Х. Н. Брельсфорд
Предисловие к английскому изданию книги «Куда идет Англия?»
Where is Britain going?, by L. Trotsky with an Introduction by H. N. Brailsford. London, George Allen & Unwin, Ltd.
В заключение процесса коммунистов судья в лондонском суде присяжных предложил семи подсудимым выбрать между шестью месяцами заключения и взглядами, выраженными в этой книге. По буквальному смыслу этого приговора выходит, что это запретные взгляды, преследуемые законом. Если бы это было действительно так, то точка зрения, защищаемая Троцким на этих страницах, была бы тем самым оправдана, ибо это означало бы, что еще до совершения каких бы то ни было насильственных действий один факт появления на нашей политической арене маленькой революционной партии уже оказался достаточным, чтобы правящий класс, испугавшись, потерял уважение к свободе мнений, составляющей основу демократии. Не требуется особенных усилий воображения, чтобы на основании этого эпизода предсказать, что произошло бы в том случае, если бы идейная критика выросла в страшную угрозу.
Но бой за свободу еще не проигран. Именно те из нас, кто не разделяет мнение Троцкого о неизбежно ожидающей нас судьбе, должны особенно приветствовать появление настоящей книги. Раз она может свободно выйти в свет, раз её можно обсуждать, как она того заслуживает, с одинаковой свободой высказывания за и против, то значит кошмар процесса коммунистов рассеян — по крайней мере, на сегодня. Из всех партий Великобритании рабочая партия наиболее заинтересована в том, чтобы это беспощадное обличение её самой свободно распространялось, и внимательно выслушивалось. Нашу веру в приближение к социализму демократическим путем мы можем считать разумно обоснованной лишь в том случае, если противоположное мнение может высказываться вполне свободно, и если наши взгляды находят достойных и способных защитников. Если закон запрещает нам приходить, на основании изучения истории и современной политической жизни, к тому выводу, что только путем насилия может быть достигнуто социальное переустройство, то с этого момента наше противоположное мнение перестает быть разумным убеждением и превращается в принудительный догмат.
Точка зрения, которую защищает Троцкий, никогда еще не обосновывалась с таким блеском. Помимо её остроумия и логической силы, ей придает высшую убедительность стоящий за ней опыт. Автор памфлета, убеждающий нас, что нам не избежать гражданской войны, если мы действительно стремимся к социализму, сам руководил гражданской войной в условиях чудовищного неравенства сил и довел её до победного окончания. Видно, кроме того, что Троцкий постарался как следует вооружиться для своей работы и направил свой гибкий ум на изучение нашей истории и нашей современной жизни. У него, правда, попадаются некоторые фактические ошибки*, но ни одна из них не лишает силы его аргументацию.
* Он, по-видимому, не понимает нашей выборной системы. Далее, независимая рабочая партия существует гораздо дольше, чем он предполагает, и количество её членов превышает вдвое указанную им цифру. Местами он как будто отождествляет её с Фабианским обществом. Но эти промахи не имеют значения. — Х.Н.Б.
Книга Троцкого представляет собою жестокую атаку на все наше движение. Мы сделали бы серьезную ошибку, если бы поддались чарам его изложения настолько, что стали бы считать правильной его точку зрения. Он нападает на правых и левых с одинаковой страстностью. Иногда в своих выпадах против отдельных лиц он становится дерзок и оскорбителен; иногда его остроумие обезоруживает; иногда, (так мне кажется) он осуждает те факты нашей истории и те пороки нашего мышления, которые в самом деле заслуживают осуждения. Но дело в том, что со своими безжалостными русскими методами он произведет на большинство читателей-англичан совсем не то впечатление, на какое он рассчитывает.
Троцкий слишком умен, чтобы не понимать, что есть различия в национальном характере англичан и русских. Он не раз повторяет, что история сделала каждого из нас тем, что он есть. Однако, чем большее обнаруживает он знакомство с внешними событиями нашей истории, тем как будто меньше он нас понимает. Его отношение к религиозным верованиям большинства наших читателей является для меня доказательством, что он не в состоянии понять нас — я могу спокойно сказать это, ибо сам я принадлежу к агностикам. Я не встречал ни одного русского, хотя бы и долго жившего в Англии, который действительно понимал бы, что английская религия с её старыми традициями свободного обсуждения, с её демократическими формами, с её устремлением скорее в сторону морали, чем в сторону обрядов и веры, с её относительной свободой от всякой потусторонности не имеет буквально ничего общего с восточной церковью. Я желал бы знать, остался ли бы Троцкий при своем убеждении, что протестантская религия есть чисто «буржуазная» вера, которой не может честно исповедывать ни один рабочий, если бы он хоть раз побывал в диссидентской часовне в угольном районе. Читал ли он когда-нибудь Беньяна и заглядывал ли в революционную историю анабаптистов или людей «Пятой Монархии»? Что сказал бы он по поводу своеобразных споров между мелко-буржуазными вольнодумцами, Робертом Оуэном (ненавидевшим борьбу классов) и пионерами английского трэд-юнионизма, которые с одинаковым упорством держались и за христианство и за веру в классовую борьбу?
Эта неспособность понять нас, естественная для человека из другого мира, чувствуется и там, где Троцкий издевается над мыслью, что рабочему большинству в парламенте удастся когда-нибудь добиться существенных перемен. Без сомнения, это будет предприятие, связанное с большим риском; конечно, оно потребует настойчивости и мужества. Ни один здравомыслящий человек не станет отрицать опасностей, на которые указывает Троцкий. Но равным образом, думается мне, всякий, кто понимает, как глубоко запечатлелись, в сознании английского народа парламентские традиции и инстинкт повиновения воле большинства, признает, что эта попытка стоит труда. Не только в парламенте, но и в церквах, трэд-юнионах и даже в клубах из поколения в поколение внушалось англичанам это уважение к воле большинства. Что может знать об этом русский? Как может он судить о силе традиции в нашей более старой цивилизации? Мы ему скажем, наконец, что даже если он прав, если класс собственников, захочет, в конце концов, отстаивать свои привилегии силой, то мы предпочтем сражаться, как сражался Кромвель, с парламентом за нами и с правом большинства на нашей стороне.
Впрочем, не дело пишущего предисловие вступать в полемику с автором. Предлагаемая книга, исполненная смелости и силы, имеет двойную ценность — как раскрытие русского образа мысли и как критика наших собственных путей развития. Это произведение острого и реалистического ума. Едва ли оно обратит многих из нас в русскую веру. Но мы не извлечем из него всю возможную пользу, если не воспримем его, как призыв заново продумать нашу позицию. Троцкий видит всю трудность нашего небывалого замысла, чего некоторые из нас не видят. Он понимает, что тактика, необходимая для преобразования старого общества, не может быть тактикой оппортунистического либерализма. Его книга, может быть, укрепит нас в нашей решимости, во что бы то ни стало избегнуть гражданской войны, но она во всяком случае обращается к нам, как грозный вызов, заставляя нас проверить нашу искренность и спросить самих себя, готовы ли мы с такою же настойчивостью и смелостью, как эти отважные русские пионеры, честно идти к осуществлению нашей цели.
H. N. Brailsford.