Англия в наши дни.

Предисловие.

Об «Англии в наши дни» можно, конечно, написать томы. Можно писать о быте, о культурной жизни, об английском театре, музыке, о достижениях в области науки, искусства, литературы.

Все это совершенно не входило в задачи автора. Он подходил к вопросу исключительно с точки зрения международного и внутреннего политического положения современной Британской империи, и даже области экономической касался лишь постольку, поскольку это могло подтверждать его политические выводы.

Но и при таком сужении темы, для полного освещения вопроса необходимо было бы написать порядочных размеров книгу. В маленькой брошюре пришлось прибегнуть к чрезвычайной концентрации мысли, исключить все то, что могло бы увеличить размеры брошюры, и пользоваться почти конспективной формой изложения.

Автор

Москва, 25-30 ноября 1924 г.

 


Международное положение современной Британской империи.

1. Борьба за гегемонию.

В настоящее время уже нет никакого сомнения в том, что последняя мировая война, в сущности говоря, была кровавой тяжбой между Великобританией и Германией за мировую гегемонию.

Германский капитализм, невероятно выросший после франко-прусской войны, разжиревший на пятимиллиардной французской контрибуции и окрепший в последующий период грюндерства, становился опасным для британского торгового и промышленного капитала, продолжавшего работать старыми, патриархальными способами и методами, и весьма туго и плохо поддававшегося потребностям новых условий «бури и натиска».

Еще и теперь, даже, в Лондоне, например, человека, привыкшего к континентальным методам торговли, когда ловкий приказчик магазина буквально вцепляется в покупателя и заставляет его покупать не только то, что ему нужно, но и то, что ему вовсе не нужно, — чрезвычайно поражает обстановка старых английских солидных магазинов, — не тех новых, налаженных на кричащий континентальный манер, громадных торговых предприятий, рассчитанных на широкого, массового потребителя, — а именно старейших солидных фирм, имеющих вековую давность и ютящихся чуть ли не в средневековых зданиях.

Зайдешь в такое помещение, и сразу тебя обдает какой-то атмосферой старины и затхлости. Старенький приказчик встречает покупателя так, как будто чрезвычайно редко имеет эту радость; поговорит о погоде, спросит о семье, медленно роется в груде товаров, старательно выбирает. В случае, если желательное не имеется в магазине, сам сводит покупателя в подвал, на склад, там опять роется в запыленных товарах и, наконец, находит необходимое; затем долго и медленно записывает в книги проданную вещь, и опять разговаривает на разные темы.

Такие магазины, притом все же делающие миллионные обороты, и теперь еще можно встретить в самом людном и шумном центре Лондона. Они пользуются солидной репутацией и имеют такую же старую, как они сами, клиентуру. Но толпа, масса, сплошным потоком бродит по магазинам универсального типа, современным гигантам, где все рассчитано на рекламу, на скорость, на привлекательность. Однако подобных магазинов и теперь, на грани 1925 года, в огромном, почти восьмимиллионном Лондоне еще очень мало.

Это — маленький штрих, но он характеризует положение.

Немудрено поэтому, что молодой, энергичный, живой и жизнедеятельный германский капитал уже десятилетия назад становился опасным конкурентом дряхлеющему и застывающему в традиционных формах британскому.

Марка «Made in Germany» повсюду преследовала английского купца и промышленника, и не только в далеких заокеанских странах, но и у себя дома. Так как германскому капитализму, слишком поздно появившемуся на мировой арене, приходилось силой отвоевывать себе «свое местечко под солнцем», по крылатому выражению последнего германского кайзера, ибо весь мир уже был поделен между двумя великими державами, то развитие германского капитализма шло рука об руку с развитием германского милитаризма и империализма. А так как не очень умный Вильгельм II и его не очень умные сподвижники были весьма невоздержанны на язык и не умели скрывать своих агрессивных замыслов, то в Европе в предвоенную эпоху сильно запахло порохом, и Англии внимательно приходилось задумываться, как сохранить и спасти свою мировую гегемонию.

О том, кто является виновником мировой империалистической войны, и о том, была ли она для Германии «превентивной», предупредительной, или нет, — написаны тома. Но, в сущности говоря, это совершенно праздный спор, ибо абсолютно ясно, что война шла за мировую гегемонию, за великие мировые пути, за крупнейшие рынки и, в конечном счете, несмотря на сплетение самых разнообразных капиталистических интересов, была борьбой Старой Англии, уже владевшей огромными территориями, против молодой Германии, надеявшейся овладеть хоть частью этих территорий.

Один из лучших знатоков великобританской политики в предвоенную эпоху, лидер британской либеральной партии и бывший премьер-министр Британской империи, Асквит, в выпущенной им в 1923 году книге «The genesis of the war» подробно рассказывает, как развивалось с 1888 года так называемое окружение Германии.

Конечно, Асквит отрицает, что Британская политика была направлена на изоляцию Германии, но объективные факты, сообщаемые им, чрезвычайно убедительно подтверждают это.

Асквит подробно сообщает, как в 1904 году было налажено «сердечное согласие» (entante cordiale) между Англией и Францией, которая ведь еще с войны 1870-71 гг. находилась в постоянной подготовке к «реваншу» против Германии. Асквит рассказывает, как в 1907 году была выработана англо-русская конвенция, т.е. к «сердечному согласию» Англии и Франции была привлечена и Россия, как известно, еще раньше имевшая альянс с Францией, находившаяся с ней в дружеском союзе, конечно, тоже направленном против Германии. В 1902 году был заключен англо-японский союз, а в 1912 году — союз с Португалией, на африканские колонии которой сильно зарилась Германия.

Асквит не скрывает, что, напуганная всеми этими приготовлениями и своим изолированным положением, Германия неоднократно делала попытки к соглашению с Великобританией.

В начале 1912 года тогдашний германский имперский канцлер Бетман-Гольвег предложил представителю Британской империи, лорду Гольдену, общую формулу соглашения, которую Асквит в своей книге приводит целиком.

По этой формуле обе стороны:

1) декларировали взаимное стремление к миру и дружбе;

2) обязывались не готовиться к наступлению друг против друга;

3) взаимно обязывались соблюдать полный нейтралитет в случае, если какая-нибудь из договаривающихся сторон будет вовлечена в войну, в которой она не будет агрессивной;

4) давали уверения в том, что обе стороны будут стремиться к избежанию и улаживанию мирным путем всяких конфликтов и недоразумений, могущих возникнуть между ними.*

* "The genesis of the war", by the right hon. H.H. Asquith, M.P. Cassel & Co., Ltd, London, New-York, Toronto and Melbourne, стр. 55 и след.

Это предложение Германии было отвергнуто британским правительством, как впоследствии в 1915 году, когда уже надо было искать виновников войны, объясняло Британское министерство иностранных дел, потому что оно было «односторонне-обязывающим».

Тем не менее, Германия не оставила своих попыток соглашения с Англией, и в марте 1912 года сэр Эдуард Грей предложил графу Меттерниху формулу, в которой со стороны Англии заявлялось, что она «не совершит и не будет поддерживать непровоцированного нападения на Германию». Такое же заявление должна была сделать Германия по отношению к Англии.

«Что же больше?» — искусственно-наивно спрашивает Асквит, как будто не понимая, что всякое нападение можно потом объяснить как «спровоцированное», и возмущается тем, что «кайзеру и его советникам» такой взаимный обмен декларациями казался недостаточной гарантией ненападения.

Но на протяжении ряда дальнейших страниц Асквит продолжает рассказывать, как все шире и шире организовывалась Антанта, т.е., по существу, союз, направленный против Германии.

Наконец, перед самой войной, уже в 1914 году, Англия все же заключила соглашение с Германией «о разделе сфер экономического влияния в Африке». Но даже этому куцему соглашению суждено было остаться на бумаге, так как Германия, по словам того же Асквита, требовала немедленного опубликования этого соглашения совместно с договором о возобновлении союза с Португалией, британское же правительство этого не желало, иначе говоря, стремилось сохранить в тайне даже то единственное незначительное соглашение, на которое пошло в отношении Германии.

Не стоит долго останавливаться на всех перипетиях периода подготовки к мировой войне. Важно отметить, однако, что и из новых данных, опубликованных Асквитом, с несомненной очевидностью явствует, что борьба велась, главным образом, между Германией и Англией, не терпевшей нового сильного мирового конкурента.

2. После войны.

Что же произошло после войны? Добилась ли Великобритания того, чего хотела? Заняла ли она господствующее политическое и экономическое положение в мире или хотя бы только в Европе?

В новейшей работе француза Андрэ Зигфрида «Современная Англия»* автор из вежливости перед «союзником» хотя и заявляет, что Англия не стремится к господству на континенте Европы, но все же признает, что она всегда занимается «политической и экономической эквилибристикой» и желает видеть Европу без опасных милитаристских комбинаций, вызывающих угрозу войны, Европу, «регламентируемую» Лигой Наций, такую, в которой ни одно государство не имеет особого преобладания. «Трудно определить в этой концепции границу между идеализмом и эгоизмом», — добавляет, несмотря на всю свою вежливость, А. Зигфрид.

* Andre Sigfried, "L'Angleterre d'aujourd'hui. Son evolution economique et politique", Paris, 1924. Из известной серии изданий Musée sociale: "Le nouveau monde politique, economique et social".

На самом деле, континентально-европейская политика Великобритании в продолжение веков направлена к тому, чтобы не допустить чрезмерного усиления ни одного из континентальных государств. Этим в значительной мере диктовались знаменитые наполеоновские войны, этим же в известной мере определялась и последняя мировая война. Буржуазные историки, как известно, на этой почве даже построили так называемую «теорию политического равновесия», на основании которой, якобы, существует объективная историческая тенденция сохранения определенного политического равновесия в так называемом международном концерте и недопущении чрезмерного политического выпячивания одной какой-нибудь державы.

В результате же мировой войны Франция избавилась от сильнейших своих конкурентов на материке Европы — от России, Германии и Австро-Венгрии; Италия никогда не была особенно сильным конкурентом, Турция же вообще, на время выбыла из строя. И Франция смогла занять доминирующее положение на континенте.

Даже в пресловутой Лиге Наций, которая, по британской концепции, должна регламентировать жизнь континентальной Европы, командные высоты были заняты не Великобританией, а Францией.

Версальский мир сознательно так перекроил карту Европы, что ни одно из вновь образованных государств не могло самостоятельно развиваться и усиливаться. А на Версальском конгрессе, как известно, даже главную скрипку играла именно Франция.

Благодаря доминирующему влиянию Франции все создавшиеся после Версальского мира новые государства в первый период совершенно определенно ориентировались в сторону Франции. Гегемония Франции на континенте Европы становилась вполне бесспорной и неуязвимой, и Англии приходилось начинать снова сказку про белого бычка и бороться против нового европейского гегемона. Отсюда заигрывание Великобритании в этот период с Германией и с РСФСР.

С другой стороны, Франция в войне получила такое экономическое, финансовое и даже чисто-физическое кровопускание, что очень и очень нескоро сможет от него выздороветь и оправиться. По остроумному выражению одного из наших французских товарищей, Франция в войне потеряла несколько миллионов хороших французов, не желавших быть немцами, для того чтобы приобрести несколько миллионов плохих немцев, не желающих быть французами (эльзасцев и лотарингцев). Потенциально, послевоенная Франция слабее других континентальных держав, с полузадушенной Германией включительно, которая все же легко может оправиться, лишь только разожмется душащий ее кулак. Поэтому в период господства национального блока во Франции она была застрельщицей империалистической агрессивности и, так сказать, буржуазного легитимизма. Франция в этих условиях сильна постольку, поскольку слабы другие; поэтому вся ее политика в отношении возможных соперников сводилась к тому, чтобы не дать им усилиться. Европа тяжело ощущала ее бронированный кулак и постепенно начинала уставать от такого постоянного хождения по острию ножа. Уже в период Генуи явно проявлялось это недовольство Европы французской милитаризованной гегемонией. Поэтому пацифистский тон, взятый в Генуе Ллойд-Джорджем, по существу говоря, главным образом, против Франции Пуанкаре, создавал ему огромную популярность, и, если можно так выразиться, вся «малая» Европа готова была пойти по пути изоляции Франции.

Но дело в том, что «пуанкаризм» и «клемансизм» — не национальные явления: в самой Великобритании имеются такие же элементы. Эти последние, воспользовавшись удобным случаем, свалили у себя дома Ллойд-Джорджа, — который, кстати сказать, по свойственной ему политической зигзагообразности, и сам скоро переменил фронт, — и создали в Великобритании керзоновщину, которая, ведь, является не чем иным, как английской формой пуанкаризма.

В скобках отметим, что впоследствии сама Франция устала от агрессивного империализма и левый блок пришел к власти на смену национальному блоку. С точки зрения международного положения Франции это привело к тому, что она вообще отошла на второй план, ибо, повторяем, сила ее — в слабости других.

В данный момент, однако, это нас мало интересует. Нам важно разобрать, как развивалась англо-французская борьба за гегемонию на континенте в период наступательного движения Франции.

И ко всему уже сказанному хотелось бы здесь добавить, что даже при дележе военной добычи Англии приходилось во многом уступать.

«Черный континент» — Африка — играл очень серьезную роль в предвоенную эпоху и в период самой мировой войны.

Из 11.462.000 квадратных миль, составляющих территорию Африки, Германия, — хотя она свою захватническую политику в отношении Африки начала всего лишь с 1884 года, — владела в 1914 году 1.030.000 кв. миль. Во владении Турции в Африке находилось 400.000 кв. миль. Эти лакомые кусочки особенно привлекали аппетиты великобританских империалистов. Но захватническая политика очень просто проводиться не может, ибо всегда имеются скрещивающиеся капиталистические и империалистические интересы.

В 1911 году значительная часть французской Экваториальной Африки была присоединена к германскому протекторату над Камеруном, в обмен за что Германия признала французский протекторат над большей частью Марокко. Договор этот между Германией и Францией вошел в законную силу в 1912 году.

В том же 1912 году было подписано франко-испанское соглашение о разделе сфер влияния в Марокко, причем, конечно, Франция получила львиную долю.

В 1921 году Италия аннексировала турецкие вилайеты Триполи и Бенгази (Киренаику).

В этом же году Соединенные Штаты Северной Америки получили так называемый финансовый контроль, т.е. попросту захватили до того свободную негритянскую республику Либерию, часть которой уже без всяких фиговых листочков просто была присоединена к французским колониям в Африке.

В 1914 году был прокламирован британский протекторат на Египтом.

В июне 1919 года по Версальскому договору (соглашение вступило в законную силу 10 января 1920 года), Германия вынуждена была отказаться в пользу «союзных ассоциированных держав» (Антанты) от всех своих заокеанских владений и протекторатов.

По этому договору:

1) Южно-Африканский союз (часть Британской империи) получал мандат над германской Юго-Западной Африкой. Эта территория была оккупирована британскими южно-африканскими войсками в 1915 году.

2) Страна Того была поделена между Францией и Великобританей (она была занята франко-британскими войсками еще в 1914 году).

Франция получила также мандат на Камерун, и только незначительная часть его была присоединена к (британской) Нигерии.

3) Великобритания получила мандат на германскую Восточную Африку, названную территорией Танганьика.

Однако, небольшой кусочек бывшей германской Восточной Африки Великобритания была вынуждена уступить Португалии, а часть провинций Руанда и Урунди отошла к бельгийскому Конго.

4) В 1920-21 гг. Италия получила приращение территории в Триполи и Киренаике; ей был обещан также еще кусочек за счет британской Восточной Африки.

Британская же Восточная Африка, до тех пор считавшаяся под протекторатом, была присоединена к Британской империи в качестве колонии.

В результате всех этих торгов и переторжек вся Африка была поделена между различными государствами следующим образом:

Наименование государств Количество кв. миль
Великобритания 4.364.000 (Включая Египет и англо-египетский Судан.)
Франция 4.200.000
Португалия 788.000
Италия 650.000
Испания 140.000 (Включая сферу испанского влияния в Марокко.)
Бельгия 930.000
Либерия 40.000
Абиссиния (нез. государство) 350.000

 

Вышеприведенные цифры взяты из последних добавочных томов «Британской Энциклопедии». — А. И.

При взгляде на эти цифры сразу бросается в глаза, что на всем огромном африканском материке имеется лишь одно независимое свободное государство; все остальное, под тем или иным соусом, представляет собой колонии других государств.

И еще важно отметить, что при разделе Африки территория, принадлежащая Франции, оказалась очень немногим меньше территории, принадлежащей Британской империи, а если отнять Египет, который, ведь, еще не принадлежал Великобритании, против которого она именно теперь начинает поход, то даже и больше.

При разделе другого лакомого куска наследства Турции, Аравии, Великобритания тоже должна была уступать.

До войны Аравия считалась принадлежащей Турции: она подчинялась турецкому султану как калифу всех правоверных. После мировой войны франко-британская конвенция от 23 декабря 1920 года установила границы между Сирией, Палестиной и Месопотамией. При этом Франция получила мандат на Сирию, а Великобритания — на Палестину и Месопотамию.

Как известно, это решение до сих пор не нравится британским империалистам, и вопрос о Сирии продолжает быть одним из самых злостно-спорных вопросов между Францией и Англией.

С другим британским мандатом на Мосул (или, как его иначе называют, Ирак) тоже произошел интересный казус.

Окрепшая ныне Турция, не спрашивая ничьего разрешения, заняла своими войсками Ирак. Великобритания протестовала, и правительство Макдональда, желая демонстрировать свой пацифизм, перенесло разрешение этого вопроса в Лигу Наций. Лига Наций постановила, что в Ираке должен оставаться status quo. Хитроумные турки заявили, что status quo означает то положение, которое было к моменту перенесения вопроса в Лигу Наций, т.е. после занятия Ирака турецкими войсками; англичане, конечно, доказывают обратное, т.е., что status quo есть положение, имевшее место до выступления турок. Вопрос остается невыясненным, и алармистская английская пресса шумит о предстоящей войне с Турцией.

Последние телеграфные известия сообщают об осложнениях в Египте.

На Дальнем Востоке при дележе германского наследства больше всего захватила Япония. В Китае Соединенные Штаты Северной Америки ведут самостоятельную империалистическую политику, и ведут ее довольно успешно. Британский империалистический наскок на Китай не удался и лопнул, как мыльный пузырь. Британская агрессивность в Афганистане и Персии создает ей только новые осложнения.

В результате, Великобритания, мобилизовавшая весь мир против Германии, не разрешила ни одного спорного вопроса и вместо одного врага получила сотню новых.

А что важнее всего, это то, что после мировой войны центр тяжести перенесся в Америку, и перед Великобританией, в лице Соединенных Штатов Северной Америки, вырастает такая сила, бороться с которой ей совершенно не по плечу.

3. Англия и Америка

Британская империя занимает приблизительно 15 часть земного шара, а ее население составляет приблизительно 14 человечества. Территория, занимаемая Британской империей, точно составляет 13.357.672 квадратных мили, а население — 449.349.000 человек, в то время как, Соединенные Штаты Северной Америки вместе со всеми своими колониями составляют территорию только в 3.743.529 кв. миль с населением в 117.823.165 человек*. Как будто величайшая мировая держава — и сравнительно небольшое государство.

* По данным "The Statesman's Year-Book" за 1924 г. Американский альманах "The World" за 1924 год приводит несколько иные цифры, а именно: территория Британской империи 13.406.103 кв. мили, население — 441.595.965 чел.; территория Соединенных Штатов (с колониями) — 3.743.510 кв. миль (население указано лишь по отдельным штатам).

А экономическое положение этого, сравнительно с Великобританией небольшого государства, Соединенных Штатов Северной Америки таково:

Во всем мире золотой запас оценивается в 18 миллиардов рублей; из этих 18 миллиардов — 9, т.е. ровно половина, находятся в подвалах Соединенных Штатов.

Можно без преувеличения считать, что половина всего мирового богатства принадлежит Соединенным Штатам. Следовательно, если считать, что все человечество составляет приблизительно 1 миллиард 700 миллионов человек, то выйдет, что несколько больше одной сотни миллионов граждан Соединенных Штатов обладают половиной всего того, что имеют остальные 16 сотен миллионов людей. При этом интересно отметить, что внутри Соединенных Штатов это богатство распределяется так, что 2% населения владеют 70% всего национального достояния.

Л. Д. Троцкий в одной из своих речей указал, что во всем мире механические двигатели оцениваются в 500 миллионов лошадиных сил (подчеркнув, что цифра это неточна), и что 250 миллионов лошадиных сил, т.е. опять половина, приходятся на долю Соединенных Штатов Северной Америки. Наш известный профессор Рамзин специально занялся этим вопросом и пришел к еще более разительным выводам, исправив неточную цифру т. Троцкого. Профессор Рамзин высчитал, что во всем мире механические двигатели оцениваются в 600 миллионов лошадиных сил, из этого числа на долю Соединенных Штатов приходится 424 миллиона, т.е. больше двух третей! Одну лошадиную силу принято считать равной десяти человеческим; таким образом, выходит, что каждый гражданин Северо-Американских Соединенных Штатов (считая и детей) может работать, так сказать, сам-сорок.

Если взять другие цифры, то они не менее красноречивы. По данным уже цитированной «The Statesman's Year-Book», в 1922 году общее производство нефти во всем мире составляло 851.510.000 бочек, из этого числа на долю Соединенных Штатов приходится 551.197.000 — опять-таки значительно больше половины. В 1923 году мировое производство чугуна составляло 65.580.000 английских тонн; из них на долю Соединенных Штатов приходилось 39.500.000; мировое производство стали составляло 72.537.000 англ. тонн; на долю Соединенных Штатов приходилось 44.400.000 тонн.

По данным уже цитированного американского альманаха «The World», во всем мире имеется 11.811.617 пассажирских автомобилей, из них на долю Соединенных Штатов приходится 9.978.211. Если же к этому причислить грузовые автомобили и мотоциклеты, то в Соединенных Штатах оказывается 11.581.145 автомобилей всех видов. По другим, более солидным источникам, в Соединенных Штатах в настоящее время имеется уже свыше 1212 миллионов автомобилей.

Даже в тех областях, в которых Соединенные Штаты еще не достигли такого самодовлеющего места, успехи этого государства чрезвычайно велики.

Весьма интересны цифры мирового судостроения (торгового флота). Великобритания всегда претендовала на роль «владычицы морей», ее торговый флот всегда должен был, и теперь еще остается самым сильным в мире. Но каково теперь соотношение?

По подсчетам пароходства Ллойда, общий тоннаж всего мирового торгового флота в июне 1914 года составлял 42.514.000 гростонн; из этого числа на долю Соединенного королевства (т.-е. метрополии Британской империи) приходилось 18.877.000, а на долю британских доминионов — 1.407.000. Всего, следовательно, торговый флот Британской империи имел тоннаж в 20.284.000 гростонн, почти половину мирового тоннажа. На долю же Соединенных Штатов в 1914 году приходилось всего 1.837.000 гростонн. В июне 1923 года общий тоннаж мирового торгового флота составлял 57.939.000 гростонн. Из этого числа на долю Соединенного королевства приходилось 19.077.000, на долю британских доминионов — 2.219.999, на долю же Соединенных Штатов — уже 12.416.000 гростонн, т.е., собственно, Великобритания с 1914 по 1923 год увеличила свой торговый тоннаж всего лишь на 200.000 гростонн, ее доминионы — на 812.000, а Соединенные Штаты — на 10.579.000 гростонн, следовательно, в десять раз больше, чем увеличение тоннажа всей Британской империи.

Ниже мы покажем, насколько усилились Соединенные Штаты как милитаристическое государство. Здесь же хотелось бы отметить, что, несмотря на весь этот невероятный, небывалый в истории рост заатлантической республики, казалось бы, требующий чрезмерного напряжения платежных сил всех ее граждан, в Соединенных Штатах дело обстоит и в этой области лучше, чем где бы то ни было. В 1923—24 отчетном году в Великобритании (Соединенном королевстве) на голову приходилось в среднем налогов на сумму 15 фунтов стерлингов 18 шиллингов, тогда как гражданин Соединенных Штатов платил всего лишь 6 фунтов 14 шиллингов 10 пенсов, — в два с лишним раза меньше.

Что же все эти цифры говорят? Прежде всего то, что никогда еще на всем протяжении истории человечества ни одно государство не достигало такого экономического могущества, как современные Соединенные Штаты Северной Америки, что никогда еще не существовало такого несоразмерного преобладания одного государства над другим.

Предвоенной Германии, в самых фантастических мечтах ее злостнейших империалистов, никогда и не снилось хоть приблизительно занять такое положение, которое ныне в среде государств занимают Соединенные Штаты. И, тем не менее, рост германского капитализма казался опасным буржуазному миру, и последний объединился для того чтобы положить предел этому росту. А, ведь, германский капитализм развивался медленно, на протяжении более четырех десятилетий, между тем как американский вспыхнул сразу, менее чем за десять лет.

Правда, есть и разница. Германский капитализм уже почти с начала столетия стал выступать в виде агрессивного империализма, в то время как государственные деятели Соединенных Штатов Северной Америки и во время войны, и до сего времени еще продолжают твердить о мире и развивать различные варианты пацифизма и разоружения.

Но это разница только кажущаяся. На деле и тут — полнейшее сходство.

Германия слишком поздно вступила на мировую арену, как империалистичская держава. Весь мир был уже почти поделен между крупными империалистическими хищниками, и Германии силой приходилось расталкивать других и вырывать у них изо рта их добычу. Но разве не таково же положение Соединенных Штатов? Мир теперь еще более поделен и перекроен. Соединенные Штаты приходят еще позже. Разве может капиталистическое государство, владеющее половиной мирового богатства, производящее в главнейших областях промышленности более половины мировой продукции, удовлетвориться сравнительно незначительной территорией с весьма небольшим и уже перенасыщенным населением? Логика капиталистического развития такова, что на известной стадии оно принимает империалистическую форму, должно стремиться к захвату новых рынков и территории. А если эти рынки и территории уже захвачены другими, то данное государство объективным ходом событий вовлекается на путь милитаризма и военной подготовки к захвату нужных ему территорий силой.

В настоящее время американский капитализм как будто удовлетворяется ролью всемирного ростовщика, раздающего деньги под хорошие проценты. Но это опять-таки лишь внешнее впечатление.

От 14 пунктов Вильсона, через программу мира Соединенные Штаты теперь быстро выдвигаются на степень сильнейшей милитаристической державы. На Вашингтонской конференции «о разоружении» в 1921 году Соединенные Штаты добились признания за ними права иметь военный флот равный британскому и уже на деле осуществили это право. Кто помнит, как Великобритания в продолжение столетий боролась за свое владычество над морями и с оружием в руках отстаивала принцип, что британский флот по силе всегда должен быть равен двум сильнейшим флотам других держав, вместе взятым, тот поймет, что в этом решении Вашингтонской конференции, быть может одна из величайших побед Соединенных Штатов. В области военной авиации и военно-химической промышленности Соединенные Штаты уже и теперь занимают первое место.

С другой стороны, пользуясь тем, что Европа за время мировой войны задолжала Соединенным Штатам не менее десяти миллиардов долларов, последние не только провели у себя закон, что все эти долги должны быть уплачены не позже, чем в 1947 году, и не ниже, чем из 414% годовых, но и выдвигают постоянно требования о территориальных компенсациях. Америка вырвала у Франции и Великобритании обещания территориальных уступок в ее пользу во французской и британской Вест-Индии. Подымается разговор о таких же уступках в Океании, особенно в отношении Таити, и в колониальной Африке. В нынешнее время почти все государства и острова вест-индского побережья находятся либо во владении, либо под протекторатом, либо в сфере экономического влияния Соединенных Штатов. Весь американский континент экономически, так сказать, подчинен Соединенным Штатам. Серьезные завоевания сделаны за пределами американского материка; проводимая Соединенными Штатами политика «открытых дверей» дает легкую возможность американскому капиталу победоносно конкурировать с иностранным, и во всем мире торговля, деньги и власть Соединенных Штатов занимают первое место*. Не нравящиеся Соединенным Штатам международные договоры неизменно расторгаются. Так было с англо-японским союзом, существовавшим с 1902 года, и расторгнутым Великобританией на Вашингтонской конференции по требованию Соединенных Штатов. А желательные Соединенным Штатам соглашения столь же неизменно и беспрекословно проводятся в жизнь, как было с планом Дауэса на Лондонской конференции союзников, о чем, впрочем, ниже.

* См. Emil Kimpen, "Die Ausbreitungspolitik der Vereinigten Staaten von Amerika", Deutsche Verlagsanstalt Stuttgart-Berlin, 1924.

Такова оборотная сторона американского пацифизма.

Однако, следует отметить, что этот пресловутый пацифизм имеет еще и скрытую пружину. Дело в том, что если Соединенные Штаты, действительно, достаточно богаты, чтобы по выражению одного из своих государственных деятелей, «печь броненосцы, как пирожки», то даже они не в силах с такою же скоростью «печь» морской состав. Команда и командование военных кораблей требуют подготовки и обучения точно так же, как этого требует подготовка и обучение командного состава сухопутной армии.

Германский милитаризм развивался десятилетиями. Соединенные Штаты выросли внезапно. Поэтому Германия, когда наступил подходящий момент, сразу же забряцала оружием, а Соединенные Штаты вынуждены бросать в мир красивые фразы о мире и дружбе, и требовать разоружения, сокращения армий и флотов всех великих держав до тех пор, пока они не окажутся в силах иметь такой флот и армию, которые дадут им возможность не только финансово и экономически, но и материально владеть всем миром.

Этими же факторами слишком быстрого роста и, следовательно, неподготовленности к новой роли диктуется, по нашему мнению, и международная политика Соединенных Штатов вообще.

Такие государства, как Британская империя, имеют вековой опыт великодержавного управления. Соединенные Штаты такого опыта еще не имеют. Американские банкиры уже научились совершать во всем мире выгодные для себя операции. Американские дипломаты, вчерашние лавочники, уже умеют заключать выгодные договоры или не допускать создания не выгодных для Соединенных Штатов, но кадра опытных, обученых, ловких чиновников, могущих управлять во всем мире разбросанными огромными колониями, в Соединенных Штатах еще нет, как и нет империалистических традиций. Как и в деле создания могущих завоевывать мир армий и флота приходится Соединенным Штатам подождать, так приходится им ждать и в деле организации кадра чиновников, могущих управлять миром.

Теперь много пишут о «сотрудничестве англо-американского капитала». Что это значит? Какое может быть сотрудничество между государством, бывшим гегемоном мира и не имеющим возможности удержать эту гегемонию, и государством, имеющим все основания стать гегемоном мира, но еще им не являющимся?

Непосредственно после войны политика Соединенных Штатов была направлена на искусственное усиление Франции и использование ее против Великобритании. После того, как Соединенным Штатам удалось настолько подчинить себе Францию, что она почти стала их вассалом, — процесс, который можно считать законченным с момента получения Францией последнего моргановского займа в 100 миллионов долларов из 7% годовых, окончательно закабаляющего ее, — Франция должна была отойти на заднее место. С другой стороны, Великобритания, напуганная франко-американской дружбой и грозящей ей изоляцией, не только поспешила, как указано выше, в 1921 году расторгнуть свой договор с Японией и признать за Соединенными Штатами право на такой же военный флот, какой имеет она сама, но и заключила в начале 1923 года с Соединенными Штатами специальный договор о своих военных долгах. Относительно последних известно, что не только никто из остальных союзников их Америке не платит, но что с 1919 года все прекратили даже и платежи процентов по этим долгам.

С этих пор начинается то, что производит впечатление англо-американского сотрудничества. И действительно, Соединенные Штаты не только нигде не препятствуют агрессивно-империалистической политике Великобритании, но и как будто поддерживают ее. Даже последняя наступательная авантюра Великобритании в Египте, вызывающая повсеместное негодование и могущая иметь своей целью только аннексию Египта в той или иной форме, находит поддержку и одобрение в миролюбивых и чрезмерно гуманных Соединенных Штатах Северной Америки.

Почему?

Нам думается, потому что Америка видит в Великобритании того лежащего на смертном одре богача, наследство которого она получит, и потому еще, что до создания собственного аппарата управления, Америка надеется, подчинив себе Великобританию, управлять ее аппаратом.

Ведь сотрудничество бывает разное. Может быть сотрудничество рабовладельца и раба. Пусть же побольше заграбастает этот богач-раб, все равно наследство достанется нам, — рассуждают Соединенные Штаты.

Там же, где они хотят заставить Великобританию действовать в их интересах, им это уже удается.

В этом отношении, помимо уже приведенных примеров, чрезвычайно характерен план Дауэса.

Как известно, этот план был выработан в Америке и под ее же давлением был принят Лондонской конференцией союзников.

Оставляя в стороне присущие всем американским документам международного характера фразы о гуманности и человеколюбии, как показано выше, жизненно-необходимые для современной политики Соединенных Штатов, — план Дауэса, коротко говоря, сводится к мероприятиям, которые дадут Германии возможность платить репарации, в первую голову, конечно, самим Соединенным Штатам. Затем, если Франция получит от Германии репарации, то она уже не сможет отговариваться невозможностью платить свой долг Соединенным Штатам и должна будет его уплатить.

Наконец, по плану Дауэса, экономическое «восстановление» Германии рассматривается как часть общей проблемы экономической реконструкции Европы; а если Европа будет, таким образом, экономически восстановлена, то она вся должна будет платить Америке свои долги, которых в настоящее время не платит.

Помимо того, по плану Дауэса, Германия получает заем в 800 миллионов золотых марок, в обеспечение которого она, правда, отдает все свои железные дороги, контроль над промышленными предприятиями и налогами, доход от спирта, табака, сахара и таможенных пошлин, но который зато был распределен, главным образом, в Соединенных Штатах из 8% годовых. Процентик недурной! Поэтому не удивительно, что германский заем в Америке был покрыт чуть ли не в час.

Интересно еще отметить, что в целях стабилизации германской валюты, по плану Дауэса, должен быть создан новый Рейхсбанк или реорганизован старый, причем этот банк хотя и считается государственным, но должен быть освобожден от всякого государственного (германского) контроля. Этот банк должен получать в депозит все репарационные платежи; этот банк получает капитал в 400 миллионов золотых марок (т.е. половину предоставляемого Германии займа). По плану Дауэса, выпускаются железнодорожные и промышленные облигации, которые тоже идут на оплату платежей.

Для осуществления всего этого в высшей степени сложного плана создаются: 1) чрезвычайный уполномоченный по наблюдению за вопросами, связанными с выпуском железнодорожных и промышленных облигаций; 2) три комиссара: а) для железных дорог, б) для рейхсбанка и в) для государственных доходов; 3) агент для получения репарационных платежей, который также должен координировать работу упомянутых чрезвычайного уполномоченного и трех комиссаров, одновременно являясь председателем «комитета по переводам» (распределению репарационных платежей).

На Лондонской конференции решено было, что этим агентом и председателем «комитета по переводам» (comité de transfers) должен быть американец, т.е. фактически старая репарационная комиссия, во главе которой стояла Франция, упраздняется, и все дело закабаления Германии и выжимания из нее платежей переходит в руки Соединенных Штатов.

Скрытым последствием плана Дауэса, имеющего в виду, помимо усиления эксплуатации германского пролетариата (что, как известно, уже началось), еще и увеличение германского экспорта и импорта, и, вообще, поднятие национального дохода Германии (конечно же, не в ее интересах, а в интересах кредиторов), неизбежно является синдицирование германской угольной промышленности с французской железоделательной, ибо без этого в нынешних европейских экономических условиях никакого оздоровления Германии быть не может. А это — весьма выгодно Соединенным Штатам, держащим в своих цепких когтях и Германию, и Францию, но совершенно невыгодно Великобритании. Недаром английские углепромышленники так недовольны планом Дауэса.

Таким образом, англо-американская солидарность в деле эксплуатации Германии, в конечном счете, опять-таки приводит к подчинению британских интересов американским.

Дальнейшие англо-американские планы (которым, конечно, не суждено осуществиться) о новом плане Дауэса для СССР, об использовании советского рынка для сбыта германских фабрикатов, и советского сырья для поднятия германской промышленности точно так же, если бы они могли осуществиться, послужили бы только на пользу и преуспеяние американского капитала.

Так сильный всегда побивает слабого, даже при «сотрудничестве».

4. Англия и народы Востока.

Для полноты картины международного положения необходимо хотя бы вкратце остановиться на ее взаимоотношениях с народами колониальных и полуколониальных стран.

Традиционная политика Англии в этой области всегда сводилась к тому, что, пользуясь отсутствием или недостатком национального самосознания у этих народов, Англия систематически натравливала один народ на другой, вызывала и поддерживала племенную рознь внутри отдельных народностей и таким образом умудрялась властвовать и управлять сравнительно небольшими силами всеми такими народами. Классическим примером в этом смысле являлась британская Индия, где горсть англичан держала до недавнего прошлого подобными методами политики в полном повиновении более чем 300 миллионов индусов. Не делая грубой ошибки, можно сказать, что во всем мире — не более 50 миллионов бритов, и эта кучка «белых» владычествует над 400 миллионами «цветных» народов!

С другой стороны, британская колонизаторская практика всегда была иною, чем у других народов.

«Англичанин (в колониях) никогда не бывает «иностранцем», — говорит профессор Герман Леви. — Отличительным свойством англичанина является то, что он отыскивает нецивилизованные территории, обосновывается на них, как колонист, фермер или купец, во всех отношениях их «колонизирует», — прививает им английскую форму управления, английскую деловую практику, английский рабочий порядок и т.п., но всегда чувствует себя англичанином и ни в коем случае не развивается постепенно из «иностранца» в «туземца», а, наоборот, осуществляет попытку англизирования новой страны, создания из нее расширенной, увеличенной родины. В этих условиях не только сам англичанин не чувствует себя «иностранцем», — каковым он должен был бы ощущать себя, если бы руководил каким-нибудь предприятием, скажем, в Берлине или Париже, — но и колонизируемые не видят в нем иностранца. Англичанин является новым хозяином, «господином» (в колониях); колониальная же область — самой Англией, лишь территориально отделенной от метрополии». ("Soziologische Studien über das englische Volk", von Prof. Dr. Hermann Levy. Jena. Verlag von Gustav Fischer. Стр. 135.)

Так, действительно, было когда-то, но давно уже положение радикальнейшим образом изменилось. «Колонизируемые» видят теперь в англичанине не только иностранца, но и нежелательного иностранца; английский «господин» становится невыносимым, и против его господства ведется серьезнейшая борьба.

В этом отношении чрезвычайно показательна эволюция, проделанная Британской Индией, или, как ее иначе называют, Индийской империей.

Могучее национально-освободительное движение развивается там так успешно, что британскому правительству все время приходится идти на уступки, правда, с величайшей неохотой, и соединяя эти уступки со все усиливающимся террором против надвигающейся в Индии национальной революции.

Однако, буря все же приближается. Недаром бывший вице-король Индии, старый империалистический волк, но хороший знаток Индии, лорд Керзон, считает нужным предупредить, что «в Индии создается положение, которое в скором времени заставит Англию повести борьбу за свои права с оружием в руках». «Борьбу за свои права»! Значит эти «права» находятся под угрозой, и, притом, под сильной угрозой, если за них приходится воевать «с оружием в руках». Но что может значить оружие в руках горсти англичан против трехсотмиллионого народа, если дело, действительно, до этого дойдет?! Пока что британское правительство, даже по мнению буржуазных авторов, не склонных преуменьшать значение колониального могущества Великобритании, вынуждено идти на уступки (См. G. Mondaini, "La colonisation anglaise". Traduction de Georges Hervo. 2 volumes. Edition Bossard, Paris, 1920).

Индия уже перестала быть чисто колонией Британской империи. Ее новая конституция создана законодательными актами от 1915, 1916 и 1919 годов. Индия выделена из управления британского министерства и стала самоуправляющимся доминионом. Управление Индией в Англии поручено статс-секретарю по делам Индии, при котором находится совет, состоящий не менее чем из 8 и не более, чем из 12 членов, назначаемых на пятилетний срок статс-секретарем по делам Индии. Половина этих членов совета обязательно должна состоять из лиц, прослуживших в Индии не менее десяти лет и покинувших ее территорию не больше 5 лет назад.

В самой Индии верховная власть по-прежнему находится в руках «вице-короля», но все большее значение приобретают органы центрального и местного самоуправления, и борьба между ними и органами британского колонизаторства становится все ожесточеннее и ожесточеннее.

По словам того же, уже цитированного профессора Мондени, полное отсутствие прогресса не только в ассимилировании, но даже в социальном объединении между двумя элементами, проживающими в Индии, между «элементом господствующим», т.е. англичанами, и между «элементом, над которым господствуют», т.е. индусами, представляет собою совершенно неразрешимый «феномен». Феномен этот, впрочем, очень легко разрешается, если признать, что отношения между двумя «элементами» определяются понятием «борьба».

Не лучше обстоит дело и в отношении других колониальных народов. Даже среди африканских негров с 1919 года начинает проявляться серьезное национальное и культуртрегерское движение, которое неизвестно еще в какие формы выльется, но во всяком случае не дает уже возможности третировать негров как рабов.

Еще гораздо труднее взаимоотношения с полуколониальными народами.

«Старый больной человек», Турция, неожиданно вдруг выздоровел и помолодел, и показал себя, хотя бы в том же мосульском вопросе настолько сильным, что с ним приходится уже самым серьезнейшим образом считаться, и не только бросить надежду съесть Турцию, но и зорко следить за тем, чтобы она сама чего-нибудь, уже от нее отхваченного не проглотила.

Афганистан переживает свою «эпоху великих реформ» и решительно перестает быть «сферой влияния». Наоборот, он все больше и реальнее становится «высоким независимым» государством, как гласит его официальный титул. Кроме того, во взаимоотношениях с Афганистаном уже приходится серьезно считаться с его дружбой с Советским Союзом.

То же самое действительно в отношении Персии, где все крепнет национальное и освободительное движение и усиливается независимость от крупно-капиталистических держав. А Персия, как известно, издавна является объектом империалистических вожделений, благодаря своим нефтяным богатствам. Считают, что в Персии (вместе с Ираком, впрочем) находится 13% мирового резерва нефти, причем сама Персия в 1922 году по добыче нефти занимала четвертое место, произведя 21.154.000 бочек (первое место в 1922 занимали Соединенные Штаты Северной Америки, второе — Мексика, третье — Россия). Правда, в 1923 году нефтяная компания «Рояль Дэч Шелль» (Royal Dutch Shell Group), — только по наименованию голландское, а в действительности чисто-английское общество, — фактически объединилась с Англо-Персидской нефтяной компанией (Anglo-Persian Oil Company) для эксплуатации персидской нефти. Но даже лучшие знатоки этого вопроса понимают, что с экономической точки зрения нефтяные пути из северной Персии ведут к Баку, а оттуда через Батум к Черному морю. «И тут каждый нефтяной пионер» втягивается в сношения с Советской Россией»*. А это опять-таки означает, что и в этих вопросах главная заинтересованная сторона, Великобритания, попадает в затруднительное положение.

* См. "The oil trusts and Anglo-American relations" by C. H. Davenport and Sidney Russel Cook, London, 1923.

Но самым важным вопросом во взаимоотношениях Великобритании с полуколониальными странами, идущими по пути национального самоопределения и национальной независимости, является вопрос о Китае.

Китай по своим природным ресурсам считается одною из богатейших стран мира. Ни размеры его территории, ни количество населения точно не установлены, но, во всяком случае, по самым строгим подсчетам территория Китая составляет не меньше 4,25 миллионов квадратных миль, а население — более 400 миллионов человек. Китайцы, если и не считать тех китайцев, которые живут на отторгнутых от Китая территориях, составляют не менее 14 всего человечества.

Эта богатая китайская территория издавна является базой империалистического хозяйничания, а способный и трудолюбивый китайский народ — объектом самой гнусной капиталистической эксплуатации.

Удавалось это потому, что в Китае до сих пор еще сохранились полуфеодальные отношения, а китайский народ до самого последнего времени еще не чувствовал себя единой нацией. Поэтому возможно было из каждого китайского дудзюна (генерал-губернатора отдельной провинции) делать иностранного агента и, натравливая одного дудзюна на другого, фактически все время держать Китай в состоянии внутренней войны, пользуясь которой империалистические державы, под видом защиты своих граждан и их интересов, имели легкую возможность сначала объявлять нейтральной наиболее интересную для них территорию, а затем уже просто отторгать ее в свою пользу.

В результате «все великие державы без исключения имеют (в Китае) интересы, которые несовместимы с благополучием Китая и с развитием китайской цивилизации. Поэтому китайцы должны искать спасения в своей собственной энергии, а не в благоволении какой-либо посторонней силы» ("The problem of China", by Bertrand Russel, New York, 1922. Стр. 255).

И тот же Бертран Рассел, несмотря на свой общий сентиментализм и, в сущности говоря, довольно скверное понимание истинного положения в Китае, все же утверждает, что это спасение Китая заключается в китайском «патриотизме, конечно, не в изуверском, направленном против всех иностранцев патриотизме боксеров, но в том просвещенном настроении, которое готово учиться у других народов, но не согласно давать им господствовать над собою» (там же).

Правильнее было бы сказать, что истинное спасение Китая заключается в его национальном объединении, которое неизбежным и несомненным своим следствием должно иметь национальное освобождение Китая от империалистического ига.

И это национально-объединительное и национально-освободительное движение в Китае не только уже началось, но и за последние годы сделало громадные успехи.

Здесь не место подробно останавливаться на этом вопросе, но достаточно присмотреться к последним событиям в Китае, чтобы убедиться в правильности этого утверждения.

Верное своей традиционной политике, британское правительство в свое время, около 3 лет назад, не дало Сун-Ят-Сену, главному лидеру национально-объединительного движения в Китае, уничтожить в Кантоне сильнейшего его противника, Чен-Цзю-Мина. В последующие годы Великобритания, отчасти совместно с Америкой, произвела в Пекине государственный переворот и возвела на пост президента Цао-Куна, — куклу в руках главнейшего своего ставленника У-Пей-Фу, на юге же, в Кантоне, постепенно подготавливала переворот против ненавистного ей Сун-Ят-Сена.

Когда подготовленные англичанами фашистские силы выступили в Кантоне против Сун-Ят-Сена, британский консул предъявил последнему ультиматум, заявив, что если Сун-Ят-Сен будет действовать против фашистских бандитов, британский флот начнет обстрел Кантона. В то же самое время на севере империалистическими усилиями была вновь спровоцирована война между Чжан-Цзо-Лином и У-Пей-Фу. Во время этой войны «державы», воспользовавшись подходящим случаем, объявили «нейтралитет» над Шанхаем и шанхайским округом, что, по старому опыту, означало подготовку к отторжению этой территории от Китая. Но достаточно было взрыва негодования в Китае, морально поддержанного трудящимися массами Советского Союза, чтобы ни из кантонского ультиматума, ни из шанхайского нейтралитета ничего ровно не вышло.

Далее, в войне Чжан-Цзо-Лина с У-Пей-Фу Америка и Англия поддерживали последнего, и военный успех его казался обеспеченным, как вдруг «христианский генерал» ставленник Фынь-Юй-Сян открыл часть фронта У-Пей-Фу, дав таким образом Чжан-Цзо-Лину, более близко стоящему не к Америке, а к Японии, разбить У-Пей-Фу, и произвел в Пекине новый государственный переворот, в результате которого у власти стали, главным образом, японофилы. В последующем развитии этот кабинет должен был уступить власть уже чисто японофильскому, во главе со старым лидером анфуистов, Дуан-Цзи-Чжуем.

Но в то же самое время независимый от какого бы то ни было империалистического иностранного влияния лидер национально-объединительного движения в Китае, доктор Сун-Ят-Сен, приглашается в Пекин и прочится в президенты всей Китайской республики. И тот же самый Пекин, куда еще несколько месяцев назад Сун-Ят-Сен и носу показать не мог, ибо был бы немедленно убит, готовит ему торжественную встречу.

События в Китае еще не закончились; какой они будут иметь исход, — трудно предсказать, ибо обстановка калейдоскопически меняется. Но для Китая все новейшие события имеют одно совершенно определенное значение: они показывают, что времена чистого произвола империалистических держав и их китайских ставленников уже миновали, и чего бы субъективно ни желали инсценировщики и действующие лица многосложной китайской драмы, объективно каждое новое событие в Китае приводит к усилению и укреплению его национально-объединительной и национально-освободительной от империалистического ига борьбы.

А это, прежде всего, удар по империалистической политике Великобритании.

Для последней все изложенное в этой главе имеет тот смысл, что британская борьба за мировую гегемонию, не удающаяся благодаря противодействию других империалистических держав, главным образом, ввиду невероятного усиления Соединенных Штатов Северной Америки, в борьбе, в которой Великобритания является слабейшей стороной, натыкается еще на новое препятствие: национальное самоопределение колониальных и полуколониальных народов и их реальное высвобождение из-под империалистического ярма.

И тот процесс еще более осложняется теми внутренними политическими, экономическим и классовыми сдвигами, которые имеют место в пределах самой Британской империи.

 


Внутреннее положение Британской империи

1. Политическое самоопределение доминионов.

Участие британских доминионов* (самоуправляющихся колоний) в мировой войне привело к выдвиганию с их стороны лозунга: «Свобода за кровь!». Известную внутреннюю автономию британские доминионы (как и некоторые колонии) имели и раньше; существовал также и институт «общеимперских конференций», но форма этой автономии все время меняется и эволюционирует, в настоящее время уже став чем-то гораздо большим, чем автономия, так что даже сами английские юристы вынуждены констатировать, что «единство империи» гарантируется фактом существования британской монархии и законно признанным суверенитетом британского парламента.

* Доминионами являются: Австралия, Канада, Ньюфаундленд, Новая Зеландия, Южная Африка и «свободное государство» Ирландия. Индия официально не причисляется ни к доминионам, ни к колониям и в официальных британских актах обычно говорится: «доминионы и Индия». — А. И.

Но признанное законом не очень-то осуществляется в Англии на практике, и те же юристы констатируют, что доминионы добились такого признания их «национального статуса», которое хотя и не вполне законно, но, тем не менее, вполне реально на практике.

Несмотря на суверенитет британского парламента, некоторые из доминионов фактически в настоящее время имеют право изменять свою конституцию, хотя другие этого права еще не добились. Правительства доминионов упорно выдвигают требования признания их советниками короля на равных правах с «министрами его величества», доминионы решительно возражают против существующей в Британской империи системы апелляции, усматривая в ней несоответствие с достоинством их собственных верховных судов; наконец, они борются и против верховного суверенитета британского парламента, хотя этот суверенитет в действительности почти ни в чем не проявляется. Доминионы даже возражают против идеи Британской имперской федерации, которая в последние годы находит много защитников в Великобритании.

И, в сущности говоря, доминионы совершенно правы, так как сейчас они имеют больше независимости, чем это допустимо при федеративном строе. Ведь, федеративный строй не допускает за отдельными своими членами права самостоятельной внешней политики и заключения самостоятельных международных договоров; между тем, Канада этого права уже добилась. Начиная с Версальской конференции, Британская империя постоянно на всех международных конгрессах и конференциях представлена также уполномоченными доминионов. Представители доминионов входят и в Лигу Наций. Все доминионы имеют в Лондоне своих «генеральных агентов», а Канада, Новая Зеландия, Австралия и Южная Африка — «верховных комиссаров», которые фактически являются послами доминионов в Великобритании. Некоторые из доминионов имеют своих коммерческих, торговых агентов в крупнейших городах Британии, колоний и даже за границей. Те же Канада, Новая Зеландия, Австралия и Южная Африка имеют в иностранных государствах, где они в этом заинтересованы, и своих дипломатических представителей под видом советников британского посольства, в отсутствие посла заменяющих его. Два британских доминиона, Австралия и Южная Африка, имеют собственные колонии в виде мандатов на бывшие германские колонии.

Каков же государственный строй современной Британской империи? Единым государством ее ни в коем случае назвать нельзя. Этот вопрос чрезвычайно занимает специалистов-юристов, и некоторые из них приходят к выводу, что Британскую империю должно рассматривать как «лигу наций, кооперирующую в целях реализации общих интересов и общих идеалов» ("The government of Great Britain, its colonies and dependencies" by Albert E. Hogan. Fifth edition, revised and enlarged by Isbe G. Powell, London, 1923).

Возникает, однако, вопрос, каковы эти «общие интересы» и «общие идеалы».

Мы видели, что в области государственно-правовой они значительно расходятся, поскольку доминионы стремятся все больше сепарироваться от своей метрополии.

Посмотрим же, каковы эти интересы в области экономической.

2. Экономическое самоопределение британских доминионов

Великобритания достигла мирового могущества именно благодаря тому, что она владеет заокеанскими колониями. Территория соединенного королевства, т.е. Великобритании и Северной Ирландии, составляет всего 94.633 кв. миль, а население — 44.200.000 человек (в 1921 году). Это значит — по территории меньше, а по населению немногим больше какой-нибудь Польши.

Поэтому естественно, что для Великобритании колониальный вопрос всегда играл доминирующую роль. Вся английская промышленность построена в расчете на колониальные рынки и колониальное сырье. Даже чисто физическое существование Великобритании целиком зависит от ее колоний. Имеются данные (которые, быть может, и не очень точны), что всего производства предметов питания Великобритании и Северной Ирландии может хватить для пропитания их населения всего только на три недели. Пусть даже эта цифра не точна, во всяком случае, несомненно, что Великобритания, лишенная подвоза извне, в очень короткий срок должна начинать умирать с голоду.

Между прочим, это обстоятельство порождает для Великобритании очень серьезные военно-стратегические проблемы. Ведь, если бы какому-нибудь находящемуся в войне с Великобританией государству удалось приостановить подвоз предметов питания в Великобританию, победа этого государства была бы очень скоро обеспечена. Германия в мировой войне своей «неограниченной войной подводных лодок» (umbeschrankter Unterseebootkrieg) попыталась осуществить это. План Германии не удался только потому, что она тогда находилась в войне почти против всего мира. Главным образом, Соединенные Штаты Северной Америки и в значительной степени британские доминионы продолжали подвоз в Великобританию и свели на нет всю германскую подводную войну.

Но если бы представить себе такой случай, что Великобритания, действительно, была бы блокирована и с моря, и с воздуха, то несомненно, что ей пришлось бы подписать самые унизительные условия мира в самый кратчайший срок. Это — не фантазия: с этой возможностью считаются, как с реальной опасностью будущего, лучшие британские военные авторитеты, и уделяют ей очень много внимания.

Во всяком случае ясно, что без своих колоний и доминионов Великобритания низводится на степень самого посредственного государства. Это чувствует и прекрасно понимает всякий англичанин и, в частности, — что очень важно отметить, — колониальный вопрос всегда являлся и отчасти является до сих пор серьезным препятствием к развитию революционного рабочего движения в Великобритании. Ибо английский рабочий из верхушечного, квалифицированного и лучше материально обеспеченного слоя сам в глубине души настроен империалистически.

Выше мы рассмотрели, как самоопределяются британские доминионы в области своих политических взаимоотношений с Великобританией. Прежде, чем перейти к рассмотрению их взаимоотношений в области экономической, важно было бы, хотя бы очень кратко, остановиться на вопросе о том, как доминионы в своих интересах влияют на общий ход внешней политики Британской империи.

Для этого один только пример.

В 1921 г. англичанин Ленокс Симпсон (Lenox Simpson), известный знаток Китая и тихоокеанских вопросов, пишущий под псевдонимом Путнэм Уил (Putnam Weal), родившийся и выросший в Китае и, несмотря на свое английское происхождение, истинный друг китайского народа, официально занимающий пост советника президента Китайской республики и вай-дзио-бу (китайского министерства иностранных дел), по поручению китайского правительства отправился с секретной миссией в Канаду, Соединенные Штаты Америки и Европу (Лондон), а затем вернулся в Америку, где принял участие в Вашингтонской конференции в качестве советника китайской делегации.

В своей книге ("An indiscreet chronicle from the Pacific" by Putnam Weal, New York, 1922.) он рассказывает, как британские доминионы, особенно Канада, боявшиеся того, что англо-японский союз, в случае осложнения весьма обостренных отношений между Америкой и Японией, может вовлечь их в войну против Соединенных Штатов, еще в 1921 году на всеимперской британской конференции требовали расторжения этого союза, а в Вашингтоне поддерживали американскую дипломатию в этом требовании. Чрезвычайно показательным является то, что дипломаты британских доминионов на международной конференции поддерживают не британскую, а американскую дипломатию!

В частных беседах с пишущим эти строки Л. Симпсон рассказывал, как его закулисная деятельность и сношения с представителями доминионов во время всебританской общеимперской конференции вызвали такое негодование британского правительства, что последнее, не имея возможности выслать его как британского подданного, частным образом потребовало от Пекина отозвания Л. Симпсона. Тогда Китайское правительство весьма остроумно ответило, что мистер Симпсон находится в отпуску, и оно-де не смеет воспретить британскому гражданину проводить свой отпуск у себя на родине.

Теперь уже ни для кого не тайна, что последнее империалистическое выступление Британской империи против Египта происходит в значительной мере под нажимом доминионов, заинтересованных в захвате Египта.

Так доминионы влияют на общую внешнюю политику Британской империи и, строго говоря, когда им это нужно, проводят свою собственную. Хороши «колонии».

Что касается экономических взаимоотношений, то тут для Великобритании важно, чтобы колонии действительно были колониями, т.е. оставались рынком для сбыта британских фабрикатов и источником получения сырья для британских фабрик. Поскольку же колонии развивают свою собственную промышленность, ведут свою собственную внешнюю торговлю не только с Великобританией, а с иностранными государствами, — постольку они перестают быть колониями, и экономическая связь разрушается.

В этом смысле показательным является маленький штрих — нынешняя общеимперская выставка в Лондоне. Как ни старалось британское правительство создать впечатление мощи и единства Британской империи, этого впечатления не создается, несмотря на существование огромного и действительно величественного общеимперского стадиона. Всякий посетитель с интересом осматривает прекрасно оборудованные павильоны отдельных доминионов, протекторатов и мандатных территорий, но никакого впечатления общего единства не получает. Одно только, быть может, что должно создавать иллюзию Британской империи, — это крупный канал, по которому в моторной лодке можно проехать «вокруг империи», но и тут, вопреки усилиям устроителей, чувствуешь себя так, как будто проезжаешь мимо ряда отдельных государств, абсолютно ничем между собою не связанных.

Это чисто внешнее и, конечно, очень маленькое субъективное впечатление подтверждается объективными фактами и данными статистики.

Не так давно Австралийский союз решил усилить свой военный флот постройкой нескольких новых военных судов. Австралийскому адмиралтейству представили свои сметные предложения как австралийские верфи, так и великобританские. И хотя оказалось, что заказ может быть втрое дешевле выполнен великобританскими верфями, австралийский парламент все же решил строить суда дома и не давать заказа в Англию. Так бережно блюдут британские доминионы свою экономическую независимость от Великобритании и так энергично стремятся к усилению собственного производства.

А в этой области британские доминионы сделали поистине поразительные успехи.

Мы уже видели, что в области судостроения торгового флота Великобритания с 1914 года по 1923 год увеличила свой тоннаж только на 200.000 гростонн, в то время как доминионы — на целых 812.000, т.е. в четыре раза больше.

К сожалению, нигде нельзя достать цифр военного судостроения отдельно для Великобритании и для доминионов, так как в официальных английских справочниках по-прежнему продолжает фигурировать «британский флот», но следующие данные все же характерны в этом отношении.

Канада до 1910 года вообще не имела своего военного флота, в настоящее время она его уже имеет, и в бюджете на 1922-23 г. расход на содержание этого флота определяется в 1.515.500 долларов.

Австралия начала создавать свой военный флот с 1913 г.; в настоящее время государственные расходы на содержание этого флота составляют 2.088.900 фунтов стерлингов. Такое огромное и быстрое увеличение морских сил Австралии объясняется тем, 1) что австралийский флот принимал участие в мировой войне; 2) что Сидней считается первоклассным военным портом, и 3) что британское адмиралтейство в свое время, считаясь с последним обстоятельством, передало Австралии ряд военных судов. Однако даже английские авторы с некоторой тревогой отмечают, что за последние годы правительство Австралийского союза стремится сепарироваться от британского и в области «военно-морской обороны».

При оценке вышеприведенных данных должно иметь в виду, что Вашингтонская конференция 1921 года, установившая определенное соотношение между военными флотами различных государств, рассматривала весь британский флот как единое целое и, таким образом, наложила узду на развитие военно-морских сил британских доминионов.

Но самым, конечно, важным моментом при оценке экономических взаимоотношений между Великобританией и доминионами являются данные о торговле между ними. Здесь имеются такие цифры.

 

Стоимость импорта и экспорта Великобритании (в ф. стерлингах)
Годы Общая цифра импорта Общая цифра экспорта товаров британского производства
1913 768.734.739 525.253.595
1918 1.316.150.903 501.418.997
1919 1.626.156.212 798.638.362
1920 1.932.648.881 1.334.469.269
1921 1.085.500.061 703.399.542
1922 1.003.098.889 719.507.410
1923* 1.098.015.585 767.328.656

* Цифры для 1923 г. провизорные. При этом нужно иметь в виду, что с 1 апреля 1923 г. эти цифры касаются Великобритании и северной Ирландии, но исключается торговля с «свободным Ирландским государством». — А. И.

Таким образом, с 1913 года, который, кстати сказать, был особенно плачевным для внешней торговли Великобритании, до 1923 года (цифры которого надо считать в данной таблице несколько преувеличенными) импорт товаров в Великобританию увеличился всего приблизительно на 50%, а экспорт даже не на полных 20%.

Если же взять соответствующие цифры британских доминионов, то получим следующие данные:

 

Внешняя торговля Канады (в долларах)
Годы Импорт Экспорт
1913-1914 619.193.998 455.437.224
1919-1920 1.064.528.123 1.286.658.709
1920-1921 1.240.158.882 1.210.248.119
1921-1922 747.804.332 753.927.009
1922-1923 802.465.043 945.295.837

 

Следовательно, канадский экспорт увеличился почти на 100%, а импорт — почти на 30%.

Это значит, что Канада в значительной мере ввозит товары и вывозит продукты своего производства не в Великобританию и не из Великобритании.

Приблизительно такие же данные получаются от сравнения внешней торговли других доминионов с внешней торговлей Великобритании.

Австралия увеличила свой импорт почти на 95%, экспорт — более чем на 75%.

Новая Зеландия увеличила свой импорт почти на 50%, а экспорт — более чем на 100%.

Южная Африка увеличила свой импорт на 20% и (единственная) уменьшила свой экспорт (впрочем, в 1922 году; для 1923 года еще нет точных данных).

Индия увеличила свой импорт почти на 100%, а экспорт — приблизительно на 40%.

Кроме того, относительно Индии известно, что в области самой важной для Англии промышленности, текстильной, Индия сама, своим производством, уже почти в силах покрыть потребности своего огромного рынка.

Повсюду одна и та же картина: доминионы экономически самоопределяются, становятся на собственные ноги, начинают вести самостоятельную внешнюю торговлю и ведут ее чрезвычайно успешно.

А это уже — memento mori для британской империи. Это — начало конца. Что же остается от Британской империи, которая, по мнению английских же юристов, представляет собою лигу наций, связанную общностью интересов и идеалов, когда и идеалы, и интересы становятся различными.

Мы видели, что эти идеалы под политическим углом зрения не только глубоко отличны, но и резко враждебны. Великобритания стремится к сохранению единства Британской империи, к удержанию всех частей своих под своим владычеством и суверенитетом; доминионы же стремятся избавится от ее суверенитета, отчасти политически тяготеют к другим государствам (как, например, Канада к Соединенным Штатам), отчасти же ведут борьбу за полную свою независимость.

Даже поверхностного анализа экономических взаимоотношений между Великобританией и ее доминионами достаточно, чтобы ясно стало, что их интересы далеко не совпадают. Великобритания жаждет, чтобы доминионы оставались по-старому ее колониями, доминионы же стремятся и упорно идут к полнейшей экономической независимости от Великобритании.

Даже при самой оптимистической оценке во всем этом нельзя не усмотреть начала распада Британской империи.

И этот процесс разложения еще усугубляется той внутренней классовой борьбой и политическими изменениями, которые имеют место внутри самой Великобритании.

3. Классовая борьба и борьба политических партий в Великобритании

Еще в ту эпоху, когда Англия была, по выражению К. Маркса, «классической страной капитализма», она отличалась тем, что была единственной так называемой культурной страной, где люди ежедневно, в буквальном смысле слова, умирали голодною смертью.

Теперь этим, правда, никого не удивишь: от голода умирают люди на улицах и Нью-Йорка, и Парижа, уже не говоря о Берлине и Вене. Но все же повсюду раздирающие душу драмы ужасной нищеты и великих бедствий разыгрываются где-нибудь на окраинах, в подвалах или мансардах беднейших домов. В Лондоне же на самых людных и шикарных улицах наблюдаются небывалые сцены. То встретишь дряхлого старика и не менее дряхлую старушку, одетых с попыткой сохранить видимость мещанского приличия, стоящими в промозглом лондонском тумане где-нибудь на тротуаре у шикарного магазина, ресторана или кинематографа, причем один из них играет на шарманке, флейте, скрипке или каком-нибудь другом инструменте, а другая стоит с кружкой и собирает подачку от прохожих; то слышишь целый оркестр, проходящий по главным улицам, и с удивлением узнаешь, что это — безработные, побывавшие солдатами на западном фронте и теперь таким образом зарабатывающие себе на хлеб; то, наконец, видишь весь тротуар, разрисованный цветными картинками и в конце серии картин сидящего со шляпой в руках пролетария, возле которого надпись мелом: «Сам рисовал. Безработный. 7 человек детей. Подайте на хлеб».

Еще в Генуе Ллойд-Джордж, когда его ультра-реакционеры упрекали за попытку соглашения с Советскими Республиками, отвечал: «Когда я вернусь домой, два миллиона безработных спросят меня, что я им привез. Что же я им отвечу?»

Экономический кризис в Великобритании, вызванный уменьшением экспорта, сокращением внешних рынков и, следовательно, сокращением производства, вызвал безработицу как новое социальное явление постоянного характера.

Те люди, о которых говорилось выше, — не профессиональные нищие, даже не люмпен-пролетарии. Нет, это честные, желающие и могущие работать потомственные пролетарии, которые просто перешли в новую социальную категорию — безработных. Боясь этой огромной армии, британское правительство выдает безработным мизерную субсидию. Но что же это может значить, когда жизнь дорожает в Англии почти с каждым днем, и когда имеются миллионы уже не безработных, а просто нищих.

Как растет в Англии дороговизна, — видно из следующих цифр.

Если принять, как базис, индекс цен 1901—1905 годов за 100, то индекс цен составляется:

 

В конце июля 1914 года 116,6
" ноября 1918 " 282,6
" марта 1920 " 379,6
" декабря " " 269,3
" декабря 1921 " 198,0
" декабря 1922 " 193,8
" июня 1923 " 195,5
" декабря " " 208,2
" марта 1924 " 210,9
" июня " " 205,9
" июля " " 211,7
" августа " " 210,3
" сентября " " 214,9
" октября " " 220,3

 

Из этой таблицы видно, что, несмотря ни на какие ухищрения, дороговизна в Англии опять перманентно растет; теперь уже индекс цен вдвое больше довоенного, а в зимние месяцы, конечно, вздорожание жизни будет еще большим и ускоренным.

А количество безработных в Англии, если и уменьшается, то чрезвычайно незначительно, как видно из следующей таблицы:

 

Месяц и год Общее количество безработных Процентное отношение ко всему числу рабочих в Англии (11.502.800 чел.)
март 1921 1.355.206 11,3
июнь 2.171.286 18,2
сентябрь 1.484.829 12,2
декабрь 1.934.030 16,2
март 1922 1.765.329 14,6
июнь 1.502.955 12,7
сентябрь 1.414.375 11,9
декабрь 1.431.929 12,2
март 1923 1.303.476 11,1
июнь 1.295.136 11,3
сентябрь 1.344.667 11,7
декабрь 1.226.641 10,7
март 1924 1.137.683 9,9
апрель 1.118.761 9,7
май 1.087.918 9,5
июнь 1.084.517 9,4
июль 1.135.351 9,9


Если же взять процентное отношение числа безработных к числу рабочих, организованных в трэд-юнионах, то и тогда к осени 1924 года получается ужасающий процент — 8,6.

Можно смело утверждать, что эта армия безработных — не случайное, преходящее явление. Это — постоянные кадры, новая социальная категория, как сказано выше, которую никогда уж не изжить капиталистическому строю. Эти безработные рожают детей, которым, в свою очередь, суждено оставаться безработными, и если случайно какому-нибудь счастливчику удастся получить работу, то на его место сейчас же встает другой, потерявший работу, и, в общем и целом, кадр безработных остается неизменным навсегда, т.е. вернее, до конца того самого буржуазного порядка, который породил это явление.

Эта постоянная запасная армия труда с одной стороны еще более колеблет и без того неустойчивое равновесие капиталистического общества, с другой стороны, создает угрозу той массе рабочих, которые в каждый данный момент еще не лишены заработка. То и другое осложняет положение и требует от командующих буржуазных классов не только напряженного внимания, но приспособленчества, уменья соответственно лавировать.

В то же самое время указанное положение рабочего класса не остается без влияния на настроение промежуточных мелкобуржуазных слоев, а растущая дороговизна сближает их интересы.

В частности, вовне это прежде всего отражается на отношении к Советским Республикам, которое вообще всегда является зеркалом, ярко и ясно отражающим внутренние классовые взаимоотношения в каждом капиталистическом государстве.

Трудовые массы Великобритании прекрасно помнят еще то сравнительно хорошее время, когда дешевый хлеб приходил из России, масло, битая птица и т.д. из Сибири, и в их психологии невольно крепнет уверенность, что стоит опять наладить политические и экономические взаимоотношения с Советским Союзом, чтобы жить стало легче.

В периоды своего политического просветления Ллойд-Джордж и вместе с ним либеральная партия Великобритании хорошо понимали это и поэтому в годы наихудшего экономического кризиса (1921-1922 гг.) так старались наладить свои отношения с Советскими Республиками. Но классовая ненависть и противоположность классовых интересов делали свое дело, и политика либеральной английской буржуазии неизбежно должна была идти зигзагами.

Мы не станем здесь подробно останавливаться на всех перипетиях этой зигзагообразности и умышленно оставляем в стороне все другие привходящие факторы, быть может, игравшие и играющие не менее важную роль, ибо отмечаем только основные линии и только под предельным углом зрения.

Под этим углом зрения чрезвычайно характерным является поражение консервативной партии Великобритании на предпоследних парламентских выборах именно потому, что она рискнула выдвинуть лозунг протекционизма ввоза из британских колоний в ущерб ввозу из иностранных государств. Как известно, консерваторы тогда потеряли на выборах более ста мандатов.

После этого либеральной буржуазии ничего не оставалось, как поддерживать рабочую партию и вызвать к жизни рабочее министерство. Несмотря на чаяния и надежды, которые возлагали на рабочее министерство соглашатели из II Интернационала, сам Макдональд неоднократно заявлял, что «рабочая партия в Великобритании не находится у власти, она только получила управление», т.е., что фактически власть по-прежнему находится в руках буржуазии.

Так оно и было. Но, тем не менее, рабочему кабинету пришлось признать СССР де-юре и вступить в переговоры с Советской властью.

4. Советско-британская конференция и договор

Советско-британские переговоры еще более обнажили и обострили классовые противоречия внутри Великобритании.

За 7 лет существования Советской власти английская буржуазия, собственно говоря, очень немногому научилась. Она сумела понять только одно, что ни силой, ни измором Советской власти не взять, но вместо этого начала питать иллюзии, что, так сказать, добром можно ее победить, т.е. добиться фактического перерождения советского строя в буржуазно-демократический.

Поэтому переговоры и английская буржуазия, и ее ставленник Макдональд все время стремились вести именно к этой цели.

В буржуазной борьбе против советско-британского договора нужно определенно различать две стороны: 1) действительно деловую борьбу, 2) внутреннюю классовую борьбу в Великобритании, в которой советско-британский договор был лишь чрезвычайно подходящим поводом.

Деловая борьба английской буржуазии против советско-британского договора все время сильно варьировала и, так сказать, эволюционировала.

Наиболее резкая позиция была выражена в самом начале переговоров в так называемом «меморандуме банкиров», смысл которого, грубо выражаясь, сводится к тому, что большевики — шайка бандитов, с которыми вообще нельзя иметь дела. Но это была только «словесность», на деле же господа банкиры не только очень желали, но и весьма охотно вели всякие разговоры и переговоры с советской делегацией.

И если переговоры с так называемым «комитетом бондгольдеров» (держателей иностранных ценностей) не увенчались успехом, то только потому, что само собой это учреждение объединяет слишком разнообразные и противоречивые интересы.

Дело в том, что в Англии нет объединения держателей только русских ценностей; комитет бондгольдеров объединяет держателей всех иностранных бумаг. А так как с самого начала советская делегация довольно вразумительно дала понять, что Советский Союз ни коем случае не намерен платить полностью по прежним довоенным займам, то именно капиталисты, не заинтересованные в русских бумагах, чинили всякие препятствия для соглашения. Ибо держатели всяких мексиканских, перуанских и т.п. ценностей более всего боялись прецедента, сильнее всего опасались, что раз будет признано за Советским Союзом право только в известной части оплатить долги прежних российских правительств, — этого же права потребуют для себя и Мексика, и Перу, и т.п., в бумагах которых эти господа только и были заинтересованы.

С британскими же держателями только русских ценностей прекрасно можно было договориться, можно еще и теперь, ибо они за время переговоров, после предшествующих уроков неудачной интервенции и блокады, хорошо усвоили себе ту простую истину, что лучше получить хоть что-нибудь, чем не получить ничего.

С точки же зрения чисто деловой наиболее принципиальная позиция была формулирована влиятельнейшей английской либеральной газетой «Daily News».

Здесь выражалась та мысль, что ничего принципиально недопустимого в неплатеже долгов нет: каждое государство, как и каждая частная фирма, может объявить себя банкротом и либо не платить совсем, либо платить только частично, скажем, по гривенничку за рубль. Пусть Россия объявит себя банкротом и не платит, — рассуждала «Daily News». Это принципиально вполне допустимо. Но принципиально недопустимо нежелание платить, ссылка на закон об аннулировании займов и национализацию частной собственности.

Эта точка зрения совпадает с заявлением Ллойд-Джорджа в Генуе, обещавшего нам длительный мораторий (отсрочку) в обмен на принципиальное признание обязательств. Тут чистота буржуазной классовой морали: если ничего не поделаешь, то принципиальное признание обязательств важнее получения самих денег.

Но не вся английская буржуазия была, конечно, столь принципиальной.

Британские торговые палаты (сначала лондонская, затем ассоциация торговых палат, а в конце концов, одна за другою, и торговые палаты всей страны, за исключением одной только русско-английской торговой палаты) приняли совершенно иную точку зрения, уже не принципиальную, а чисто торгашескую.

Нападки британских торговых палат на договор, коротко говоря, заключались в следующем: договор не годится потому, что в нем нет отделения межгосударственных расчетов от расчетов между частными гражданами; необходимо, чтобы в советско-британском договоре было оговорено право британских граждан и юридических лиц требовать с советских.

Что может означать это требование?

Как известно, в договорах от 8-го августа правительство СССР (с различными оговорками) признает три категории британских претензий: 1) претензии британских бондгольдеров; 2) смешанные (мелкие) претензии (за национализированное во время революции британское имущество, как мебель, автомобили, домашние вещи и т.п.); 3) претензии британских частных собственников, имущество коих было национализировано советской властью.

Так как имущество советских граждан было в Советских Республиках повсеместно национализировано (а закон о национализации остается в полной силе), то все советские граждане и фирмы, в случае предъявления к ним претензий со стороны британских граждан и фирм, легко смогли бы отводить в британских судах все подобные претензии ссылкой на закон о национализации.

Таким образом, требование британских торговых палат по существу есть предъявление новой претензии вовсе не к частным советским гражданам, а опять-таки к самому советскому правительству. Для чего? Для того, чтобы повысить общий размер претензий и получить по возможности больше, ибо в договоре от 8 августа явно заявлено британским правителсьтвом, что Советский Союз даже по признанным им обязательствам не может платить полностью.

Как мы видим, критика советско-британского договора становится все менее принципиальной и все более, так сказать коммерчески-деловой.

Дальнейшая эволюция деловой критики в этом отношении еще более показательна.

Мы не касаемся здесь критики договоров по другим, менее серьезным вопросам, как монополия внешней торговли, экстерриториальность нашего торгпредства и его помещений и т.п., ибо эти вопросы теперь уже в значительной степени потеряли свою остроту.

Но важно отметить, что к самому концу кампании, поднятой британскими деловыми кругами против договоров от 8 августа, появился меморандум манчестерской торговой палаты, адресованный правительству и распубликованный во всех газетах.

В этом меморандуме уже нет указанных выше возражений, даже нет возражений против советского займа, но весь он построен из доказательств, опровергающих постановление той статьи договора, где британское правительство признает невозможным для Советского Союза уплату полностью по обязательствам, признанным им в договоре.

Меморандум этот подробно рассматривает вопрос об естественных богатствах СССР и, анализируя нынешнее финансовое и экономическое положение Союза, приходит к выводу, что нет абсолютно никаких оснований для вышеуказанного постановления, ибо СССР без всякого ущерба для себя может заплатить не только всю сумму своих старых долгов, но еще и гораздо больше. Весь вопрос, следовательно, сводится к тому, чтобы выработать соответственную систему и методы платежей, а вовсе не к тому, чтобы уменьшить самый размер обязательств.

Тут же имеются намеки на ставшую впоследствии столь популярной идею нового «плана Дауэса» для СССР.

Но все же без излишней натяжки можно сказать, что деловая критика советско-британского договора не выдержала никакой критики, и договор, наверное, был бы ратифицирован, если бы не произошло столь сильных изменений во внутренней политической жизни Великобритании.

Характерной в этом смысле является злостно-ожесточенная борьба либеральной и консервативной партий против правительственной гарантии займа СССР в Великобритании. Эта борьба, как известно, параллельно с доказательствами «неделового характера» договоров, все время являлась стержнем всей кампании английской буржуазии против советско-британских договоров, а в известном смысле (не считая фальсифицированные «письма» Г.Е. Зиновьева) и буржуазным знаменем в избирательной кампании.

А теперь солидные либеральные органы печати признаются, что либеральная партия была против правительственной гарантии займа, так как опасалась, что рабочая партия, под давлением своего левого крыла, не сумеет добиться от советского правительства действительных гарантий займа.

Опять-таки подтверждение выше высказанной мысли, что советско-британский договор пал не сам по себе, а в результате обострения классовой борьбы в Великобритании. Ибо ясно, ведь, что все дело именно в этом левом крыле британской рабочей партии.

5. Объединение английской буржуазии. Крах либерализма.

Когда английская либеральная партия передала «управление государством» в руки рабочей партии, то сделала она это потому, что видела в Макдональде хорошего своего приказчика и была уверена, что при его управлении она сама фактически будет у власти.

Несомненно, что эти надежды отчасти действительно оправдались; бесспорно, что почти за десять месяцев своего существования правительство Макдональда не делало ничего такого, под чем не могла бы подписаться и либеральная партия.

Когда всю жизнь мечтавший о портфеле министра финансов Филипп Сноуден этот портфель, наконец, получил, и выпустил первый составленный им государственный бюджет, Ллойд-Джордж иронически воскликнул: «Какой же это бюджет рабочей партии? Да, ведь, это наш бюджет!» И никто не сможет спорить, что точь-в-точь такой же бюджет мог бы составить (и, вероятно, действительно, составил бы) и либеральный кабинет.

Но, может быть, именно благодаря своему оппортунизму, лидерствующая часть рабочей партии в известный момент стала опасной для либералов.

Английская либеральная партия одним своим флангом опирается на среднюю буржуазию (буржуазию индустрии, главным образом, текстильной; тяжелая индустриальная буржуазия рекрутирует кадры консерваторов), а другим своим флангом — на широкие мелкобуржуазные, мещанские слои. Эти социально-промежуточные, политически бесцветные элементы более всего, конечно, боятся каких-либо глубоких пертурбаций и потрясений. Революция, социализм и уж особенно коммунизм — для них самые ужасные, самые страшные слова.

Английский мещанин живет по старинке, традициями; если его дед и отец голосовали за либералов, то и он за них голосует, а если он недоволен, то он отходит к сторонке и вообще воздерживается от участия в голосовании. Таким образом, в продолжение столетий в Великобритании находящаяся у власти партия дискредитировала себя в глазах широких народных масс и должна была на новых выборах уступать свое место другой партии. Либералы сменяли консерваторов, а консерваторы — либералов, и все шло как по-писанному.

Уже война внесла серьезные изменения. Во-первых, создался, и гораздо дольше, чем это полагается какому бы то ни было британскому правительству, продержался у власти коалиционный либерально-консервативный кабинет (а это уже само собой являлось небывалым нарушением вековых английский традиций). Во-вторых, невероятно выросло политическое значение пролетариата. Ведь, должен же был сам Ллойд-Джордж во время войны неоднократно констатировать, что против воли рабочих ни одно правительства не в состоянии провоевать и двух дней. Когда же в коалиционный британский кабинет были введены рабочие министры, то среднему английскому обывателю приходилось только глаза протирать от удивления. Но события развертывались все решительнее и решительнее. В первый период послевоенной эпохи значение мирового пролетариата еще более выросло, а буржуазия окончательно растерялась. В 1920 году английские рабочие «комитеты действия» фактически были вторым британским правительством, и притом не «правительством его британского величества», а правительством волею народа, волею трудящихся масс. Буржуазии удалось справиться с разложением в собственных рядах и руками соглашателей из среды рабочего класса задавить надвигавшуюся пролетарскую революцию. Но, тем не менее, следы этого грозного движения остались и, в частности, Англии от традиционной, исторически узаконенной «системы двух партий» (либеральной и консервативной) пришлось перейти к «системе трех партий» (либеральной, консервативной и рабочей).

Когда же, по причинам, на которых здесь не место останавливаться подробнее и которые отчасти отмечены выше, рабочая партия стала у власти, то по понятиям английского обывателя, это уже было чем-то близким к революции.

И вот эта рабочая партия управляет и, как оказывается, управляет ничуть ни хуже любой другой из старых буржуазных партий. Тем, чего особенно боится обыватель, — красным призраком, — даже и не пахнет.

Тогда вся мещанская масса начинает задумываться, чем же либералы лучше рабочих; с точки зрения социально-экономической последние даже ближе мелкой буржуазии. Почему же не голосовать всегда за рабочих? И создается первая опасность для либеральной партии, что весь ее левый демократический фланг отойдет к рабочей партии.

С другой стороны, внутри рабочей партии происходит тоже серьезный сдвиг. Пролетарская масса — левее своих соглашательских вождей, она не хочет только управлять в интересах буржуазии, но хочет властвовать в своих собственных интересах.

Создается мощное левое крыло внутри рабочей партии, не коммунистическое, даже не профинтерновское, которые издавна в оппозиции официальной политике рабочей партии, но внутри самой рабочей партии, которая до недавнего времени слепо шло за Макдональдами, Сноуденами, Гендерсонами и Кº.

Трэд-юнионистские вожди, которые ближе к пролетарским массам, чем рабочие министры, тоже начинают сильно леветь и переходят в «левое крыло».

Переговоры с Советским Союзом еще форсируют это движение в сторону полевения рабочей партии как таковой. Макдональд, как премьер-министр, вынужден соглашаться с Советскими Республиками, точно так же, как на его месте вынужден был бы это сделать и консервативный, и либеральный премьер. Но это соглашение, в свою очередь, усиливает популярность рабочего кабинета и рабочей партии и создает еще одну угрозу ее самому близкому и непосредственному конкуренту — либеральной партии.

Когда же происходит знаменитое ночное бдение советско-британской конференции, заканчивающееся разрывом переговоров; затем совещание советской делегации с лидерами британских рабочих; полное соглашение между обеими сторонами; нажим этих рабочих лидеров на свое правительство; возобновление переговоров и, наконец, подписание договора в том его виде, в каком он непосредственно был согласован между представителями трудящихся масс СССР и представителями британского пролетариата, — то Макдональду и Кº становится ясным, что они вовсе не так свободны в своих действиях, как думали всегда, и должны серьезно считаться с изменившимся общественным мнением своей собственной партии. С другой же стороны, английской буржуазии становится не менее явным, что Макдональд легко может перестать быть ее приказчиком, ибо он, как она сама формулирует, «находится в плену у левого крыла своей партии».

Прямым и неизбежным следствием всех вышеизложенных событий является то, что правое крыло либеральной партии не желает больше поддерживать Макдональда и объявляет ему войну. Под угрозой раскола — отхода своего правого крыла к консерваторам, а левого к рабочим — старое лидерство либеральной партии, в интересах спасения партии от уничтожения, выбирает самый неблагоразумный путь: идет на соглашение со своим правым крылом, т.е., по существу, как раз по направлению намечающейся уже и без того объективной тенденции — объединения с консервативной буржуазией.

Макдональд, со свойственным ему чутьем мещанского лидера, замечает, что происходит, и, не желая рвать с либеральной буржуазией, а отчасти надеясь на отход к нему радикального крыла либеральной партии (50 депутатов в предыдущем парламенте), пытается застраховаться в сторону либералов.

Для этого он параллельно с кампанией за советско-британский договор, которую вынужден вести в качестве главы правительства, проведшего этот договор, и уполномоченного, лично его подписавшего, проводит жесточайшую кампанию против британской коммунистической партии. Для этой же цели он официально заявляет в парламенте, что договор от 8 августа может быть еще изменен, и что никакая цифра советского займа в переговорах не называлась (что фактически неверно), а заем поэтому может быть и очень маленьким; наконец, что правительственная гарантия этого займа, собственно, вовсе не гарантия, и т.д. и т.п.

Но эта страховка в сторону буржуазии нисколько не помогает. Правый фланг либеральной партии энергично толкает последнюю на фактическое объединение с консерваторами и «низложение» Макдональда. Рабочее правительство падает и новые парламентские выборы происходят под знаменем борьбы против советско-британского договора и объединением буржуазии против пролетариата.

Более активная, реакционная часть буржуазии пускает в этой борьбе в ход все средства, до фильсифицированного «письма Зиновьева» включительно, и этим запугивает мещанство настолько, что оно сплоченным фронтом идет к избирательным урнам «бороться против коммунизма». Естественный результат: огромная победа консерваторов и небывалый, неслыханный разгром либералов.

Но есть еще и другой результат, быть может, более важный, который заключается в том, что английский пролетариат, несмотря, на предательское поведение своих вождей, несмотря на всевозможные запугивания, остается твердым и непоколебимым, и рабочая партия, хотя и теряет число депутатских мест благодаря существующей в Англии «избирательной геометрии» (которую Макдональд за время своего «управления, конечно, не удосужился изменить), но выигрывает почти миллион с четвертью голосов.

В день роспуска британского парламента уже цитированная нами либеральная «Daily News» растерянно писала, что напрасно провоцируется столь ожесточенная классовая вражда в стране, ибо в таких условиях на предстоящих выборах «каждый рабочий будет большевиком».

Почтенный орган ошибся только немного, ибо можно смело сказать, что на последних парламентских выборах в Великобритании если не каждый рабочий, то каждый второй рабочий действительно был большевиком.

Внутренние события в Великобритании развиваются с кинематографической быстротой. Объединение английской буржуазии, и, конечно, не под либеральным, а под консервативным знаменем — совершившийся факт. С другой стороны, не менее реальный факт — объединение английского пролетариата и, параллельно поправению объединенной буржуазии, полевение его.

Такие эпохи прежде всего характеризуются уничтожением промежуточных партий. В нашей революции мы в подобных условиях имели исчезновение с исторической арены мещанских партий, меньшевиков и эсеров. В Англии дальнейшее политическое развитие в тенденции должно привести к уничтожению либеральной партии. И, таким образом, Великобритания опять возвращается к старой своей традиционной «системе двух партий», с тою лишь существенной разницей, что этими партиями будут не тори и виги, консерваторы и либералы, а консервативная и рабочая партии. И с этой точки зрения разгром либералов на последних выборах — не случайность, а начало конца английского либерализма.

Трудно, конечно, предсказать ближайшие этапы дальнейшей классовой борьбы в Великобритании. То, что для современника развивается на протяжении годов, для истории — одно мгновение.

Быть может, охвостье британской либеральной партии, разойдясь с консерваторами, будет еще некоторое время существовать в роли хранителя либеральных традиций. Быть может, произойдет раскол в рабочей партии, и ультра-правое крыло ее либо самостоятельно, либо в соединении с остатками либеральной партии, будет еще некоторое время на деле проводить либерально-буржуазную политику.

Безошибочно можно сказать только одно: в современной Великобритании происходит объединение буржуазии против пролетариата, а это неизбежно должно привести к изживанию английского либерализма и полевению пролетариата, росту значения в его среде крайних элементов и крайних партий.

В Англии надвигаются великие социальные бури. Как скоро они разразятся, — никто не знает, но события развертываются именно в этом направлении, и намечающийся уже нажим консервативного правительства на пролетариат является одним из грозных предвестников этих грядущих бурь.

С точки зрения оценки положения Британской империи все это усугубляет и усиливает стоящие перед нею затруднения.

Закат Британской империи

На протяжении всей мировой истории можно наблюдать один процесс. Великие государства в своем развитии доходят, так сказать, до кульминационной точки, затем начинается распад этих государств на составные части, когда общее связывающее их начало ослабевает. Так было с великими деспотиями и республиками древности. Так, на наших глазах погибали сложные, конгломератного типа империи. Австро-Венгерская монархия распалась потому, что война ускорила рост национального самосознания, и входившие в состав этой монархии народы, несмотря даже на скрепляющие их экономические узы, пожелали быть самостоятельными и независимыми.

В период керенщины то же самое происходило в бывшей Российской империи. У нас центробежный процесс шел даже не только по линии национального самоопределения. Мы имели в первую эпоху революции даже попытки создания самостоятельных республик внутри одного города, например, в Ленинграде. Всем памятно, вероятно, как после подписания Брестского мира одна из волостей Псковской губернии не пожелала признать этого мира и, сочтя себя независимой республикой, объявила войну Германии.

Мы победили этот процесс государственного разложения тем, что наш враг П. Милюков когда-то называл «большевизацией России». Через путь классовой солидарности мы пришли к новому государственному единству, создав на развалинах старой Российской империи новый, еще более мощный Союз Советских Социалистических Республик.

Но нельзя утверждать, что все великие государства должны проделать именно такой путь.

Быть может, допустимо установить такой тезис, что распадение великого государства на составные части есть показатель надвигающейся в этом государстве социальной революции, как и обратно, приближение социальной революции, между прочим, знаменуется и распадением такого государства на его составные части.

Выше мы постарались показать, что современная Британская империя находится именно в процессе такого распада. Ее доминионы и политически, и экономически самоопределяются. Даже сами английские юристы не могут больше считать Британскую империю единым государством, а должны видеть в ней лишь лигу наций. Лигу, которая держится до тех пор, пока входящие в нее нации этого желают.

А долго ли они пожелают этого? Раз, как мы видели, на международной арене Британская империя постоянно и повсюду бита, а в настоящее время фактически играет роль агентуры американского империализма, то составным частям Британской империи вряд ли выгодно долго оставаться в таком положении. Они вынуждены ориентироваться на нового хозяина и терпят старого, т.е. Великобританию, только постольку, поскольку она помогает им вести их собственную империалистическую политику.

С другой стороны, невозможна уже и та политика, которая всегда составляла главную силу Великобритании, — политика угнетения и эксплуатации народов Востока.

Эти народы не только пробуждаются, но и пробудились уже к новой жизни; национальное их объединение, а, следовательно, освобождение от империалистического ига, — вопрос самого близкого будущего.

Еще можно, конечно, проглотить какой-нибудь Египет, — и то, потому, что этого хотят Америка и заинтересованные в том британские доминионы, — но уже ни в коем случае нельзя сделать ничего подобного с Китаем, Индией, даже Афганистаном или Персией.

В настоящее время британский империализм, по указке своего будущего хозяина, Соединенных Штатов, опять становится агрессивным повсюду. Но это лишь ускоряет развязку и, в конечном счете, может принести империалистическую выгоду не Великобритании, а Соединенным Штатам Северной Америки.

Великая Британская империя, в пределах которой, по гордому утверждению англичан никогда не заходит солнце, сама переживает свой собственный закат.

Что же будет дальше? Вернет ли она себе свое государственное величие по пути классовой солидарности населяющих ее народов, через свою большевизацию? Нам думается, что нет, ибо раньше должен будет наступить процесс большевизации владыки мира — Соединенных Штатов Северной Америки.