К вопросу о единстве партии.

Почти четыре года тому назад наша организация выступила открыто и решительно на путь борьбы за единство партии.

Тогда разброд социал-демократов был бесконечно сильнее, чем теперь, Что самое главное, партийные организации были очень слабы.

Растлевающий яд ликвидаторства–антипартийности отравил часть рабочих масс. Революционные лозунги были сданы ликвидаторами в архив. Пролетариат звали бороться за «свободу коалиций», отвлекая его от решительной борьбы за полное низвержение царизма. Глашатаи этих новых форм борьбы, ныне приютившиеся в «Рабочей Газете», оплевывая подполье и революционную тактику части с.-д. кстати и некстати кивали на германскую с.-д. Зрите, дескать и учитесь: пример бо достойный подражания. Наша организация, будучи группировкой революционных с.-д., как большевиков так и меньшевиков, резко отмежевалась от ликвидаторов.

Единство партии понималась нами, прежде всего, как единство тех, кто признавал подполье, кто признавал решения общепартийных съездов и конференций. Но отмежевываясь от ликвидаторов, мы считали, что за пределами большевистской группировки имеется много здоровых, революционных пролетарских элементов. Меньшевизм для нас не покрывался «ликвидаторством», равно как в рамки официального большевизма не укладывались все «партийцы». Единство нами прежде всего мыслилось, как единство снизу — единство рабочих на фабриках и заводах, ибо только при этом условии можно серьезно говорить о единой партии. Мы никогда не были идейными примиренцами; «объединение течений» не входило в наши задачи. Не в примирении официальных вождей мыслился нам выход из тупика партийной анархии, а в объединении пролетарских масс.

Фракционные группировки большевиков и меньшевиков были тогда очень слабы; порою они совершенно отсутствовали. Наша организация, возникая, как нечто третье, имела все основания полагать, что, при таком положении дел, создание здорового партийного организма является вполне возможным. Мы не боялись упрёков в том, что создаем третью партию — жизнь разбила этот несостоятельной, под час демагогический аргумент. И вся история петербургского с.–д. движения первой половины 1914 г. свидетельствует о том, что наши надежды не были пустыми мечтаниями праздных людей. На лозунг «единства революционных с.-д.» откликнулись самые широкие рабочие массы. Те товарищи, как большевики так и меньшевики, которые принимали участие в партийной работе летом 1914 г., помнят, какое оживление царило тогда в среде с.–демократов. Вопрос был поставлен на очередь дня. О единстве заговорили не только в Петербурге, но и в провинции.

Строительство единых организаций, заводских коллективов, комитетов шло стихийно, захватывая все более и более широкие круги пролетариата. Осуществлялось единство вопреки желаниям и восстановлениям фракционных центров.

Но грянула война и смешала карты.

Вопрос о «единстве» стал в иную плоскость. Наша же организация с первых же дней войны — без всяких колебаний и единогласно — выбросившая лозунг «война войне» — ограничила рамки «единой партии» ещё новым требованием — требованием от её членов интернационалистически-революционного отношения в вопросах войны. Как до войны мы боролись с ликвидаторством, зовя к единству «партийцев», так во время её мы боролись с оборонцами, зовя к единству интернационалистов. Значительная часть «партийцев» из меньшевиков и отдельные личности из большевиков капитулировали перед оборончеством. И с ними мы порвали решительно и бесповоротно. Единство партии, казавшиеся летом 1914 г. столь близким, отодвинулось вдаль.

Организация переживала время самых тяжелых испытаний. Оборонцы, приютившиеся под крылышком буржуазии, растлевали пролетариат, убивали в нём энергию; суживали горизонты пролетарского зрения из международного масштаба до узко-национального. В обстановке войны и страшных полицейских репрессий почти немыслимо было осуществить единство революционной с.–д. В значительной мере осуществлению этой насущнейшей задачи мешали и фракционные навыки. Глухая стена непримиримости вставала почти всегда перед нами, когда заходила речь о единстве. Но несмотря на это кое-что в смысле концентрации сил интернационалистов делалось; правда не систематически, а от случая к случаю. И только перед самой революцией, когда единство действий столь повелительно диктовалось ходом событий, в Петербурге наметилось Информационное Бюро с.-д. интернационалистов. Расходясь во многом, петербургские интернационалисты (мы, меньшевики из Инициативной группы, тогда порвавшей с оборонцами, и большевики) сходились в самом главном, в том, что давало почву для единства действий и подготавливало официальное единение: в признании за пролетариатом полной классовой самостоятельности, в отрицании «социального мира» фактически осуществлявшегося Рабочей группой при Центральном Военно-Промышленном Комитете; в признании того, что интересы международного пролетариата выше узко-национальных интересов. Единство мыслилось всеми нами, как концентрация интернационалистов и полная изоляция оборонцев. Плоды нашей деятельности были несомненны и значительны. Оборонческая идеология изживалась пролетариатом. Массовые стачки, разбившие иллюзию возможности социального мира, поколебали положение рабочегрупцев. Они совершали «исторический поворот» и стали звать пролетариат к «массовым действиям».

Но… опять, но маленькое но — пришла Великая Российская революция, и вопрос о единстве усложнился. Оборончество зацвело пышным махровым цветком; дрогнули ряды дореволюционных интернационалистов; мещански обывательская шовинистическая психология оборончества передалась и было воспринята не только широкими массами, но и такими циммервальдистами, как Церетели и другие. Революция показала, что многие из российских интернационалистов были таковыми лишь из-за политического гнёта самодержавия. Их интернационализм был неглубок, поверхностен. Шовинизм, скрывавшийся под тонкой оболочкой внешне усвоенного интернационализма при первых же лучах свободы прорвал её и явил свой лик всему миру. Вопрос единстве партий, неотложный вопрос, один из проклятых вопросов нашей с.-д. действительности — стал и стоит для нас как до войны, так и до революции вполне определённо и ясно. Мы за единство: но предпосылкой его должен быть раскол; полный разрыв с оборонцами. Сейчас, когда решаются судьбы не только России, а и всего мира, обязанности интернационалистов, сторонников Циммервальда и Кинталя не на словах, а на деле — сплотиться в единую партию. Нечего строить иллюзии насчёт возможности создания единой партии вкупе с оборонцами всех оттенков. Нужно признавать раз навсегда и этим определить линию своего поведения в этом вопросе — что у нас будут две партии; две, а не одна. Раскол в среде российской социал-демократии лишь частный случай обще-европейского раскола социалистов. Если трещину можно замазать, то пропасть, вырытую событиями последних лет между социал–патриотами и интернационалистами не удастся ничем заполнить. И это нужно признать, а признав, суметь сделать выводы. Вот почему мы отказались от участия в Организационном Бюро по Подготовке Всероссийского объединительного съезда, — том Бюро, что было выдвинуто собранием социал-демократов делегатов Всероссийского совещания Советов Рабочих и Солдатских Депутатов. В основу объединения Бюро положило лишь признание программы и устава партии.

Мы полагали, что такое «единство» неосуществимая и вредная затея; и судьба Бюро, его бесславная смерть — показали нам, что мы были правы. В острый революционный перевод, в период ломки и оформления классов — нет места половинчатости, примиренчеству.

Но партия с.-д. интернационалистов не мыслится нами, как секта, организация безусловных единомышленников. И в нашей среде могут возникнуть и естественны крупные разногласия, но у нас есть общая основа; есть общий язык. И пусть меньшевики-интернационалисты иначе относятся к вопросу об организации власти — с ними у нас возможна общая работа; возможно и необходимо единство. Но если единство на основе программы и устава на выдерживает ни малейшей критики, то все же оно имеет под собою известную почву; в «последовательности» сторонникам такого единства отказать невозможно. Но совершенно уже непонятны с каких угодно точек зрения те нерешительные интернационалисты, которые предполагают созвать съезд на вышеприведенных основах и там уже на съезде расколоться с оборонцами. Рассчитывают, очевидно, на то, что они окажутся в большинстве и уйдут из партии (станут раскольниками) оборонцы. Таким образом в глазах всего пролетариата единой, подлинной РСДРП будут они — интернационалисты.

Такой расчет, во-первых, слишком «тонок», и от него пахнет совершенно неуместным дипломатничаньем, а, во-вторых, может случиться и обратное: в большинстве окажутся оборонцы и тогда авторитет «официальной партии» будет против интернационалистов. Пора бросить игру в прятки. Размежевание оборонцев и интернационалистов совершается с невероятной быстротой и этот процесс почти закончился. Поддерживать организационную связь с оборонцами, значит задерживать размежевания процесса. Пора отказаться от старых межевых знаков «большевизма» и «меньшевизма».

История войны и революции дала нам новое — интернационализм и социал-патриотизм — и ничего другого. Но сказать, что необходимо единство интернационалистов, еще не значит, сказать все. Единство? да, но как? Каковы пути к его осуществлению? Единство для нас не приемлемо в форме сепаратного слияния, скажем, с т.т. большевиками. Несмотря на то, что мы в центральных вопросах, поставленных революцией, с ними вполне сходимся. Было бы ошибкой, не исчерпав всех возможностей создания единой революционной с.-демократии — слиться немедля. В петербургском масштабе это было бы плюсом; во всероссийском — минусом. Выход мы видим не в таком слиянии, а в подготовке общими усилиями Всероссийского съезда с.-д. интернационалистов. Дело в том, что несмотря на «легальные возможности» партия наша лишь в периоде оформления.

Много партийных, интернационалистических организаций находятся в состоянии полной «автономии», будучи не связанными ни с одним из фракционных центров. Наша задача и заключается в том, чтобы положить конец этому распылению революционных сил. Единственное средство осуществления этой задачи мы видим в немедленном приступе к работам Организационного Бюро по подготовке съезда. В Бюро пока будут представлены: ЦК РСДРП, П.С.Д.С.Д.Л.К. и наша организация.

Теперь после того, как на Всероссийском съезде Советов зафиксировалась довольно сильная (40 чел.) фракция объединенных с.-д. интернационалистов, представительство провинции в Бюро обеспечено.

Имеется живая, непосредственная связь с местами. Один тот факт, что в нашей фракции объединились большевики и меньшевики (в равном, приблизительно, количестве) показывает, что наша идея имеет шансы на осуществление во всероссийском масштабе. Предстоит еще большая, сложная работа. Совершить её — значит подвести под наше дело прочный фундамент. Нельзя забывать, что мы на распутье. Момент, переживаемый страной, критический. Много испытаний предстоит еще социал-демократии. Надвигается контр-революция. Социалистические министры, искренние, но наивные люди, полные самых благих намерений, бессознательно содействуют её приближению. Выступая на амплуа укротителей «анархии», играя в руку реакционной буржуазии, они ускоряют катастрофу.

Памятуя это, революционная с.-д. должна быть готова ко всему. Необходима всероссийская мобилизация с.-д. интернационалистов, и мы уверены, что она совершится в самом ближайшем будущем.

И. Юренев.

«Вперед» № 3, 28 (15) июня 1917 г.