близко к обещаниям Ходжи Насреддина, который говорил, что к тому времени «либо мул сдохнет, либо визирь умрет».

Либеральные комментаторы всерьез озабочены тем, что будет в России завтра.

«Крах режима Ельцина и экономический кризис, — пишет обозреватель газеты Сегодня Л. Радзиховский, — будут восприниматься, к сожалению, как крах самой идеи рынка и либеральной демократии в России. Рассуждения «это воплощение неудачное, олигархическое, но идея прекрасная» применялась и по отношению к краху в СССР марксистско-социалистических идей. Тогда это никого не убедило. Не убедит и на сей раз» (29 августа).

В августе этого в России произошел не просто крах пирамиды гособязательств и девальвация рубля. В России были радикально девальвированы надежды на творческие возможности современного капитализма. Последствия этого удара, который потряс не только экономику России, но и весь мировой рынок, могут быть гораздо более значительны, чем то, что могут представить себе даже самые трезвые и проницательные защитники существующего порядка.

Объяснение ложных друзей в «вечной любви»

Дэвид Норт. 3 сентября 1998 г.

В разгар «холодной войны», когда политические соображения требовали, чтобы американский империализм маскировал совершенно реакционный характер своей борьбы против СССР, его представители проявляли почти трогательную заботу о жизни и судьбах советского народа. Противодействие Советскому Союзу формулировалось в понятиях борьбы против тоталитарной формы правления, попиравшей демократические права. Это было основой бесчисленных тенденциозных работ, написанных американскими академическими учеными, которые манипулировали и фальсифицировали исторические факты для того, чтобы установить, что сталинизм являлся неизбежным результатом Октябрьской революции и что социализм несовместим с демократическими правами.

Среди самых политически реакционных и интеллектуально беспринципных представителей «тоталитарной» школы американских советологов был профессор Ричард Пайпс (Pipes) из Гарвардского университета. В ходе своей карьеры, которая представляла собой отталкивающее сочетание участия во внешней политике США с деятельностью в стенах академических аудиторий, Пайпс легко перемещался между Кембриджем, Массачусетсом и Вашингтоном. В качестве члена рейгановского Совета Национальной безопасности он был среди тех, кто страстно обосновывал огромное увеличение военных расходов США и другие «жесткие» политические решения, которые повсеместно расценивались, как он с готовностью признавал, в качестве опасных и провокационных. Как член профессорско-преподавательского состава Гарвардского университета, Пайпс писал книги, в которых он разоблачал необычайные размеры жестокости большевиков вообще и злодеяний Ленина в частности.

Здесь не место вдаваться в детали того, как Пайпс объяснял большевистскую революцию. Ради краткости мы ограничимся приведением его центрального аргумента: что Октябрьская революция была задумана и руководима безжалостными интеллигентами, совершенно индифферентными к судьбам масс, представителями которых они якобы являлись — «массы не нуждались и не желали революции». В самом деле, согласно Пайпсу, одним из принципиальных различий между большевистскими лидерами и последним русским царем было то, что «Николай заботился о России». Все попытки объяснить революцию как результат глубоко укорененных исторических процессов были, согласно Пайпсу, необоснованными. Начало революции в 1917 году, утверждал Пайпс, мало связано с социальными и экономическими факторами. Не существовало никакой действительно народной оппозиции царю. «Факты не оставляют никаких сомнений, что миф о том, будто царь был низвергнут с престола восставшими рабочими и крестьянами, является только мифом».

Что же в таком случае представляла собой Октябрьская революция? Согласно Пайпсу, не более и не менее чем дикий утопический план, придуманный идеологически одержимыми интеллигентами, которые не понимали ни человеческой природы, ни действительных каждодневных желаний народа.

Для Пайпса крах Советского Союза представлял собой прежде всего возврат к тому, что он считал естественным историческим порядком. Он с удовлетворением заявил, что «события, начиная с 1917 года, укрепили русских в их вере в свою уникальность и историческую миссию: сегодня русские не желают ничего больше, чем быть «нормальными». Впервые они хотят учиться у иностранцев и быть ведомыми, а не ведущими».

Отчасти удовлетворение Пайпса проистекает из того факта, что он стал, благодаря общему цинизму и упадку мысли, которые преобладали среди деморализованных российских ученых в результате краха СССР, одним из самых известных новых зарубежных советников. В конце концов, Пайпс должен иметь возможность воплотить теорию в практику и показать русским правильную дорогу в «нормальное» и, по-видимому, гуманное общество.

И мудрец из Кембриджа не скупился на советы. Будущее России будет обеспечено только тогда, когда она разрушит все преграды на пути полнокровного капиталистического рыночного общества. Отвечая в 1993 году тем, кто предупреждал, что стремительное развязывание рыночных сил начало разрушать социальную структуру России, Пайпс заявил:

«Развал органов правления и дезорганизация национальной экономики, которые в другой стране означали бы катастрофу, в России должны играть положительную роль. Для страны, в которой традиционно частная инициатива удушалась политически, а также экономически, эти разрушительные процессы приводят в действие инстинкт самосохранения, не оставляя населению иного выбора, кроме как взять свою судьбу в собственные руки, как это и должно быть, если следовать традициям демократии и свободного предпринимательства».

Пять лет спустя после того, как были высказаны эти слова, их глупость и безответственность были разоблачены ужасными результатами рыночной экономики. Однако профессор Пайпс не собирается приносить извинения. В статье, опубликованной 30 августа сего года в газете New York Times, Пайпс признает, что в России развертывается социальная, экономическая и политическая катастрофа. Однако Пайпс, не связанный более необходимостью вследствие «холодной войны» притворяться озабоченным судьбой русского народа, пишет грубое и бездушное послание: «Пусть Россия сама о себе позаботится».

Пайпс пишет, что существует три исхода кризиса в России. Первый, который он называет «невозможным», — это «возврат к коммунизму». Второй, который Пайпс считает «возможной, хотя и маловероятной альтернативой», — это раскол России на различные более мелкие и более управляемые государства.

Однако самым вероятным результатом, согласно Пайпсу, «остается превращение России в подобие латиноамериканского псевдодемократического и псевдокапиталистического государства, которое полагается главным образом на экспорт природных ресурсов и дешевую рабочую силу». Пайпс утверждает, что это привлекательный сценарий, потому как он будет по крайней мере «поддерживать иллюзию, будто Россия следует своим собственным путем».

Практическое значение третьего варианта, по мнению Пайпса, будет заключаться в низведении России до уровня «страны третьего мира».

Сам того не понимая, Пайпс подтвердил одно из существенных оправданий, данных большевиками своему захвату власти в октябре 1917 г. Они утверждали, что выбор, перед лицом которого оказались российские массы в 1917 г., был не между рабочим государством и процветающей буржуазной демократией. Ленин и Троцкий предупреждали, что если большевикам не удастся взять власть, то альтернативой будет контрреволюция, которая в конечном счете приведет Россию к территориальному расчленению и превращению в полуколонию.

В заключение Пайпс убеждает Соединенные Штаты и Международный Валютный Фонд воздержаться от предоставления новых кредитов до тех пор, пока не будут предложены дальнейшие доказательства решимости осуществлять «реформы», то есть дополнительные огромные сокращения уровня жизни людей. «Представляется, — пишет Пайпс, — что при существующих условиях самой лучшей политикой по отношению к России является политика невмешательства».

Представляя свое равнодушное послание, Пайпс не дает ни малейшего свидетельства того, что он чувствует себя хотя бы слегка смущенным результатами политики, которую он обеспечивал столь обильными идеологическими оправданиями.

Его заботит не то, что профессор Пайпс и капитализм обманули ожидания русского народа, а то, что именно русский народ обманул ожидания профессора Пайпса и капитализма.

Российский капитализм в тупике

Владимир Волков. 23 октября 1998 г.

Прошло два месяца после принятия российским правительством решений от 17 августа, послуживших началом резкой эскалации социально-экономического и политического кризиса в России. После того, как первые последствия этого обвала стали более или менее ясны, начинает вырисовываться картина того состояния, в котором находится российская экономика в настоящий момент. В сжатом виде это состояние можно охарактеризовать как хаос и распад всех существующих структур и институтов.

То, что произошло после объявления о фактической девальвации рубля и признании государства банкротом, имеет глубокое международное значение и уже вызвало сильный резонанс на мировых рынках. Несмотря на то, что российская экономика занимает достаточно скромное место сравнительно с масштабом мирового капиталистического рынка, потрясения в России вызвали эффект во много раз превосходящий те реальные экономические последствия, которые могли быть вызваны замораживанием государственного долга и выплат долгов иностранным кредиторам со стороны российских коммерческих банков.

Можно сказать даже, что с точки зрения мирового рынка коллапс в России произвел гораздо в большей степени морально-психологические, нежели чисто экономические последствия. В начале 1990-х годов, в момент распада Советского Союза, либеральные апологеты и идеологи провозгласили крах коммунизма и невозможность поиска каких-либо социальных альтернатив существующему мировому капиталистическому порядку. Они исходили из той предпосылки, что крах СССР открывает новый период в расширении и дальнейшей экспансии мирового рынка, который должен очень быстро привести отсталую и структурно-уродливую советскую экономику к быстрому экономическому подъему. «Тигры» Юго-Восточной Азии подавались в качестве примеров успешности подобной трансформации.

Спустя всего несколько лет картина выглядит совершенно иначе. Мировой рынок нестабилен как никогда прежде в послевоенную эпоху. Начавшийся в прошлом году «азиатский грипп» существенно подорвал благополучие и процветание этих регионов и угрожает сегодня «развивающимся рынкам» по всему миру, подбираясь также уже к центрам мирового капитализма. В отношении государств Центральной и Восточной Европы, а также республик бывшего Советского Союза, последствия интеграции в мировой капиталистический рынок плачевны, если не сказать катастрофичны, за немногими исключениями, которые только подтверждают правило.

В самой России начало капиталистических реформ привело не к разрешению тех социально-экономических и политических проблем, которые в обостренном виде вышли наружу в годы горбачевской «перестройки», но лишь в громадной степени усугубили их, превратив их в подобие смертельного злокачественного заболевания.

Катарсис или шаг в пропасть?

На протяжении 1992-1997 гг. политические лидеры и идеологи «новой России» постоянно пытались доказать временный характер тех трудностей, с которыми столкнулось абсолютное большинство людей в стране. Более того, они настаивали на возможно более быстром и радикальном темпе капиталистических реформ, заявляя, что именно этого позволит наиболее безболезненно и успешно интегрироваться в мировой рынок. Все неудачи и очевидные негативные социальные последствия проводимой политики они списывали на необходимые временные издержки «переходного периода», после окончания которого рост позитивных тенденция в экономике должен быстро перекрыть эти отрицательные черты и вывести Россию на уровень развитых капиталистических держав.

Раз за разом они пытались определить степень «окончательного падения» промышленного производства, когда должна наступить неизбежная стабилизация на каком-то относительно низком уровне и после чего возможен только неуклонный, пусть даже и медленный подъем. Одновременно с этим они пытались выработать механизм финансовых институтов, который позволил бы стабилизировать некоторые секторы экономической жизни, даже независимо от текущего состояния промышленного производства.

Было, по меньшей мере, две попытки такого рода. Первая из них была предпринята в 1995 году, когда после подавления фронды в рядах нового господствующего класса, завершившегося расстрелом парламента осенью 1993 года и введения жестких монетаристских мер регулирования денежной массы, были достигнуты первые результаты по стабилизации финансовой системы и курса рубля. Сохранение высоких цен на сырье на мировых рынках давало возможность правительству рассчитывать на постоянный приток твердой валюты. На этом фоне оно могло какое-то время закрывать глаза и на массовое бегство капиталов за границу, и на рост коррупции среди чиновников и на общую криминализацию экономической жизни. Оно могло рискнуть также пойти на формирование внушительного долга государственных ценных бумаг. Все это делалось из расчета процветания и расширения мирового рынка, в котором должно было найтись место и молодому российскому капитализму.

Все эти меры с самого начала были совершенно недвусмысленными симптомами явного провала первоначальных надежд на капиталистические реформы. Это были вынужденные меры, предпринятые не от хорошей жизни, однако до поры до времени можно было держать «хорошую мину при плохой игре».

Другое героическое усилие доказать, что наступило начало перелома тенденций от негативных к позитивным, было предпринято в 1997 году, при активной роли «молодых реформаторов» в лице А. Чубайса и Б. Немцова. К этому времени приватизация была в целом завершена, образовался рынок как корпоративных, так и государственных ценных бумаг. Допуск на эти рынки иностранных спекулянтов создавал иллюзию резко возросшего инвестиционного потока в Россию. Фондовый индекс рос, мировые цены на сырье продолжали оставаться высокими, пирамида ГКО еще не завершила свой цикл, — все это было теми предпосылками, на основании которых апологеты «новой России» пытались доказать успешность проводимых преобразований и их перспективность. Путем хитроумных манипуляций со статистикой были опубликованы цифры, которые демонстрировали мизерный, но якобы действительный рост экономики.

Шквал азиатского кризиса, дополненный резким падением мировых цен на сырье, оказался в этой ситуации тем неотвратимым злом, которое можно было ожидать, но в наступление которого не хотелось верить. Три удара финансового кризиса, произошедшие осенью 1997 года, а затем зимой и весной 1998 года, поставили финансовую систему России на грань распада. Попытка продлить агонию ценой еще большего раскручивания спирали ГКО и новых массивных заимствований на мировых финансовых рынках закончились тем бесславным провалом, который так наглядно виден в стране после 17 августа.

Ни один либеральный комментатор в России не пытается сегодня утверждать, что новый виток кризиса имеет временный и неглубокий характер. Напротив, общим мнением стало представление, что при самом благоприятном развитии событий отсчет позитивных явлений может начаться только через ряд лет.

Если использовать для понимания состояния российской экономики сравнение, то можно спросить себя: является ли произошедший обвал признаком того, что болезнь, которая отравляла в целом здоровое тело, вышла, наконец, наружу, и после того, как рана затянется, организм будет посвежевшим и окрепшим? Или же мы должны сравнить происходящий процесс с тем, как если бы поток негативных тенденций, который прежде сдерживался плотиной, теперь окончательно прорвался и понесся вперед с еще большей скоростью и неудержимой силой?

Другими словами, должны ли мы говорить, что после произошедшего потрясения — как после болезни — произойдет очищение экономического организма («катарсис»), или же, напротив, мы должны признать, что болезнь приобрела клинический характер? Непредвзятое рассмотрение всей совокупности происходящих процессов должно привести читателя к однозначному ответу: болезнь стала чревата летальным исходом.

Распад банковской системы

Едва ли не главным видимым последствием обострившегося кризиса является фактическое банкротство как системы коммерческих банков, так и государственного бюджета в целом. Главная причина этого заключается в общем глубоко депрессивном состоянии производственного сектора и полной оторванности от него сложившейся после 1991 г. финансовой системы страны.

Российские банки так и не начали функционировать в качестве «нормальных» институтов капиталистического рынка, то есть кредитовать производство. Все годы ельцинских реформ они существовали исключительно в сфере финансовых спекуляций с государственными и корпоративными бумагами, а также путем обслуживания экпортно-импортных операций. Причина такого положения коренится не в злой воле отдельных банкиров или отсутствии у них достаточного профессионализма. Суть дела заключается в том, что в условиях общего кризиса мирового капиталистического производства российская экономика не в состоянии предложить крупным международным инвесторам выгодных и прибыльных проектов. Сегодня в еще большей степени сравнительно с началом этого столетия запоздалый характер российского капитализма (со всеми необходимыми оговорками, связанными с процессом расчленения бывшей государственной собственности) делает его бессильным перед лицом иностранной конкуренции и толкает его на криминальный путь, равно как и на полную зависимость от существующего авторитарного политического режима.

Решение об одновременном замораживании выплат по государственному долгу и девальвации рубля, принятые 17 августа, вызывает резкую критику со стороны значительного числа либеральных экономистов. Они утверждают, что можно было более мягким образом провести сходные мероприятия. В этих рассуждениях обычно присутствует один серьезный недостаток: «критики» исходят из представления о том, что государство является неким рационально действующим институтом, представляющим интересы всего общества и строящим свои решения на этой основе. На самом деле принятие важнейших государственных решений находится под полным контролем крупнейших кланов частного капитала, которые заставляют его действовать в угоду собственным интересам, невзирая ни на какие последствия для абсолютного большинства граждан страны.

Именно так обстояло дело в данном случае. Будучи прекрасно информированными о серьезных проблемах крупнейших банков страны, правительство и Центральный банк делали все возможное, чтобы спасти их положение и оттягивали принятие решительных мер до последнего момента. Ситуация зашла так далеко, что даже экстренные меры не привели к какому-либо серьезному изменению. Дилемма, в тисках которой бьется правительство, состоит в том, должно ли оно спасать бюджет или обанкротившиеся, по сути, банки.

Долговая петля на шее российских коммерческих банков выражается примерной суммой в 10 млрд долларов. Решение правительства заморозить выплату долгов коммерческих банков было жестом отчаяния в совершенно безвыходной ситуации. Два месяца спустя по-прежнему не видно никаких признаков выхода из этого положения. Сплетенные самым тесным образом друг с другом, правительство и коммерческие банки в равной мере являются банкротами, которые надеются сегодня только на то, что оттяжка времени позволит им каким-то образом выбраться из той долговой ямы, в которую они попали.

Удар по «среднему классу»

Другим важнейшим последствием августовского кризиса является резкий удар по тому слою, который не без доли византийской хитрости был назван российским «средним классом». Из года в год кремлевские политики ритуально провозглашают, что целью проводимых ими мероприятий является создание так называемого «среднего класса». Он же объявляется главной социальной опорой режима.

Действительность имеет с этим лишь очень небольшие точки соприкосновения. Прежде всего, так называемый средний класс в России чрезвычайно мал. При самых грубых округлениях он вряд ли дает больше 10-15 % населения страны. Кроме этого, по своим доходам, он на порядок отличается от того, что понимается под этим термином в развитых странах капитализма.

У «среднего класса» в России горькая судьба. В городе в массе своей он состоит из торговцев-челночников и мелких предпринимателей, которые могли более или менее успешно сводить концы с концами только в первые годы ельцинских реформ, когда продолжала сохраняться разница между внутренними и мировыми ценами, потребительский рынок не был насыщен, а покупательная способность населения была сравнительно высокой. Расцвет этих видов деятельности сегодня уже находится позади. Чем дальше открывалась российская экономика влиянию мирового рынка, тем менее комфортно мог чувствовать себя мелкий торговец и предприниматель, который должен был во все возрастающей степени конкурировать с неумолимыми законами мирового рынка.

Резкое обесценение рубля, произошедшее в августе, нанесло сокрушительный удар по этим слоям населения. Если и будет еще в какой-то перспективе существовать в России городской «средний класс», он будет либо полностью экономически подчинен крупным торгово-закупочным компаниям, либо маргинализуется до уровня малоприбыльной продажи дешевых продуктов и предметов потребления на улице.

Еще хуже обстоит дело с судьбой фермерства в деревне. Первые шаги ельцинских реформ сопровождались самыми оптимистичными прогнозами по поводу судьбы частного фермерства в России. За прошедшие годы, однако, этот слой не смог даже сложиться как единое целое, а те фермеры, которые рискнули пуститься в рискованное плавание частного предпринимательства, стоят сегодня перед угрозой полного разорения. Результаты этого процесса видны невооруженным глазом: после того, как повысились цены на импортные продукты и количество их уменьшилось, появившиеся нишы отнюдь не были тотчас же заполнены аналогичными или близкими по качеству российскими продуктами.

Своеобразный культ, который сложился в официальной российской политике вокруг «среднего класса», полностью импортирован из-за границы и был по своему происхождению связан с послевоенной эпохой экономического бума и социальных реформ на Западе, когда «средний класс» рос и чувствовал себя достаточно комфортно в продолжение какой-то периода времени. Однако новейшие тенденции мировой капиталистической экономики, связанные с явлениями глобализации, подкопали основы под этими социальными условиями. Сегодня во всех странах мира происходит быстрая дифференциация, которая проходит также и по так называемому «среднему классу»: верхушка его страшно обогащается на фоне спекулятивного бума фондовых рынков, в то время как его нижние слои все больше сталкиваются на уровень рабочего класса.

Рассчитывать в этих условиях, что в России может сложиться какая-то более или менее устойчивая и широкая прослойка подобного рода, значит питать себя совершенно несбыточными иллюзиями. Удар, который пережили в России люди, психологически отождествляющие себя со «средним классом», наглядно показывает им, что ждет их в ближайшем будущем.

Капитализм в России пожирает сам себя. Он подрывает ту единственную социальную опору, на основе которой он мог бы (как когда-то в ушедшие навсегда эпохи своего относительно прогрессивного значения) успешно развиваться. Во всех своих проявлениях он показывает себя как общественная система, абсолютно безжалостная к большинству граждан страны и при этом совершенно неспособная решать реальные проблемы, стоящие перед обществом.

Российский капитализм не потому не в состоянии развиваться, что он криминален и преступен. Он криминален и преступен потому, что не имеет перспектив развития.

Мировая политика

Выборы в Германии: Смена власти в Бонне

Петер Шварц. 29 сентября 1998 г.

Федеральные выборы в Германии привели к сокрушительному поражению канцлера Гельмута Коля и возглавляемого им Христианско-демократического Союза (ХДС). После 16 лет пребывания в оппозиции Социал-демократическая партия (СДПГ) Герхарда Шредера пришла к власти.

ХДС и союзная с ней консервативная партия Христианский Социальный Союз (ХСС) из Баварии получили всего 35% голосов по своим партийным спискам. Это самый плохой результат за всю историю этих партий. Начиная с 1953 года они всегда получали больше 40%, а иногда и свыше 50%.

41 процент голосов, отданных за СДПГ, приближается к уровню, которого она достигала в 1970-х годах при руководстве Вилли Брандта и Гельмута Шмидта. Во второй раз после 1972 года СДПГ сегодня стала самой большой партией в Бундестаге (парламенте). Ее преимущество над блоком ХДС-ХСС никогда не было столь велико.

Каждый немецкий избиратель голосует дважды. Первый раз непосредственно за кандидата, выбираемого от избирательного округа, а второй раз он голосует за партийный список. Если бы выборы проходили по системе, принятой в Британии, то разрыв между СДПГ и ХДС-ХСС был бы еще более существенным, поскольку половина мест, принадлежавших ХДС в округах, перешла к СДПГ.

Кроме того, в Бундестаге будут представлены «зеленые», получившие 7% голосов, либеральные свободные демократы (ПСвД) (6%) и партия Демократического Социализма (ПДС) (5%). ПДС является преемницей сталинистской партии, которая управляла Восточной Германией. Некоторое время назад казалось сомнительным, что ПДС сможет получить достаточное количество голосов, чтобы сохранить представительство в Бундестаге. Тем не менее число отданных за нее голосов немного выросло, и они впервые смогли преодолеть пятипроцентный барьер. Как и на последних всеобщих выборах, они получили 4 мандата от избирательных округов в Восточном Берлине.

Крайне правые партии постиг провал. Немецкий Народный Фронт (ННФ), который набрал 13% голосов на выборах в ландтаг Саксонии-Анхальта, получил там только 3%. Общее количество голосов, поданных в национальном масштабе за ННФ и другие неонацистские группы, такие как Национальная Демократическая партия (НДП) и республиканцы, только приблизилось к 3%. В земле Мекленбург-Померания, где одновременно проходили выборы в местный ландтаг, крайне правые получили больше голосов благодаря своей предвыборной кампании, однако все равно не смогли получить ни одного места в парламенте.

Шредер будет выбран новым федеральным канцлером на первом заседании нового Бундестага, которое состоится в течение ближайших четырех недель. Однако, поскольку он не имеет большинства, он должен сначала обсудить проблему формирования коалиционного правительства. Впервые «зеленые» смогут достичь представительства на уровне министерства в новом «красно-зеленом» федеральном правительстве, которое получит большинство в 21 место, а также может рассчитывать на поддержку 35 депутатов от ПДС.

Формально также возможна коалиция СДПГ и ПСвД, как и «большая коалиция» СДПГ и ХДС. В самом деле, в условиях напряженного внутреннего и международного положения, многие комментаторы призывали к такому объединению. Шредер несколько раз давал понять, что он не против такой возможности. Однако после голосования ряд ведущих политиков из стана ХДС-ХСС и ПСвД исключили это и настояли на том, чтобы СДПГ сформировала администрацию в альянсе с «зелеными». Они боялись, что если они немедленно вступят в такую большую коалицию, то их собственные партии могли бы развалиться на враждующие фракции.

Однако результаты выборов допускают возможность изменения состава правительства в любое время в период полномочий ныне действующего парламента без объявления новых выборов. В самом деле, Коль является первым канцлером, который покинул свой пост в результате национальных выборов, а не по причине отказа партнера по коалиции от его поддержки.

Эти выборы представляют определенный водораздел в истории Федеративной Республики Германии. После 16-летнего правления Коль потерпел поражение на выборах прежде всего вследствие растущего чувства неудовлетворения, проистекающего из сокращения социальных программ, массовой безработицы и падения уровня жизни, который затронул широкие слои населения. Больше всего на востоке страны, в бывшей Германской Демократической Республике (ГДР), «канцлер единства» Гельмут Коль открыл дверь ужасным социальным условиям.

СДПГ обязана своим успехом тому, что многие видели в ней единственную возможную альтернативу прежнему правительству и по историческим причинам считали ее более приверженной социальной справедливости, чем ХДС. Так случилось несмотря на то, что предвыборная кампания проводилась в стиле Тони Блэра в Британии и Билла Клинтона в США. Эта кампания концентрировалась главным образом на личности Герхарда Шредера и апеллировала к тем, кого СДПГ называла «новым центром», то есть к верхним слоям среднего класса.

Показателем того, что социальные вопросы играли большую роль в сознании многих избирателей, явился тот факт, что СДПГ, которая изображала себя представителем самых угнетенных слоев — прежде всего, восточных немцев — смогла собрать больше голосов. С другой стороны, «зеленые», представлявшие себя в качестве друзей мелкого бизнеса, потеряли голоса.

Несмотря на ясный результат выборов, Германия стоит перед лицом жестоких социальных и политических потрясений. Правительство Шредера окажется неспособным осуществить возлагаемые на него надежды рабочих. Его программу едва ли можно отличить от программы Коля. В самом деле, оно будет проводить еще более жестко и настойчиво политику «экономической модернизации». Это выражение, маскирующее урезание социальных расходов, сокращение заработной платы и ухудшение условий труда, дополненных снижением налогов для богатых.

В продолжение нескольких лет до этих выборов правящая коалиция ХДС-ХСС и ПСвД находилась в политическом параличе. Столкнувшись с глубокими конфликтами в собственных рядах, коалиция наткнулась на растущие сложности в борьбе с оппозицией своей политике. Она полагалась на поддержку СДПГ, которая обладала большинством в верхней палате парламента, чтобы проводить урезание социальных расходов и атаки на демократические права, в проталкивании которых она преуспела.

Коалиция СДПГ и «зеленых» не встретит таких проблем, так как она располагает большинством в обеих палатах парламента, а также опирается на поддержку профсоюзов. Первым шагом Шредера в правительстве будет созыв корпоративного органа, названного «союз труда», в котором будут тесно сотрудничать профсоюзы, работодатели и правительство.

Содержание политики нового правительства будет определяться главным образом международными событиями. Шредер постоянно подчеркивал, что его предвыборные обещания будут выполнены при условии их «финансируемости». Самые умеренные обещания реформ со стороны СДПГ и «зеленых» скоро падут жертвой международного экономического кризиса.

СДПГ и «зеленые» обещали продолжить политическую линию своих предшественников в отношении внешней политики. В условиях, когда подготовка вторжения НАТО в Косово в основном завершена, может оказаться, что первая военная акция немецкой армии со времен Второй Мировой войны осуществится по приказу министра от партии «зеленых», организации, которая берет начало в движении студенческого протеста 1960-х годов.

Такой политический поворот не обойдется без кризиса. Чем меньше политические различия между партиями правящей элиты, тем больше напряженность между ними.

ХДС-ХСС может полностью разделить судьбу родственных им консервативных партий в Италии и Франции, которые фактически распались после подобных поражений на выборах. Вплоть до настоящего времени ХДС удерживался в состоянии единства главным образом благодаря Колю, однако он уже объявил о своей отставке с поста председателя партии.

Под воздействием острых социальных конфликтов СДПГ вряд ли сможет избежать подобного давления. Все важные решения принимаются Шредером и председателем партии Оскаром Лафонтеном минуя выборные партийные органы. Все разногласия удушаются этим диктаторским внутрипартийным режимом.

У «зеленых» пропасть между партийным руководством и рядовыми членами, которых насчитывается по всей стране только 50 тысяч, еще более глубока. Ведущий представитель этой партии Йошка Фишер в последние годы резко сдвинулся вправо, взяв курс, которым партия пошла с большой неохотой.

Столкновение между широкими слоями населения и правительством, в котором руководящую роль играет СДПГ, неизбежно поставит вопрос политической альтернативы. Поддержка, которой пользуется СДПГ, довольна шаткая. Согласно опросам общественного мнения, четверть избирателей только в последнюю минуту приняла решение, кому отдать свои голоса. Показателем нестабильности также является резкое колебание за и против крайне правых.

Партия за Социальное Равенство (ПСР — Partei fuer Soziale Gleichheit) была единственной партией, которая боролась на выборах на основе социалистической альтернативы существующему социальному порядку. ПСР получила 6273 голоса в шести землях. Лучший результат ПСР был достигнут в Саксонии-Анхальте, где она получила 2395 голосов. Эта земля являлась промышленным центром бывшей ГДР, а сегодня страдает от самого высокого во всей Германии уровня безработицы. Хотя число голосов, поданных за ПСР оказалось мало, они были сознательно отданы за социалистическую программу.

50 лет со дня образования Израиля

Билл Вэнн. 29 мая 1998 г.

Пятидесятилетнюю годовщину своего образования Израиль отмечал в условиях нарастающего общественно-политического кризиса внутри сионистского государства и эскалации напряженности в отношениях с палестинским населением, проживающим на все еще оккупированных Израилем территориях, осложненного к тому же враждебностью со стороны окружающего Израиль арабского мира.

В самом Израиле не было проведено никаких официальных торжеств в ознаменование этой даты, не было броских и показных празднеств также и в Соединенных Штатах, не было их и где-либо еще, даже невзирая на глубокие исторические вопросы, лежащие в основании израильского государства.

В создании и эволюции государства Израиль сосредоточены самые сложные из неразрешенных противоречий ХХ столетия. Их основные истоки лежат в одном из самых чудовищных преступлений против человечества, которые имела история нацистского Холокоста («катастрофа» — ред.). Уничтожение шести миллионов евреев, проживавших в Европе, явилось, в свою очередь, ужасной ценой, которая была заплачена за кризис рабочего движения, вызванный сталинистским перерождением Советского Союза и Коммунистического Интернационала. Преступления сталинизма и господство последнего над рабочим движением помешали пролетариату положить конец объятой кризисом капиталистической системе, увидевшей в фашизме свою последнюю линию обороны.

Поражения рабочего класса, преступления сталинизма, ужасы Холокоста создали исторические условия для образования государства Израиль и для успешной, по большей части, попытки сионистского движения, поддержанной как американским империализмом, так и сталинизмом, отождествить сионизм со всеми евреями мира. Это было движение и государство, основанные, в конечном итоге, на духовном пессимизме и отчаянии. Предательства сталинизма вызвали разочарование в социалистическом выборе, который имел такую мощную притягательность для рабочего класса еврейской национальности во всем мире. Преступления германского фашизма явились для многих как бы окончательным доказательством невозможности уничтожения антисемитизма в Европе и где бы то ни было еще. Ответ сионизма заключался в создании государства и армии, а также в том, чтобы подавить исторических притеснителей еврейского народа, следуя их же собственным правилам игры.

Трагическая ирония такого «решения» состоит в том, что сплочение в Израиле еврейского народа, традиционно и исторически ассоциируемого с борьбой за терпимость и свободу, теперь оказалось связанным с жестоким подавлением уже другого угнетенного народа.

Среди многих мероприятий, отмечавших полувековое существование Израиля, свое собственное провели палестинские арабы Западного берега и сектора Газа, в память о том, что широко известно как «Аль-Накба» (в переводе с арабского — катастрофа). 14 мая десятки тысяч палестинских рабочих и молодых людей вышли на улицы в знак протеста. В результате столкновений с израильскими силами безопасности, ответившими огнем, было убито девять человек, среди них 8-летний ребенок. Немного позже, 24 мая, марш израильских войск и групп сионистов по Иерусалиму в ознаменование 50-летней годовщины со дня основания Израиля и в память захвата в 1967 году спорной части города спровоцировал столкновения с палестинцами из арабских районов Восточного Иерусалима.

Кровопролитие, сопровождавшее празднование упомянутой годовщины, подчеркнуло существенную особенность государства Израиль, которой он обладал со дня своего создания. Учреждение еврейского государства в Палестине означало «распыление» и физическое вытеснение арабского населения. Государство, которое по своей идее было призвано спасти евреев от угнетения, ввело военное правление, дискриминацию и подавление тех, кто жил на этой земле в течение многих поколений.

Давид Бен-Гурион зачитал «Декларацию о независимости Израиля» 14 мая 1948 года, за день до истечения срока полномочий мандата Британии над Палестиной. Менее чем за год военные силы израильтян преуспели в расширении международно-признанных границ своего государства, в то время как более чем три четверти миллиона палестинских арабов были выгнаны из своих домов систематической кампанией террора и запугивания.

Бен-Гурион обрисовывал осуществление идеи израильской государственности в качестве «кульминации еврейской революции». Создание Израиля представляло собой достижение центральной политической цели сионизма, еврейского националистического движения, основанного в последней четверти ХIХ столетия. Суть концепции сионизма заключалась в том, что евреи не могут ни освободиться от антисемитского преследования, ни даже существовать как народ, без образования независимого национального государства.

Создание Израиля неразрывно связано с массовым уничтожением европейских евреев от рук германского нацизма. Источник своего роста сионизм нашел в именно этой исторической катастрофе. Движение, развивавшееся в прямой оппозиции социализму, — сионизм — стало одним из тех движений, которые больше всего выиграли от предательств и поражений рабочего класса в 20-х и 30-х годах, совершенных руками сталинизма.

До Второй Мировой войны сионизм оставался относительно изолированным движением, черпающим поддержку, главным образом, из слоев еврейского среднего класса. Даже в самой Палестине среди еврейских рабочих существовало сильное классовое чувство солидарности с рабочими арабской национальности в их общей борьбе против капитализма.

Несмотря на то, что именно Холокост обеспечил превращение сионизма в государственную силу, реальные отношения между преступлениями, осуществленными нацизмом против еврейства Европы и сионистским движением, стали предметом систематического исторического искажения. Израиль изображался в качестве необходимого убежища для евреев, бегущих от лагерей смерти Германии. Тем не менее отношение сионизма к борьбе за спасение евреев от физического истребления не было таким уж простым.

Это одна из многих тем, которую историки Израиля начали подвергать изучению. Известное как школа «новых историков», «постсионистская» или «ревизионистская» школа, это течение означает появление критического отношения к истории Израиля. И это является одним из самых глубоких признаков нарастающего кризиса сионизма как идеологии и Израиля как общества.

Некоторые из этих историков черпают свое вдохновение в «постмодернистской» школе, получившей развитие в Соединенных Штатах. Они стремятся дать описание различных «повествовательных линий» исторического опыта израильтян, представить палестинскую точку зрения или изложить все то, что касается евреев-сефардов, то есть тех, кто иммигрировал в Израиль из арабского мира. Однако данный субъективный взгляд неспособен дать систематической критики сионизма, к тому же существуют и другие авторы, попытавшиеся докопаться до более глубоких истоков исторических противоречий Израиля.

Среди последних — Зеев Штернхель, автор книги «Мифы основания Израиля», недавно опубликованной на английском языке. Книга Штернхеля опровергает некоторые из самых устойчивых мифов сионизма, в первую очередь то представление, будто сионистские лидеры, основавшие Израиль, пытались создать новый тип общества, основанного на принципах эгалитаризма и даже социализма.

Этот историк утверждает, что сионизм был, безусловно, уникальным явлением. Он возник как специфическое выражение тенденций восточно-европейского национализма ХIХ столетия, который базировался не на универсальных принципах демократии, а, напротив, на концепциях исключительности, исходящих из постулата расовой, религиозной и языковой гегемонии. По иронии судьбы, движение, претендующее на роль освободителя евреев, в значительной степени имело общую почву с антисемитами и крайне правыми националистами, предшественниками немецкого фашизма.

«Сионизм, — пишет Штернхель, — являлся с самого начала достоянием меньшинства, которое понимало еврейскую проблему не в терминах физического существования и обеспечения экономической безопасности, а в качестве предприятия по спасению нации от угрозы коллективного исчезновения». При этом самая большая угроза исчезновения виделась в ассимиляции евреев современным обществом, в частности, в привлечении растущего числа рабочих еврейской национальности в социалистическое движение.

В той степени, в какой основатели сионистского государства пытались идентифицировать сионизм с рабочим движением, равенством и социализмом, они рассматривали сионизм, по словам Штернхеля, в качестве «мобилизующего мифа», предназначенного для вовлечения еврейского рабочего класса в русло национализма. Штернхель подчеркивает, что использование подобной социалистической фразеологии имело много общего с другими «национал-социалистическими» движениями, которые стремились к националистическому возрождению в Европе и приведших, в своем крайнем виде, к нацизму.

Определенно можно утверждать, что многие другие националистические движения, представлявшие себя в течение ХХ столетия в качестве социалистических и эгалитарных, включая также и арабский национализм, использовали «мобилизующие мифы». Подобные идеологии в каждом отдельном случае имеют целью сокрытие интересов национальной буржуазии и подавление борьбы рабочего класса за свою независимость.

Что касается оправдания Израиля как единственно возможного убежища для евреев, бегущих от нацистского гнета, то Штернхель, а также другие историки, к примеру, Том Сегев, автор книги Седьмой миллион, израильтяне и Холокост, — представили достаточные свидетельства того, что спасение европейского еврейства никогда не было главенствующей заботой для сионизма как движения. Они показали также, что Бен-Гурион и другие сионистские лидеры равнодушно относились к этой задаче.

С началом Второй Мировой войны и с ростом все более явной угрозы со стороны нацизма евреям Европы, Бен-Гурион высказал принципы, призванные направлять сионистское движение в условиях Холокоста: «Сионистские соображения имеют примат над еврейскими чувствами… нам следует действовать согласно соображениям сионизма, а не просто еврейским соображениям, ибо еврей не является автоматически сионистом». Всю войну он успешно полемизировал с теми, кто предлагал перевести внимание Еврейского агентства в Палестине с создания «Eretz Israel» («Государство Израиль» — ред.) на спасение от нацизма самих евреев.

Одновременно сионисты действовали, не теряя времени в направлении того, чтобы использовать европейскую катастрофу в своих собственных целях. Их усилия оказались не безуспешны, так как потерявшие дома и родину, оставшиеся в живых европейские евреи направлялись прямо в Палестину по весьма определенным геополитическим причинам. Вашингтон, закрывший границы США для евреев, спасавшихся от репрессий «наци», видел в появлении на Ближнем Востоке еврейского государства инструмент для утверждения своей гегемонии в этом регионе в пику старым колониальным державам — Британии и Франции. Основанный в борьбе с арабами за контроль над землей, Израиль был с самого начала милитаристским государством, где армия выступала в качестве главного стержня общества. Находясь в окружении враждебных арабских держав и выдавая себя за государство новой формации, которое основано на идеях равенства и размытых принципах социализма, страна повсюду воспринималась как «обиженная» и заслуживающая всеобщей симпатии.

Однако и эти реалии, и их восприятия претерпели существенные изменения вместе с превращением Израиля в неоспоримую военную силу и единственную ядерную державу региона. Сначала вспыхнула Суэцкая война 1956 года, в которой Израиль в кратчайшие сроки захватил Синайский полуостров. Затем война 1967 года перекроила карту Ближнего Востока еще раз, создавая предпосылки нынешнего конфликта. Опираясь на американскую поддержку, Израиль вторгся в Египет, Сирию и Иорданию, захватив Западный берег реки Иордан, Голанские высоты и сектор Газа, которые оккупирует и по сей день. Так сионизм и Израиль показали себя в качестве силы экспансионизма и агрессии. Израиль вел и последующие войны. Например, в Ливане он продолжает удерживать под контролем так называемую «зону безопасности» на юге этой страны.

Первоначальная военная экспансия Израиля стала возможной благодаря непрекращающимся и массированным вливаниям военно-экономической помощи США. Обладая базисом в три миллиарда долларов ежегодных дотаций, особые отношения Вашингтона с Израилем не имеют ничего общего с взаимно разделяемыми принципами или тем, что можно было бы считать симпатией Америки к исторически гонимому еврейскому народу. Соединенные Штаты, скорее, поддерживают Израиль в качестве «государство-гарнизона», которое служит для подавления революционной борьбы народных масс Ближнего Востока и которое обеспечивает возможность расширения американского влияния в этом «стратегически жизненно-важном» нефтедобывающем регионе.

Милитаризм израильтян шел рука об руку с ростом реакционных общественно-политических тенденций внутри самого Израиля. Оккупация и управление Израилем Западного берега реки Иордан и сектора Газа, осуществление политической диктатуры над приблизительно миллионом палестинцев не только обнажили репрессивный характер Израиля как государства, но также подняли на поверхность все противоречия, воплощенные в сионизме как политическом движении.

В 1968 году началось строительство сионистских поселений на оккупированных территориях Западного берега и сектора Газа. Согласно сионистской доктрине, они должны были являться военизированными аванпостами, служащими линией обороны против атак на израильские владения со стороны палестинских партизан. Поскольку правительство партии Труда изначально пыталось представить поселения в качестве не более чем оборонительного действия для предотвращения возврата оккупированных территорий Иордании и Египту, то вопрос о статусе Западного берега и сектора Газа быстро стал фокусом всей израильской политики.

Оппозиция правых под руководством Менахема Бегина потребовала, чтобы территории были отданы под суверенитет Израиля на основании того, что они относятся к Библейским землям Самарии и Иудеи, которые были обещаны евреям богом. Спустя тридцать лет этот вопрос все еще требует разрешения, несмотря на широко возвещаемый ближневосточный мир, спонсируемый администрацией Клинтона и подписанный как Израилем, так и Организацией Освобождения Палестины. По всем территориям разбросаны 144 поселения с общим населением в 160.000 человек, многие из которых — хорошо вооруженные религиозно-националистические фанатики.

Вопреки соглашению, подписанному с ООП, количество поселений продолжает расти в среднем на 9 % в год. Израильское правительство настаивает на том, что его силы должны контролировать дороги, ведущие к этим анклавам и их связь с самим Израилем. Только одно это уже показывает весьма примечательный характер, который могло бы иметь любое «независимое» палестинское государство в том случае, если бы оно возникло в результате договорного процесса. Полномочий для палестинский властей хватало бы только на полицейский контроль очень обедневших городов и маленьких клочков земли, окруженных и отрезанных друг от друга израильскими войсками. Как дают понять закадычные друзья Израиля, участвующие в переговорах, организуемых США, израильское государство не готово в настоящей ситуации производить какие-либо фундаментальные изменения.

Мотивы Израиля, которые двигали им в стремлении подписать ближневосточное соглашение, в первую очередь преследовали цель предотвратить на оккупированных территориях революционный подъем палестинских народных масс, который принял свою зачаточную форму в «Интифаде», начавшейся в 1987 году. Несмотря на продолжительность и жестокость репрессий, Израиль оказался неспособен подавить этот бунт без поиска прямого сотрудничества с ООП.

В то же самое время израильский правящий класс стремится избежать возмездия в виде экономических и социальных издержек, связанных с оккупацией, выраженных как в военных расходах, так и в статусе «парии», который имеет Израиль в глазах всего арабского мира, да и не только его. Тем не менее убийство Исаака Рабина в ноябре 1995 года и последующее возвращение к власти израильских правых во главе с Бенджамином Нетаньяху показало, что избежать исторических противоречий сионизма не так-то легко. Политика поселений, инициированная партией Труда, породила в обществе крайне правый, полуфашистский, националистический слой, который и воспитал в своей среде убийцу, посягнувшего на жизнь Рабина. Дебаты по вопросу о будущем поселений, сопровождаемые все более ожесточающимися конфликтами между клерикальными и светскими евреями Израиля, во все большей степени проходят в условиях словесной «гражданской войны».

Владея несоразмерной властью в правительстве, ультра-ортодоксальные политические партии Израиля все сильнее навязывают диктат еврейского религиозного закона в областях, еще недавно считавшихся светскими. Весь административный контроль за рождениями, браками и похоронами отдан в руки ортодоксального раввинизма, — во многом из-за трусливого оцепенения евреев консервативного, реформаторского и светского толка. «Правоверные» члены кнессета, играющие ключевую роль в сколачивании правительственной коалиции, требуют принятия законов, которые запретили бы по субботам использовать дороги для автотранспорта и положили бы в этот день недели конец полетам национальной авиакомпании «Эль-ал». Во многих общинах все более отчетливо происходит разделение на ортодоксальных и светских евреев, достигая порой точки физической конфронтации.

Не менее глубоки и социальные «пропасти», появившиеся в Израиле. В стране, где когда-то утверждали, что нуждаются в каждом еврейском иммигранте для работы по национальному созиданию, 8,2 % населения — безработные согласно только официальным цифрам. Основная масса безработных сконцентрирована в обедневших городах, в так называемых «городах развития», наподобие города Офким в районе Негев. Шесть месяцев тому назад там разразился бунт после того, как уровень безработицы в городе достиг отметки 14,3 %.

Эфиопские евреи тоже бунтовали в прошлом году. Причина — обращение с ними как с гражданами «второго сорта». Негодование евреев-сефардов, чье арабское происхождение противопоставляется истеблишменту «ашкенази», выходцам из Европы, превратилось в активный, стержневой фактор израильской политической жизни. Правда, Менахему Бегину удалось направить это возмущение по «правому курсу», однако это удалось сделать в значительной степени вследствие разительного противоречия между социалистическими претензиями сионистских основателей Израиля и громадной социальной поляризацией, существующей в израильском общества сегодня.

Глубинные экономические противоречия продолжают подрывать как сионистский проект, так и концепцию, лежащую в основе ближневосточного мирного урегулирования — идею нового экономического партнерства между израильской буржуазией и ее арабскими оппонентами. Самый быстрорастущий сектор в рамках экономики Израиля — индустрия «высоких технологий», которая работает не на региональный и не на национальный рынок. Свыше 96 % экспорта Израиля и 93 % его импорта имеют отношение к территориям за пределами региона.

В то время, когда «тупик» по вопросу об оккупированных территориях существенно заморозил рост арабо-израильских экономических связей, развитие последних в конце концов будет проходить в равной степени за счет масс рабочего класса как арабской, так и еврейской национальности. Арабский мир предлагает израильским капиталистам перспективы использования дешевого рабочего труда для того, чтобы еще более снизить жизненный уровень рабочих в самом Израиле.

Одновременно на территориях, управляемых ООП, в секторе Газа и на Западном береге реки Иордан, палестинские рабочие чувствуют, что степень их социальной угнетенности продолжает увеличиваться, тогда как небольшой слой правительственных чиновников и бизнесменов с политическими связями продолжает преумножать свои состояния.

По прошествии пятидесяти лет со дня основания Израиля реакционная сионистская утопия о национальном государстве, в котором евреи всего мира найдут пристанище, единство и равенство, реализовалась в форме капиталистического государства, созданного путем присвоения собственности другого народа; государства, базирующегося на войне, угнетении и социальном неравенстве внутри собственной страны. Как показало убийство Рабина и другие акты насилия, осуществленные силами крайне правых экстремистов, культивируемых самой сионистской державой, появилась опасность того, что внутря себя Израиль воссоздает условия для диктатуры и гражданской войны, от которых чего бежали более старшие поколения евреев Европы.

Тупик сионизма — это причудливое выражение неудач всех движений, построенных на перспективе национализма как средства для разрешения любых фундаментальных вопросов, стоящих перед рабочими массами. Все это не в меньшей степени относится и к арабским странам, где правящие клики постоянно манипулируют национальными чувствами и разжигают ненависть к Израилю для того, чтобы отвлечь рабочий класс от борьбы за свои права.

Существует только один выход из «злокачественных» противоречий израильского общества. Он заключается в объединении арабского и еврейского рабочего класса в общей борьбе против капитализма за строительство социалистического общества, которое разорвет искусственные барьеры, разделяющие народы и экономики этого региона. Только таким образом регион сможет освободиться от войны, гнета, разжигаемых алчностью иностранных капиталистов и местных правящих классов.

Призрак возвращается!

Политическая оценка Черной книги коммунизма

Ульрих Рипперт. 15 июля 1998 г.

В начале мая в Германии была издана Черная книга коммунизма (Schwarzbuch des Kommunismus: Unterdrueckung, Verbrechen und Terror, [The Black Book of Communism: Repression, Criminality and Terror], Stephan Courtois (ed.), Piper Verlag, Munich, 1998).

Полгода назад первое, французское, издание этой книги развязало бурную дискуссию и вызвало поток комментариев. Почти на тысяче страниц авторы собрали все обвинения, которые когда-либо выдвигались против социализма или коммунизма. Немецкое издание было дополнено главой, в которой рассматривались «политические преступления ГДР».

Введение, написанное Стефаном Куртуа (Courtois), бывшим маоистом, содержит подсчет жертв, убитых «во имя коммунизма». Идя таким путем, он произвольно собирает вместе совершенно разные исторические явления, такие как гражданская война 1918-1921 гг., насильственная коллективизация и Большой террор в Советском Союзе, режимы Мао в Китае и Пол Пота в Камбодже, военное правительство в Эфиопии, а также разнообразные латиноамериканские политические движения от сандинистов в Никарагуа до «Сендеро луминосо» («Светлый путь») в Перу.

Цифра в 100 миллионов погибших, которую он получает, сопоставляется затем с числом жертв фашизма, которых насчитывается намного меньше — 25 миллионов человек. Отсюда он заключает, что коммунизм так же плох, как и фашизм, если не хуже.

С точки зрения серьезной исторической работы эта книга не обладает совершенно никакой ценностью. Она поверхностно игнорирует различия в классовых основах, программах и общественных интересах всей совокупности движений, которые обозначаются в качестве «коммунистических».

Мы собираемся осветить многие аспекты реакционных и антимарксистских заявлений, сделанных авторами этой книги, и опровергнуть их.

Нижеследующий комментарий раскрывает политическое значение этой книги.

Спустя сто пятьдесят лет после опубликования Манифеста Коммунистической партии спор о коммунизме начался снова. Он открывается пространным обвинением — иначе и не может быть в обществе, глубоко разделенном и стоящем на краю гибели: раз и навсегда необходимо положить конец коммунистическим призывам к равенству, справедливости и свободному обществу.

Ужасное состояние современного общества и наступающая социальная буря так возбуждают Стефана Куртуа и других авторов и сторонников этого обвинительного акта, что они чувствуют себя вынужденными побеспокоить гору тел погибших за это столетие людей для того, чтобы найти материал для обвинений против коммунизма и социализма.

Предисловие и заключение, написанные Куртуа, в действительности являются обвинительным приговором ему самому как историку. Если употреблять его подход, то преступления, которые совершались во имя христианства — от «крестовых походов» до инквизиции и вплоть до «крысиной тропы» (маршрута для бегства из Германии в Латинскую Америку, организованного католической церковью для преследуемых приверженцев нацизма) были еще более чудовищными. К тому же проповедник из Назарета создал две тысячи лет назад самую большую в истории человечества террористическую организацию.

Как политик Куртуа говорит от имени определенного общественного слоя. Постаревшие экс-радикалы из поколения 1968 года готовы взять в свои руки инициативу в обществе, которое сегодня находится в еще более плачевном состоянии, чем во времена массовых студенческих протестов их молодости.

Все, что осталось от левого радикализма этих радикалов прошлых лет — это их радикальная защита существующих общественных отношений, в том числе массовой безработицы, социального расслоения и разрушения демократических прав.

Эволюция людей наподобие Куртуа имеет много граней.

Психолог заметил бы, что молодой студент, мучимый сомнением в себе, распространял Красную книжечку Мао и бросал «коктейль Молотова» в полицейские управления для того, чтобы добиться признания от своих товарищей по учебе в то время, когда быть радикалом считалось шиком. Спустя тридцать лет, когда стало модно провозглашать «смерть коммунизма», та же самая причина заставляет его выступать в качестве вызывающего антикоммуниста.

Социолог мог бы объяснить, что протесты радикальной молодежи шестидесятых годов были направлены против материальных ценностей общества, которые большинству студентов были недоступны. Спустя три десятилетия бывшие демонстранты стали наследниками. Сегодня больше двух третей общественного богатства находится в их руках. Их решимость защищать существующую систему намного сильней, чем их прежние протесты против ее более темных сторон.

Однако марксист должен объяснить, что резкий антикоммунизм этих 50-летних тесно связан с их поразительным восхвалением сталинизма, которым они занимались, когда были 20-летними.

Что привлекало Куртуа и ему подобных к тупым и глупым фразам Красной книжечки Мао? Они думали об изменении общества, но не посредством независимой деятельности рабочих, а против них. Они стремились изменить общество извне, посредством диктаторского режима, в котором студенты (как во времена «культурной революции» Мао) должны играть ключевую роль. Даже в то время было известно, что сталинизм и его маоистский вариант были диктаторскими режимами, которые жестоко подавляли любое независимое движение рабочего класса и совершали самые ужасные преступления, прикрываясь именем социализма.

Куртуа бесстыдно показывает, что он за последние тридцать лет не извлек никакого урока из этих событий. Его сталинистско-маоистский антимарксизм просто стал истерическим буржуазным антикоммунизмом.

Черная книга коммунизма пытается оживить самую большую ложь этого столетия: что сталинизм равняется коммунизму. Однако условия для этого становятся все в большей степени неблагоприятными. Источник этой фальсификации, сталинистские режимы Советского Союза и его сателлитов, рухнули. Многие архивы открыты. Ежедневно придаются огласке новые документы, вскрывающие действительную роль сталинистского террора.

Российский историк Вадим Роговин только что опубликовал шестой том обширной истории Левой оппозиции. На основе многочисленных документов он доказывает, что ужасное подавление и уничтожение, осуществленное сталинским режимом, было прежде всего обращено против левой, социалистической оппозиции.

Сталинский террор не бесчестит Русскую революцию, так как он являлся результатом реакции. Сталинизм не дискредитирует социализм или коммунизм, он был направлен против них.

Шестьдесят лет назад на Московских процессах, когда многие из самых выдающихся руководителей революции были осуждены на основе сфабрикованных обвинений и затем казнены, некоторые правительства посылали своих наблюдателей на эти судилища. Немецкий писатель Леон Фейхтвангер и мыслитель Эрнст Блох поддержали показательные процессы Сталина, так же как и консул британского короля и член консервативной партии Д.Н. Притт. Французский писатель Ромен Роллан и Французская Лига прав человека также поддержали Сталина и подтвердили справедливость процессов в интересах франко-советского договора. Даже тогда патриотический результат оправдывал любые средства.

Однако в то же самое время социалистическая Левая оппозиция под руководством Льва Троцкого заявила, что Московские процессы являются составной частью и высшей точкой сталинского террора. Она показала, что чудовищная степень сталинского подавления находилась в обратном отношении к развитию революции. В октябре 1917 года Россия совершила небывалый в истории скачок вперед. Однако поражения рабочих в нескольких странах изолировали эту революцию и усилили реакцию. Варварство старого российского общества домогалось ужасного реванша в форме сталинской диктатуры.

В 1936 году Троцкий написал памфлет Их мораль и наша. Он был направлен против отцов сегодняшних обывателей, которые изображали сталинский террор как результат и логическое следствие большевизма:

«Октябрьская революция низвергла привилегии, объявила войну социальному неравенству, заменила бюрократию самоуправлением трудящихся, ниспровергла тайную дипломатию, стремилась придать характер полной прозрачности всем общественным отношениям. Сталинизм восстановил наиболее оскорбительные формы привилегий, придал неравенству вызывающий характер, задушил массовую самодеятельность полицейским абсолютизмом, превратил управление в монополию кремлевской олигархии и возродил фетишизм власти в таких формах, о каких не смела мечтать абсолютная монархия… Нужна поистине предельная интеллектуальная и моральная тупость, чтоб отождествлять реакционно-полицейскую мораль сталинизма с революционной моралью большевиков» (Бюллетень оппозиции, 1938, № 68-69, с .13).

Можно ли было сказать что-либо лучшее?

Как в то время, так и сегодня историки отказываются непредвзято рассмотреть исторические факты. Они ставят насилие во имя освобождения на одну полку с насилием во имя угнетения и противопоставляют его абстрактной идее «демократии». Однако буржуазная демократия также имеет свою историю. Насилие правило бал, а кровавая резня была обычным делом не только в первые годы Термидора и бонапартизма после Французской революции. Демократические правительства безжалостно игнорировали волю большинства населения, организуя внешние и гражданские войны, а некоторые диктаторы использовали парламенты как трамплин для прихода к власти.

Абстрактные демократические фразы используются для защиты общества, управляемого методами неприкрытого социального и политического насилия. Однако возмущение сочится из всех пор этого общества, а оппозиция растет.

Даже если спор о коммунизме снова начинается с клеветы и обвинений, он имеет глубокие социальные корни. Сколько бы ни повторяли бездумные историки все те же старые россказни и сколько бы ни обвиняли они коммунистов в преступлениях сталинизма, историческая правда больше не может подавляться. Такая правда является самым большим источником силы для оживления революционного движения рабочих.

И еще одно слово в ответ обвинению: сам факт, что вы заявляете о том, что призрак мертв, означает, что он жив. Ваш антикоммунизм никого не пугает, а только разоблачает вас. Вы просто подтверждаете то, о чем троцкисты говорили всегда: что сталинизм является насквозь контрреволюционным!

Джордж Оруэлл и британский Форин офис

Фред Мазелис. 9 сентября 1998 г.

Когда приблизительно два месяца тому назад появилось новое 20-ти томное издание избранных сочинений Джорджа Оруэлла, то среди книг, очерков и обширной корреспонденции знаменитого британского писателя и журналиста, умершего почти пятьдесят лет назад, был опубликован список приблизительно из 130 выдающихся деятелей, составленный писателем в 1949 году.

Список состоял из небольших комментариев, иногда расплывчатых, порой поверхностных, об интеллектуалах, политиках и других личностях, которых Оруэлл считал симпатизирующими сталинскому режиму в Москве. Среди имен были деятели культуры Чарли Чаплин и Поль Робсон, писатели Джон Бойнтон Пристли и Стивен Спендер, журналист Уолтер Дюранти (московский корреспондент газеты New York Times и защитник Московских процессов), а также Джозеф Дэвис, посол США в СССР времен Второй Мировой войны.

Как выясняется, Оруэлл, называвший себя демократическим социалистом, и который до того, как написать Скотный двор (Animal Farm) и роман 1984, стал впервые известен из-за мощного пафоса социальной критики, которая содержалась в его работах Down and Out in Paris and London (Из Парижа и Лондона — путь туда и обратно) и The Road to Wigan Pier (Дорога на пристань Уиган), передал из вышеупомянутого списка за год до своей смерти в 1950 году более 35 имен секретному правительственному подразделению под наименованием Департамент информации и научных изысканий. Это учреждение находилось под контролем британского министерства Иностранных дел (Foreign Office) и было создано с целью организации антисоветской и антикоммунистической пропаганды.

Сделанные открытия заново зажгли спор о природе политического наследства Оруэлла, а также диспут о природе сталинизма и борьбы против него. Как автор книг, выставлявших сталинистский политический режим в сатирической форме и предупреждавших об опасностях тоталитаризма, Оруэлл подвергся нападкам со стороны реакционеров — защитников status quo, даже несмотря на то, что его история и взгляды были гораздо более сложны, чем могли предположить антикоммунисты.

Эволюцию творчества Оруэлла необходимо рассматривать в ее историческом контексте; не оправдывать его поступок со списком, а, скорее, понять и извлечь урок из этого опыта.

В 30-х годах в ответ на Депрессию, подъем нацизма в Германии и растущую борьбу рабочего класса, целое поколение рабочих и интеллигентов резко «полевело». Многие смотрели на Советский Союз как на лидера, ошибочно отождествляя режим Сталина с великими сражениями и идеалами революции 1917 года.

Среди интеллигенции среднего класса существовал к тому же определенный слой, обратившийся к сталинизму именно потому, что распознал его антиреволюционную сущность. Либералы, привлеченные сталинской политикой Народного фронта, видели в нем оплот против рабочего класса. В этом и была роль Дюранти и многих других.

Оруэлл, к своей чести, не был ни болванчиком от сталинизма, ни буржуазно-либеральным защитником московского режима в тот период. Он вел непреклонную борьбу против сталинизма слева в то время, когда это было самой непопулярной позицией среди интеллектуалов-либералов. Когда вышла книга Homage to Catalonia (В память о Каталонии), Оруэлл был буквально подвергнут остракизму за этот документальный отчет о Гражданской войне в Испании, обнаживший предательство сталинистами Испании и международного рабочего класса. Сталинисты и их сторонники были взбешены тем, что книга показала их роль в подавлении подлинного революционного движения посредством тех же самых кровавых методов, которые тогда использовались внутри СССР. В последующие годы Оруэллу все более и более трудно становилось издавать свои работы.

По завершении Второй Мировой войны многие бывшие «левые» быстренько стали антикоммунистами. Вместе с наступлением временной рестабилизации мирового капитализма и сталинского режима в СССР, а также с разделением мира на сферы влияния между соперничавшими блоками империалистов и сталинистов, социал-радикальные интеллектуалы типа Оруэлла попали под чудовищное давление, заставлявшее их в годы «холодной войны» принять ту или иную сторону.

Многие бывшие сочувствующие сталинизму, все еще отождествлявшие советский режим с русской революцией, теперь стали проявлять свою ненависть к социализму, возлагая ответственность за сталинские преступления на большевиков и революцию 1917 года. Однодневные революционные оппоненты сталинизма к тому же помирились с капитализмом. Троцкистские лидеры, вроде Макса Шахтмана и Джеймса Бернама (Burnham) из американской Социалистической Рабочей партии, а также писатели типа Джеймса Т. Фаррелла проторили в разное время дорожку в лагерь антикоммунизма, начиная с отказа защищать Советский Союз от атак империализма и кончая поддержкой США в Корее, на Кубе и во Вьетнаме. С другой стороны, былые революционеры или самопровозглашенные марксисты типа историка Исаака Дойчера или выдающиеся вожди Четвертого Интернационала вроде Мишеля Пабло капитулировали перед сталинизмом, придя к выводу о том, что он представляет волну будущего, форму которой Пабло определил как «столетия деформированных рабочих государств».

Оруэлл умер от туберкулеза в возрасте 47 лет, и нет никакой возможности узнать более точно, чем бы завершилась его политическая биография, проживи он еще два или три десятилетия. В то же самое время его список и то, как он с ним поступил, показывают: Оруэлла толкали в сторону некоего отчаянного антикоммунизма, который был характерен для многих интеллектуалов в период, последовавший за Второй Мировой войной.

В определенном смысле поступок Оруэлла с передачей своих комментариев был непохож на действия политических трусов, стремящихся спасти свою карьеру, называя имена выдающихся общественных деятелей, являвшихся членами Коммунистической партии или связанных с ней годами ранее. В случае с Оруэллом не было никакой трусости или индивидуального оппортунизма. Он никогда не был человеком, заискивающим перед «истеблишментом», и политические характеристики, представленные его списком, были, по большей части, похожи на те чувства, которые он выражал публично.

Однако в другом смысле поступок Оруэлла носил характер политического заявления. Автор книги В память о Каталонии был так угнетен предательствами сталинистов, что стал готовым к тому, чтобы объединиться с британским империализмом в общеполитическом деле. Он рассматривал буржуазную демократию в качестве «меньшего зла» по сравнению со сталинизмом. Это явилось политическим суждением, которое свидетельствовало об отвержении им марксизма и подлинно революционной перспективы.

Интересно сравнить позицию Оруэлла с позицией Льва Троцкого. Высланный за границу вождь Октябрьской революции, принявший приглашение выступить в Вашингтоне в качестве свидетеля на слушаниях в Комитете по «антиамериканской деятельности» Палаты представителей в октябре 1939 года, готовился использовать свое выступление там в качестве платформы для оглашения своих собственных взглядов, которые, конечно, не устроили бы антикоммунистических «охотников за ведьмами». И действительно, косвенно сознавая это, они отозвали свое приглашение. Всего за несколько недель до этого лидеры американских сталинистов Эрл Броудер и Уильям Фостер засвидетельствовали перед тем же самым Комитетом, что троцкисты являются агентами фашизма, которых следует подавлять буржуазному государству.

В некоторой степени Оруэлл был ослеплен своим горьким опытом общения с трусливыми просталинистскими интеллектуалами и самодовольными просталинистскими либералами. Его политические суждения об этих личностях били, как обычно, в точку; но его метод являлся субъективным. Он отрицал историческое значение Русской революции и не видел ничего, что осталось бы для ее защиты. Он никогда не утруждал себя строительством революционного руководства в рабочем классе.

Это отношение находит свое выражение в Скотном дворе и, особенно, в романе 1984. Поскольку эти книги обладают сильными сторонами, взгляды Оруэлла дают возможность антикоммунистам использовать эти сильные стороны в своих интересах. Сталинисты, конечно, несут главную ответственность за то, что имя социализма было так основательно скомпрометировано.

На волне откровений по поводу списка Оруэлла на первый план выдвинулись комментаторы с ретроспективным взглядом, защищающим «холодную войну» и старающихся причислить Оруэлла к своему собственному списку в качестве сторонника мирового капитализма. Появившаяся недавно в газете New York Times заметка идет еще дальше, утверждая, что многих деятелей, сотрудничавших с HUAC, можно смело поставить в один ряд с Оруэллом в качестве главных врагов сталинизма, чье сотрудничество с правительством становится тем самым понятно.

Сравнение, приведенное выше, некоторым образом сбивает с толку. Попытка использовать политическую дезориентацию Оруэлла для оправдания антикоммунистической «охоты на ведьм» — явное искажение. На самом деле, Оруэлл за несколько месяцев до своей смерти числился в рядах оппозиции, объявленной Коммунистической партией вне закона.

Самый спорный из поднятых вопросов — это утверждение о том, что в годы «холодной войны» существовало только два выбора: поддержка капиталистических демократий или поддержка сталинизма. Сей постулат удобно забывает роль троцкистского движения.

Левая оппозиция и Четвертый Интернационал, основанный Троцким в 1938 году, последовательно боролись против всех преступлений сталинизма в отношении рабочего класса; Троцкий и другие вожди движения заплатили своими жизнями за то, что сталинистская бюрократия считала их революционную оппозицию смертельной опасностью для диктатуры Москвы.

Оруэлл всегда был амбивалентно (двойственно) настроен по отношению к подлинному наследию Октябрьской революции, которое представлял Троцкий. Его самоидентификация с рабочим классом была основана больше на эмоциях и сантиментах, чем на научной убежденности. Он ассоциировал себя с центристами типа Независимой Рабочей партии (НРП) Британии или ПОУМ в Испании. НРП призывала к «единству левых», адаптируясь к сталинизму и выставляя критику Троцким сталинизма как «сектантство». В Испании ПОУМ сыграла подобную же роль, предоставив решающую поддержку правительству Народного фронта, которое, сделав разворот, подавило эту партию, в то время как сталинисты уничтожали лидеров ПОУМ из-за того, что не могли терпеть даже малейшего независимого левого движения рабочего класса.

Троцкизм показал, что в социалистическом движении была альтернатива сталинизму. Более того, буржуазные режимы, возглавляемые Черчиллем и Рузвельтом, режимы, которые хвалили Советское правительство во время Московских процессов, которые являлись союзниками последнего в годы Второй Мировой войны и предшественники которых совершили вооруженную интервенцию в попытках уничтожить Русскую революцию, — эти режимы никогда не являлись защитниками какой-либо демократии. Те, кто сегодня прославляет Оруэлла в качестве «единственного» оппонента сталинистов — это те же самые люди, которые всегда тщательно вычеркивали своей цензурой любое упоминание о Троцком, Левой оппозиции и Четвертом Интернационале.

История

Л.Д. Троцкий против сталинской фальсификации документов Октября 1917 года

Зоря Л. Серебрякова. 1 ноября 1998 г.

Доктор исторических наук Зоря Леонидовна Серебрякова является дочерью Леонида Петровича Серебрякова (1890-1937), известного большевика, казненного Сталиным по фальшивому обвинению во время Московских процессов. Настоящая статья написана на основании доклада, с которым З. Серебрякова выступила на международной конференции, посвященной Л. Троцкому в октябре прошлого года в Москве.

Ныне ни у кого из серьезных историков не вызывает сомнений, что руководителями Октябрьской революции были В.И. Ленин, а также Л.Д. Троцкий. В первую годовщину победы даже Сталин признавал это. 6 ноября 1918 года он писал в Правде: «Вся работа по практической организации восстания происходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета Троцкого» (1). Далее в статье говорилось, что «партия обязана прежде всего и главным образом т. Троцкому умелой постановкой работы военно-революционного комитета» (2). Ни о каких других органах восстания речь тогда не шла.

Однако шесть лет спустя, в 1924 году, Сталин писал уже совершение иное: «Никакой особой роли ни в партии, ни в октябрьском восстании не играл и не мог играть т. Троцкий» (3). Чтобы как-то обосновать свое утверждение, Сталин пошел на прямой подлог. В 1994 году Н. Мушиц опубликовала фотокопию вписанного им в подлинник протокола заседания центрального Комитета РСДРП (б) 10 октября 1917 года (4). В присутствии своего личного секретаря И.П. Товстухи Сталин дописал к резолюции ЦК 10 октября 1917 года: «Образовать для политического руководства восстанием бюро в составе Лен/ина/, Зин/овьева/, Кам/енева/, Тр/оцкого/, Стал/ина/, Сокольн/икова/ и Бубнова». Там же, в разных местах машинописного текста, рукою Сталина вписано несколько слов, за которыми следует приписка, разъясняющая, что они «пропущены в тексте по недосмотру», т.е. надо считать — основное дополнение ранее также отсутствовало по чьей-то небрежности.

Показательно, что в мифическое бюро Сталиным были включены Зиновьев, Каменев и Сокольников, выступавшие в 1924 году на стороне Сталина против Троцкого.

Подлог вряд ли удалось бы обнаружить, если бы в 1934 году Товстуха, в то время смертельно больной и уже не работавший в секретариате Сталина, но по-прежнему имевший доступ в партийный архив, не уточнил: «Надписи от руки, сделанные на оригинале этого «документа» собственноручно тов. Сталиным, сделаны им не в 1917 году, а в 1924 году, во время литературной дискуссии с Троцким, при подготовке к печати книги На путях к Октябрю, — свидетелем чего лично мне пришлось быть» (5).

Что побудило И.П. Товстуху через 10 лет сделать подобное письменное признание — можно только гадать. Но какие бы мотивы ни двигали им, документально оформленное свидетельство, сохранившееся в архиве, подтверждает, что Сталин совершил подлог в ключевом документе 1917 года. Сделал он это столь цинично, что даже Троцкий, знавший о Сталине так много, не заподозрил тогда прямого подлога. Он искал другие объяснения.

В Истории русской революции, написанной в начале тридцатых годов, Троцкий упоминает об октябрьском политическом бюро из семи человек, как о существовавшем, но совершенно не жизнеспособном, напоминая, что Зиновьев и Каменев выступали против вооруженного восстания, что политическое бюро октябрьского состава ни разу не собиралось, и о нем вскоре просто забыли, как и о многих других организациях, создававшихся в водовороте событий (6).

Мнение Троцкого, вероятно, сложилось после заседания ЦК 10 октября, когда «далеко за полночь» Ф. Дзержинский предложил «создать для политического руководства на ближайшее время Политическое бюро из членов ЦК». В подлинной секретарской записи, л. 3, текст: «Тов. Дзержинский предлагает… (редакция + двое + Бубнов)» — написан на обороте листа и, что особенно важно, — зачеркнут (7).

По-видимому, предложение не было принято. Но в середине — конце двадцатых годов Троцкий мог пользоваться только официальными документами и, очевидно, не имел возможности перепроверить их по подлинным архивам.

В то же время данные о бюро, будто бы обнаруженные сталинистами, в дальнейшем им попросту не понадобились. Наступил 1925 год, и трое былых союзника Сталина: Каменев, Зиновьев и Сокольников перешли к нему в резкую оппозицию.

Вместе с тем сама идея ввести в историю некий центр, противопоставляя его руководившему восстанием Военно-революционному комитету Петроградского совета во главе с Троцким, у Сталина и его подручных осталась.

В 1924 году, по воспоминаниям Троцкого, комиссия по истории партии, собирая материалы, «набрела» на тщательно спрятанную запись заседания Центрального Комитета большевистской партии 16 октября 1917 года с решением о создании практического центра в составе пяти членов (8).

Троцкий рассказал, чем занимался в революционные дни 24-25 октября каждый из пяти членов центра: Я.М. Свердлов действовал в непосредственном контакте с председателем Военно-революционного комитета. Ф.Э. Дзержинский, А.С. Бубнов и М.С. Урицкий выполняли различные задания ВРК. Что же касается Сталина, писал Троцкий в Истпарт ЦК ВКП (б), то «при всем напряжении памяти, я совершенно не могу ответить на вопрос, в чем, собственно, состояла в те решающие дни роль Сталина. Никакой инициативы он не проявлял, ни одного самостоятельного предложения не сделал» (9).

Потому-то Троцкого так удивили разговоры по поводу якобы вновь обнаруженных сведений. Он писал: «Помню, Серебряков, у которого были друзья и связи везде и всюду, сообщил мне, что в секретариате Сталина в связи с открытием «центра» большое ликование. «Какое же это может иметь значение?» — спрашивал я с недоумением. «Они собираются на этом стержне что-то наматывать», — ответил проницательный Серебряков» (10).

Все более и более фальсифицируя историю Октября, ссылаясь на созданный при ЦК «практический центр», сталинисты везде и всюду подчеркивали, что туда не был включен Троцкий, кстати, так же, как и Ленин.

Лев Давидович тогда писал: «Легенда об этой комиссии строится ныне только потому, что в нее входил Сталин» и в то же время, на полном замалчивании указания, записанного в протоколе ЦК 16/29 октября 1917 года, что «этот центр входит в состав революционного Советского комитета. Революционный Советский комитет — это и есть Военно-революционный комитет, созданный Петроградским Советом» (11).

Во второй половине тридцатых — начале пятидесятых годов в работах по истории, в агитационно-пропагандистской литературе, в частности в Истории ВКП (б). Краткий курс появляется полностью вымышленный «Партийный центр по руководству восстанием во главе с тов. Сталиным» (12). Вопреки исторической истине он объявляется вождем Октябрьской революции.

В дальнейшем в своем исследовании преступлений Сталина Троцкий объединяет сталинские октябрьское политическое бюро и партийный центр под определением никогда не существовавшего «Комитета» по руководству восстанием, называя его грубейшей политической подделкой (13).

Ведь не случайно в «Десяти днях, которые потрясли мир» ни Джон Рид, ни другие участники революционных событий не заметили ни Сталина, ни органов восстания, которыми он якобы руководил. По словам Троцкого:

«В протоколах, воспоминаниях, бесчисленных документах, справочниках, исторических учебниках, опубликованных при жизни Ленина и даже позже, пресловутый «центр» ни разу не называется, и имя Сталина как руководителя «центра» или хотя бы как видного участника восстания никогда и никем не упоминается» (14).

Однако решение о создании практического центра и вписанное Сталиным октябрьское политическое бюро «перекочевали» из оригинала в опубликованные протоколы ЦК РСДРП (б) и тем самым вошли в историографию (15).

Э. Карр в своем фундаментальном труде по истории большевистской революции, перечисляя семь человек, якобы включенных 10 октября в Политбюро, вместе с тем отмечает противоречие в том, что в орган по руководству восстанием якобы вошли Каменев и Зиновьев, выступавшие против намеченного восстания (16). В сравнительно недавно изданной работе Р. Слассера о Сталине в 1917 году также говорится о сформированном в октябре Политическом бюро. Не обнаружив следов его деятельности, Слассер вместе с тем рассматривает взгляды на это бюро авторов других книг, посвященных революционным событиям в России (17).

До недавних пор большинство советских историков, которые писали об октябрьских днях, также не сомневались в существовании бюро, сформированного для руководства восстанием. Отличало их обычно только то, какую историческую роль они ему отводили. И сейчас в опубликованной в 1996 году Энциклопедии Политические партии России это бюро вновь неоднократно упоминается. В биографии Г.Е. Зиновьева, например, говорится: «На заседаниях ЦК 10 и 16 октября высказывался против проведения восстания… и далее о Зиновьеве — член Политбюро, созданного для руководства восстанием» (18).

Использует вымышленные данные об октябрьском политбюро для своего порочного тезиса о том, что якобы Ленин «создал» Сталина Э. Радзинский в книге, изданной в 1997 году. Он утверждает: «Для руководства восстанием создается Политическое бюро, в которое Ленин включает Сталина» (19).

В современном мифотворчестве вновь рядом с Лениным в Октябрьские дни стоит не Троцкий, а Сталин. Снова настойчиво повторяется утверждение времен культа личности о единстве Ленина и Сталина. Измышления эти распространяются не только откровенными сталинистами, но и теми, кто называет себя демократами.

История раскрывает подобную ложь. Геноцид своего народа, убийство всех ближайших ленинских соратников, — не только всех тех, о ком Ленин писал в своем «Завещании», но и их сыновей, патологическая ненависть к подлинным руководителям большевистской партии, обнаруженный ныне собственноручный сталинский подлог октябрьского протокола ЦК подтверждают определение Льва Троцкого: «Те черты, которые позволили Сталину организовать величайшие в человеческой истории подлоги и судебные убийства, были, конечно, заложены в его природе. Но понадобились годы тоталитарного всемогущества, чтобы придать этим преступным чертам поистине апокалиптические размеры» (20).

Звучание этих слов особенно значительно в 60-летие трагического 1937 года и в 80-летия Октябрьской революции.

Примечания

1. Правда, 1918, 6 ноября.

2. Там же.

3. Троцкий Л.Д., Преступления Сталина. М., 1994, с. 113.

4. Мушиц Н., Кому не повезло в Октябрьской революции. Архив. — Независимая газета, 1994, 8 февраля.

5. Там же.

6. Троцкий Л.Д., К истории русской революции. М., 1990, с. 360.

7. Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). Август 1917 — февраль 1918. М., 1958, с. 86.

8. Троцкий Л.Д., Сталин. В 2-х томах. Т. I. М., 1990, с. 319.

9. РЦХИДНИ, ф. 325, оп. 2, д. 96, л. 62.

10. Троцкий Л.Д., Сталин, с. 319.

11. РЦХИДНИ, ф. 325, оп. 2, д. 96, л. 62.

12. История ВКП (б). Краткий курс. М., 1938, с. 197.

13. Троцкий Л.Д., Преступления Сталина, с. 76.

14. Троцкий Л., Сталин, с. 319.

15. Протоколы центрального Комитета РСДРП (б). Август 1917 — февраль 1918.

16. Kapp Э., Большевистская революция 1917—1923. Т. 1, Т. 2. М., 1990, с. 93.

17. Слассер P., Сталин в 1917 году. Человек, оставшийся вне революции. М., 1989, с. 254-255, 259-260.

18. Политические партии России. Конец. XIХ — первая треть XX века. Энциклопедия. М., 1996, с. 218.

19. Радзинский Э., Сталин. М., 1997, с. 122.

20. Троцкий Л.Д., Преступления Сталина, с. 79.

Россия-Испания. Два пика революции между двумя мировыми войнами

Марк Головизнин. 31 октября 1998 г.

В основу нижеследующей статьи лег доклад, который был прочитан в декабре 1998 года на международной конференции, посвященной 80-летию Октябрьской революции в Будапеште. Автор, хотя и не является профессиональным историком, в продолжение нескольких последних лет много работал в московских архивах, изучая документы, посвященные истории внутрипартийной борьбы в Советском Союзе и международном коммунистическом движении в 20-30-е годы.

Данная статья в целом правильно описывает соотношение социальных и политических сил в ходе испанских событий. Однако она написана в несколько объективистской манере, сглаживая оценки ключевых вопросов вместо того, чтобы наиболее выпукло представить их. Ввиду того, что гражданская война в Испании 1936-38 годов является одним из решающих примеров, бросающих свет на подлинную историю Коминтерна 20-30-х годов, а также показывает ту открыто контрреволюционную роль, которую играл в то время сталинизм, то мы считаем важным особо подчеркнуть некоторые наиболее существенные пункты, касающиеся понимания этих событий.

Как подчеркивал в свое время еще Лев Троцкий, Испания по своему экономическому развитию и социальным отношениям к 1930-м годам во многом напоминала Россию начала века. Это была страна с преимущественно крестьянской экономикой, при большом удельном весе клерикально-монархических и дворянских слоев, органически связанных со старыми феодальными отношениями. Вместе с тем в Испании уже развились очаги крупной монополизированной промышленности, сосредоточенной в целом ряде городов при одновременной большой концентрации пролетариата. Эта противоречивость общественно-экономического развития позволяла, исходя уже хотя бы из опыта России, предвидеть, что в Испании задачи борьбы против монархии и остатков феодализма также не могут быть решены методами буржуазной демократии, но потребуют прямого участия пролетариата как ведущей силы грядущего социального переворота.

Решающим условием, которое позволило бы Испанской революции победить, являлось наличие политической предпосылки в лице революционной партии рабочего класса, руководствующейся интернациональной программой. Такая партия была в России в 1917 году в лице большевиков, которые, благодаря важнейшему политическому перевооружению весной 1917 года оказались в состоянии завоевать массовое влияние и повести рабочие, крестьянские и солдатские массы на овладение властью и установление диктатуры пролетариата. События в Испании подобным же образом целиком зависели от того, сможет ли испанский пролетариат выделить из своей среды партию, подобную русским большевикам. Усилия международной Левой оппозиции во главе с Л. Троцким были направлены на то, чтобы помочь рабочему классу Испании решить эту задачу.

Анализируя события испанской гражданской войны, Троцкий писал, что в лагере революции есть по крайней мере две основные силы, которые препятствовали формированию подлинно революционной политики. Это был, в первую очередь, сталинизм, политика которого в испанских событиях впервые выступила в обнаженном виде как политика контрреволюции, направленная на то, чтобы любой ценой подавить своих социалистических оппонентов по эту сторону фронта. Опасность завоевания интернациональными социалистами преобладающего влияния в массах рассматривалась сталинизированной испанской Компартией и Коминтерном как намного большая опасность, чем даже победа Франко в гражданской войне.

Другим решающим препятствием, помешавшим испанскому пролетариату победить, являлась политика различных левых центристских партий, прежде всего ПОУМ. Критикуя сталинизм, но отвергая при этом политику разрыва коалиции с буржуазно-республиканским правительством, которую предлагал Троцкий, исходя из опыта русского октября, ПОУМ обрекла себя на то, чтобы не вести за собой массы, а приспособляться к изменяющейся политической конъюнктуре. Если бы ПОУМ была в состоянии совершить идейное перевооружение, аналогичное тому, которое проделали русские большевики в апреле 1917 года, Испанская революция получила бы реальную возможность победить.

Мы полагаем, что сделанные замечания достаточны для того, чтобы адекватно понять основное содержание нижеследующего материала.

Празднование годовщины Октябрьской революции 1917 года, до сих пор отмеченной красным днем в российском календаре, может показаться при взгляде со стороны небывалым парадоксом. Не так просто найти аналогию, когда политики и официальные масс-медиа в преддверии некой даты, именуемой национальным праздником, с поразительным единодушием предают памятное событие проклятию, из года в год объявляют о бесповоротном разрыве с его наследием. «Погребальный звон» к 80-летию Петроградского вооруженного восстания едва не был дополнен реальной похоронной церемонией. Речь идет о захоронении в земле праха Ленина. Ритуальный смысл этого мероприятия, прикрываемый разговорами о «воле умершего», о православных обычаях, был достаточно ясен: забить наглухо и закопать в землю гроб со зловещим призраком коммунизма.

Примечательно также, что негативное отношение к Октябрьской революции свело воедино, казалось бы, полярные позиции непримиримых противников. Слово «большевизм» является ругательным не только для тех, кто придерживается либеральной ориентации, но и для так называемой «народно-патриотической оппозиции», к которой причисляет себя и КПРФ и другие партии, называющие себя коммунистическими.

Если либералы трактуют революцию как мятеж группы заговорщиков, разнуздавший низменные инстинкты толпы, то в глазах «национал-патриотов» она была «смутным временем», потрясением государственных основ, а сталинский переворот, завершившийся уничтожением большевистского поколения — реконструкцией основ традиционной российской государственности, необходимых для превращения СССР в сверхдержаву. Близость этих позиций, являющихся, по сути дела, зеркальным отображением друг друга, отчасти объяснима воспитанием идеологов обоих противоборствующих течений в стенах идеологической школы КПСС. Эта школа, при всем показном пиетете перед Октябрьской революцией, трактовала ее в лучших традициях сталинизма: как переворот, осуществленный партией — демиургом истории, «железной гвардией» большевиков во главе с никогда не ошибающимся вождем. В соответствии с этой схемой, СССР рассматривался как безусловный гегемон мирового революционного процесса, а официальное признание получали только те революции, чье развитие вписывалось в геополитические расчеты кремлевской верхушки, а сценарий зачастую разрабатывался в московских мозговых центрах…

Задолго до распада СССР все «неподконтрольные» революции встречались партийной верхушкой СССР весьма сдержанно, а информация о них, подаваемая в прессу, тщательно препарировалась. Демонстративным примером этого может служить советская историография Гражданской войны в Испании в 1936-1939 гг. Научные и публицистические издания, отредактированные мемуары очевидцев, издаваемые с конца тридцатых годов, содержат немало страниц, описывавших революционные события в Каталонии как «царство испанской махновщины». Уже в 60-70-е годы авторами этих книг и статей муссировались тезисы о «казарменном коммунизме», «путчизме», о тотальной экспроприации в городах и насильственной коллективизации в деревне. Часть этих теоретиков, поступив ныне на службу к правящему в России режиму, с легкостью репродуцировала вышеуказанные штампы, но уже в виде обвинений большевикам. Эти же обвинения, сдобренные хорошей дозой антисемитизма, подхвачены и оппозиционерами- «государственниками».

Отрицание либералами и национал-патриотами революционного фактора закономерно ведет к их совместной апологетике российского (а, зачастую, и сталинского) этатизма. В последние годы появились солидные издания, вышедшие с официальной санкции членов правительства, где сталинский режим представлен как легитимный правопреемник Российской империи. Об Октябрьской революции при этом либо умалчивается, либо она трактуется очень своеобразно: как смена одного государственного аппарата другим — «более пригодным для решения качественно иных задач» (1). Неудивительно, что теоретикам подобного рода видится гораздо логичнее и понятнее сталинская «революция сверху» 1929-1933 гг., завершившаяся насильственной коллективизацией. Неодобрение последней не мешает им рассуждать о ее трагической необходимости, сопоставлять с реформами Петра I, двинувшими в Европу византийско-варварскую Россию. Сам Сталин видится при этом как реалист, мастер маневра и дальновидный политик, сумевший завоевать партию и оттеснить главного конкурента — Троцкого, одержимого демона мировой революционной утопии.

Почвой для подобных спекуляций является концепция о некоей уникальности исторического пути России в XX веке, неповторимости революции 1917 года и связанных с ней событий в других странах. О Парижской коммуне, давшей на короткое время власть в руки рабочих организаций в одном из крупнейших городов Европы, вспоминают все реже. Вероятно, за давностью событий.

Вместе с тем, слова Джона Рида о 10-ти днях, которые потрясли мир, выразились в конкретных вехах мирового революционного процесса, инициированного Октябрьским вооруженным восстанием в Петрограде. Эти вехи: революционные события в Германии 1918, 1923 гг., Венгрии 1919 г., Всеобщая стачка в Англии 1926 г., революционные потрясения в Иране, Китае, подъем антиколониальной борьбы в Юго-Восточной Азии.

Среди всех этих событий наиболее ярко выделяется революция и гражданская война в Испании. В июле 1936 года на волне антифашистского восстания на большей части территории Испанской республики власть на местах перешла в руки революционных комитетов, сформированных партиями и организациями пролетариата, выступавшими под лозунгами уничтожения частной собственности, переустройства экономической жизни страны на социалистических основах.

Испанская революция, несмотря на обилие исследований, мемуарных свидетельств и художественных произведений, до сих пор остается одним из противоречивых событий нынешнего столетия. Традиционная буржуазная историография, от умеренной до праворадикальной, усматривала в ней «руку Москвы», стремившейся насадить в Испании послушный коммунистический режим. Вместе с тем, СССР словом и делом показывал, что его задача в Испании — это борьба за демократию против фашизма, а, следовательно, уважение частной собственности и международных договоров. Все «несанкционированные» мероприятия по социализации в городе и деревне, равно как и «авантюристическая» пропаганда нераздельности войны с фашизмом и социалистической революции, объявлялась советской и коминтерновской печатью происками «троцкистов из ПОУМ». В то же время известно, что ПОУМ (Рабочая партия Марксистского Объединения) еще в 1933 году исключила троцкистов из своих рядов, а находящийся в Мексике Троцкий, резко критикуя линию этой партии, подчеркивал, что она не имеет ничего общего с нарождающимся движением 4-го Интернационала.

Вплоть до последнего времени русский исследователь, занимавшийся историей испанской гражданской войны, был обречен на односторонность подхода и трактовки событий, обусловленную недостатком информации. Открывшиеся в последние годы зарубежные материалы (из них следует отметить особо статьи и работы Л.Д.Троцкого) и рассекреченные архивные документы НКВД и Коминтерна создают совершенно иную картину, в которой очевидное ранее становится спорным, а незыблемые аксиомы начинают нуждаться в доказательствах.

Одним из главных тезисов сталинской пропаганды, принятым по наследству преемниками «отца народов», было утверждение, что никакой пролетарской революции в Испании не было и быть не могло. Испанский рабочий класс был незрел, буржуазия сильна и многочисленна, следовательно, речь шла только о поддержке буржуазно-демократических начинаний правительства Народного фронта, в первую очередь — о победе над Франко. Попытаемся взглянуть на эту проблему через призму объективных предпосылок.

Испания накануне революции

Испания, некогда могущественная мировая держава, к началу XX века была одной из экономически отсталых стран Европы. Теснимая конкурентами на протяжении 200 лет, она к этому времени лишилась большинства своих заморских колоний. Подобно России того периода, это была аграрная страна, основу сельского хозяйства которой составляли гигантские латифундии. В 1931 году 2 млн сельских тружеников вообще не имели земли, тогда как 50 тыс. помещиков владели половиной всех обрабатываемых угодий (2). «Недостаток земли, недостаток воды, высокая арендная плата, примитивное хозяйственное оборудование, первобытная обработка земли, высокие налоги, поборы церкви, высокие цены на промышленные товары, избыточное сельское население, большое число бродяг, нищих монахов»(3), — именно такую картину наблюдал Троцкий, пересекавший страну с севера на юг в 1916 году, после высылки из Франции.

Испанская монархия являла собой оплот консерватизма, унаследовав лучшие традиции «Священного союза монархов» Европы начала XIX века. Слово камарилья, как символ придворной клики, заправляющей делами государства в своекорыстных целях, вошло во многие языки мира. В течение почти 500 лет Испания была незыблемым оплотом «Святой инквизиции», официально упраздненной только в 1843 году. Буржуазные революции XIX века обошли Испанию стороной, породив лишь отклики в виде многочисленных государственных и военных переворотов, известных в литературе как Пять испанских революций XIX столетия, не повлиявших существенно ни на государственный строй, ни на его экономические основы. Полный военный разгром в течение 3,5 месяцев, завершивший войну Испании и США, наглядно продемонстрировал состояние экономики и «силу» правящего монархического режима.

Первая Мировая война, точнее, неучастие в ней, сыграла для Испании свою противоречивую роль. Торговля с воюющими странами стимулировала развитие промышленности и транспортной сети, в первую очередь в Каталонии и в стране Басков. Вместе с тем, в экономику и в финансовую сферу страны вторгся и прочно укрепился иностранный капитал. Свертывание рынков сбыта после войны и последующий за ним спад производства резко обострили старые противоречия. Всеобщая стачка рабочих 1917 года была подавлена с помощью армии, а ее руководители жестоким образом репрессированы. Среди прочих был приговорен к смертной казни, замененной впоследствии пожизненным заключением, будущий министр-президент Республики Ларго Кабальеро. Через год он был освобожден по амнистии (4). Последующие 12 лет порядок в стране удавалось поддерживать лишь при помощи военной диктатуры Примо де Ривера. Ее конец стал неизбежно и концом монархии.

Один из первых и глубоких анализов революционной ситуации в Испании принадлежит, безусловно, перу Троцкого. В начале 1931 года, за несколько месяцев до отречения короля, он писал:

«В этой новой революции мы, на первый взгляд, видим те же элементы, что и в ряде прежних: вероломную монархию, раздробленные фракции консерваторов и либералов, ненавидящих короля и ползающих перед ним на брюхе, правых республиканцев, всегда готовых предать, и левых республиканцев, всегда готовых на авантюру, офицеров-заговорщиков, из которых одни хотят республики, другие — повышения по должности, недовольных студентов, на которых отцы смотрят с тревогой, наконец, стачечников-рабочих, разбитых между различными организациями и крестьян, протягивающих руки к вилам и даже к ружью» (5).

Аналогия с Россией 1917 года, проводимая Троцким, отмечалась не только в расстановке политических сил, но и в последующем развитии революционной ситуации в 1931-1934 гг. Немногочисленная промышленная буржуазия Испании, овладев рычагами власти, так и не смогла потеснить крупную земельную аристократию, с которой была связана множеством экономических и родственных связей. Подобно Временному правительству России, сохранившему в неприкосновенности не только старый госаппарат, но и, на всякий случай, Министерство по делам императорского двора, правые республиканцы в Испании не посягнули ни на собственность латифундистов, ни на права иностранных монополий. Признав после долгих обсуждений право Каталонии на автономию, они отказали в нем баскам и галисийцам. Тем самым решение национального вопроса затормозилось на полпути.

Таким образом, экономический и политической кризис в Испании начала 30-х годов был порожден противоречиями, разрешенными в большинстве стран Европы еще в прошлом веке. Его основные черты и этапы развития имели сходство с предреволюционной ситуацией в России. Разница имелась лишь в том, что испанская буржуазия имела для его разрешения не восемь месяцев военного времени, а почти четыре года мирного периода. Тем не менее республика прошла через свои «июльские дни» с расстрелом демонстраций в рабочих кварталах, через свою «корниловщину» в виде неудачного военного путча генерала Санхурхо, подавленного в результате выступления масс. Возмущение снизу, то накапливаясь, то ослабляя, вылилось в 1934 году в астурийское вооруженное восстание.

Испанский пролетариат в борьбе за социалистическую революцию

Слабость испанской Компартии к началу 30-х годов не оспаривалась ни западными, ни советскими историками, более того, она приводилась как главный аргумент невозможности социалистической революции в этой стране. При этом, правда, не следует забывать, что серия расколов, постигших большинство компартий на рубеже 20-х и З0-х годов, явилась следствием директивных указаний Коминтерна по борьбе с различного рода уклонами и оппозициями. Испанская Компартия не составила исключения. Ее численность к указанному периоду времени значительно сократилась, а из старых авторитетных лидеров в руководстве оставалась только Д.Ибаррури.

Свержение монархии оценивалось руководством Коминтерна уже постфактум. Что касается правительства СССР, то оно вплоть до конца 1933 года даже не имело дипломатических отношений с этой страной. Все это позволило Троцкому заявить, что «если руководство Коминтерна окажется неспособным предложить испанским рабочим ничего, кроме ложной политики аппаратной помощи и раскола, то действительная коммунистическая партия Испании сложится и закалится вне официальных рамок Коммунистического Интернационала» (6).

Развитие революционного самосознания испанского рабочего класса было в значительной степени обусловлено уникальностью традиций рабочего движения в этой стране. Здесь, как нигде в Европе, на пролетариат оказали сильное влияние идеи Бакунина. Анархо-синдикализм имел в Испании давние и глубокие корни. С 1910 года анархо-синдикалисты руководили влиятельными профсоюзными организациями, объединившимися через год в «Национальную конфедерацию труда» (НКТ). НКТ по сути дела возглавила всеобщую забастовку 1917 года. Лидеры анархистов отнеслись положительно к Октябрьской революции в России, а некоторые из них (А. Нин) приехали в Советский Союз, вступили в ВКП(б) и долгое время работали в профсоюзных организациях. Немалым влиянием в Испании пользовалась та часть коммунистов, которая восприняла идей русской Левой оппозиции 23-27-го годов. В секретном отчете о троцкизме, составленном аппаратом Коминтерна в ноябре 1935 года, говорилось:

«Троцкисты пользуются значительным влиянием в социалистическом союзе молодежи, насчитывающем якобы 50 тыс. членов. Троцкизм оказывает также значительное влияние на левых социалистов, близких к Кабальеро. В Каталонии рабоче-крестьянский блок, возникший в результате объединения троцкистов с группой Маурина, насчитывает 2500-3000 членов. (Речь идет о ПОУМ. — М. Г.). Здесь троцкисты опираются на профсоюзы» (7).

Героическим прологом революции 1936 года явилось астурийское восстание в октябре 1934 г. В тяжелых боях с правительственными войсками на севере страны приняли участие представители всех существовавших тогда организаций испанского пролетариата: анархисты, левые социалисты, поумовцы, члены ИКП. Восстание было жестоко подавлено, но жертвы оказались не напрасны. «Уроки астурийского восстания вызвали переворот в сознании рабочего класса», они подвели его к мысли, «что единому буржуазному государству — его концентрированной военной силе, должно быть противопоставлено единство всех революционных сил» (8), — писалось в агитационных материалах ПОУМ. В ходе восстания впервые были созданы революционные комитеты — органы власти, формируемые представителями рабочих партий и профсоюзов.

Победа левых сил на выборах 1936 года прошла под лозунгом «Астурийской октябрьской революции». Хотя сам предвыборный блок включал в себя широкий спектр левых и умеренных партий, а его программа носила во многом компромиссный характер, в Европе мало кто сомневался, что полевение и размежевание входящих в него сил не только возможно, но и неизбежно.

Еще до победы на выборах Ларго Кабальеро провозглашал на предвыборном митинге: «Единственная страна, сумевшая уничтожить безработицу — это Россия. Россия смогла разрешить проблему безработицы, потому что развитие промышленности… совершается в интересах всей страны, а не отдельных капиталистов… Говоря о социализме, я разумею не отвлеченное понятие, — я говорю о марксистском социализме, я имею в виду социализм революционный. Рабочий класс никоим образом не отказывался от завоевания политической власти, такова его программа, и он твердо решил каким бы то ни было способом добиться политической власти. Надо превратить буржуазную республику в республику социалистическую и социализировать средства производства. От этого мы не отступимся» (9).

Никаких иллюзий по этому поводу не питала и правая пресса западноевропейских стран. Бюллетен Котидьен от 18.02.36 констатировал: «Выборы будут иметь тяжелые последствия. Если они и не явятся заразительным примером, то, по крайней мере, будут поощрением». Репюблик от того же числа гласил: «Как со всей ясностью показали выборы, Европа раскололась на две части: Хиль Роблес (лидер блока правых сил СЭДА. — М. Г.), с одной стороны и Ларго Кабальеро — с другой». Эвр: «Ленин в свое время заявил, что испанский народ первым в Европе последует примеру большевиков. Правда, до этого еще не дошло, но не подлежит сомнению, что политическая жизнь в Испании начинает развиваться в совершенно новом направлении «(10). Зловеще писала по этому поводу фашистская Райхенпост: «Победа левого блока на выборах сразу же оказывается в форме тяжкой угрозы демократическому порядку… Кто посеет ветер, пожнет бурю…»(11).

Но фашисты на первых порах просчитались. Антиправительственный мятеж генералов в июле 1936 года достиг прямо противоположных целей: вместо того, чтобы предотвратить революцию, он ее подстегнул. Хотя большая часть армии выступила на стороне мятежных генералов, почти во всех крупных городах и промышленных центрах они не имели успеха. Восставшие гарнизоны Мадрида, Барселоны, Валенсии, городов Астурии и страны Басков были блокированы и разоружены рабочими отрядами в первые же дни мятежа. Особенного накала события достигли в столице Каталонии.

Когда 21 июля, по воспоминаниям участников, рабочие отряды собрались у президентского дворца, президент автономного правительства Компаньес приветствовал их следующими словами: «Вы теперь хозяева города и Каталонии, потому что вы своими руками победили фашистов. Вы победили, и теперь все в вашей власти. Если вы не нуждаетесь во мне, если вы не хотите видеть меня президентом, скажите это сейчас, и я стану одним из солдат в борьбе с фашизмом» (12).

Немалые потери понесло в первые дни восстания и руководство мятежников. Фактический глава мятежа генерал Санхурхо погиб в авиационной катастрофе. Во время уличных боев в Барселоне был убит командующий гарнизоном генерал Годед. По приговору революционного суда был расстрелян идейный вдохновитель «Фаланги», бывший правитель страны Хосе Антонио Примо де Ривьера.

В то время, как центральное правительство находилось в состоянии полной деморализации, власть в городах и поселках переходила в руки «комитетов защиты революции», формируемых анархо-синдикалистами, членами левого крыла испанской Социалистической партии, поумовцами. В фундаментальном труде Революция и гражданская война в Испании, написанном историками П.Бруэ и Э.Темимем, деятельность революционных комитетов в Испании подробно анализируется на основе многочисленных документов и воспоминаний участников событий. Ими, в частности, подчеркивается, что создание ревкомов на заводах, в поселках и рабочих кварталах производилось общим собранием коллективов, при этом тщательно соблюдалась пропорциональность представительства членов всех партий и союзов, даже совсем недавно созданных (13).

Как уже говорилось, в советской публицистике и исторической науке укоренилась традиция изображать мероприятия по социализации, проводимые анархистами и поумовцами, в карикатурном виде, представлять их как разгул анархической стихии. Факты свидетельствуют об обратном. После подавления мятежа на территории Каталонии, где рабочие организации были наиболее многочисленны и влиятельны, дисциплина и нормальная работа городских служб восстанавливалась быстрыми темпами. Комитеты рабочего контроля уже 24 июля остановили самопроизвольные реквизиции в Барселоне, и городские магазины открылись для торговли. Созданный комитет продовольственного снабжения, чьи решения имели силу закона, сумел эффективно обеспечить распределение продовольствия для больниц и социальных учреждений. Экономический совет Каталонии разработал программу экономического переустройства провинции на социалистических основах. Программа включала, в частности, следующие пункты:

1) Контроль за производством в зависимости от нужд потребления.

2) Монополия внешней торговли.

3) Коллективизация латифундий и постепенная обязательная синдикализация индивидуальных хозяйств.

4) Национализация фирм, оставленных своими владельцами.

5) Рабочий контроль над банковскими операциями вплоть до национализации банков, рабочий контроль над деятельностью частных фирм (14).

Как видим, перед нами элементы продуманной, долгосрочной программы, составленной с участием опытных экономистов. Это, конечно, не исключало ошибок и злоупотреблений на отдельных этапах ее осуществления, но в первые военные месяцы эти мероприятия позволили эффективно снизить цены на многие товары. В условиях экономической блокады был обеспечен гарантированный продовольственный минимум для заводов, больниц, детских учреждений, формирующихся отрядов милиции, была устранена непосредственная опасность голода.

По сравнению с Россией 1917 года экономическая жизнь в освобожденных районах Испании гораздо быстрее входила в нормальное русло. Те, кто осуществлял этот процесс, живо ощущали его преемственность с русской революцией, решавшей девятнадцать лет назад те же проблемы. Выходившие на основных европейских языках газеты ПОУМ писали в те дни: «Петроград в старой России имеет много общих черт с Барселоной в сегодняшней Испании. Барселона, также как и Петроград, является настоящим индустриальным центром страны. Петроградский рабочий класс был элитой русской революции, и Барселона теперь стоит на вершине революционного процесса, охватившего Испанию. Барселона сегодня — фактическая столица испанской революции» (15).

Все это позволяет заключить, что испанский пролетариат достиг достаточной зрелости и осознания своей революционной роли. Во главе его стояли идейно убежденные, политически опытные и экономически грамотные руководители. Вместе с тем, при всей массовости революционного творчества снизу, рабочий класс Испании шел в революцию расколотый, как и прежде, между многими партиями и организациями. В этом было существенное отличие Испанской революции от Октябрьской революции в России. Немало различий наблюдалось и в международном факторе.

Международный фактор Испанской революции

Русская революция 1917 года, на первый взгляд, проходила в более благоприятных условиях: Первая Мировая война достаточно истощила силы обоих воюющих блоков. В Германии назревала революция. Австро-Венгрия и Турция стояли на грани распада и не могли оказать существенное влияние на ход событий в России. Деморализованная российская армия в общей массе сочувствовала большевикам.

Испанская революция не была результатом глобального военного конфликта. Фашистские Германия и Италия, подавившие рабочее движение внутри собственных стран, были идеологически и экономически готовы вмешаться в испанский конфликт, рассматривая Франко как своего потенциального союзника. Англия питала столь же мало симпатий к Испанской революции, как и соседняя Португалия. Испанская армия была в целом боеспособна и возглавлялась промонархически настроенным генералитетом. Наконец, сама территория Испании в случае массированной интервенции оставляла значительно меньше возможности для маневра, чем бескрайние просторы Российской империи.

Но, с другой стороны, революционный подъем в Испании в 30-х годах мог рассчитывать на гораздо более мощную и действенную поддержку мирового рабочего движения, которое к тому времени уже имело за плечами двадцатилетний опыт революционных боев. Лозунг борьбы с фашизмом мог поставить под знамена десятки тысяч бойцов во всех странах. Революционный пожар на Западе Европы мог перекинуться на колониальные страны Северной Африки, партизанская война в которых не прекращалась все это время, и на страны Латинской Америки, близкие к Испании по языку, культуре и социально-экономическим проблемам.

Победа на выборах левых сил была восторженно встречена коммунистической печатью западноевропейских стран. Выходящий в эмиграции орган КПГ Роте Фане писал в те дни: «Мнимые друзья уже торопятся со своими советами: реформистская правая рекомендует испанскому народу последовать примеру скандинавских континентальных правительств… Не торопитесь, господа! Испанскому пролетариату надоело такое «государственное искусство», которое стоило ему крови его наилучших сынов… Радикализация на Западе ставит перед нами перспективу быстрого приближения решающих боев за власть между пролетариатом и буржуазией». «Выборы прошли под знаком героической астурийской революции, — писал в Юманите М.Кашен, — они были предвестником упадка международного фашизма, которому в Испании нанесен смертельный удар. Надо смело идти по пути, предначертанному астурийской октябрьской революцией» (16).

Казалось, последнее слово остается за СССР, обладавшим к тому времени внушительным военным и экономическим потенциалом, но Сталин молчал. Затем появилось известие о присоединении СССР к пакту о невмешательстве, т.е. к фактической блокаде Республики. Причину подобной осторожности Сталина его современные апологеты видят в государственной мудрости, желании не допустить столкновения СССР со всем империалистическим лагерем — коалицией в составе Англии, Германии, Японии, Италии и даже США. Цена этого пропагандистского тезиса, изобретенного тогда же в сталинской канцелярии, видна при непредвзятом «анализе международного положения тех лет. Он показывает, что противоречия между ведущими империалистическими державами в борьбе за передел мира были не меньше, а глубже, чем противоречия между этими государствами и СССР. Предыстория Второй Мировой войны, которая началась именно как война между империалистическими странами, показала, что оба военных блока пытались усилить свои позиции за счет привлечения СССР в качестве возможного союзника, игра на этих противоречиях в конечном итоге позволила Сталину беспрепятственно занять Прибалтику, Бессарабию, западные области Украины и Белоруссии.

Молчание Сталина в первые месяцы Испанской революции не обескуражило людей, понимавших мотивы его политики. Бывший руководитель советской внешней разведки, невозвращенец 1937 года В.Кривицкий позже писал: «Задачи мировой революции уже давно перестали реально занимать Сталина. Перед ним стояли исключительно задачи внешней политики Советской России» (17). Одной из них было — не оттолкнуть от себя Англию и Францию — тогдашних союзников против Гитлера. Соответственно этому стал меняться и тон коминтерновской пропаганды. Лозунг борьбы с буржуазией уступил место лозунгу борьбы за демократические преобразования.

Но интернациональная помощь революции стала развиваться, несмотря на позицию СССР. В Каталонию стали прибывать добровольцы-коммунисты из многих стран Европы. Из них была еще в 1936 году сформирована интернациональная дивизия «Ленин». Сборы денежных средств прошли в Швеции, Голландии, Англии. Лидер испанских «большевиков-ленинцев» — приверженцев 4-го Интернационала Фоско в августе 1936 года писал Троцкому в Норвегию: «Ваше вмешательство может иметь кардинальное значение для международного развития испанской революции…» (18). Деятельное участие в интернациональной помощи революции приняли левые партии, вышедшие из II-го и III-го Интернационалов и образовавшие «Лондонское бюро революционного единства»: Независимая Рабочая партия Англии, Социалистическая Рабочая партия Германии, Социалистическая партия Швеции и др. В Лондонское бюро входила и испанская ПОУМ.

В сентябре 1936 года эти партии созвали в Брюсселе совещание, выступая на котором, один из лидеров ПОУМ Х.Горкин констатировал, что политика, которую в первые два месяца революции проводил СССР, нанесла большой вред как испанскому революционному движению, так и интересам Советского Союза.

«Во времена Ленина, когда Коммунистический Интернационал был коммунистическим, а не республиканским, он являл неограниченную солидарность с революционным движением в различных странах. Сегодня Советское правительство объявило о нейтралитете в гражданской войне, в войне не на жизнь а на смерть, которую ведет пролетариат против фашизма… Россия сегодня лишена духа Ленина и Троцкого, в ней господствует дух Сталина, который придает гораздо большее значение пактам и отношениям с империалистическими державами, чем революционным требованиям трудящихся классов» (19).

Брюссельское совещание резко осудило политику невмешательства как прикрытие интервенции в Испании фашистских держав. В заключительной резолюции указывалось, что победа фашизма в Испании будет иметь роковые последствия для Европы, что тем самым возрастет угроза СССР и это будет прологом к новой мировой войне. Совещание устанавливало, что Испанская революция есть новый этап мировой социалистической революции. В Брюсселе было принято решение о созыве в мае 1937 года в Барселоне конгресса всех левых антифашистских организаций, целью которого будет создание координационного центра мирового антифашистского и рабочего движения, независимого от двух Интернационалов. С этой целью в Испанию были направлены представители этих партий, которые вошли в международный Исполком ПОУМ (20).

Однако голый энтузиазм еще не дает гарантий победы. Массивная итало-германская интервенция поставила Республику, не имевшую собственной военной промышленности, на край гибели. Перспектива столь быстрого падения правительства Народного фронта побудила Сталина к вмешательству. Советское вооружение стало поступать в республиканские порты. Для «большей гарантии неприкосновенности» золотой запас Испании был переправлен в СССР.

Советская военная помощь была встречена в мире с нескрываемой симпатией. «Мы давно уже начали предчувствовать, что в Испании решается наша судьба, судьба всей Европы — и прежде всего России,» — писал один из наиболее вдумчивых и честных аналитиков русской эмиграции Г.П. Федотов. «Как далеко пойдет решимость Сталина на испанском фронте и чем можно объяснить внезапный активизм Москвы?»

На это Федотов давал два альтернативных ответа: первый — столь популярный в русской эмиграции гласил, что «Сталин только притворяется Абдул-Гамидом. На самом деле он троцкист и только мечтает о том, чтобы зажечь мировой пожар. Революция в Испании, во Франции, повсюду — для него самоцель…» Не считая Сталина способным «на такую романтику», Федотов недвусмысленно указывал на развернувшуюся вакханалию показательных процессов в Москве:

«Рисковать властью — и какой властью! — ради миража — для этого он (Сталин. — М. Г.) действительно должен быть Троцким. И приписывать ему октябрьские иллюзии в то время, когда он добивает последние остатки революционных коммунистов в России — это уже верх глупости. Чем держать в тюрьме Радека и Пятакова, их могли выпустить в Испанию, если бы дорожили революционной, а не военной стороной испанских событий… Сталин может подогревать в России выдохнувшийся революционный романтизм, может ставить на карту испанской и какой угодно революции, но будем спокойны: в меру его интересов» (21). Второй ответ Федотов видит в чисто геополитических расчетах и признает его более реалистичным: военная победа Франко в Испании усиливает степень фашистского давления на Францию, создает условия для правого переворота в этой стране. Сталин пока не хочет рисковать последним союзником (21). До пакта Молотова-Риббентропа было еще далеко.

Угрозу своему положению Сталин мог усматривать не только со стороны фашистских стран. Поступательное развитие «несанкционированной» революции в западноевропейской стране, ее возможный выход за пределы Испании не мог не оказать влияния на Коминтерн, хотя бы на его ветеранов, помнящих события 1917 года. Как видно из архивных документов, испанские революционеры и их интернациональные соратники не исключали такой поворот событий, считая, «что под влиянием победы европейской революции начнется мощный и необратимый подъем советского пролетариата, способный ликвидировать господство сталинской бюрократии и такой ход событий привел бы к возрождению коммунистического движения» (22).

Возможно, что именно эти идеи (систематизированные и развитые в работе Троцкого Преданная революция) послужили основанием для перенесения на испанский театр средств и методов работы застенков НКВД. Как видно из документов, хранящихся в фонде интербригад архива Коминтерна, слежка за «подозрительными элементами» в число которых входили в первую очередь оппозиционеры-коммунисты, исключенные из рядов компартий и бывшие члены союзов молодежи, велась очень плотно. Только донесения «службы информации» КПГ, разрабатывавшей немецкоязычных интебригадовцев, насчитывают сотни страниц. Внедренные агенты оставили подробные отчеты о прослушанных беседах, обращая особое внимание на критику внешней политики сталинизма и осуждение репрессий против старой большевистской гвардии. Среди этой обширной документации не приведено ни одного факта предательства или терроризма в тылу, чинимого анархистами и поумовцами (так красочно описанного М.Е.Кольцовым). Более того, в подразделе «Связи ПОУМ с гестапо и итальянским фашизмом» приписано от руки по-немецки: «Нет доказательств» (23).

Подробный разбор деятельности советских спецслужб на испанской территории, включая организацию сети тайных тюрем, похищения и убийства без суда наиболее активных и непримиримых антисталинистов, есть предмет отдельного исследования. Достаточно упомянуть лишь откровенные признания сталинского специалиста по диверсиям и террору П.Судоплатова:

«В течение 1936-1939 годов в Испании шла, в сущности, не одна, а две войны, обе не на жизнь, а на смерть. В одной войне схлестнулись националистические силы, руководимые Франко, которому помогал Гитлер, и силы испанских республиканцев, помощь которым оказывал Советский Союз. Вторая, совершенно отдельная война шла внутри республиканского лагеря. С одной стороны, Сталин в Советском Союзе, а с другой стороны — Троцкий, находившийся в изгнании» (24).

Признавая войну на истребление антисталинских оппозиционных сил в качестве важнейшего фактора испанских событий, сталинский палач допускал неточность в другом: Троцкий, находившийся за тысячи километров от Испании не руководил революционным движением в этой стране. Более того, стратегия и тактика испанских революционеров нередко рассматривалась им весьма критически.

Гражданская война и проблема революционного руководства в Испании

Было бы недостаточным объяснить поражение Испанской революции только неблагоприятными внешними факторами: интервенцией фашистских держав, блокадой демократических стран и предательской ролью сталинизма. Большевики в России, возглавив народную революцию, выдержали в одиночку и натиск внутренней контрреволюции, и интервенцию 14-ти стран, и многолетнюю экономическую блокаду.

Важно, что в ходе революционных событий в Испании не сложилось действительно массового, независимого Интернационала, способного стать движущей силой международной социалистической революции. Создание органов революционной власти на местах, сколь массовым оно ни было, не имело своего завершения — формирования правительства рабочих и крестьянских организаций. Хотя лозунг рабочего правительства взамен правительства Народного фронта после 20 июля 1936 года буквально носился в воздухе, ни одна из организаций, выступавших от имени пролетариата, не претворила его в жизнь.

Такой инициативы вряд ли можно было ожидать от испанской Компартии, всецело подчинившейся геополитической игре Сталина и безоговорочно поддерживавшей буржуазно-демократическое правительство Народного фронта в самые критические для него времена.

Анархо-синдикалисты, составлявшие многочисленную и влиятельную силу, казалось бы впервые в истории могли сыграть решающую революционную роль, но революционная реальность, согласно П. Бруэ, вступила в жестокое противоречие с их представлениями о государстве. Они не делали принципиальной разницы между буржуазным и т.н. «рабочим государством», созданным в результате русской революции (25). Более того, ряд лидеров НКТ был склонен к компромиссу с правительством Народного фронта даже после резкого поправения последнего.

Казалось бы наиболее логичным ожидать эту инициативу от ПОУМ, которая защищала ленинские принципы учения о государстве и с самого начала франкистского мятежа настойчиво пропагандировала необходимость замены Народного фронта рабочим правительством (26).

Однако ПОУМ была сравнительно небольшой партией, пользующейся влиянием в основном в Каталонии. Ее лидеры, апеллируя к опыту Парижской Коммуны, не соглашались с тем, что диктатура пролетариата должна быть создана усилиями только одной партии, пусть даже самой революционной. Такую точку зрения они считали абсолютизацией российского опыта, не вытекающей из основ марксистского учения. Активно отстаивая саму идею рабочего правительства, поумовцы полагали, что его формирование произойдет органично, как результат совместной акции всех рабочих партий и союзов, с которыми они еще вчера бок о бок создавали революционные комитеты на местах (27) (28).

Резко критикуя сталинские репрессии и сговор Сталина с империалистическими правительствами, ПОУМ выступала, в принципе, за создание нового пролетарского интернационала. Ее лидеры относились к Троцкому с глубоким уважением. Вместе с тем они полагали, что создание 4-го Интернационала будет возможно лишь в перспективе, через ряд предварительных этапов и временных соглашений, позволивших бы, по их мнению, вовлечь в движение как можно больше рабочих организаций, в первую очередь анархо-синдикалистов (29). Эта позиция (возможно, «дополненная» провокационными письмами сталинской агентуры) вызвала резкую критику Троцкого, обвинявшего лидеров ПОУМ в приспособлении к политике Народного фронта.

Он писал:

«ПОУМ пытается, правда, опереться на формулировки перманентной революции, но революция не удовлетворяется теоретическими признаниями. Вместо того, чтобы мобилизовать массы против реформистских вождей, включая анархистов, ПОУМ пытается убедить этих господ в преимуществах социализма над капитализмом». Ставя в вину ПОУМ уклонение от конфликтов с руководством НКТ, Троцкий указывал, что вместо этого поумовцы «создают свои собственные синдикаты, свою собственную милицию, которая охраняет свой собственный участок фронта» (30).

Надежды ПОУМ на то, что классовое чутье анархо-синдикалистов рано или поздно возьмет верх над их предрассудками по отношению к рабочему государству, казалось, не были лишены оснований. Центральный орган НКТ Солидаридад Обрера призывала осенью 1936 года: «Нам говорят, будем заниматься только войной. Революцию мы сделаем потом. Одновременно это не возможно. Мы с этим не согласны. Нужно быстро создать пролетарскую армию, созвать национально-революционный конгресс и навсегда распустить буржуазный парламент. Мы должны довести до конца уже начатую революцию» (31).

Но движение к взаимопониманию между анархистами, левыми социалистами, поумовцами шло слишком медленно, не успевая за развитием событий.

Двоевластие в республике, представленное, с одной стороны, беспомощным правительством Хираля в Мадриде и нарождающимися революционными комитетами на местах, затягивалось слишком долго, в то время, как обстановка требовала принятия неотложных мер военного и дипломатического характера. Уже в начале августа 1936 года германская и итальянская помощь стала поступать мятежникам с территории Португалии, 15-го августа правительства Англии и Франции убедили Хираля убрать республиканский флот от побережья Марокко под предлогом соблюдения суверенитета Танжера. Это сделало возможной переброску верных мятежникам марокканских частей на юг Испании. Получив пополнение, войска Франко перехватили стратегическую инициативу и в результате концентрированного удара на север соединились с отрядами генерала Мола, действовавшего к северу от Мадрида. Соединение двух группировок, имевших в тылу союзную Португалию, резко ухудшило положение республики. Взятие Сан-Себастьяна и Ируна в начале сентября 1936 г. позволило мятежникам рассечь территорию республики на две части, отрезав север страны от центральных областей. Формирование нового правительства во главе с Кабальеро происходило, когда бои шли на подступах к Мадриду.

Советская военная помощь позволила предотвратить падение испанской столицы, но, приняв ее, Кабальеро должен был в той или иной мере принять угодные Сталину правила игры, главным из которых было проведение политики, приемлемой для Англии и Франции — тогдашних союзников СССР. Двоевластие должно быть ликвидировано, но не в пользу создания правительства победившего пролетариата, а путем укрепления Народного фронта и безусловного уважения частной собственности. Неотъемлемой частью этой политики явился постепенный роспуск «самозваных» рабочих комитетов и «неподконтрольных» военных формирований.

В этой борьбе ПОУМ и анархо-синдикалисты вели в целом сугубо оборонительную линию, так и не решившись противопоставить себя партиям правительственной коалиции. По сути дела это была тактика отступления. Справедливости ради необходимо сказать, что эта тактика разделялась далеко не всеми. Бескомпромиссную позицию по отношению к правительству Народного фронта занимал австриец Курт Ландау, входивший в исполком ПОУМ. В середине 1937 года в интербригадах нелегально распространялось, подписанное им воззвание с призывами к сплочению и борьбе в новых, нелегальных условиях (32). Возможно именно это явилось причиной его гибели от рук сталинской агентуры.

Еще в 1936 году деятельность ПОУМ была запрещена в Мадриде, ее газета и радиопередатчик конфискованы. Весной 1937 года на волне истерии, нагнетаемой коммунистической печатью, лидеры ПОУМ были выведены из каталонского правительства. Систематическим нападкам подвергались также деятели анархистов, поддерживавшие поумовцев. Натравливание различных политических сил друг на друга привело к драматическому вооруженному противостоянию — уличным боям в Барселоне в мае 1937 года, вина за которые была возложена на ПОУМ, объявленную частью «пятой колонны» Франко.

Именно эта версия Барселонского восстания, выведенная в статьях и книгах М.Кольцова, считалась в СССР официальной. Многие современные историки в России также указывают на ее обоснованность.

По этому поводу следует заметить, что даже поставленный в лучших традициях кремлевской режиссуры судебный процесс над ПОУМ в 1938 году не нашел достаточных оснований для обвинения ее в диверсиях и шпионаже. Суд в Барселоне отверг предоставленные «доказательства» как неубедительные. «Скандальные результаты процесса ПОУМ» и слабость в борьбе против 5-й колонны и троцкистов были названы Тольятти как главные причины поражения Испанской республики (33). Объемистый отчет Политическое положение в Испании после мюнхенской капитуляции был составлен им 1 июля 1939 года, когда геополитическая игра Сталина входила в новую фазу — в начало тайных переговоров с Гитлером.

Заключение

Анализируя причины, породившие русскую революцию, Троцкий писал: «История последних десятилетий особенно наглядно свидетельствует, что в условиях капиталистического упадка отсталые страны лишены возможности достигнуть того уровня, которого успели достигнуть старые метрополии капитала… Россия вступила на путь пролетарской революции не потому, что ее хозяйство первым созрело для социалистического переворота, а потому, что оно вообще не могло дольше развиваться на капиталистических основах»(34). Этот же тезис можно отнести и к Испании 30-х годов. Версальская система не только углубила противоречия между мировыми державами, но и увеличила число слаборазвитых стран на карте Европы. Революционная, социалистическая альтернатива развития многих из них не раз была близка к реализации. Испанская революция была, безусловно, самым драматичным этапом этого процесса. Вместе с тем, если причины революционного кризиса можно понять из анализа экономических диспропорций, то причины поражения революций в Испании и в других странах в межвоенный период можно правильно проанализировать лишь в контексте главного противоречия коммунистического движения: выделения из революционного большевизма двух непримиримых тенденций: революционной-интернационалистской, олицетворением которой являлся Троцкий, и национал-государственной, развившейся в сталинизм. Драматическое противостояние сталинизма и революционного интернационализма явилось основным фактором гибели как Испанской революции, так и совпавшего с ней по времени уничтожения большевистского поколения в ходе Великой чистки в СССР.

Примечания:

1). Очерки истории российской внешней разведки. — М., 1997, т. 2, с. 3-7.

2). Broue P., Temime E. The Revolution and The Civil War in Spain, 1975, p. 3-10.

3). Бюллетень оппозиции, 1931, № 19, с. 4.

4). Broue P., Temime E. The Revolution and The Civil War in Spain, 1975, p. 62.

5). Бюллетень оппозиции, 1931, № 19, с. 6.

6). Там же, с. 12.

7). РДХИДНИ, фонд 495, опись 20, дело 753, лист 96-101.

8). РЦХИДНИ, фонд 552, опись 2, дело 166, лист 78.

9). РЦХИДНИ, фонд 495, опись 83, дело 331, лист 40-41.

10). Там же, дело 332, лист 209.

11). Там же.

12). Broue P., Temime E. The Revolution and The Civil War in Spain, 1975, p. 130-170.

13). lbid., p. 164-170.

14). lbid., p. 168.

15). РЦХИДНИ, фонд 495, опись 12, дело 94, лист 12.

16). РЦХИДНИ, фонд 495, опись 83, дело 332, лист 208.

17). Кривицкий В. Я был агентом Сталина. — М., 1991, с. 129-130.

18). РЦХИДНИ, фонд 552, опись 2, дело 166, лист 22.

19). РЦХИДНИ, фонд 495, опись 12, дело 94, лист 13, 14.

20). РЦХИДНИ, фонд 495, опись 12, дело 94, лист 8,9,12.

21). Федотов Г. П., Полное собрание статей. — Париж, 1988, т. 4, с. 64-68.

22). РЦХИДНИ, фонд 552, опись 2, дело 166, лист 87-94.

23). РЦХИДНИ, фонд 545, опись 2, дело 148, лист 64, 68-72.

24). Судоплатов П.А. Разведка и Кремль. — М., 1996, с. 38.

25). Broue P., Temime E. The Revolution and The Civil War in Spain, 1975, p. 196-197.

26). РДХИДНИ, фонд 495, опись 12, дело 94, лист 19-20.

27). Broue P., Temime E. The Revolution and The Civil War in Spain, 1975.

28). РДХИДНИ, фонд 552, опись 2, дело 166, лист 87-94.

29). РДХИДНИ, фонд 552, опись 2, дело 166, лист 78-94.

30). Бюллетень оппозиции, 1938 г., № 62-63.

31). РДХИДНИ, фонд 495, опись 83, дело 334, лист 41.

32). РДХИДНИ, фонд 545, опись 2, дело 147, лист 3-22.

33). РДХИДНИ, фонд 495, опись 20, дело 284, лист 12.

34). Троцкий Л.Д. Преданная революция. — М., 1991, с. 7.

Полемика

Фельштинский против Троцкого

Феликс Крайзель

7 августа 1998 г.

США

Письмо Дэвида Норта редактору New York Times: Ответ на статью «Переосмыслить маккартизм»

22 октября газета New York Times на своей странице переписки с читателями опубликовала письмо Дэвида Норта, национального секретаря партии Социалистического Равенства (Socialist Equality Party) США. Письмо было написано в ответ на комментарий под заглавием «Переосмыслить маккартизм», появившийся на первой полосе раздела «Таймс» «Обзор недели» («Week in Review») в номере от 18 октября. Вследствие недостатка места и с разрешения Д. Норта «Таймс» опубликовала сокращенную версию оригинального варианта письма. Ниже воспроизводится его полный текст.

Уважаемый редактор,

Статья «Переосмысление маккартизма» представляет собой попытку г-на Рональда Радоша (Radosh) оправдать свою поддержку позитивной переоценке висконсинского сенатора [Маккарти представлял в Конгрессе США штат Висконсин — ред.]. Он заявляет: «Я рассматриваю вопрос об исторической правде. Неспособность левых принять эту правду дискредитирует самих левых». Необходимо спросить: «Какая правда? Какие левые имеются в виду»?

Заявление о том, что репутация сенатора Маккарти выиграет от столкновения с исторической правдой, является слишком нелепым, чтобы требовать серьезного опровержения. Даже если бы было неопровержимо установлено, что один или оба Розенберга занимались шпионажем, это вряд умалило бы тот бесспорный факт, что маккартизм купался во лжи и фальсификациях, которые оставили значительный и опустошающий след в политическом и интеллектуальном климате Соединенных Штатов. Чтобы свести на нет этот существенный элемент маккартизма, г-н Радош очень много говорит о политической повестке дня маккартизма.

Но еще более коварным является утверждение г-на Радоша — ничем интеллектуально неоправданное — о том, что распад (debacle) американской Коммунистической партии морально и политически дискредитировал все социалистическое движение. За этим заявлением кроется ложная предпосылка, согласно которой не существовало левой социалистической альтернативы сталинизму. Г-н Радош просто предпочитает игнорировать политический факт, о котором он наверняка осведомлен, что перед наступлением эпохи «холодной войны» антисталинизм (оппозиционный по отношению к грубому антикоммунизму) был связан с социалистическими левыми и, прежде всего, с троцкистами. Задолго до того, как антисталинизм стал модным среди широких слоев либералов, которые прежде бросались в объятья альянсов с коммунистической партией типа «Народного фронта», левые антисталинисты утверждали, что политика Кремля не имеет ничего общего с марксизмом или с социалистической программой и идеалами Октябрьской революции 1917 г. В современной обстановке углубляющегося экономического и политического кризиса именно их политическое и идейное наследие, а не давно дискредитированный бред Маккарти и его друзей, заслуживает и требует вдумчивого осмысления.

С уважением,

Дэвид Норт

национальный секретарь Партии Социалистического Равенства

Политическая подоплека доклада Старра: На острие заговора правых

Редакционная статья

13 сентября 1998 г.

С выходом в свет полного текста доклада независимого прокурора Кеннета Старра, требующего возбуждения процедуры импичмента в отношении президента Клинтона по одиннадцати пунктам, политический характер затянувшегося юридического расследования дела Белого дома стал ясен всем.

Доклад Старра — не беспристрастное перечисление свидетельств, на выявление которых ушло четыре года и сорок миллионов долларов. Он не представляет собой связного или убедительного юридического основания, в силу которого президента следовало бы подвергнуть процедуре импичмента. Напротив, цель его — оказать давление на общественное мнение посредством потока скабрезных подробностей сексуальных связей Клинтона с Моникой Левински и вынудить президента подать в отставку.

По всему видно, что доклад Старра — интрига с политической подоплекой, измышленная врагами Клинтона, чья ненависть к нему не знает границ. Как заметила в своем анализе корреспондент газеты New York Times Линда Гринхауз, специализирующаяся по вопросам Верховного Суда США, доклад независимого прокурора есть «документ с намерением». Гринхауз сравнивает последний с докладом по делу «Уотергейт» Леона Яворского, прокурора по особо важным делам — его доклад состоял из массы документов и предметного указателя, но не предоставлял никакого анализа и никаких заключений.

Однако в то время как доклад Яворского был подключен к делу для того, чтобы снабдить юридический комитет Палаты представителей материалом для проведения следствия в отношении поведения Ричарда Никсона в ходе уотергейтского скандала, доклад Старра имеет противоположные цели. Он нацелен на то, чтобы опередить в любом серьезном рассмотрении дела всех и вызвать ответную панику в Конгрессе, особенно среди конгрессменов-демократов.

То, что доклад добился желаемого эффекта, было продемонстрировано голосованием 363-ти против 63-ти голосов Палаты представителей, позволившим опубликовать доклад и запустить его в сеть Интернет. Все республиканцы и значительное большинство демократов проголосовали за наложение печати одобрения Конгресса на документ, который ни один из них даже в глаза не видел.

«Преступление» самообороны

Доклад Старра представляет собой комбинацию порнографии и крючкотворства. Его юридические постулаты реакционны точно так же, как и его сексуально-озабоченное морализирование. Суть его юридического казуса против Клинтона заключается в том, что президент в полной мере и с желанием не сотрудничал с адвокатами Полы Джонс в ходе судебного разбирательства, возбужденного, направленного и финансируемого группировками правых по поводу сексуальных домогательств со стороны президента.

Доклад не обращается ни к одному из событий, будто бы запустивших в ход расследование Старра: сделка по недвижимости Уайтуотер, пожар в помещении Бюро путешествий Белого дома, самоубийство Винцента Фостера и т.д. На эти события нет даже ссылки в документе из 450-ти страниц — верный признак того, что Старр не нашел никакого состава преступления или нарушения, могущих повлечь импичмент в любом из вышеприведенных случаев.

Как замечает газета Guardian, «после четырех лет расследований вихря инсинуаций против четы Клинтонов, начавшихся с земельной сделки Уайтуотер и закончившихся сплетнями об убийствах и незаконном ношении оружия, Старр выступил с обвинением, имеющим дело не более чем с мужем, совершившим прелюбодеяние, а затем предпринявшим традиционные меры предосторожности против разоблачения».

Доклад начинает хронологию событий с дела по сексуальному домогательству по иску Полы Джонс в 1994 году. Последовавшее в 1997 году решение Верховного Суда поддержало ее право привлечь президента в качестве ответчика во время срока действия его президентских полномочий.

Основная масса доклада относится к усилиям Клинтона отклонить иск Джонс и восьми из одиннадцати пунктов «нарушений», могущих повлечь импичмент, которые тоже рассматривались судом, но с тех пор отброшенные как безосновательные.

Три других нарушения, подпадающие под импичмент, включают юридические маневры Клинтона по поводу самого расследования Старра. Три обвинения являются наиболее фантастичными и реакционными, так как доходят до утверждения, что любые усилия Клинтона защищаться — само по себе уже уголовное преступление.

Старр утверждает: Клинтон своим поведением злоупотреблял конституционными полномочиями в период с января по август 1998 года, потому что отрицал свою связь с Моникой Левински и боролся при помощи серии задержек в судебных процессах, стремившихся заблокировать поддержку со стороны помощников и адвокатов Белого дома и агентов секретных служб.

Согласно Старру, отклоняя приглашения дать «добровольные свидетельские показания» перед членами Большого Жюри (расширенный состав скамьи присяжных), используя привилегии должностного лица и привилегию личного адвоката, а также другие действия, в которых Клинтон пользовался своими демократическими и должностными процессуальными правами, он нарушал законы.

С тех пор, как доклад был опубликован, уже не один адвокат протестовал, заявляя, что юридическая позиция Старра криминализирует повседневное поведение защитников, действующих агрессивно в интересах своих клиентов.

Некоторые вопросы, оставшиеся без ответа

Среди массы юридического бумагомарательства и вуайеризма есть несколько фактов, достойных внимания, поднимающих вопросы, которые некоторые лица в официальном Вашингтоне и в средствах массовой информации предпочитают не рассматривать.

Тесная связь дела Полы Джонс и расследования Старра — которые буквально наслаиваются в канве событий, излагаемых в докладе — является самым ясным доказательством политической мотивации, стоящей за независимым прокурорским расследованием.

Опровержения, предоставленные юристами Белого дома, детально показывают последовательность событий в начале января после того, как Линда Трипп пришла в офис Старра со своими незаконно полученными телефонными записями разговоров с Моникой Левински (некоторые из них, согласно аналитикам ФБР, были намеренно подпорчены). В то время ни Левински, ни Клинтон еще не дали под присягой свидетельских показаний в отношении их сексуальной связи.

Старр намеренно задерживал дело до тех пор, стремясь расширить свою юрисдикцию путем подключения дела Левински, пока не вышло так, что она и Клинтон были вынуждены давать свидетельские показания адвокатам Полы Джонс. Другими словами, как заметил один британский обозреватель, мистер Старр был не столько заинтересован в расследовании «тяжкого преступления», сколько вел себя как агент-провокатор, подгоняющий обстоятельства, в которых его жертва могла бы совершить преступления.

Другой значительный факт остался, в основном, незамеченным, несмотря на то, что мог бы существенно подмочить позицию обвинения. Левински поведала Большому Жюри о разговоре с Клинтоном 29 марта 1997 года, в котором последний заявил, что подозревает некое иностранное посольство (какое именно, он не уточнил) в прослушивании его телефонов и предложил ей не раздувать историю. Если ее когда-нибудь спросят, то она должна сказать, что они — только друзья.

Какое правительство обладает техническими возможностями и политическими связями, необходимым для того, чтобы поставить в Белый дом «электронные жучки» прослушивания? Связано ли это правительство с кампанией правых по дестабилизации администрации Клинтона? Сотрудничали или участвовали ли в подобных действиях разведывательные агентства типа ЦРУ или ФБР? Ответы на эти вопросы до сих пор скрываются как Клинтоном, так и его «правыми» оппонентами.

Ожесточенная политическая борьба

Среди иностранных обозревателей считается само собой разумеющимся, что судебное преследование Клинтона со стороны Старра — политическая борьба под легальной личиной. Английское издание Times of London, далеко не дружески настроенное к Клинтону, замечает: «Многие в США, и особенно за его пределами, задают себе один вопрос: как простой «адюльтер» сумел превратиться в оскорбление конституции США?». Один из корреспондентов Times Саймон Дженнингс написал: «Это процесс с претензией на конституционность, однако каждый хорошо организованный переворот тоже претендует на это». К тому же Дженнингс сравнивал Соединенные Штаты с Россией, замечая: «Ядерная держава блуждает без своего лидера. Президент ее появляется на экранах телевизоров с затекшими глазами и замедленными движениями и неистово желает спастись от импичмента. Конституция подвергается испытанию на предельную прочность. Темные силы реакции манипулируют национальной ассамблеей. И никто не знает, что вот-вот произойдет». И как заключение: «Кризис в Вашингтоне более серьезен, чем в Москве, потому что американский президент скорее запустит в ход милитаристскую диверсию, чем его российский коллега, и лучше экипирован для того, чтобы совершить это».

«Последние три американских президента во всю спускали с цепи массированное насилие для утверждения своего авторитета, часто без всякого предупреждения, каких-либо консультаций или легитимности», — пишет Дженнингс.

Трезвые, беспристрастные и все более обеспокоенные комментарии из-за рубежа резко контрастируют на фоне истерического морализирования в американской прессе и телевидении. Все это достигло лихорадочного апогея в двух газетах, которые являются ведущими в выдвижении обвинений против Белого дома Клинтона: New York Times и Wall Street Journal.

Times приветствовала Старра за «вскрытие правды» и обличила Клинтона за то неуважение, которое он проявил к месту, являющемуся чтимым символом президентского достоинства — имея в виду его занятия сексом в Белом доме.

В то время как Times выигрывает приз за оголтелое лицемерие, Wall Street Journal является истинным рупором правофланговых ненавистников Клинтона. Ее ведущая передовица под заголовком «Час Старра» превозносит независимого прокурора как «сына священника-фундаменталиста, воспевающего гимн господу», который, в конце концов, призвал аморального президента к ответу.

Кеннет Старр «не просто возбудил дело против Клинтона; он возбудил судебный процесс против всей культуры, породившей то, что представляет Клинтон», — продекларировала газета. И в качестве лучшей меры, — продолжает Wall Street в своей второй передовице, — Старру следует поднажать на выдвижение обвинений так же и против другого «Клинтона» — Хиллари, хотя сама же и допускает, что это чересчур.

Какими бы раздраженными ни были такие комментарии, за ними проглядывается важная политическая реалия: для тех элементов в правящей элите, для которых вещает Wall Street Journal, Клинтон и его жена каким-то образом остаются связанными со значительными социальными сдвигами 60-х годов, несмотря на консервативную администрацию президента и его конформистскую политику.

И это выражает не только 30-летние воспоминания о бунтах в гетто и антивоенном движении, взбудораживших реакционные круги. Здесь выражается также растущий страх этих кругов за политические последствия социальных условий сегодняшнего дня и нынешнего экономического кризиса мирового капитализма.

Американское общество поляризовано более чем когда-либо между фантастическим богатством, привилегированным слоем на самом верху и громадной массой населения, борющегося за выживание. Wall Street Journal и ее единомышленники боятся, что даже самая слабая уступка нуждам рабочего класса, самый символический жест в сторону социальных реформ могут стать поводом для взрыва снизу.

Рабочий класс должен внять предупреждению, которое подчеркивается необычайной свирепостью политической войны в Вашингтоне. Если таким образом обращаются с самым консервативным президентом-демократом ХХ столетия, то каким будет ответ корпоративной Америки на политического движение рабочего класса, которое представляет реальную угрозу ее прибылям и богатствам?!

Выборы в Соединенных Штатах и падение Ньюта Гингрича: Политическое значение поражения республиканцев

Редакционная статья

11 ноября 1998 г.

Разгром республиканцев на выборах 3 ноября и падение спикера Палаты представителей Ньюта Гингрича являются событиями первостепенной важности. Они указывают на глубокие сдвиги в политической ориентации широких слоев рабочего класса Америки.

Отставка Гингрича выявила целый ряд мифов об американских политиках, подхваченных средствами массовой информации. Самый основной из них — предполагаемое влияние и популярность реакционных политиков, связанных с конгрессменом из пригорода Атланты.

Первое соприкосновение правого крыла республиканцев с реальным положением общественно-политических взаимоотношений в Америке, проявившееся на выборах 3 ноября только в самых бледных тонах, поставило на колени человека, стоящего вторым в иерархии государственных должностей вслед за президентом. Падение Гингрича и разразившаяся политическая война в Республиканской партии вскрыли отсутствие какой-либо массовой поддержки той социальной повестки дня республиканцев, к которой Клинтон и демократы уже приспособились.

Выборы вызвали острый кризис в обеих буржуазных партиях. Некий советник Белого дома, пожелавший остаться неизвестным, признал наличие атмосферы уныния и мрачного предчувствия в Белом доме президента Клинтона вследствие падения Гингрича. Вашингтон пост передает его слова: «Ньют Гингрич — это было лучшее, что Демократическая партия добилась с 1994 года… Если что-нибудь случится с ним, то на моем дворе будет господствовать полная депрессия».

Отсутствие Гингрича сделает гораздо более трудным задачу скрывать отсутствие значительных разногласий между двумя партиями. Общественный гнев, который в прошлый вторник был направлен, главным образом, на республиканцев, все более определенно нацеливается на демократов.

Политический сдвиг

Выборы выявили происходящий в стране политический сдвиг. Они были самой последней и самой наглядной демонстрацией того, что начался прилив политической реакции, которая начала развиваться с конца семидесятых годов, достигла своего наивысшего пика на выборах 1994 года и с тех пор шла на убыль.

Средства массовой информации и политический истеблишмент до сегодняшнего дня подпитывались условиями поднимающейся реакции и заинтересованы в ее продолжении. Они неспособны понять суть, лежащую в основе социально-политических изменений и все больше запутываются и дезориентируются в этих условиях. Политические снадобья, которые так хорошо служили им в течение долгого времени: нападки на «государство-опекуна», антиналоговая демагогия, пропаганда законопорядка, прославление капиталистического рынка, «семейные ценности» — внезапно, кажется, начали терять свою популярную привлекательность.

В основе сдвигов в мировоззрении больших масс народа и в их отношении к политике лежат далеко идущие изменения в структуре американского социума. Для того, чтобы они всплыли на поверхность из глубин общества, требуется долгое время. Однако этот процесс сейчас в полном разгаре.

Политическая реакция начала набирать силу в середине 1970-х, когда сложился либеральный консенсус в американской капиталистической политике. Чтобы понять этот процесс, необходимо вернуться далеко назад, в период, когда Демократическая партия поднялась как партия большинства на базе либеральной политики социальных реформ.

Все началось с «Нового курса» Рузвельта 1930-х годов и консолидировалось в 1940-е гг. В разгар Великой депрессии Демократическая партия провела целый ряд реформистских мер, таких как введение пособий и социального страхования. Это было сделано в качестве уступки рабочему классу, массовый подъем которого в форме профсоюза КПП (CIO) успешно завершился учреждением профсоюзов в базовых отраслях промышленности — автомобильной, сталелитейной и электронной.

В период Второй Мировой войны Демократическая партия продолжала обращаться к рабочему классу и к слоям среднего класса на основе политического курса либеральных реформ. Экономический базис для этой политики дала послевоенная реорганизация мировой капиталистической системы, предпринятая Соединенными Штатами Америки, которые заняли беспрецедентное положение гегемонии в экономической и военной сферах. На основе кейнсианства продолжился период экономической экспансии и относительного процветания, переходящего из начала 50-х в конец 60-х годов.

То были дни расцвета американского либерализма во главе с Демократической партией и при поддержке тред-юнионов. Однако даже во времена своего апогея либеральный истеблишмент проводил только самые узкие социальные реформы, без учреждения национальной системы здравоохранения, которые предлагали безработным только минимальную защиту. По сравнению с социальными государственными мерами, принятыми в Европе, социальная политика США оставалась недоразвитой и тупиковой.

Распад либерального консенсуса

Распад национального либерального консенсуса начался в 1960-х годах под давлением политико-экономического развития на земном шаре. С появлением сильных экономических соперников, особенно Германии и Японии, американский капитализм потерял свое положение гегемона. Попытка Вашингтона играть роль международного жандарма империализма привела к военно-политической катастрофе во Вьетнаме, а масштабные расходы на войну подпитали растущий фискальный денежно-кредитный кризис.

Вторая половина десятилетия стала свидетелем перехода к массовым антивоенным протестам, к решительной борьбе за повышение заработной платы рабочих профсоюзов и к взрыву социального недовольства среди самых угнетенных слоев рабочего класса, вылившемуся в городские бунты, которые охватили всю страну. Реформы Линдона Джонсона под названием «Великое общество», включавшие в себя программы «медикэйд» (медицинская помощь малообеспеченным слоям), «медикэйр» (медицинская помощь престарелым) и продуктовые планы, были внедрены во время этого растущего социально-политического кризиса. Но «Великое общество» потерпело неудачу перед лицом растущей инфляции и международного давления на доллар, что случилось почти сразу же после его утверждения Конгрессом.

1964 год был отмечен наибольшим за всю историю США контролем демократов над Конгрессом. Вслед за этим начался затяжной упадок. После 1966 года не была проведена ни одна серьезная социальная реформа. Избрание в 1968 году Никсона высветило ниспадающую траекторию как либерализма, так и Демократической партии. К началу 70-х гг. стало ясно, что либеральная программа буржуазных реформ исчерпала себя. Период быстрой капиталистической экспансии, начавшейся после Второй Мировой войны, подошел к концу. Американский капитализм встал перед лицом новой волны боевых схваток с рабочими, противодействующими консерватизму и двойной политике бюрократии тред-юнионов, однако он больше не мог позволить себе роскошь сдерживать боевой настрой рабочих уступками. Замораживание заработной платы Никсоном в 1971 году ознаменовало начало конца политики компромиссов с рабочим классом.

Джимми Картер: демократы сдвигаются вправо

Общий упадок демократов был приостановлен скандалом Уотергейт. Но президентство Джимми Картера выразило поворот Демократической партии вправо. Его администрация не выдвигала никаких значительных социальных программ. Картер предварил разрушительную атаку на профсоюзы рейгановского Белого дома своими безуспешными попытками в 1977-78 годах остановить забастовку шахтеров-угольщиков путем принятия билля Тафта-Хартли, который обязывал их вернуться к работе. Картеровский министр транспорта разработал план разрушения профсоюза диспетчеров воздушных перевозок РАТСО, который впоследствии был претворен в жизнь Рональдом Рейганом.

Перед лицом растущей инфляции Картер начал сокращение расходов на социальные программы и назначил главой Федеральной Резервной Системы банкира с Уолл-Стрит Пола Волкера. Волкер в последние годы администрации Картера инициировал политику высоких процентных ставок и жесткого бюджета, которая была продолжена Рейганом. Цель этой политики состояла в том, чтобы ввергнуть экономику в стадию застоя, создать массовую безработицу и использовать угрозу закрытия заводов и увольнений для устрашения рабочих, чтобы заставить последних согласиться на сокращение ставок зарплаты, а также увеличить давление и на условия труда.

В атмосфере двузначной инфляции и экономической стагнации республиканцы смогли воспользоваться разорением широких слоев среднего класса и нарастить политический капитал на отчуждении части рабочего класса от демократов для осуществления более агрессивной атаки на социальные программы и либеральные реформы в целом.

Рейган последовал политике сокращения налогов в угоду бизнесу, устранения правительственного регулирования корпораций и разрушения профсоюзов. Его администрация взлелеяла широкое по масштабам перераспределение богатств в ущерб рабочим, но в угоду самым привилегированным слоям американского общества.

Наследие рейганизма

К середине 80-х так называемый план «рейгановской революции», однако, исчерпал себя. Дефицит федерального бюджета раздулся, расширение дефицита торгового баланса США и увеличение государственного долга происходило в геометрической прогрессии. Сделка «иран-контрас» 1986-87 годов пошатнула положение Белого дома. В конце 80-х гг. политическое доверие к администрации Рейгана, находившейся во втором сроке ее полномочий, было спасено ускоряющимся кризисом сталинистских режимов в странах Восточной Европы и в СССР.

В долгосрочном аспекте конец «холодной войны» содействовал кризису и политической дезориентации обеих партий крупного бизнеса. Устранение с международной арены Советского Союза лишило политический истеблишмент Америки внешнего врага, чья демонизация служила инструментом отвлечения внимания от классовых и социальных вопросов внутри страны. С исчезновением СССР антикоммунизм, эта идеологическая ось американской послевоенной политики, потерял свой центральный фокус.

Парадокс администрации Рейгана и Буша заключался в том, что их социально-политический курс подрывал тот самый слой среднего класса — состоящий из мелких бизнесменов, низового управленческого персонала, профессиональных служащих- «белых воротничков», семей фермеров, — который формировал основную базу их массовой поддержки.

К концу 80-х годов наследием правления республиканцев явился рост нищеты и социального неравенства, увеличение бюджетного дефицита. Рецессия, денежно-кредитные кризисы, растущая безработица и усиливающаяся социальная оппозиция привели Буша к поражению во время выборов по его переизбранию на второй срок в 1992 году. В то же самое время подобные причины привели к падению Маргарет Тэтчер в Британии.

Придя к власти, демократы сразу же оставили одно за другим даже самые скромные предложения по поводу рабочих мест и социального обеспечения, которые до этого помогли им вернуться в Белый дом. Республиканцы вернули себе большинство в Конгрессе в 1994 году, «сделав капитал» на разочаровании трудящихся в администрации Клинтона и имея в виду, прежде всего, ее капитуляцию по вопросу о реформе здравоохранения.

Средства массовой информации сделали все, что было в их силах, для увеличения значимости подъема Гингрича, называя это «революцией Гингрича» и провозглашая «новый век» американской реакции. Победа Гингрича и Ko. явилась, однако, сигналом начала их упадка из-за того, что миллионы людей начали более отчетливо понимать содержание социальной повестки дня, которую республиканский Конгресс стремился воплотить в жизнь.

Чем больше становилась глубина общественной оппозиции разрушению программ «медикэйр», социального страхования, стандартов здоровья и безопасности, защиты окружающей среды, а также сокращению налогообложения на богатых, тем больше республиканцы обращались к христианским правым и фокусировали свои призывы на таких вопросах, как аборты, школьные молитвы и контроль за оружием, а также старались потворствовать предрассудкам против иммигрантов и гомосексуалистов. Демократы адаптировались к республиканской повестке дня. Клинтон эхом вторил республиканским атакам на государство социального благоденствия и подписал билль, уничтоживший федеральную программу по социальному обеспечению.

Правительственные неурядицы: поворотный пункт

Радикально правая ориентация республиканцев нашла свое выражение в целой серии сбоев в работе федерального правительства 1995-96 годах, которые были успешно использованы демократами для того, чтобы добиться переизбрания Клинтона. Второй срок Клинтона в основном был попыткой измыслить коалицию de facto с фракциями республиканцев в Конгрессе из-за страха перед усилиями крайне правых сил в руководстве республиканцев («GOP»), поощряемых Гингричем, направленных на то, чтобы дестабилизировать и в конце концов свалить президентскую администрацию посредством серии скандалов.

Продолжала развиваться одна тенденция: чем больше обе партии сдвигались вправо, тем больше они отчуждались от широких слоев населения. Один из отблесков этого процесса выразился в увеличении на протяжении значительного периода времени уровня абсентеизма (т.е. уклонения от голосования — ред.).

Все эти политические сдвиги зиждятся на глубоких изменениях в социальной обстановке. Годы корпоративного упадка, технологических нововведений, буквального распада тред-юнионов и распространения низких заработных плат, частичной занятости или временной работы подорвали экономическую безопасность широких слоев населения. Профессиональные служащие, рабочие-«белые воротнички», мелкие бизнесмены, семейные фермы внезапно очутились перед угрозой постоянной безработицы или банкротства. Обширнейшие прослойки среднего класса, основной базы для политики правого крыла, которая продвигала республиканцев к власти, стали частью рабочего класса, получая за работу деньги и живя от зарплаты до зарплаты, как и все остальные рабочие.

Эти социальные сдвиги составляли часть более широкого явления — чудовищного роста социального неравенства. Все расширяющаяся пропасть между 10 процентами самых богатых и остальным населением была не просто изменением в распределении доходов. Это была мера, усилившая классовые противоречия в Америке.

Ни один из политических комментаторов или политиков на выборах 1998 года не коснулся социальных условий, которые содействовали поражению республиканцев. Но поворот против республиканской верхушки был подпитан гневом по поводу контраста между обогащением немногих и ухудшением социального положения народных масс, по поводу той вопиющей манеры, в которой политическая система остается глуха к бедственному положению рабочего класса, служа исключительно интересам экономической элиты.

Разрыв между истеблишментом и народом

Данная социальная реальность является основным источником разрыва между политическим истеблишментом, средствами массовой информации и рядовым населением. Неспособность «экспертов» от политики определить общественное настроение стала очевидной уже прошлой зимой, когда высшие официальные лица администрации Клинтона на городском митинге по поводу кризиса в Персидском заливе, транслируемом по национальному телевидению, были ошеломлены масштабом и активностью сопротивления планам США начать воздушную войну против Ирака. Еще раз это вскрылось в изумлении, которое вызвала среди правых реакция общественности на расследование Кеннета Старра и, в конечном итоге в шоке, который правые испытали от результатов выборов.

В течение более чем девяти месяцев средства массовой информации были сбиты с толку неудачей скандала с Моникой Левински, несмотря на их безжалостные усилия вызвать ответный резонанс в стране. Но «охота на ведьм», развязанная Старром, явилась глубоким наступлением на демократические настроения населения страны (не разделяемые политическими комментаторами средств массовой информации), которое увидело в этом зловещее вторжение в личную жизнь. Не смогли они также понять, каким образом скандал, какой бы он там ни был, мог бы ответить на вопросы, влияющие на их жизнь.

С приближением промежуточных выборов республиканцы все более и более полагались на данный скандал, как они и признали, потому что не имели никакой политики, которая обращалась бы к реальным нуждам их электората. Но голосование не было просто выражением отвращения по отношению к манипуляциям со скандалом Левински. Оно отразило растущую обеспокоенность эскалацией волны увольнений и другими признаками надвигающейся рецессии. Каждый месяц 1998 года, за исключением одного, показывал большее сокращение рабочих мест по сравнению с прошлым годом, и тенденция эта усиливается. Только за период от первого сентября до начала октября американские корпорации объявили о закрытии более чем 100.000 рабочих мест.

Недавно опубликованный Комитетом конференции индекс потребительского доверия возложил вину за упадок последних четырех месяцев отчасти на «растущее беспокойство» по поводу объявлений о закрытии рабочих мест. Комитет указал, что происходящая волна закрытий имеет более сильный характер, чем корпоративное экономическое падение в начале десятилетия, повлиявшее только на самые крупные корпорации. На этот раз закрывает свою работу также и большое количество более мелких фирм.

Демократы: победители вопреки самим себе

Победа демократов была полностью неожиданна и всецело нежелательна для самих демократов. Лидер меньшинства Палаты представителей Ричард Герхард рассказал газете New York Times после голосования: «Я думал, что мы пропали, когда за последние недели выплыли все их деньги. Я просто считал, что они вот-вот убьют нас».

За месяцы, предшествовавшие выборам, большие группы в партийном руководстве отошли от Клинтона. Начиная с Белого дома и кончая самыми низовыми структурами, партия игнорировала опросы общественного мнения, показывавшие широкую оппозицию стремлениям республиканцев и Старра возбудить процедуру импичмента. В избирательной гонке вплоть до 3 ноября основные демократы Конгресса, включая Чарльза Рэнгела от Нью-Йорка, публично осудили Национальный комитет Демократической партии за сокрытие денежных фондов для избирательной кампании и почти что обвинили Белый дом в провале выборов.

Явка на выборы показала тот факт, что обе партии все больше дискредитируют себя в глазах трудящихся. Только 36 процентов американцев, обладающих правом голоса, пришли на избирательные участки, — самая низкая явка, начиная с 1942 года. Массовое уклонение есть следствие крайне узкой базы поддержки у двух традиционных партий крупного бизнеса.

Не существует косметических приемов для разрешения этого кризиса политической системы. Магнаты масс-медиа, которые еще вчера благоговели перед кажущимся могуществом Гингрича и правых республиканцев, сейчас выдвигают на первый план «умеренных» типа Джорджа Буша, его брата Джеба и других губернаторов-республиканцев, включая губернатора из Нью-Йорка Джорджа Патаки. Они не замечают, что социальная программа этих «умеренных» сдвинула бы их на самый правый край республиканской партии образца двадцатилетней давности.

Тем не менее крайне правыми они считаются чересчур либеральными. Так полагает, например, Христианская коалиция, связанная с верхушкой республиканцев. Перспективой этого является усиление политической войны между различными оттенками реакции, которую сейчас представляют соперничающие фракции внутри Республиканской партии.

Траектория демократов

Разоблачение слабости республиканцев может только ускорить кризис Демократической партии. У них больше нет никакой программы, которая могла бы соответствовать социальным потребностям народных масс: по поводу страхования, рабочих мест с приличной зарплатой, здравоохранения, пенсий, образования, жилищного строительства, — так же, как и у республиканцев.

Демократы полагались на миф о силе правого крыла республиканцев для того, чтобы оправдать свой собственный крен вправо. Меньшинство рабочих, тред-юнионистов и других людей, пришедших к избирательным урнам в прошлый вторник, чтобы нанести удар республиканцам, были сильно и быстро разочарованы в своих ожиданиях. Американский капитализм не может, да и не позволит вернуться к какой-либо серьезной программе социальных реформ.

Демократическая партия сдвинется еще дальше вправо в попытках выровнять политическую систему формированием коалиции de facto с республиканскими «умеренными». Генеральная траектория указана двумя существенными шагами Клинтона, проведенными им после выборов: объявлением об обоюдной встрече в верхах по поводу реформы социального страхования и возобновлением угроз военных действий против Ирака.

Чаяния и стремления рабочих масс можно найти на буржуазных выборах, в лучшем случае, в искаженном или скрытом виде. Это даже более сильно выражено в случае с США, где политическая монополия двух партий крупного бизнеса, усиленная продажной прессой, держат рабочий класс фактически в распыленном состоянии.

Тем не менее выборы 1998 года показали, что подвижки в политических настроениях широких масс народа, если даже это происходит в ограниченном ракурсе, имеют громаднейшее значение. Этот сдвиг находится пока только в своей эмбриональной стадии. Он принимает форму всеобщего отпора политическому истеблишменту и остается политически не сфокусированным. Но он выражает собой растущую оппозицию социальной политике буржуазии и разочарование в святая святых американских политических курсов — капиталистическом рынке.

Это — часть международной тенденции. В Британии, Франции, Германии и Италии правительства «правых» уступили социал-демократическим режимам. В некоторых из этих стран, а также в Канаде, традиционные консервативные партии крупного бизнеса переживают оглушительный кризис. Все «левые» правительства в Европе, по существу, приняли тот же самый реакционный курс, как и их предшественники, и начали вступать в конфликты с рабочим классом, хотя смогли прийти к власти, в первую очередь, из-за общего сдвига влево среди масс рабочих.

В США поворот к рецессии усилит социальное сопротивление народных масс и обострит кризис двухпартийной системы. Оппозиция рабочего класса найдет себе более сознательное выражение в растущей враждебности по отношению капиталистической системе, которая заботится только о привилегированной элите и игнорирует нужды громадного большинства.

Трудящиеся все в большей степени будут осознавать, что они должны создать свою собственную политическую партию в противовес партиям крупного бизнеса и системы прибылей, которую эти партии защищают. Партия Социалистического Равенства сыграет решающую роль в строительстве массового социалистического движения американского рабочего класса.

Арест Пиночета в Британии

Политические уроки переворота в Чили:

24 октября 1998 г.

Арест генерала Аугусто Пиночета спустя четверть столетия после переворота, приведшего к власти его военно-фашистскую хунту, оживил многие критические вопросы политического и исторического характера. Свержение правительства Народного Единства Сальвадора Альенде, за которым последовало уничтожение десятков тысяч рабочих, крестьян и интеллектуалов левого толка, явилось «зародышевым» событием, оформившим весь последующий ход событий не только в Латинской Америке, но и на международной арене.

Поражение рабочего класса в Чили было одним из самых трагичных и кровавых в серии поражений, имевших место между 1965 и 1975 годами, начиная с переворота в Индонезии, поставившего у власти диктатуру Сухарто. То десятилетие видело громаднейший всплеск рабочего движения во многих уголках мира.

Соединенные Штаты потрясены одновременно охватившими их студенческими выступлениями, городскими беспорядками, устроенными самыми угнетенными слоями рабочего класса, и промышленными забастовками, в которых участвовали миллионы рабочих. В 1964 году, на фоне военного поражения во Вьетнаме, распад администрации Никсона стал кульминацией политического кризиса.

В мае-июне 1968 года всеобщая забастовка во Франции привела правительство Де Голля на грань провала. В Германии в 1969 году, впервые со дня основания Федеративной Республики Германии (Западная Германия), наступление рабочего класса вознесло на вершину политического Олимпа социал-демократов. Италию в том же 1969 году сотрясла волна стачек, получившая известность как «Жаркая осень». Забастовки английских шахтеров в начале 1974 года вынудили уйти в отставку консервативное правительство Хива.

В течение этого же года были свергнуты военно-фашистские диктатуры в Португалии и Греции. В Латинской Америке, особенно в Боливии, Чили и Аргентине, на повестке дня стоял захват рабочим классом политической власти.

Для того чтобы сдержать движение рабочего класса, подчинить его партиям и лидерам либерально-буржуазного толка и дать возможность капиталистическим правителям стабилизировать свое правление, международная буржуазия обратилась за поддержкой к рабочей бюрократии и, прежде всего, к сталинскому режиму в Советском Союзе и его «коммунистическим партиями» во всем мире, а также к социал-демократическим и реформистским партиям и профсоюзам. Сталинизму и социал-демократическим партиям, в свою очередь, помогали ревизионистские группы, которые возглавляли Мишель Пабло и Эрнест Мандель, отошедшие от программных принципов Четвертого Интернационала.

В некоторых случаях, например, в Судне и в Боливии в 1971 году и в Чили в 1973 году, методы, которые применялись для подавления рабочего класса, представляли собой военный переворот и массовые репрессии. В Европе правительства социал-демократов привыкли подрывать движение рабочего класса, в то время как в США бюрократы от АФТ-КПП привязывали рабочие массы к демократической партии, давая тем самым возможность правящему классу Америки подготовить свое контрнаступление, по-настоящему начавшееся с приходом к власти Рейгана.

События в Чили, от избрания в 1970 году Альенде до переворота 1973-го года, ознаменовали собой кульминацию подъема рабочего класса. Социалистическая революция, осуществляемая хорошо организованным рабочим классом, была полностью возможна, а подобный исход мог бы в корне изменить весь последующий ход классовой борьбы на мировой арене. Ужасной развязки в Чили можно было как избежать, так и объяснить ее. Она явилась продуктом определенных политических обстоятельств — курса, проводимого Альенде, Коммунистической партией Чили и их зарубежными союзниками, среди которых особенно значительную и разрушительную роль сыграл Фидель Кастро.

В дни пиночетовского переворота Международный Комитет Четвертого Интернационала, мировое троцкистское движение, опубликовал заявление, в котором анализировалось значение чилийских событий, их социально-политическая динамика, достигшая своей кульминации в поражении рабочих и самые основные для международного рабочего класса политические уроки. Данное заявление МКЧИ и Мирового Социалистического Веб Сайта приведено ниже в сокращенной форме. Анализ, сделанный 25 лет тому назад, не потерял своей актуальности. Он внесет значительный вклад в политическую грамотность новых поколений рабочей молодежи и интеллектуалов, выросших в тени этих критических моментов и не имеющих возможности изучать и понять его долгосрочные политические уроки.

Заявление Четвертого Интернационала от 18 сентября 1973 г.

На защиту чилийского рабочего класса

Сталинизм и контрреволюция

«Защищайте ваши демократические права не посредством Народных фронтов, парламентов, а посредством свержения капиталистического государства и учреждения власти рабочих. Не верьте сталинизму, социал-демократам, центризму, ревизионизму или либеральной буржуазии, а создавайте революционную партию Четвертого Интернационала, чья программа будет революцией в веках — перманентной революцией».

Это — уроки, написанные кровью героического чилийского пролетариата, когда танки и эскадроны смерти чилийской буржуазии убийствами собирали свою дань, пока лидеры сталинистов, социалистов и либеральных буржуа вычищали казармы для генерала-симпатяги или готовились заключить мир с новыми хозяевами Чили.

Рабочий класс никогда не забудет неравное, но все же впечатляющее сопротивление рабочих Чили, показавших не в последний раз, что они — единственная революционная сила в Чили, противодействующая империализму и местным капиталистам. Он никогда не простит лидеров сталинского социализма, чья одна только политическая трусость, подлое предательство дали силы буржуазии Чили последовать примеру Индонезии, Греции, Боливии и Судана.

Данные события самым кровавым образом свидетельствуют о кризисе в руководстве рабочего класса и о чудовищных опасностях, стоящих перед лицом рабочего класса в результате обвала международной денежной системы и мер Ричарда Никсона от 15 августа 1974 года.

Сталинизм еще раз обличил себя в качестве самого последовательного защитника буржуазной собственности и государства и в качестве самого злобного врага мирового пролетариата в его борьбе по защите своих основных демократических прав.

С установлением в ноябре 1970 года режима Сальвадора Альенде все силы московской бюрократии были брошены на поддержку реакционной и слабой чилийской буржуазии и на дезориентацию рабочего класса посредством Коммунистической партии Чили.

Если в 1970-71 годах военные не могли захватить власть и были вынуждены ждать три года, чтобы осуществить свои планы, то в связи с этим мы можем заявить категорически: это происходило в силу того, что для создания условий переворота требовалась планомерная и систематическая дезориентация рабочего класса, которая осуществлялась сталинизмом. Главным идеологическим оружием чилийских сталинистов в подготовке условий для переворота явилась меньшевистская теория «двухфазовой революции» и обанкротившаяся концепция «мирной парламентской дороги» к социализму посредством Народных фронтов. Обе эти теории обезоружили рабочий класс и помешали в самый критический момент его мобилизации.

Игнорируя последствия мирового финансово-экономического кризиса, который, в первую очередь, и привел Альенде к власти, сознательно сглаживая реакционную классовую природу капиталистического государства и одновременно преувеличивая и искажая склонность к реформам небольшой части чилийской буржуазии, чилийский сталинизм стал палачом чилийской революции.

Поражение не было неизбежным

Защита рабочего класса Чили никак не возможна без обличения лжи, полуправды и возмутительных искажений, к которым прибегали сталинисты Британии и Европы для сокрытия причин поражения в Чили, а также принижения значения его последствий. Сделав основной вклад в обман чилийских рабочих путем безоговорочной поддержки всех реформистских отступлений Альенде, Европейские сталинисты сейчас пытаются представить события в Чили трагическими, но исторически неизбежными. Честного изучения событий в Чили реформистские бюрократы желают в последнюю очередь.

Их страх и презрение к рабочему классу столь значительны, что они не отваживаются даже на самую незначительную критику своей политики. Наоборот — поражение в Чили только поощрило их более энергично придерживаться «мирной дороги»…

Каждая стадия чилийской катастрофы определена кризисом в руководстве рабочего класса, банкротством сталинизма и социал-демократии Чили. Это банкротство выразилось в абсолютном отказе от всеобщей экспроприации собственности чилийских капиталистов и в полнейшей прострации перед лицом капиталистического государства, облаченного в одежду защиты «100-летней традиции представительной демократии в Чили».

Уроки Чили универсальны и применимы с особым акцентом к таким странам, как Италия и Франция, где в рабочем движении доминирует сталинизм и используется его реакционная доктрина о «мирном сосуществовании» и «развитой демократии» для убаюкивания народных масс, позволяющая фашизму и капиталистическому государству подготовиться к своим атакам.

Вся история Латинской Америки ХХ столетия, а также богатый опыт Европейского рабочего движения, ведущего свое начало с Парижской Коммуны, показала с безжалостной ясностью, что капиталистическое государство не является нейтральным, а выражает коллективную волю правящего класса, это машина для сцепления одного класса с другим. Единственная функция такого государства — защита частнособственнических капиталистических отношений.

В эпоху заката капитализма-империализма конфликт между производительными силами и частнособственническими отношениями усилился чрезвычайно, в то же самой степени усилилась и роль государственного вторжения в социально-экономическую жизнь в каждой стране. То, что аппарат подавления — «организация вооруженных людей», как определили государственную машину Энгельс, — принимает на себя чрезмерную долю власти и ведет наступление на основные демократические права, стало основным характерным признаком капиталистического правления. Если рабочему классу не удастся создать революционную партию и свергнуть буржуазное государство, тогда переход к фашизму и бонапартизму станет неизбежным.

Таков был урок Германии, Италии и Испании в 30-х годах. Такова была главная задача, стоявшая перед коалицией Альенде в 1970-ом году, но которую Альенде с подачи сталинистов последовательно избегал решать.

Роль военных

Ни один народный режим не может сосуществовать с чилийскими вооруженными силами, которые возглавляют самые реакционные представители капиталистов и землевладельцев. Каждый их военных чинов профессиональный реакционер, прошедший школу ЦРУ.

Вместо роспуска Конгресса, Сената и вооруженных сил, вместо создания народной милиции, чья власть была делегирована от Советов рабочих и бедных фермеров, чилийские сталинисты стали главными защитниками буржуазного «законопорядка» путем учреждения правительства Народного Единства.

На недавно прошедшем семинаре, организованном сталинистским журналом World Marxist Review, представитель чилийского сталинизма, Банкеро (Banchero) ясно заявил об отношении своей партии к государству:

«Отличительная черта революционного процесса в Чили в том, что он начался и продолжается в рамках буржуазных институтов прошлого… В Чили, где антиимпериалистическая, антимонополистическая и антифеодальная народно-демократическая революция сейчас идет полным ходом, мы в основном сохранили старую государственную машину. Персонал правительственных институтов в своей массе состоит из старых чиновников… Администрация осуществляет свои полномочия под надзором и контролем народного правительства».

«Вооруженные силы, сохраняя, как учреждение, свой профессиональный статус, не принимают никакого участия в политических дебатах и подчиняются законно избранному гражданскому правительству. Между армией и рабочим классом существуют узы сотрудничества и взаимного уважения во имя патриотической цели — превратить Чили в развитое свободно-демократическое государство».

«Ультралевые элементы шумно требуют немедленного введения социализма. Однако мы придерживаемся того мнения, что рабочий класс добьется полной власти со временем. Процесс будет идти в ногу с постепенным введением контроля над государственной машиной, которую мы начнем трансформировать в интересах дальнейшего развития революции».

Выступлению Банкеро предшествовала речь британского сталиниста Идиса Кокса (Cox), который также зачитал молебен о «мирной дороге».

«В Британии часто задают вопрос, главным образом, ультралевые элементы, сможем ли мы достичь нашей цели без использования вооруженной силы или гражданской войны. Ни один человек не может дать гарантии того, что этого не случится, но наша точка зрения связана с изменениями в балансе мировых сил и ослаблением позиций британского правящего класса. Маловероятно, что он будет использовать вооруженную силу для опротестования результатов демократических выборов».

Апология Кокса была более образно выражена Пабло Нерудой, сталинистским поэтом и послом Чили в Париже: «Что касается армии нашей, то мы все любим ее. Она — это народ в униформе».

И все-таки истинные авторы этой реформистской стратегии не могут быть найдены в Англии или Чили, их бюрократический центр — в Москве. В интересах своей внутренней и внешней политики советская бюрократия являлась главным поборником не только курса «мирной дороги», но и, что более важно, нового и более гибкого подхода к вооруженным силам Латинской Америки.

Поколениями складывалась традиция социалистов и даже большинства сталинистов в Латинской Америке относиться к армии с враждебностью и подозрением; такое отношение вступает в конфликт с политикой бюрократии СССР, цель которой — признать и сотрудничать с каждым военных диктатором, будь то Франко (в Испании), Пападопулос (в Греции) или Лон Нол (в Камбодже).

Вот почему за последнее время советские «теоретики» были заняты урезониванием своих латиноамериканских коллег, подталкивая их к работе с армией, да и к тому же под ее руководством.

Для того чтобы это сделать, они попытались скрыть классовый характер армии и ее, по существу, репрессивную роль. В ноябрьском 1970 года выпуске Comment некий доктор Шугловский написал длинный очерк, в котором подробно излагал новую линию, нашедшую свое кровавое продолжение в Чили…

«По мнению коммунистических партий, здоровые силы в армии должны играть важную роль в освободительном движении и в вытекающих из него глубоких социальных изменениях. Коммунисты резко выступают против вульгарных антивоенных взглядов и каких-либо проявлений сектантства [!!] в отношении военных, потому что они просто льют воду на мельницу реакции».

Хотя и представленная как «теоретический анализ», данная статья есть ясная инструкция скептикам в КП. Необходимо напомнить, что таким же образом покойный Сталин давал инструкции китайским коммунистам в 20-х годах — подчиниться армии Гоминдана во главе с генералом Чан Кайши на основании того, что она была современной, прогрессивной и даже революционной. Эта бюрократическая теория привела прямиком к величайшей резне коммунистов, свидетелем которой когда-либо был Китай — шанхайской резне.

Капитуляция перед правыми

В Чили данный вопрос приобрел особое значение в силу того факта, что как в Конгрессе, так и в Сенате преобладали Националистическая и крайне правая Христианско-Демократическая партии, каждая из которых посвятила себя задаче свержения Альенде.

Христианские демократы, возглавляемые выдвиженцем ЦРУ, Эдуардом Фреем, вовсю использовали мнимую легитимность, возложенную на Конгресс Альенде, для того, чтобы замедлить и воспрепятствовать его реформистскому законодательству и в то же самое время подготавливая план организации наступления. По этому плану их главными союзниками являлись сталинисты, которые до конца поддерживали последовательный отказ Альенде от создания рабочей милиции. На волне кризиса кабинета в сентябре 1972 года Альенде особенно твердо выразил свою решимость искоренить левую оппозицию в угоду фабианским реформам и подчеркнуто отверг идею народной милиции.

«Не будет никаких вооруженных сил, кроме тех, что определены конституцией. То есть армии, ВМФ и ВВС. Я решительно уничтожу любую другую вооруженную силу, если таковая появится».

На весах истории скудость реформ Альенде, возбудивших большие надежды в рабочих, крестьянах и в среднем классе, весит гораздо меньше, чем предательство, вдохновленное усиленным уважением к конституционной законности.

Таким образом, реакционеры-оппозиционеры совместно с «гориллами» из вооруженным сил, с иностранными кредиторами и монополиями, подвергшимися экспроприации, смогли воплощать свои планы более эффективно. Используя свое конституционное большинство в двух палатах и крепчая на растущем разочаровании в стране от неудачи Альенде обуздать инфляцию, оппозиция претворила в жизнь первую стадию своего плана: вынудить подать в отставку радикальных министров и занять важные должности. После выборов в местные органы власти в январе 1972 года Альенде был вынужден пожертвовать своим министром внутренних дел, социалиста, в то время, как его планы реформировать двухпалатную систему были эффективно блокированы оппозицией. В июне 1972 года усиливающееся давление и умножающиеся переговоры между правительством и оппозицией вызвали еще один кризис кабинета министров, когда Альенде уволил своего министра экономики, Педро Вусковича (Vuskovic), левого по своим убеждениям, и оставил его планы национализации. Это вполне предсказуемо имело полную поддержку сталинистов, которые, как и в Испании 1938 года, стали правым крылом левой оппозиции. Сталинисты обвинили Вусковича в «разрушении делового доверия». Одновременно, они защищали диалог с Христианскими демократами и принятие звучной программы оппозиционеров по «рабочему участию» вместо национализации.

Сталинистский профсоюзный лидер Фигуэро (Figuero) приветствовал в броских терминах этот корпоративный план: «Участие должно выражаться НЕ во владении собственностью фирмы со стороны ее рабочих, но в эффективной и активной роли управлении и планировании». Данный совет шел в сочетании с организацией кампании по увеличению производительности труда и «добровольной работы» (цитируется по Workers Press от 1 апреля 1972 г.).

В августе 1972 года «мирная дорога» была разнесена вдребезги столкновениями в Сантьяго лавочников с полицией. Сталинисты немедленно использовали это в качестве предлога для того, чтобы потребовать запрета крайних левых групп типа MIR (Движение революционных левых) на юге, патетически заявляя, что такие действия левого крыла могут создать предпосылки для военного вмешательства.

Чудовищная враждебность сталинистов к любой группе слева, которая не согласовывалась с линией Альенде, нашла ужасное воплощение в августе 1972 года, когда сталинистские члены полиции напали на опорный пункт партии MIR в окрестностях Сантьяго и убили пять крестьян. К концу 1972 года реакция была готова к своей второй стадии. Заключалась она в забастовке владельцев грузового транспорта на юге страны против национализации. Спустя четыре недели Альенде не только капитулировал перед реакцией, но и к тому же согласился ввести в свой кабинет трех генералов и во второй раз отказаться от своего очередного министра внутренних дел. Самым выдающимся из назначенных военных был генерал Морио Пратс (Prats), командующий сухопутными силами и отъявленный реакционер, выступающий против рабочего класса. Министр внутренних дел Дель Канто (Del Canto), был отставлен из-за того, что позволил «незаконный захват» рабочими частных производственных мощностей. Данный переход вправо был неумолим.

Все это было не только победным сигналом для реакционеров, но и значительным достижением сталинистов, все время боровшихся против любых оккупаций предприятий и захватов земель и безжалостно подавлявших любую борьбу, которая не находилась под их или Альенде контролем.

По всему миру сталинская машина принялась за работу по искажению смысла этих зловещих перемен. Comment, английский журнал КП (ноябрь 1972 года), не колебался в защите Альенде — и Пратса:

«Знак ли это слабости? Или сдачи? Или предательства?.. Назначение этих генералов в правительство, каким бы странным оно ни казалось, является указанием, что правое крыло переиграло и потерпело поражение в этой классовой схватке».

Подобным же образом в Индонезии Сухарто пытался сбалансировать левых и правых в своем обреченном кабинете министров. Сталинисту Фигуэро Альенде даровал должность министра труда…

Неразрешимый экономический кризис

За растущими интригами оппозиции, за надменностью генералов, за усиливающимися колебаниями президента Сальвадора Альенде и капитуляцией сталинистов 1972-73 годов лежит неразрешимый кризис чилийского и мирового капитализма.

Когда Альенде пришел к власти, Чили находилось в спазмах сильного экономического и финансового кризиса, который с тех пор значительно углубился. Резервы Центрального банка упали с 500 миллионов долларов до 280 миллионов, а к апрелю 1972 года оценивались в не более, чем 60 миллионов долларов. В то же самое время внешняя задолженность Чили превысила три миллиона долларов, большая часть которой предназначалась бдительным банкирам из центральных банков Европы.

Неудача в непризнании этого громадного национального долга, вкупе с продолжающимся падением цен на экспорт меди, означала, что Альенде должен был девальвировать чилийское эскудо в четыре раза за два года… Одно только обслуживание внешней задолженности достигло отметки почти в 300 миллионов долларов в год. Провал Бреттон-Вудса и резкое сокращение помощи со стороны США положили конец всем надеждам капиталистической экономики Чили в будущем избегать банкротства. Компромисс Альенде и сталинистов с иностранным кредиторами и поощрил внутреннюю реакцию увеличить свое давление для прекращения всякой дальнейшей национализации и открыто готовиться к контрреволюции.

Демонстрации рабочих и студентов против правых были осуждены сталинистами, тогда как Альенде занимался восхвалением ненавистных карабинеров — элитных полицейских частей, которых использовали против рабочих и скваттеров.

Слова Альенде ясно выражают благоговейный страх — если не сказать бессилие — мелкобуржуазного профессора перед машиной капиталистического государства и полное отсутствие у него веры в рабочий класс:

«Никто не может пострадать безвинно — таков лозунг «Порядка и Отечества» карабинеров. Порядка, основанного на моральном авторитете, на правильном исполнении своих обязанностей, которые никоим образом не подразумевают отвержение субординации. В самом деле, у вас есть чувство дисциплины и иерархии, которое произрастает из концепции того, что правительство, обладая способностью к социальной дисциплине, предстает как общественная сила» (Workers Press от 11.05.1972 г.). Именно это чувство «дисциплины и иерархии» привело к капитуляции президентскую гвардию карабинеров во время военного переворота.

В сентябре 1972 года Альенде отметал любую перспективу военного переворота: «Я верю, мое правительство — лучший гарант мира. Здесь есть выборы и есть свобода. Девяносто процентов чилийцев не хотят вооруженной конфронтации».

Остающиеся десять процентов, однако, не разделяли сталинистских иллюзий Альенде. Новые группы, типа полуфашистской «Свободы и Отечества» открыто начали вооружаться против режима, в то время как землевладельцы юга начали создавать частные армии, чтобы силой навязать высшую «справедливость» крестьянам. Более того, по условиям соглашения с оппозицией в октябре 1972 года, Альенде уступил реакции бесценное оружие — освободил 155 чилийских радиостанций и предотвратил принудительное их подключение к государственной сети.

К 1973 году сталинистская политика «умеренности и примирения» разочаровала промышленных рабочих, и в первый раз за все время шахтеры меднорудной отрасли начали забастовку, требуя повышения заработной платы. Это был серьезный признак кризиса, но по совету министров-сталинистов Альенде атаковал рабочий класс в самой злобной манере. По своему возвращению из Москвы в январе 1973 года Альенде напал на бастующих шахтеров медной промышленности как на «настоящих банкиров-капиталистов, требующих свои деньги, невзирая на ситуацию в стране».

В той же самой речи Альенде объявил о том, что внешний долг подскочил за два года с 3-х млн до 4-х тысяч 20 млн долларов и признался вдобавок, что парламент следовало бы распустить в самом начале. Такова была цена «мирной дороги».

И здесь сталинисты приложили свою руку. Когда шахтеры крупного медного рудника EL Teniente бастовали в течение 70 дней, требуя повышения зарплаты, сталинисты обличали увертюры Альенде перед шахтерами как «весьма недопустимое колебание» и подталкивали режим воспользоваться водометами и слезоточивым газом против шахтерских демонстраций. Провинция О'хиггинс (O’Higgins)- зона забастовок — была взята под военный контроль.

Одновременно с этим Альенде сделал предложение вернуться назад армейским генералам, оставившим свои посты в марте 1973 года. Цель этого шага была очевидна: сталинисты и Альенде хотели использовать армию против рабочего класса даже несмотря на то, что их партийные лидеры были убеждены в том, что оппозицией на август или сентябрь подготавливается военный переворот.

В июне 1973 года правые совершили свою первую попытку прийти к власти сразу же после забастовки шахтеров меднорудной отрасли. Данная попытка, совершенная вторым бронетанковым полком потерпела неудачу, но показала, как сильно уязвим перед военным переворотом режим.

Эта атака подтолкнула рабочий класс к активным действиям — захватывать заводы и усиливать дружины рядовых рабочих, которые появились в октябре-ноябре 1972 года.

Реакция на этот неудачный переворот 29 июня лидера чилийских сталинистов Луиса Корвалана свидетельствовала о панике этих предателей, когда они увидели надписи на «стене Альенде». Прочь ушло благодушие и эйфория, но вместо них остался парализующий ужас перед армией: «Мятеж был быстро подавлен, благодаря своевременным и решительным действиям главнокомандующего сухопутными силами, верности вооруженных сил и полиции… Мы продолжаем поддерживать безоговорочно профессиональный характер вооруженных учреждений. Их враги не среди простого народа, а в лагере реакционеров» (Марксизм сегодня, сентябрь 1973 года).

Даже когда было уже поздно, ситуацию можно было бы изменить непреклонным и решительны руководством… Однако чилийские сталинисты придерживались курса, который был не только ложным, но и, что еще хуже, противоречивым. Корвалан писал: «Лозунг патриотов и революционеров должен быть: «Нет — гражданской войне! Нет — фашизму!», но фашизм — это гражданская война против рабочих, а существование капиталистического государства несет в себе потенциальную опасность гражданской войны против рабочего класса. Отвергая гражданскую войну и оставляя борьбу в руках реакционных буржуазных офицеров, чилийский сталинизм только облегчил и ускорил поражение рабочих.

Но чилийским рабочим предстояло выдержать даже еще более зловещий удар. В своей отчаянной попытке найти союзников чилийские сталинисты начали обращаться с оппортунистическими призывами к фашистским группировкам и к крайне националистическим партиям. Корвалан бесстыдно умолял сторонников Пабло Родригеса, фашистов, начать диалог во избежание гражданской войны «для того, чтобы объединить нашу страну и избежать искусственного разделения чилийцев, у которых интересы — общие». Как и следовало ожидать, фашисты отнеслись к мольбам Корвалана с презрением и издевательством… и ускорили подготовку к гражданской войне.

В то время, когда рабочие все более скептически относились к режиму и начали спонтанно организовываться в отряды самообороны, правые усиливали свою подготовку и открыто говорили о выборе «индонезийского пути». Ведущая чилийская буржуазная газета El Mercurio 27 июля напыщенно рассказывала о «спонтанной и ужасной» резне в Индонезии, которая, по ее мнению, «не была на самом деле столь ужасна, потому что сделала Индонезию одной из самых ведущих наций в Юго-Восточной Азии, в которой была стабилизирована экономика и торжествует порядок».

Бывший президент Фрей открыто призвал к подавлению «параллельной армии», растущей на заводах. В данной ситуации только очень решительные действия правительства в вооружении рабочих, в роспуске армии и в настрое всего рабочего класса на борьбу могли бы предотвратить военный переворот или уничтожить его в зародыше. Правительство и сталинисты сделали все наоборот.

Для того, чтобы предотвратить вооружение рабочих, был снова запущен в ход закон «о контроле за оружием», принятый во время кризиса в октябре 1972 года. В ВМФ и в сухопутных войсках офицеры крайне правых убеждений использовали апатию, пассивность и безразличие сталинистов, чтобы разглагольствованиями убеждать рядовых и готовить восстание. Пылкие призывы Альенде к армии только усилили решимость генералов быстро и безжалостно положить конец эксперименту по осуществлению доктрины «мирного пути».

Финальная атака на президентский дворец 11 сентября стала, таким образом, кульминационным ударом по плану, осуществленному только благодаря уступкам правительства и сталинистской партии. Подобно Гитлеру и Франко, генерал Пиночет выиграл в силу паралича, порожденного предательством сталинизма.

Мелкая буржуазия и реакция

Сталинистам необходимо задать последний вопрос. Почему вышло так, что ни один из сталинистских лидеров не отважился ответить на самый насущный вопрос, поставленный этим поражением? Почему городской средний класс, а с ним и нижние чины армии, так неистово накинулись на режим? Если курсы «мирного пути» и «уважение к законности» являются единственными гарантами привлечения средних классов, то почему они потерпели такое катастрофической фиаско в Чили?

Перекладывать вину за это на интриги ЦРУ или на склонность среднего класса всегда поддерживать военные режимы, как сталинисты сейчас пытаются представить, значит отринуть марксизм и скрыть предательство политики Народного фронта. Троцкий писал 1934 году:

«Мелкая буржуазия характерна своей экономической зависимостью и своим социальным составом. Ее верхний слой связан напрямую с крупной буржуазией. Ее нижний стратум граничит с пролетариатом и даже доходит до статуса люмпен-пролетариата. В соответствии с экономической ситуацией, в которой она находится, мелкая буржуазия не может иметь своей собственной политики. Она всегда колеблется между капиталистами и рабочими. Ее собственный верхний стратум сдвигается вправо; ее нижние слои, угнетаемые и эксплуатируемые в определенных условиях способны резко обратиться влево».

В периоды острых кризисов и отсутствия революционного руководства

«мелкая буржуазия, — продолжает Троцкий, — начинает терять терпение. Она все больше и больше становится враждебной по отношению к своему высшему слою. Она убеждается в банкротстве и в коварстве своего политического руководства. Именно это разочарование мелкой буржуазии, ее невыдержанность и отчаяние использует фашизм… Фашисты проявляют дерзость, выходят на улицы, нападают на полицию, пытаются выгнать парламент силой. Это производит впечатление на отчаявшуюся мелкую буржуазию».

Слова Троцкого — точное описание мелких буржуа при Альенде… Мелкая буржуазия была первой потерей коалиционной политики в попытке умиротворить рабочий класс субсидиями, одновременно обещая промышленникам увеличение производительности, резкое сокращение темпов национализации и признание платежей по громадному объему внешнего долга, сделанного предыдущим проамериканским правительством Фрея.

Чувствительное падение покупательной способности и потребления особо остро ударило по нижним слоям среднего класса… Крупные капиталисты требовали полномасштабной девальвации эскудо или полномасштабной «замораживания» роста заработной платы вкупе с переводом использования импортных долларов с продуктов питания на основные товары. С другой стороны, рабочие требовали ускорить национализацию, ввести рабочий контроль и положить конец парламентскому обману.

Альенде и сталинисты метались перед лицом двух альтернатив и были пойманы в ловушку своих собственных противоречий. Удар хунты и империалистов был только вопросом времени. И как эпитафия правительству Альенде мы приводим нижеследующую ленинскую цитату:

«Пролетариат не может добиться победы, если не привлечет на свою сторону большинство населения. Но ограничивать победу подсчетом большинства голосов на выборах, проходящих под руководством буржуазии, или обусловливать ее — полная тупость, да и к тому же чудовищный обман рабочих. Для того, чтобы привлечь на свою сторону большинство населения, пролетариату необходимо, в первую очередь, низвергнуть буржуазию и захватить государственную власть, во- вторых, ему нужно ввести власть Советов и полностью уничтожить старый государственный аппарат и тем самым незамедлительно подорвать правление, престиж и влияние буржуазных компромиссов на непролетарское рабочее населения. В-третьих, необходимо полностью устранить влияние на большую часть непролетарских масс буржуазных и мелкобуржуазных сторонников компромисса путем удовлетворения их [масс] экономических нужд революционным способом за счет эксплуататоров».

Стройте революционную партию

Защита чилийского рабочего класса заключается в усвоении жизненных уроков данного периода и в создании нового революционного руководства на принципах Ленина и Троцкого

Так как верно то, что сталинизм сыграл основную роль в чилийском поражении, то невозможно анализировать последнее изолированно от той роли, которую сыграли центристы и ревизионисты как вольные или невольные сообщники сталинизма.

Центристы из MIR, которые имели значительное число сторонников среди безземельного крестьянства на юге страны, не заняли твердую позицию в отношении Альенде и создали тем самым большую сумятицу в крестьянстве. Их политика «критической поддержки» президента Альенде на практике означала капитуляцию перед Народным фронтом. Как партия ПОУМ в Каталонии в течение Испанской гражданской войны, данная группа отказалась от оппозиции Альенде в марте 1973 года на выборах в Конгресс, именно тогда, когда смелый вызов сталинистам и социалистам, а также требование «рабоче-крестьянского правительства» могли бы собрать под свои знамена большую часть рабочих и беднейшего крестьянства.

Ревизионисты из Объединенного Секретариата сыграли даже еще более зловещую роль. Militant (печатный орган Социалистической рабочей партии США) в номере от четвертого сентября 1973 года жалуется: «Все еще не существует ни одной партии, которая может подхватить этот пример (народный контроль на производстве) и распространить его по «кордонам» (трудовые ассамблеи) и по всей стране».

Почему Социалистическая Рабочая партия не рассказывает своим читателям о том, что случилось с Революционной Рабочей партией Чили, членом Объединенного Секретариата, которая, оставив Международный Комитет, вступила в Объединенный Секретариат, чтобы поддержать ревизионистские теории Манделя и Хансена, теории, ликвидировавшие в Латинской Америке троцкизм и заменившие его идеями и методами Че Гевары и Кастро? Почему СРП не вспоминает, что именно она сама явилась главным действующим лицом этой политической линии?

Разве не факт, что троцкистская партия в Чили была уничтожена не сталинизмом или какой-либо хунтой, а сознательным использованием ревизионистской теории о том, что революции можно успешно совершать без создания марксистской партии?..

Чилийское поражение, однако, ничего не изменило в Объединенном Секретариате. Не извлекая никаких уроков из этих событий, он сближается с бюрократией, национальной буржуазией и империализмом. Вот почему ревизионисты из Международной Марксистской группы, к примеру, не колеблясь, маршировали вместе со сталинистскими поборниками Народного фронта в Британии в демонстрации против чилийской хунты — и в поддержку чилийского Народного фронта.

Определенно, ревизионизм достиг новой ступени в своем вырождении. Маршируя с Народным фронтом, они открыто отождествили себя с контрреволюционными приготовлениями сталинизма и буржуазии. Бороться против сталинизма и кастроизма, значит разрушать ревизионизм политически.

Международный Комитет призывает международный рабочий класс к максимальной солидарности в том, чтобы бойкотировать чилийские товары и поставки и обеспечить освобождение всех политических заключенных наряду с прекращением массовых казней, осуществляемых хунтой. В то же самое время мы требуем, чтобы правительство СССР и режимы Восточно-европейских стран порвали все дипломатические и экономические связи с чилийской хунтой и оказали всеобъемлющую помощь борющемуся рабочему классу Чили.

Долой военную хунту в Чили!

Долой Народный фронт!

Долой сталинизм!

Да здравствует рабочий класс Чили!

Стройте секции Международного Комитета Четвертого Интернационала!

18 сентября 1973 г.

Кастро и Чили: Почему Фидель выступает против ареста Пиночета

Билл Вэнн

5 ноября 1998 г.

Сторонники бывшего чилийского диктатора Аугусто Пиночета в своих протестах против ареста своего кумира в Лондоне упомянули имя руководителя Кубы Фиделя Кастро.

В общественных кругах, начиная от правых политиков Чили и остальной Латинской Америки и кончая редакционными передовицами Wall Street Journal, задержание Пиночета вызвало требование арестовать также и кубинского лидера за его нераскрытые преступления против человечества. Предполагается при этом, что кровавая баня, осуществленная во время чилийского военного переворота 1973 года, и царство террора, последовавшего вслед за этим, были лишь необходимым ответом на «подрывные последствия», вызванные режимом Кастро.

Эти два пожилых человека рисуются в качестве непримиримых врагов: один ведет борьбу за революцию, другой, в равной степени, выступает как бескомпромиссный защитник «установленного» порядка. Это оправдывающее само себя примитивное оправдание преступлений Пиночета опровергается реакцией самого Фиделя Кастро на действия испанских и британских властей. Ответ кубинского лидера на арест носит, в лучшем случае, амбивалентный (двойственный — ред.) характер.

В тот момент, когда Пиночет был задержан, Кастро находился в Испании. С самого начала он пояснил, что ни в коей мере не воодушевлен предложением осудить бывшего диктатора за массовые убийства. Выступая перед группой испанских репортеров в городе Мерида 20 октября, он сказал:

«У ситуации три аспекта: первый — моральный. С моральной точки зрения, арест и наказание справедливы.

Есть и второй аспект, юридический. Я считаю, что, с юридической точки зрения, эти действия — под вопросом.

Третий — это политическая точка зрения. Я думаю, что арест вызовет сложную ситуацию в Чили из-за формы политического процесса, который там протекает».

Реакция Кастро может отчасти отражать беспокойство по поводу того, что сам он мог бы быть арестован за рубежом и привлечен к суду за свои собственные предполагаемые преступления. Отвечая на тот же самый вопрос в Испании, Кастро отверг такое объяснение, указывая, что путешествует по всему миру уже в течение десятилетий, в то время как правительство США активно добивается его смерти.

Обеспокоенность своей собственной судьбой — не основное соображение, стоящее за ответом Кастро. То же самое относится к «сомнительной» легитимности ареста Пиночета. (Чтобы подкрепить свои аргументы на этот счет, кубинский лидер цитировал свои знания, полученные более чем 40 лет тому назад в Гаванском университете).

Что касается «моральной» стороны вопроса, то это не более чем революционная поза. В конечном итоге только «политический аспект» обуславливает отношение кубинского лидера к событиям. Это пример «realpolitik» («реальной политики») радикально-буржуазного националистического режима, переживающего совокупный удар от провала своего основного патрона, Советского Союза, и блокады, осуществляемой империализмом США.

Для кубинского режима существует целый ряд соображений непосредственно практического характера, включающий растущие политические и экономические узы с Испанией. Как сообщается, Кастро услышал в первый раз об аресте Пиночета во время аудиенции у испанского короля Хуана Карлоса. Главной целью его поездки на Иберийский полуостров для иберийско-американской встречи в верхах являлась встреча с испанским премьер-министром Азнаром для того, чтобы обсудить дальнейшую нормализацию экономических и политических уз между двумя странами.

Во время своей недельной поездки в Европу Кастро объявил о предстоящем визите на Кубу делегации испанских бизнесменов, которую должен возглавлять его старый друг и союзник Мануэль Фрага Ирабарне, глава регионального правительства Галисии. Фрага, бывший правый франкист, является одним из главных архитекторов конституционной системы, которая предотвратила привлечение к суду лидеров испанского фашизма.

Испанский капитализм играет все более заметное место в экономике Кубы. Он связан прежде всего с происходящим расширением индустрии туризма, а также со значительными инвестициями в другие сферы. Кубинский режим не имеет ни малейшего интереса в том, чтобы занимать враждебные позиции — по отношению к правительству правых в Мадриде и к испанскому правящему классу в целом — в вопросе, который способен вызвать серьезный политический кризис в Испании.

В самой Латинской Америке режим Кастро стремится цементировать близкие узы с буржуазными правительствами в Чили и везде, где есть возможность выхода на мировой капиталистический рынок.

Замечания Кастро о «сложной ситуации в Чили» представляют собой демонстративное опровержение утверждений, делаемых как его врагами справа, так и его остающимися поклонниками из среднего класса о том, что кубинский лидер является сторонником социальной революции в Латинской Америке.

«На первом месте стоит армия.., которая составляет сильный институт в этой стране, — заявил Кастро, определяя ситуацию в Чили. — Нет никаких сомнений в том, что этот институт будет единодушно противодействовать [аресту], и крепко противодействовать, требуя от гражданских властей… всех возможных мер для того, чтобы добиться освобождения Пиночета».

«Существует парламент, который, конечно, займет позицию в пользу Пиночета, а левые в правительственной коалиции окажутся в очень трудной ситуации: поддерживать или не поддерживать? Весьма вероятно, они поддержат правительство; в противном случае, они могут подвергнуться риску раскола коалиции…

Я считаю, что существует опасность того, что коалиция может расколоться, это — одна из скрытых опасностей; я думаю, что это могло бы существенно усилить правых. Что может произойти? Правые объединятся, а левые смогут разделиться. Таким образом в Чили создастся трудная ситуация, притом что процесс консолидации и открытости все еще не завершился, хотя и значительно продвинулся вперед».

В своих замечаниях Кастро доходит до того, что советует так называемым левым партиям Чили поддержать военных и Христианских демократов, возглавляющих правительство, в их требованиях освободить Пиночета и в их противодействии любому преследованию бывшего диктатора. Рациональное обоснование такой политики — избежание «опасности» раскола в правительственной коалиции, которая осуществляет один из самых реакционных политических курсов во всей Латинской Америке.

Нуждались ли в совете Кастро или нет, но руководство Социалистической партии Чили проводит точно такую политику, выдвигаясь тем самым на передний план защиты Пиночета во имя защиты чилийского суверенитета.

Молчаливая защита кубинским лидером пожилого экс-диктатора во имя парламентской целесообразности в отношении чувств военных и необходимости поддержания альянса между «левыми» и «правыми» покажется смешной только тем, кто незнаком с длительной историей деятельности Кастро в Латинской Америке.

В то время как победа на кубе «Движения 26 июля» и последовавшие вслед за тем бесплодные партизанские авантюры, провоцировавшиеся Кастро и Эрнесто Че Геварой на латиноамериканском континенте, дезориентировали целое поколение молодежи в направлении «партизанщины» и «вооруженной борьбы», сам кастроистский режим с самых своих первых дней искал сотрудничества с империализмом и буржуазными режимами.

В самом Чили Кастро в союзе со сталинистской Коммунистической партией Чили играл значительную роль в сдерживании социалистической революции. Посетив страну в ноябре 1971 года, на подъеме борьбы чилийского рабочего класса и в условиях растущего конфликта между самыми воинственными слоями рабочих и правительством «Народного единства» президента Сальвадора Альенде, Кастро использовал свое влияние для того, чтобы выступать против любой независимой революционной борьбы. Чили, — говорил он рабочим, — отличается от Кубы. В силу длительной истории конституционного правления существует отчетливая «чилийская дорога к социализму», которая может принять форму парламентского пути.

Даже когда Кастро давал свой совет, военные и крайне правые партии неуклонно осуществляли открытые приготовления к гражданской войне. Со своей стороны, правительство Альенде работало по удушению массового движения рабочих и крестьян.

В период, ведущий к перевороту 1973 года, правительство постоянно выставляло одни и те же аргументы о чилийском конституционализме и об чилийских «демократических» и «патриотических» военных. Буквально за несколько месяцев до того, как военные захватили власть, Альенде учредил «Кабинет национальной безопасности», благодаря которому ряд армейских военачальников был прямиком введен в правительство. Среди них находился и один из фаворитов Альенде, генерал Аугусто Пиночет. Военные использовали этот период для проведения широкомасштабных налетов на заводы и рабочие пригороды под предлогом изъятия оружия.

К моменту переворота 11-го сентября 1973 года рабочий класс был обезоружен как политически, так и физически. Как показала история, «парламентская дорога», адвокатами которой выступал как Альенде, так и Кастро, привела рабочий класс на футбольные стадионы и в другие сбитые на скорую руку концентрационные лагеря, где десятки тысяч были замучены и убиты.

Вадим Роговин: 1937 — 1998

Русский историк-марксист умер в Москве

Дэвид Норт

18 сентября 1998 г.

Вадим Захарович Роговин, русский историк-марксист и социолог, автор монументального шеститомного исследования об истории троцкистской оппозиции растущему сталинистскому режиму в СССР, умер от рака в четверг вечером в Москве. Ему шел 62 год.

В резком отличии от всех, по существу, своих академических коллег, Роговин не отказался от своих марксистских и социалистических убеждений в продолжение периода «перестройки» и последовавшего за этим распада СССР.

Вместо этого Роговин, напротив, открыто провозгласил себя сторонником троцкизма и усиленно работал над интеллектуальным проектом, которому он посвятил последнее десятилетие своей жизни: написанием истории марксистской оппозиции сталинизму в Советском Союзе между 1923 и 1940 годами.

Первый том этого исследования, «Была ли альтернатива?», был опубликован в 1992 году; второй том под названием «Власть и оппозиции» появился год спустя.

В мае 1994 года во время написания третьего тома «Сталинский неонэп», который был посвящен теме приготовления сталинистского режима к Большому террору в контексте отвержения им эгалитарных принципов большевистской революции, Роговин перенес хирургическую операцию по поводу рака кишечника.

Хирурги обнаружили, что болезнь уже распространилась на печень и предупреждали о том, что, в лучшем случае, ему удастся прожить еще один год.

Несмотря на этот мрачный прогноз, В.Роговин интенсифицировал свои интеллектуальные усилия, закончил третий том своего исследования и даже принял решение расширить рамки своего проекта. Первоначально он планировал завершить свое историческое исследование четырьмя томами. Однако появление доступа к прежде закрытым архивным материалам дало возможность использовать огромное количество новых документов. Тогда Роговин решил, что его работа сможет быть завершена не менее чем в рамках 7-ми томов.

Перед лицом чрезвычайной физической опасности Роговин закончил шестой том и планировал седьмой. Четвертый том его исследования, получивший название «1937», был опубликован в 1996 году; пятый том «Партия расстрелянных» появился в 1997 году; наконец, шестой том под заглавием «Мировая революция и мировая война» вышел из печати всего несколько недель тому назад. К моменту своей кончины Роговин уже имел рукописи глав седьмого тома.

Деятельность В.Роговина не ограничивалась исследованиями и писательской работой. В 1993 году он вступил в контакт с Международным Комитетом Четвертого Интернационала, с которым он развил тесные политические и интеллектуальные отношения и с программой которого он выражал публичную солидарность. Между 1995 и 1998 годом он прочитал серию лекций, организованных Международным Комитетом в Соединенных Штатах, Великобритании, Германии и Австралии.

Огромную роль в том, что Вадим Роговин смог так много сделать в последние годы, сыграла его жена, Галина Валюженич.

Извещение Ф. Крайзеля по поводу смерти В. Роговина

Данное сообщение было разослано по сети Интернет и вызвало острый полемический резонанс. Автор является издателем книг Троцкого на русском языке и членом редакции журнала Социальное равенство.

18 сентября 1998 г.

Я получил этим утром извещение, что в Москве умер Вадим Захарович Роговин. Вадима Роговина хорошо знали как исследователя истории политического сопротивления режиму Сталина внутри СССР. Он недавно закончил шестой том своего исследования о Левой оппозиции внутри Советского Союза. Четвертый том этой работы, «1937», был недавно опубликован издательством Mehring Books в переводе на английский язык под названием «1937-й год — год сталинского террора». В России и на Западе из-за того, что капиталистическая альтернатива развития доказала свое банкротство, книги Роговина находят все более растущую аудиторию.

Некоторые читатели, возможно, помнят лекцию, которую Вадим Захарович прочел здесь, в Массачусетском Технологическом институте (в Бостоне — ред.), в апреле 1995 года, когда он посетил США. Роговин был блестящим лектором, использующим свою огромную эрудицию для того, чтобы поднять свою аудиторию на новый интеллектуальный уровень. Но главное, что отличало его от большинства своих коллег в России и на Западе, это его неустанные поиски исторической правды. Эти поиски привели его к троцкистскому движению и к тесному сотрудничеству с Международным Комитетом Четвертого Интернационала.

Сталинизм привел бывший Советский Союз и Россию к уничтожению самого понятия об истории как об объективной науке. Эта антиисторическая атмосфера в последний период питала таких чиновных писак и шарлатанов, как Дмитрий Волкогонов и Виктор Суворов. Заслуга Вадима Роговина заключается в том, что он восстанавливает честность и научную целостность в русской исторической науке.

Ниже я прилагаю некролог, написанный Национальным секретарем американской партии Социалистического Равенства Дэвидом Нортом.

Феликс Крайзель

Вадим Роговин похоронен в Москве

«Мы скорбим о необыкновенном человеке»

Сообщение корреспондента

1 октября 1998 г.

Будучи доктором философии и исследователем Института социологии Академии наук в Москве Вадим Захарович Роговин принадлежал к числу известнейших обществоведов Советского Союза. Однако лишь немногие из его прежних академических коллег сопровождали его в понедельник на прошлой неделе на его пути к последнему месту успокоения.

Когда гроб из больницы, в которой Вадим Роговин скончался ранним утром 18 сентября от ракового заболевания, направился в московский крематорий, его сопровождало около трех десятков людей. Рядом с его женой и вдовой Галиной Ивановной находилась его престарелая мать. Присутствовали также обе его дочери от первого брака, старшая из которых живет в Израиле.

Огромное признание и уважение, которое Вадим Роговин завоевал во многих странах, было очевидно благодаря присутствию друзей и товарищей из США, Франции и Германии.

В отличие от очень и очень многих, Вадим Роговин после распада Советского Союза остался верен своим марксистским и социалистическим убеждениям. Даже находясь в очень тяжелых условиях своей прогрессировавшей болезни, он посвятил всю свою энергию историческому исследованию и написал семитомную историю борьбы Левой оппозиции против сталинизма в Советском Союзе с 1923-го по 1943 год. В продолжение этой работы у него были интенсивные разговоры со многими еще живыми современниками сопротивления против сталинистского террора.

По этой причине не являлось случайностью то, что в траурном мероприятии приняли участие некоторые из детей и сыновей социалистических оппозиционеров, которые высказали в волнующих словах свое уважение и благодарность усопшему. Среди них находились: Валерий Борисович Бронштейн, внучатый племянник Льва Троцкого; Юрий Примаков, сын командарма Виталия Примакова, который уже в 1914 году присоединился к большевистской партии, сыграл выдающуюся роль во время Гражданской войны, а затем был осужден и казнен в 1937 году по фальшивому обвинению; Юрий Владимирович Смирнов, сын Владимира Смирнова, который стал большевиком в тяжелые годы после поражения революции 1905 года, затем в качестве специалиста по экономике был членом президиума ВСНХ, в 1927 году был исключен из партии и в 1937 году погиб в ссылке в Воркуте.

В последние годы своей жизни Роговин вел тесную совместную работу с Международным Комитетом Четвертого Интернационала и выступал с сообщениями о результатах своих исследований на больших собраниях в Австралии, США, Великобритании и Германии. От имени секций Четвертого Интернационала со словом о жизни и работе Вадима Роговина выступил Улли Рипперт (Rippert), председатель немецкой партии «За социальное равенство» (Partei fuer Soziale Gleichheit). Он сказала, что борьба за историческую правду, которой Роговин посвятил всю свою жизнь, будет вестись и дальше в рядах Четвертого Интернационала.

Директор Социологического института Академии наук России Владимир Ядов выразил глубокое признание Роговину как ученому и человеку, который никогда не приспособлялся даже в трудных условиях и поэтому нашел большое международное внимание и признание.

Во время поминок были зачитаны телеграммы и письма соболезнования. Одним из них было письмо профессора Натана Штайнбергера (Steinberger) из Берлина. Штайнбергер, который провел 25 лет на Колыме в качестве жертвы сталинистских репрессий, познакомился и оценил Роговина во время научных мероприятий, которые состоялись в последние годы.

Смерть Роговина образовала трудно заполняемую брешь в рядах революционного движения в России и во многих других странах мира, говорит он в начале своего письма. «Мы знаем, однако, что труды, которые оставил после себя Вадим Захарович, в особенности его работы о сталинизме, будут сохранять и приобретать — без сомнения — все большее значение. При помощи глубокого научного исследования Вадим Захарович опровергнул ложь о том, что система господства сталинистской бюрократии была логическим продолжением социалистической Октябрьской революции…» Начинающее возрождение социалистического движения в значительной и все возрастающей степени будет основываться на работах Роговина. «Жму Вам, дорогая Галина Ивановна, руку, и желаю всем, кто близко стоял к Вадиму Захаровичу Роговину, успехов в продолжении вашей работы».

Национальный секретарь партии Социалистического Равенства (Socialist Equality Party) Австралии Ник Бимс (Beams) сообщил в своей телеграмме, что он и все члены ПСР видят большое счастье в том, что они познакомились с Вадимом Роговиным и смогли сделать доступными результаты его исследований широкой международной публике. «Вадим умер. Мы скорбим об этой болезненной утрате. Но мы черпаем силы из того факта, что его идеи будут продолжать жить в новых поколениях, которые получат образование благодаря его трудам и будут вдохновляться этим на борьбу за социализм и подлинное социальное равенство».

Тесная дружба связывала Вадима Роговина с Дэвидом Нортом (North), Национальным секретарем партии Социалистического Равенства США. Улли Рипперт сообщил, что встречи обоих очень часто не были свободны от споров по различным мнениям и приводили к напряженному обмену аргументами. «Оба были и продолжали оставаться самостоятельными мыслителями и убежденными в своих взглядах теоретиками. Было удивительно наблюдать, как они духовно обогащали друг друга во время столкновения идей и аргументов. Свободные от какого-либо тщеславия, оба были глубоко связаны тем, что совместно вели борьбу за историческую правду и подлинно солидарное общество».

В своем письме к вдове Вадима Гале Дэвид Норт написал:

«Моя дружба с Вадимом началась во время нашего первого пребывания в Киеве в феврале 1993 года. Я вспоминаю все наши последующие встречи в США, Европе и Австралии. Глубоко взволнованно думаю я о многочисленных аспектах нашей совместной работы. Начиная с июня 1994 года наша работа развивалась в тени страшной болезни Вадима. Тем не менее эти последние годы были самыми продуктивными, самыми важными и самыми счастливыми в его жизни. Все это благодаря тебе, дорогая Галя. Без твоей самоотверженной поддержки и любви Вадим был бы не в состоянии добиться того, что он сделал. Именно тебе он был обязан теми условиями, которые сделали возможной его творческую работу…»

Прощание с Вадимом Роговиным

Прощальные слова Валерия Бронштейна, Юрия Примакова, Юрия Смирнова, Татьяны Смилги и Зори Серебряковой

Речи Ульриха Рипперта и Владимира Волкова

1 октября 1998 г.

При погребении Вадима Роговина 21 сентября в Москве выступали сыновья и дочери многих социалистических оппонентов сталинизма. Ниже воспроизводятся их слова.

Валерий Борисович Бронштейн (род. в 1924 г.)

Валерий Бронштейн является внучатым племянником Льва Троцкого. Отец его, Борис Александрович, принимал участи в политической жизни и был казнен в 1937 году. Во времена Хрущева отец Валерия Бронштейна был реабилитирован и посмертно восстановлен в партии.

У нас никогда не было хороших книг о борьбе оппозиции против Сталина. После уничтожения оппозиции в 1930-е годы практически не осталось людей, которые вообще что-либо знали о деятельности оппозиционеров. Война и борьба против фашизма дополнительно перекрыли эти воспоминания. Никто больше не вспоминал о Троцком, был только один человек — Сталин.

Во времена хрущевской «оттепели» были снова разрешены дискуссии, однако поколение 50-х годов знало Троцкого и Левую оппозицию только в качестве врагов социализма. Мой отец был реабилитирован в то время, и я вступил в партию, хотя мне пришлось провести долгие годы в ссылке на Колыме. Моя мать в качестве жены «врага народа» также провела в лагере свыше 17 лет.

«Оттепель» быстро закончилась, и в годы брежневского «застоя» Сталина стали снова все в большей степени реабилитировать и возрождать в качестве авторитетной фигуры. Брежнев, Андропов и Черненко вновь начали выступать против всякого «врага партии». Лишь в годы перестройки снова стали упоминать о Троцком и стало возможным читать его книги. Только в этот момент узнали люди о миллионах уничтоженных и лагерных заключенных.

Однако новая демократия отвергла социализм в целом и Троцкого в частности. Я слышал даже о случаях, когда из партии Зюганова люди были исключены только за то, что они читали произведения Троцкого. Эти демократы представляли Троцкого в качестве монстра и отождествили его со Сталиным.

Была, однако, небольшая группа ученых, которая знала произведения Троцкого и заново переиздавала его книги. Одним из самых выдающихся представителей этого слоя был Вадим Роговин. Его повсюду стоящие книги посвящены одному вопросу: «Была ли альтернатива сталинизму?». В своем труде он исследовал историю революционной борьбы в партии и проделал при этом выдающуюся работу. Легко читаемые и понимаемые, его книги представляют собой чрезвычайно ценный вклад в объективное понимание истории. Только благодаря этому становится известной история внутрипартийной борьбы.

Работа Роговина представляет собой важный вклад в борьбу против сталинизма, который все еще отождествляется с социализмом. Его книги сыграют большую роль в развитии нового марксистского движения в России. Все большее число ученых, которые обсуждают эти вопросы, должны будут признать его аргументы.

Юрий Витальевич Примаков (род. в 1927 г.)

Юрий Примаков является сыном генерала Виталия Марковича Примакова (1897—1937), который присоединился к большевистской партии за три года до Октября и был сослан царистским режимом в Сибирь. В годы гражданской войны он сыграл выдающуюся роль. В 1934 году был арестован Сталиным и спустя три года приговорен к смертной казни, а затем казнен.

В продолжение всего советского времени поиски альтернатив сталинизму преследовались как государственное преступление, вследствие чего марксизм превратился в нечто малопонятное. После Сталина диктатура была несколько смягчена, однако основополагающие ошибки продолжались. Как и прежде, широкие слои населения не были вовлечены в процесс принятия решения по поводу общественных и хозяйственных вопросов. Никакие уроки не были извлечены из опыта 20-х и 30-х годов.

Роговин был первым, который объективно написал в Советском Союзе о сталинском времени, без того, чтобы утаивать факты или фальсифицировать их, или оскорблять кого-либо. Он открыл нам путь к скрытым сторонам нашей истории. Важнейшим для сегодняшнего дня является необходимость идейных споров, поскольку только таким образом могут быть разрешены современные проблемы. При этом совершенно необходимо покончить наконец с конформизмом.

Наша история показала, что сверху невозможно решить ни одну проблему. Книги Роговина облегчают сегодня каждому простому человеку взгляд на историю, такой взгляд, который находится в полном противоречии с Кратким курсом ВКП(б).

Вадим был человеком, который ничего не боялся. В чрезвычайно трудное время он писало том, о чем никто не хотел писать. Собственно говоря, не трудно провести подобную работу в недавно открытых архивах. Однако никто не хотел это делать. Приговоренный к смерти вследствие своей болезни, Вадим направил все свои силы на то, чтобы проломить стену лжи, и это ему удалось. Сейчас его работа должна быть продолжена, иначе ни в одной стране мира проблемы не будут разрешены.

Юрий Владимирович Смирнов (род. в 1917 г.)

Юрий Смирнов является сыном Владимира Михайловича Смирнова (1887—1937), который вступил в большевистскую партию в 1907 г., был после Октябрьской революции народным комиссаром Финляндии, а после этого — членом Московского Революционного комитета, и с 1921 г. — член коллегии Госплана. В 1926 г. он присоединился к Объединенной оппозиции и непосредственно на 15-ом съезде партии был исключен из ее рядов. После многолетней ссылки он был казнен в 1937 г.

К сожалению, я познакомился с Вадимом Захаровичем только в начале этого года. Как человек, он произвел на меня очень большое впечатление. Было в высшей степени интересно дискутировать с ним, и он был очень внимательным человеком. Его особенным качеством была его способность работать. Он сумел сделать так, что в течение нескольких лет после распада Советского Союза была опубликована целая серия книг, каждая из которых содержит изобилие очень интересного материала и множество до сих пор неизвестных фактов. Его книги еще и потому так занимательны, что они написаны очень объективно: без какой-либо цензуры, без передергиваний или каких-нибудь тирад.

Еще будучи маленьким ребенком, я был знаком со многими революционерами и членами Левой оппозиции. Я был даже на похоронах Ленина. Книги Вадима разбудили во мне долгое время дремавшие воспоминания детства. Каждый из этих людей был очень простым человеком, и у меня были с ними хорошие отношения. Я всегда мог подойти к ним, потому что они любили детей. Я помню, например, очень хорошо Радека, Орджоникидзе и Дзержинского (независимо от того, когда это происходило), и эти воспоминания в точности соответствуют тому, о чем пишет Вадим. Это очень интересно.

Татьяна Иваровна Смилга (род. в 1919 г.)

Татьяна Смилга — дочь Ивара Тенисовича Смилги (1892-1938). Уже в апреле 1917 г. он был избран в ЦК большевистской партии, был членом Реввоенсовета, позднее — одним из лидеров Левой оппозиции. Роговин цитирует одно сообщение, согласно которому Смилга сказал сталинистской комиссии расследования: «Я ваш враг!». На первом Московском процессе он был осужден как террорист и казнен предположительно в 1938 г.

Книги Роговина — очень обстоятельные, с высоким уровнем интеллекта и прекрасным языком. Они читаются как роман. В те годы я знала лично многое из того, о чем пишет Вадим, однако до сих пор никогда еще не было такой обстоятельной и информативной работы о политической жизни в революционной России и Советском Союзе в 20-е годы. Никто не написал что-либо подобное о внутрипартийной борьбе.

В продолжение многих десятилетий за границей было известно об этих событиях больше, нежели здесь в России. Лучшие поколения были истреблены, и до сих пор еще не удалось залечить эту глубокую рану. Для будущего России и всего мира книги Вадима имеют огромное значение, поскольку они не утаивают правды. Он заслужил за это Нобелевскую премию.

К сожалению, я познакомилась с ним только в прошлом году. В нем я обнаружила в высшей степени интеллигентного человека, который был очень внимательным, очень естественным и очень симпатичным. Зоря

Леонидовна Серебрякова (род. в 1923 г.)

Зоря Серебрякова является дочерью Леонида Петровича Серебрякова (1890-1937). Будучи рабочим-металлистом, он с 1905 г. стал членом партии большевиков и был одним из руководителей Октябрьского вооруженного восстания в Москве. Во время гражданской войны он периодически возглавлял Политическое управление Красной Армии. С 1923 г. он принадлежал к лидерам оппозиции. На процессе Пятакова-Радека он выступал в качестве одного из главных обвиняемых и был приговорен к смертной казни.

Вадим Роговин своими книгами совершил героический поступок. Несмотря на свою тяжелую болезнь, он сделал все, чтобы восстановить историческую правду. В особенности впечатляющими являются 4-й и 5-й тома. После Троцкого это первая современная работы, которая бросает свет на преступления сталинизма. Это особенно важно в сегодняшнее время, когда сталинизм снова возрождается и мы живем в очень опасной ситуации.

Книги Вадима важны не только с точки зрения истории, но также и с точки зрения политики. Я благодарна Вадиму Захаровичу и как человеку, и как историку. Я хотела бы поблагодарить его от имени всех тех, кто пал в те годы в борьбе против сталинизма. Говоря об этом, я имею в виду, прежде всего, Троцкого и его друзей. Очень здорово, что кто-то, наконец, написал об этом.

Речи Ульриха Рипперта и Владимира Волкова

Во время процедуры похорон Вадима Роговина 21 сентября также с короткими речами выступили представители Четвертого Интернационала Ульрих Рипперт и Владимир Волков.

Ульрих Рипперт

Ульрих Рипперт является председателем немецкой партии «За Социальное Равенство» (Partei fuer Soziale Gleichheit), немецкой секции Четвертого Интернационала.

Дорогая Галина Ивановна, дорогие присутствующие,

Мы все потеряли необыкновенного человека и глубоко потрясены этим событием. Смерть вырвала из наших рядов человека, которого очень многие любили и у которого были друзья по всему свету.

Необыкновенным качеством Вадима Захаровича был его страстный поиск исторической истины. В своих книгах и статьях, которые переведены на многие языки мира, он решительно противостоял самому великому обману этого столетия: утверждению о том, что социализм и сталинизм есть одно и то же. Он поставил вопрос о том, была ли альтернатива сталинизму. На основе обстоятельного изучения фактов он ответил на это безусловным «да». Он показал, что сталинизм не был ни неизбежным, ни необходимым результатом Октябрьской революции, но был ее отрицанием.

Я очень хорошо помню, как в первый раз встретился с Вадимом. Это было на семинаре в Германии в 1993 году. В начале своего доклада Вадим говорил о значении истории как науки. Он объяснил разницу между мнением и истиной и сказал: «Ни для одной страны не существует дальнейшего пути вперед при отсутствии постоянного стремления к возможно более точному и детальному пониманию прошлого».

Современный кризис в России показывает, насколько он был прав. Мы видим сегодня полное банкротство всех тех, которые рассматривали историческую правду в качестве чего-то малозначимого.

Часто и на протяжении долгого времени я разговаривал с Вадимом об этом вопросе во время наших длительных прогулок. Кто знал его, помнит, какой он был страстный любитель длительных пеших прогулок. При этом можно было идти очень быстро, так, что перехватывало дух, и при этом он охватывал своей мыслью не только обсуждаемые вопросы, но делал также здоровенные шаги. Он любил жизнь, радость общения с друзьями, природу. Он восторгался цветами и животными.

Его страстный поиск исторической правды связал его с крупнейшим в истории России марксистом. В том же самом году, в котором Вадим родился, — в 1937, Лев Троцкий, отвечая на гротескные обвинения Московских процессов, провозгласил: «Правда все равно восторжествует».

Вадим выступал перед многими тысячами людей в Австралии, США, Англии, Германии и во многих других странах мира. Представляя здесь всех Твоих друзей и товарищей в Международном Комитете Четвертого Интернационала, я хотел бы высказать Тебе, дорогой Вадим Захарович, последний раз наше спасибо и выразить наше глубокое уважение к Твоей принципиальной работе. Мы будем продолжать эту борьбу за историческую правду.

Нет сомнения в том, что книги и другие работы Вадима Роговина смогут внести существенный вклад в воспитание нового поколения марксистов во всех уголках мира. Тем, что он смог написать в последние годы все эти книги, несмотря на свою тяжелую болезнь, мы обязаны, прежде всего, самоотверженной любви и заботе его любимой жены — Галины Ивановны.

Недалеко то время, когда наш друг и товарищ Вадим Роговин здесь, в России, так же как и во всем мире, будет признан в качестве одного из крупнейших историков и одного из самых честных и принципиальных людей своего времени.

Мы скорбим об этом необыкновенном человеке, но в наших сердцах и в наших воспоминаниях он продолжает жить и никогда не сможет умереть.

Владимир Волков

Владимир Волков является секретарем челябинского Бюро МКЧИ, главным редактором журнала Социальное равенство.

Я хотел бы сказать несколько слов о Вадиме Роговине как о человеке и историке.

Он принадлежал к тому поколению, с которым связана одна из лучших страниц истории Советского Союза, поколению «шестидесятников». Оно вошло в жизнь после войны в момент роста советской экономики и надежд на то, что жизнь будет становиться только лучше и лучше. К сожалению, судьба этого поколения оказалась весьма драматичной. На протяжении последних двух-трех десятилетий большинство представителей этого поколения шло по пути постепенного отказа от тех ценностей и идеалов, которые они разделяли в своей юности. Поколение «шестидесятников» до сих пор во многом определяет духовную и культурную жизнь России, создавая как лучшее, так и — что происходит, пожалуй, чаще — ее худшие стороны.

В отличие от этого, Вадим Захарович смог не только сохранить свою преданность юношеским идеалам, но развить их и найти для них настоящую историческую и идейную почву. Он смог сполна использовать те новые возможности, которые предоставились бывшим советским гражданам в смысле более свободного получения информации, возможности чтения ранее запрещенных книг, доступа ко многим архивным и историческим документам, наконец, просто возможности ездить за границу. Свои наблюдения и изучение проблем он смог аккумулировать и выразить в многотомном историческом исследовании, которое он, к сожалению, не смог полностью закончить.

Я думаю, однако, что своим историческим сочинением Вадим Роговин поставил себя в ряд крупнейших историков не только современной России, но также и всего мира. Кроме этого, значение проделанной им исторической работы ставит его в один ряд с такими крупнейшими российскими историками прошлого века, как Н.Карамзин и В.Ключевский.

Если Карамзин впервые осмыслил историю России в качестве единого целого с точки зрения становления российской государственности и развития монархии, то Ключевский впервые сумел сделать то же самое с точки зрения внутренней социально-экономической и правовой истории России. На этом фоне Вадим Роговин впервые описал и осмыслил значение самого важного, самого запутанного и самого фальсифицированного периода русской истории ХХ столетия, периода 20-30-х годов.

Как без чтения книг Н.Карамзина и В.Ключевского невозможно понять историю прошлого России, так без книг Вадима Роговина нельзя понять то, что произошло с Россией в этом столетии. Я уверен поэтому, что книги Вадима Роговина переживут века.

Вадим Роговин и значение его исторической работы

Владимир Волков

2 октября 1998 г.

21 сентября в Москве был похоронен историк-социалист Вадим Захарович Роговин. Смертельная раковая опухоль вырвала его из рядов живых, не позволив ему завершить ту масштабную историческую работу, которой он посвятил все последние годы своей жизни.

Несмотря на то, что это событие никак не было отмечено в российских масс-медиа, оно имеет большое значение не только применительно к российской действительности, но и как событие международного характера. После краха тоталитарного режима в бывшем Советском Союзе и падения «железного занавеса» Роговин успел завоевать мировую аудиторию. Его книги переведены на английский и немецкий языки. Его лекции за границей собирали аудитории из сотен слушателей.

Проявив себя в советском обществоведении еще в 60-70-е гг. в качестве специалиста по вопросам эстетики и социологии, В. Роговин, начиная с первых шагов «перестройки», выдвинулся в число лучших российских историков благодаря многотомному историческому исследованию, посвященному борьбе против растущего сталинистского перерождения большевистской партии и Советского государства в продолжение 1920-30-х гг.

Поколение «шестидесятников» и В. Роговин

В качестве ученого и мыслителя Вадим Роговин проделал огромную эволюцию. Дата его рождения пришлась на самый страшный год советской истории — 1937. Становление его взглядов и начало духовного развития происходило в период «оттепели», последовавшей за смертью Сталина в 1953 году. Расцвет его жизненных и творческих сил совпал с экономическим и моральным упадком советского общества времен брежневского «застоя».

Несмотря на все эти особенности, интеллектуальная кульминация его биографии приходится на период 90-х гг., когда он смог подняться на такую идейную высоту, которая была, пожалуй, недостижима для ученого, живущего в тисках сталинистского режима.

Роговин принадлежал к тому интереснейшему и глубоко противоречивому поколению людей, которое получило название «шестидесятников» и которое вплоть до сегодняшнего дня продолжает определять культурную и духовную жизнь России.

Несмотря на глубоко разоблачительный характер антисталинского доклада Хрущева на ХХ съезде КПСС в 1956 году и тот процесс критического переосмысления советской истории, который стал в годы «оттепели» достоянием самых широких слоев советского общества, общий кругозор поколения «шестидесятников» не смог вырваться за пределы, сформировавшиеся в эпоху сталинской диктатуры и «холодной войны».

Критика сталинизма в конце 1950-х и первой половине 1960-х годов не смогла достичь той степени глубины, которая была присуща поколению социалистических интеллигентов и деятелей большевистской партии, идейно и политически сформировавшихся в качестве составной части международного марксистского движения и прошедших сквозь опыт трех русских революций и первых шагов строительства социализма в СССР. Эта ограниченность предопределила во многом тот дальнейший духовный и нравственный упадок, который претерпело в массе своей поколение «шестидесятников» в продолжение 1970-х и 80-х годов.

Можно сказать, что, по существу, это поколение последнюю четверть века шло по пути постепенного отказа от тех идеалов и ценностей, на которые оно ориентировалось в годы своей молодости. Восторженная поддержка многими талантливыми представителями этого поколения сначала «перестройки» Горбачева, а потом капиталистических реформ Ельцина привела их к глубокому духовному опустошению и интеллектуальной деградации. Этим фактом определяется в значительной степени та атмосфера интеллектуального бессилия, которая царит сегодня в публичной общественной, научной и художественной жизни России.

Эволюция, которую претерпел Вадим Роговин, находится в резком противоречии с этим процессом. Если в ранние годы своей научной деятельности он в большей степени интересовался вопросами эстетики и художественного творчества, то позднее, в 1970-е годы, не изменяя своим прежним интересам, он обращается к проблемам социальной справедливости. Эта ориентация привела его, в конечном счете, в годы «перестройки» к серьезному поиску альтернатив, которые существовали по отношению к историческому развитию Советского Союза в том виде, как это произошло на протяжении 1930-80-х годов. Раздумья над этими вопросами неизбежно усиливали его интерес к проблемам чисто исторического характера.

В конце 1980-х годов В. Роговин был одним из немногих крупных советских ученых и авторов, которые серьезно и заинтересованно ставили вопрос об изучении идейного и политического наследия Льва Троцкого, одного из лидеров большевиков, создателя Красной Армии и бескомпромиссного борца со сталинистским перерождением Советского Союза. Этот путь поставил Роговина перед необходимостью предпринять крупномасштабное исследование, посвященное истории 1920-30-х годов. Произошедшее вскоре открытие советских архивов придало этому плану вполне реальную основу.

Сравнивая идейную эволюцию В. Роговина с тем, что произошло со многими другими представителями его поколения, невольно задаешься вопросом о том, что двигало этим неординарным человеком и заставило его, в конечном итоге, порвать со многим из того, что его окружало и было близко в прежние годы?

Начиная работу над своим исследованием, он прекрасно понимал те идейные и психологические препятствия, которые продолжают доминировать как во мнении образованной публики, так и в самых широких слоях российского общества, и не мог рассчитывать на быстрый успех. Однако при этом он понимал, что прояснение вопросов истории является необходимой и единственно возможной основой для преодоления тех причин, которые привели советское, а затем и российское общество к состоянию духовного и культурного упадка. Единственным побудительным мотивом, который мог двигать им в этой работе, было бескомпромиссное стремление к исторической правде, самоотверженное стремление помочь своему народу и вера в лучшие стороны человека.

Такой путь не мог не привести Вадима Роговина в состояние глубокой психологической изоляции в своей стране, среди той атмосферы цинизма, презрения к общим вопросам и эгоистической погони за «успехом» любой ценой, которая сделалась такой модной — в том числе и среди «образованных» слоев России и особенно Москвы, — начиная с эпохи Гайдара. Многие вчерашние друзья отвернулись от него. Его работы замалчивались. И это положение продолжает сохраняться в значительной степени и по сей день.

Однако при этом Вадиму Роговину удалось найти новые духовные опоры и поддержку новых друзей. Начатая им с 1993 года совместная деятельность с Международным Комитетом Четвертого Интернационала была необыкновенно плодотворной для обеих сторон. Интернациональная ориентация Международного Комитета помогла Вадиму Роговину преодолеть национально ограниченный, сконцентрированный сугубо на России способ видения проблем, с которым так и не сумело порвать поколение «шестидесятников», и осмыслить сущность сталинизма в качестве проблемы международного рабочего движения. И если исторический опыт и знание истории, накопленные Международным Комитетом за многие десятилетия своей деятельности, помогли Вадиму Роговину в прояснении многих важнейших вопросов советской истории 20-30-х годов, то в той же степени глубокое внимание В. Роговина к вопросам социальной справедливости и социального равенства оказало существенное влияние на политическую линию Международного Комитета в том виде, как он ее сегодня проводит в интернациональном масштабе.

Вклад В.Роговина в историческую науку

Появление первого тома исторического исследования, предпринятого В. Роговиным, пришлось на 1992 год, первый после крушения СССР и начала ельцинских реформ год. Книга называлась Троцкизм: Была ли альтернатива? и охватывала период, начиная с последних дней жизни Ленина по 1928 год. Второй том под названием Власть и оппозиции, описывавший события 1928-1933 годов, появился год спустя.

Эти книги заложили основу того понимания довоенной истории Советского Союза, которое защищал В. Роговин и которое вытекает из непредвзятого изучения исторических фактов. Оно состоит в понимании того, что становление и укрепление сталинской диктатуры находилось в прямом противоречии с тенденциями и принципами, заложенными Октябрьской революцией 1917 года и что поэтому оно натолкнулось на мощное сопротивление лучших слоев внутри партии и государственного аппарата.

Победа сталинизма отнюдь не была предопределена заранее, исход событий был решен сложным сочетанием разного рода объективных и субъективных факторов. Партия большевиков оказалась резко расколота на два течения: то, которое видело судьбу революции и социализма в СССР в неразрывной связи с развитием мирового социализма, и то, которое рассматривало построение социализма исключительно с точки зрения успехов национальных реформ.

Непримиримость этого раскола нашла свое высшее выражение в том геноциде, который Сталин и его клика развязали в 30-е годы против нескольких поколений большевиков, а также социалистически мыслящих интеллектуалов и рабочих, опираясь на поддержку нового привилегированного слоя советской бюрократии. Только таким кровавым способом сталинистская диктатура могла устоять перед лицом собственных провалов и катастроф.

***

В этот период врачи неожиданно обнаружили у В. Роговина раковое заболевание кишечника, которое успело уже распространиться на печень и приобрело опасные размеры. Врачи объявили, что его состояние безнадежно и жить ему осталось недолго. Несмотря на это, после перенесения хирургической операции В. Роговин смог еще напряженно и плодотворно работать в продолжение нескольких лет.

Третий том его исследования под названием Сталинский неонэп, описывающий события 1934-36 годов, появился в начале 1995 года. Четвертая и пятая книги под названием 1937 и Партия расстрелянных были посвящены подготовке и проведению Большого террора 1936-38 годов и вышли из печати соответственно в 1996 и 1997 годах. Последний из вышедших томов под названием Мировая революция и мировая война появился в продаже только в конце августа этого года.

Вадим Роговин почти закончил подготовку последнего, седьмого тома своего исследования, который должен был описывать события 1940-1941 гг. и, в частности, в максимально подробной форме осветить обстоятельства убийства Троцкого в Мексике в августе 1940 года. В планах Роговина значилась также подготовка новой книги, которая должна была целиком основываться на прежде неопубликованных архивных документах и прояснить вопрос о коммунистических оппозициях внутри Коминтерна и его национальных секций в конце 1920-х-30-е гг.

Основные идеи исторического исследования В. Роговина

Занимаясь с редкой степенью интенсивности в продолжение ряда лет над вопросами истории СССР и коммунистического движения довоенного периода, Вадим Роговин сознательно стремился добиться нескольких целей. Сжато суммируем главные из них.

Он пытался, как уже было сказано, показать принципиальную несовместимость той политики, на основе которой был совершен Октябрьский переворот 1917 года и были заложены социально-экономические основы Советского Союза, с той политикой национал-социализма и экономической автаркии, которую проводил Сталин. Если политика ленинского времени была ориентирована на программу международной социалистической революции и опиралась на самые широкие слои рабочих и крестьян, то политика Сталина была выражением устремлений растущей прослойки привилегированной советской бюрократии, для которой свои национальные привилегии и государственные интересы были выше интересов борьбы рабочих всех стран за свое социальное освобождение.

Другим мотивом, который двигал Роговиным в его работе, было стремление разрушить искусственное представление о том, что большевистская партия спокойно, при полном согласии и отсутствии какого-либо внутреннего сопротивления, приняла то направление политики, которое проводила сталинская фракция в руководстве партии и государства. На основе тщательного и всестороннего изучения фактов он показал, что сопротивление сталинскому курсу было очень велико не только в продолжение 1920-х, но также и в 30-е годы, что в конечном итоге и привело Сталина к идее тотального истребления, за единичными исключениями, всей плеяды старых большевиков.

Наконец, В. Роговин хотел показать, что внутри большевистской партии и Коминтерна существовали силы, которые продолжали политику первых лет советской власти и победа которых над Сталиным могла бы привести Советский Союз к совершенно другой траектории развития по сравнению с тем, как это происходило в 1930-1980-е годы. Эти силы группировались вокруг Левой оппозиции, а ее политическим и интеллектуальным лидером был Лев Троцкий.

Масштаб В. Роговина как ученого-историка

Благодаря поразительному по глубине и напряженности интеллектуальному труду, Роговин смог создать произведения, которые впервые в послевоенной русской историографии дают цельную и достаточно подробную картину истории 1920-1930-х годов. Это создает надежный фундамент для глубокого переосмысления общественным сознанием истории этого периода и обновления на этой основе многих сторон общественной и духовной жизни страны.

Если сопоставить результат и масштабы интеллектуального подвига Вадима Роговина с другими авторами и историками современной России, то мы увидим, что он стоит совершенно особняком и находится на значительно более высоком интеллектуальном уровне.

В либеральной историографии России доминируют сегодня два имени: генерал Дмитрий Волкогонов и писатель Эдуард Радзинский. К ним можно было бы по популярности добавить еще, пожалуй, Виктора Суворова, однако последний слишком уж неделикатно обращается с историческими фактами, так что ни одни уважающий себя ученый не может серьезно брать его писания в расчет.

Что касается двух первых имен, то даже лучший из них, Д. Волкогонов, вряд ли может считаться историком в полном смысле этого слова, хотя он и оставил после себя несколько крупных по объему произведений, которые охватывают довольно значительные периоды советской истории и освещают многие вопросы, связанные с ними. Центром этих работ является трилогия, посвященная автобиографиям Сталина, Троцкого и Ленина. Книги эти, вводя в научный оборот целый ряд доселе неизвестных документов и разрушая многие из устоявшихся мифов советского сталинизированного обществоведения, создают в то же самое время новые мифы или только обновляют старые.

Вышедшие в разное время между 1988 и 1993 гг., книги этой трилогии Д. Волкогонова отражают на себе глубокое изменение в политической ориентации автора и по этой причине не связаны единой мировоззренческой и исторической концепцией. Биография Сталина появилась в первые годы «перестройки» и несет на себе следы традиционного советского обществоведения, где Сталин рассматривается как фигура, оставившая глубоко позитивный след в советской истории, несмотря на некоторые «деформации» и «перегибы».

Биография Троцкого принадлежит периоду самого конца «перестройки», где автор, рассматривая сталинскую диктатуру в сугубо отрицательном свете, переходит при этом на позиции, отвергающие всякое прогрессивное историческое значение Октябрьской революции 1917 года. Это событие Волкогонов рассматривает уже как отход от «нормальной цивилизации» и, несмотря на определенные симпатии по отношению к Троцкому и признавая его политическое и интеллектуальное превосходство над Сталиным, он рассматривает его все же в качестве «демона революции», который по существу представлял собой всего лишь разновидность того же самого политического явления, что и Сталин. Общее настроение этой книги Волкогонова в том, что необходимо осудить революцию и насилие вообще и вернуться на путь «нормального» буржуазного развития.

Последняя книга Волкогонова из этой трилогии, посвященная Ленину, написана в период грубого и оголтелого антикоммунизма автора и потому наименее ценна в научном отношении. Осудив революционное насилие большевиков и приравняв его к государственному насилию тоталитарной сталинистской бюрократии, Волкогонов поддержал во имя интересов «демократии» расстрел Ельциным из танковых орудий российского парламента осенью 1993 года. Этот факт является бесспорным научным приговором всему историческому мышлению бывшего советского генерала, долгие годы руководившего политработой в армии.

Несмотря на довольно низкий интеллектуальный результат исторических работ Д. Волкогонова, его труды все же стоят выше среднего уровня писаний на эту тему, которые доминируют на сегодняшнем российском книжном рынке и образуют некое подобие наукообразной основы для существующего в стране политического режима. Сам Волкогонов до сегодняшнего дня продолжает оставаться одним из главных идеологов и кумиров «новой», капиталистической России.

Другой автор, Э. Радзинский, выдвинулся благодаря своему участию в расследовании обстоятельств расстрела царской семьи в 1918 году и опубликованию в прошлом году обширного тома биографии Сталина. Его усилия — больше художественно-публицистические, нежели научные — были поддержаны массовой кампанией в либеральных масс-медиа России и сделали его после смерти Волкогонова наиболее известным автором, пишущим на темы советской истории.

Уровень трудов Радзинского, однако, очень ясно отражает тот общий процесс интеллектуального упадка, характерный для мыслителей и идеологов «новой России». Особенно это видно в книге о Сталине. И вопрос даже не в том, что Радзинский подходит к своей задаче не как ученый-историк, а как публицист и «свободный» художник, не очень обращая внимание на достоверность и взаимосвязь своих оценок, сколько в том, с точки зрения какой общей концепции Э. Радзинский осмысливает свой материал.

Выступая, с одной стороны, как либерал и антикоммунист, который естественным образом враждебно относится к Октябрьской революции и всему, что так или иначе связано с большевизмом и коммунизмом, Радзинский при этом восторгается Сталиным и описывает его как великого человека и политического деятеля. Он приписывает Сталину качества, которыми он на самом деле обладал в наименьшей степени или совсем особенным образом. Например, тонкое понимание психологии людей и проницательность ума, о которых говорит Радзинский, касались у Сталина, скорее, знания худших сторон человеческой натуры и умения эксплуатировать эти слабости в свою пользу. Артистические дарования, которые Радзинский обнаруживает у Сталина, находятся в резком противоречии с тем, что известно о художественных пристрастиях советского диктатора и что делало его таким «серым» на фоне достаточно широкого слоя интеллектуальных лидеров большевизма. Что же касается способности предвидеть события, которую Радзинский каким-то невероятным усилием храбрости также приписывает Сталину, то это не просто дико противоречит фактам реальной советской истории, но и приравнивает, по существу, научное значение книги Радзинского к тому, что пишут о Сталине его тупоумно-фанатические почитатели.

Если внимательно вглядеться в мотивы и цель, которую ставит перед собой Радзинский, то следует сказать, что они заключаются в попытке реабилитировать Сталина в глазах общественного мнения, — не в качестве большевика и революционера, но в качестве незаурядного государственного деятеля и великой фигуры русской истории. Говоря коротко, эта концепция звучит так: Сталин, конечно, тиран и сволочь, но это великая сволочь и это наша сволочь, которой мы поэтому тоже должны гордиться.

В этом смысле Э. Радзинский закладывает историческую базу для новейшего поворота современной кремлевской политики, суть которого заключается в стремлении найти компромисс и наладить прямое сотрудничество между всеми слоями старой советской номенклатуры и нового господствующего класса России.

Сравнивая подобных авторов с тем, что сделал Вадим Роговин, нельзя не увидеть, насколько более широкий взгляд и более глубокое понимание вещей характеризует литературное наследие последнего. Мы по достоинству должны были бы называть его сегодня крупнейшим историком России и в научном отношении — фигурой международного масштаба.

Историческая перспектива

Самым высоким образом оценивая вклад В. Роговина в российскую и мировую историческую науку, мы не должны забывать при этом о том, что в строгом смысле слова он не внес в нее что-то принципиально новое. Основные оценки и общая концепция, которые он использует для осмысления фактов, были выработаны еще в довоенное время, прежде всего Львом Троцким. Необходимо отметить также, что многие аспекты анализа, проделанного Троцким, вошли позднее составной частью в произведения многих историков на Западе, создав возможность для намного более полного восприятия хода и значения событий 20-30-х гг., чем это было возможно в бывшем Советском Союзе.

Вадим Роговин не является, таким образом, пионером в полном смысле этого слова. Что он сделал действительно нового, заключалось в обобщении тех новых материалов, которые были опубликованы после открытия советских архивов и которые он интегрировал в то понимание эпохи, которое в целом уже сложилось в мировой науке до него. Мы должны были бы поэтому говорить, скорее, не о праве его как первооткрывателя, а о том, что он сумел поднять российскую историческую науку на уровень действительно научного понимания довоенной эпохи. Но и этого достаточно, чтобы причислить его к плеяде историков самого высокого калибра.

Если смотреть на дело с точки зрения развития исторической науки в России, то научное исследование В. Роговина ставит его в один ряд с крупнейшими русскими историками прошлого столетия, такими как Николай Карамзин и Василий Ключевский. Карамзин впервые сумел осмыслить русскую историю как целое с точки зрения развития государственности и становления монархии. Ключевский сделал то же самое под углом социально-экономического развития и становления юридических и общественных институтов России. Невозможно представить себе знание о российском прошлом без учета и без знакомства с работами этих авторов.

В. Роговин играет приблизительно такую же роль в отношении русской истории ХХ столетия. Он не только описывает, но и объясняет тот период времени, который является ключевым, а также наиболее запутанным и фальсифицированным отрезком истории России этого столетия.

Как бы в дальнейшем ни развивалась историческая наука России и всего мира, независимо от того, насколько глубже и полнее она сможет осмыслить историю ХХ века, она неизбежно будет отталкиваться, опираться и находиться в связи с тем, что успел оставить после себя Вадим Роговин.

Русские «демократы» защищают Московские процессы:

Письмо В.Роговина в редакцию «Независимой газеты»

Настоящее письмо было послано Вадимом Роговиным в Независимую газету по поводу публикации в ней статьи, открыто встающей на защиту Московских процессов и сталинского Большого террора. Письмо было также послано в редакции ряда других столичных газет, однако нигде не было опубликовано.

Июль 1998 г.

Хотя мои взгляды на события нашей послеоктябрьской истории отличаются от взглядов, излагаемых на страницах Вашей газеты, считаю возможным просить опубликовать это мое письмо.

2-го июля сего года на страницах Независимой газеты, в разделе Ex libris-НГ опубликована статья А.Рослякова «Раскрытый заговор. Бухарин был расстрелян небезвинно», занимающая целую полосу и посвященная «довольно неожиданной», по словам автора, книге под названием «Судебный отчет», которую «недавно выпустил поэт Сергей Алиханов». Эта книга представляет (здесь и далее я привожу цитаты из статьи, сохраняя стиль и специфические выражения автора) «фолиант, который заключает в себе стенограмму судебного процесса по бухаринско-троцкистскому блоку». Как указывается в статье, «история этого издания слегка напоминает детектив. Дело до того объемное, сложное, что доныне для широкой публики оно — белое пятно». Тайна его была упрятана в стенограмме процесса, которая в 1938 году была «размножена и разослана спецпочтой по управлениям НКВД страны для ознакомления. Однако вскорости наши секретоманы дали циркуляр: вернуть все отдельные экземпляры в центр, а в отдельных точках на местах уничтожить».

Далее изложение судьбы «стенограммы» приобретает и впрямь детективный характер. Оказывается, что «нашелся храбрец, который сунул в печку посторонние бумаги, а отчет надежно спрятал, отчитавшись об его уничтожении». Спустя десятилетия «храбрец» поведал об этом поступке своему внуку, объяснив его так: «он хотел сберечь подлинную правду для потомков и завещал: если когда-нибудь возникнет шанс, опубликовать этот предельно откровенный документ эпохи… Внук, выбившийся уже в наше время в обеспеченные люди, имел какие-то резоны, которые, как и свое имя, и деда, предпочитает не открывать, чтобы держать документ в секрете до последних пор. И, доверяя Алиханову его издание, расходы по которому взял он на себя, просил до выхода в свет тиража о нем помалкивать. В результате всех этих предосторожностей, о справедливости которых не могу судить, книга и вышла под таким, не говорящим лишнего названием — чтобы заранее не засветиться где надо».

Трудно сказать, что представляет собой вся эта история, сознательную мистификацию, рассчитанную на невежество читающей публики, или плод крайнего невежества самого автора статьи. В действительности «секретный» «Судебный отчет», изданный Алихановым, является простым воспроизведением книги «Судебный отчет по делу «антисоветского право-троцкистского блока»», вышедшей спустя месяц после окончания процесса тиражом в несколько сот тысяч экземпляров и предназначенной для открытой продажи и самого широкого распространения. Одновременно в Москве в кратчайший срок были опубликованы переиздания этой книги на многих языках — для широкого распространения в зарубежных странах. Изданный в 1938 году, «Судебный отчет» находится в тысячах публичных библиотек нашей страны и всего мира, в тысячах личных библиотек граждан бывшего СССР. Периодически появляется он и на полках букинистических магазинов.

О чем же свидетельствует, по мнению А.Рослякова, «Судебный отчет». О том, что процесс вел — «и очень основательно — один Вышинский. Человек колоссального напора, зверской памяти, не упускающий ни мелочи из тьмы подробностей по каждому их обвиняемых, незаурядный в своем роде полемист». В «дуэлях с Бухариным» Вышинский «то и дело брал верх, не позволяя противнику перенести игру в поле его надменной и излюбленной софистики». В целом же «картина преступления, которую в течение десяти дней и из уймищи признаний, запирательств, перекрестных допросов выволакивает на свет железный прокурор, ужасна». Вслед за этим Росляков подробно излагает отдельные детали и основные обвинения, содержащиеся в стенотчете процесса (опубликованного в 1938 году), сопровождая их такого рода комментариями: большинство сопроцессников были «доведены Вышинским до предельной искренности», процесс являет «картины, равные по силе «Макбету» Шекспира». В результате делается вывод о том, что «обнародованный документ едва ли оставляет вероятность того, что два десятка человек, дотошнейше допрошенных Вышинским, взвалили на себя сочиненную кем-то напраслину… чтобы сочинить и стройно увязать такую тьму подробностей, что всплыли на суде, понадобилась бы целая бригада посвященных во все тонкости геополитики Шекспиров».

Я не вижу оснований для того, чтобы вступать в полемику с Росляковым , напомню лишь некоторые факты, известные любому человеку, интересовавшемуся историей Московских процессов и вакханалии сталинского террора вообще. Чуть ли не с первого дня процесса в зарубежной и эмигрантской печати самого разного политического толка появились сотни и тысячи статей, разоблачавших бесчисленные передержки и очевидные фальсификации, которые содержались в его стенографическом отчете. Эти разоблачения были подтверждены и дополнены на протяжении последующих шести десятилетий в сотнях научных статей и книг, вышедших за рубежом, а затем — и в нашей стране. Сегодня ни один профессиональный историк во всем мире не расценивает этот процесс иначе, как самый грандиозный судебный подлог, имевший место в человеческой истории.

В реабилитационной справке о процессе, опубликованной, в частности, в известной книге «Реабилитация. Политические процессы 30-50-х годов» (М., 1991) показано — на основе рассмотрения следственных и иных архивных документов, — что процесс представлял цепь злостных и намеренных фальсификаций. Между тем Росляков утверждает, что «реабилитированы были все подсудимые, за исключением Ягоды, — но на основании каких материалов — этого опять же не узнал никто».

Подробный анализ процесса по делу «право-троцкистского блока» был осуществлен мною в монографиях «1937» и «Партия расстрелянных», вышедших в свет в1996 и 1997 годах и в нынешнем году переизданных левыми издательствами Англии, Австралии, Германии, США и Франции. Концепция этих книг заметно отличается от исторических версий, бытующих в современной как «демократической», так и «национал-патриотической» (включая большинство изданий, называющих себя коммунистическими) прессе. Видимо по этой причине, кроме двух небольших рецензий (в Московской правде и в научном журнале Вопросы истории), в российской периодической печати не появилось ни одного упоминания об этих книгах (тогда как, например, в Германии за три месяца после выхода немецкого издания монографии 1937 на нее появилось не менее десятка рецензий). Столь упорное замалчивание научного исследования по истории самых темных страниц сталинизма происходит в то время, когда «зеленый свет» открыт выдумкам и наветам, подобным тем, которые содержатся в статье Рослякова!

Эта статья органически вписывается в нарастающий вал публикаций и изданий, посвященных оправданию и возвеличиванию Сталина. Ее цель состоит не только в том, чтобы реанимировать наиболее злостные сталинские подлоги 30-х годов, но и в том, чтобы в «новом свете» представить важнейшие исторические события последующих лет, в частности, причины чудовищных поражений первых лет Отечественной войны.

«Трудно не соотнести признания бухаринцев в масштабной подготовке «открыть фронт», — пишет по этому поводу Росляков, — с тем, что случилось в 41-м. Когда немцы, главные союзники и получатели секретной информации изменщиков, ворвались беспрепятственно в СССР. Отсюда можно и замешательство Сталина в первые дни войны представить под таким углом: он-то считал, что полностью разбил предателей, но все произошло четко по их заложенному глубоко в систему управления страной сценарию».

Окончательно политический смысл статьи Рослякова проявляется в ее заключительных тирадах:

«Трудно не провести параллель и с новейшей историей, когда распад СССР произошел именно так, как мыслилось Бухарину и Троцкому (последние слова представляют очередной навет на вождей Октябрьской революции. — В. Р.) Но в конце 30-х попытка расчленения страны была подавлена жестоко». То была, по словам Рослякова, «жестокость сталинская, откровенная, под лозунгом «Раздавите гадину!»… хочется после всего затверженного мысленно бросить Сталину упрек не в перегибах в борьбе с готовыми на все для власти супостатами, а в недогибе!»

Я думаю, что не нуждается в дополнительных комментариях политический прицел статьи Рослякова, обращенный не во вчерашний, а в сегодняшний и завтрашний день, прицел, которому подчинены «новейшие» исторические подлоги этого автора, сфабрикованные и инспирированные, как мне представляется, далеко не им одним.

В.3. Роговин, доктор философских наук,

главный научный сотрудник Института социологии Российской академии наук.

PS. В случае отказа в публикации этого текста прошу дать мне краткую письменную мотивировку этого отказа, если подобные нормы газетной жизни еще соблюдаются Вашей редакцией.

Митинг памяти Вадима Роговина в Берлине 5 декабря 1998 г.

Мероприятие, посвященное памяти Вадима Роговина в Гумбольдтском университете Берлина

17 декабря 1998 г.

«Вадим Захарович Роговин был и как личность и как ученый необыкновенным человеком. Его ранняя смерть 18 сентября этого года для всех, кто знал и ценил его произведения, является тяжелым ударом». Этими словами Петер Шварц, секретарь Международного Комитета Четвертого Интернационала, открыл 5 декабря мероприятие, которое во многих отношениях само было необыкновенным.

В зале «Аудимакс» богатого традициями Берлинского университета им. Гумбольдта, который еще несколько лет назад являлся кузницей кадров для режима СЕПГ в ГДР, собрались студенты, историки и интересующиеся политикой люди, чтобы почтить память о человеке, который со времени своей молодости с большой настойчивостью преследовал одну цель: раскрытие исторической правды о сталинизме.

Вадим Роговин был убежден в возможности создания лучшего, более гуманного общества, основанного на принципе социального равенства. Для него было абсолютно невозможным рассматривать сталинские преступления в качестве доказательства краха социализма. Он оценивал эти преступления, корни и причины которых многим казались раскрытыми, как предательство социализма.

«Великая чистка была превентивной гражданской войной против тех коммунистов, которые предлагали альтернативу сталинскому тоталитарному режиму». Эта цитата из произведений Вадима Роговина была размещена над подиумом в качестве лозунга всего мероприятия. На подиуме собрались некоторые из тех, кто пережил террор. Их выступления сделали ясным размах сталинистского подавления и произвели большое впечатление благодаря социалистической ориентации оппозиционеров, о которых было сказано и рассказано очень много. Среди присутствовавших были:

Татьяна Смилга, дочь Ивара Тенисовича Смилги, который в 1907 году в возрасте 15 лет присоединился к большевикам.

Множество раз подвергавшийся арестам и ссылкам царского режима, он сыграл выдающуюся роль в Октябрьской революции и последовавшей за ней гражданской войне. Будучи председателем облисполкома Совета Финляндии, он завоевал на сторону большевиков Балтийский фронт. С 1921 года он занимал ведущие позиции в органах хозяйственного планирования и руководил долгое время Плехановским институтом народного хозяйства. В качестве одного из лидеров Объединенной оппозиции и автора Платформы оппозиции он был в 1927 году исключен из партии. В 1929 году был снова восстановлен в ней. Вскоре он вернулся к оппозиционной деятельности и в 1932 году был приговорен к пяти годам заключения.

В январе 1937 года Смилга был осужден на смертную казнь во время закрытого процесса и расстрелян. Его дочь Татьяна родилась в 1919 году и должна была из-за оппозиционной деятельности своего отца провести многие годы в лагерях.

Зоря Леонидовна Серебрякова, дочь Леонида Петровича Серебрякова, который вступил в большевистскую партию в 1905 году в возрасте 17 лет, также не побоялась совершить утомительное путешествие из Москвы в Берлин, чтобы рассказать о своем жизненном опыте и социалистических перспективах оппозиционеров.

Ее отец, Леонид Серебряков, начиная с 1909 года стал профессиональным революционером. В 1912 году он принял участие в Пражской конференции большевиков на стороне Ленина. В 1917 году он был одним из руководителей Октябрьской революции в Москве. В последующие годы он занимал высокие посты в партии, государстве и армии.

В 1923 году, в год рождения дочери, он присоединился к Левой оппозиции и в октябре 1927 года был исключен из партии. В 1929 году он был снова восстановлен и работал вплоть до своего ареста в 1936 году в качестве народного комиссара транспорта.

Серебряков принадлежал к числу главных обвиняемых на Втором Московском процессе в январе 1937 года. Он был приговорен к смерти и расстрелян.

Еще одним участником, выступившим на собрании, был берлинский профессор Натан Штайнбергер (Steinberger). Свои коммунистические убеждения он оплатил двадцатью годами заключения и ссылки в сталинских лагерях.

То, что идеи Левой оппозиции в бывшем Советском Союзе обладают жгучей актуальностью, доказывало присутствие Владимира Волкова. Он возглавляет организацию Четвертого Интернационала в бывшем Советском Союзе и издает журнал Социальное равенство.

Актуальное политическое значение социалистической оппозиции сталинизму стало ясно уже в процессе подготовки мероприятия.

Университетский студенческий союз «За социальное равенство» обратился, как это бывает в подобных случаях совершенно обычным делом, с просьбой о поддержке к студенческому органу самоуправления университета «Рефрату» (RefRat). После этого был получен ответ, подписанный финансовым референтом «Рефрата» Марио Пшера (Pschera), в котором говорилось, что «Рефрат» не может поддерживать «каждого придурка (Schmarrn)». Ответ завершался неприкрытой угрозой: «У меня есть еще один ледоруб в холодильнике» («Ich habe noch einen Eispickel im Kuehlschrank»).

Эта попытка возродить сталинистские традиции натолкнулась на широкое возмущение и сопротивление. Ректор Гумбольдтского университета, профессор доктор Мейер, послал «Рефрату» письмо, в котором говорилось:

«Университет живет также обменом политических мнений представленных в нем групп. Это предполагает, по меньшей мере, спокойствие в отношении друг с другом и, в особенности, по отношению к инакомыслящим. В том случае, если между различными зарегистрированными группами имеются разногласия, что само по себе является вполне приемлемым, то было бы фатальной ошибкой, если бы тон вашего письма сделался стандартом, даже если бы он мог считаться лишь субъективным мнением, выраженным через голову «Рефрата». В особенности PS [послесловие, содержащее угрозу ледоруба] совершенно невозможно рассматривать в качестве юмора. Я убедительно настаиваю на том, чтобы роль организованного студенчества не была поставлена под вопрос благодаря подобным формам обращения, которые критикуется также и в прессе. В том случае, если у вас имеется другое мнение, я считаю необходимым проведение отдельного разговора».

В начале мероприятия это письмо было поддержано в качестве принципиального подтверждения необходимости соблюдать демократические права и традиции.

Основным выступающим на мероприятии был Дэвид Норт, национальный секретарь партии Социалистического Равенства США (Socialist Equality Party) и председатель редакции Мирового Социалистического Веб Сайта (World Socialist Web Site). Активно участвуя в деятельности Четвертого Интернационала с начала 1970-х годов, он написал многочисленные работы по истории мирового троцкистского движения и по различным политическим и теоретическим вопросам.

В продолжение последних пяти лет он завязал с Вадимом Роговиным тесную личную и политическую дружбу, которая окрыляла и обогащала обоих. В своем докладе Дэвид Норт живо нарисовал мысленному взору слушателей портрет Вадима Роговина. Он также выступил с критическим анализом распространившегося по всему миру «постмодернистского» представления об истории и объяснил значение совместной работы Вадима Роговина с Международным Комитетом Четвертого Интернационала.

Мировой Социалистический Веб Сайт начал публикацию материалов о прошедшем мероприятии с доклада Дэвида Норта на немецком и английском языках.

В память Вадима Захаровича Роговина

Ю.В. Примаков

30 ноября 1998 г.

Ни в одной стране мира никогда не создавалось и не эксплуатировалось такое количество исторических сказок и мифов, как в СССР. На этих сказках десятилетиями держались мощь советской пропаганды, вера советских людей в то, что, если вокруг них много плохого и несправедливого, то в другом месте все прекрасно и героично. Одним из таких мифов был миф о том, что революцию делали только Ленин и Сталин, что Красной Армией командовали только Ворошилов и Буденный, что все самое лучшее только в СССР, а все самое плохое только у буржуев. Этот миф подпирался мифом о том, что с этими истинами согласен весь советский народ, а кто не согласен, тот враг, шпион, троцкист, сионист и пр.

Самое удивительное в истории СССР — живучесть этой системы мифов, которые начали давать трещины только с началом перестройки, начатой М.С. Горбачевым. Западным историкам казалось невероятным, что 90% советских людей десятилетиями знали о Троцком только то, что он «иудушка», а о Пятакове и Зиновьеве, что они « политические проститутки». Однако в книге Гражданская война в СССР. Энциклопедия 1987 года издания нет отдельной статьи о Троцком, сведения о нем лишь в примечаниях к статье о РВС. В более поздних публикациях Бухарин, Зиновьев, Каменев и сотни других инакомыслящих фигурируют больше как враги партии или мученики тирана, чем как люди, пытавшиеся найти другой путь развития. И нужно честно признать, что, если бы часть сталинских мифов не поколебалась вместе с появлением гласности и свободы слова, они жили бы и сейчас. Насколько процесс мифотворчества и живуч, и опасен, свидетельствует рождающийся сейчас на глазах у изумленной публики миф о том, что Жуков и Сталин были единственными победителями во Второй Мировой войне, и что они друг в друге души не чаяли.

Только помня об этой традиции лживых исторических сказок и мифов, можно оценить значение подвига Вадима Захаровича Роговина, который смело пошел против течения, не побоялся осуждения со стороны своих более практичных коллег и заменил мифотворчество исследованием подлинных процессов и событий, происходивших в СССР. Эту необходимейшую для народов всего мира работу никто другой не стал выполнять. Наследникам Сталина нужны старые мифы и приемы пропаганды, пополненные арсеналом Геббельса и Эйхмана. Для многих из них главная заслуга Сталина — борьба с Ленинской партией и евреями. Для демократов упрощение политической борьбы означает включение в один ряд Ленина, Сталина, Гитлера, Макашова, Зюганова. Таким образом, создалась реальная угроза того, что гигантский опыт построения социализма в одной, отдельно взятой стране окажется невостребованным, что все победы и ошибки, колебания и поиски миллионов людей будут погребены под мусором сиюминутных политических споров и амбиций. В.3. Роговину удалось преодолеть тяжелую болезнь и ценой сверхчеловеческого напряжения предотвратить это. Его книги не только восстановили огромную часть исторического полотна, они показали всем необходимость продолжить работу в этом направлении.

Разрушение исторических сказок и мифов крайне неблагодарное занятие. Очень часто сенсация разоблачения быстро забывается, а десятки книг и кинофильмов продолжают поддерживать старую легенду, воспевая то, чего никогда не было. Живучесть мифов внутри отдельной изолированной страны ставит жителей этой страны в смешное положение — за рубежом знают об их родине гораздо больше, чем они сами. Можно было запретить имя Троцкого на ¹⁄₆ земли, но на остальных ⁵⁄₆ суши невежество наших людей вызывало только недоумение и улыбку сострадания. Поездки и лекции Вадима Роговина исправили положение, которое длилось десятилетиями, в мире узнали, что в России есть честные и смелые историки, что есть возможность рационально использовать уникальный опыт народов СССР в интересах всего человечества.

Работы Роговина о роли оппозиции, о ее попытках изменить ход и направление работ по построению социализма, показали еще раз, что удушение демократии, в том числе внутрипартийной, отсутствие постоянной доверительной связи между правителями и народом, отсутствие ответственности избранных руководителей страны за принимаемые решения перед избирателями приводит к трагическим последствиям. Развал СССР подтвердил это.

Труды Роговина не должны превратиться в специфически русскую классику, они должны стать толчком к продолжению серьезных постоянных работ по изучению всего опыта стран, строивших социализм и, в первую очередь, по изучению опыта СССР, где этим занимались 70 лет.

В работах Роговина описано, как борьба за личную власть, за сиюминутные временные цели и случайные результаты, как беспринципность и безответственность похоронили мечты миллионов людей во всем мире, мечты об осмысленной и достойной жизни. Эти книги показывают, что компромисс и конформизм, неизбежные при всякой тирании губят страну. Трудные проблемы, стоящие по-прежнему перед человечеством, можно решить только совместными усилиями, усилиями всех, независимо от того, сходится в данный момент мнение некоторых с мнением большинства или нет.

Памятником Вадиму Захаровичу Роговину должны быть не только его книги, но и лучшая жизнь всех людей, за которую он боролся. Это зависит от тех, кто продолжит его дело.

Выступление Татьяны Иваровны Смилги

Дорогие друзья!

Прежде всего, я хотела бы поблагодарить вас. Это большая честь для меня — встретиться здесь с вами в стенах великого университета Гумбольдта. Я хотела бы поблагодарить не только за себя лично, а главным образом за то внимание к нашей истории, которая была, в общем, сфальсифицирована, забыта. Деятели революции были расстреляны, физически уничтожены.

Я родилась в семье революционеров. Мой отец был одним из тех, который рано понял, что революция пошла не туда. Когда он со своими товарищами попытался как-то подействовать на общественное мнение, чтобы вернуть течение революции на верный путь, они встретили невероятный, зловещий отпор со стороны Сталина.

Я не историк и не политолог. Но мне довелось, будучи еще совсем маленькой девочкой, видеть у себя на квартире, в нашем доме у отца и матери, всех людей, которые к нам приходили. Спустя столько лет они сейчас все стоят у меня перед глазами. Я очень хорошо помню многих вождей революции, так же как и многих оппозиционеров. Я просто могу вам перечислить, что в нашем доме (а мы жили напротив Кремля) бывали Троцкий, Каменев, Зиновьев, Преображенский, Раковский, Муралов, Смирнов Владимир Михайлович… Я могу перечислять до бесконечности всех этих людей.

Я не понимала, конечно, что они хотят — мне было 8 лет, — но я знала, что все эти люди когда-то участвовали в революции, при царе сидели в тюрьме. У меня не было ни минуты сомнения в том, что эти люди правы. Я не могу, конечно, ничего теоретически подтвердить. Поскольку, я повторяю, — я не историк. Но мое убеждение было таково, что друзья моего отца, товарищи-единомышленники, бесспорно были правы.

Эта внутриполитическая, внутрипартийная борьба никак не освещалась вплоть до последнего времени. А события были очень яркие. Ведь прошло только 10 лет со времени Октябрьской революции, когда на моих глазах проходил и весь 1927 год, и XV съезд партии.

Я слышала от своих родителей рассказы о личных качествах Сталина. Одно время он жил в нашем доме, когда меня еще не было на свете. Я не помню, где это было, в Петербурге или Москве, но я отлично помню, что ему негде было жить. Он взял свой матрас, пришел к нам и сказал: «Я пришел к тебе жить, Смилга!» И такие, можно сказать, домашние отношения были в то время не редкость.

Моя мать была казачка с Кубани, что на Северном Кавказе. Она была совсем молоденькая, ей был тогда 21 год. Но моя мать была не просто казачка, она являлась членом партии с 1915 года, в которую она вступила в возрасте 19 лет. Моя вторая фамилия — Полуян, — это фамилия моего деда-казака, который был атаманом станицы.

Мама рассказывала мне, что между ней и Сталиным уже даже в той домашней обстановке никак не было полного единомыслия, согласия. Они друг друга не воспринимали. Мой отец никогда не скрывал своих убеждений, вероятно, поэтому он не мог найти общего языка со Сталиным.

Мой отец был отправлен в свою первую ссылку после революции, несмотря на то что он был ректором Плехановского института народного хозяйства. Сначала отца в 1926 году послали в Хабаровск, затем еще куда-то, а в 1927 году вернули в Москву. Я помню, как в разгар оппозиционной борьбы 1927 года у нас собрались все лидеры Оппозиции. Это было 7 ноября, в день 10-ой годовщины Октября.

Отец и Преображенский пошли делать доклад на одной из центральных площадей Москвы. Но Сталин уже мобилизовал НКВД, и их там, на балконе гостиницы, откуда они делали доклад, забросали яблоками и всем, чем возможно. А в это время у нас в квартире находился Троцкий. Он пришел из Кремля, поскольку по-прежнему жил там. Он пришел к нам в этот день.

Мы жили на 5-м этаже, и сверху с крыши спускался плакат: «Без Ленина по ленинскому пути!», а также портреты Ленина и Троцкого. Какой-то чин обратился к моей матери и сказал: «Снимите это, снимите!» Тогда моя мать ответила: «Я ничего не могу сделать. Это квартира не моя, а Смилги. Вот он придет, тогда и будете говорить».

Позвали милицию, посадили их на крышу и приказали им крючками срывать эти плакаты. В это время демонстрация шла мимо нашего дома на Красную площадь. Люди стали останавливаться и смотреть: что же это делается такое. В толпе начались крики: «Поджечь эту квартиру — там Троцкий!»

Мама заперла дверь и никого не пускала. Это было на 5-м этаже, напротив Кремля. И когда начали крючками срывать плакаты, то Муралов, один из оппозиционеров, командующий московским военным округом, высокий и крепкий мужчина, взял щетку, которой подметают пол, и стал отбивать эти крючки, чтобы они не сняли плакаты.

Мы, маленькие дети (мне было 8 лет, а моей сестре — 5), крутились тут же. Снизу стали раздаваться возгласы: «Ой, там дети, там дети!» Мама испугалась и увела нас в другую квартиру.

Потом ворвались в наш подъезд и стали рубить топорами дверь в нашу квартиру. Дверь разрубили и ворвались в квартиру. Но Троцкий был в глубине квартиры, в кабинете у папы. Мама строила баррикады, туда свалили табуретки, лестницы. В общем, постарались как-то выгнать их из этой квартиры. В Москве это событие называлось так — «погром квартиры Смилги». Так это потом и вошло в историю. У меня до сих пор сохранились газеты, где про это написано. Вечером, когда нас привели домой, там все было перевернуто: и баррикады эти были, и дверь была разбита. Все это происходило в центре Москвы.

Я могу очень много рассказывать про этот период. Я очень хорошо, например, помню Троцкого как человека. С моей точки зрения, он был очень внимателен к детям. И он, и его жена.

Когда моего отца снова отправляли в ссылку и за ним пришел фельдъегерь, то Троцкий тоже был в нашем доме. Это было где-то в конце декабря, как я помню. Когда мы поехали провожать отца на Ярославский вокзал, Троцкий тоже там был, и Радек, я помню, тоже был там. Было очень много людей. Этот эпизод вошел в историю партии как «проводы Смилги на Ярославском вокзале». Отца чуть ли не подняли на руки и внесли в этот вагон. Вроде бы потому, что он не хотел ехать, но его на самом деле из почтения внесли туда прямо на руках.

Отец находился в Сибири, когда мама вместе с нами летом поехала к нему. Там находилась целая колония оппозиционеров. Там, конечно, были ужасные условия. В Минусинск нужно было от Красноярска, где сейчас генерал Лебедь является губернатором, плыть двое суток по большой северной реке Енисей. Находясь в Минусинске мы, маленькие дети, чуть не умерли, потому что там была плохая вода.

Колония оппозиционеров в Минусинске провела там все лето 1928 года. Потом они решили не то чтобы отходить от оппозиции, но, по-видимому, пришли к выводу, что Сталина все равно так просто не возьмешь. Он всех убьет, всех разошлет: кого в Сибирь, кого куда, — и ничего этим они не достигнут. Мне так кажется. И в 1929 году они решили объявить отход от оппозиции. За что им, конечно, досталось здорово от Троцкого.

Еще я очень хорошо помню, как Троцкого высылали в Алма-Ату. В это время его уже выселили из Кремля. Он позвонил маме и сказал: «Придите ко мне попрощаться и приведите девочек». Так что, я думаю, мне довелось быть одним из последних, кто видел Троцкого в России.

Обстановка была очень тяжелая потому, что присутствовало много людей. Я запомнила, что Троцкий был одет на спортивный манер. У него были бурки, охотничьи сапоги. Помню его охотничью собаку, которую он взял с собой. (Он ведь охотник был). Но, поскольку атмосфера сгущалась, народ скучился, то мама увела нас оттуда, чтоб мы не мешали. Сын Троцкого Лева кричал: «Смотрите, вождя революции силой выталкивают из России!» Шум был большой, скандал.

Но меня, конечно, удивило, что Троцкий в момент, когда идет такая острая политическая борьба, и не знаешь, что будет и как все будет, не забыл попросить привести детей, чтобы попрощаться с ними. В то время я, конечно, этого не осознавала, но сейчас я понимаю, что это было очень необычно.

В 1929 году, если вы помните, отношение к оппозиционерам несколько улучшилось, и они на какой-то короткий период были восстановлены в партии. Отец говорил так: «Сталин выдвинул «5 условий Сталина». Если Сталин даст 6-е условие о хозрасчете (это тонкий вопрос, его только экономисты знают), то тогда я еще посмотрю, смогу я с ним работать или нет». В общем, отец не мог найти с ним никакой общей точки соприкосновения. Он Сталину, как говорят у нас в России, «проедал плешь» своим хозрасчетом. То есть он постоянно Сталину говорил, что без хозрасчета движение экономики невозможно. Кончилось тем, что отца выслали в Среднюю Азию. Сталин не знал, как от него избавиться. Он послал его в Ташкент, подальше от Москвы.

Одно время после высылки отца мы жили в большом хорошем доме. Потом нас из этого дома выгнали, и когда отец снова вернулся, то ему пришлось жить уже не там, откуда его высылали. Он приехал в другую квартирку и остался без работы. Он все ждал, что его назначат. Он не мог понять, что происходит. Как потом выяснилось, в это время Сталин готовил убийство Кирова.

1 декабря 1934 года, как вы помните, прозвучал этот выстрел. Мы все сидели дома, и вдруг позвонил телефон. Это был Бухарин. Отец взял трубку и говорит: «Что?!.. Да, да! Сейчас иду!» «Оказывается, — говорит нам, — в Ленинграде убит Киров. Бухарин сообщил, что ночью будут набирать траурную газету, и просит, чтобы я написал свои воспоминания о Гражданской войне». Отец ушел в редакцию, это было недалеко. Вернулся он уже поздно, мы с ним ни о чем не говорили.

Конечно, Кирова убили никакие ни троцкисты, ни зиновьевцы. Кто убил, мне не надо говорить, вы и так знаете. Но через месяц, 1 января 35-го года, пришли и увели отца. Все. Через полтора года пришли за матерью, увели мать. Первый приговор был такой: мать сидела в Соловках, отец был в знаменитом Верхнеуральском изоляторе, где сидели все большевики.

В 37-ом году, когда начинались массовые репрессии (в этом страшном году родился Вадим Захарович Роговин), людей возвращали обратно в тюрьмы, давали им самый высокий срок — 10 лет без права переписки. Это означало расстрел. Когда за отцом пришли, он зашел к нам в комнату и сказал: «Ребята, не волнуйтесь». Мне тогда было 15 лет, а сестре 12. Он сказал: «Собирают нас, старых революционеров, и, в особенности, оппозиционеров».

Потом все это развязалось в такой громадный террор, что, когда мы приходили в школу, каждый день кто-то говорил: «Ой, у меня сегодня взяли». В 1937 году были самые массовые расстрелы. Я только совсем недавно узнала, что отец был расстрелян. Они все время отвечали по-разному. Пишешь, спрашиваешь, — они все время отвечали не то. И только совсем недавно я узнала, что отец был расстрелян 10 января 1937 года в Москве. Очень много большевиков, военных, артистов и писателей было расстреляно в эти годы.

У нас в Москве есть безымянная братская могила. Там в первом крематории стоит маленький столбик с дощечкой (сейчас поставили дощечку побольше), на которой написано: «Могила № 1, 1937-43. Невостребованные прахи». Это значит, кого-то сожгли, и никто не спрашивает. А мы ведь не знали, что это наши отцы.

… Потом начались аресты жен, беременных женщин, которые рожали в тюрьмах, в лагерях, брали в тюрьму прямо с детишками на руках, школьников. Например, я училась в школе с младшим сыном Каменева Юрой. Он не пришел в 10-й класс. Выяснилось, что он поехал проведать мать, сестру Троцкого Ольгу Давыдовну. Приехал летом в Нижний Новгород, и его там расстреляли. У нас был расстрелян Колька, сын Дробниса, известного оппозиционера (в книге Роговина 1937 я видела его портрет). Короче говоря, началось такое, что я себе даже не могла представить, что такое может быть.

Потом были тюрьмы, ночные допросы… Нас было пять девчонок из одного класса, которые были арестованы на следующий год после окончания школы. У нас были провокаторы, которые вызывали нас на разговоры.

Вы сейчас будете смеяться, на чем я «погорела». Я сказала одному провокатору следующие слова: «Ой, когда же будет мировая революция, когда узнают на Западе, что сажают старых большевиков? Не будет тогда мировой революции». Провокатор сообщил эти слова в НКВД. И когда за мной пришли, мне показали санкцию прокурора, где было написано, что я — девчонка-десятиклассница, — говорила про то, что мировой революции не будет. Мне дали лагерь, ссылку, где я провела 18 лет. Это дали не только мне. Другим давали еще больше.

Ну, что такое концентрационные лагеря, вам не нужно рассказывать. У нас был детский барак. Там с нами находились маленькие детки.

Вы знаете, когда я нахожусь здесь, в Германии, и выступаю в университете Гумбольдта, я испытываю ко всем вам невероятную благодарность. Я никогда не думала, что можно будет когда-то обсуждать эти вопросы. Мне казалось, что Сталин проживет 100 лет, что он переживет нас всех. Когда он (я не хочу говорить «умер») сдох, мы не знали, что нам делать от восторга, от радости. Нам казалось, что на нас свалилось какое-то счастье, какой-то свет, что нет больше Сталина. После этого мы опасались (мы же ссыльные, у нас уже маленькие детки были), что вовеки останемся там с этими детьми, где-то далеко от дома, от родины…

Читали мы книги Волкогонова, еще кого-то, и все это было не то. Была, конечно, художественная литература: В. Гроссман, А. Рыбаков, Е. Гинзбург, Варлам Шаламов с его Колымскими рассказами, которые должны быть известны в Германии. Когда я узнала о книге Роговина, то была потрясена. Я читаю эти книги, как романы (правда, при этом пью сердечные лекарства).

О творчестве Вадима Роговина очень хорошо говорил Дэвид Норт. Я хочу только добавить, что Вадим Захарович был по-человечески удивительно деликатным, интеллигентным, тонким и, в какой-то степени, художественным человеком. Его преданность задаче восстановления исторической правды… Я до сих пор не верю, что это можно писать. Я считаю, что он умер бесконечно рано.

Поскольку я вижу здесь такое внимание (и не только в Германии, но и в Америке, и во Франции, и в Австралии), то мне кажется, что вместе мы, может быть, не допустим повторения такого кошмарного террора, который потряс Россию не так давно. Следы его продолжают сохраняться и сейчас и даже усиливаются в последнее время. Я хочу выразить вам огромную благодарность за интерес и внимание к нашей печальной русской истории.

Выступление Зори Леонидовны Серебряковой

Дорогие друзья,

Вадим Захарович Роговин своим циклом замечательных книг совершил, казалось бы, невозможное. Он отверг новомодное течение, преодолел сопротивление официальных общественных наук современной России. Книги Вадима Захаровича настолько многогранны и обширны по охвату теоретического материала и анализу конкретных фактов и событий, что даже для краткого обзора понадобилось бы много часов. Остановлюсь только на отдельных аспектах исследования.

С возрастающим от книги к книге мастерством Роговин исследует историю, не просто меняя знаки в оценках происходившего, как это, к сожалению, принято в нашей историографии, установившейся еще со времен печально известного Краткого курса истории ВКП(б), но по совершенно иной методологии. Стержнем, связующим все книги воедино, является Лев Троцкий, его судьба, его труды, его неустанная борьба против сталинской тирании, против сталинизма. Как уже говорилось в докладе Дэвида Норта, автор возвращает из небытия трагически погибших, несправедливо забытых, одно за другим заполняются так называемые «белые пятна». С первых страниц и на протяжении всех книг, исследуя различия взглядов, конкретную деятельность, автор противопоставляет Ленина, Троцкого, большевиков группы Рютина и других оппозиционеров Сталину и его преступной политике.

Очень важно сейчас, именно сейчас критически разобрать положения тех историков и политологов, которые все преступления Сталина перекладывают на Ленина или большевиков и тем самым, по существу, реабилитируют Сталина. Так, один из современных российских идеологов, А. Ципко, начав в конце 1980-х с утверждения, что Сталин, мол, качественно, ничем не отличался от ленинской гвардии, в недавнем своем выступлении, посвященном 80-летию Октябрьской революции, уже клеймит Ленина и Троцкого, большевиков в целом, но ни в чем не обвиняет Сталина.

В книгах Роговина убедительно звучит и критика представителя откровенно сталинистского крыла КПРФ Р. Косолапова, который и сейчас утверждает, будто террор вершился Ежовым и его подручными без ведома Сталина. Роговин приводит многочисленные данные, не оставляющие сомнения в том, что террор вершился именно с ведома Сталина, что все эти массовые казни, расстрелы, пытки, — все это осуществлялось с его непосредственной санкции. Хотя НКВД и был поставлен над партией, но подчинялся опять-таки Сталину. Вершиной всего цикла В. Роговина являются книги 1937 и Партия расстрелянных.

Партия большевиков более других пострадала от репрессий и казней в годы сталинского террора. Подкрепляя свои выводы, автор приводит слова Троцкого: «Для установления того режима, который справедливо называется сталинским, нужна была не большевистская партия, а истребление большевистской партии».

Весомо звучат высказывания видных мыслителей белой эмиграции. Например, Г. Федотов писал: «Гитлер не мог бы поставить во главе России лучшего своего агента, чем Сталин». Меньшевик Федор Дан, эмигрировавший за границу, отмечал: «Убивая морально и физически старый большевизм, Сталин убивает саму революцию, делает дело контрреволюции. Преступления Сталина подводят к мысли о том, что он изначально был врагом марксизма, специально проникшим в партию большевиков». Кстати, Вадим Захарович близко подошел к подобным предположениям, но не развил версию связи Сталина с царской охранкой, сославшись на мнение большинства историков.

В книгах Роговина в ряде случаев сталинская политика увязывается с дореволюционной историей России. Так страшный закон от 1 декабря 1934 года, вводивший упрощенный порядок рассмотрения дел о терроре, по существу копировал столыпинский закон о военно-полевых судах. Весь террор вершился на основе этого закона.

Детально рассмотрены Роговиным обстоятельства убийства Кирова. Как известно, еще Никита Сергеевич Хрущев не раз возвращался к этой теме. Он говорил: «После убийства Кирова сотни тысяч людей легли на плаху. Зачем это было нужно? Это и сейчас является загадкой, и нужно бы разобраться». Подчеркнем, что это убийство было в интересах Сталина. Однако убедительного ответа нет и по сей день.

Вальтер Кривицкий, советский разведчик, который остался в 1937 г. на Западе, писал, что самые ужасные сталинские чистки пережило поколение детей репрессированных. Потрясенный, он пишет: эти свидетельства жестокости никогда не исчезнут из памяти человечества, даже если забудется все остальное. Несмотря на многолетние исследования, данных о терроре против детей известно очень мало.

Вадим Роговин показал, что вслед за расстрелами троцкистов последовало убийство их жен, так же как и расстрел детей наиболее известных оппозиционеров, которые были старше 12 лет. Татьяна Иваровна уже говорила об одном из сыновей Каменева, который был расстрелян. Он был только одним из многих. Роговин упоминает также убийство Нестора Лакобы и его сына. Вместе с сыном Нестора были убиты три абхазских юноши, которым при их аресте в 1937 году было 13, 14 и 15 лет.

Все эти убийства были проведены по заранее обдуманному плану Сталина. В разговоре с Роменом Роланом в 1935 году Сталин сказал, что «мы должны провести репрессии против этих подрастающих детей преступников, если им есть уже полные 12 лет». Хладнокровно заявил он о том, что «нам потребуется два или три года для того, чтобы искоренить всех их детей». Он сказал это уже в 1935 году, что требуется три года: 1936, 1937 и 1938, — три самых ужасных года.

Я повторю, что о казнях и гибели детей «врагов народа» и других малолеток до сих пор известно крайне мало. Во всяком случае, мне самой не удалось увидеть свое детское дело, когда у меня впервые снимали отпечатки пальцев, фотографировали, а затем допрашивали, словно взрослую.

В России появилась еще одна распространенная тенденция — обелять Берию. Роговин справедливо пишет, что прекращение некоторых дел после снятия Ежова со своего поста не означало первой «оттепели», а лишь маскировало реальное положение дел. Реабилитации практически не коснулись никого из видных деятелей искусства, партии, государства, арестованных уже при самом Берии. Из письма Мейерхольда, нашего знаменитого режиссера, видно, что зверские истязания и расстрелы продолжались и при Берии.

Важные сведения о количестве арестованных и расстрелянных приводит Вадим Захарович в примечании к одному из своих последних томов. Официальная статистика расстрелянных: 681 692 человека, — то есть почти миллион, явно занижена. В число расстрелянных в 1937-38 годах необходимо добавить жертвы массовых бессудных казней в лагерях и тюрьмах, добавить и данные, которые привел Михаил Сергеевич Горбачев. По его словам, в годы сталинского террора 1 млн только партийных активистов расстреляны, 3 млн отправлено в лагеря, где их сгноили. Убивали лучших людей.

Вадим Захарович пишет о Никите Сергеевиче Хрущеве послесталинского периода. Но я бы добавила и о Горбачеве. С 1985 года вновь стали оживать идеи и благородные дела ХХ съезда. Они были подтверждены и пополнены гигантским, до тех пор совершенно секретным, архивным спецхрановским материалом. Доклад Горбачева к 70-летию Октябрьской революции положил начало реабилитации лидеров антисталинской оппозиции. Со всей силой прозвучали его слова осуждения Сталина: когда мы не знали, что происходило, это было одно дело. А когда узнали и узнаем все больше, двух мнений быть не может: Сталин преступник, лишенный всякой морали.

Однако ныне имя главного палача, Сталина, все более выводится из-под ответственности. Его портреты в благостном виде мелькают на демонстрациях, всячески тиражируются с экранов телевизоров и обложек книг.

Чем более реальна угроза фашизма и сталинизма, тем более ценен труд Вадима Захаровича Роговина, всем своим содержанием защищающий идеи подлинного социализма, предостерегающий об угрозе тоталитарного деспотизма. Не только мы, близкие трагически погибших, но и все мыслящие люди будут чтить, читать и перечитывать книги Роговина и благодарить его за титанический труд.

Выступление Владимира Волкова

Вадим Роговин оставил после себя поразительное по интенсивности и глубине историческое исследование. Кажется невероятным, что в атмосфере России, во время эйфории по поводу введения капитализма после распада Советского Союза, когда многим казалось, что все вопросы истории абсолютно разрешены и ясны, был человек, который поставил перед собой цель написать многотомное сочинение об истории 20-30-х годов.

Это не было бегством от реальности, попыткой спрятаться в истории, напротив, это была попытка по-настоящему понять, что происходит в России сегодня. Значение того, что сделал Роговин, определяется тем, какое место занимает этот период в российской истории.

Согласно гегелевской философии, в определенные исторические эпохи некоторые народы воплощают в себе ступени развития абсолютной идеи. В этот момент такие народы являются образцом для всех остальных народов мира. Эта мысль, будучи материалистически переработанной, не лишена настоящей ценности. История всегда будет помнить о замечательной эпохе расцвета культуры Древней Греции; итальянское Возрождение всегда будет источником вдохновения; Германия времен Лютера и Реформации — примером возвышенного взлета человеческого духа и страстей; Франция периода Великой французской революции — образцом гражданственности и массовой общественной самодеятельности… И так далее. В упомянутые эпохи эти страны и народы были местом, куда устремлялись взоры всего мира.

Если мы будем говорить об истории России, то за тысячелетнюю историю своего существования она обычно шла позади других народов. Россия была местом синтеза многих идей и веяний, которые шли из Европы и с Востока. Россия была полигоном, где разные идеи, общественные установления, технические новшества и изобретения находили огромный простор для своего испытания.

России не надо было, например, в прошлом веке развивать самостоятельно банки и железные дороги, — они были прямиком заимствованы из Европы. Также было и в отношении идей, равно как и многих достижений культуры.

Был только один период, когда Россия действительно шла впереди всех народов Земли. Это было время первых лет после Октябрьской революции и создания Советского государства. Движение, которое породило эту революцию, выдвинуло блестящую плеяду европейски образованных интеллектуалов, лидеров в самых разных сферах жизни, не только в области одной лишь политики. Такие люди, как Ленин и Троцкий, были представителями довольно большой и динамичной среды. Первые годы Советской власти создали атмосферу уникальной в своем роде общественной лаборатории экспериментов, напряженной пульсации мысли, поиска ответов на самые разные вопросы.

Многие идеи того времени полностью сохраняют свою актуальность вплоть до сегодняшнего дня.

Только на этом фоне можно понять всю глубину трагедии, которая связана с последствиями сталинского Большого террора. Страшный масштаб этой катастрофы явился зловеще-негативным подтверждением величия того движения, задушить и уничтожить которое он поставил себе целью. Удар, который был нанесен сталинскими чистками, касался не только лучших слоев большевистской партии. Он был направлен не только против лучших представителей социалистической интеллигенции и лидеров рабочего класса Советского Союза, это был одновременно удар по лучшим надеждам человечества измениться и стать лучше.

До сегодняшнего дня изучение этого трагического периода представляет собой одну из актуальнейших задач науки и политики. В том, что Вадим Роговин смог написать такой блестящий труд об этом времени, состоит значение его работ не только для России, но и для всего мира.

Россия

Ретроспективные репортажи о летних поездках к шахтерам-забастовщикам Урала

Инга Чибис

9 января 1999 г.

Летом прошлого года в разгар шахтерских забастовок, которые приобрели большой размах также и на Южном Урале, корреспонденты журнала Социальное равенство совершили поездки к местам происходивших событий. Ниже следуют заметки с изложением впечатлений от встреч и бесед с шахтерами.

На шахте «Красная горнячка»

На шахту «Красная горнячка» города Копейска мы приехали 4 июня 1998 года. Копейск — это небольшой шахтерский городок на Южном Урале. Он находится совсем недалеко, в 5 км от промышленного центра Челябинска. В конце мая шахтерские забастовки, вспыхнувшие с небывалой силой в этом небольшом уральском городе, заставили средства массовой информации открыто заговорить о нищенском положении рабочих Копейска, о катастрофической невыплате на шахтах заработной платы, задолженность по которой составила уже 9 месяцев. Вспышка недовольства возникла стихийно, и прежде довольно пассивные политически, шахтеры Копейска решили прекратить отгрузку угля вплоть до выплаты им зарплаты. Такого в Копейске еще не было никогда. Оценка, даваемая средствами массовой информации, была очень отрывочной и противоречивой. С одной стороны, журналисты жалели шахтеров, поскольку у них сложилось такое тяжелое материальное положение. С другой стороны, высказывались обвинения их в групповом эгоизме, в том, что они отбирают заработную плату у других категорий трудящихся, требуя выплаты всей задолженности. У всех трудящихся такие же проблемы, и нельзя их решать за чужой счет, — говорили они.

Выбрав первый же свободный день, мы отправились своими глазами увидеть, каково действительное положение шахтеров и каков их настрой. Мы были вдвоем. Быстро собравшись и взяв с собой несколько номеров журналов Рабочий-Интернационалист и Социальное равенство, мы отправились в дорогу. Час езды на автобусе, и мы были уже в Копейске. Поездка не была утомительной. Наоборот, я с интересом всматривалась в проплывающие за окном картины незнакомого для меня города. Я здесь никогда не бывала. Удивительно, думала я, можно родиться и всю жизнь прожить в одном городе, но никогда не бывать в соседнем. Жизнь отдельного человека в России имеет определенные и пока еще очень ограниченные маршруты.

Рельеф местности, который представился нашим глазам, выглядел совершенно ровным: здесь нет горных цепочек, озер и даже лесных островков, а широко и далеко раскинулась степь. Сам город с его прямыми улицами, однообразными малоэтажными, старой постройки, домами представляет собой обычный район со спальными местами для рабочих. Все здесь предназначено для того, чтобы люди, отработав рабочую смену, могли восстановить свои силы и вновь вернуться на рабочие места. Даже не знаю, есть ли здесь свой театр.

Нам пришлось проехать довольно большую часть города, прежде чем мы достигли шахты. Похоже, что весь Копейск жил в ожидании получения обещанной «трехсторонним соглашением» заработной платы; когда мы выходили из автобуса, женщина, приняв нас за работников шахты, обратилась к нам с вопросом: «Не знаете, сегодня деньги уже дают?».

На всем протяжении пути от автобусной остановки до проходной в административное здание шахты мы встретили лишь одного человека. Также пустынно было и внутри здания. Шахтеры находились под землей, в забоях. Утренняя смена еще не вышла на поверхность, дневная — еще не спустилась. Нам надо было торопиться, чтобы не упустить этот короткий момент пересмены. Мой спутник предварительно, за день до нашей поездки, уже побывал на шахте и узнал, что здесь действует местный комитет Независимого Профсоюза Горняков (НПГ). Поскольку в сообщениях местной прессы НПГ назывался в качестве организатора акции протеста, мы хотели, чтобы в комитете НПГ нам разъяснили обстановку на шахтах и то, как шахтеры собираются добиваться своих требований.

В комитете НПГ нас встретили весьма дружелюбно. В тот день там находились председатель комитета НПГ и председатель стачечного комитета шахты, созданного 19 мая 1998 года. Они с готовностью согласились ответить на наши вопросы и помочь встретиться с шахтерами. Как оказалось, они не являются освобожденными членами комитета и вместе с рабочими ежедневно спускаются в забои, выполняя наравне с ними свою трудовую функцию. Общественные же обязанности в комитете они осуществляют два раза в неделю в определенное время. Сегодня оказался как раз такой день. Рабочие выбрали их для защиты своих интересов в противовес традиционному профсоюзному комитету, продолжающему работу на шахте, несмотря на почти полную утрату доверия со стороны рабочих. Да, вот такая прежде невозможная сложилась ситуация с профсоюзами на шахте: параллельно действуют два профсоюзных органа, которые конкурируют между собой и каждый из которых претендует на роль действительного защитника интересов шахтеров. Нам сообщили, что подавляющее большинство шахтеров отдает предпочтение профсоюзу НПГ, считает его единственным выразителем их интересов и доверяет только ему.

Представители комитета НПГ с оптимизмом рассказали нам о том, что трехстороннее соглашение, подписанное 28 мая 1998 года областной администрацией, руководством ОАО «Челябинскуголь и Копейским отделением НПГ, оговорило срок выплаты задержанной зарплаты — 5 июня; не сегодня, так завтра деньги поступят. И тогда снова пойдут по всем железнодорожным направлениям вагоны с углем, которые уже ждали своей отправки, но были задержаны шахтерами до момента выполнения соглашения. Представители комитета НПГ назвали этот документ единственным в своем роде во всей России, представляющим новое достижение в отношениях между рабочими и властью. Сам глава администрации области стал гарантом выполнения данного соглашения. Когда мы постарались выяснить, на чем основан такой оптимизм, мы обнаружили, что в основе этого — не что иное, как вера во власть, в то, что она не может бросить рабочих на произвол судьбы и не выполнить данного им обещания.

Если представители НПГ буквально накануне предполагаемого выполнения соглашения, — в то время как нет никаких признаков, свидетельствующих о том, что деньги, которые завтра должны уже выдавать рабочим, поступили в банк или поступают, — пытаются убедить нас в возможности реализации этого документа, то они делают это и в отношении рабочих, поддерживая в них надежды на то, что власть не оставит их без своей заботы, вместо того, чтобы сказать рабочим правду. А правда заключается в том, что у администрации области и у ОАО «Челябинскуголь» нет денег, чтобы выплатить долги, а достать их они не могут, так как большая часть продукции, производимой на шахтах, реализуется за пределами области и по этой причине предприятия — потребители угля, от которых ожидается погашение долгов перед предприятиями области, находятся вне досягаемости администрации области. Главная же причина бедственного положения на шахтах — кризис экономики России, который, в свою очередь, вызван общим мировым кризисом.

Нерентабельные в условиях капиталистической конкуренции, многие предприятия и отрасли подвергаются беспощадному разрушению и уничтожению. Российская промышленность не способна самостоятельно развиваться без связи с мировым хозяйством. Но его влияние сегодня имеет по большей части негативный характер. Администрация области и ОАО «Челябинскуголь» почти целиком зависят от того, когда придет в Россию очередной займ от МВФ или кого-нибудь еще. Трехстороннее соглашение и другие подобные соглашения, подписываемые между представителями рабочих и представителями властей и предпринимателей — это фикция, обман, это голые обещания, не обеспеченные никакими гарантиями. Подсовывание шахтерам подобного рода соглашений имеет одну задачу — сбить волну протеста и подготовиться к контратаке.

Но этой правды шахтерам не решаются сказать и представители комитета Независимого профсоюза горняков. Такая нерешительность происходит от определенной установки, которая идет от высшего руководства НПГ и местных профсоюзных боссов. Мы в этом убедились, когда после посещения шахты отправились прямым ходом в Региональное управление НПГ России по Челябинской области, находящееся в Копейске. И если представители комитета НПГ на шахте пользуются некоторым доверием шахтеров, потому что они близки им, они из их среды и трудятся бок о бок с остальными рабочими, то профсоюзные руководители из Регионального управления очень далеки от рабочих, и обеспокоены они, главным образом, тем, чтобы продолжать работать в русле капиталистических реформ. Поэтому представители комитета НПГ на шахте находятся в противоречивом положении: являясь связующим звеном между рабочими и профсоюзным руководством, они, с одной стороны, должны быть достаточно решительными, чтобы не утратить доверия рабочих, а с другой — подчиняясь требованиям вышестоящих профсоюзных органов, в своей решительности не переходить определенную черту и уметь вовремя остановить рабочих, выражающих готовность это сделать.

Но вернемся на шахту. В продолжение разговора о положении на шахте и ходе забастовки удалось узнать, что шахта «Красная горнячка», численность работников на которой составляет около 1 300 человек — первый кандидат на закрытие. Долги шахты — это не только невыплаты по заработной плате рабочим, но и задолженность по налогам в бюджеты различных уровней и страховым взносам в Пенсионный фонд России. Кроме того, 650 инвалидов по сколиозу, как продолжающих работу на шахте, так и находящихся на пенсии, не получают суммы в возмещение вреда, причиненного здоровью, которые должно выплачивать ОАО «Челябинскуголь». А совсем недавно, за два с небольшим месяца перед нашим посещением шахты, там произошел случай самоубийства. 32-летний Марат Хананов бросился в ствол 400-метровой шахты после того, как директор шахты отказал ему в выплате долга по зарплате, который составлял около 7 тыс. деноминированных рублей. На другой же день после гибели Хананова его жене было выплачено 6 тыс. 700 деноминированных рублей.

В общей сложности только 30% вырученных от проданного угля денег поступают на шахту в виде «живых» денег, то есть наличными, куда уходят остальные деньги — шахтеры не знают, администрация же объясняет, что они идут на взаимозачеты с другими предприятиями, выплату долгов и воспроизводство. Требованиями, которые выставляет стачком шахты в забастовке, являются: президента — в отставку и погашение задолженности по зарплате в течение 2-х лет со дня подписания соглашения.

Подошло время пересмены. Нам сообщили, что шахтеры уже поднялись на поверхность и пошли в душевые. Мы увидели их уже отмытых от черной пыли, без касок, торопящихся домой. Ничто не заставляло их задерживаться. Но рабочие охотно согласились с нами поговорить. Первое, что бросилось в глаза — они не разделяют оптимизма представителей комитета НПГ относительно реализации подписанного соглашения. Они считают, что это — очередной обман, но что им делать они не знают. Задержка отгрузки угля — это средство привлечь внимание к своим проблемам. Жены заявляют им, чтобы они не приходили домой без денег, заставляют их что-то предпринимать для получения заработанного. Их дети не хотят быть шахтерами. Они хотят работать там, где можно заработать деньги, пусть и нелегким трудом. Но бесплатно работать, как их отцы, они не хотят. Очень мало молодых рабочих приходит работать на шахту, в основном здесь все старые кадры, которые работают по 15-20 лет. Если шахту закроют, им трудно будет найти другую работу, в Копейске работать больше негде. Они не считают, что нарушают права других трудящихся, требуя выплаты заработной платы; их требования поддерживает население всего города: учителя, врачи, пенсионеры знают, что они сами не получат деньги до тех пор, пока их не получат шахтеры и не перечислят налоги в бюджет; кроме того, люди понимают, насколько тяжел труд шахтера. Они предложили нам в следующий раз спуститься вместе с ними в забой и самим посмотреть, в каких условиях они работают.

Они удивились, услышав от нас, что есть международная рабочая организация, выступающая за социализм. Неужели за границей кто-то мечтает о социализме? К различным российским коммунистическим партиям они относятся с недоверием и не считают, что те выражают их интересы. «Мы никому не верим», — высказал общее мнение один из рабочих. Своей организацией они считают Независимый профсоюз горняков и идут туда со всеми своими проблемами. Большинство рабочих на шахте состоят членами НПГ, и только ничтожная часть — в традиционном профсоюзе.

Из разговора стало ясно, что шахтеры сожалеют о тех временах, когда можно было работать и получать гарантированную заработную плату, иметь бесплатное образование и медицинское обслуживание. По их мнению, это все были несомненные достижения, полученные от революции. «Надо все возвращать назад», — сказал один из рабочих. Некоторые рабочие смело и открыто высказались, что надо делать новую революцию.

Вот такой настрой был у шахтеров «Красной горнячки», когда мы с ними разговаривали. Мы услышали и увидели то, чего не было напечатано ни в одной из газет и не было показано ни в одном репортаже по телевидению.

Совсем иной настрой был у представителя Регионального управления НПГ Челябинской области, которое располагалось в центре Копейска и куда мы направились сразу же после посещения «Красной горнячки». Он рассматривал трехсторонне соглашение как очень значительный акт в борьбе за права шахтеров. «Такого соглашения нет ни в одном регионе», — гордо заявил он. Мы это уже слышали в комитете НПГ шахты. Сразу стало ясно, откуда такая оценка. Но как она расходится с мнением и оценкой самих шахтеров! Представитель Регионального управления пояснил, что инициатором переговоров с главой областной администрации было именно Региональное управление НПГ, и выступило с этим предложением оно после того, как шахтеры хотели перекрыть железнодорожные пути! Что это, как не яркий пример соглашательской политики Независимого профсоюза горняков? Профсоюзы не способны перерасти своей задачи — добиваться наиболее выгодных условий продажи рабочей силы наемных работников при существующем общественном порядке — и поэтому они вынуждены плестись в хвосте рабочего движения. Не профсоюзы организуют и ведут рабочих на борьбу за их права, а наоборот, активность рабочих и их готовность идти в наступление вынуждают профсоюзы примкнуть к ним и создавать видимость руководства рабочим движением. На самом деле профсоюзы всегда ведут рабочих на компромисс с властями, в самые решительные минуты они удерживают рабочих от атаки и говорят им, что надо еще подождать. В результате такого ожидания условия труда и быта рабочих еще более ухудшаются, они вынуждены продавать свою рабочую силу на все более и более невыгодных условиях, и, таким образом, профсоюзы становятся неспособными выполнять даже свою основную задачу.

Оказывается, расхваленное соглашение носит лишь временный характер, срок его действия — 1 год с момента подписания. Дальше, по-видимому, областная администрация и ОАО «Челябинскуголь» снимают с себя всякие обязательства. Или же все подписавшие соглашение стороны считают, что к тому времени в их распоряжении окажется достаточно денежных средств и всякие проблемы окажутся сняты. Что это так, мы убедились из объяснений, данных представителем Регионального управления НПГ. Их расчет таков: поскольку 96% акций предприятий — должников шахт находятся в Челябинской области, и только 4% — в Москве (но и их предполагается забрать путем передачи пакета акций), можно через областную администрацию влиять на эти предприятия, так как фактически область станет хозяином всех этих средств. По этой причине представитель Регионального управления считает, что «наш президент находится в Челябинске».

Из этого объяснения видно полное непонимание экономической и политической ситуации в стране. Предприятия — должники шахт реализуют свою продукцию далеко за пределами области, по всей стране; они, в свою очередь, имеют должников, которые также не выплачивают им долги. Но эти должники — потребители угля находятся вне досягаемости областной администрации, о чем уже упоминалось выше. Желание взыскать долги — правомерное желание, но его недостаточно, чтобы исправить положение и поднять погибающую отрасль, даже если оно осуществится и будут произведены какие-то выплаты. Они будут иметь лишь разовый характер, тогда как отношения между предприятиями, особенно с участием предприятий угольной промышленности, складываются на длительный период времени и носят долгосрочный характер. Допустим, задолженность шахтам будет погашена. Но что дальше? Для стабилизации положения российское правительство вынуждено обращаться то к МВФ, то к МБРР с просьбой дать очередной кредит. Но долго ли можно продержаться на кредитах? Тем более, что взамен кредиторы требуют еще более сократить расходы на убыточные отрасли и социальные нужды.

Российская промышленность, долгое время развивавшаяся по автаркическому пути, искусственно оторванная советской бюрократией от мирового хозяйства, в настоящее время не может самостоятельно развиваться.

Какую же программу действий может предложить Независимый профсоюз горняков шахтерам в сложившихся условиях? Ничего, кроме подписания трехсторонних соглашений, может быть, еще шествования рядом с шахтерами в акциях протеста (22 мая представители Регионального управления НПГ с шахтерами в количестве 1 000 человек прошли демонстрацией в акции протеста по городу Челябинску) и заявлений, что самый независимый профсоюз сегодня — НПГ. Последнее нам очень толково разъяснили в Региональном управлении, указав, что существует Всероссийская Конфедерация труда, куда входят различные профсоюзы России — учителей, работников здравоохранения, и т.д., «но самый независимый профсоюз — это НПГ». Думается, что если НПГ и можно назвать независимым профсоюзом, то независимым от самих шахтеров, так как, по большому счету, его волнуют не интересы шахтеров и других трудящихся, а интересы, в самом крайнем случае, своего региона. Представитель Регионального управления рассказал, что каждый регион выдвигает свои требования, и челябинское Региональное управление их все поддерживать не будет, а только те, которые соответствуют интересам его региона. Например, некоторые регионы требуют принятия Закона о Севере, но зачем это нужно НПГ Челябинского Регионального управления? Таким образом, нам стало ясно, что местные лидеры НПГ своей политикой не объединяют шахтеров, а разрушают единство их действий.

Стачка показала, что, несмотря на тормозящие действия руководства НПГ и профсоюза угольщиков, самосознание шахтеров растет, так как они решились на самостоятельные действия. Стачка выявила признаки постепенного снижения доверия шахтеров к Независимому профсоюзу горняков, который многие из них продолжают считают своей «партией».

Она показала также, как не хватает рабочим своей собственной перспективной программы действий и что эту программу не способна дать ни одна реформистская организация или партия. Это может сделать только интернациональная революционная партия рабочего класса — Четвертый Интернационал.

«На рельсах»

Лето 1998 года выдалось необыкновенно жарким. В конце июля около полудня мы с моим спутником ехали в электричке на Потанино, где происходили события, за которыми внимательно и настороженно следила вся страна. В районе станции Потанино, что на Южном Урале, в Челябинской области, находится большое количество шахт и прилегающих к ним шахтерских поселков. В то лето этот район стал местом, где кипели, бурлили и грозили разрешиться социальным взрывом гнев, негодование, ярость, накопившиеся в душах людей за долгие месяцы ожидания заработанной ими тяжелым трудом и постоянно оттягиваемой и частично выплачиваемой мизерными долями заработной платы и обещанных им правительством улучшений условий их жизни и труда. Возможно, летняя жара, наложившись на еле сдерживаемое кипение страстей, усугубила и так непереносимо тяжелое положение шахтеров, и отчаявшиеся люди вышли на рельсы и перекрыли путь поездам, пытаясь привлечь внимание к своим проблемам.

Действительно ли это только акт отчаяния растерянных людей, или же здесь проявляется стремление к тому, чтобы попытаться сознательно добиться каких-то более долгосрочных целей? Могут ли эти события являться свидетельством того, что многие рабочие начинают выходить, наконец, из состояния растерянности и начинают действовать сообразно своим более глубоко понимаемым интересам и целям?

Обмениваясь этими мыслями со своим спутником, мы доехали до Потанино. В вагоне было не очень много людей, на каждой станции кто-то выходил, и при подъезде к Потанино вагон был уже почти полупустой. На перегоне между Потанино и платформой 2121 км электричка вдруг резко затормозила и медленно поползла, как будто впереди было препятствие. Справа от медленно двигающегося поезда в чистом поле недалеко от железной дороги появился палаточный лагерь с навесами. Это был лагерь бастующих шахтеров. Все бросились к окнам посмотреть на забастовщиков и на выставленные ими плакаты. Кажется, наш сосед по вагону, с которым мы мило беседовали в дороге, догадался, что мы направляемся именно к забастовщикам и пожелал нам на прощание удачи. Может быть, он решил, что мы родственники кого-либо из шахтеров и едем его навестить. В ходе разговора с нами он избегал высказывать свое мнение о шахтерской забастовке. Дело в том, что днем раньше по центральному телевидению прошло сообщение, в котором шахтеров показали как бы не с очень хорошей стороны; будто приезжают они к месту блокирования ж/д полотна на своих личных автомашинах, т.е. все они не так уж плохо живут, а некоторые даже очень состоятельные, раз могут себе такое позволить. Средства массовой информации к тому же старались вовсю изобразить шахтеров-забастовщиков как действующих в эгоистических целях, без солидарности с другими рабочими, так как их требования заработной платы можно якобы удовлетворить, только отняв ее у других рабочих, учителей, врачей и т.д. Надо сказать, что на некоторых людей эта пропаганда оказала соответствующее воздействие, и можно было иногда услышать злобно-агрессивные высказывания в адрес бастующих шахтеров от простых людей, которые также не получали месяцами заработной платы. Другие же поддерживали требования шахтеров и одобряли их действия. Такое различное отношение к происходящим событиям и было, видимо, причиной сдержанности в разговорах людей, оказавшихся вместе, например, в электричке, когда каждый из собеседников не знал, какой позиции придерживается другой, а время и место были не такими, чтобы заводить серьезные дискуссии.

На станции 2121 км кроме нас вышли еще несколько человек. Вдали виднелись палатки, это и было местом расположения забастовщиков. Грунтовая дорога, тянувшаяся вдоль ж/д полотна, прямо вела к ним, и мы с моим спутником отделились от группы людей, вышедших из поезда, и направились к палаткам. По дороге мы решили, что представимся корреспондентами журнала. Мы спокойно прошли мимо поста милиции, где на нас не обратили большого внимания, приняв нас, видимо, за родственников кого-либо из шахтеров. Пост милиции выглядел следующими образом: у обочины стояла легковая милицейская машина, в которой сидели два милиционера и скучали, изнывая от жары и раскрыв двери машины. Они лениво посмотрели на нас, проводили безразличным взглядом и продолжали скучать. Как мы затем увидели, в самом лагере и вокруг него было несколько милицейских постов.

Мне трудно описать чувства, с которыми мы подходили к рабочим. Как они нас примут? Что мы им скажем? Мы взяли с собой несколько копий журналов Рабочий-Интернационалист и Социальное равенство, чтобы раздать им. Заинтересуются ли они ими?

Мы подошли к первой же палатке. Вернее, это был большой навес, где можно было скрываться от жары. Под навесом стоял стол и лавки. Был разгар дня. Время обеда. Но мы не увидели нигде еды. Рабочие сидели за чистым столом и играли в карты. Рядом с палаткой кострище. Но над ним только котелок с водой для чая. Как оказалось, вся еда у шахтеров — хлеб и огурцы. Иногда родственники что-нибудь приносят. Мы заметили, что на столбе под навесом висит небольшой портрет Сталина.

Палаточный городок раскинулся довольно широко: около 20 палаток и навесов. Здесь были шахтеры с разных шахт области. Разговор с шахтерами завязался сразу же, без каких-либо затруднений, хотя и особой расположенности тоже не было. Сесть нам не предложили. Шахтеры были спокойны и осторожны. Поначалу, правда, была некоторая заминка, когда они отказались с нами говорить, указав, что без руководителей забастовки они ни с кем разговаривать не будут, руководителей же сейчас нет, они будут только вечером, в 6 часов. Узнав, что мы корреспонденты какого-то журнала, они объяснили нам, что они вообще не хотят больше разговаривать с прессой после того злосчастного репортажа, в котором, по их мнению, неправильно осветили их забастовку. Но ссылка на руководителей и обида на прессу — это были слабые доводы и совершенно несущественные вещи, которые легко удалось преодолеть. Ведь сам выход на рельсы и такой яркий, демонстративный и беспрецедентный акт, как перекрытие ж/д путей, имели смысл только в том случае, если они станут известны всем и если самая широкая общественность будет информирована о происходящих на Урале событиях.

Разговор длился около 2-х часов. Рабочие узнали, что наш журнал выпускается общественно-политическим движением «За социальное равенство», которое находится в политической солидарности с Международным Комитетом Четвертого Интернационала, органом международного троцкистского движения, имеющего целью построение социалистического общества в международном масштабе. Никакого впечатления это на них не произвело. Интернационал, троцкисты, социализм — это для них что-то из истории, к сегодняшней жизни и их насущным нуждам непосредственного отношения не имеющее. К тому же это — идеология, «а нам идеологии не надо», — как заявил один из рабочих, принимавших участие в беседе.

Тон в беседе задавал один рабочий, пользующийся, видимо, авторитетом, в силу ли своей должности, то ли в силу своей роли в их акции (он не представился). Он говорил от имени рабочих «мы», другие шахтеры также вступали в разговор, иногда возражали ему, и между ними возникал спор; некоторые рассказывали короткие истории из своей жизни или своих товарищей, о том, что когда происходила приватизация шахты директор шахты присвоил себе огромную часть доли от приватизации и рабочие были обмануты; о том, что поселок, в котором живут шахтеры, был предназначен для военнопленных во время Второй Мировой войны, а после того, как их отправили в Германию, здесь поселили шахтеров, но поселок так и остался неблагоустроенным. В целом уровень образованности и грамотности рабочих оказался достаточно высок. Они говорили, между прочим, и о том, что внедрение компьютерных технологий в производство и применение компьютеров в домашних условиях можно только приветствовать. В общем, в ходе разговора между нами и рабочими создалась вполне дружелюбная и доверительная атмосфера.

Мой спутник говорил шахтерам, что они вступили в очень серьезную политическую борьбу, они должны понимать последствия этой борьбы и видеть ее перспективы. Следуя выдвинутым лозунгам (вернуть долги по заработной плате), они пришли к столкновениям с капиталистами, и чем дальше они будут настаивать на своих требованиях и продолжать свою забастовку, тем более острый характер будет принимать их конфликт с властями. А так как они задерживают грузы, которые идут за границу и из-за границы, иностранные капиталисты — собственники этих грузов будут требовать, совместно с российскими капиталистами, от российского правительства принятия жестких мер для сохранения своих прибылей, потому что действия рабочих мешают их бизнесу. Для этого будут использованы все средства. Милиция пока ведет себя спокойно, но по сигналу правительства она начнет применять силу против них, если те будут упорствовать в своих требованиях. Рабочих, конечно же, разгонят (государство пока имеет для этого силу), или уговорят еще подождать. Но что после этого? Ведь на этом борьба не окончится, а проблемы не будут решены. Рабочим нужна ясная программа действий, как действовать дальше. Но центральное и местное руководство НПГ в этом им не может помочь, потому что оно не знает, что делать. Более того, оно блокирует развитие рабочей борьбы, идя на соглашение и примирение с властью, которая, может быть, и хочет, но не может выполнить трехстороннее соглашение, так как у нее нет денег, чтобы выплатить долг по заработной плате шахтерам. Областная администрация и российское правительство целиком зависят от получения очередного транша МВФ, который может быть дан только при условии дальнейшего наступления на права и жизненный уровень рабочих.

Шахтеры выразили сомнение в том, что правительство будет применять к ним силовые средства, но мой спутник напомнил им, что сами шахтеры уже приняли решение поставить пикет в районе станций Полетаево и Дубровка, которые окончательно блокируют все ж/д движение вокруг Челябинска, то есть практически останется одна ветка — на Север, но она ничего не значит. Если так и произойдет, то правительством против шахтеров будут приняты очень жесткие меры, вплоть до разгона и привлечения к уголовной ответственности. Пока власть боится еще применять грубую силу к шахтерам, потому что население находится в своем большинстве на стороне шахтеров, и это связывает руки властям, так как такой общественный настрой не дает им повода, или основания для принятия мер к разгону именно в этот момент.

Вот такой разговор велся между нами и шахтерами. Внимательно и заинтересованно слушали рабочие наши слова. Несколько экземпляров журналов Рабочий-Интернационалист и Социальное равенство разошлись по рукам. Вспомнил ли кто-нибудь из них потом об этом разговоре, когда в августе возникла реальная угроза разгона шахтеров, в то время, как они пытались перекрыть железную дорогу в районе станции Дубровка на южном направлении? Тогда силами нескольких сотен (а по некоторым данным, до 3-х тысяч) милиционеров шахтеры были остановлены и не допущены на пути. И только благодаря благоразумию шахтеров, которые не дали повода для провокаций, готовившихся милицией, столкновения не произошло.

Разговор с шахтерами продолжался. Напряженность стала нарастать с момента появления возле нас высокого седовласого мужчины с крепкими бицепсами, одетого в защитную форму. На груди его я заметила нашивку «Служба безопасности». Он некоторое время прохаживался поодаль, то подходил ближе, то отходил. Затем появились два милиционера, которые, по всей видимости, возглавляли милицейскую группу, контролирующую обстановку внутри и вокруг лагеря. Они встали метрах в десяти от навеса, во всяком случае, в пределах слышимости нашего разговора, и молча наблюдали за происходящим. Представитель «Службы безопасности», переговорив о чем-то с ними, направился в нашу сторону и, поскольку в это время мой спутник отвечал на вопросы шахтеров, обратился ко мне и сказал, что милиционеры интересуются, из какого мы журнала. Я ответила, что мы корреспонденты журнала Социальное равенство, которое издается общественно-политическим движением, зарегистрированным управлением юстиции Челябинской области. Получив ответ, он направился обратно к милиционерам.

Внезапно возле нас появились два новых слушателя, в пылу разговора мы даже не заметили, с какой стороны они подошли. Их отношение к нам и к содержанию нашего разговора резко отличалось от доброжелательного отношения других, которого удалось достичь в ходе беседы. Изменилась и сама беседа. Она приняла вялый характер. Лидер рабочих, который вел разговор, после прибытия этих двух людей, прекратил участие в разговоре и отошел от навеса. Не представившись, эти двое решительно начали выяснять, кто мы такие, из какой партии, какая наша цель приезда к шахтерам, почему мы ведем разговоры, которые возбуждают и волнуют шахтеров, это им совсем не нужно, они и так взбудоражены, и потребовали, чтобы мы уходили прочь отсюда. Они взяли у нас, один экземпляр журнала Социальное равенство и полистав его сказали: «Все понятно — это троцкисты. Это политика, а мы не занимаемся политикой». Я все-таки спросила одного из них, более решительного, кого он представляет, и он ответил, что он здесь сегодня старший. На вопрос моего спутника, а к какой организации или партии он принадлежит, он ответил, что «наша партия — НПГ». Из этого стало ясно, что они оба — из местного руководства НПГ, а по их поведению мы поняли, какую роль в забастовке шахтеров они играли, а значит, по большому счету — и Независимый профсоюз горняков России. Во время этой короткой дискуссии мой спутник задал им вопрос: «Если НПГ не участвует в политике, то почему тогда страница НПГ в Интернете расположилась на веб сайте КПРФ?» Этот вопрос явно застал лидеров НПГ врасплох, и они снизили тон и сбавили давление, но не отстали от нас.

Эти две силы — милиция и профсоюзники — объединились вместе против нас с тем, чтобы удалить от рабочих. Фактически это было изгнание. Мы не хотели обострять обстановку и согласились уйти, но предварительно мой спутник попросил разрешение у профсоюзника сделать фотоснимок лагеря шахтеров и лозунгов на плакатах, на что получил согласие, но только издали. Это значит, что мы могли сфотографировать только то, что видят все, кто проезжает мимо лагеря на электричках. Профсоюзники согласились, лишь бы только любыми путями увести нас от шахтеров. Профсоюзники и милиционеры сопровождали нас вплоть до ж/д полотна.

Когда мы поднялись на железнодорожную насыпь, то смогли прочесть надписи на плакатах. Содержание некоторых из них было следующим: «Чужой зарплаты нам не надо, но и своей не отдадим»; «Прекратить реформы за счет народа»; «Ельцин — фашист»; «Сумин, дал слово, держи!»; «Требуем заработанного!»

Сфотографировав вид лагеря и плакаты, мой спутник попросил разрешения сфотографировать еще пикет на рельсах. Тут профсоюзник разыграл демократию. Он спросил у пикетчиков, хотят ли они, чтобы их сфотографировали (а они не участвовали в беседе и поэтому понятия не имели, кто мы), на что они ответили, что не хотят. Профсоюзники и милиционеры порекомендовали нам уходить и больше сюда не возвращаться, иначе у нас могут возникнуть осложнения с милицией.

Возвращаясь назад к станции, мы с моим спутником обменивались впечатлениями и пытались предварительно подвести итог нашего посещения шахтерского пикета. Из всего увиденного и услышанного нам было ясно, что шахтеры находятся в большой растерянности, у них нет ни ясного понимания своего положения, ни ясной программы действий на ближайшую и дальнюю перспективу. Все, чем они вынуждены заниматься во время стачки — это ждать, пока наконец у власти найдутся деньги для погашения задолженности. При этом положение усугубляется тем, что пикетчики изолированы от контакта с ними других людей, которые могли бы, например, высказать свои предложения в контексте решения шахтерских проблем. Неприглядную роль в этом деле играет НПГ, который, используя свой имидж единственных защитников интересов шахтеров, предает их в главном. Лидеры НПГ парализуют активность горняков призывами не вмешиваться в политику и дезориентируют их в вопросе перспектив. Они не желают ни с кем дискутировать и обсуждать назревшие проблемы, а главное лишают этой возможности рабочих, нуждающихся в прояснении этих вопросов. То, что такая потребность существует, мы с моим спутником убедились сами, проведя в лагере пикетчиков полтора часа. Во время пикетирования у горняков создалась благоприятная обстановка для осмысления своего положения. Они собрались все вместе, при этом не были отягчены утомительной работой. Появилось достаточно свободного времени для обсуждения вопросов. Но все это время было растрачено впустую по вине лидеров НПГ, которые добивались, главным образом, одного — не допустить дальнейшей радикализации настроений среди шахтеров на основе независимой от желаний властей программы действий. Придет время, и горняки разберутся, что к чему и найдут нужную дорогу. В этом нет никаких сомнений.

По дороге в Челябинск мы еще и еще прокручивали в памяти разные моменты нашей беседы с шахтерами Копейска и не сомневались в том, что мы с ними еще встретимся.

Массовые протесты студентов России

Редакция

4 октября 1998 г.

1 октября по всей России была проведена всеобщая студенческая акция протеста. Она была организована при участии студенческих профсоюзов и в некоторых регионах была поддержана местными администрациями. Предыдущая массовая акция студентов состоялась весной этого года.

Обе волны протеста были пронизаны недовольством молодежи по поводу роста платы за обучение, все более тяжелыми условиями учебы и устройства на работу после ее завершения. Выйдя на улицы, студенты продемонстрировали уровень общественной активности, которого они не проявляли даже в годы «перестройки».

Активность, проявленная студентами высших учебных заведений, была различной. В Новосибирске, например, вышло на митинг не более 100 человек, в Челябинске в митинге приняло участие около 2500 человек.

В Челябинске местная областная и городская власть, явно напуганная такой необычной активностью студентов, силилась отвести от себя удары критики и представить акцию протеста как акцию сотрудничества. Представители власти заявляли о своей солидарности с требованиями протестующих и готовности всячески помогать им в решении насущных проблем.

Беспрецедентная активность российского студенчества, проявленная 1 октября, является признаком того, что в общественном сознании происходят очень большие перемены. Новое поколение молодежи, вошедшее в жизнь после распада Советского Союза и в условиях проведения политики капиталистических реформ, начинает во все большей степени осознавать свою беззащитность перед лицом тотального упадка экономики, массового сокращения рабочих мест, роста бедности и нищеты.

Это поколение первоначально могло связывать в какой-то степени свои надежды на будущее с капиталистическими реформами. На этой предпосылке строилась вся крикливая проельцинская кампания 1996 года, проходившая под лозунгом «Голосуй или проиграешь!» Спустя совсем немного времени российская молодежь все острее осознает бесперспективность своего положения. Если настоящее для многих молодых людей дает все меньше оснований для удовлетворения, то будущее предстает еще более зловещим.

Студенты не хотят, чтобы после окончания учебы они оказались никому не нужным общественным балластом и были выброшены из жизни. Но именно это ожидает их при сегодняшнем положении вещей. Поэтому за спиной открыто выдвинутых студенчеством требований по сохранению стипендий и нормальных условий для учебы таится глухой, не вполне осознанный протест против всего существующего порядка, при котором интересы огромного большинства людей приносятся в жертву ради того, чтобы кучка богатых стала еще более богатой.

Прошедшая акция протеста молодежи стала признаком того, что новое поколение ищет пути, чтобы взять судьбу своей страны в собственные руки. В наименьшей степени отягощенное тяжелым наследием сталинизма и его предрассудками, новое поколение все более смело начинает бороться за свое будущее. Оно сможет достичь этой цели только в том случае, если сможет полностью прояснить для себя вопросы о недавнем прошлом собственной страны и о том, какой исторический тупик представляет собой сегодня мировая система прибылей в целом.

Массовые протесты в России под лозунгом отставки Ельцина

Сообщение корреспондента

8 октября 1998 г.

Приблизительно от 1 до 2 млн человек приняли участие в акциях протеста в городах и поселках всей России в среду, 7 октября, требуя отставки президента Ельцина и выплаты задержанных заработных плат и пенсий. Это была, по-видимому, самая крупная акция протеста против режима Ельцина после ликвидации Советского Союза в 1991 году. Рабочие также поддержали эти протесты забастовками и остановками производства.

Осенние марши протеста проводились в последнее время ежегодно, однако в этом году число участников существенно выросло, потому что почти 60 процентам российских рабочих не выплачивают вовремя зарплату. Взлетевшие цены на продукты и другие жизненные средства оказывают разрушительное влияние на жизнь миллионов людей, в то время как инфляция достигла уровня 67 % после того, как в августе произошел обвал рубля и российского финансового рынка.

Среди тех, кто принял участие в акциях протеста, были промышленные рабочие и шахтеры, студенты, пенсионеры и политики. Все митинги и шествия находились под наблюдением тысяч специальных полицейских. Министр внутренних дел сообщил, что 157,600 человек присоединились к митингам и выступлениям в 150 местах страны: на Дальнем Востоке, в Центральной России и Поволжье. Однако заместитель главы администрации Ельцина Олег Сысуев сообщил о примерно миллионе протестовавших.

Организации разного сорта присоединились к шествиям, в которых красные флаги сталинистов различных компартий перемешивались с голубыми флагами Федерации Независимых профсоюзов. Среди них можно было видеть также флаги небольших профсоюзов, равно как и знамена ряда известных фашистских движений. Некоторые участники несли портреты Владимира Ленина, лидера русской революции Октября 1917 года, в то время как другие держали флаги эпохи самодержавия.

В одном из крупнейших городов России, Красноярске, крайний националист и бывший военный генерал Александр Лебедь принял участие в массовом шествии. Лебедь, который короткий период времени возглавлял при Ельцине Совет Безопасности и который в данный момент является губернатором огромной, богатой минералами территории Красноярского края, поддержал призывы за отставку Ельцина на том основании, что Ельцин потерял доверие как народа, так и финансовых рынков. Сегодня Ельцин остался один, — заявил он. — Людей толкают в сторону экстремистов. Западные инвесторы все больше раздражаются и недовольны им.

Для того, чтобы собрать вместе подобную коалицию, организаторы протестов ограничили лозунги маршей требованием отставки Ельцина и выплаты зарплат. Несмотря на это, выражение глубокой враждебности социальному беспорядку, созданному режимом, имело всеобщий характер. «Ельцин сделал меня нищим», — было написано на одном из плакатов, повешенном на лобное место неподалеку от Кремля. «Повесить Ельцина», — выкрикивали многие. Студенты в Москве сожгли портрет Ельцина, а ранним вечером молодые демонстранты устроили потасовку с полицией неподалеку от Кремля, однако были вскоре рассеяны. Российские масс-медиа сообщили, что полиция задержала около 20 человек.

Организаторы акции протеста предрекали участие в митингах до 40 млн человек в тот момент, когда они первоначально обратились с призывом участвовать в этих акциях три месяца назад. В то время Ельцин еще цеплялся за кабинет премьер-министра Кириенко. Сейчас лидеры КПФР были приглашены в правительство для того, чтобы стабилизировать его. Они занимают ключевые посты в ельцинском кабинете премьер-министра Евгения Примакова, бывшего советского дипломата.

Выступая накануне акции протеста, в своем первом обращении к нации Примаков призвал к «спокойствию и порядку», а также «стабильности и дисциплине» перед лицом экономического кризиса. «Я понимаю, что многие из тех, кто идет завтра на демонстрацию, имеют основание для неудовлетворенности, — сказал он. — Но я хочу призвать каждого не раскачивать лодку, в которой мы все находимся, море сегодня слишком штормит». В соответствии с этим Коммунистическая партия РФ также призвала к спокойствию и отменила планы собственных отдельных шествий.

Примаков пообещал выплатить пенсии и зарплаты «до последней копейки» и начать выплаты текущих платежей в полном объеме. Он также заявил, что граждане России «полностью обеспечены» продовольствием перед лицом грядущей зимы. Сейчас, однако, уже стало ясно, что у него нет соответствующей программы для того, чтобы победить усиливающийся кризис в ситуации, когда по предварительным оценкам падение российской экономики составит в этом году 5 %, а инфляция достигнет 200 %.

«Августовский обвал рубля вызвал большое падение импорта продовольствия, который в этом году дает около половины продуктов на рынке», — сказал он, добавив, что правительство ведет переговоры с Украиной и Белоруссией по поводу оплаты части их долгов России продовольствием. «Программа приобретает очертания, программа будет», — пообещал он, добавив при этом, что финансовая сторона дела зависит от переговоров России с международными кредиторами и инвесторами.

Несмотря на то, что лидеры сталинистов из КПРФ, возглавляемые Геннадием Зюгановым, приняли участие в протестах, они только что проголосовали за то, чтобы Примаков возглавил кабинет Ельцина. Их представитель Юрий Маслюков является заместителем премьер-министра по части экономической политики. Даже в тот момент, когда подготовка к акциями протеста шла полным ходом, Примаков предоставил Маслюкову широкие полномочия в новом кабинете относительно определения экономического курса. Маслюков, который был последним руководителем советского Госплана, будет отвечать за экономические и торговые вопросы. Он будет также вести переговоры с Международным Валютным фондом, Мировым банком и другими международными кредиторами.

Что касается Ельцина, то он в свои 67 лет тяжело болен и политически глубоко уязвлен тем, что был вынужден отказаться от попытки нового назначения Виктора Черномырдина в качестве премьер-министра и своего возможного наследника. Многие политики предсказывают, что Ельцин уйдет со своего поста до следующих президентских выборов в середине 2000 года. Среди этих людей находится известный олигарх Борис Березовский, который заявил, что дочь Ельцина Татьяна Дьяченко разделяет то же самое мнение.

Согласно ельцинской Конституции президент имеет обширные полномочия диктаторского характера. Кандидатом сталинистов на замену Ельцина почти наверняка будет Зюганов, который был вторым на предыдущих выборах летом 1996 года.

Сообщения из Башкирии

Акция протеста 7 октября в Башкирии

Константин Рольник

7 октября 1998 г.

В Уфе, столице республики Башкирия, как и в целом по России, 7 октября 1998 г. состоялась акция протеста профсоюзов и левых сил. По словам координатора профсоюзной акции В. Апокина, планировалось, что в ней примут участие в целом по Башкирии более 54 тысяч человек. Формой протеста были избраны не забастовки, а массовые митинги и пикеты.

Профсоюзы, КПРФ и РКРП (крупнейшие сталинистские компартии России — ред.) расклеили множество листовок, чтобы собрать народ на акции протеста. Кроме того, о них была дана информация в местной прессе (газеты Вечерняя Уфа, Известия Башкортостана).

В 14-00 7-го октября начался пикет перед домом правительства РБ. Туда собралось (по моим оценкам) около 3000 человек, представлявших различные профсоюзы (работников образования, машиностроителей и т.п.). Столь скромное количество людей объяснялось тем, что, например, профком УМПО предложил работникам предприятия, желающим участвовать в акции, взять однодневный отпуск за свой счет и вычесть этот день из числа оплачиваемых рабочих дней. Видимо, то же было проделано и на других предприятиях города. Кроме того, проведению акции помешала погода — весь день шел мокрый снег с ветром, под ногами превращавшийся в слякотную кашу и грязные лужи. На пикете присутствовали (кроме профсоюзов) активисты оппозиционных партий — КПРФ, РКРП, анпиловской КПСС, трое молодых членов НБП (фашистская Национал-большевистская партия Э.Лимонова — ред.), один распространитель газеты ЛДПР Жириновского.

Лозунги пикетирующих содержали как экономические требования (о выдаче зарплаты, социальных гарантиях), так и политические (об отставке президентов России и Башкортостана, смене курса). Особым радикализмом отличались лозунги НБП (изображение на флаге гранаты «лимонка»; на другом знамени — рука, сжимающая пистолет с надписью: «Пуля виноватого найдет»; карикатура на американский «новый мировой порядок»).

Представители руководства республики вышли на балкон, затем приняли делегацию от протестующих (для ведения переговоров). Милиция, воздвигая металлические заграждения между домом правительства и пикетом, подверглась насмешкам пикетчиков («власовцы» и т.п.). На это милиционеры отвечали, что сами не получают зарплаты с мая месяца. В ходе пикета подошедший оркестр неуместно заиграл веселый марш.

Пикет стоял до 16-00, после чего оформился в колонну, двинувшуюся к дому профсоюзов. Туда же подошла и вторая колонна — от Дворца культуры «Юбилейный». Но по дороге часть демонстрантов рассеялась, и к дому профсоюзов подошло тоже примерно около 3000 человек.

Кроме того, до 14-00 проводилось пикетирование уфимского горсовета. Митинг закончился принятием резолюции, содержащей требования трудящихся.

Информация о событиях была опубликована в газете КПРФ Наш Выбор, в местном варианте Московского комсомольца и в Молодежной газете. Сведения подтверждены Советским РОВД г. Уфы. Несмотря на попытку администрации «замять» дело, им занялась районная прокуратура.

В Уфе началась «рельсовая война»

Константин Рольник

18 октября 1998 г.

Уже почти две недели продолжается противостояние рабочего коллектива и администрации Уфимского трамвайного депо им. Зорина, организованное профсоюзом «Защита».

Работники депо объявили забастовку из-за невыплаты зарплаты. Администрация решила использовать штрейкбрехеров — мастеров, бригадиров и т.п., чтобы вывести трамваи на линию. Но забастовщики блокировали выезд из парка. Зам. начальника депо по эксплуатации Н. Гиндуллин 7 октября дал команду ехать трамваям, несмотря на блокирующих пути людей. Бригадир Авраменко сказал, что на людей не поедет. Тогда Гиндуллин приказал: «Да дави ты их, не жалко». Одна из бастующих женщин, чудом спаслась, зацепившись за фару трамвая, другую (Флюру Заянгирову) вытащили прямо из-под колес за капюшон, когда бригадир Альмира Шакирова вылетела на людей на скорости 40 км/час (что строжайше запрещено правилами). Бригадир А. Федоров также поехал на людей и сбил Расилю Набиуллину. Присутствовавший майор милиции из советского РОВД выдернул ее из-под колес закричал Федорову: «Ты что, с ума сошел, людей давишь!».

Забастовка трамвайщиков продолжается. Организовано круглосуточное дежурство на случай новых попыток штрейкбрехеров вывести вагоны на городские маршруты. 12 октября администрация объявила «выходной», и понадеявшись, что все разошлись вновь попыталась пустить трамваи. Но люди успели опять встать на рельсы. «Они не решились на нас ехать, поняли, что не отступим!» — говорят вагоновожатые.

Гибель Г. Старовойтовой — заказное убийство с политическим подтекстом

Станислав Смолин

26 декабря 1998 г.

Галина Старовойтова, депутат Государственной Думы, получившая известность еще во времена горбачевской «перестройки» как активная сторонница радикальных капиталистических реформ, 20-го ноября была застрелена в подъезде своего дома в С-Петербурге двумя неизвестными. Это дерзкое убийство вызвало большой резонанс в российских масс-медиа, как некогда убийство преуспевающего тележурналиста Владислава Листьева. За те несколько лет, которые разделяют эти два события, в России произошли очень значительные перемены: до взрывоопасного состояния обострились противоречия в обществе, разрушены надежды большинства населения на коренное улучшение условий жизни в постсоветский период. В этой связи символичным является то, что гибель Старовойтовой трагическим образом оказалась связанной не с торжеством капиталистических реформ в России, непримиримой защитницей которых она являлась, а с их провалом. И как одна из многочисленных жертв нарастающего кризиса она оказалась совершенно беззащитной перед надвигающейся опасностью.

Многие обстоятельства гибели Старовойтовой, о которых писалось и говорилось в СМИ, наводят на мысль о том, что это убийство носило политическую подоплеку, не исключающую, конечно, и других попутных мотивов, например, связанных с финансированием избирательной кампании, которую вел в С.-Петербурге блок Старовойтовой.

Решающим обстоятельством, на фоне которого произошло это убийство, является новый глубокий виток социально-экономического кризиса России, открытого финансовым обвалом в августе. Буквально за несколько дней многолетние усилия «реформаторов» были сведены на нет, без всяких перспектив в ближайшие годы вернуть экономику России к прежнему положению. Перспективы российского капитализма оказались безнадежно подорваны, а вместе с тем и позиции тех политических сил, которые ассоциировались с капиталистическими реформами. Галина Старовойтова была человеком, который принадлежал к этому кругу политиков во главе с Е. Гайдаром и А. Чубайсом.

Августовский кризис вызвал резкое обострение политической борьбы между различными фракциями российской буржуазии, отстаивающими различные пути преодоления кризиса. На фоне прихода в правительство ключевых фигур КПРФ, взявших на себя ответственность за спасение российского капитализма, либеральные масс-медиа развязали в октябре и ноябре этого года истеричную кампанию по «разоблачению» антисемитских настроений в среде российских сталинистов и государственников-националистов. Главной целью этой кампании было стремление «дисциплинировать» новые ключевые фигуры в правительстве и не дать им возможность «уступить» стихийному недовольству масс путем принятия ряда решений, опасных для российских капиталистов.

В то же самое время радикальные либералы во главе с Гайдаром и Чубайсом выдвинули требование еще больше открыть российский рынок перед иностранными инвесторами. Под непосредственной угрозой оказались позиции российских нефтяных магнатов и банкиров во главе с «олигархами».

В этой связи можно предположить, что Старовойтова, не являясь решающей фигурой в российской политике, но завоевав известность еще со времен «перестройки», была выбрана в качестве демонстративной жертвы, чтобы таким способом дать понять «рыночным фундаменталистам» (по выражению Д. Сороса), что они уже не являются полноправными хозяевами российской политики и что им следует умерить пыл в решающем вопросе «радикального» продолжения реформ.

Кто «заказал» это убийство — не столь уж важно. Политический контекст его не станет от этого менее ясен. Самый главный вывод, который напрашивается при оценке этого трагического события, состоит том, что убийство Галины Старовойтовой представляет собой новое и жестокое доказательство того, насколько несовместимыми являются в современных условиях объективные тенденции капиталистического развития и идеалы либеральной демократия, защитницей которых выступала Г. Старовойтова.

Русский капитализм для того, чтобы развиваться или хотя бы только «выживать», все больше тяготеет к националистическому почвенничеству, апологии государственного насилия, полицейщине и криминальным методам решения конфликтов, и все менее склонен предъявлять спрос на политиков либерально-демократического толка.

Оценивая гибель Старовойтовой как символ еще большего упадка нравов господствующей в стране верхушки, еще большего снижения планки цивилизованности в методах поддержания существующего общественного и политического режима, мы должны ясно различать в фигуре Г. Старовойтовой две стороны: ее трагический конец как человека, во многом стоявшего выше той среды, которая ее окружала, и ту — если говорить откровенно — зловещую роль, которую Старовойтова сыграла в новейшей российской истории в качестве политика.

Старовойтова и «перестройка»

В Г. Старовойтовой как в типичном представителе советской и постсоветской либеральной интеллигенции оказались тесно переплетены очень противоречивые настроения и взгляды на жизнь. С одной стороны, было желание свободы творчества и развития, демократии и свободомыслия, с другой же стороны — вынесенные из очень ограниченного опыта жизни в Советском Союзе представления о том, что только при капитализме человек может получить наиболее полные блага и свободы.

В советское время, в 70-80-е годы, Г. Старовойтова была увлечена наукой, занималась историей и этнографией, защитила кандидатскую диссертацию. Когда Горбачев объявил о начале «перестройки» и допустил некоторые свободы, то, как и многие тысячи советских людей, она приняла активное участие в политике, выразив таким образом назревшую жажду перемен. В 1989 году ее избрали Народным депутатом СССР.

Уже будучи депутатом, Старовойтова определилась окончательно в своем политическом выборе, приняв участие в создании Межрегиональной депутатской группы, главным направлением деятельности которой стало лоббирование программы капиталистических реформ. В дальнейшем на основе этой группы было создано прокапиталистическое реформаторское движение «Демократическая Россия», в котором Старовойтова была сопредседателем и экспертом по национальному вопросу.

В пылу борьбы против сталинистской политики КПСС по отношению к союзным республикам, входившим в состав СССР, она решительно поддержала националистические движения в этих республиках. В Армении Старовойтова сблизилась с лидером националистического движения Л. Тер-Петросяном, который был одним из главных вдохновителей междоусобной резни в Карабахе между армянами и азербайджанцами. За услуги, оказанные армянским националистам, Тер-Петросян предложил Старовойтовой баллотироваться в Верховный Совет СССР от Армении.

Судя по этому факту, невозможно не прийти к выводу, что Старовойтова очень плохо отдавала себе отчет в том, к каким последствиям может привести рост национализма и этнического экстремизма. Ведь в росте варварства и человеконенавистничества, согласно позднейшим объяснениям политиков ее круга, были обвинены не националистические клики, рвавшиеся к беспредельной власти над своими народами, а отсутствие в стране «хозяина» и частной собственности. В таком болезненном вопросе, как национальный, Старовойтова и ее политические соратники оказались неспособны предложить путь решения, который бы не обрекал на жестокие страдания сотни тысяч ни в чем не повинных людей.

Главный пафос деятельности Старовойтовой сводился к декларированию демократических лозунгов, направленных на разрушение не только тоталитарного режима КПСС, но также и социальных основ Советского Союза. Эта политика на самом деле выражала затаенные интересы привилегированной советской бюрократии. Таким образом, люди, которые считали себя непримиримыми противниками номенклатуры, в действительности выступили в качестве прямых — хотя, во многом, невольных и бессознательных — агентов этой последней. В этом состоит главная причина бесславного конца российского либерально-демократического движения, которое к сегодняшнему дню потеряло опору не только в массовых слоях интеллигенции (которые до последнего времени оно считало своей «вотчиной»), но и среди сколько-нибудь значительных прослоек новой российской буржуазии.

Общественный подъем, вызванный «перестройкой», требовал подлинного прояснения ключевых вопросов истории, экономики и политики. Однако в кругу привилегированной советской интеллигенции, озлобленной на омертвевший сталинистский режим государственно-партийной бюрократии, возобладали иные настроения: побыстрее и любой ценой развалить Советский Союз, максимально либерализовать экономику а там… рынок «все сам уладит».

В движении прокапиталистических реформаторов с самого начала перемешались откровенные карьеристы с либералами-романтиками (к каковым, вероятно, можно было отнести и Старовойтову). Там никогда не было ни поистине демократических отношений, ни атмосферы взаимного доверия, ни идейного единства. Единственная объединяющая цель — разрушение Советского Союза — удерживала между собой людей, которые очень мало по настоящему уважали друг друга, но которые до известной поры мирились с этим вынужденным сосуществованием.

Придя к власти, это движение начало стремительное перерождение. На место старой сталинистской идеологической дребедени были поставлены новые догмы, которые нельзя было отныне подвергать сомнению: одна из них, что сталинизм — это реализованная на практика идея коммунистического общества; и другая, что рыночная экономика — это универсальное средство для решения общественных проблем.

Это интеллектуальное окостенение особенно заметно сейчас, по прошествии уже почти десяти лет после возникновения либерально-демократического движения, когда мы видим, что общий взгляд на историю, экономику, политику, культуру в этой среде не претерпел никаких существенных изменений. По-прежнему в ходу те же банальные пошлости о чудодейственности частной собственности и рыночной экономики, о «кровожадности» большевиков и марксистской доктрины и т.д. и т.п.

Пока цель — реставрация капитализма в СССР — призрачно маячила где-то впереди, участники «демократического» мезальянса как-то уживались между собой. Но как только цель оказалась достигнутой, раскол стал неизбежен, а острые идейные разногласия выступили наружу.

Падение после взлета

Завоевав на первых порах своей «демократической» риторикой известный авторитет, Г. Старовойтова, как и движение «Демократическая Россия», очень скоро стали помехой для Ельцина и его клики в построении новой авторитарной пирамиды власти, приспособленной для создания и укрепления класса частных собственников. Старовойтова, некогда близкий помощник Ельцина, много сделавшая для придания Ельцину имиджа народного любимца, не смогла вписаться в крутой поворот рыночных преобразований и оказалась вытолкнутой из тесного круга новой элиты.

Развал Советского Союза ускорил разрушение его экономических основ, что привело к резкому обнищанию народа и расцвету преступности на почве раздела и передела огромных богатств, накопленных в прежние десятилетия. Увидев, что вместо ожидавшейся демократии в России расцветают прежние методы правления, неслыханная коррупция и криминальный беспредел, Старовойтова обвинила Ельцина в «большевистском уклоне» и отказалась безгласно поддерживать курс Ельцина на криминально-номенклатурный капитализм. Ее упования на построение в России «цивилизованного демократического капитализма» пришли в противоречие с теми методами, которыми только и было возможно прокладывать дорогу частной собственности.

В этот поворотный момент демократические, хотя и весьма ограниченные, воззрения Старовойтовой пришли в резкое противоречие с методами, господствовавшими в политической механике «новой России». Ее личные качества как человека, не лишенного окончательно каких-либо принципов, протестовали против засилья в коридорах власти лизоблюдов, карьеристов и циников, готовых ради власти и денег на все. Но именно такие качества теперь были «востребованы» для того, чтобы двигать вперед русский капитализм, которому с упорством, достойным лучшего применения, Старовойтова несколько лет расчищала путь.

Ее авторитет в массах стал стремительно снижаться, как только стало видно, что все обещания расцвета демократии и благосостояния вместе с поворотом к капитализму не оправдались.

С той поры как Старовойтова вместе с движением «Демократическая Россия» ушла в оппозицию к Ельцину по вопросу о том, «как строить капитализм в России», она перестала играть какую-либо решающую роль в официальной политике Кремля. О ней уже стали забывать. Ее влияние сохранялось лишь в узком кругу либеральной интеллигенции С.-Петербурга и Москвы, которая помогала Старовойтовой сохранять известное место в большой политике и быть депутатом Государственной Думы.

Последние месяцы жизни Старовойтовой прошли в условиях очень накаленной общественной атмосферы. СМИ начали раздувать, как уже было упомянуто выше, новую антикоммунистическую истерию, используя в качестве повода антисемитское выступление на одном из митингов известного сталиниста Макашова (как будто раньше таких пассажей в его выступлениях не было!). Влиятельные политики типа Е. Гайдара, Б. Березовского и Г. Явлинского потребовали запрета коммунистической идеологии и компартии, мотивируя это тем, что над Россией снова нависла опасность возращения сталинских репрессий и превращения страны в ГУЛАГ.

Кризис показал полную неспособность правительства Ельцина контролировать положение в стране и отдал инициативу в руки различных конкурентов действующего президента. В свою очередь правительство предприняло демагогический маневр, объявив о своей решимости бороться с преступностью, терроризмом и экстремизмом вплоть до физического уничтожения «бандитов». Г. Старовойтова на предстоящих в С.-Петербурге выборах также намеревалась объявить войну криминалитету.

В этой напряженной обстановке на Старовойтову сыпались угрозы со всех сторон. Опасаясь за свою жизнь и жизнь своих близких, она просила у министра МВД выдать ей разрешение на ношение личного оружия, но не получила его.

Теперь остается только предполагать, какова была бы дальнейшая политическая карьера Старовойтовой. Смеретльные выстрелы в подъезде жилого дома оборвали жизнь человека, который выступал в качестве одного из символов российских капиталистических реформ. И если в свое время убийство В. Листьева показало несовместимость в условиях России успеха в бизнесе с «честными правилами «игры», то трагическая гибель Г. Старовойтовой стала событием, которое подвело еще одну кровавую черту под иллюзиями по поводу того, что методы либеральной демократии являются «естественным» выражением интересов капиталистического развития.

Четвертый Интернационал

Публичные выступления американского социалиста на Южном Урале

Сообщение корреспондента

20 октября 1998 г.

В середине октября в главном городе Южного Урала Челябинске находился американский социалист, долгие годы сотрудничающий с Международным Комитетом Четвертого Интернационала, издатель книг Троцкого на русском языке Феликс Крайзель. Он приехал из Бостона по приглашению своих товарищей из челябинского Бюро МКЧИ и движения «За социальное равенство». Фоном этой поездки был резко усилившийся с августа этого года социально-экономический кризис в России и других республиках бывшего Советского Союза.

В продолжение нескольких дней в городе был организован ряд публичных выступлений Ф. Крайзеля перед различными аудиториями, которые в целом объединили более сотни слушателей. Главными темами выступлений были проблемы, связанные с пониманием природы глобализации и новейших тенденций мировой капиталистической экономики, причин кризиса в России на фоне углубляющегося международного кризиса, а также истории происхождения и крушения СССР.

9-го октября средней школе № 30 состоялась встреча с учителями информатики города. 10-го октября Феликс Крайзель выступал перед аудиторией студентов и преподавателей исторического факультета Государственного университета.

Еще два выступления состоялись 12-го октября. Одно было проведено в Академикоцентре — институте российской Академии Наук, где работает коллектив ученых-специалистов по широкому кругу вопросов: экономики, социологии, психологии, аудиту и т.п. Директор Академикоцентра, доктор экономических наук, профессор В.Н. Белкин является специалистом в вопросах управления экономической деятельности предприятий. Само академическое учреждение занимается также подготовкой программ экономического развития области для действующей областной администрации.

Затем в Педагогическом университете состоялась встреча со студентами исторического факультета, на которой присутствовало около двух десятков студентов и преподавателей.

Все выступления проходили при доброжелательной атмосфере и заинтересованном внимании со стороны слушателей. После каждого выступления происходил интенсивный обмен мнениями и развернутая дискуссия, в которой принимало участие множество человек.

Одним из основных лейтмотивов в выступлениях Ф. Крайзеля была мысль о том, что невозможно представить себе дальнейшее развитие российского капитализма без каких-то огромных потрясений и ударов по самым широким слоям рабочего класса. Российская экономика унаследовала весь тяжкий груз экономических ошибок и проблем, накопленных за десятилетия сталинистского господства в бывшем Советском Союзе. Главная из этих проблем заключается в крайне отсталом техническом уровне российской экономики, а также в огромном структурном дисбалансе хозяйственного фундамента, вызванного ориентацией на построение реакционной утопии «социализма в отдельной стране». Стихийная интеграция в структуры мирового рынка при таких условиях означает полную деиндустриализацию страны и коллапс ее экономики. Негативные последствия этого процесса резко усиливаются вследствие глубокого кризиса мирового капитализма, который оказывается не в состоянии предпринять какие-либо серьезные шаги в направлении экономической помощи ослабленному и разбалансированному хозяйству России.

Единственная альтернатива для будущего России, по мнению Ф. Крайзеля, состоит в мировой социалистической революции. В этом случае ресурсы мирового хозяйства оказались бы не в руках кучки транснациональных корпораций, а под контролем широких слоев международного рабочего класса. Тогда стало бы возможным проведение своего рода «социалистического плана Маршалла» для реконструкции и развития экономического фундамента как республик бывшего СССР, так и других отсталых на сегодняшний день регионов мира.

«Сталинизм — это не только культ Сталина и репрессии»: Интервью с Феликсом Крайзелем

9 января 1999 г.

Феликс Крайзель является американским социалистом, сторонником Международного Комитета Четвертого Интернационала и директором издательства «Iskra Research». Осенью 1998 года он посетил Челябинск, где встречался с представителями Челябинского Бюро МКЧИ. Настоящее интервью состоялось 18 октября 1998 г. и было взято у Ф. Крайзеля корреспондентом Бюллетеня Левого Информцентра П. Наумовым.

Какие книги издает Ваше издательство?

К сожалению, мы поздно начали издавать книги, надо было это делать в 1984-86 гг. Мы подготовили первую книгу в конце 1992 г. и издали в 1993 г. Это была «Преданная революция» Л.Д. Троцкого. Также мы издали два сборника работ: подборка статей Л. Троцкого «В защиту марксизма» — его работ конца 30-х гг., которые практически не известны на русском и сборник работ разных авторов под общим названием «Перманентная Революция» (освящающих становление теории перманентной революции в борьбе с альтернативными ей подходами в 1905-1917 гг.). В наших планах: фотоальбом, посвященный Л. Троцкому и первоначальному троцкизму в России, Европе, США и Мексике 1920-40-х гг. (он выйдет уже в ближайшем году), а также сборники работ А.А. Иоффе, Х. Раковского, Е. Преображенского. Кроме того, я выступаю с историографическими материалами в журнале Челябинского Бюро МКЧИ Социальное равенство, освещающими и комментирующими современные опусы Волкогонова, Фельштинского, Суворова и т.п. представителей «модной» литературы.

Расскажите, пожалуйста, кратко о себе.

Я преподаватель и исследователь (инженер-компьютерщик) Массачусетского Технологического института. Мои родители эмигрировали из России в 60-е гг. (как видите, я достаточно хорошо знаю русский язык). Издательской деятельностью занимаюсь уже около 7 лет в свободное от основной работы время. Я неплохо зарабатываю, даже по американским меркам, и могу себе позволить не полностью окупаемое предприятие. Тем не менее определенный спрос на него есть, тиражи постепенно растут, минимальная рентабельность, в общем-то, тоже есть. Я сторонник марксистского направления мысли и считаю троцкизм его естественным преемником во всем мире, это касается и России, и США, и других стран.

Мне известно, что Вы поддерживаете политику МКЧИ, но Вы то же время не являетесь официальным членом партии Социалистического Равенства США. С чем это связано, и, вообще, не безопасно ли сегодня в США быть коммунистом, марксистом?

Нет, на работе в институте знают о моих взглядах и моей деятельности, но, поскольку это не затрагивает рабочее время, никаких неприятностей в связи с этим нет, хотя разные люди могут, конечно, по-разному смотреть на это. В этом отношении гораздо труднее активистам, работающим на частников. Их действительно могут преследовать, и им приходится скрывать свою партийную принадлежность. В случае со мной — мое не-членство в американской ПСР связано с личными мотивами, не с притеснениями и не с политическими нюансами.

Расскажите, пожалуйста, какова судьба КП США и, вообще, какие серьезные левые политические силы присутствуют сейчас в США, разумеется, с Вашей субъективной точки зрения?

КП США раскололась в 1990 г. на два крыла: «продемократически-обновленческое» и более ортодоксальное. В партии осталось, в обеих ее частях, несколько сотен человек, в основном пенсионеров с более чем 50-летним стажем в партии, послевоенной молодежи очень мало. Газета сохранилась у группы Г. Холла, издается 1 раз в 2 недели тиражом 3-4 тысячи экземпляров, причем она раздается бесплатно.

Имеются довольно разношерстные и довольно массовые в свое время группы «новых левых». Со времени Вьетнамской войны они идут на убыль. Сегодня они в большинстве своем вертятся вокруг Демократической партии. Реально их влияние, конечно, небольшое, но они отвлекают молодежь от революционной политики. Их еще можно увидеть среди преподавателей, реже студентов ряда университетов. Есть довольно крикливая, но численно мизерная Спартакистская Лига, которую лучше всего характеризовать как карикатуру на троцкизм.

Далее есть маоистское движение «Workers World» («Рабочие мира»). О них иногда пишет анпиловская Молния.

Социалистическая рабочая партия (Socialist Workers Party), основателем которой был в свое время Дж. П. Кэннон, насчитывает, вероятно, несколько сот чел. Это бывшие троцкисты. Начиная с середины 60-х гг. СРП наводнена полицейскими провокаторами из ФБР. Сегодня они в основном, под видом помощи национально-освободительным движениям, являются агентами ЦРУ и играют роль провокаторов и шпионов в американском и международном рабочем и национально-освободительном движении.

Промышленные Рабочие Мира (IWW) или, как их называют у нас, революционеры «рабочих песен», берут свое начало в анархо-синдикализме. По-русски их сейчас, наверное, следовало бы называть «народниками».

В целом с окончанием Вьетнамской войны левое движение находится в глубоком упадке.

Странно, а у нас ходят слухи, что социалист есть даже в конгрессе США. Это правда?

Да, это правда. Есть один левый демократ, член палаты представителей от штата Вермонт, бывший мэр г. Бурлингтон, который заявляет, что он социалист. Но, разумеется, ни в какую социалистическую партию он не входит.

У нас много говорили и писали об учреждении в США т. н. «третьей партии» — партии Труда, ядром которой выступили «Labour Party Advocates». Насколько влиятельна эта партия, кто участвовал в ее создании, какова ее социальная база и чьи интересы она выражает? Насколько я знаю, в этом проекте участвовали некоторые отраслевые профсоюзы АФТ-КПП, и в связи с этим: как меняется расстановка сил в этих массовых профсоюзах?

Да, в этом участвовал ряд профсоюзников, но отнюдь не главного калибра. Там были весьма второстепенные функционеры из профсоюза автомобилистов, химической промышленности и ряда других. В основном все это внутриаппаратные перипетии борьбы в АФТ-КПП, рядовых рабочих это касается мало, да и в политическом плане это скорее средство давления на Демократическую партию США слева, не более того. Выйти отдельно они просто боятся, их тут же погнали бы из АФТ. Сами профсоюзы уменьшаются по численности и все более правеют. Сегодня профсоюзы представляют не более 15% рабочих США и являются подобием концлагерей для рабочих. Рабочий вынужден платить членские взносы, а все решения принимаются втайне от него. Профсоюзные чиновники являются, подобно тому, как это было в сталинистском ВЦСПС, представителями капиталистов, как бы вторичным слоем управления.

Я всегда удивлялся, когда мне рассказывали о том, как много ученых-марксистов в США, особенно среди экономистов. Проводятся ежегодные конференции, тысячи людей, десятки секций, несколько журналов — так, по крайней мере, видится это на основе, например, журнала Альтернативы. Насколько все это верно?

Социалистических ученых (если считать за таковых тех, кто сам так себя называет) действительно довольно много: несколько сот в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе и т.д. Но надо заметить, что это несколько особый, кафедральный, профессорский социализм (кстати, именно социализм, а не коммунизм). Как правило, эти люди не состоят ни в каких партиях, и каждый занимается своей «утопией», иногда она называется «моделью». Среди них довольно популярен, в том числе и «марксизм». Если вы думаете, что эти свои идеи они обсуждают среди студентов, то вы глубоко заблуждаетесь. Они это делают только в специальных журналах и на своих «тусовках». Главное: они отказываются смотреть на настоящее развитие капиталистической системы, абстрагируются от конкретной действительности, отвергают глобальный взгляд на мировую экономику.

У нас был такой случай. Один профессор, когда мы ему задали вопрос, почему он не занимается обсуждением с молодежью проблем социализма (а из руководства колледжа ему в этом никто не мешал, да он и сам заведовал кафедрой и вел раздел в «социалистическом» журнале), ответил: «Но ведь студенты не хотят слушать о социализме, и это их право». Но, когда мы проводили лекцию российского историка-марксиста Вадима Роговина в этом же университете, то эти самые студенты захотели почему-то слушать профессора Роговина, Дэвида Норта и других товарищей из МКЧИ, собралось более 100 человек. Мы таких профессоров-«социалистов» называем «воскресные» социалисты.

Какова цель Вашего визита в Челябинск, удалось ли Вам выполнить свои задачи?

Я приезжал для согласования наших планов с Челябинским Бюро МКЧИ в отношении «русской» страницы нашего Мирового Социалистического Веб Сайта (World Socialist Web Site), а также планов по распространению книг издательства Iskra Research.

Попутно я провел достаточно важные встречи с российской интеллигенцией и со студентами. В частности, состоялось 4 встречи: со студентами-историками из Челябинского Государственного университета и Челябинского Педагогического университета, преподавателями информатики в школе № 31, а сегодня была встреча с научным коллективом Академэкоцентра.

Вообще же я в России восьмой раз, начиная с 1988 г. В свое время были большие надежды — в 1988, 1989 гг. — на восстановление исторической правды. Не на Горбачева, конечно, а на народ, на нарождающиеся левые организации, на гласность. Тогда нас еще пускали на заводы. Сейчас совсем не то: попытки организовать встречи на ЧТЗ ничем не закончились. Гораздо проще выступить в институте или школе, чем получить доступ к рабочим. А тогда мы были на Украине, в Киеве, во Львове, и нас рабочие и молодежь встречали с восторгом. С 1992 года сильно изменились настроения среди молодежи. Люди начинают задумываться, хотя времени, конечно, еще прошло мало и путаницы очень много. Я оцениваю свою работу положительно.

Сейчас в среде российских левых актуален вопрос об угрозе фашизма, о терроризме, отношении к КПРФ как некоммунистической партии, о роли парламентских и революционных путей прихода к власти. Некоторые заявляют, что у нас нет никакого капитализма в западном смысле. Какова Ваша точка зрения по данным вопросам?

Надо исходить из мировых реальностей и истории развития России.

Советский Союз рухнул, так как мировой рынок доминирует над любым национальным рынком и хозяйством, даже таким огромным, каким был СССР и СЭВ. История доказала, что социализм в одной стране построить нельзя. Рынок имеет глобальный характер, он не зависит от воли ни России, ни США, ни Японии. Если Вы думаете, что американские ТНК, тем более правительство или МВФ и т.д., контролируют его хоть в какой-то степени, то вы заблуждаетесь. Западный капитализм тоже идет от одного кризиса к другому. В этой игре капитала лебеди, ельцины, горбачевы, лужковы, явлинские — не более как глупые марионетки. Они сами не понимают, что происходит, и какие силы ими двигают.

Но и разные экстремисты: фашисты, национал-большевики, «коммунисты», — они все тянут к прошлому, к пережившему себя национально-ограниченному и обанкротившемуся старому. Возродить СССР в том виде, каким он был в 70-80-е годы, невозможно. Попытки сделать это приведут к Чечне и Боснии в огромном масштабе.

Пока что в мире господствует реакция. Реакция эта носит не российский, но именно всемирный характер. Революция возможна на подъеме, но для этого необходима работа всех подлинных марксистов задолго до этой революционной ситуации и не иначе, как во всемирном масштабе, с единым центром и единой политикой, с мировой стратегией, опираясь на опыт марксистского, то есть троцкистского, движения в двадцатом веке. Сейчас гораздо важнее не массовость партий, а правильность революционной стратегии и последовательность действий на десятилетия вперед. Я думаю, сталинизм не вернется в Россию, за ним не идет молодежь, не идет интеллигенция, насколько бы массовым он ни казался сейчас в обывательских представлениях.

Важно понимать — сталинизм вовсе не только культ Сталина и не репрессии, а определенное миропонимание, вернее сказать, отсутствие понимания и восхваление невежества. То, что в СССР называли «коммунизмом» или «марксизмом-ленинизмом», было, по существу, государственной религией, которая оправдывала разврат и привилегии правящей советской бюрократии. В России многие не понимают, до какой степени сталинизм развратил и опоганил идею коммунизма в глазах западного пролетариата.

Насколько реальна угроза фашизма? Настолько, насколько разум не сумеет возобладать над невежеством, сознание — над предрассудками. Не только в России, разумеется.

Я бы пожелал всем настоящим российским коммунистам-марксистам четкой программы. Организационные вопросы имеют гораздо меньше значения, чем вопросы истории, теории и программы. Создание и развитие Интернационала, Четвертого Интернационала, — сложный процесс. В дискуссии рождается истина. Моя точка зрения: МКЧИ и его Челябинское Бюро представляет собой ядро будущего Интернационала.

Уральские сторонники Четвертого Интернационала провели пикет к годовщине Октября

Сообщение корреспондента

8 ноября 1998 г.

7 ноября в Челябинске на центральной городской площади Революции провело свой пикет Движение «За социальное равенство», которое находится в политической солидарности с Международным Комитетом Четвертого Интернационала. Пикет был организован после завершения официального митинга, на котором выступили представители областной администрации и близкого к ней движения «За возрождение Урала», а также лидеры местных сталинистских компартий. Главная цель, которую преследовали уральские сторонники МКЧИ, заключалась в том, чтобы привлечь внимание к подлинной истории Октябрьской революции и Советского Союза, а также к борьбе Левой оппозиции в 20-30-е годы против сталинистского перерождения большевистской партии и советского государства.

Был выставлен планшет, на котором, среди прочих материалов, были помещены лозунги: «Общество социального равенства — единственная альтернатива капитализму!»; «Объединяйтесь для борьбы против чиновничьего произвола и капиталистической эксплуатации!»; «Стройте партию Социалистического равенства!». Было продано несколько книг Льва Троцкого, а также номеров последних выпусков журнала «Социальное равенство», издаваемого Челябинским Бюро МКЧИ и Движением «За социальное равенство». Более ранние экземпляры бюллетеня «Рабочий-Интернационалист», предшественника журнала «Социальное равенство», раздавались бесплатно.

Во время пикетирования было распространено около пятисот листовок, посвященных двум темам. Первая листовка разъясняла причины сегодняшнего социально-экономического кризиса в России и формулировала задачи, стоящие перед рабочим классом бывшего Советского Союза. Другая листовка была посвящена уникальному семитомному историческому исследованию по истории троцкистской оппозиции сталинизму между 1923 и 1940 годами, написанному московским историком-социалистом Вадимом Роговиным, который умер от ракового заболевания в октябре этого года на 62-ом году жизни.

Пикет уральских сторонников Четвертого Интернационала привлек к себе внимание определенного слоя людей разных возрастов и профессий, многие из которых задавали вопросы и участвовали в дискуссиях с участниками пикета. Интерес проявили также журналисты одного из каналов челябинского телевидения. В интервью, которое было взято ими у одного из организаторов пикета, Сергея Согрина, речь шла главным образом об актуальности той политической программы, которую защищали Ленин и Троцкий, и которую большевистская партия положила в основу Октябрьской революции 1917 года. Это была программа международного социализма, то есть построения в масштабе всей планеты общества социального равенства, где экономическая жизнь была бы подчинена удовлетворению потребностей большинства людей, а не интересам частных прибылей крупнейших корпораций, и где каждый человек смог бы принимать участие в демократическом управлении планомерно регулируемым мировым хозяйством. Небольшой кусок из этого интервью был тем же вечером показан по местному телевидению.

Ниже следуют тексты листовок, распространенных уральскими сторонниками Четвертого Интернационала во время проведения своего Октябрьского пикета в Челябинске.

«Октябрь 1917 г. — путь международного социализма»

Новый кризис, потрясший российскую экономику в августе этого года, с еще большей силой обнажил провал курса капиталистических реформ правительства Ельцина.

Начав с дискредитации Октябрьской революции, Горбачев и Ельцин взяли курс на реставрацию капитализма в республиках бывшего СССР. Это был закономерный шаг, сделанный сталинистской бюрократией к тому, чтобы окончательно упразднить социальные завоевания Октябрьской революции. Свирепо защищая свои привилегии, советская бюрократия во главе со Сталиным и его кликой еще в 1930-е гг. уничтожила большевистскую партию, наиболее талантливых полководцев и ученых, социалистически мыслящих интеллигентов и представителей рабочего класса страны. Опираясь на реакционную утопию построения социализма «в отдельно взятой стране», эта привилегированная каста довела страну до состояния глубокого социально-экономического кризиса.

Обновление всех сторон жизни советского общества, начавшееся в годы «перестройки», открывало возможность выхода из создавшегося кризиса. Однако подлинная демократизация страны была неотделимо связана с необходимостью возрождения духа и традиций Октябрьской революции в сознании рабочего класса. Это означало возвращение к исторической правде о Советском Союзе и о революции 1917 года. Рабочий класс СССР не мог передоверить свое собственное дело продажной и коррумпированной номенклатуре. Его задача состояла в том, чтобы построить революционную марксистскую партию, вооруженную интернациональной программой построения социализма.

Однако бюрократии, опиравшейся на помощь мирового капитала, удалось опередить рабочий класс и навязать ему программу капиталистической реставрации.

Последствия этого наблюдаются сегодня в новом витке обнищания огромных масс и в полной неспособности властей осуществлять управление экономикой страны. Мировой капитализм также не способен помочь российскому обществу разрешить свои экономические проблемы. На фоне невиданного технического прогресса мировая система прибылей находится в историческом тупике. Трагедия Югославии и республик бывшего Советского Союза — самое наглядное тому подтверждение.

Рабочий класс России стоит перед альтернативой: либо продолжать верить в улучшение своего положения в рамках капиталистических реформ, либо брать судьбу всего общества в собственные руки и налаживать демократически и планомерно регулируемое управление экономикой в братском союзе со всеми народами мира. Второе возможно только путем выполнения той же задачи, которая стояла перед рабочим классом в годы «перестройки» — построение революционной партии на основе интернациональной перспективы и под руководством Четвертого Интернационала.

Путь Октября 1917 года — путь международного социализма!

Историческая правда об истории Советского Союза и большевистской партии, уничтоженной сталинской кликой, восторжествует!

Международный социализм — ответ на исторический тупик глобального капитализма!

«Уникальное исследование Вадима Роговина (1937—1998)»

Вадим Захарович Роговин, русский историк-марксист и социолог, автор монументального семитомного исследования об истории троцкистской оппозиции растущему сталинистскому режиму в СССР, умер сентябре этого года в Москве. Ему шел 62 год.

Доктор философских наук и один из ведущих исследователей Института социологии Российской Академии Наук в Москве, В. Роговин был одним из наиболее одаренных социологов Советского Союза. В отличие от многих своих коллег он не отказался от своих марксистских и социалистических убеждений в годы «перестройки» и последовавшего затем распада Советского Союза.

Вместо этого Роговин открыто провозгласил себя сторонником троцкизма и усиленно работал над интеллектуальным проектом, которому посвятил последнее десятилетие своей жизни: написанием истории марксистской оппозиции сталинизму в Советском Союзе между 1923 и 1940 годами.

Первый том этого исследования, «Была ли альтернатива?», освещающий события 1922-1927 гг., был опубликован в 1992 году. Второй том под названием «Власть и оппозиции» (повествующий о событиях 1928-1933 гг.) появился год спустя.

Затем были опубликованы: «Сталинский неонэп» — период 1934-1936 гг.; «1937 год» — события 1936-1937 гг., «Партия расстрелянных» — 1937—1938 гг.

Предпоследний, шестой том этого уникального исследования под названием «Мировая революция и мировая война» (события 1938-1940 гг.) появился в августе этого года.

Каждая книга представляет собой самостоятельное исследование, основанное на анализе обширной советской и зарубежной научной литературы, новейших публикаций, вскрывающих утаиваемые на протяжении десятилетий факты и события внутрипартийной борьбы 20-30-х годов.

16 декабря 1998 г.

Мировой Социалистический Веб Сайт получил нижеследующее письмо, написанное Полом Дэем (Day), в котором он объявляет о прекращении своего членства в британской Рабочей Революционной партии (РРП — Workers Revolutionary Party) и объясняет мотивы такого решения.

РРП до 8 февраля 1986 года была британской секцией Международного Комитета Четвертого Интернационала (МКЧИ). Однако в продолжение предшествовавшего периода 70-х — начала 80-х гг. она все в большей степени отказывалась от защиты социалистической перспективы. С начала 1980-х годов внутри Четвертого Интернационала разворачивается политическая борьба, возглавляемая американской Рабочей Лигой (Workers League), предшественницей партии Социалистического Равенства (Socialist Equality Party), против оппортунистического приспособления РРП к сталинистской и лейбористской бюрократии, а также по отношению к буржуазным националистическим движениям на Ближнем Востоке. Эта борьба достигла наивысшей остроты в момент откола РРП от МКЧИ и ее последующего распада на враждующие фракции. Основными среди них были группы, одна из которых возглавлялась Джерри Хили и Шейлой Торранс, а другая — Клиффом Слотером, причем обе продолжали называть себя РРП.

Несколько последующих лет группа Слотера проводила во все большей мере националистическую и просталинистскую политическую линию, призывая в то же время я к «восстановлению Четвертого Интернационала». С каждым очередным все более оппортунистическим колебанием и поворотом она переживала повторяющиеся отколы. В конце концов, в 1996 году Слотер заявил, что троцкизм потерпел поражение. Он провозгласил, что любая попытка построить марксистскую партию является никчемной и что следует ликвидировать РРП для того, чтобы построить широкий альянс с различными сталинистами, мелкобуржуазными радикалами и незначительными профсоюзными бюрократами. Обосновывая создание своего «Движения за социализм», Слотер писал: «Сегодня единственной целью (raison d'etre) для троцкистов является борьба за выход из изоляции».

Пол Дэй вступил в РРП через несколько лет после ее откола от МКЧИ. Его письмо объясняет причины его выхода и содержит разоблачительные свидетельства внутренней деятельности РРП и возмутительной роли, которую играет в этой организации сам Слотер. «Рабочий Интернационал за восстановление Четвертого Интернационала» восстанавливал прежние международные связи РРП, однако сегодня он является в значительной степени несуществующей организацией.

Партия Социалистического Равенства Британии образовалась из тех членов РРП, которые в 1986 году сплотились на основе социалистической и интернационалистической перспективы, защищаемой МКЧИ.

Ко всем членам Рабочего Интернационала

В этом письме я заявляю о выходе из «Рабочего Интернационала за восстановление Четвертого Интернационала» и из того, что осталось от его британской секции, бывшей Рабочей Революционной партии. Это решение требует объяснения.

Я вступил в Рабочую Революционную партию в начале 1992 года. Я все более критично относился к правому повороту лейбористской партии, и для меня была отвратительна ее поддержка войны в Персидском заливе. Прочитав некоторые работы Маркса, Ленина и Троцкого, я решил, что мне пора искать настоящую социалистическую альтернативу, альтернативу, связанную с рабочим классом и интернационализмом. Я встречался с членами РРП на нескольких демонстрациях против войны в Персидском заливе и на меня произвела впечатление их газета Рабочая Пресса (Workers Press).

То, что привлекало меня в этой партии, было ее обещание восстановить Четвертый Интернационал (ЧИ), международную социалистическую партию Льва Троцкого. Я очень мало знал историю социалистического движения, а члены РРП говорили мне, что коррумпированные лидеры, злоупотреблявшие своим авторитетом, разрушили ЧИ. К сожалению, я принял это за чистую монету.

Я вступил в эту партию не необдуманно. Я понимал, что рабочему классу нужно марксистское руководство, международная организация, готовая бороться против националистических и прокапиталистических лейбористских и сталинистских коммунистических партий. Я бесплатно работал в Рабочей прессе, потому что хотел участвовать в создании такого руководства. Я читал книги, какие мог, из социалистической классики, в том числе о теории перманентной революции Троцкого.

В период моего пребывания в РРП я стал замечать разницу между тем, что я читал о позиции, которой исторически придерживалось социалистическое движение и политической линией, продвигаемой РРП. Некоторые вещи сохранились в моей памяти.

Во-первых, в ходе кризиса в Руанде, политический секретарь Клифф Слотер написал статью, в которой утверждалось, что из-за сегодняшней политической дезориентации в рабочем классе в международном масштабе только империалистические государства и многонациональные компании могли бы облегчить страдания народа тутси и что РРП должна требовать вмешательства империализма.

Не только я, но и многие другие члены партии были обеспокоены этим заявлением. Южно-Африканская секция назвала это проимпериалистической позицией, однако ее критика была отвергнута Слотером как клевета.

Моя озабоченность усилилась вследствие дальнейших событий, случившихся в 1993 году во время гражданской войны в Югославии. Ужасные страдания боснийских мусульман, причиненные им сербской армией, снова были использованы для того, чтобы толкнуть РРП в проимпериалистическом направлении.

Меня потрясли зверства, совершенные в ходе этой войны, и сначала я поддержал инициативу РРП, призыв к организации конвоя «Рабочая Помощь» (Workers Aid), чтобы переправить продовольствие и медикаменты, собранные рабочими организациями. Однако когда эта кампания набрала обороты, стало ясно, что за дымовой завесой гуманитарной помощи скрывается определенная политическая акция.

Лидеры РРП, прежде всего, Клифф Слотер и Дот Гибсон, говорили, что это мероприятие является способом, при помощи которого рабочий класс может «перестроиться», и поэтому он закладывает основу восстановления ЧИ. Но на практике партия тащилась в хвосте буржуазного режима Изетбеговича и устанавливала связи со всякого рода националистическими элементами из Хорватии. Тревожило то, как похоже партийная линия отражала политическую линию таких газет, как Guardian, и таких слоев британского истеблишмента, представителем которых являлся бывший лидер лейбористской партии Майкл Фут. Лицемерные заявления об озабоченности ситуацией не раз использовались для оправдания военной акции Британии и Соединенных Штатов в защиту их собственных интересов. Однако я со стыдом обнаружил, что позиции, которые защищала РРП, привели нас в стан этого пропагандистского наступления. Главным контактом РРП в Боснии был банкир, политически заинтересованный в развитии капитализма в этом регионе. Проводились дискуссии со сторонниками хорватской милиции, HVO, которые были не кем иным, как фашистами. Партия поручила писать статьи о войне Аттиле Хоару (Attila Hoare), бесстыдному националисту, провозгласившему своей целью создание капиталистической Хорватии. Было омерзительно читать критику Хоаром любых призывов к единству сербских, хорватских и боснийских рабочих как нереалистичных и об его отношении к «решению вопроса рабочим классом» как никуда не годном.

Я знал, что Троцкий призывал к созданию социалистической федерации на Балканах и что все то, что мы говорим, противоречит теории перманентной революции. Однако мое терпение лопнуло, когда РРП аплодировала бомбардировке США сербской Крайны в 1994 году. Я не мог поверить, что мы как интернационалисты были равнодушны к страданиям рядовых сербов, какие бы чувства мы ни испытывали по отношению к Милошевичу. Когда дейтонские соглашения приобрели окончательные очертания, я понял, что наша линия помогла проложить путь этому разгрому, прославляя национализм вместо того, чтобы противодействовать ему. Наше мнимое обязательство перед «многонациональной Боснией» оказалось не более чем прикрытием этнического разделения Балкан империалистическими державами и бандитами, которые руководили соперничающими армиями.

Именно в течение этого периода меня стал беспокоить внутренний режим внутри РРП. Я чувствовал запугивание, порождаемое атмосферой, в которой всякий, кто задавал вопросы относительно политической линии РРП, осуждался как «сторонник сербов».

Это не было чем-то необычным. РРП придавала большое значение демократическому характеру партии. Почти каждый, как мне известно, бывал на заседаниях Центрального комитета. Однако я никогда не встречал случая, когда партийные органы действительно бы определяли партийную линию. Это делалось в другом месте. Клифф Слотер был «серым кардиналом», который, формально не претендуя на власть, собирал маленькую группу (в зависимости от того, кто в настоящее время пользовался его расположением) до собраний и решал, куда пойдет РРП дальше. Слотер постоянно угрожал отставкой с поста политического секретаря, если не будут приняты предлагаемые им решения. Мне больше всего запомнилось, что проведение собрания в ходе Балканской войны проходило на фоне большого транспаранта «Открыть северный путь» в Тузлу, что было главной целью РРП. Этот лозунг никогда не обсуждался и привел к расколу в «Рабочей помощи» со сторонниками группы «Socialist Outlook» («Социалистическая перспектива») Алана Торнетта (Thornett).

Один вопрос среди прочих рассматривался как табу. Всякий раз, когда я задавал вопросы относительно происхождения РРП, меня пичкали рассказами о том, как ее бывший лидер Джерри Хили был единолично ответственным за распад Международного Комитета Четвертого Интернационала. Иногда члены партии говорили, что «Рабочий Интернационал» продолжает то, что было лучшего в МКЧИ, иногда они говорили, что МКЧИ не стоило сохранять, но никто не объяснял мне, что делал МКЧИ или какова была политическая основа для нашего разрыва с ним.

В 1995 году партия проводила собрание, посвященное десятилетней годовщине исключения Хили. Многие высказанные мысли вызвали во мне беспокойство. Это больше походило на сеанс групповой терапии, чем на политическое собрание. Однако меня больше всего поразило и потрясло то, что даже здесь, спустя десять лет, не было представлено анализа политических вопросов, которые привели сначала к исключению Хили, а позднее к отколу РРП от МКЧИ.

РРП завязала отношения с комитетом Цеховых старост ливерпульских докеров в ходе их локаута, произошедшего в том же году. В их руководстве преобладали старые сталинисты вроде председателя Джимми Нолана (который недавно восхвалял Сталина как «одного из самых великих людей нашего времени» на собрании, организованном Обществом Сталина), и переговоры, которые они вели, тянулись почти два года, чтобы закончиться ничем. Однако Слотер, с большой помпой отзываясь о докерах как авангарде новой международной реорганизации рабочего движения, организовал то, что он называл «дискуссией» о будущем партии. Для него и его клики это было равнозначно заявлению, что партия не имеет будущего.

Борьба докеров и образование групп прямого действия вроде «Поднимем улицы» (Reclaim the Streets) доказывали, согласно Слотеру, что рабочий класс может сам себя возглавить, и будет лучше, если обойтись без вмешательства «самозваных авангардов». С поразительной скоростью Рабочая Пресса начала публиковать статьи (важнейшие из которых были написаны Слотером), в которых говорилось, что любая попытка построить марксистскую партию была ошибочной. Слотер всецело заимствовал свою линию у престарелого ученого Иштвана Месароша (Istvan Meszaros), взяв свои аргументы из его в значительной степени неудобоваримой книги После капитала (Beyond Capital). Без какого-либо реального обсуждения партия, предположительной целью которой было восстановить Четвертый Интернационал, провозгласила, что Ленин ошибался, Октябрьская революция была трагической ошибкой, а Троцкий устарел.

В течение менее чем одного года Рабочая Пресса была за ненадобностью закрыта, а партия сведена до бесформенного «Движения за социализм». С маленькими группами и отдельными сторонниками, причислявшими себя к Рабочему Интернационалу, даже не посоветовались и с тех пор с ними обходились как с не относящимися к делу или, в лучшем случае, как с незначительной помехой. Это было сделано якобы ради построения более массовой организации, однако до сих пор нет других членов этого всеохватного нового образования, кроме бывших членов РРП или ее многолетнего окружения. Тем временем Слотер безжалостно обрушился на тех своих бывших союзников, которые, подобно Дот Гибсон, препятствовали этому новейшему повороту по своим собственным соображениям.

Именно в течение этих месяцев я окончательно решил, что РРП никоим образом не являлась ни независимой марксистской партией рабочего класса, ни Рабочим Интернационалом. За ширмой заявления: «Мы не должны навязывать партию классу. Мы должны строить партию класса, а не партию для класса», — РРП отказалась от всякой претензии на то, чтобы подготовить политическую программу и руководство в противовес лейбористской и профсоюзной бюрократии. Пожалуй, это самое окончательное выражение политического оппортунизма, которое я когда-либо встречал. Политика партии являлась хвостизмом по отношению к любому боевому движению рабочих, не предоставляя ему ясной и определенной социалистической перспективы, а просто следуя за всяким, кто возглавляет это движение.

Я обращался в поисках ответов прежде всего к РРП, но бесполезно. Я даже направлял вопросы по Интернету на дискуссионные форумы, но не получал в ответ ничего существенного. Именно в поисках объяснения того, что случилось с РРП, я случайно натолкнулся на Мировой Социалистический Веб Сайт (World Socialist Web Site). Меня действительно вдохновил содержащийся там анализ мировых событий. Там демонстрировался принципиальный социалистический и интернационалистический подход к политике, который, как я ранее думал, представляла РРП, доступный широкой аудитории рабочих, молодежи и интеллигенции всего мира.

К моему удивлению, я обнаружил, что эта электронная страница принадлежит Международному Комитету Четвертого Интернационала, течению, которое внутри РРП держалось в самой большой тайне. Я понял, что эта партия серьезно борется за руководство международным рабочим классом.

Это побудило меня предпринять более внимательное изучение истории и перспектив МКЧИ и порвать с РРП. Я только могу сказать, что причина нежелания обсуждать эти вопросы внутри РРП стала очевидной. Траектория, проделанная РРП за последние три года, не была отказом от социалистического интернационализма, как я предполагал раньше. Это произошло с момента ее основания в 1986 году.

Я пришел к заключению, что ни разлагающиеся остатки РРП, ни Рабочий Интернационал ни сегодня, ни когда бы то ни было не были троцкистскими организациями.

Читая соответствующие документы, мне стало ясно, что вопрос о сексуальных злоупотреблениях Хили был использован как дымовая завеса, за которой скрывались принципиальные политические разногласия, которые привели к отколу РРП от МКЧИ. (Если кто-нибудь сомневается в этом, то ему следует тщательно рассмотреть параллели с попытками правых дестабилизировать президентство Клинтона или сексуальный скандал и обвинения в коррупции, раздутые режимом Махатхира в Малайзии против Анвара Ибрагима).

Документы, выпущенные МКЧИ, представляют ясный анализ сползания РРП к оппортунизму с начала 1970-х годов. Они также показывают, что между 1982 и 1986 годами внутри МКЧИ существовала оппозиция отказу РРП от марксистского отношения к сталинизму, реформизму и буржуазно-националистическим движениям, — по всем вопросам, которые меня беспокоили.

Меня особенно поразило письмо Петера Шварца в Центральный Комитет РРП от 2 декабря. Он писал:

«Внимательно изучив действия товарища Слотера в течение последних шести недель, я все более и более убеждаюсь, что он следует своим собственным политическим курсом, который он не намерен ни с кем обсуждать, подобным образом используя политическое замешательство, преобладающее в рядах РРП после того, как исключение Хили развалило ее на части.

Именно курс на ликвидацию РРП в рамках «широкой левой» коалиции мог бы стать совершенно необходимым для буржуазии, чтобы контролировать рабочий класс в том случае, если бы к власти пришло правительство лейбористов или правительство, включавшее лейбористов».

Это пророчество осуществилось. С тех пор Слотер утащил членов РРП в еще более правом направлении в поисках программы собственного изобретения.

Если кто-нибудь остался среди моих бывших товарищей в Рабочем Интернационале, кто еще готов объективно рассматривать политические вопросы, им хорошо было бы изучить Мировой Социалистический Веб Сайт и документы, выпущенные МКЧИ по поводу раскола с РРП. Что касается меня, то я продолжу решать поставленную перед собой в 1992 году задачу строить Четвертый Интернационал как социалистическую партию рабочего класса, только сегодня я буду это делать в сотрудничестве с принципиальными единомышленниками со всех концов мира.

С уважением,

Пол Дэй

Культура

Судьба и творчество Александра Родченко

Aleksandr Rodchenko, an exhibit at:

The Museum of Modern Art, New York City, June 25-October 6, 1998;

Kunsthalle Dusseldorf, November 6, 1998-January 24, 1999;

Moderna Museet, Stockholm, March 6-May 24, 1999

Дэвид Уолш

29 августа 1998 г.

Первый в Соединенных Штатах полный ретроспективный показ работ замечательного русского советского художника Александра Родченко (1891-1956) проходит в настоящий момент в Нью-Йорке. Эта выставка в дальнейшем переместится в Германию и Швецию.

Родченко, один из самых великих художественных талантов двадцатого столетия, занимался новаторской работой в области живописи, скульптуры, коллажа, фотографии и дизайна (оформление обложек книг и журналов, рекламы, плакатов). Он достиг международной известности в начале двадцатых годов, вошел в конфликт со сталинской бюрократией и ее приспешниками в конце того же десятилетия и последние 20 лет своей жизни провел в безвестности и изоляции. Его не расстреляли, его просто замалчивали и затирали.

Проходящая выставка достигает сразу нескольких целей. С исторической точки зрения, она расширяет и углубляет понимание выдающегося поколения русских художников. Она также напоминает о трагической судьбе искусства и деятелей искусства в эпоху сталинизма. Одновременно с этим выставка неизбежно поднимает многочисленные вопросы об эстетике и проблемах формы в искусстве. И она представляет широкой аудитории коллекцию серьезных и прекрасных работ.

Родченко родился в Санкт-Петербурге. Его отец, сын крепостного крестьянина, работал рабочим сцены в театре, а его мать была прачкой. В начале 1900-х годов семья переехала в Казань, где Родченко позднее учился в художественной школе. В 1914 году в Казанской школе изящных искусств он повстречал спутницу всей своей жизни Варвару Степанову (1894-1958), по праву считающуюся замечательной художницей. После посещения лекции и выставки, устроенных футуристами Давидом Бурлюком, Василием Каменским и Владимиром Маяковским в феврале 1914 года, он становится приверженцем футуристического движения. Родченко переезжает в Москву в 1915 году, а его линейно-круговые рисунки появляются на выставке, организованной Владимиром Татлиным в марте 1916 года, наряду с работами Казимира Малевича, Любови Поповой, Александра Экстера, Надежды Удальцовой и самого Татлина.

Родченко был одним из тех немногих русских художников, кто после октября 1917 г. считал себя сторонником нового революционного правительства. Он поступил на работу в Московское бюро Отдела изобразительных искусств (Изо) Народного комиссариата просвещения (Наркомпроса). Со временем он был назначен главой Музейного бюро Изо и его самого важного московского отделения, музея Художественной культуры. В течение последующих нескольких лет Музейное бюро приобрело около 2000 работ более чем 400 представителей современного искусства; оно также организовало 30 областных музеев.

После ряда лет вроде бы чисто формальных поисков в области линии, цвета и фактуры в 1921 году Родченко совершил крутой поворот и впоследствии занимался почти исключительно прикладными искусствами, поставив искусство на службу общественным переменам. Так начиналось художественное явление, получившее известность под именем «конструктивизм». Обсуждение идейных и психологических основ этого движения лежит за рамками настоящей статьи. Коротко заметим, что конструктивизм отвергал «художественное вдохновение», провозглашал смерть образа в искусстве и заявлял, что отныне «мы должны только создавать, обрабатывать и конструировать».

Марксисты выступили против этого максималистского компонента конструктивистского мировоззрения. Лев Троцкий заметил, что «отрицать искусство как способ существования художественного и образного знания для того, чтобы противодействовать созерцательному и импрессионистскому буржуазному искусству последних нескольких десятилетий, значит вырывать из рук класса, который строит новое общество, его самое значительное оружие».

Я думаю, что, вне зависимости от одобрения или неприятия деятельности конструктивистов, было бы неправильно рассматривать резкий поворот Родченко 1921 года как признак слабости, тем более приспособленчества. Напротив, его способность творить в совершенно иной манере кажется мне доказательством его исключительных культурных возможностей.

Начиная с середины двадцатых годов, Родченко все больше посвящает себя фотографии. Вполне понятно, что художник, столь точный и техничный в своем подходе к внешнему и внутреннему миру и столь чуждый благоговейному отношению к культурному прошлому, мог заняться деятельностью, которая «одновременно является и не является искусством», как пишет Питер Галасси (Galassi) в своем интересном очерке, помещенном в каталоге выставки.

Если Родченко надеялся, сознательно или нет, что его приход в область, подобную фотографии, которая содержит в себе «объективный» и «реалистический» элемент, мог бы как-то предупредить столкновение со все более бюрократизирующимся режимом, то он просчитался. Галасси замечает в своем очерке: «Родченко и [его друг и фотограф-коллажист Дзига] Ветров искренне верили в революцию, в ее обещания свободы и нового мира, и они отдались ей полностью, почти с детской страстью. Это было идеологией их работы. Однако к концу 1920-х годов именно интерпретация революционной идеологии теми, кто пребывал у власти, не могла больше позволить другим придерживаться ее».

В апреле 1928 года Родченко впервые подвергается нападкам, обвиняясь в «буржуазном формализме», главным образом из-за необычных ракурсов, под которыми он фотографировал свои предметы. Это было удивительно, поскольку для сталинской бюрократии не была характерна глубина мысли. Однако она была необычайна чувствительна ко всему, что было ей чуждо или угрожало ее господству. Стиль Родченко, включавший стремление представить предметы с незнакомой точки зрения, сделать их «странным», был довольно вызывающим. Начавшиеся однажды нападки больше уже не прекращались. Родченко признал свои «ошибки», продолжал работать с несомненно искренним желанием изменить свои подходы, однако он неизменно возвращался к своим новациям. Эстетический и идейный принцип, усвоенный им в период революционного подъема, слишком глубоко проник в его плоть и кровь.

Некоторые словесные нападки были слишком абсурдными для того, чтобы брать их всерьез как эстетическую критику в собственном смысле слова. Галасси замечает, что дискуссии были «отравлены циничным самосохранением в то время, когда индивиды и группы искали расположения все в большей степени тоталитарного режима». Например, Родченко подвергся нападкам за серию своих фотографий членов пионерского движения, девочек и мальчиков в возрасте от девяти до четырнадцати лет. Критик Иван Боханов осудил одну из самых известных фотографий Родченко, — снятое крупным планом решительное лицо одной маленькой девочки: «Пионерка не имеет права смотреть вверх. Это не имеет идеологического содержания. Пионерки и комсомолки должны смотреть вперед».

Художник «провел последних два десятилетия своей жизни в изоляции и бедности, ожесточенным, сбитым с толку и деморализованным» (Галасси). В дневниковой записи, сделанной вскоре после окончания Второй Мировой войны, он заметил: «Я абсолютно не нужен, вне зависимости от того, работаю я или нет, живу я или не живу. Я уже все равно что мертв, и только меня заботит то, что я жив. Я — человек-невидимка».

Высокий эстетический и интеллектуальный уровень

Замечательной чертой данной выставки является то, что она показывает чрезвычайно высокий эстетический и интеллектуальный уровень, с которым Родченко подходил к широкому разнообразию работ. (Это признание, конечно, не определяет a priori отношение к искусству. Это отдельный вопрос, к которому я обращусь чуть ниже). Рисует ли художник геометрические фигуры маслом на холсте, оформляет ли печатный бланк советской государственной авиакомпании или фотографирует сценки на московских улицах, — везде ощущается глубокий интеллектуализм и чрезвычайная точность работы. Чувствуется, что принятые решения не произвольны, а являются результатом эстетических, философских и, в конечном итоге, социальных соображений самого серьезного свойства.

Внук художника Александр Лаврентьев в очерке из каталога делает замечание о том, каким образом Родченко был очарован прогрессом науки и значением этого прогресса. На выставке своих работ в 1920 году Родченко представил очерк, в котором, в частности, объяснял: «В каждой из моих работ я произвожу новый эксперимент с различными отклонениями от тех, которые ей предшествовали». Он назвал этот очерк «Все есть эксперимент». Лаврентьев замечает, что в этот период Родченко старался определить законы конструкции, управляющие физическим миром. Категории пространства и времени интересовали его как философские понятия в меньшей степени, чем как свойства разнообразных астрономических, геометрических и физиологических моделей мира». Он стремился раскрыть «физические, биологические и концептуальные строительные блоки мира, prima materia [первоматерию] его строения». Мнение, что (бесконечное) число точек на любом данном сегменте линии было равно числу точек, которое составляет целую вселенную, явно наполняло Родченко надеждой, что «его собственные [линейные] конструкции могли позволить ему пристально всмотреться в глубины времени и пространства».

Был ли этот квази-мистический поиск чем-то вводящим в заблуждение? Вряд ли. Честолюбие и размах целей художника поражают. «Я заинтересован в будущем, — писал он в 1920 году, — поэтому я уже сейчас хочу видеть на несколько лет вперед».

Родченко был замечательной личностью, однако не менее серьезные интересы воодушевляли значительное число русских художников того времени. Противники марксизма довольно неубедительно указывают на тот факт, что такие художники, как Малевич, Татлин и другие начали свои важные работы еще до Октября 1917 года, как на доказательство того, что революция была незначительным фактором в формировании художественной жизни. Действительно, связывать все достижения начала двадцатых годов со взятием власти большевиками было бы крайним упрощением.

Может быть, более правильным было бы признать личности, подобные Родченко, продуктами, а также творцами революционной эпохи, которая нашла свое самое высшее выражение в Октябрьской революции, — событии, которое затем придало огромный импульс дальнейшему экспериментаторству и новаторству. В сталинизме же следует видеть контрреволюционную реакцию на это историческое развитие.

У меня разное отношение к различным этапам творчества Родченко и к разнообразным видам его работ. Рисунки геометрических фигур не трогают меня, в общем и целом они исполнены так, как они есть в действительности. Фактически многие из его ранних работ так холодны, что это вряд ли способно вызвать эмоциональный отклик, — как это несомненно и задумывалось. Прежде некоторые картины как бы кричали: «Пожалуйста, немного больше человеческого!» — и это можно было в значительной степени связывать с ужасно тяжелыми условиями, в которых работали художник и его товарищи. (Это следует оставить вне целей данного обсуждения, не решающего идеологических вопросов).

«Наш век работает топором», — писал Троцкий. Он замечал в том же месте, что «искусство нуждается в комфорте, даже в изобилии». Родченко было двадцать два года, когда началась Первая Мировая война. За ней последовали Октябрьская революция и гражданская война 1918-1921 годов. Мы знаем, что в то время, когда Родченко рисовал свои знаменитые «Черное на черном», он влачил полуголодное существование. Революция при всех своих огромных лишениях, несомненно, вдохновляла, однако она также оказывала жестокое воздействие на нервную систему, устойчивость и здоровье которой более значимы для труда художника, чем для работы ученого или политического лидера.

К 1924 году болезнь вырождения, известная как сталинизм, глубоко проникла в организм советской власти. Если говорить кратко, никто из великих русских художников не был допущен к роскоши артистической жизни, которая развивалась бы органично и естественно. Мы имеем только великолепные проблески того, на что они были способны.

Ранние работы Родченко являются блестящими по форме, однако при этом немного недоступными. По моему мнению, он начинал приходить к самому себе в более всесторонней манере в его фотографических работах. Его иллюстрации к книге Маяковского «Про это» (1923) неотразимы. Он соединил фотографии поэта, его возлюбленной Лили Брик, различные вырезки из журналов и нашел визуальный эквивалент тоскливых трагикомических стихов Маяковского. Например, иллюстрируя строки «Я затыкаю свои уши/ напрасно!/ Я слышу/ свой/ свой собственный голос/нож моего голоса режет мне мои уши», Родченко изобразил 50-футового Маяковского мрачно стоящим на мосту, посреди арктической пустыни, в окружении полярных медведей, а рядом поместил другую фотографию поэта, где он представлен нормальных размеров со своими головами в руках и лодку, рассекающую, по-видимому, ледяные волны.

Два этих художника объединили свои силы в период НЭПа для рекламирования множества государственных предприятий, товаров и услуг, ими предоставляемых. Выставка предлагает восхитительный подбор. Родченко оформлял упаковку, Маяковский писал репродукцию. Например, коробка печенья «Красный авиатор» содержала надпись, предупреждавшую вражеские армии о непобедимости красных воздушных сил. Она завершалась словами «Наша авиация поднимается выше./ Мы пропагандируем эту мысль везде/ даже на конфетах:/ Если небо наше/ враг уползет как краб». Реклама пива «Трехгорное» в 1925 году провозглашала: «Пиво «Трехгорное» изгоняет лицемерие и вздор».

Родченко творил, по словам одного американца, посещавшего Россию в двадцатые годы, «потрясающее множество вещей»: обложки книг и журналов, украшения для государственной авиакомпании, афиши фильмов… Выставка включает реконструкцию Клуба рабочих СССР, который он оформил для Exposition Internationale des Arts Decoratifs et Industriels Modernes (Международной выставки декоративного искусства и современной промышленности), проведенной в Париже в 1925 году (он также оформил обложку советского каталога для этой выставки). Этот клуб, по словам одного из организаторов современной выставки, «был новым постреволюционным образованием , общественным местом, призванным предлагать как политическое просвещение, так и отдых и восстановление после окончания рабочего дня».

Фотографии Родченко составляют приблизительно половину выставки. Может быть, это его самое великое достижение. «Принцип контрпункта», как один критик назвал это, кажется, нашел здесь свое приложение. В более холодной, более технической среде Родченко мог позволить себе быть самым теплым, самым человечным. Его фотографии Маяковского 1924 года, показывающие пылкого, легко уязвимого человека, бесподобны. Таков же портрет его пожилой матери, тоже сделанный в 1924 году.

Отношение Родченко к политическим вопросам того времени неизвестно, по крайней мере, мне. Стоит заметить, что он помещал фотографии Троцкого на — по меньшей мере — двух из двадцати пяти литографий, иллюстрирующих Историю ВКП(б), которые ему было поручено сделать в 1925-1926 годах. Одна из его фотографий 1927 года изображает большую кучу папок, наваленных на стол, и подписана «Долой бюрократию».

Выставка включает подборки из серий «Дом на Мясницкой улице», его фотографии пионеров (1928-1930), автозавода АМО (1929) и Вахтанской деревообрабатывающей фабрики (1930), а также его фотографии строительства канала между Белым и Балтийским морями (1933), которое осуществлялось трудом заключенных и стоило большого числа человеческих жертв.

Я нашел две фотографии Варвары Степановой, чрезвычайно выразительных и живых. Первая, сделанная в 1924 году, показывает оживленную темноволосую круглолицую женщину, держащую в одной руке сигарету, другая рука лежит на шее. На ее лице блуждает скептическая улыбка, как будто говорящая: «Ладно, что ты думаешь о том, что замыслил»? Ее волосы непричесаны, а платье и лицо выглядят немного неряшливо, хотя, возможно, это впечатление просто вызвано освещением. В любом случае, она кажется отдыхающей после работы.

Вторая фотография сделана в 1936 году. Это та же женщина, хотя ее трудно узнать. Она одета для выхода на улицу, на ней шляпа, надвинутая на один глаз. Она смотрит вниз. Что выражает ее лицо? Оно отмечено печатью замешательства, крушения надежд, смирения. Свет из окна, находящегося позади фотографа, падает на Степанову таким образом, что его решетчатое строение бросает горизонтальную тень на центр ее лица и вертикальную тень на нижнюю часть левой стороны ее тела. Иными словами, она кажется находящейся за решеткой. Это одна из самых потрясающих фотографий, которые я знаю.

С 1924 по 1936 годы — всего 12 лет, — чуть больше одного десятилетия, однако этого времени оказалось достаточно для того, чтобы наступила полночь века.

Это завораживающая выставка. Посмотрите ее, если она в пределах вашей досягаемости.

Никто не одурачен: Заметки о фильме «Плутовство» (Хвост вертит собакой)

«Хвост вертит собакой» (Wag the Dog), режиссер Барри Левинсон (Levinson), сценарий Дэвида Мамета (на российском видеорынке — «Плутовство»).

Дэвид Уолш

30 января 1998 г.

Хвост вертит собакой — это смешной и колкий фильм, рассказывающий об американской политической жизни и снятый на злобу дня. Президент США выставляет свою кандидатуру на второй срок. Когда всего за 11 дней до выборов его обвиняют в сексуальном домогательстве по отношению к девочке-подростку, его подручные вступают в дело. Их цель заключается в отвлечении публики от скандала путем развязывания войны в Албании.

Дастин Хоффман изумительно играет голливудского продюсера Стэнли Мотса, нанятого президентскими советниками для завоевания общественного мнения на сторону войны. Мотс, чувствующий, что его усилия на ниве режиссуры остаются непризнанными, встречает всякий кризис рефреном: «Это ничего!» — и угощает своих слушателей страшными историями из своей практики в кинопроизводстве.

Некоторые моменты фильма просто замечательны: запись душещипательного гимна «Мы — это мир (world)», исполняемого тщательно подобранным с половой и расовой точки зрения хором, поощряющего худший сорт шовинизма и милитаризма; превращение видеоклипа с актрисой, бегущей через студию звукозаписи с пакетом чипс Tostitos в «репортаж» об испуганной деревенской жительнице, которая спасается бегством от албанских террористов с котенком на руках.

Фильм «Хвост вертит собакой» по меньшей мере показывает, что существует огромное множество людей в США, которые все в большей степени понимают насквозь циничные манипуляции политиков, их консультантов и средств массовой информации. Более того, этот фильм является не просто гневным откликом на текущие события, этакой частью агитпропа. Он отражает размышления, накопленные за длительный период времени по целому ряду проблем американского общества: распространение нечестности и коррупции, общее разложившееся состояние политики, превращение программ новостей в развлекательную индустрию, приспособленчество столь многих артистов. Этот фильм стоит посмотреть.

Новая публикация издательства Mehring Books — важное культурное событие

Александр Константинович Воронский — «Искусство как познание жизни»

Art as the Cognition of Life: Selected Writings 1911-1936. Translated and edited by Frederick S. Choate

Издательство Меринг Букс (Mehring Books) опубликовало книгу работ Александра Воронского на английском языке, которая представляет собой важное культурное событие. А.Воронский был выдающейся фигурой послереволюционной советской интеллектуальной жизни, редактором наиболее значительного литературного журнала 20-х годов в СССР Красная Новь, а также сторонником Льва Троцкого и Левой оппозиции в борьбе против сталинизма. В качестве защитника писателей-«попутчиков», а также как оппонент пролеткультовского движения, Воронский был одним из аутентичных представителей классического марксизма в области литературной критики ХХ столетия. Его работы также очень связаны с современным кризисом перспектив в искусстве.

В конце 20-х годов Воронский был исключен из Коммунистической партии, арестован и отправлен в ссылку, после чего был снова арестован и казнен в 1937 году, во время сталинского террора. Сталинистская бюрократия изъяла все его книги из советских библиотек и по существу выбросила его имя из советской истории. После «реабилитации» Воронского в 1957 году в Советском Союзе были опубликованы несколько сборников его работ, однако в очень усеченном виде. Настоящее английское издание включает в себя все сокращенные ранее места.

Книга, которая впервые появляется на английском языке, содержит важнейшие литературно-критические работы Воронского, включая статью «Искусство как познание жизни и современный мир», равно как и его работы о Толстом и Фрейде, газетные статьи, сатирические заметки, два письма, адресованных его палачам, а также приложение, состоящее из шести документов, которое существенным образом помогает понять суть событий 20-х годов.

Переводчик книги Фредерик С. Чоут (Frederick S. Choate) является преподавателем русской литературы в Калифорнии. Он проделал также большую работу по исследованию социалистической оппозиции в СССР против сталинистского режима.

ISBN 0-929087-76-3/ CIP 97-43107 528 pages with glossary, biographical notes, name index, subject index and index of literary works and characters $29.95 plus shipping and handling

«Путем мышления в образах художник познает мир для того, чтобы изменить его»

В своем вступительном слове при продаже книги А.Воронского в нью-йоркском Мировом центре торговли (World Trade Center) в пятницу 25 сентября Фредерик Чоут сказал, в частности, следующее:

В продолжение последних нескольких десятилетий в литературной критике доминировали, главным образом, структурализм, постструктурализм, деструктивизм, постмодернизм и течения, связанные с культом Бахтина. Даже в том случае, если признавалось значение марксистской литературной критики, наиболее часто упоминаемыми именами были Лукач, Адорно (и другие представители Франкфуртской школы), Реймонд Уильямс (Williams), Тэрри Иглтон (Eagleton) или Фридрик Джеймсон (Jameson). Странно, что советские литературные критики очень редко всерьез упоминаются на Западе; по этой причине я надеюсь, что данное собрание статей Александра Воронского явится приятным сюрпризом.

Не случайно, что о Воронском известно довольно мало. После того, как он принял участие в деятельности Левой оппозиции, возглавляемой Львом Троцким, Воронский был казнен в 1937 году и вычищен из официальной советской истории. Его книги были изъяты из библиотек и становилось все более сложно получить надежную информацию о его жизни и эволюции его взглядов на литературу. Мы знаем, что Воронский был редактором крупнейшего советского литературного журнала 20-х годов. В продолжение относительного короткого периода времени между 1921-1927 гг. он сумел написать серию блестящих статей, прежде чем его заставили замолчать как литературного критика сталинизма.

Для того, чтобы лучше понять значение его работ, я хотел бы сделать краткий обзор жизни Воронского. Он родился в 1884 году в Тамбовской губернии. В 1904 году Воронский вступил в большевистскую партию, в то время, когда он проходил обучение, чтобы стать священником. В 1905 году он возглавил студенческое восстание и был исключен из Тамбовской семинарии. Вскоре после этого он принял участие в революции 1905 года в Петербурге. В 1906 году он был арестован, провел один год в заключении, был снова арестован в октябре 1907 года и сослан еще на два года. В 1912 году Воронский принял участие в Пражской конференции, где он встретился с Лениным, Зиновьевым, Каменевым, Орджоникидзе и другими лидерами большевиков. Вскоре после возвращения в Россию он был вновь арестован и отправлен в ссылку.

После Февральской революции 1917 года он играл одну из лидирующих ролей в Минском Совете солдатских депутатов. Затем принимал участие в установлении советской власти в Одессе. Когда Одесса была захвачена германскими войсками в 1918 году, Воронский перебрался в Иваново, крупнейший текстильный центр и один из оплотов большевиков. Там он руководил партийным комитетом города и редактировал газету «Рабочий край». В продолжение 1918-1920 годов Воронский написал более 400 статей для этой газеты, которая сумела завоевать репутацию лучшей провинциальной газеты России. Приглашенный в Москву в 1921 году, он встретился с Лениным, Крупской и Горьким для того, чтобы обсудить вопрос об издании «толстого» литературного журнала Красная новь.

В качестве редактора этого журнала Воронский публиковал Горького, Есенина, Маяковского, Пильняка, Иванова и многих других писателей, которые были очень активны на литературном поприще в ранний советский период. Наряду с этим он выступал с резкой оппозицией многим (часто молодым и слабо образованным) коммунистам в движении «Пролетарской культуры». Сторонники пролеткульта утверждали, что новая пролетарская культура будет создана новым правящим классом, который вырос во время социалистической революции, подобно тому, как новая культура была создана буржуазией в продолжение великих буржуазных революций.

Троцкий подверг критике пролеткультовцев в серии статей 1922-1923 годов, которые позднее были опубликованы в виде книги Литература и революция. Он объяснил, что следующие десятилетия будут трудным периодом войн и революций и временем, когда пролетариат будет завоевывать власть во всемирном масштабе. В этот момент он начнет упразднять себя как класс; другими словами, новая культура будет основываться на универсальных гуманистических принципах солидарности и равенства в новом, бесклассовом обществе. Не имея возможности доступа к культуре при господстве буржуазии, пролетариат не будет иметь время для того, чтобы развить новую культуру перед тем, как он потеряет свою классовую идентичность. По этой причине никогда не было и никогда не может быть по-настоящему «пролетарской культуры». Воронский защищал эти взгляды во множестве статей, собранных в опубликованной антологии.

В 1923 году Воронский подписал «Письмо 46-ти» в поддержку критических выступлений Троцкого, направленных против растущей бюрократизации Коммунистической партии. Начиная с этого момента положение Воронского складывалось параллельно тому, как изменялось положение Троцкого. Когда Троцкий был снят с поста Наркомвоенмора в январе 1925 года, Воронский был снят с поста редактора «Красной нови». Когда Горький и Есенин угрожали прекратить публикации своих работ в советских журналах, Воронский был возвращен на свой пост. Вскоре после подписания Заявления 83-х летом 1927 года Воронский был исключен из партии. Это случилось в феврале 1928 года. Его не арестовывали вплоть до января 1929 года, когда он был отправлен в ссылку в Липецк. Как написала Надежда Иоффе в своих воспоминаниях под названием «Время назад», «прибытия» в это время регулировались «отправками». Воронскому было разрешено вернуться в Москву осенью 1929 года, потому что он подписал письмо, в котором заявлял, что отошел от Левой оппозиции. В мае 1930 года он был восстановлен в членах партии.

Существует определенное доказательство того, что Воронский продолжал оставаться в оппозиции, по крайней мере, до 1932 года, несмотря на то, что пристальный надзор полиции делал невозможным какую-либо открытую оппозиционную активность. Ему не позволяли публиковаться в качестве литературного критика, однако разрешили работать в качестве редактора в государственном книгоиздательстве. Вскоре после убийства Кирова в декабре 1934 года Воронский был снова исключен из партии, теперь уже в последний раз. 1 февраля 1937 года он был арестован, предстал 13 августа перед 20-минутным судом и сразу же после этого был казнен. Он являлся одним из представителей целого поколения марксистов, которых Сталин уничтожил во время Большого террора 1936-1938 годов.

Я не могу сейчас касаться многих тем, которые освещены в статьях Воронского, однако мне хотелось все же упомянуть о некоторых из них. Вслед за Белинским и Плехановым Воронский подчеркивал, что искусство является средством познания; благодаря мышлению образами, художник познает мир для того, чтобы изменить его. В искусстве, однако, огромную роль играет интуиция и подсознательное. На основании этих взглядов Воронского обвиняли в принадлежности к сторонникам Бергсона и Фрейда (чего никогда не было). Он подчеркивал, что задача критики заключается в оценке как социологических, так и эстетических моментов в произведении искусства. Что касается первого элемента, то он является относительно ясным (классовая позиция художника).

Второй элемент определить бывает намного сложнее. Он связан с отношением между прекрасным и истиной (например, Воронский разделял идею Плеханова о том, что фальшивая идея не может найти себе прекрасную форму или же она может сделать это только в очень ограниченном смысле). Воронский все более интересовался психологией творческого процесса, исследуя отношения между субъективным и объективным, а также отношения между социальным и индивидуальным. Во всех этих сферах многие из идей Воронского остались незавершенными. Мы не знаем, куда бы он двигался, если бы сталинизм не заставил его молчать. Однако одна вещь является ясной: он не был прародителем социалистического реализма, который был кодифицирован на 1-ом съезде Советских писателей в августе 1934 года и превратился в средство полицейского удушения советской литературы. Несмотря на приглашение, Воронский отказался принять участие в этом съезде.

В момент, когда он был расстрелян в 1937 году, Воронскому шел 53 год. В 1957 году он был официально «реабилитирован» и несколько сильно подвергнутых цензуре сборников его работ были опубликованы в Советском Союзе. Сокращения, сделанные во многих его важнейших статьях, восстановлены в данном английском издании. Многое еще остается такого, что можно написать и сказать по поводу Воронского, и я приглашаю вас задавать любые вопросы по поводу этого замечательного марксистского критика и его в равной степени замечательных творений.

Разоблачение сталинского «ретуширования»

«Исчезающий комиссар: фальсификация фотографий и произведений искусства в сталинской России», выставка документов из коллекции Дэвида Кинга -- Berlin, Haus am Waldsee, Argentinische Allee 30

Стефан Штайнберг

29 декабря 1998 г.

После успешного показа в Вене и Милане удивительная выставка фотографий по истории сталинских фальсификаций демонстрируется в Берлине в «Haus am Waldsee» до 7 февраля.

Берлинская выставка «Исчезающий комиссар» показывает многое из оригинального материала, на котором основана книга Кинга под тем же названием (издательство «Metropolitan Books», Henry Holt and Company, New York, 1997). Во введении к своей книге автор пишет: «В сталинские времена происходило так много манипуляций с фотографическим материалом, что можно реконструировать историю Советского Союза на основе подретушированных фотографий».

Политика Октябрьской революции и первых лет советского государства находилась в остром противостоянии по отношению к политической линии руководимой Сталиным бюрократии. Поскольку эта последняя пришла к власти как паразитическая каста, опиравшаяся на отношения собственности, установленные Октябрем, для Сталина было необходимо ликвидировать своих противников внутри большевистской партии. Выставка Кинга разоблачает и демонстрирует, прежде всего, безжалостность и жестокость, при помощи которых нарождающаяся бюрократия охраняла свою власть. Для нее было недостаточно, чтобы жертвы Сталина были физически стерты с лица земли, ей также требовалось навсегда вычеркнуть их из истории и изгладить воспоминание о них из памяти.

При входе на выставку прежде всего видишь серию из четырех фотографий-портретов. Первая фотография показывает Сталина в середине группы из трех руководителей Коммунистической партии (Антипов, Киров и Шверник) в 1926 году. В истории СССР в фотографиях, изданной в 1940 году, Антипова уже больше нет. Девять лет спустя в фотографиях, опубликованных в новой биографии Сталина, Шверник также исчезает. Последний в этой серии из четырех экспонатов, рисованный портрет Сталина, основан на первой оригинальной фотографии, однако теперь Сталин стоит один.

Грубость, с какой были сделаны различные «подретуширования», создает впечатление, что ответственные за это стремились запугать и шокировать зрителя в годы террора. На некоторых фотографиях лица просто вырезаны или заклеены. На других большие группы людей сведены до одного или двух человек (смотри по этому поводу интервью с Дэвидом Кингом, в котором обсуждается фотография Ленина и Горького). На портретах и фотографиях оспины на лице Сталина исчезают, а вместо этого диктатор показан в теплых пастельных тонах со своими приспешниками из тайной полиции, окруженными детьми с ярко раскрашенными воздушными шарами.

Разумеется, при новом сталинском режиме для Троцкого, врага бюрократии номер один, сыгравшего вместе с Лениным ведущую роль в Октябрьской революции, не было места. Это коснулось не только фотографий и картин, характеризующих Троцкого в общественной жизни. Даже случайные фотоснимки попали под ножницы сталинской полиции. На выставке представлена фотография Троцкого и его жены, которые сидят на заднем сидении машины, сделанная во время его лечения в Грузии зимой 1924 года. На репродукции этого фото 1936 года Троцкий и его жена скрыты фигурой, которая была грубо наложена сверху.

После того, как начался сталинский террор, найти аутентичные фотографии времен революции и действительные фотоснимки большевистских вождей стало крайне трудно. Причина лежит не только в гигантском аппарате, направленном при Сталине на фальсификацию. Угроза репрессий приводила к самоцензуре многих коллекционеров и художников. Как пишет Кинг во введении к своей книге, в тридцатые годы те, у кого находили фотографию или репродукцию Троцкого, могли ожидать немедленного ареста, заключения в тюрьму и, возможно, казни.

Одним из тех, кто предпочитал держать свой «подозрительный» материал в тайне, был прославленный советский художник Александр Родченко. В конце восьмидесятых годов Кинг нашел ценное собрание материалов на чердаке давно умершего художника. Среди найденного материала он обнаружил книгу фотографий Десять лет Узбекистана. В этой книге лица местных партийных работников, которые были казнены Сталиным в 1937 году, были просто закрашены черным цветом. Этот результат является чем-то вроде ужасной неумышленной дани павшим жертвам.

В заключение в одной из комнат в «Haus am Waldsee» Кинг сделал попытку выстроить завершающую экспозицию. Он заполнил все четыре стены снимками малого числа из сотен тысяч безымянных, безвинных жертв сталинского террора, взятыми из полицейского фотоархива. Каждый человек, действительно заинтересованный в понимании сталинизма и его последствий для судьбы двадцатого века, должен попытаться увидеть эту выставку.

Примечание: работа Кинга показывает, что намеренная фальсификация советской истории не заканчивается со смертью Сталина. После смерти диктатора в 1953 году и секретного доклада Хрущева в 1956 году, обрисовавшего преступления Сталина, изготовители фальшивок в Кремле получили новые указания, то есть выборочное удаление Сталина в ряде значительных картин и фотографий. Подчистки сопровождали как жизнь, так и смерть Сталина!

Книга Дэвида Кинга на английском языке: The Commissar Vanishes: The falsification of photographs and art in Stalin's Russia, Metropolitan Books, Henry Holt and Company, New York, 1997.

На немецком языке:

Stalin's Retuschen, Foto- und Kunstmanipulation in der Sowjetunion, Hamburger Edition, 1997.

«Сталин и его режим уничтожили революцию»:

Интервью Дэвида Кинга при открытии его выставки «Исчезающий комиссар»

Беседу вел Стефан Штайнберг

29 декабря 1998 г.

Прежде всего я спросил Дэвида Кинга о замысле выставки.

Вы должны понимать, что для устроения такой выставки нет больших денег. Требуется некоторое время, чтобы добиться успеха. Это третий показ. Первый был в Вене, второй — в Милане. Эта выставка набирает темп. Экспозиция в Берлине смотрится хорошо, и в целом я очень доволен ею.

На этой выставке хорошо то, что она дает шанс увидеть оригинальный материал, а также репродукции с негативных отпечатков. Например, все, что находится в шкафах за стеклом, является оригиналом, и вы имеете реальную возможность видеть, откуда взят материал: либо из газет, либо из журналов, либо из документов. Выставка занимает весь дом, все десять комнат, и вызывает большой интерес средств массовой информации.

Какие отклики вызвала эта выставка?

Вряд ли были какие-либо враждебные отклики. Никто не может оспорить материал, который я собрал. На основе того, что здесь выставлено, никто не может защищать Сталина или сталинизм. Однако был забавный случай в Милане. Четыре посетителя выставки подошли там ко мне и похвалили за сделанное ретуширование. Они думали, что это что-то вроде художественного показа. Мне показалось это очень смешным. Но довольно интересно, что иногда встречаешь похожую реакцию также и в Москве, потому что некоторые фотографии определенным образом запечатлелись в сознании людей, например, совместная фотография Ленина и Горького. Есть очень странная, давно существующая узкая фотография, изображающая Ленина вместе с Горьким, которую каждый видел и знает, однако не существует ее негатива в такой форме. Фактически, этот фотоснимок был вырезан и подретуширован из группового фото, на котором сняты делегаты Второго Всемирного конгресса Коммунистического Интернационала. Когда видят оригинальный отпечаток целиком, включающий 25 человек (потом в Москве я ловил любопытные взгляды), то спрашивают себя: «Может ли такое быть»?

Как и когда Вы начали свою работу?

Впервые я начал собирать материал в 1970 году. Я был в России и искал материал о Троцком, и там не было ничего. Меня спрашивали, почему меня интересует Троцкий. Мне говорили, что для революции имел значение не Троцкий, а Сталин. Когда я вернулся в Лондон, то решил создать зримую историю, насколько это возможно, правдивую наглядную историю того, что произошло в Советском Союзе. С самого начала я собирал материал с точки зрения социалистической перспективы, то есть не как Ричард Пайпс и Роберт Конквест [антикоммунистические историки времен «холодной войны» — ред.]. И вот еще что. В конце шестидесятых годов было написано огромное количество материалов о политике, в том числе и об идеях Троцкого, однако люди совершенно их не читали. Однако когда мой соавтор Фрэнсис [Виндхэм (Wyndham)] и я сделали первую биографию Троцкого в фотографиях в 1972 году, было продано 25 тысяч экземпляров. Вы могли видеть людей, читавших книгу в метро. В то время это было большое дело, книгу в мягкой обложке публиковало издательство «Penguin», одно из ведущих в Британии. Мы думали тогда о распространении идей Троцкого, чтобы привлечь людей больше читать о нем и читать его произведения.

Я спросил Кинга, каково его мнение об уместности его работы в свете происходящей кампании, сопровождающей публикацию Черной книги коммунизма, которая уравнивает Ленина и достижения Русской революции со Сталиным и сталинизмом.

Разумеется, я не согласен с таким тезисом. Очень трудно заниматься тем, чем я занимаюсь, в настоящий период времени, однако, конечно, между Лениным и Сталиным не было политической преемственности. Сталин и его режим убил революцию, он уничтожил надежды коммунизма. Вам нужно только посмотреть на фотографии в третьей комнате выставки. Там представлены фотографии из архива тайной полиции НКВД, на которых сняты рядовые, абсолютно невиновные ни в чем граждане, которые были арестованы головорезами Сталина. Это мужчины, женщины и дети, которые были взяты из своих домов и расстреляны. Они даже не дошли до ГУЛАГа.

Существуют ли какие-либо планы дальнейших показов, возможна ли выставка в Москве?

Не сейчас. Я точно знаю, что будет очень трудно показать выставку в Москве. Вы знаете, что там хотят восстановить памятник Феликсу Дзержинскому, который (памятник — ред.) является символом власти аппарата КГБ? Он стоял прямо перед Лубянской тюрьмой в Москве. Большинство депутатов от Коммунистической партии Зюганова голосовало за восстановление этого памятника. Это действительно пугает, потому что в хаосе Советского Союза эти парни [кагэбэшники] держались в тени. Теперь они говорят: «Наши руки чисты, дайте нам возможность контролировать ситуацию». Это показывает, что, возможно, моя выставка не имеет характер события, относящегося к разряду чистой истории. Она поднимает и пытается прояснить вопросы, которые являются весьма значимыми сегодня.

Новые книги

Мировая революция и мировая война: Новая книга Вадима Роговина вышла из печати

Владимир Волков

9 января 1999 г.

В августе этого года в Москве вышла из печати новая книга московского историка Вадима Роговина под названием Мировая революция и мировая война. Эта книга является шестым томом исторического исследования, посвященного истории борьбы против сталинизма в Советском Союзе в 1920-30-е годы. Представляя собой по замыслу автора предпоследний том этой серии, вышедшая книга описывает события 1938-39 годов, то есть периода, последовавшего сразу после окончания Большого террора.

Как и все предыдущие книги этой серии, настоящий том имеет не просто описательный характер, но представляет собой также анализ происходивших событий с точки зрения глубокой исторической концепции и знания того, что произошло с Советским Союзом впоследствии. Отталкиваясь в своих общих представлениях об эпохе от идейного и политического наследия Льва Троцкого, В. Роговин дополняет панораму событий теми фактами и документами, которые стали доступны исследователям лишь в самые последние годы. Научное и историческое значение этого тома целиком определяются именно этими особенностями, ставящими книгу Мировая революция и мировая война на уровень крупнейших событий исторической науки не только российского, но и международного масштаба.

Три основных сюжета составляют содержание данной работы: первый раздел описывает атмосферу и общественные отношения в СССР после завершения сталинского Большого террора. Здесь описываются последствия этой страшной катастрофы и те изменения, которые она внесла в структуру, быт и нравы советского общества. Второй раздел посвящен ключевым событиям внешней политики Советского Союза. Здесь главное внимание уделено Гражданской войне в Испании, а также (и даже главным образом) подготовке и подписанию пакта между Сталиным и Гитлером. Наконец, третья часть описывает обстоятельства, связанные с учреждением Четвертого Интернационала и подготовкой убийства Троцкого.

СССР после Великой чистки

Экономическое положение Советского Союза в конце 1930-х годов, пишет Роговин, было сравнительно благополучным. Однако многие экономические показатели снизились вследствие репрессий, обрушившихся в значительной степени на руководящие слои экономики. Это привело, с одной стороны, к падению уровня руководства и принятия решений, с другой же стороны — к высокой сменяемости кадров: «Так, в 1940 году из 153 начальников крупнейших цехов металлургической промышленности 75 работали на этой должности менее года» (с. 12).

Подчеркивая возросшие показатели промышленного производства в целом, свидетельствовавшие о том, что в результате проведения индустриализации «Советский Союз преодолел абсолютное отставание от крупнейших государств Западной Европы по выпуску основных видов промышленной продукции», Роговин подчеркивает, «что душевое производство важнейших видов промышленной продукции в СССР составляло от ¹⁄₅ до ²⁄₃ уровня, достигнутого передовыми капиталистическими странами» (с. 15, 16).

В этот период происходил процесс значительного изменения в социальном составе советского общества. Увеличилась численность городского населения, быстро росла численность интеллигенции, особенно инженерно-технической. Одновременно с этим происходила дифференциация социального положения: формировались новые привилегированные слои, в которые наряду с бюрократией входили также верхушка интеллигенции и часть рабочих — ударников производства. При этом положение большинства рабочих, и особенно крестьян в деревне, оставалось очень тяжелым.

Большой террор оказал огромное влияние на формирование общественных нравов. Вместо поколения партийных и советских работников, воспитывавшихся до революции или в первые годы после нее, к у правлению страной пришло очень много молодых карьеристов-выдвиженцев, малокомпетентных в конкретных вопросах и одновременно малоразборчивых в средствах достижения карьерного успеха. Впоследствии многие из этих выдвиженцев играли ключевые роли в партийном и государственном аппарате брежневского времени, олицетворяя собой глубокий кризис всей системы управления страной, сформировавшейся в сталинские годы.

Осмысливая с этой точки зрения послевоенную историю Советского Союза, В. Роговин пишет:

«Существенные изменения в социальных качествах аппаратчиков призыва 1937 года в полной мере стали ощутимыми в годы застоя. В этот период те, кто пришли к власти после репрессий 1930-х годов, составляли основную часть аппарата, управлявшего партией и страной. Это пришедшая на смену первому поколению советской бюрократии генерация аппаратчиков прошла через новый виток политического, бытового и нравственного перерождения. Используя в своекорыстных целях «либерализм» брежневской внутренней политики, эти люди ощутили свободу от всяких моральных запретов, поскольку полученное ими политическое воспитание, требующее исполнения самых безнравственных акций, отнюдь не способствовала формированию внутренних регуляторов социального поведения. Бюрократический аппарат, в котором больше не оставалось носителей нравственного наследия Октябрьской революции, в значительной своей части срастился с уголовными элементами, дельцами теневой экономики и сам принял участие в разнузданном казнокрадстве. Всем этим объясняется разочарование подавляющего большинства населения в партии, следствием чего стала ее беспрепятственная ликвидация в 1991 году» (с. 34-35).

Большой террор привел к глубокому изменению в составе Коммунистической партии. Во-первых, был физически уничтожен весь слой старых большевиков. «В целом Сталин, — пишет автор, — подверг репрессиям больше коммунистов, чем это сделали в своих странах фашистские диктаторы: Гитлер, Муссолини, Франко и Салазар, вместе взятые» (с. 35). Во-вторых, партия была окончательно лишена механизмов демократического обсуждения вопросов и принятия решений. Сила аппарата сконцентрировалась в силе авторитарной фигуры Сталина и ближайших к нему лиц. Наконец, партийный аппарат приобрел статус государственной власти, сосредоточив в своих руках управление всем народным хозяйством.

Главным итогом Большого террора было создание новой социальной иерархии в Советском Союзе, где привилегии бюрократии противостояли бесправному и полунищему уровню жизни большинства населения, охраняемые всей силой государственной машины подавления.

«Все это повлекло существенные изменения, — подчеркивает Роговин, — в общественной психологии и морали. В новых привилегированных группах стало формироваться чувство социальной исключительности и пренебрежительное отношение к низам». «Новое поколение бюрократов отличалось уверенностью в незыблемости своего положения и намного большей коррумпированностью по сравнению со своими предшественниками (с. 49, 52).

В ходе Великой чистки было полностью разгромлено руководство Красной Армии. Это нанесло ей непоправимый урон и резко ослабило ее накануне новой Мировой войны:

«Если в 1935-1936 годах Красная Армия считалась сильнейшей в мире, то уже после процесса восьми высших военачальников (июнь 1937 года), зарубежные военные эксперты пришли к выводу, что массовые репрессии ведут к внутреннему разложению Красной Армии, ослаблению ее ударной силой из-за отсутствия воинского опыта и знаний у новых командиров, пришедших на смену репрессированным» (с. 57).

Трагические последствия этого удара сказались уже на опыте локальных военных операций на озере Хасан в 1937 году и на Халхин-Голе в 1939 году. Однако наиболее масштабно это проявилось во время провала советско-финской войны 1939-40 годов.

Изменилось и содержание национальной политики сталинского режима. В ней резко усилились шовинистические великорусские черты. В. Роговин подчеркивает, например, «что в сталинское Политбюро никогда не входил ни один из руководителей союзных республик, за исключением Украины» (с. 80). Были ликвидированы многие элементы культурно-национальной автономии, которыми пользовались после Октябрьской революции многие национальные меньшинства страны.

Был сделан резкий крен в сторону реабилитации многих деятелей русской истории: князей, царей, генералов. «Среди царей особое внимание было уделено Ивану Грозному и Петру Первому, служивших для Сталина образцами «необходимой» жестокости по отношению к «изменникам»» (с. 82). Все это заложило основу под ту атмосферу ксенофобии и шовинизма, которые стали такими характерными чертами советской официальной жизни в первые послевоенные годы. «Такого рода тенденции вызывали ответную реакцию среди коренного населения союзных и автономных республик: накопление антирусских и сепаратистских настроений. Все эти национальные противоречия, вырвавшиеся наружу в период «перестройки», сыграли немалую роль в разрушении Советского Союза» (с. 85).

Лицемерие официальной идеологии

«Важнейший аспект изменений в официальной идеологии второй половины 1930-х годов, — пишет В. Роговин, — был связан с отказом Сталина от концепции мировой революции». Конечно, официально это никак не признавалось. Более того, по некоторым формальным признакам «интернационалистская» сторона официальной идеологии внешне даже укрепилась, например, во время Гражданской войны в Испании 1936-39 годов.

«… Но шовинистическая великодержавная идеология все более теснила на задний план прежние большевистские формулы. В результате к концу 1930-х годов не только официальная идеологическая доктрина, но и массовое сознание оказались как бы расщепленными на две части: официально не «отмененные» идеи интернационализма, с одной стороны, и все более выдвигаемые на передний план идеи великодержавности и ксенофобии — с другой» (с. 93, 95).

В этой атмосфере все иностранцы стали считаться потенциальными шпионами. Началось вытеснение представителей ряда национальных меньшинств из государственного и военного аппарата. Например, в 1938 году по секретному приказу Ворошилова из армии были изгнаны представители тех национальностей, которые имели свои государственные образования за пределами СССР (в том числе финны, австрийцы и венгры).

Другим элементом официального лицемерия была навязчивая пропаганда «счастливой жизни» на фоне значительных жизненных тягот советских людей. В то же время победные рапорты об успехах дополнялись массовыми компаниями по разоблачению врагов и саботажников. «В середине 1930-х годов, — говорит Роговин, — в советской пропаганде сосуществовали два потока неумолчной лжи. Первый — повествующий о «счастливой жизни» народа, о том, что советским людям стало «жить лучше и веселее», и второй — о полчищах внутренних врагов, притаившихся буквально повсюду и подрывающих господствующий режим, который несет народу счастливую жизнь. Столкновения этих потоков создавало чрезвычайно противоречивую картину советской жизни…» (с. 101-102).

Указывая на то, что нацистский режим в Германии также держался на огромных потоках лжи, В. Роговин сравнивает сходство и отличие между официальной ложью сталинского и гитлеровского режимов:

«Если ложь фашистской пропаганды представляла собой относительно стройную и статичную систему и отражала неизменные цели ее носителей, то ложь советской бюрократии носила неупорядоченный, изменчивый и динамический характер в силу того, что она отражала непрерывные зигзаги грубо эмпирической внутренней и внешней политики сталинизма (с. 103).

Но главная ложь, на которой держался сталинский режим, была связана с ложью об Октябрьской революции, ее целях и вождях. Были полностью фальсифицированы вопросы дооктябрьской истории большевизма, идейных разногласий внутри русской социал-демократии, вопрос о теории перманентной революции, идейном перевооружении большевизма в апреле 1917 года, наконец, о подготовке Октябрьского восстания и роли, сыгранной в нем Львом Троцким. Несмотря на разоблачения времен хрущевской «оттепели», «правда об Октябрьской революции по-прежнему оставалась недоступной и для поколения, выросшего после смерти Сталина. Отсюда — относительная легкость второго «взрыва октябрьской легенды», осуществленного в конце 80-х — начале 90-х годов российскими антикоммунистами» (с.105).

Все эти черты характеризуют социальную природу советского общества в том виде, как оно сложилась после Большого террора. На ряд десятилетий в более-менее законченном виде сформировались основные особенности крайне нестабильного внутренне сталинистского режима, который опирался на касту привилегированной бюрократии и находился в глубоком противоречии с социальными основами Советского Союза.

Это основное противоречие советского общества было детально проанализировано Львом Троцким еще в середине 1930-х годов. Оно заставляло советскую бюрократию использовать для защиты своих привилегий, по сути дела, те же самые политические методы, что и гитлеровский режим в Германии. Несмотря на это, контрреволюционный характер сталинистского режима был отчасти закамуфлирован необходимостью развивать для сохранения своих основ некоторые элементы планового хозяйства и проводить достаточно глубокие социальные реформы. «Лишь за рубежом, в Испании, — подчеркивает в этой связи В. Роговин, — то есть на почве буржуазного режима, Сталин выполнил функцию, аналогичную гитлеровской — подавил социалистическую революцию (с. 117).

Сталинизм и нацизм

Ничто не выражает так одновременно и лицемерие, и подлинную сущность сталинской политики, как отношения сталинского руководства с гитлеровским режимом в Германии. Роль сталинизированного Коминтерна в приходе Гитлера к власти в 1933 году была хорошо показана В. Роговиным в предыдущих томах его исторического исследования. В настоящей книге он подробно касается другой красноречивой страницы этого вопроса: подготовки и подписания Пакта между Сталиным и Гитлером в августе 1939 года.

«С учетом всего исторического опыта нашего столетия, — говорит Роговин, — становится особенно ясным, что заключение советско-германского пакта 1939 года представляло одно из самых зловещих сталинских преступлений, коварную политическую сделку, путь к которой прокладывался двумя тоталитарными диктаторами на протяжении длительного времени» (c. 6).

«История подготовки пакта и само его содержание, — продолжает автор, — наглядно опровергают миф об «идеологизированном» характере сталинской внешней политики, якобы связанной преемственностью с большевистским курсом на международную социалистическую революцию В действительности Сталин руководствовался не какими-либо идеологическими мотивами, никогда не игравшими существенной роли в его внешней и внутренней политике, а чисто геополитическими соображениями» (там же).

В. Роговин показывает, что путь к пакту 1939 года длился многие годы, даже в период, когда официальная советская пропаганда вовсю вела кампанию антифашистского содержания и поддерживала политику Народных фронтов с буржуазией «демократических» империалистов. Следует напомнить, что массовый террор против нескольких поколений большевистской партии якобы велся под углом разоблачения фашистских агентов в партии и государственном аппарате. Особенно наглядно это выразилось в обезглавливании Красной Армии. Уничтожение социалистов-интернационалистов в Испании также прикрывалось рассуждениями об их якобы профашистской ориентации. Примечательно, что именно расправившись с «фашистскими» агентами внутри СССР и в рядах антифашистов Испании, Сталин практически немедленно заключил с Гитлером прямой союз и дружбу.

Лев Троцкий в свое время предвидел возможность этого союза по самым первым признакам начавшегося сближения. В своей книге Роговин подчеркивает историческую подоплеку этого сближения:

«Сам советско-германский союз оказался возможным потому, что в центре тогдашней мировой политики стояли не противоречия между СССР и его капиталистическим окружением, а противоречия между главными капиталистическими державами, выступавшие порождением глубокого кризиса, который мировой капитализм переживал в 30-е годы. Острота этих межимпериалистических противоречий была так велика, что исключала создание единого антисоветского блока крупнейших капиталистических государств» (с. 7).

Решающим переломом в советской политике относительно немецкого фашизма стала отставка М. Литвинова с поста наркома иностранных дел, произошедшая весной 1939 года. После этого решающую роль в развитии отношений с гитлеровским режимом сыграл Молотов, который выдвинулся в этот момент в ближайшие подручные Сталина. Тайное зондирование почвы продолжалось на протяжении мая-июля. При этом одновременно продолжались отношения кремлевской клики со странами Антанты, в которых каждая из сторон искала себе наиболее выгодных геополитических условий.

Наконец, пакт был заключен. В. Роговин подчеркивает:

«Советско-германский пакт был не результатом внезапной политической импровизации, а итогом сталинской внешней политики за длительное время, плодом дипломатических инициатив, шедших навстречу друг другу с обеих сторон» (с. 261).

«Советско-германский договор являлся уникальным дипломатическим документом с точки зрения его подготовки. При его выработке был начисто проигнорирован конституционно-правовой механизм формирования внешней политики. От разработки этого важнейшего документа, определявшего судьбы советского государства, были отстранены не только Верховный Совет и правительство СССР, но и Центральный Комитет ВКП(б). Даже большинство членов Политбюро узнало о содержании пакта только после его подписания. Договор и дополнительный протокол готовились в обстановке строжайшей секретности только Сталиным и Молотовым. Сами эти документы явились продуктом волевой импровизации, при их подготовке полностью отсутствовала научная проработка коренного изменения внешнеполитического курса страны» (с. 259).

Роговин отмечает еще один важный момент, связанный с пактом Сталина-Гитлера. Физическое уничтожение руководства Красной Армии привело к ее резкому ослаблению. Многие иностранные военные эксперты в этот период довольно низко оценивали военную силу СССР. Это заставляло Сталина искать отсрочки возможного участия Советского Союза в надвигавшейся мировой войне. Со своей стороны, Гитлер мог чувствовать себя более безопасным на Востоке и держать инициативу в своих руках, предлагая временный мир сталинскому режиму в Москве.

Показательна атмосфера подписания договора. По воспоминаниям Риббентропа, в самом начале процедуры «произошло неожиданное событие: Сталин встал и произнес короткий тост, в котором сказал об Адольфе Гитлере как о человеке, которого он всегда чрезвычайно почитал» (с. 280). Доверительный, если не сказать задушевный, характер переговоров передает отчет, составленный одним из членов немецкой делегации. В отчете указывается, что Сталин, не дожидаясь тоста Риббентропа в свою честь, внезапно произнес: «Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего Фюрера, и поэтому хотел бы выпить за его здоровье» (с. 281).

Именно в таком духе — отождествления нацистской клики с немецким народом — была проникнута вся советская печать в своих комментариях по поводу заключения пакта с Гитлером. Рупором этой политики сделался Молотов. Его многочисленные выступления, равно как и публикации в советских газетах, трактовали этот договор как событие, которое дает СССР гарантии устранения угрозы войны с Германией.

2 сентября 1939 года в Правде был опубликован фрагмент из речи Гитлера на заседании Рейхстага, где Гитлер заявил, что «может присоединиться к каждому слову, которое сказал народный комиссар иностранных дел Молотов» (с. 293).

Последнее обстоятельство, о котором говорит В. Роговин относительно союза Сталина с Гитлером, является та жалкая и глубоко позорная роль, которую должен был играть в этих обстоятельствах сталинизированный Коминтерн. Несмотря на многолетнюю компанию антифашистской пропаганды и тот факт, что многим европейским странам, в которых существовали компартии, угрожала нацистская оккупация, партии Коминтерна были вынуждены присоединиться к той трактовке этого договора, которая навязывалась Москвой и которая видела в нем не инструмент поддержки и поощрения агрессора, а инструмент мира и стабильности. Готовность Коминтерна и на этот раз беспринципно отказаться от всей своей предшествующей политики была одной из важнейших ступеней на пути его полной политической деградации, облегчившей Сталину безболезненный роспуск Коминтерна в 1943 году.

Роль сталинизма в Испании

В настоящей книге автор снова возвращается к вопросу о роли сталинской политики во время Гражданской войны в Испании 1936-38 годов. Уже раньше он показал, что политика Сталина сыграла глубоко контрреволюционную роль тем, что, обеспечивая поддержку правительства буржуазных республиканцев, она была, с другой стороны, направлена на то, чтобы воспрепятствовать развитию социальной революции, используя при этом методы прямого физического истребления революционных интернационалистов. В настоящем томе Роговин пытается проанализировать еще один аспект проблемы: почему в Испании не удалось создать революционную партию рабочего класса, аналогичную партии большевиков в России в 1917 году?

Это касается, главным образом, вопроса о роли, сыгранной в событиях испанской гражданской войны центристской ПОУМ. Отталкиваясь от анализа, сделанного Львом Троцким, и в целом поддерживая его, Роговин пытается, на наш взгляд, не очень удачно, защитить политику ПОУМ от критических замечаний Троцкого. Однако это не может ни в малейшей степени умалить то главное, что показывает здесь В. Роговин. Это главное состоит в ясном разоблачении подлинной роли сталинской политики в Испании, которая с самого начала была определена по двум линиям: спасение буржуазной демократии от Франко в той степени, в какой это было возможно; спасение частной собственности от посягательств пролетариата во что бы то ни стало.

В сжатом виде эта политика была обрисована в письме, которое было направлено Сталиным, Молотовым и Ворошиловым 21 декабря 1936 года премьер-министру республиканского правительства Ларго Кабальеро. В нем «указывалось, что «испанская революция прокладывает себе пути, отличные во многих отношениях от пути, пройденного Россией… Вполне возможно, что парламентский путь окажется более действенным средством революционного развития в Испании, чем в России». В письме содержались «дружеские советы», направленные на то, чтобы удержать Испанскую революцию в буржуазно-демократических рамках и «помешать врагам Испании рассматривать ее как коммунистическую республику». В этой связи кремлевские «вожди» предлагали «привлечь на сторону правительства мелкую и среднюю городскую буржуазию или, во всяком случае, дать им возможность занять позицию благоприятного для правительства нейтралитета, оградив их от попыток конфискаций и обеспечив, по возможности, свободу торговли». Сталин и его приспешники «советовали» также «найти случаи заявить в печати, что правительство Испании не даст кому бы то ни было посягать на собственность и законные интересы иностранцев в Испании…» (с. 153).

Лев Троцкий и Четвертый Интернационал

Создание Четвертого Интернационала во второй половине 1938 года Вадим Роговин оценивает как событие всемирно-исторического значения, создавшего новые возможности для революционного преобразования мира. Он показывает, что интернациональные силы, собранные вокруг знамени Четвертого Интернационала, имелись во многих странах мира. Они росли, развивались и имели намного больше авторитета и влияния, чем можно было судить по их количественной численности. Именно эти обстоятельства вызывали острые опасения как среди лидеров мирового капитализма, так и верхушки сталинистской бюрократии в СССР.

Французский посол в Германии Кулондр сообщал в своих воспоминаниях о том, что сказал ему Гитлер в разговоре с ним 25 августа 1939 года, когда Гитлер еще надеялся избежать вступления в войну Англии и Франции после нападения на Польшу. Кулондр высказал в этой беседе мысль, что «в случае возникновения войны между Германией и Францией единственным победителем в ней будет Троцкий». На это Гитлер ответил как о само собой разумеющемся: «Я (это) знаю» (с. 367).

Не менее велики были и опасения Сталина. Секретные агентурные данные сообщали достаточно правдивую информацию о росте влияния сторонников Четвертого Интернационала, Это заставило Сталина резко активизировать усилия по физическому уничтожению Льва Троцкого. Многие детали этих обстоятельств описываются Роговиным в своей книге.

Однако наиболее интересный момент представляют собой размышления В. Роговина о том, почему «не сбылся» прогноз Троцкого о неизбежности мировой революции в ходе или после окончания новой Мировой войны. Роговин указывает на то, что, во-первых, такая постановка вопроса опиралась на имеющийся исторический опыт, связанный с Первой Мировой войной. С другой стороны, невозможно было представить в то время, каким образом мировой капитализм мог бы выбраться из того исторического тупика, в котором он оказался к этому моменту. Мы должны помнить, в конце концов, что новый виток капиталистического бума послевоенного времени был оплачен ценой страшных разрушений и огромных человеческих потерь, абсолютно беспрецедентных во всей мировой истории.

Однако главное, на что обращает внимание В. Роговин, заключается в понимании характера самого прогноза, который делался Троцким. Все подобные суждения о будущем, пишет Роговин, «являются не только прогнозами, но одновременно — революционными лозунгами и программами» (с. 358). Другими словами, это было не просто объективистское пророчество того, что должно было с фатальной неизбежностью произойти. Это был, скорее, мобилизующий призыв, который, отталкиваясь от объективных тенденций общественного развития, пытался наметить пути преодоления существующего общественного кризиса и играть роль рычага изменения мира.

***

Книга «Мировая революция и мировая война» вышла из печати в августе 1998 года. В сентябре ее автор умер от безжалостного ракового заболевания, когда ему шел 62 год. Ровесник Большого террора, родившийся в самый страшный год советской истории, 1937-й, Вадим Роговин всю свою жизнь посвятил восстановлению подлинной исторической правды о судьбе своей страны, одним из лучших сыновей которой он был.

Мировая революция и мировая война оказалась последней книгой, которую он смог увидеть опубликованной при своей жизни. Являясь органической частью большого целого, которое отражает в том числе эволюцию и поиски своего автора, этот том представляет собой нетленный научный монумент тому необыкновенному человеческому и гражданскому подвигу, который оставил после себя Вадим Роговин. Уйдя из жизни, он сам превратился в часть истории, которой посвятил такую значительную долю своей безвременно закончившейся жизни. Но он успел завершить рукопись заключительного, седьмого тома своей исторической эпопеи «Была ли альтернатива?», который еще ждет своего читателя.

Сборник работ А.А. Иоффе впервые опубликован на русском языке

Адольф Абрамович Иоффе (1883 — 1927): Дипломат революции. Сборник работ

Издательство «Iskra Research», Бостон, 1998.

Library of Congress Catalog Card Number: 98-071419. ISBN 1-883468-08-6

25 января 1999 г.

Осенью 1998 г. появилась книга, в которой собраны работы Адольфа Абрамовича Иоффе, одного из лидеров Октябрьской революции 1917 года, крупнейшего дипломата первых лет Советской власти. Это первая за многие десятилетия публикация его работ на русском языке. Ниже следуют вступительные замечания составителя и редактора сборника, а также предисловие Надежды Адольфовны Иоффе, младшей дочери А.А. Иоффе.

От редактора

Когда я начал собирать материалы об Адольфе Иоффе для публикации его сборника, я не представлял себе многогранность этого человека. Автобиография дает лишь частичное и, возможно, даже не наиболее симпатичное представление об этой большой и сложной фигуре российского и мирового социалистического движения начала 20-го века. Сама автобиография была написана тогда, когда ее автор уже страдал от букета тяжелых нервных и физических болезней, но на Адольфа Абрамовича давили не только болезни, но и совершенно незаслуженное, грубое и черствое отношение со стороны государственного и партийного аппарата. Поэтому в его рассказе заметна определенная субъективность и болезненная гордость. Чтобы лучше понять сложную личность автора, читателю предлагается прочесть его предсмертное письмо. При составлении этого письма Адольф Абрамович преодолел тяжелые физические страдания и возвысился до объективной оценки целей своей жизни и той степени, в какой он этим жизненным идеалам служил.

А вот лишь один, ранее неизвестный штрих истории. Адольф Абрамович Иоффе внес свой вклад не только в развитие революционной мысли, но и, к моему удивлению, в развитие и пропаганду новейших методов психоанализа в России. По образованию врач, Иоффе учился в Берлине и в Вене и примерно в 1908 году закончил венский медицинский факультет. Из-за своей нервной болезни он заинтересовался психологией и сам лечился у известного ученика Фрейда, Альфреда Адлера, который в то время создал собственную школу индивидуального психоанализа. В дальнейшем Иоффе продолжал интересоваться психологией и психоанализом в частности. Во время своей ссылки в Сибири он вынужденно вернулся к профессии врача и психиатра и даже опубликовал в 1913 году статью в журнале Психотерапия. После революции Иоффе продолжал интересоваться и писать на темы психологии и психоанализа. В различные периоды он занимал влиятельные посты в государственном аппарате, которые позволяли ему положительно влиять на развитие и распространение интереса к психоанализу в послереволюционной Советской России. В недавно опубликованной книге об истории психоанализа в России «Эрос невозможного» известный писатель-антикоммунист, Александр Эткинд, вынужден скрежеща зубами описать заслугу Иоффе и Троцкого в развитии этой науки.

Другая сторона личности А.А. Иоффе — это его серьезное отношение к первейшей обязанности образованного марксиста — привносить собственные знания в массы, поднимать и образовывать их. В бытность комиссаром ЦК в Туркестане или послом в Китае и Японии он считал своей обязанностью обучать широкие массы народов Центральной Азии, равно как и слои китайской интеллигенции, поднимать их общий культурный уровень. Его доклады и лекции в Ташкенте и Пекине приобщали слушателей к вопросам мировой политики. Его книжки о Японии и Англии и многочисленные журнальные статьи и газетные заметки стремились к тому, чтобы достичь этой просветительской цели в отношении рабочих масс России, и достигали этого.

Адольф Абрамович Иоффе начал в последнее время возвращаться в поле зрения российских и зарубежных историков. Его дочь, Надежда Адольфовна, издала в России две книги: одну о своей судьбе и судьбе ее поколения, другую — о своем отце. Обе книжки содержат массу сведений и материалов об А.А. Иоффе. Но до сих пор ни один профессиональный историк не удосужился исследовать жизнь этого человека, который, по сути дела, был первым дипломатом Советской России.

Этот сборник был задуман как собрание сочинений Иоффе, которое позволило бы русскому читателю ознакомиться с этой забытой фигурой российского революционного движения. По мере сбора материалов коллекция работ Иоффе продолжала расти и сегодня его полное собрание сочинений не вместилось бы даже в два толстых тома. Пользуясь чудесами компьютерной и сетевой техники, мы решили опубликовать этот сборник в двух частях. Первая часть, напечатанная по-старому на бумаге, перед вами. В нее вошли лишь наиболее известные и обстоятельные работы А.А. Иоффе.

Вторая часть опубликована электронным путем на сетевой странице издательства «Iskra Research» по адресу: www.mit.edu/people/fjk/Joffe/joffe.html. В нее вошла книга Мирные переговоры в Брест-Литовске и множество статей, писем и архивных материалов написанных Иоффе или о нем. Мы должны сразу оговориться, что и после наших поисков нам известна лишь часть из литературно-исторического наследия Иоффе. С помощью Вас, читателей, мы намерены пополнять пробелы в историческом знании и прибавлять новые документы к нашему «второму тому» этого «Собрания сочинений» на интернетовской странице издательства.

Ф. Крайзель

Предисловие Надежды Адольфовны Иоффе

Настоящая работа является первой попыткой собрать воедино все написанное Адольфом Абрамовичем Иоффе — первым советским дипломатом, первым представителем мирной делегации в Брест-Литовске, первым советским послом, официально аккредитованным в одной из капиталистических стран. Подпись А.А. стоит под основными мирными договорами, положившими начало политическим и экономическим связям Советского Союза с рядом европейских и азиатских стран.

Несколько слов об авторе сборника.

Адольф Абрамович Иоффе был вторым сыном богатого симферопольского купца, владевшего всеми транспортными средствами в Крыму, собственным домом в центре Москвы, собственной дачей в Ялте (летней резиденцией государя-императора), обладавшего званием почетного гражданина и считавшегося «любимым евреем» министра Витте.

Несмотря на то, что детство А.А. Иоффе прошло в семье богатого религиозного еврея, А.А. уже в старших классах гимназии свел знакомство с революционно настроенными студентами, начал интересоваться нелегальной литературой, в основном марксистского направления. 19-летним юношей он уже официально состоял членом Российской социал-демократической партии — РСДРП.

Окончив гимназию, дальнейшее образование продолжал в Германии на медицинском факультете Берлинского университета. Медицина, в основном психиатрия, занимала второе место в круге интересов А.А. На первом месте неизменно стояла революция. Медицинский факультет А.А. все же закончил, правда, не в Германии, а в Австрии, где, живя в Вене, принимал участие в издании социал-демократической газеты Правда. Кроме него в издании газеты принимали участие Троцкий, Скобелев (ставший впоследствии министром труда в правительстве Керенского) и Парвус — талантливый журналист, занявшийся впоследствии коммерцией, наживший большой капитал и фактически отошедший от революции. Диплом врача и свои медицинские знания А.А. использовал недолгое время, будучи в ссылке в Сибири, сначала в селе Абан, затем на слюдяных копях.

Жизнь А.А. закончилась трагически: работая в Японии в 1923 году, он заболел тяжелой инфекционной болезнью, получившей название множественный полиневрит. Лечить эту болезнь в то время в России не умели. Пробыв пару месяцев в Австрии и несколько залечив свою болезнь, А.А. вернулся в Россию. На этом фактически закончилась его дипломатическая деятельность.

Последние годы своей жизни он занимал должность заместителя председателя Главконцесскома (председателем был Л.Д. Троцкий), читая одновременно лекции в Московском университете. Кафедра, которой он заведовал в университете, впоследствии выделилась в самостоятельный институт международных отношений — МИМО. Однако осенью 1927 года болезнь, полученная в Японии, обострилась, лишив А.А. возможности вести какую бы то ни было работу. Консилиум лучших кремлевских врачей констатировал, что для лечения необходимо длительное пребывание за границей, но разрешения на выезд А.А. не получил.

А.А. принадлежал к так называемой внутрипартийной оппозиции, боровшейся с уже насаждаемой тогда сталинщиной. Лишенный работы, фактически лишенный лечения, а, следовательно, и надежды на выздоровление, 16 ноября 1927 года А.А. покончил с собой. В предсмертном письме, адресованном Троцкому, он объяснил свой поступок как протест борца, лишенного возможности бороться и противостоять как-нибудь иначе.

Будучи революционером-практиком, А.А. не оставил сколько-нибудь значительных теоретических трудов в области политики или экономики. Первая небольшая брошюра Местное самоуправление написана им в мае 1917 года. Написанная очень популярным языком, брошюра давала возможность самому неискушенному в политике человеку получить представление о политическом устройстве в России до революции и об изменениях, внесенных революцией.

В тот же период (1917 год) написана достаточно пространная брошюра Крах меньшевизма с предисловием Л.Д. Троцкого. Несколько последующих брошюр, написанные в 1925-27 годах, явились результатом зарубежной деятельности Адольфа Абрамовича: Англия в наши дни, От Генуи до Гааги и т.д. Особняком стоит написанная в 1925 году работа под названием Последний утопист. Работа посвящена мало кому известной программе Поппер-Линкеуса, умершего в 1921 году.

Как видно из предисловия автора, работа Поппер-Линкеуса заинтересовала его в основном потому, что последний имел возможность опираться на работы своих предшественников, на опыт истории. В достаточно объемной брошюре А.А. доказывает утопичность теории Поппер-Линкеуса, теории Вольтера, Монтеня, малоизвестного философа Лихтенберга. А.А. рассматривает также отношение Поппера к близким ему по духу Луи Блану, Прудону, Атлантикусу. Работа представляет интерес как с точки зрения познавательной, так и аналитической.

Деятельность А.А. Иоффе несправедливо забыта у него на родине. Поэтому большой заслугой является работа Феликса Крайзеля, впервые собравшего воедино все литературное наследие А.А. Иоффе. Читателю этого сборника в какой-то степени откроется незаурядная личность его автора, его деятельность, неразрывно связанная с жизнью России, а также с жизнью ряда других стран.

Готовится первое немецкое издание книги В. Роговина «Партия расстрелянных»

29 января 1999 г.

Немецкое издательство «Арбайтерпрессе Ферлаг» (Arbeiterpresse Verlag) и партия «За социальное равенство» (германская секция Международного Комитета Четвертого Интернационала) готовят к публикации первое немецкое издание книги В. Роговина «Партия расстрелянных» (Die Partei der Hingerichteten), которая представляет собой 6-ой том исторического исследования «Была ли альтернатива?».

В 1998 году издательством была осуществлена публикация 5-то тома этой исторической серии под названием «1937: Год террора» (1937: Jahr des Terrors). Новая публикация должна появиться весной этого года. Среди глав книги, на которые издательство в своих анонсах обращает особенное внимание будущих читателей в Германии, упоминаются следующие:

Подготовка к третьему процессу

Бухарин и Вышинский

Орбита Ягоды

Внутриполитические цели процесса

Внешнеполитические цели

В недрах Политбюро

Были ли виновные?

Оппозиционеры в лагерях

Воркутинская трагедия

Кому была выгодна великая чистка?

Террор против зарубежных коммунистов

Перевод книги осуществлен Ханнелорой Георги (Georgi) и Харальдом Шубартом (Schubaerth).

Некролог: Советский писатель Анатолий Рыбаков умер в возрасте 87 лет

Джеймс Брукфилд. 5 января 1999 г.

Со смертью автора антисталинистской трилогии «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова 23 декабря 1998 г. мир потерял одного из самых значительных современных писателей. Рыбаков умер в возрасте 87 лет в результате осложнений, возникших после операции шунтирования сердца, проведенной после двух инфарктов, последовавших в 1998 году. После его смерти жена писателя Татьяна Рыбакова осталась с двумя сыновьями Александром и Алексеем.

Рыбаков родился 14 января (1 января по старому стилю) 1911 года в украинском городе Чернигове. Будучи социалистически настроенным молодым человеком, вдохновленным Октябрьской революцией, он был арестован сталинскими прислужниками в 1934 году за «подрывную деятельность» и сослан на три года в Сибирь. После освобождения Рыбаков работал транспортным рабочим. Во время Второй Мировой войны он командовал танковым экипажем. По-видимому, военная служба избавила его от возможных последствий ареста.

После окончания войны в 1948 году он написал детскую повесть «Кортик», в 1950 году роман «Водители», а в 1979 году роман «Тяжелый песок», повествующий о судьбе семьи русских евреев в ходе фашистской оккупации (опубликован на английском языке в 1981 году). Рыбаков также писал для телевидения, кино и театра.

Рыбаков написал «Дети Арбата», первый том трилогии, в качестве автора которой он получил наибольшую известность в шестидесятые годы, однако он никак не мог опубликовать его вплоть до 1987 года. Советские журналы дважды, в 1966 и 1978 гг., объявляли, что «Дети Арбата» должны выйти в нескольких номерах, однако решение о публикации отменялось правительственными чиновниками.

Тем не менее Рыбаков не осуществил первое издание этого романа за границей, позже поясняя, что, согласно его чувствам, такое решение означало бы предательство его долга как писателя и его ответственности перед народом СССР. В 1988 году этот роман вышел на английском языке. Два следующих тома, «Страх» и «Прах и пепел», были опубликованы по-русски соответственно в 1990 и 1996 годах, а по-английски в 1992 и 1996 гг.

В романах описываются жизненные перипетии группы друзей детства, которые росли в районе московского Арбата, начиная со времени, предшествовавшего аресту главного героя Александра Панкратова (прообразом которого был сам автор), с конца 1933 года, до развязки, наступившей десять лет спустя в трагическое военное время.

В трилогии Рыбаков проявил свой особый талант: способность сочетать энергичную напряженность драмы с высокой степенью политического и исторического понимания. Этот труд не является ни историей с легким налетом вымысла, ни повествованием, в котором великие исторические события служат просто фоном. Это не просто продукт добросовестного исследователя, а действительное произведение искусства, глубокая и волнующая трагедия. Автор с глубокой проницательностью описывает характеры своих героев, в особенности показывая, как тот социальный опыт, через который они проходят, формирует их интеллектуальное, политическое и нравственное развитие. Это придает героям (и произведениям Рыбакова в целом) подлинность и жизненность.

Эволюция главного героя, Саши, изображается в драматически и психологически убедительных тонах. Его мировоззрение, первоначально идеалистическое и несколько бунтарское, после его ареста меняется, в нем появляется осторожность и озабоченность не только своей собственной судьбой, но и судьбой всего советского общества. Жизнь Саши и его бывших товарищей была определена ужасными событиями тридцатых годов: убийством Кирова, массовыми арестами, судебными подлогами, пытками и убийствами руководителей старых большевиков и социалистических противников правящей бюрократии. Хроника разочарования и отчуждения Саши, приспособление ряда его бывших знакомых к правящему режиму, относительная изоляция тех, кто вел себя мужественно и достойно, к числу которых относится его мать и сосед-интеллигент — все это убедительно описывает трансформацию главного героя. В то же время повествование сообщает правду о том периоде, в котором происходило взросление Саши.

Трилогия дает отрезвляющий портрет Сталина, который также является одним из главных действующих лиц романа. Его жестокий характер показан сложившимся в результате сложного взаимодействия его происхождения, его личностных черт (злобы, мстительности, недальновидности) и его политической роли как диктатора, подготовившего показательные судебные процессы. После прочтения эпизодов романа, в которых действует Сталин, инстинктивно чувствуется, что Рыбаков хорошо схватил его сущность. Описанные события могут не всегда иметь явное политическое значение (такие как встреча Сталина со своим дантистом, который запуган оскорблениями), однако они обнажают различные грани сущности диктатора. Когда Сталин спокойно просматривает «признания», пропитанные кровью тех, кто их подписал, всякий читатель ощущает его безжалостность в отношении тех, кто связал себя с Октябрьской революцией 1917 года.

«Дети Арбата» являются самой успешной с эстетической точки зрения работой этой серии. В этом томе способность Рыбакова к целостному сочетанию судеб главных героев трилогии с происходящими событиями достигает наивысшей степени. В этом отношении роман придерживается великой русской традиции «Войны и мира» Льва Толстого и «Жизни и судьбы» Василия Гроссмана.

Второй и третий тома несколько уступают в стиле и художественной выразительности первому, отражая, возможно, авторское ощущение ограниченности во времени. Тем не менее они являются увлекательным чтением и в них есть исключительно интересные моменты. В одном месте «Праха и пепла» Рыбаков изображает чтение Сталиным волнующего «завещания» Троцкого. В этом эпизоде Сталин, воплощение полицейского цинизма и реакции, противопоставляется Троцкому, чье послание пронизано оптимизмом и верой в человеческую солидарность. «Жизнь прекрасна. Пусть грядущие поколения очистят ее от зла, гнета, насилия и наслаждаются ею вполне». Сталин читает эти строки в безмолвном бешенстве. Картина, нарисованная Рыбаковым, безошибочна: в конечном итоге дальновидность Троцкого победит жестокость Сталина.

Отклики на романы были весьма разнообразны. Поначалу «Дети Арбата» получили широкий резонанс. Советский журнал, в котором они были впервые опубликованы, увеличил свой тираж со 150 тысяч экземпляров до 800 тысяч. Вскоре Рыбаков получил тысячи благодарных писем, особенно от молодежи. Однако реакция критиков, в особенности на Западе, была равнодушной. В общем, в их откликах скорее преобладала господствующая политическая точка зрения, нежели критика в соответствии с объективными художественными и интеллектуальными критериями. Левые позиции романов Рыбакова придавали им небольшую цену в глазах официальных кампаний антимарксистской пропаганды, проводимых на Западе и в бывших сталинистских государствах.

Более серьезная оценка работ Рыбакова подзадержалась. Художественная сила и интеллектуальная честность ставят его в ряд незначительного меньшинства мастеров художественной литературы конца двадцатого века. Тема, развитая в его романах (ответственность личности за общество, в котором она живет, и за свои идеалы), выделяет его из общего ряда. Его работы заслуживают самого широкого круга читателей.

История марксизма XX столетия

Д.П.Кэннон. «История американского троцкизма»

В предыдущих номерах «Социального равенства» была начата публикация глав из книги «История американского троцкизма», написанной Джеймсом П. Кэнноном, одним из основателей американского троцкистского движения и лидера Четвертого Интернационала на протяжении нескольких десятилетий. Эта книга никогда прежде не переводилась и не издавалась на русском языке.

В уже опубликованных четырех главах речь шла об истоках американской Компартии, образованной в 1919 году, и о начальных шагах ее деятельности в первой половине 20-х гг.; а также об образовании в США сторонников русской Левой оппозиции и создании троцкистского движения в Америке.

Редакция

Лекция V. Левая оппозиция в загоне

Программа и задачи; группа Лавстона; Русский вопрос; профсоюзный вопрос; фракция партии и Коминтерн; Альберт Вайсборд; сталинистский «левый поворот»; изоляция; «маргиналы и лунатики»; фракционность; издания; нищета; интернационализм; «Стойкость!, Стойкость!, Стойкость!»

Лекция VI. Разрыв с Коминтерном

Интернационализм; работа среди безработных; профсоюзная работа; события в Германии; капитуляция Германской КП; банкротство Третьего Интернационала; тенденции в Социалистической партии; Конференция за прогрессивное рабочее действие; поворот к работе в массах; оппозиция сектантов; Американская Рабочая партия; кампания за новую партию.

Глоссарий (Справочник русского марксиста)

Internet

Бюллетень «Рабочий-Интернационалист» в Интернете

Бюллетень «Р-И» существует в виде электронной версии в сети «Интернет». Он находится на электронной странице американского «Iskra Research Publishing House».

SEP (США)

http://www.socialequality.com

SEP (Австралия)
http://www.socialequality.com

SEP (Великобритания)

http://www.socialequality.org.uk

PSG (Германия)

http://gleichheit.de

SEP (Канада)

http://www.socialequality.org.uk

World Socialist Web Site: http://www.socialequality.com