Торговый договор.
«Известия», 17 (4) февраля, 1918 г.
Когда только начались мирные переговоры в Бресте, вся буржуазная печать, а вместе с ней и та, которая совершенно незаслуженно именует себя «социалистической», на все лады трубила о самых невероятных требованиях германцев в области экономической политики. Как совершенно достоверные «факты» сообщались немецкие «требования» о бесплатном вывозе хлеба из России в Германию в продолжении 20 лет, о беспошлинном вывозе германских товаров в Россию на столь же продолжительный срок, о грандиозной многомиллиардной контрибуции и т.п. небылицы. Указанные газеты с азартом пытались доказать, что весь смысл переговоров с русскими большевиками для германских империалистов заключается в стремлении создать из России германскую колонию. Казалось бы, специалисты по этим вопросам должны были понимать, что германским империалистам для удовлетворения своих аппетитов в России вовсе не следовало бы так чрезмерно повышать свои требования и так неразумно обнажать свои затаенные надежды и чаяния. Географическое положение России в отношении Германии и промышленная отсталость России являются факторами уже совершенно достаточными, чтобы при признании Россией прав наиболее благоприятствуемой нации за Германией, последней не страшны были какие угодно конкуренты на русском рынке. И, действительно, германские делегаты не требовали от русской делегации почти ничего другого по вопросам торговых взаимоотношений между Россией и Германией.
Право наибольшего благоприятствования признается, однако, и самыми строгими из наших критиков. Вообще, нужно признать, что вся эта критика по существу совершенно не касалась затрагиваемых вопросов. При самом искреннем желании и величайшем внимании ко всем замечаниям и предложениям, которые были сделаны со стороны буржуазных публицистов и ученых по вопросу о торговом договоре между Германией и Россией, совершенно невозможно уловить, чего же, собственно, эти господа желают. Первоначальный проект мирного договора был опубликован еще до первого перерыва в переговорах. При этом ясно сообщалось, что русская делегация оставила за собою право дальнейшей критики этого проекта, внесения своих изменений, поправок и контр-предложений. Казалось бы, что тут господа специалисты, столь злорадно посмеивавшиеся над дилетантизмом русских делегатов, должны были бы выступить во всеоружии своего знания и опыта и научить нас, как именно следует вести переговоры, что именно отвергнуть и что принять из германских предложений и чего требовать со своей стороны. Ничего подобного в многочисленных ругательных по адресу русской делегации статьях невозможно найти. Единственное политическое указание по существу вопроса сводилось к тому, что не должны быть допускаемы какие бы то ни было изъятия из принципа наивысшего благоприятствования. Но это русская делегация сама знала и сама проводила. Всякий, кто хотя бы поверхностно ознакомился с опубликованными стенограммами мирных переговоров, легко мог убедиться, что с самого начала переговоров и особенно в экономической комиссия решительный бой велся именно по вопросу наибольшего благоприятствования в том изъяснении этого принципа, которого Германия старалась добиться для Австро-Венгрии и Балкан.
Как известно, идея среднеевропейского таможенного союза является излюбленным коньком германских империалистов. Собственно говоря, как германские, так и австрийские экономисты и промышленники вовсе не столь очарованы этой идеей. Мысль эта зародилась в головах политиков и, собственно говоря, тут заложено стремление создать под видом таможенного объединения какой-то суррогат политического единства. Этим ообъясняется, что идея эта наиболее популярна в германских военных кругах и, наоборот, наталкивается на сильнейшее противодействие в промышленных и торговых сферах как Германии, так особенно Австро-Венгрии. Противодействие это настолько велико, что, несмотря на сильнейшее желание германских дипломатов обеспечить себя в мирном договоре на случай создания такого союза, они нисколько не скрывали своего сомнения, выйдет ли что-нибудь из этого; и специалист по экономическим вопросам, председательствовавший со стороны наших противников в экономической комиссии, фон-Кернер, прямо заявлял о своих сомнениях и сообщал, что по окончании переговоров с русскими он поедет в Вену для того, чтобы там проводить идею таможенного союза и «преодолеть то противодействие, которое существует в Австро-Венгрии».
С своей стороны русская делегация усматривала в этом таможенном союзе возможность агрессивного движения в сторону России, а, кроме того, полагала, что специальные льготы, предоставляемые Германией Австро-Венгрии и, тем более, Балканским государствам, — серьезно вредят русским интересам и фактически сводят на нет признание права наиболее благоприятствуемой нации. Поэтому русская делегация категорически заявила, что это требование ею не приемлется, и соглашение по этому вопросу не было достигнуто.
Характерно, как отнеслась к этому делегация Рады. Перед нами (хотя и неполный), опубликованный в немецких газетах текст мирного договора с Германией, Австро-Венгрией, Болгарией и Турцией, подписанный делегатами несуществующей более украинской центральной Рады. И там имеются все те пункты, против которых столь решительно боролась русская мирная делегация. В договоре с Германией этот вопрос, по-видимому, постарались обойти (ибо для украинских делегатов, которые имели под рукой стенограммы переговоров с нами, не было секретом боевое значение, которое мы придавали этому вопросу). Там глухо сказано (ст. VII, разд. 3): «Ни одна из договаривающихся сторон не будет претендовать на те льготы и преимущества, которые предоставлены или будут предоставлены противной стороной какому-либо третьему государству на основании несуществующего или могущего создаться таможенного союза, как, например, тот союз, который существует между Германией и Великим герцогством Люксембургским или же в мелких пограничных сношениях на пограничной зоне шириной в 15 километров». Но также дословно та же оговорка имеется и в договорах с Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией, — то совершенно очевидно, что здесь от украинцев нашим противникам удалось получить то, против чего так боролась русская делегация. Даже больше этого; так как в переговорах с нами германские делегаты к концу уже начали сдаваться и настаивали только на таможенном союзе с Австро-Венгрией, а в отношении к Балканам не проявляли уже прежнего упорства. «Украинцы» же уступили им и Болгарию с Турцией.
Но они уступили не только это… Германские делегаты, убедившись, что мы ни в коем случае не желаем заключать с ними какой бы то ни было торговый договор до окончания мировой войны и даже считаем невозможным вступать в данный момент в переговоры о таком договоре, пытались удержать, если не весь, то хотя бы часть русско-германского торгового договора 1894-1904 года. Они указывали на то, что в период провизориума, т.е. на период от заключения мира между Россией и Германией с союзниками до подписания нового торгового договора, совершенно недостаточно голой формулировки признания права наиболее благоприятствуемой нации, что хотя бы в приложении к мирному договору следовало бы более детально определить те положения, на основании которых будут происходить торговые сношения в этот промежуток времени. В основу обсуждения этого добавления к мирному трактату они предлагали положить старый торговый договор 1894 — 1904 года и рассмотрев его подробно установить какие именно статьи отвергаются и какие могут быть провизорно приняты. Против этого предложения строго говоря ничего нельзя было возразить. Русская делегация стояла на той точке зрения, что наиболее выгодной формой товарообмена являлся бы обмен, так сказать, «от государства к государству», при котором, конечно, весь ввоз и вывоз, т.е. вся внешняя торговля, должна быть национализирована. Немцы против этого не возражали. Не зная, что для такого непосредственного государственного товарооборота необходим очень сложный государственный аппарат, что в Германии такой аппарат уже существует под видом различных «центральных товариществ», в России же может быть создан не скоро и, следовательно, все выгоды такой внешней торговли будут на стороне Германии, — русская делегация опасалась выставлять это как единственное положение, регулирующее будущие торговые отношения и потому согласилась на пересмотр в специальной подкомиссии старого русско-германского торгового договора.
Этот пресловутый договор, столь непопулярный в России, собственно говоря, является сугубо выгодным для Германии только в той своей части, которая касается конвенционного товара. Поэтому немцы особенно старались удержать этот тариф и в высшей степени решительно боролись против права применения к их товарам нашего дифференциального таможенного тарифа. На это им было указано, что с русской точки зрения какое бы то ни было нормирование таможенных ставок является совершенно недопустимым в период всемирной экономической разрухи и в полной неопределенности экономических отношений. Русское правительство должно оставить за собою право не только удержания, но и повышения в отношении определенных товаров существующих таможенных ставок. Поэтому не может быть и речи об удержании старого конвенционного тарифа. Немцы уступили.
Другим весьма спорным в экономической комиссии вопросом явился вопрос о торговых и промысловых правах иностранцев. В старом торговом договоре это составляет содержание статей 1-3; в первоначальном проекте договора этого вопроса касается статья IV. Но в этой статье говорится только о равенстве прав граждан, товаров и кораблей каждой из договаривающихся сторон с таковыми же правами подданных государств, не имеющих договора. Само собою разумеется, что такая формулировка не могла удовлетворять русскую делегацию, да она не удовлетворяла, очевидно, и самих немцев, которые после перерыва отказались от нее. Русская делегация предложила полное уравнение в правах иностранцев с туземцами. Покушение на «священные права немецкого Бюргера» напугало германских делегатов и они заявили, что не могут предоставить русским избирательных прав, ибо это противоречит их конституции. Когда им разъяснили, что русскую делегацию интересуют не столько избирательные права (хотя русское правительство предоставляет эти права иностранцам), сколько защита интересов русских рабочих, работающих и живущих в Германии, ибо старые договоры считались только с интересами торговцев и промышленников, но совершенно не думали о рабочих, а нынешнее русское правительство стремится обеспечить за русскими рабочими и находящимися за границей право стачек, собраний на собственном языке, право участия в государственном страховании и т.п. — то германские делегаты обещали запросить Берлин по этому поводу. Ответа мы не успели получить. Но много крови испортило немцам столь гордящимся своим социальным законодательством, указание русской делегации на то, что настаивая на полноправии русских и немецких рабочих в Германии, она в одном случае должна отказаться от требования такого равноправия и, наоборот, требуем, чтобы здесь бесправие немецких рабочих не распространялось на русских. Это в отношении сельских рабочих в Пруссии, где, как известно, на основании старинного «закона» о «челяди» (Gesindeordumig) сельские рабочие лишены права стачек, а хозяева имеют право применять телесные наказания. Немцы сначала пытались отрицать существование такого закона, но когда им на фактах доказали, что этот закон не только существует, но и проводится в жизнь, они начали лепетать, что «законы о челяди» носят местный характер, а в мирных переговорах дело идет об общеимперском договоре.
Формулированное еще в первой русской декларации требование о прекращении войны также и экономической, дало повод немцам попытаться протащить нечто вроде оборонительного союза с Россией против Англии. Они пытались предложить обязательство взаимной поддержки «обеих договаривающихся сторон» против боевых экономических мероприятий, исходящих от третьей стороны. Это решительно было отвергнуто русской делегацией с мотивировкой, что нынешняя война слишком наглядно доказала, как легко оборонительная война превращается в наступательную.
В общем и целом работы экономической комиссии, — которые не были закончены ввиду разрыва по другим более сложным вопросам политического характера, — как известно, по вопросу об оккупированных территориях, — также ясно вскрыли всю разницу мировоззрения русской делегации и делегации Четверного Союза. Здесь также разверзлась глубокая пропасть, существующая между социалистической Россией и империалистической Германией, и хотя в этих вопросах немцы, благодаря указанной объективной выигрышности своего географического и экономического положения, проявили гораздо большую уступчивость, уступчивость, приводящую к убеждению, что не будь разрыва по политическим вопросам, в этой области удалось бы достигнуть соглашения, — тем не менее даже из кастрированных отчетов печатавшихся в германской прессе пролетариям Германии должно стать ясным, кто именно защищал интересы трудового народа и кто заботился только о купцах, фабрикантах и банкирах. Еще рельефнее проявилось это в работах правовой комиссии.
Но все это — вода на нашу революционную мельницу.