Перед Генуей.
Вестник НКИД №4-5, апрель-май 1922 г.
История неоднократно доказывала, что чем тревожнее и грознее международное положение, тем больше разговоров о миролюбии, о «вечном мире», об отсутствии у всех заинтересованных сторон каких бы то ни было агрессивных намерений и т.д., и т.п., и, в то же самое время, тем больше всяких сепаратных подготовительных соглашений и «оборонительных» союзов.
Если присмотреться внимательнее к переживаемой нами эпохе, то придется констатировать, что именно теперь такое время, когда все мрачнее собираются грозовые тучи на политическом горизонте и когда с небывалой еще поспешностью, как блины, пекутся всякие пацифистские программы, с одной стороны, и всякие подготовительные соглашения, союзы и союзники — с другой.
Буржуазный мир основан на конкуренции, являющейся единственным реальным регулятором капиталистических взаимоотношений как между отдельными предпринимателями или группами предпринимателей, так и между целыми капиталистическими государствами.
Так как конкуренция, как таковая, неизбежно должна нарушать всякое равновесие, что, в свою очередь, вносит еще больший хаос в и без того чрезмерно хаотическое капиталистическое хозяйство, то погоня за каким-нибудь, хоть за кажущимся, равновесием является альфой и омегой буржуазной политической мудрости.
Буржуазная философия истории в свое время даже создала теорию «политического равновесия», по которой известная равнодействующая взаимоотношений между государствами является своего рода категорическим императивом истории: если одно какое-либо государство становится чрезмерно сильным, то другие объединяются между собой для приведения покачнувшегося положения опять в состояние равновесия; мировых государств, поэтому, не существует, так как мировое владычество падает под ударами объединенных сил всех заинтересованных.
На деле же, конечно, никакой идеальной тенденции равновесия не существует и, как указано, единственным политическим регулятором государственных взаимоотношений является капиталистическая конкуренция, при которой, наоборот, тот или иной из империалистических хищников (или группа таковых) в каждый данный момент истории является фактическим гегемоном над миром.
Довоенная эпоха характеризовалась именно тем, что упрочившаяся (несмотря на постоянную борьбу с нею ее конкурентов) гегемония Великобритании значительно поколебалась. Это и было одной из причин того, что, в предвидении возможных вооруженных конфликтов, все государства наперерыв вели скачку вооружений, которая в результате поставила весь мир перед альтернативой: либо революция, как следствие невозможности выносить дальше неудержимый рост налогового бремени, либо война, как попытка, с одной стороны, предотвратить неизбежную революцию, и, с другой стороны, одним ударом разрешить спор за гегемонию, уничтожить конкурентов и избавить себя и их от необходимости соревнования в вооружениях.
С этой точки зрения, мировая война была борьбой между Великобританией и Германией за гегемонию над миром. Но результаты ее оказались совершенно неожиданными. Ни Великобритания, ни Германия гегемонии над миром не добились, и последняя перенеслась из Европы в Америку, где единственным реальным претендентом на нее явились Соединенные Штаты.
Мир вступил в новую фазу борьбы Европы с Америкой, а так как Соединенные Штаты Северной Америки вышли из войны настолько окрепшими, что им почти не страшна конкуренция всего остального мира, то началась новая скачка вооружений, оставляющая далеко за стартом все тяготы предшествующей эпохи.
Лига Наций должна была закрепить гегемонию Америки, но фактически она закрепила прерогативы Англии и Франции, и Соединенным Штатам поэтому ничего другого не оставалось, как повернуть кверху ногами доктрину Монроэ и отказаться от вмешательства в европейские дела, т.-е., — в действительности, — диктовать свою волю Европе.
На континенте остались два конкурента: Англия и Франция, и борьба между ними за гегемонию в Европе на время отодвигала на задний план даже более важную борьбу между Европой и Америкой.
Правильная политика диктовала уступки Соединенным Штатам во имя развязывания империалистических рук в европейских делах.
Вашингтонская конференция санкционировала эти уступки Соединенным Штатам, и последние там добились всего того, к чему стремились.
Но Вашингтонская конференция имела и еще один естественный результат: она изолировала Францию в мировой политике. Если раньше это было не вполне ясно и об этом можно было только догадываться, то теперь, после падения Бриана и разоблачений французской печати, требующей предания его суду за то, что в Вашингтоне «Франция была совершенно обойдена» и Бриан «уронил ее престиж», — теперь это становится вполне ясным и понятным.
После Вашингтона Англия с железной необходимостью должна была двигаться по линии сближения с Россией и Германией и дальнейшей изоляции Франции.
Поэтому-то, именно в Англии должна была зародиться идея общеевропейской конференции, т.-е. конференции, которой надлежит окончательно изолировать Францию и фактически закрепить гегемонию Великобритании.
Но так как роскошь политики «блестящей изолированности» может себе позволить только государство достаточно сильное и в таком изолированном состоянии, но этого ни в коем случае не может разрешить себе вымирающая Франция, — то последняя, в свою очередь, стремится к соглашениям с разными малыми Антантами, прибалтийскими Антантами и другими незначительными государствами, соглашение с которыми для Франции пока еще возможно и объединение которых, несмотря на их незначительность, в сумме все же дает довольно значительную величину. С другой стороны, боязнь изоляции вынуждает Францию к смягчению ее непримиримой политики и в отношении ею же разоряемых России и Германии.
Английская политика, рассчитанная на полную изоляцию Франции, не удается точно так же, как в свое время, не удалось соревнование с Соединенными Штатами Северной Америки.
Это приводит Англию к уступкам Франции, колеблет прочность положения нынешнего великобританского правительства, но имеет и гораздо больший результат в том, что еще более властно диктует Великобритании политику соглашения с Россией и Германией.
Такова, в кратких чертах, политическая обстановка накануне Генуи. Она в достаточной мере тревожна, и недаром автор Генуэзской конференции, Ллойд Джордж, в своих последних выступлениях упорно твердит о «вечном мире» и о выгодности личных переговоров в деле предотвращения войны. Буржуазные государственные политики действуют не только по принципу: «если хочешь мира, готовься к войне», но и по другому: «если готовишься к войне, побольше кричи о мире».
Что касается экономической обстановки, то она еще более мрачна. Империалистическая война не только передвинула центр тяжести мировой политики из Европы в Америку, она не только сделала всю Европу неоплатным должником Соединенных Штатов, но она разрушила хозяйство Европы, разорвала и нарушила международные хозяйственные отношения и связи и поставила все европейское хозяйство в зависимость от американского сырья.
В тяжелой, безысходной тяжбе Европы с Америкой, первая должна использовать все свои рессурсы, должна эксплуатировать все свои территории.
Выбитая из европейского товарооборота, Россия, поэтому, должна возможно скорее занять подобающее ей место, вовсе не из симпатии европейской буржуазии к Советскому режиму, а только потому, что она, Россия, может быть действительным конкурентом Америки в роли поставщицы сырья промышленной Европе, не создавая при этом политических опасностей, которые приносит Европе экономическая зависимость от Америки. Наоборот, используя Россию и противопоставляя ее Америке, можно изобразить дело так, будто облагодетельствованной является только Россия.
Но как бы то ни было, невозможность восстановления мирового хозяйства без России и Германии понятна теперь всем, и это понимание, в свою очередь, характеризует ту международную обстановку, в которой европейские государства будут вести переговоры в Генуе.
Однако, возможно ли вообще восстановление хозяйства Европы без участия или даже без содействия Соединенных Штатов? На этот вопрос следовало бы ответить отрицательно, если бы он так стоял. Но, к счастью, он так не стоит.
Правительство Северо-Американских Соединенных Штатов, — прекрасно понимая, что официальное участие в общеевропейской конференции может Америку многого лишить (прежде всего — ее должников), но ничего не может ей дать, — отказалось от официального в ней участия. Однако это вовсе не значит, что Америка не будет участвовать неофициально. Наоборот, уже появились сообщения об американских неофициальных участниках на Генуэзской конференции, среди которых первым называют Франка Вандерлиппа, известного банкира и миллиардера, являющегося автором пацифистски-финансовых проектов, имеющих то преимущество, что кроме пацифизма, они еще чрезвычайно выгодны для своих исполнителей. В то же самое время американские газеты сообщают о чрезмерной заинтересованности американских нефтяных синдикатов (Рокфеллер) во всех вопросах, касающихся европейских нефтяных районов и, прежде всего, Баку.
Таким образом, не участвуя в общеевропейской конференции официально, Америка не преминет и там сказать свое веское слово по всем вопросам, в которых она жизненно заинтересована.
В свете всех этих фактов становится понятной роль и значение России как перед Генуей, так и на самой Генуэзской конференции.
Грозная опасность новой мировой войны прежде всего должна беспокоить трудящиеся массы, которые особенно страдают от всяких войн вообще. Советская Россия, — естественный защитник трудовых классов, — приложит все усилия к тому, чтобы опасность новой кровавой бойни была, если не устранена совсем, то хотя бы надолго отодвинута.
Хозяйственная разруха, от которой страдает весь мир, и более всего Европа, в еще сильнейшей степени бьет по трудящимся России. С полной серьезностью и с готовностью пойти даже на тяжелые жертвы в интересах мирового пролетариата Россия, поэтому, отнесется к вопросу хозяйственного восстановления Европы.
До тех пор, пока существует буржуазный мир, неустранима капиталистическая конкуренция, приводящая к междугосударственным конфликтам, неустранимы и те тяжелые государственные кризисы, которые подрывают его существование.
Но перед страшной угрозой новой империалистической войны, которая зальет человечество потоками крови и слез, перед не менее страшной угрозой — погибнуть в муках голода и холода, — буржуазный мир может и должен прислушаться к могучему пролетарскому голосу России; только это могло бы дать возможность капитализму несколько облегчить и ослабить муки своей агонии.
Москва, 25 марта 1922 г.