Польский вопрос и Интернационал.
Печатается по № 12, апрель 1920 г. журнала «Коммунистический Интернационал» — /И-R/
Польша — авангард европейской революции, борющейся против царской России! Освобождение Польши — задача международного пролетариата! Польша — авангард капиталистической контр-революции, борющейся, против российской рабочей революции — очага мировой пролетарской революции! Разгром буржуазной Польши — задача международного пролетариата! Иосиф Пилсудский один из вождей польской, социалистической партии, входящей во II Интернационал — глава белогвардейской Польши!
Этот ряд положений звучит парадоксально. Но это не парадоксы, а стадии исторического развития, этапы развития борьбы пролетариата за своё освобождение; ничего не представит яснее перед нашими глазами этапы этого развития, как сопоставление ролей польского вопроса в три разные эпохи рабочего движения, из которых две принадлежат прошлому, третья же представляет период нашей работы и нашей жизни.
Судя по речам и статьям, которые были опубликованы по польскому вопросу Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом с 1845 г. до работы Энгельса о внешней политике царизма, вышедшей в 1890 г., можно их точку зрения в этом вопросе, несмотря на все неизбежные колебания, свести к следующему: в Западной Европе пролетариат боролся в первых рядах буржуазной революции за демократию, которую пролетариат должен был сделать своим трамплином для прыжка в пролетарскую революцию. В своей борьбе он натолкнулся, главным образом, на двух могучих врагов: английский капитализм, деспотически царивший на мировом рынке, и самодержавную Россию. Без преодоления английского капитализма всякая революция в Европе потерпела бы аварию, ибо он являлся важнейшей капиталистической державой. Вместе с тем, всякая победа в Западной Европе находилась под угрозой со стороны могучей, реакционной державы на Востоке. Этой державой была царско-феодальная Россия, которая, несмотря на то, что уже тогда, под влиянием капиталистического развития начинала разваливаться и черпала свою силу, главным образом, из соперничества капиталистических держав все же имела еще в своем распоряжении миллионы забитых крестьян, которые она могла посылать в Европу для подавления революционного движения. Всякое возмущение в Европе могло, таким образом,; быть затоплено в крови войсками царя; демократия, как буржуазная, так и возникавшая пролетарская, сознавала, что Европа «будет либо республиканской, либо казачьей», по выражению Вильгельма Либкнехта; она понимала, что между европейской революцией и царистской реакцией может быть борьба лишь на жизнь и на смерть. Эта борьба, с точки зрения европейской и — особенно — германской революции, была безусловно необходима. Раздел Польши между Россией, Австрией и Пруссией превратил обоих последних участников грабежа в вассалов главного разбойника. Из боязни потерять добычу, оба германских государства отдались царской дипломатии, стали сатрапами царизма. Всякая попытка германских демократов свергнуть своих собственных феодалов наталкивалась с первых шагов на противодействие царской дипломатии. Германская дипломатия была наперед вынуждена строго считаться с русской опасностью, ибо преодоление последней было условием борьбы против её собственной страны. Поэтому для Маркса и Энгельса могла быть только одна политика: борьба с царизмом на жизнь и на смерть. Для борьбы они искали союзников. Единственным народом, ведшим борьбу против царизма, была Польша. Её борьба за освобождение не прекращалась с момента раздела. «Поляки всегда подготовляют заговор», писал Мохнацкий, блестящий историк восстания 1831 г. «Когда им плохо, они восстают против гнета нужды, — восстают, ибо иначе жить не могут. Когда им хорошо, они восстают, ибо могут восстать. Они восстают во всех случаях».
На деле восставали не поляки, а восставал лишь недовольный слой дворянства, прежнего господствующего класса Польши, который не мог примириться с потерей независимости своей страны и командующей роли своего класса. Этот слой был очень раздроблен. Под знамя борьбы за независимость Польши стекались аристократические элементы, рассчитывавшие, так же, как и мелкое дворянство, в большей степени на поддержку дипломатических кругов капиталистической Европы, чем на тех европейских революционеров, которые желали соединить историю Польши с буржуазной революцией в остальной еще полуфеодальной Европе. Под этим же знаменем боролись и честные революционные элементы, сжившиеся за границей с социалистическими течениями и пытавшиеся превратить свою борьбу за независимость Польши в борьбу за социализм. Маркс и Энгельс заявили в Коммунистическом Манифесте, что они будут поддерживать всякую фракцию польских повстанцев, которая решится начертать на своем знамени лозунг аграрной революции. Такая фракция была, но она отнюдь не представляла самую могучую часто польских патриотических сил, хотя было ясно, что мобилизация Польшей достаточных сил против царизма возможна лишь при том условии, что польские имущие классы, и в первую очередь польское поземельное дворянство, откажутся от своих феодальных привилегий, освободят крестьянина и заинтересуют его в борьбе за независимость Польши.
Поддерживая эту фракцию польского дворянства, Маркс и Энгельс надеялись поднять против царской России действительную революционную силу. Независимость Польши была для них конкретным требованием, вызванным исторической ситуацией, была целью борьбы, за которую международному пролетариату надлежало выступить не из одного только увлечения угнетенными народами, а из конкретного интереса создать на востоке оплот против царской России, вызвать к жизни силу, которая будет вынуждена постоянно охранять европейскую революцию от варварского востока. Все попытки восстания в 1846, 1848, 1863 годах, имевшие место при жизни Маркса, погибали не столько вследствие военного превосходства царской России, сколько благодаря тому факту, что расчеты на восстание крестьян против России не оправдывались. Большинство дворянства ничуть не думало об отказе от своих привилегий.
Трагикомедия истории заключалась в том, что наиболее демократические слои дворянства — круги мелкого дворянства — меньше всего были в состоянии отказаться от эксплуатации крестьян, ибо они менее всего были в состоянии заменить феодальную эксплуатацию капиталистической. Всякая попытка основательной аграрной реформы кончалась слишком запоздалыми обещаниями, никогда не приводя к конкретным действиям, поэтому ни одна из этих попыток не могла разбудить национальное чувство крестьян или хотя 6ы пошатнуть глубоко вкоренившееся у крестьян недоверие к их мучителям — панам. Все польские восстания кончались мелкими вспышками, партизанскими выступлениями незначительного меньшинства, которые царизм подавлял без особенного усилия. И несмотря на это, Маркс и Энгельс оставались верны своему лозунгу. После подавления восстания 1863 года, они постоянно поднимали этот вопрос На конгрессах I Интернационала, делали все новые попытки к тому, чтобы европейский рабочий класс стал передовым борцом за польскую независимость, и они не переставали делать это, несмотря на сильное противодействие со стороны французского рабочего класса.
Борьба в рядах I Интернационала за независимость Польши бросает крайне интересный свет на постановку проблемы Марксом и Энгельсом. Французские прудонисты были против лозунга независимости Польши, против поддержки этого лозунга рабочим классом по той. простой причине, что они были прудонистами. Они были противниками завоевания политической власти рабочим классом, они отвергали всякое государство, а не только капиталистическое, социализм они себе представляли как победу рабочего класса, который, организовавшись в производительные ассоциации, превратит капиталистическое общество в ряд производительных общин и товариществ, а эти товарищества, связанные друг с другом свободным товарным обменом, устранят капитализм. Будучи противниками борьбы за пролетарское государство, они были, понятно, противниками. поддержки борьбы за независимость Польши, борьбы, которая к тому же еще велась польским дворянством. С другой стороны, Маркс и Энгельс столкнулись с тем фактом, что Наполеон III начертал на своем знамени лозунг освобождения национальностей. Маркс и Энгельс могли опасаться, как 6ы поддержка ими Польши не облегчила проникновение в рабочий класс лживой бонапартистской идеологии. Но Маркс и Энгельс сумели блестяще выполнить свою задачу и избежать угрожавшей опасности. Против прудонистов они защищали не только необходимость диктатуры пролетариата,т.е. пролетарского государства, как средства сломить сопротивление капиталистов, но и временную необходимость буржуазной демократии, как почвы, на которой рабочий класс в национальных рамках, организуется для борьбы с капитализмом, не имея иной возможности немедленно овладеть властью; кроме того, они сумели в самой резкой форме провести границу между своей точкой зрения и точкой зрения Наполеона III, которая была лишь игрою в освобождение малых национальностей.
Это сделал прежде всего Фридрих Энгельс в своей статье в «Commonwealth» в 1863 г., в которой указывалось, что вопрос вовсе не заключается в том, чтоб пробуждать к государственной жизни все мелкие отложения всевозможных народностей, исторически сложившихся в рамках больших государств, не в том, чтоб превращать их в независимые государства. Эту тенденцию он назвал реакционной. Ибо она преследует цель раздробления крупных капиталистических государств, являющихся носителями современной культуры, и ослабления их перед лицом русского царизма, который может строить свою игру на натравливании отсталых реакционных племен и народностей. Энгельс указывал, что европейский пролетариат заинтересован в образований польского государства, как оплота против царской России, и что пролетариат должен поэтому поддерживать образование этого государства в границах 1772 г., несмотря на то, что поляки составляют меньшинство в указанных пределах. Энгельс хочет дать Польше даже Ригу и Одессу, чтобы превратить её в могущественный фактор.
* * *
Этой политике наступил конец после 1871 г. Этим годом кончается период буржуазных революций в Западной Европе. После образования германской империи и свободной Италии всякие надежды на крупные перевороты в отдельных странах в ближайшем будущем стали сомнительными. Буржуазия, став консервативной, не помышляет нигде о борьбе с Россией. Буржуазная демократия отмирает. Революционен один только рабочий класс, да и то лишь небольшие слои его. „Развитие английских колоний, удешевление хлеба в Европе благодаря конкуренции американского рынка — привели к полному обуржуазению рабочего класса Англии. Французский рабочий класс лишь медленно оправляется от поражения 1871 г. и лишь к 90-м годам он снова появляется на арене истории в качестве политического фактора, направляя все свое внимание на вопросы внутренней, а не внешней политики. В Германии и в Австрии растет социал-демократическое движение, подавляемое господствующим классом; оно дышит живым революционным духом, оно старается следовать традициям Интернационала, сосредоточиться на великих мировых вопросах, и вот Вильгельм Либкнехт один из первых снова поднимает вопрос о независимости Польши. Фридрих Энгельс посвящает этому вопросу крупное исследование, трактующее о внешней политике царизма. Но на этот раз в позиции Фридриха Энгельса и Либкнехта замечается уже большое изменение. Им приходится теперь считаться прежде всего с тем фактом, что Россия перестала быть однородной контр-революционной силой. Россия 70-х и 80-х годов представляет собой очаг революционного движения. Последствия аграрной реформы, последствия русско-турецкой войны 1878 г., успехи капиталистического развития России привели к образованию «Народной Воли», к борьбе русской интеллигенции с царизмом под знаменем народничества. Эта борьба принимает такие размеры, что временами кажется, что русской интеллигенции удастся нанести царизму смертельный удар. Кроме того, все с большей ясностью обнаруживается, что поляки умеют не только устраивать заговоры и подготовлять восстания, — в своем огромном большинстве они даже разучились делать это; но зато они прекрасно научились гнать водку и производить текстильные товары, вывоз которых в Россию примиряет их с принадлежностью к Российской Империи. Одновременно и в Польше возникает рабочее движение, и оно имеет своим лозунгом не завоевание независимости Польши, а борьбу за социализм. И снова Маркс и Энгельс в своем адресе от 27 ноября 1880 г., обращенном к представителям польского социализма, собравшимся в Женеве, по поводу пятидесятилетия польского восстания 1830 г. заявляют, что польский пролетариат борется не за то, за что боролось польское дворянство. Мы видим, как Маркс и Энгельс, отдавая в этом письме должное огромным заслугам польских революционеров из дворянского лагеря, отнюдь не выставляют лозунга борьбы за государственную независимость Польши. Когда в 1889 г. образовался II Интернационал, традиционная точка зрения в польском вопросе выразилась прежде всего в разрешении образовать особую национальную секцию из польских делегатов всех трех частей Польши, т.е. из австрийской, русской и прусской. В следующие затем годы раскол в польском рабочем движении намечается именно по вопросу об отношении к лозунгу независимости Польши; при этом весьма интересно отношение к этим принципиальным и тактическим разногласиям со стороны различных польских социалистических фракций и со стороны II Интернационала.
Польское рабочее движение получило с 1886 г. характер классового движения. Волна крупных стачек пробудила пролетариат к участию в общественной жизни, и перед социалистами встал вопрос о ближайших целях этой борьбы. Польский социализм возник под знаком отрицания национального вопроса вообще. В своей борьбе против всех форм буржуазной идеологии он был вынужден резко высказаться против идеологии буржуазного патриотизма, против патриотического фетишизма, и вначале пропаганда первых идеологов польского социализма была в значительной мере направлена на обличение польских патриотов. Эта чисто-отрицательная точка зрения по отношению к патриотизму соответствовала тому факту, что польский социализм, возникший под гнетом царизма, как нелегальное движение интеллигенции, в своем первоначальном фазисе развития так же, как и русский социализм, не различал этапов в борьбе за конечную цель рабочего движения. Конечную цель первые борцы социалистической мысли в Польше представляли себе как результат краткого периода организации и революционной борьбы. Революция чудом должна была перенести пролетариат из ада царизма в социалистический рай. Этапы казались поэтому первым польским социалистам излишними, и борьбу за создание буржуазного государства они считали изменой интересам пролетариата. Эта точка зрения отжила свой век, когда уроки массового движения польских рабочих показали, что пролетариат на пути к революции нуждается в периоде организации, политического формирования, как класс, и что он не может ни организоваться, ни вести борьбу, не завоевав политических свобод.
Социалисты стояли перед вопросом о программе-минимум, программе, признающей неизбежность этапов, и им надлежало решать вопрос этот в конкретной политической обстановке. Отличительной чертой этой исторической ситуации было совпадение времени подъема польского движения с временем упадка российского революционного движения. Короче говоря, это было время, последовавшее за крупным поражением Народной Воли, русского народничества; и предшествовавшее возникновению в России массового рабочего движения, начавшегося массовыми забастовками московских текстильных рабочих в 1896 г. Одновременно с этим, политическая жизнь оживилась в Польше. В то время, как после поражения 1863 г. польское дворянство и польская буржуазия отдались погоне за барышами, отказываясь от всякой политической борьбы и восхваляя эту погоню за барышами как «органическую работу, — в 90-х годах мы присутствуем при возрождении патриотических и социал-реформистских течений в части польской буржуазии. Именно, мелкая буржуазия, ряды которой пополнились разоренными дворянскими элементами, появилась на политической сцене, стремясь отстоять свое существование, которому угрожала пролетаризующая деятельность капитала. Мелкая буржуазия, все более мельчавшая под влиянием капитализма и все сильнее чувствовавшая на себе тяжесть колеса истории, обратила свои взоры к тому прошлому, когда капитализм был слаб и когда она вела еще сравнительно спокойный образ жизни. Таким прошлым была независимая Польша. Обратив свои взоры к прошлому, мелкая буржуазия не могла не задуматься над вопросом о причинах падения Польши и невозможности её возрождения. Она сваливала всю вину за это на польское дворянство, противопоставляя аристократической политике польской шляхты политику демократии — политику социальных реформ. Будучи многочисленным, социально угнетаемым классом, она была заинтересована в этих реформах и, таким образом, соединила стремление к восстановлению Польши со стремлением к социальным реформам, — к мелкобуржуазному социализму. Так как буржуазия в Польше была большей частью еврейской или немецкой, так как дворянство, по мнению мелкобуржуазных историков, измерявших историю своим «моральным» аршином, сыграло в польской истории предательскую роль, то польская мелкая буржуазия выставила требование конфискации имущества дворян, передачи фабрик рабочим, чем создавалась внешность социалистической политики. Часть польских социалистов не видела за социалистическими лозунгами этих элементов их мелкобуржуазного националистического характера и приветствовала в них новых союзников в борьбе за освобождение пролетариата, которые должны были заменить собой русских соратников, русских революционеров. Но если русская революция действительно умерла, как утверждали эти польские социалисты, то ясно, что борьба за создание таких условий, при которых пролетариат был 6ы в состоянии подготовиться к борьбе за социализм, отнюдь не могла вестись совместно с русской революцией. Наоборот, она могла расчитывать на успех, лишь будучи обособленной борьбой польского рабочего класса и польской мелкой буржуазии с царизмом. При подобном же положении вещей было ясно, что целью борьбы может быть лишь независимость Польши, а отнюдь не свержение царизма, ибо завоевание демократии в России казалось представителям этой части польских социалистов полной утопией. Они заявляли что в случае, если царизм будет вьнужден приступить к кое-каким реформам, то речь будет идти об очень узких либеральных реформах, которые даже не дадут гарантии того, что прекратится национальное угнетение. Те из польских социалистов, которые стояли на почве борьбы за независимость Польши, образовали Польскую Социалистическую Партию.
Другая часть польских социалистов ответила на такую постановку вопроса, при которой указывалось на мертвую тишину в России, что если революция в России действительно невозможна в сколько нибудь близком будущем, то нечего также расчитывать и на завоевание польской независимости, ибо мертвая тишина в России даст царизму достаточно сил для подавления революционного движения в Польше. Эта часть социалистов, ссылалась на общее положение в Европе, в доказательство невероятности каких 6ы то ни было крупных изменений на карте Европы, покуда эти изменения не будут сделаны победоносным пролетариатом соответственно своим интересам.
Это время предшествовало появлению империалистических стремлений у буржуазии. Европейская буржуазия казалась неспособной рискнуть войной на полях Европы ради изменения географической карты. Еще нельзя было предвидеть, что из колониальных центров поднимется буря. Польская социал-демократия, отвергавшая лозунг независимости Польши в качестве программного требования пролетариата, не только отвергала его в качестве пролетарского лозунга, но также верила в неизменность современного соотношения сил держав вплоть до социальной революции. Лозунгу независимости Польши она противопоставила лозунг борьбы всероссийского пролетариата за демократию, она высмеивала как интеллигентское политиканство программу Польской Социалистической Партии, мечтавшей о непосредственном переходе от царизма к диктатуре пролетариата. Она клала в основу своей политики единение русского и польского пролетариата и старалась убедить польский пролетариат в том, что раз нет в России массового пролетарского движения, то задача польского пролетариата состоит в том, чтобы своей борьбой ускорить пробуждение русского пролетариата. Эта, эмпирическим путем сложившаяся точка зрения была теоретически обоснована Розой Люксембург, поставившей общий вопрос об отношении пролетариата к национальному государству и ответившей, затем, на этот вопрос конкретно, с точки зрения развития Польши. Роза Люксембург заявляла, что задача буржуазии состоит в превращении буржуазного государства в орудие своего господства, историческая же задача пролетариата состоит в преодолении, а отнюдь не в создании капиталистического государства. Там, где пролетариат существует, как массовая сила, его существование служит доказательством того, что в этой конкретной области буржуазия ничуть не нуждается в особом национальном государстве для эксплуатации и обуздания пролетариата, как класса. Существование пролетариата и буржуазии, этих двух крупных классов современного общества, на территории, которая не образует национального государства, несмотря на свои национальные особенности, привело её к постановке конкретного вопроса: почему польская буржуазия отказалась от борьбы за национализм. В ряде блестящих исторических работ Роза Люксембург показала, как польская буржуазия, образовавшаяся под крылышком царизма, нашла в последнем орудие не только для господства над польским пролетариатом, но и для расширения сферы своего экономического влияния за пределами страны. Зависимость польской промышленности от российских рынков оказалась, как это раскрыла в своем анализе Роза Люксембург, той веревкой, которая задушила в польской буржуазии всякую склонность к борьбе за национальное государство.
В борьбе обеих тенденций в польском рабочем движении, приведшей к образованию столь популярного во время великой войны термина «социал-патриот», обе фракции польского коммунизма старались привлечь на свою сторону Интернационал. С одной стороны, представители польской социалистической партии старались вызвать к новой жизни старое традиционное отношение Карла Маркса и Фр. Энгельса к польскому вопросу, находя поддержку в первую очередь у блюстителя этих традиций, Вильгельма Либкнехта.
С другой стороны, Роза Люксембург своими статьями в наиболее важных органах европейского социализма старалась вызвать понимание тех изменений как в международной обстановке, так и в польской ситуации, которые делали невозможным безоговорочное признание точки зрения Маркса. Стремление превратить Польшу в оплот против России было признаком недоверия к революционной мощи пробуждающегося российского пролетариата, непониманием того факта, что царизм за последнее десятилетие прошлого века из носителя мировой реакции превратился в наемного бандита на службе у французского финансового капитала.
Второй Интернационал старался, прикрываясь общими фразами (и в этом сказался его оппортунистический характер), увильнуть от определения своей позиции в этом спорном вопросе. По поводу резолюции, предложенной Польской Социалистической Партией и представлявшей завоевание независимости Польши, согласно марксовой традиции, как непосредственную задачу европейского пролетариата, лондонский конгресс II-го Интернационала в 1896 г. заявил, что он стоит за полное право всех наций на самоопределение и что он симпатизирует рабочим любой страны, страдающей в настоящее время под игом военного, социального или иного деспотизма. Он призывает рабочих всех таких стран вступить в ряды сознательных пролетариев всего мира и совместно с ними бороться за преодоление международного капитала и осуществление целей международной социал-демократии. II Интернационал в этой резолюции ни одним словом не обмолвился насчет своей позиции в конкретных спорных вопросах польского социализма. Он не рискнул высказаться за независимость Польши как за конкретную политическую цель. Он не сделал этого уже по той причине, что германская социал-демократия уже тогда никоим образом не желала открыто отказаться от защиты той польской добычи, которая выпала на долю прусского орла. уже тогда точка зрения германской социал-демократии в вопросе об угнетенных национальных меньшинствах Германии была оппортунистической точкой зрения, прикрывавшейся общими местами о симпатии к угнетенным народам. Если в то же время II Интернационал и указал на необходимость солидарности пролетариата в его общей борьбе за социализм, то он из этого указания отнюдь не сделал вывода о недопустимости прорыва этого единого пролетарского фронта путем составления различных политических программ в рамках одного государства. Он не только терпел дезорганизаторскую работу польской социалистической партии, старавшейся и в русской Польше, и в Германии отделить поляков от их классовых братьев, но и вела ожесточённую травлю против германской и российской социал-демократии, обвинявшей её в шовинизме. Германская социал-демократия, игравшая первенствующую роль во II Интернационале, не могла вести последовательной борьбы с польским национализмом, ибо она прекрасно понимала, что польский социал-патриотизм всегда сможет ей доказать, что она на деле нисколько не лучше его. Таким образом, II Интернационал совершенно пассивно относился к борьбе указанных выше тенденций внутри польского рабочего класса, даже не пытаясь выработать собственную точку зрения в спорном вопросе. Одна только российская социал-демократия сделала попытку занять определенную позицию, что нашло свое выражение в статье тов. Ленина в «Искре» от 15-го июля 1903 г., центральном органе революционной в то время российской социал-демократии.
В этой статье русская социал-демократия устами Ленина совершенно определенно заявила, что долг рабочего класса противодействовать насильственному вдвиганию наций в рамки чуждого государства. Без обиняков она признала право каждой нации на отделение от своих угнетателей, заявляя в то же время, что из этого отнюдь не следует, что рабочие партии обязаны при любом положении в любой стране поддерживать сепаратистские течения. Отказываясь от поддержки буржуазии в её стремлении к сохранению существования разбойничьих государств, они лишь тогда обязаны деятельно поддерживать стремление народа к независимости, если это отвечает интересам рабочего класса. Во всяком случае, долг рабочих — как угнетающей, так и угнетаемой нации — стремиться к созданию единого фронта в борьбе с капитализмом, ибо лишь рабочий класс, объединенный, без различия национальности, в борьбе против капитализма, может рассчитывать на победу, которая ему даст как национальную свободу, так и социальное освобождение. Говоря о польском вопросе, автор указанной статьи заявляет, что польский господствующий класс все более примиряется с царизмом и отказывается от борьбы за независимость. Вместе с тем статья соглашалась с теми, кто указывал на изменившееся значение польского вопроса с того момента, как российский рабочий класс стал серьезно угрожать царизму. Но в то же время автор заявляет, что может создаться такая международная ситуация, при которой польская буржуазия выставит лозунг независимости Польши, и тогда отношение рабочего класса к этому вопросу будет зависеть от конкретной обстановки. Эта точка зрения дала российской социал-демократии возможность поддерживать со своей стороны самую резкую оппозицию против царской политики угнетения народов и приобрести таким путем доверие польских рабочих. Ни в одной стране отношения между социал-демократией господствующей нации и рабочими массами угнетенного народа не были столь близкими и интимными, как в России, где не только польские марксисты (социал-демократия Царства Польского) входили в общую российскую партию, но где даже рабочие, зараженные национализмом Польской Социалистической Партии, сплачивались во все решительные моменты в единый фронт с русским рабочим классом. Но, как мы уже выше указали, такая позиция была неприемлема для II Интернационала в целом, ибо она требовала беспощадного разрыва с буржуазией, чего не мог себе позволить разъеденный оппортунизмом II Интернационал. Российская социал-демократия могла так поступать, так как она в своем большинстве была революционной партией, и характерно, что вышеприведенная статья «Искры» вышла из под пера Ленина.
Спорный вопрос польского движения подвергся критике оружия: и критике оружия революции, и критике оружия империалистской войны 1914 года. Первая российская революция, революция 1905 г., показала реальное соотношение сил в Польше: польский рабочий класс в целом примкнул к русскому рабочему классу и бросил на произвол судьбы Польскую Социалистическую Партию. Это выразилось не только в том, что значительная часть польских рабочих боролась за демократическую республику в России, открыто став под знамя социал-демократии Царства Польского, входившей в российскую социал-демократию, но и в том, что массы, стоявшие за польской социалистической партией, в своем инстинктивном стремлении к объединению с русским рабочим классом, всё более толкали партию влево и привели её большинство к отказу от лозунга независимости Польши. Часть Польской Социалистической Партии, сохранившая этот лозунг, представляла собой маленькую группу офицеров без армии. Сорганизовавшись в самостоятельную партию, она доказала, что не рассчитывает больше на пролетариат тем, что на место массовой революции как пути к независимости Польши, поставила образование небольших революционно-военных организаций, которые должны были в случае мировой войны вести борьбу за независимость Польши на стороне германского и австрийского империализма. Банкротство польского социал-патриотизма в период первой революции привело к образованию стрелковых организаций Пилсудского, теперешнего маршала польских войск. Это банкротство польского социал-патриотизма было, конечно, следствием того факта, что процесс капиталистического развития спаял польское хозяйство с русским, что он из польской буржуазии сделал часть российской буржуазии и из польского рабочего класса — часть российского рабочего класса. Благодаря этому факту, в Польше к началу войны не оказалось ни одной партии, начертавшей на своем знамени независимость Польши. Польский имущий класс в Австрии и в Германии стремился к ниспровержению русского царизма и к воссоединению польских земель либо под скипетром Габсбургов, либо, в виде части Срединной Европы, т.е., по просту говоря, германского капиталистического треста. Вожди польской буржуазии в России так же определенно заявили, что поляки заинтересованы в том, чтобы, оставаясь в более или менее тесном объединении с российским государством, собрать в рамках этого государства польские земли. В полном сознании международной ситуации они заявили, что прошло время образования маленьких независимых государств, что последнее вовсе не в интересах буржуазии этих маленьких народностей. Ясно, что буржуазия была более заинтересована в том, чтобы принять участие в расширении области господства победоносного капитала, чем в том, чтобы оказаться запертой в маленьком государстве, не имеющем прямого доступа к мировым путям. Рабочий класс, с своей стороны, занял в промышленных центрах Польши решительную анти-военную позицию. Он протестовал против войны, он пытался в Варшаве еще в первые дни войны выйти на улицу и демонстрировать против войны. Польская Социалистическая Партия, перешедшая якобы от имени польских рабочих масс на сторону германского империализма, нашла отклик у польской интеллигенции, но не у польских рабочих масс. Она потерпела в этой войне решительное поражение: германский империализм, использовав её до конца, отшвырнул её и посадил в тюрьму её национального героя, вождя польских легионов, Пилсудского. Авантюристская попытка польской социалистической партии завоевать независимость Польши при помощи германского империализма закончилась германской оккупацией Польши, полным порабощением польского народа германским империализмом, который должен был его освободить. «Социалисты»-авантюристы, бросившиеся в объятия германского империализма, сделали из этого один вывод: они бросились в объятия французского и английского империализма, которого они на третий год войны прославляли как будущего спасителя польского народа с таким же усердием, с каким они в первые два годы войны восхваляли германский империализм. Победа российской революции, также, как и вспышка германской, разбила цепи, в течение целого столетия сковывавшие Польшу.
* * *
Польша стала независимой. Создалась историческая обстановка, на возможность которой Ленин указывал в своей статье 1903 г., и при которой у польской буржуазии снова пробудился интерес к вопросу о независимости Польши. Российская революция создала угрозу для польской буржуазии, и защитить свои интересы она могла лишь в рамках независимого государства при поддержке победоносного капитала Антанты. При этом она не отказывалась от российского империализма, от эксплуатации подвластного ему народа. Российский империализм умер. Польской буржуазии не приходилось поэтому отказываться от него. Создавая свою независимость, она представляла интересы капитала, которые она до сих пор защищала в рамках российского капиталистического государства. Теперь она старалась стать паразитом империализма Антанты. Империалистская Франция, которая, при помощи своих союзников победив Германию, решила и на будущее время обессилить её и поэтому нуждалась в союзнике против Германии, который имел 6ы общую границу с Германией и помог 6ы французскому капиталу держать германский народ в повиновении. Эта роль возложена теперь на Польшу, и польская буржуазия продает французскому капиталу своих рабочих и солдат на пушечное мясо для будущей войны с Германией, как это прежде делал русский царизм. Она получает за это, правда, не займы, а пушки и снаряжение для своей армии, которая должна служить для угнетения польского пролетариата. Если при образовании польского государства можно было слышать в некоторых кругах рассуждения о том, что политика польской социал-демократии, никогда не желавшей выставить лозунг независимости Польши, оказалась неправильной, то теперь польская буржуазия ежедневно доказывает своей политикой пролетариату, насколько была права польская социал — демократия, когда она ему говорила, что он нисколько не заинтересован в том, чтобы бороться за буржуазную независимую польскую республику, которая может быть лишь орудием его эксплуатации.
Но этой позицией польской социал-демократии ни в коем случае не исчерпывается вопрос о позиции III Интернационала по отношению к Польше. Что польский рабочий класс должен всеми своими силами бороться против своего капиталистического правительства и что международный рабочий класс должен бороться с Польшей, поднявшей оружие против Советской России, — в этом не может быть сомнения. Вопрос, стоящий перед нами, это — вопрос об отношении Коммунистического Интернационала к независимости Польши в момент победы польского рабочего класса или в момент разгрома белогвардейской Польши красной армией Советской России, которой Польша навязала войну своим разбойническим нападением. Но и этот вопрос не может вызвать разногласий в рядах Коммунистического Интернационала.
Польский народ, свыше ста лет терпевший национальное угнетение, исполнен недоверия ко всякому чуждому господству. Уже по одному этому III Интернационал должен высказаться определенно и ясно за независимость Польши. Польский рабочий класс должен теперь выступить на защиту своего собственного господства в Польше, а не отстаивать принадлежность её к какому 6ы то ни было иному государству. Ни одно пролетарское государство (будь то Советская Россия или будущая пролетарская Германия) не заинтересовано в том, чтобы навязать польскому народу свое господство. Наоборот, всякое такое государство заинтересовано в том, чтобы укрепить положение польского рабочего класса, когда он добьется победы; поэтому оно заинтересовано в том, чтобы исчезло всякое националистическое недоверие среди польских мелкобуржуазных масс. По этой причине Советская Республика открыто признает независимость Польши, по той же причине должен и Интернационал открыто стать на почву независимости Польши. Советская Республика возвестила, что она, в случае разгрома белогвардейской Польши отнюдь не помышляет о завоевании Польши, что она в полном объеме признает независимость Советской Польши. Независимой Польше будет самой предоставлено решить вопрос об урегулировании своих отношений к Советской России и к Советской Германии, если таковая будет существовать к тому времени. Само собою разумеется, что как польская буржуазия ищет помощи и поддержки у победоносной западно-европейской буржуазии, так и польский пролетариат будет искать помощи и поддержки в теснейшем союзе с победоносными пролетарскими государствами и чем сильнее будет опасность, угрожающая пролетариату, чем сильнее разруха, которую оставит ему в наследство капитализм, тем больше они будут искать друг у друга помощи и поддержки. Поведение польского рабочего класса в течение долгих лет борьбы за освобождение от царизма и капитализма, героическая борьба польского пролетариата под игом царской и германской военной оккупации, его борьба против польской буржуазии в рамках независимого польского государства — все это показывает, что, как 6ы ни были велики затруднения, которые его ожидают в случае достижения власти, узкий национализм не будет угрожать и препятствовать совместной работе польского и мирового пролетариата.
Интернационал выступил некогда в защиту независимости Польши, имея в виду независимую Польшу, как оплот против русского царизма. Теперь центр Интернационала находится на территории революционной России, теперь Советская Россия — сердце пролетарской революции во всем мире, и для Интернационала Польша имеет теперь значение не оплота против России а моста, соединяющего Советскую Россию с пролетарской Германией. Польская независимость имеет теперь, благодаря изменению международной ситуации только для мирового капитала значение оплота против России, страны Революции. Между эпохой I Интернационала, видевшего в Польше стену, защищающую буржуазную революцию от орд царизма, и эпохой III Интернационала, орудия мировой революции, соединяющего через Польшу свои авангарды с организующимися армиями западно-европейского пролетариата, находится эпоха II Интернационала, эпоха радикальных фраз и отсутствия всякого действия, эпоха борьбы с национальным угнетением на словах и коалиции с буржуазией, олицетворяющей это национальное угнетение. Коммунистический Интернационал ничего не имеет общего с этой эпохой, и если он хочет вспомнить, каков был II Интернационал, ему стоит только взглянуть на истекающую кровью Польшу, где во главе армии, борющейся против России за интересы мировой контр-революции, стоит Иосиф Пилсудский, один из вождей и идеологов Польской Социалистической Партии, олицетворяющей полнее всякой другой партии сущность II Интернационала. Что эпоха II Интернационала близится к концу, что ей суждено отойти в область преданий, мы лучше всего видим из той политики, которую ведет Польская Социалистическая Партия. Хотя белогвардейская Польша ведет войну против Советской России, под руководством теперешнего вождя Польской Социалистической Партии, которая поддерживает его во все решительные моменты и которого она ни одним словом не решается критиковать; хотя польская белогвардейская армия держится в первую очередь на «Пилсудских» — на молодом штабе Пилсудского, состоящем из членов Польской Социалистической Партии, — тем не менее эта партия не решается открыто поддерживать политику своего вождя. Она ему помогает за кулисами: помогает ему при парламентских голосованиях, она помогает ему затушевывать действительное положение вещей, — но перед рабочими массами она вынуждена волей неволей бороться с его политикой и на уличных демонстрациях выступать с требованием мира.
II Интернационал умер, казаться живым он может лишь ценою обыкновенных мошеннических проделок, которые до поры до времени могут создавать видимость жизни, но ничто не в состоянии вернуть ему настоящую жизнь. III Интернационал выполняет свой долг не только своими воззваниями, не только резолюциями; он выполняет свой долг в борьбе русских рабочих, в военных подвигах Красной Армии. В каждом выступлении английских, французских, австрийских, итальянских, немецких рабочих, в блокаде ими белой Польши; а позиция этих рабочих в польском вопросе отнюдь не будет теоретической позицией, — она уже в ближайшее время будет иметь огромнейшее практическое значение. Коммунистический Интернационал является пока еще, сегодня, нелегальной революционной организацией — завтра он будет союзом пролетарских государств, и Польша — Польша городских и сельских рабочих, Польша, соединенная с Советской Россией и с мировым пролетариатом, — будет членом этого революционного Интернационала, союза революционных государств.
К. Радек