Пять лет украинской советской власти.

Летом 1923 года Христиан Раковский был назначен на постоянную работу в руководстве наркомата иностранных дел СССР. Он оставлял свою пятилетнюю работу в руководстве Украинской Советской республики, в частности, пост Председателя Совнаркома республики. Этот доклад на митинге в Харькове был его прощальным словом народу Украины и её компартии. — /И-R/

Товарищи!

Я не собираюсь делать отчета о той работе, которою пришлось мне руководить по поручению партии в течение, примерно, пяти лет.

Для того, чтобы из того очень разнообразного и богатого опыта, который пришлось всем нам вместе пережить на Украине, сделать мало-мальски серьезные выводы, имеющие значение для нашей будущей деятельности, для этого нужно не только досуга для того, чтобы пересмотреть имеющийся в распоряжении и партии и Совета Народных Комиссаров громадный материал, изучить его, продумать и только тогда сделать выводы, о которых можно сказать: эти выводы продуманы; эти выводы серьезны, — для этого нужно не только время — для этого нужна, может быть, еще иная обстановка.

Нужно немного отойти от ежедневной работы, под гнетом которой находится каждый из нас. Может быть, такой досуг и обстановку мне дадут лондонские туманы, и там удастся мне подвести итоги того периода, который заканчивается в этом году с организацией нашего Советского Союза.

Мы иногда и не отдаем себе отчета, какую громадную по своему разнообразию работу пришлось вынести украинскому пролетариату, украинскому крестьянству и партии коммунистов-большевиков и Советской власти на Украине.

Географическое положение Украины, её хозяйственное значение, её история — все это вместе собралось для того, чтобы сделать из Украины театр самой интенсивной и самой разнообразной борьбы. Мы все знаем, сколько раз Украина была занята различными оккупациями, сколько раз украинский рабочий прибегал к решительным средствам — забастовкам и восстаниям, чтобы смести с себя иго помещиков и капиталистов, сколько раз украинские леса, украинские рощи принимали под своей тенью повстанческие отряды, сколько иностранных войск нашло здесь на Украине свою гибель и сколько раз революция снова и снова воскресала из пожаров и груд развалин украинских сел и городов. Перед докладом я постараюсь, насколько мне позволяет время, сделать некоторые выводы. Часть из них не представляет из себя ничего нового, но на них каждый может проверить деятельность партии, наши ошибки, наш баланс. Я зафиксирую несколько общих руководящих линий, несколько принципиальных стратегических и тактических моментов, которые необходимо отметить.

I. Рабочие и крестьяне дали доказательства своей политической зрелости.

Прежде всего Украина, как и Россия, дала доказательства того, что пролетариат исторически созрел для совершения того, что мы называли «экспроприацией экспроприаторов», т.е. низвержения власти помещиков и капиталистов. Пролетариат созрел в мировом масштабе, ибо, если в такой отсталой в экономическом, политическом и культурном отношениях стране, какой являлась старая царская Россия, рабочий класс при помощи крестьянства успел удержать власть в течение пяти лет, этим самым вопрос о получении правоспособности рабочего класса решается — и решается положительно. Это чрезвычайно важно. Теперь после всего пережитого нам кажется, что, в сущности, тут и спора не должно бы было быть, что рабочий класс, подобно старому философу, который, чтобы доказать, что существует движение, встал и начал ходить, рабочий класс, для того, чтобы доказать, что он политически способен захватить и удержать власть и организовать государство, совершил революцию. Значение нашей революции в этом отношении колоссально. И сегодня споры о том, были ли мы правы или нет, ставя перед рабочим классом задачу захвата политической власти, теперь, повторяю, эти споры продолжаются в соглашательской печати, но, конечно, они уже потеряли свою убедительность. И тепер меньшевики и эс-эры стараются, не брезгая ложью и обманом, вернуться к тому спору, который был до революции и в первое время революции—созрел ли пролетариат или не созрел. Конечно, в частности, они отрицают это право за русским рабочим классом. Нужно сказать, что меньшевизм, эсеровщина, весь оппортунизм, каутскианство и теперь утверждают: рабочий класс возьмет политическую власть в стране; которая по своим производительным силам является самой передовой. Таким образом можно считать историческим парадоксом то, что власть рабочими была захвачена в стране, которая и в политическом и в экономическом отношениях сильно отстала. Отсюда вывод — эту власть рабочий класс не удержит. Между тем буржуазия — ибо оценка у нее в конце концов родилась скорее, чем у соглашателей — признает, что этот опыт, где лабораторией была грандиозная территория, а лаборантами были 150 миллионов рабочих и крестьян, — этот опыт удался.

II. Советская власть является самой крепкой, самой устойчивой властью.

Достаточно, чтобы каждый воскресил прошлое в своих собственных воспоминаниях, чтобы можно было действительно сказать: советская власть устойчива, есть власть крепкая. Сколько правительств за эти пять лет переменилось в буржуазных государствах и не только в смысле перемены личностей, министерств, а в смысле перемены самых режимов! Можно сказать, что единственный председатель Совета министров, который дольше всех остался у власти — это Владимир Ильич Ленин. Он является деканом всех председателей Совета министров. И пусть мне не будет вменено, как нескромность, если я скажу, что я уже 412 года числюсь на этой должности.*

* 1) Эти места речи т. Раковского были покрыты громкими апплодисментами рабочих, селян и красноармейцев, присутствовавших на докладе. Примеч. изд.

Что мы видели за это время? Мне помнится, если говорить о начале моей официальной деятельности на Украине,—мне помнится, что в 1918 году, еще до того, как я стал председателем Совета Народных Комиссаров, когда я в Киеве председательствовал в мирной делегации, которая в течение примерней полугода вела переговоры о том, кто должен победить — советская власть или власть гетмана, за это время я могу указать на много и на много лиц, игравших важную политическую роль, которые исчезли со сцены политической жизни Европы. Мне помнится, в Киеве мне пришлось вести переговоры с двумя крупными представителями германского империализма: один из них — барон фон-Мум — уже четыре года проживает на берегу Средиземного моря, недалеко от Генуи, в Порто-Фино, где он в прошлом году, когда я был на Генуэзской конференции, приглашал меня к себе. Но наши роли уже изменились. Германский империализм пошел на отдых, а советская власть пошла в гору. Осенью того же 1918 г. я был отправлен продолжать в Берлине те же самые переговоры, которые в Киеве не привели ни к какому результату. Так как в конце концов гетманская власть была немецкой властью, то не лучше ли пойти прямо поговорить с ними в Берлине? И я туда отправился. Через несколько дней после нашего приезда германское правительство предложило т. Иоффе и мне покинуть германскую территорию. Другими словами, мы были высланы специальным поездом под охраной немецких шпиков и жандармов. Но мы не успели приехать на нашу территорию, когда в Борисове, в Белоруссии, занятой тогда немцами, получилось известие, что германский император, правительство которого нас выслало, больше не у власти. Вильгельм II-й удрал в Голландию. Кто из вас не помнит такую же калейдоскопическую смену правительств, имевшую место на Украине? Центральная Рада, гетманщина, в одной части Украины немецкая оккупации, а в другой — австрийская, директория, французские и греческие войска на юге, Деникин — это все менялось с невероятной быстротой. Ту же шаткость мы замечаем, если посмотрим на перемены, происшедшие в европейском масштабе. Для того, чтобы мы воочию видели непрочность буржуазной власти, достаточно вспомнить то, что было в Генуе. В Генуе были представители не только всей Европы, но и всего мира. Если мы посмотрим, какие правительства остались с прошлого года с мая месяца, с 20-го мая, когда закрылись работы Генуезской конференции, то мы увидим, что осталось очень мало правительств из тех, которые были представлены в Генуе.

Ллойд Джордж ушел. Факто, тогдашний глава итальянского правительства, ушел. Ушел также председатель французской делегации Барту, хотя Пуанкаре остался еще у власти. Германское правительство Вирта тоже вышло в отставку. Если же мы подойдем с другой стороны к этой Генуэзской конференции, то нужно сделать вывод, что в переживаемом нами периоде быть во главе буржуазного правительства является не совсем безопасным. Профессиональный риск буржуазных правительств в эпоху войны и революции сильно подымается, и, если были бы общества для страхования председателей и членов правительств, они требовали бы огромные премии. Я начинаю считать: председатель Совета министров Болгарии Стамбулийский, участвовавший на Генуэзской конференции, убит, председатель совета министров Греции Гунарис и его министр иностранных дел Блакадзи убиты, председатель Польской республики, второй делегат Польши в Генуе — Нарутович — убит, министр иностранных дел Германии Ратенау — убит. Не знаю, считал ли я всех бывших коллег моих на Генуэзской конференции, которых теперь нет среди живых. Все эти факты показывают, что буржуазное общество, которое хвастало, что оно установило порядок, цивилизацию, демократию — оно уже обанкротилось. Порядок буржуазного общества — это периодические убийства, белый террор, демократия буржуазного общества; это фашизм, наглая, открытая диктатура, которая ликвидирует все то, чем гордилась буржуазная демократия. Пропорциональное представительство, парламент — все это теперь, после того, как председатель Совета министров одного правительства заявил, что он из парламента может сделать «бивуак» для своих войск, если депутаты не будут его слушаться, все это теперь в буржуазном лексиконе стало словом ругательным или по меньшей мере стало словом насмешливым. Наконец, цивилизация буржуазного общества — мы её видим в центре Европы — в Рурской области, где уже больше шести, месяцев идет преднамеренное, планомерное, систематическое уничтожение колоссальных ценностей, где гигантские заводы, шахты, которые своим производством наполняли рынки всего мира, стоят, сея вокруг себя голод и нищету, потому-что капитализм говорит: «так велит мой интерес, так требует мое удовольствие». Следует нам подчеркнуть эту сторону для того, чтобы яснее стало для рабочих и крестьянских масс, что советская власть не только является властью упрочившейся, но единственная, которая теперь может обеспечить действительный порядок, порядок не принуждения, а порядок добровольного согласия, порядок союза интересов широких городских и крестьянских народных масс. Только советская власть крепка и прочна! Советская власть единственная может говорить, что у нее развитие идет медленно, но оно никогда не приведет к конфликтам между одной и другой стороной рабочих масс, потому-что при советском государстве, — при государственном социализме; новые излишки, новая прибыль, получившаяся в результате поднятия промышленности, не пойдет на усиление капиталистов и промышленного частного капитала, а пойдет на усиление заработной платы, на переустройство заводов, на замену их оборудования, на поднятие сельского хозяйства, другими словами, пойдет на поднятие благосостояния всего народа. Те противоречия, которые раздирают капиталистическое общество, у нас устранены.

Да, следует помнить об этом еще и по другому соображению. Мы часто у себя сами улавливаем момент некоторого революционного романтизма, когда мы думаем о нашей деятельности и считаем лучшими годами советской власти тяжелую борьбу, времена гражданской войны, напряжение всех сил, поражения, но и победы, когда советская власть молодая и гордая, вставала перед глазами народных масс, как несущая с собой обетованную землю. Нет, это было только условие к мирной, кропотливой работе, которой мы занялись сегодня. Революции были нужны, войны были нужны для того, чтобы устранить препятствия, находившиеся по пути нашего мирного строительства.

Наша цель — цель советской власти и коммунистической партии — это поднять благосостояние широких народных масс.

Этот вывод относится одинаково ко всем советским социалистическим республикам.

Возвращаясь к Украине, я должен подчеркнуть здесь другой вывод, другой урок, который мы часто должны вспоминать, к которому мы постоянно должны возвращаться.

III. Союз Советских республик — условие существования Украины.

Урок тяжелой гражданской войны доказал невозможность для советских республик существовать вне объединения, вне Союза. Тот, который допускает существование отдельных советских республик так примерно, как существование, отдельных больших государств, он или глуп или сознательный враг рабочих и крестьян. Наш опыт показал, что, если мы не имели бы за нашей спиной опоры в лице Советской России, революция на Украине погибла бы. Советская рабоче- крестьянская власть погибла бы и здесь было бы торжество иных классов и других властей. В 1919 г., когда мы были накануне нашего возвращения на Украину, были составлены тезисы, касающиеся украинского вопроса. Я считаю необходимым прочесть вам первый тезис, так как в нем формулирована только что проведенная простая элементарная истина: «Утверждение пролетарской диктатуры на Украине, в виду слабости украинского пролетариата, отсутствия расслоения среди крестьянских масс, слабости коммунистической партии, а также особенного географического положения Украины, сделавшего её в течение двух лет плацдармом империалистического наступления на Советскую Россию, и, наконец, вследствие сильного развития профессионального партизанского бандитизма и национальной борьбы, возможно только с помощью Советской России и Российской коммунистической партии. Лишь при тесном объединении всех учреждений, обслуживающих дело обороны, и при тесном объединении хозяйственно-экономического аппарата, т.е. при централизации учета и распределения как наших сил, так и материальных богатств России и Украины, мыслима победа рабочих и крестьян на Украине». Это положение не только является основной директивой советской власти на Украине, ибо так называемая ориентация на внутренние силы не выдерживает критики. Здесь не идет речь о характере объединения и характере союза. Он может быть и более централизованным и менее централизованным, объединение может быть более или менее тесным, формы могут быть самые разнообразные, но не в этом дело — дело в самом принципе. Мы теперь должны постоянно эту истину напоминать, мы должны непосредственно освежать её в памяти рабочего и крестьянина Украины. Прежде всего что случилось бы без торжества советской власти? Какая сила победила бы на Украине? Конечно, сила белых генералов—это ясно, как дважды два четыре. Украинская националистическая власть, которая не могла выдержать даже напора наших партизанских отрядов в 1919 г., еще меньше, конечно, могла бы выдержать напор Деникина. Части Петлюры даже не могли сопротивляться тем слабым силам Деникина, которые он направлял против них в то время, когда его главные силы шли против нас. А какова была программа Деникина по национальному вопросу? Нужно и это напоминать всегда. Тут у меня как раз имеется маленькая выписка из того обращения, которое 12 апреля 1919 г. Деникин отправил представителям союзных держав, находящихся в его штабе. Я прочту только начало этого обращения: «Прошу вас довести до сведения ваших правительств, какие задачи преследует командование вооруженными силами юга России в вооруженной борьбе с советской властью: во-первых, уничтожение большевицкого анархизма и водворение в стране правопорядка, во-вторых, восстановление могущественной единой и неделимой России». Ясно, нельзя упрекнуть Деникина в том, что он скрывал свою государственную программу. Ясно и определенно—«могущественная единая и неделимая Россия», т.е. смерть национальному развитию Украины, смерть национальной культуре, смерть всякой украинской государственности, смерть украинскому языку, языку преобладающего большинства населения Украины. Таким образом советская власть для Украины специально счастливо сочетается с национальными её интересами. Украина, как государственная единица, может победить, только как советская республика, т.е. только в союзе с другими советскими республиками, в частности, с Советской Россией. Отсюда не следует делать вывода (я надеюсь, что нет русских товарищей, которые сделают вывод такого рода), что, если Украина не может обойтись без Советской России, Советская Россия могла бы обойтись без других советских республик, и поэтому она должна быть в привилегированном положении. Нет, это был бы великорусский патриотизм, по адресу которого Владимир Ильич на восьмом Съезде Советов, если не ошибаюсь, состоявшемся зимою 1921 г., припомнил басню о гусях, которые хвастались, что их предки спасли Римскую Капитолию. Не нужно, конечно, забывать величайших заслуг, которые принесла Россия, русские рабочие и русское крестьянство, дававшее так много жертв. Если считать возраста, которые были мобилизованы во время гражданской войны в России, их было мобилизовано шестнадцать, у нас же было всего семь. Так же и с материальными жертвами. Но в то же время каждый коммунист отдает себе хорошо и ясно отчет, что если бы не было Украины, если бы не было Грузии, Азербайджана, Армении, Белоруссии, которые приняли на себя удары, иностранное нашествие, впитали в себя эти сотни тысяч армий, как песок всасывает разливающиеся реки, трудно сказать, что случилось бы с Советской Россией и с Советской Москвой, не говоря уже о том, что только вместе с этими республиками, вместе с их богатством, их нефтью, их углем, с их хлебом, с их сахаром, весь Советский Союз приобретает ту хозяйственную мощь, которая дает ему возможность развиваться. Но подчеркну возможные уклонения, с одной стороны, с другой стороны, я должен еще раз отметить в конце пятого года нашей совместной борьбы, что дальнейший успех рабоче-крестьянской Украины — в тесном братском союзе со всеми советскими республиками и, в частности, с Советской Россией.

IV. Классовые интересы — прежде всего.

Есть еще один вывод. Его можно формулировать двояко: он имеет и положительную и отрицательную сторону. И в той и в иной форме его смысл тот же самый—это превосходство классового начала перед групповым началом.

Нам придется и в нашей будущей работе наталкиваться на постоянные противоречия, которые возникают у части несознательных рабочих и крестьян, когда они свои групповые, корпоративные, профессиональные и др. противопоставляют общим классовым интересам. Непонимание превосходства общего над частным, общеклассового над корпоративными и групповыми интересами может привести революцию к гибели. И за понимание этой истины, за её бесстрашное разрешение — ибо для того, чтобы разъяснить эту истину рабочим, нужно иметь мужество—наша партия заслуживает прежде всего уважения, сочувствия и, поддержки рабочего класса. Она не боялась говорить рабочему классу открыто, когда рабочий класс совершал ошибки. Она не выдвигала частный, групповой интерес перед общим, классовым. Наша партия гордилась тем, что её программа представляет не интересы отдельной группы, не интересы группы рабочих отдельной нации, отдельного государства, но что наша партия представляет постоянный интерес рабочего класса, взятого в его целом не в национальном, а в международном масштабе. Наша партия представляет интересы социальной революции. Здесь на Украине в особенности замечалось указанное мною разделение между частными и общими интересами. И главным образом — среди крестьянства. Почему мы победили? Почему группировки в роде анархических, лево-эсэровских, и эс-эровских, — я здесь не делаю, конечно, отличия между украинским эс-эрством и эс-эрством русским, — меньшевистских и т.д. в конце концов оказались побежденными? Почему? Потому, что представляли только отдельные стороны требований крестьянства и рабочих. Во всех других отношениях они шли вместе с буржуазией. И, хотя временно они могли иметь успехи,—вы знаете, какие трудности для нас иногда представляла борьба с партизанщиной,с партизанскими отрядами, с махновщиной, с григорьевщиной, кулацкой стихией,—в конце концов мы победили потому, что у нас именно была точка зрения классовая. Говоря другими словами, можно сказать, что, когда другие политические группировки представляли отдельные элементы деревни и города, только коммунистическая партия проводила в своей политической деятельности общую классовую и потому государственную точку зрения. Если теперь в конце пятого года мы себя спросим, на~что следовало бы на Украине обратить больше всего внимания и от чего мы страдали в прошлом больше всего — это именно недостаток сознания этой государственности, общеклассовой точки зрения. У меня имеется интересная переписка. Я говорю — интересная, потому-что она открывает перед нами именно те больные стороны пашей действительности. Это было во время григорьевщины. Конечно, мы находились в постоянной связи с нашим Центральным Комитетом в Москве и, в частности, постоянной связи с Владимиром Ильичем. Она относится к временам григорьевщины. Если вы помните, григорьевщина началась у нас 12 мая. Восстание Григорьева быстро в течение 3-х недель было ликвидировано. Уже впервой половине июня Владимир Ильич посылает нам приветственную телеграмму за взятие Екатеринослава, Александрии и Елисаветграда и за уничтожение Григорьева. В то же самое время он говорит; «отправляйте немедленно все свободные силы в Донбасс». Гвоздь всего положения—Донбасс. Это проходит красной нитью во всех его последующих телеграммах, во всех его директивах. Ключ стратегического положения — Донбасс, где в то время Деникин напирал всеми своими силами. По этому случаю мы могли констатировать наши слабые и сильные стороны украинского рабочего класса и украинского крестьянства. Пока речь шла о борьбе с Григорьевым, мы победили и победили чрезвычайно быстро. А опасность была серьезная, опасность была громадная, так как Григорьев владел главными магистралями. Центром восстания Григорьева были Знаменка, Александрия, Елисаветград, у него было 20.000 человек, громадная артиллерия — около 60 пушек, у него было 14 милл. патрон, у него были бронепоезда, у него было снабжение, взятое из Одессы, освобожденной в начале апреля, и он сразу бросил свои силы во всех направлениях—занял Кременчуг, находился под Екатеринославом и приближался к Киеву. В этот самый момент в Николаеве мятеж, в Одессе готовился тоже мятеж. Зеленый под Киевом действует, севернее — Струк в Черниговщине. Советская власть находилась в чрезвычайно тяжелом положении. Между тем Григорьев в течение 2-х недель был разбит наголову—уничтожено не только его ядро, но вся его армия, от которой остался он с ничтожной бандой и должен был скрываться в Знаменских лесах. Но вторую задачу, поставленную Ильичем, мы не выполнили. Те же самые рабочие Одессы, Киева, те же самые крестьяне, которые шли против Григорьева, когда дело пошло на то, чтобы их отправить дальше от того места, где они находились, дальше их дома, хаты, семьи, уезда, губернии, оказались неподатливыми для выполнения нашей задачи. Сколько мы ни перебрасывали людей, сколько мы ни мобилизовывали на юге, мы получали телеграммы, что от отправленных тысяч и тысяч мобилизованных на место назначения приходил ничтожный процент — по дороге все расходились. Конечно, аппарат был плохой, надзор был плохой, снабжение было из рук вон плохое, но, кроме этого, не было еще той крепкой и необходимой связи между рабочими и крестьянами, с одной стороны, и советским государством, с другой.

Чему обязан был Махно своим успехом, если не тому, что нашел соблазнительную формулу, которую бросил деревне. Он говорил: центральная власть не нужна, каждая волость — вольная республика. Конечно, эта формула представляет интерес для тех крестьян, которые проникнуты громадным недоверием к рабочему государству, а именно для кулачества много соблазнительного. Она означает, что не нужно платить государству налоги, главное, не нужно давать продразверстки. Эта идеология, мелкобуржуазная, кулацкая идеология, являлась тогда господствующей, но я должен Заметить, что и теперь мы еще далеки от той организации государства, которая зам необходима. В этом отношении нам нужно теперь работать дальше в области усиления государства, коммунистического государства, советского государства, объединяющего всех трудящихся, воплощающего их общие, постоянные интересы, перед которыми должны преклоняться частные интересы. Вот именно это следует иметь в виду в будущем. Понятно, что за эти пять лет центральный государственный аппарат, а также местные губернские, уездные и пр. значительно усилились; раньше не было в деревне аппарата — там бывший волостной староста являлся хозяином, крестьянский сход заменял Съезд Советов и т.д. Но за время этих пяти лет мы проделали большую работу; но эту работу еще на три четверти остается проделать. Интересно здесь показать, как эти мелкобуржуазные анархические партии в известные моменты сами сознавали, что те задачи, которые они себе ставят, выше сил их, что опираться на групповые интересы, на интересы кулачества нельзя, и государственную власть таким образом им не создать. Я помню два мелких эпизода, которые здесь должен рассказать, ибо они бросают свет на тогдашнее настроение масс, на политические силы мелкобуржуазных партий и правительств. Первый эпизод — это во время отступления наших двух дивизий, 45 и 40, из Одессы. Нужно сказать — это был один из героических эпизодов нашей гражданской войны. Вы помните, что тогда уже Киев был занят. На запад до польской границы простирался галицко-петлюровский фронт, а на восток—деникинский, а наши обе дивизии остались, как в мешке, из которого они должны были выйти, в пешем порядке пробивать себе дорогу к северу, чтобы соединиться с частями, которые отступали тогда на Чернигов. Дорогу им загораживал петлюровско-галицийско-деникинский фронт. С другой стороны, на юге оставался Махно, который еще в мае месяце после григорьевского бунта был объявлен вне закона, но мы не имели достаточных сил, чтобы его ликвидировать. Махно принял инициативу переговоров с командованием наших двух дивизий. Он хотел наши части привлечь к себе, объединиться с нашими двумя дивизиями. И вот там, где-то около Вознесенска, начались переговоры. На другой день переговоры прервались, к вечеру опять слышен стук телеграфного аппарата. — В чем дело? — Махно отвечает: «Проклятые кулаки перерезали провод». Махно, идеолог кулачества, должен был жаловаться на своих кулаков. Второй факт имел место в Каменец-Подольске. Оттуда прибыл в конце декабря 1919 г. т. Попов, киевский коммунист. Петлюровское правительство узнало об этом и вместо того, чтобы арестовать его, хотело использовать его пребывание там для того, чтобы послать его к нам в Москву (украинское правительство уже находилось в Москве) с предложением о переговорах.

Тов. Попов, если я не ошибаюсь, имел в Каменце разговор с Мартосом, известным петлюровским министром. Последний ему говорил: «мы убедились, что с кулачеством государства строить нельзя». Между тем украинская народная республика, петлюровская власть, на этом кулачестве и строилась. Таким образом в тогдашней обстановке оказалось, что те, которые лучше всего и трезвее всего оценили ситуацию на Украине, были все-таки коммунисты-большевики.

V. На Украине село было часто альфою и омегою нашей политики.

Тогда мы и научились, конечно, не без некоторых тяжелых опытов и поражений, быть чрезвычайно чуткими и внимательными к тому, что происходит в деревне. Мы, конечно, и раньше сознавали социальную структуру села и проводили расслоение в деревне, но только в 1919 г., когда мы очутились среди пожара кулацких восстаний, когда нам, центральной власти, не удавалось доставать десятка вагонов хлеба, находившегося в Умани или под Киевом, когда рабочий класс голодал, армия голодала, — тогда мы действительно поняли все значение того, что значит иметь с собою деревню. На Украине деревня являлась часто альфой и омегой нашей политики. Поэтому деревню нужно и знать, нужно и понимать, но деревня чрезвычайно сложна по своей психологии, чрезвычайно парадоксальна и противоречива. Я вам приведу для характеристики некоторые факты из той эпохи, которая вам покажет, как странно и противоречиво проявлялась тогда крестьянская психология. Волынь — это губерния, где черносотенство было всегда сильнее всего. В начале июня в Житомире на короткий срок власть переходит в руки белогвардейцев. Они говорят в своих воззваниях о восстановлении православной России, выдвигают требование определенного монархического характера. Одновременно с этим в Житомире созывается уездный Съезд Советов крестьян. Программа Съезда—против коммуны, против чрезвычайных комиссий и за свободу торговли. Монархисты являются на этот Съезд крестьян с делегацией, которая просит крестьян, чтобы они постановили наделить землей помещиков на том основании, что они теперь стали тоже беднотой, для чего и следует их наделить землей, как наделяют всякого, трудящегося. Но тут Съезд уже начинает говорить иным языком: «мы, большевики, земли помещикам не дадим»—был ответ крестьян. Значит, против коммуны, против чрезвычайки, за свободу торговли и в то же самое время «большевики». Мне пришлось с другими членами правительства, когда находились в Чернигове, объезжать Черниговскую губ. и бывать в деревнях. Я помню в одной деревне Грабовке, когда мы спросили одного крестьянского мальчика, что он такое, он очень смело и решительно отвечал: «я большевик». А, когда его спрашивали, почему, он также смело отвечал: «потому, что я против коммуны».

Нам нужно было найти средства внести в эту крестьянскую психологию ясность, и это было сделано благодаря лозунгу, который мы бросили: организация незаможников в комитеты. Этот лозунг уже был брошен в начале 1920 г., но мы почувствовали его значение и результаты лишь в 1921 г. Как известно, мы натолкнулись в нашей партии при проведении этой линии на некоторое сопротивление. Харьковская городская, а также и губернская конференция подавляющим большинством даже отвергли предложение о самостоятельной организации крестьянской бедноты, но скоро эта ошибка была осознана и всеукраинская конференция огромным большинством приняла, как задачу нашей партии, организацию комитетов незаможных селян. Благодаря этому мы могли в течение трех лет — 1920, 21 и 22 г.г. — внести в деревне тот революционный порядок, который там теперь существует. Я рассчитываю, что комитеты незаможных селян и дальше будут находить поддержку партии, правительства и всего рабочего класса. В новой государственной смете мы предусмотрели для районных комитетов незаможных селян две платные должности. Эта группа из тысячи шестьсот человек районных председателей и секретарей сможет, благодаря поддержке государства, руководить армией свыше пол- миллиона крестьян и крестьянок, которые в данный момент участвуют в комитетах незаможных селян. Нам не нужно забывать, что под влиянием новой экономической политики будут время от времени появляться ликвидаторские течения, отрицающие необходимость и значение комитетов незаможных селян. Против этих течений мы должны бороться всеми силами. Тесно связанной с укреплением советской власти в деревне является та работа, которую наша партия и советская власть проводит для поднятия сельского хозяйства. Но эта работа в будущем — здесь я делаю выводы из накопленного опыта — должна пойти немного по иной линии. Мы уже приближаемся к пределу экстенсивного сельского хозяйства, все свободные земли во многих губерниях уже находятся близко к тому, чтобы быть использованными. Есть губернии, где у нас имеются уже переселения, как, напр., Подольская. На Украине уже появляются ходоки в наш Народный Комиссариат Земледелия с просьбой, чтобы им дали землю в других губерниях в степной полосе: Херсонском, Одесском и друг, округах, для того, чтобы они туда переселились с своими семьями.

Таким образом, мы стали перед задачей перехода от экстенсивного хозяйства к хозяйству интенсивному, к лучшей обработке земли, и попытки, увенчавшиеся наполовину,. которые были сделаны нами с введением новых трудоемких культур, какой является культура кукурузы и промышленные культуры, они должны и дальше продолжаться. В этих вопросах заинтересованы не только советская власть и крестьянство, но и рабочий класс и коммунистическая партия. С этими вопросами партия должна освоиться, должна их знать и понимание их должно стать одним из средств смычки между рабочим классом и крестьянством. То, что мы до сих пор замечали среди слабых сторон, кроме отсталых методов обработки земли, это — отсутствие землеустройства. Я должен здесь заявить, что мы этой задачи не решили. Она оказалась выше наших сил. А это — самая главная задача, эта задача имеет громадное и политическое и хозяйственное значение.

VI. Землеустройство — первая ближайшая задача государства на селе.

У нас имеется основной закон о землеустройстве и землепользовании. Мы знаем все, что земля принадлежит всему народу, что она национализирована, что крестьяне являются юридически только как-бы пользователями этой земли, а продавать они её не могут. Они могут её только обрабатывать и пользоваться ею. Но устройство этой земли и теперь осталось таким, как оно было и в старое время. У нас имеются уезды, где чересполосица доходит до невероятных размеров, где крестьяне, владеющие землей в 5—6 десятин, имеют эту землю в 50—60 различных частях. В Радомысльском уезде есть случай, что у одного крестьянина есть 59 кусков земли. При таких условиях крестьянин теряет, конечно, добрую половину своего времени, чтобы бегать от одного куска к другому для того, чтобы его обработать. Какая бы то ни была культурная обработка земли невозможна. Для обработки, например, промышленных или поздних яровых культур нужно, чтобы всякая земля под этими культурами была бы в одной стороне —иначе невозможно её охранять от скота. Но при теперешней чересполосице это немыслимо.

Отсутствие землеустройства имеет и в политическом отношении много отрицательных моментов. Еще и до сих пор помещичьи земли в некоторых местах даже не распределены и остаются как целый кусок, в других местностях распределены только между бедняками, и таким образом середняки и более зажиточный крестьянин может всегда сказать: «я не причастен к конфискации помещичьей земли, на этой земле устроены бедняки!» Если бы произошло землеустройство и смешали бы все земли и бедняк получил бы кусок, который раньше принадлежал кулаку, а кулак получил бы по трудовой норме землю из бывшей помещичьей, то в деревне создалось бы иное взаимоотношение. Во всяком случае это значительно улучшило бы и политическое настроение деревни.

Я считаю, что вопрос о землеустройстве является самым больным вопросом нашей деревни, нашего сельского хозяйства. Он еще не решен. Почему? — Да потому, что его решение требует громадных средств. Для того, чтобы эти 40 миллионов десятин (в грубых цифрах) размерить не только между деревнями, но и внутри самой деревни, для этого требуется, может быть, 20 миллионов золотых рублей, а, может быть, и гораздо больше. Государство однако, — я позволяю себе обратить внимание на это, ибо к этому вопросу нам часто придется возвращаться, — государство для того, чтобы снять с себя ответственность, не может сказать: «пусть крестьяне сами платят». Ибо тогда что получится? Богатый крестьянин, у которого есть деньги, чтобы заплатить агроному, будет устраивать землю так, как ему выгодно. И перед нами в Совете Народных Комиссаров часто вставал вопрос этот — как быть? Совсем недавно мы увидали в первый раз, что в нашей казне оказалось 14 триллионов свободных денег, и эту сумму мы решили посвятить на создание первого фонда по землеустройству.

Есть еще много других сторон в нашей политике сельско-хозяйственной, на которые наш опыт показал, как на слабые стороны, но я о них говорить не буду.

В общем, нужно помнить, что сельское хозяйство еще на десятки и десятки лет будет основой всего экономического развития. Благодаря сельскому хозяйству мы сможем восстановить промышленность, и не только потому, что увеличиваем для нее рынок сбыта, но еще и потому, что благодаря вывозу хлеба мы получим из заграницы то оборудование, те оборотные средства, которых в данный момент не хватает нашей крупной промышленности.

VII. Промышленность и финансы.

Необходимо также признаться, что в конце пятого года советской власти вопрос о создании для нашей крупной промышленности благоприятных условий для её дальнейшего развития остается еще открытым. Украина была страной, где получалось больше железа, больше чугуна и угля чем во всей остальной России, и где находилось 24% рабочего населения всего Союза. Легко представить ту силу, которую эти 25%, т.е. одна четвертая часть рабочих всего Союза, дала бы здесь на Украине революционному коммунистическому движению. Также легко представить, насколько Украинская Республика приняла, бы пролетарскую физиономию, насколько во всем Союзе поднялся бы её удельный вес, если мы восстановим нашу промышленность хотя бы в тех пределах, в которых она находилась до войны. К этой задаче мы все приближаемся, но мы этой задачи не могли еще выполнить. Промышленность, находящая сбыт на рынке — пище-вкусовая промышленность, — более или менее развивалась, но тяжелая индустрия, которая может существовать только государственными заказами, к сожалению, находится в чрезвычайно тяжком положении. Только когда мы сможем иметь финансовую базу, сбалансированную государственную смету, только тогда мы сможем сказать, что обеспечены условия для развития крупной промышленности и для поднятия на должную высоту заработка рабочих.

Наш украинский опыт приводит к тому, чтобы подтвердить всероссийский, общесоюзный опыт, что ближайшая наша задача—это стабилизация рубля.

VIII. Красная армия.

Но, когда мы вспоминаем о пятилетней истории Украинской Советской Республики, я должен сказать, что на 34, если не более, она является историей Красной Армии. Входить в подробности развития Красной Армии я не буду. Мы все участвовали в гражданской войне, и нет рабочего или работницы, которые прямо или косвенно не были бы причастны к обороне страны. Мы знаем все, как мы переживали чутко все победы и все поражения Красной Армии. Вспомним, каковы были настроения у вас здесь в 1919 г., когда Донбасс находился уже в руках белых, когда они захватили Екатеринослав, Харьков. В этот момент мы в Киеве находились в лучших условиях — были дальше от врага и у нас жила надежда, что мы Киева не сдадим, а, наоборот, Харьков и Екатеринослав будут освобождены. Потом мы должны были от этой надежды отказаться. После героической обороны Полтавы пал Киев, белые продвинулись к Чернигову и т.д. Но ни на один момент мы не потеряли надежды, что не сегодня—так завтра будет перелом в нашу пользу, ибо весь вопрос заключался в организации. Мы знали, что рабочие и крестьяне не хотят идти с Деникиным. Мы знали, что его сила была в офицерском составе, в небольших боевых единицах, но хорошо сплоченных, и что этими организованными офицерскими полками Деникин нас бил. Значит, весь вопрос заключался в том, чтобы противопоставить ему хорошую организацию. А этого мы достигли — и мы побили Деникина.

Перед нами теперь задача иная. Армию нужно поднять уже не до уровня какой-то деникинской армии, которая сама не бог знает на каком уровне находилась. Наша задача теперь поднять Красную Армию до лучших европейских армий.

У нас всех сохранились эти горячие симпатии к Красной Армии. Они создавались во время гражданской войны, когда мы жили её радостями, её горем; поэтому я уверен, что среди рабочего класса и среди крестьянства судьба Красной Армии д в будущем будет предметом их внимания, тем паче, что Красная Армия должна быть дорога и рабочему классу и крестьянству теперь по двум причинам. Красная Армия в нашей истории сыграла громадную роль не только потому, что она отстаивала страну, но и потому, что на организации Красной Армии мы учились, как нужно организовывать государство. Недавно вышли заметки одного из кадетов, который после октябрьской революции (я забыл его фамилию) продолжал быть чем-то вроде председателя комитета министров в Петрограде. С одной стороны, была наша власть, а с другой стороны — старое правительство Керенского имело какой-то комитет министров, и эти господа продолжали заседать, собираться, от них зависело известное время, неделями, чуть ли не месяцами, кому казначейство будет выдавать деньги. Он теперь печатает свои воспоминания и говорит: «большевики нас не трогали, и мы свободно продолжали собираться, заседать, конечно, соблюдая известную осторожность». Это правда. Интерес тогда для нас сводился к двум-трем государственным аппаратам — продовольствие, Чека, Красная Гвардия. На Красной Армии мы прежде всего сдавали экзамен, годны ли мы, как рабочий класс, управлять страной. На Красной Армии пролетариат сдавал экзамен Если он в состоянии создать аппарат Красной Армии, то это есть лучшее доказательство того, что рабочий класс созрел вообще для управления страной. И в этом отношении Красная Армия была величайшей нашей школой. Мы сами учились в этой школе дисциплине; там мы учились стряхивать с себя бюрократическую волокиту. Красная Армия поэтому нам всем дорога, так как она была первоначальной практической школой для широких трудящихся масс. Кто из более сознательных рабочих и крестьян не был или комиссаром, или красно- армейцем, или снабженцем? Все в той или в иной форме, прямо или косвенно, были участниками организации или непосредственной борьбы Красной Армии.

Вторая причина, которая будет всегда делать Красную Армию армией близкой, дорогой для рабочего класса и для крестьянства — это её теперешний состав. Что представляла из себя Красная Армия хотя бы в 1919 г., когда мы здесь, на Украине, организовывали Красную Армию?

Она состояла только в одной небольшой части из непосредственно мобилизованных рабочих и крестьян. Другая часть Красной Армии вербовалась из бывших солдат, добровольцев, было там много чисто- авантюристического элемента, было там много профессионалов войны, людей, которые отвыкли от каких бы то ни было занятий, для которых было бы несчастьем, если бы война не прекратилась. И многие из них, когда прекратилась гражданская война, организовали банды. Кому из нас не знакомы те атаманы, которых потом приходилось расстреливать или амнистировать И которые раньше были в армии? Я сам знаю таких, которых в 1919 г. я посещал на фронте в качестве председателя Совета Народных Комиссаров, знакомился с их частями, а потом в 1921 г. мы за ними гнались с отрядами Красной Армии и расстреливали их, как врагов. У нас служили и Григорьев, и Струк, и Махно, и Живодеров, и проч. Но со временем мы дали Красной Армии иную физиономию. Она теперь является армией, в которую входит рабочий класс и крестьянство, люди от станка и от плуга.

IX. Борьба за грамотность и культурность.

Нашей партией и советской властью было сделано за пять лет много для организации государственного аппарата, но много есть еще задач, которые остаются нетронутыми перед партией или которые выполнены только отчасти. К ним относится задача культурного и политического воспитания широких масс Несомненно за пять лет рабочие и крестьяне невероятно выросли. Их политический уровень, их духовный уровень поднялись на большую высоту. Но, конечно, было бы несправедливо, было бы неправильно приписывать партии и советской власти в этом все заслуги. Многим за свое политическое просвещение рабочий класс и крестьянство Украины обязаны тому, я сказал бы, «предметному обучению», которое давали ему без конца многие оккупационные правительства, чередовавшиеся на территории Украины. Вряд ли найдется в Европе и в истории революции народ и страна, которые видели бы перед собою столь много событий и перемен, как мы здесь, на территории Украины, и вот это явилось средством революционного воспитания рабочих и крестьянских масс. То недовольство, которое, естественно, вызывала в рабочих массах советская власть во время гражданской войны, в тот период, когда она не должна была останавливаться ни перед какими мерами, чтобы провести свою программу, когда она должна была проводить и мобилизацию людей, и мобилизацию лошадей, и продразверстку, и т.д., многое из этих недовольств исчезало, когда после временного пребывания советской власти являлась или власть белых и петлюровцев, или власть австрийцев, или власть греков и французов. Нигде, даже в Сибири, крестьянство не имело возможности делать столько сравнений, как у нас здесь, на Украине. Я забыл о польском нашествии. Сколько оно сделало на Правобережьи в смысле политического воспитания крестьянства! То крестьянство, которое относилось неприязненно, когда мы собирали продразверстку, это самое крестьянство после освобождения Киева, после освобождения Правобережья от польской армии, то же самое крестьянство, которое уже было достаточно ограблено неприятельскими войсками, не ждало нашего призыва и добровольно вносило продразверстку и оказывало всякую помощь Красной Армии и советской власти. Это было результатом того урока, который крестьянство получило от польской оккупации. Но, чтобы стряхнуть с себя неграмотность, невежество, некультурность, которые накопились веками царской и помещичьей власти, под влиянием духовенства, для того, чтобы стряхнуть это, пяти лет мало. В этой области нам придется много сделать в будущем, и надо будет работать с большим нажимом, с большим вниманием, давать много людей, давать много средств. Украинский. крестьянин или украинские рабочие несомненно во многих отношениях выше (я говорю о среднем рабочем и среднем крестьянине) среднего рабочего и среднего крестьянина других советских республик, исключая, конечно, красных столиц—Москвы и Петрограда. Это есть положительная сторона, которую мы должны подчеркнуть с большой настойчивостью.

X. Антисемитизм и кооперация.

Но имеются и отрицательные стороны прошлого, с которыми мне пришлось столкнуться на Украине с первого дня моего прихода здесь в Харькове. Уже в феврале 1919 г. я, помню, должен был, кроме статьи в газете, еще дать особый приказ по армии за моей подписью и подписью тов. В. Межлаука, — тогдашнего Наркомвоена Украины, по поводу очень распространенного в наших тогдашних частях антисемитизма. Что в этом отношении представляла Украина во время Григорьева и во время белых и во время петлюровщины — хорошо известно.

Елисаветград, Александровск, Фастов, Киев, Проскуров видели такую грандиозную резню, такие ужасные издевательства над женщинами, стариками и детьми еврейского происхождения, памятники которых еще и теперь видны. Кто был в Фастове, тот знает, что еврейская часть города была сожжена деникинцами. Новая экономическая политика имела однако и отрицательные стороны (отсюда, конечно, не нужно делать вывода против новой экономической политики — она была необходима и полезна, чрезвычайно необходима, исторически необходима). Развивая свободную торговлю, она воскресила и часть этих старых предрассудков, которые лежали под пластом других революционных воспоминаний. На это нужно обратить сугубое внимание. Это есть одна из тех опасностей, которые могут угрожать рабочему движению на Украине и смычке города с деревней, т.е. смычке пролетариата с крестьянством.

В чем заключалась сила украинской контр-революции в 1919 г.? Украинская контрреволюция, начиная с Махно и кончая Деникиным, украинская контрреволюция всех видов — и желто-блакитная, и русская, и белая — заключалась в искусственном противопоставлении деревни городу, православных — евреям, украинцев — русским. Этого мы не должны никогда забывать. Поэтому мы не можем пройти мимо этого факта только платоническим протестом. Нет. Антисемитизм — это крупнейшее социальное явление, которое заслуживает нашего внимания. Борьба против него — это борьба не только словами, но и делом. Искоренение этих неправильных взглядов, этих варварских чувств, этого проявления средневекового феодализма абсолютно необходимо. Как это возможно? Нужно искать причины и корни и нужно вырвать это зло с его корнями. Когда выдвигается роль местечка, роль купеческого элемента, этим самым, что бы мы ни говорили, будет подкармливаться расовая вражда. Поэтому наряду с словесной пропагандой, которая должна быть у нас в этом отношении интенсивной, нужно еще поднять, расширить и углубить кооперацию.

Уже было сказано, что мы недостаточно сделали для промышленности, для сельского хозяйства, для землеустройства, — я должен сознаться еще в другом грехе: у нас, на Украине, недостаточно до сих пор обращено внимания на кооперацию.

Кооперация, это есть то средство, которое, передавая постепенно торговлю в руки кооперативного аппарата, в который входят рабочие и крестьяне, устранит многие из причин как антисемитизма, так и вообще вражды между городом и деревней, противопоставления одной нации другой. Развивать кооперацию потребительскую, сельско-хозяйственную, кустарную; развивать её быстро, интенсивно — вот вывод, который я сделал из своего пятилетнего украинского опыта. Я должен сказать, что из старших т.т., или, правильно говоря, из наших учителей, больше , всего внимания на кооперацию обратил Вл. Ильич Ленин. Я нашел у себя записочку, которую он послал мне один раз во время заседания Политбюро ЦК РКП, когда я, боясь, что его предложения о кооперации не пройдут (случается, что, понимая значение кооперации не все одинаково думали о средствах, и были моменты, когда нужно было давать бой), я предложил с своей, стороны способ обойти аргументы той стороны.

Он мне отвечает: «В случае, если я потерплю поражение, тогда я воспользуюсь вашей услугой». Это — маленький факт. Он характеризует особое внимание Ильича к кооперации. Не напрасно Вл. Ильич и в прошлом декабре возвратился к кооперации, в напечатанной недавно статье. Кооперация даст нам возможность осуществить путем постоянного воздействия государства тот социализм, который мы попытались в один период осуществить путем — как бы сказать — давления сверху, организацией нашего государственного аппарата. До известной степени путем бюрократических мер мы это пытались сделать, но это нам не удалось и нам нужно было итти, с одной стороны, по линии государственного социализма, государственной промышленности, государственных железных дорог, государственной внешней торговли, а с другой — укрепляя и расширяя кооперацию. На Украине усиление кооперации, кроме того значения, которое она имеет в России, имеет еще особое специфическое украинское значение обезвреживания тех реакционных факторов, которые являются специфически местными. Нигде местечко, нигде то, что мы называем мещанством, не играло и не играет такой роли в хозяйственной жизни, как на Украине.

XI. Национальный вопрос.

Отчасти с той же целью, т.е. предупреждения попытки противопоставления деревни городу, украинцев — русским, «хохлов» — «кацапам», противопоставления, которое сыграло колоссальную роль в руках контр-революционеров и может каждый день снова встать на дороге нашей революции, мы должны дать правильное решение национального вопроса. Я имею в виду все те дебаты, которые имели место на 12-м партийном съезде, на украинской партийной конференции, и то союзное строительство, которое нашло свое выражение в союзной конституции. Да, к национальному вопросу рабочий класс должен быть особо чутким здесь, на Украине, где он является в большинстве русским. Русский рабочий не чувствовал национального гнета и в этом вся опасность. Как и относительно многих русских товарищей, интеллигентов, которым непонятно чувство протеста и ненависти против национального гнета, так и относительно русских рабочих на Украине можно сказать одно и то же: им нужно сделать известное усилие над собою, чтобы понять психологию украинского народа. Россия господствовала. Она захватывала, она ассимилировала, она вынуждала всех так или иначе проходить через русский котел; и всем, и России, как господствующей нации, не хватало понимания негодования угнетаемых, подчиненных наций. Это нужно понять своим умом и своим чувством. Я говорю о русской части нашей партии. Она должна считаться с национальностью, как с фактом, который подлежит анализу, но который, как факт, нельзя отрицать, как нельзя отрицать, что есть дождь, что есть молния, что есть гром, — каким образом возникают эти явления — это другой вопрос, но сами по себе они оспариванию не подлежат. Таким же фактом является нация, язык, национальное чувство. Махнуть рукой на это, взять и сказать, что этого нет, что те, которые говорят об этом, они не интернационалисты и т.д., это неправильно и опасно. Иногда под таким интернационализмом скрывается чувство человека, который, принадлежавши к угнетающей национальности, никогда не знал национального гнета. Это напоминало бы буржуазию, которая говорит, что эксплуатации нет, потому что она эксплуатирует, а эксплуатацию чувствует тот, которого эксплуатируют, т.е. рабочие. Капиталист всегда будет говорить, и даже думать, что он совершил величайшее благодеяние для человечества.

На этом я закончу.

В своем докладе, о чем я вначале заметил, не нужно искать подведения итогов пятилетия. Когда с одной работы мне приходится непосредственно переходить к другой, приготовить в такой момент полный отчет невозможно. Я только желал бы перед тем, когда мне приходится покинуть Украину после пяти лет совместной борьбы, сказать вам о том, что в моем сознании оставило большие и глубокие следы, что я считал бы, как старый русский и украинский революционер, необходимым, чтобы каждый из нас в своей памятной книжке имел для своей ежедневной работы. Что же касается главной цели, то где бы мы не находились, здесь, на континенте или за океаном, на Украине или в другой стране, мы продолжаем работать в интересах трудящихся масс Союза Советских республик и трудящихся масс всего мира.