Бертран Рассел
Троцкий за наши погрешности.
Новая книга Троцкого — одна из самых интересных книг, какую мне пришлось читать за много лет, и в известных пределах книга необыкновенно проницательная. В ней попадаются некоторые фактические неточности, но они не имеют значения: таковы, например, утверждения, что Джозеф Чемберлен порвал с Гладстоном в вопросе о протекционизме*, или что нынешнее распределение избирательных округов доставляет большие преимущества консерваторам.
* Отмеченная Расселом неточность заключается в том, что Дж. Чемберлен вступал па путь протекционистской политики через несколько лет после ухода Гладстона с политической арены. — Ред. 1926 г.
Троцкий превосходно знаком с политическими особенностями английского рабочего движения. Большая часть его критических замечаний, на мой взгляд, вполне убедительна. Я оставляю в стороне его личные выпады против рабочих лидеров, которые могут нравиться или не нравиться, смотря по тому, нравится или не нравится читателю данный лидер. Более существенным представляется его упрек, что рабочей партии не хватает цельности теоретических взглядов. Возьмем, напр., вопрос о республиканском строе. Троцкий приводит заявления английской рабочей партий о том, что королевская власть никому не вредит и что король обходится дешевле президента. Он доказывает, что в момент решительного конфликта
«буржуазия с большим успехом, может использовать королевскую власть, как средоточие всех внепарламентских, т.-е. реальных сил, направленных против рабочего класса… Провозглашать социалистическую программу и в то же время заявлять, что королевская власть «не мешает» и обходится дешевле, совершенно то же, напр., что признавать материалистическую науку и пользоваться наговором колдуньи от зубной боли — на том основании, что колдунья обходится дешевле».
Надеяться на осуществление социализма без предварительного установления республики может прийти в голову только англичанину; но едва ли это возможно для человека, сколько-нибудь основательно знающего историю и понимающего экономическую и психологическую связь между различными социальными учреждениями. Вопреки обратному мнению Брельсфорда, высказанному им в предисловии к рецензируемой книге, я склонен также думать вместе с Троцким, что социализм несовместим и с церковью. Личная религия это частное дело, но в современных мировых условиях всякая церковная организация необходимо является реакционной силой, хотя бы её приверженцы и стремились к противному.
«Но, — скажут мне, — сколько членов рабочей партии проведете вы в парламент, если будете нападать на монархию и бороться с церковью?» Здесь мы сталкиваемся с чрезвычайно опасной ошибкой. Думают, что все дело в том, чтобы всеми правдами и неправдами провести социалистов в парламент, даже если бы для получения депутатских полномочий им пришлось дать понять, что они готовы отказаться от проведения в жизнь значительной части социалистической программы. Создать правительство из лиц, исповедующих социализм, не то же самое, что создать социалистический строй; это с несомненностью обнаружилось во многих европейских странах после окончания войны. Социализм не будет действительно, введен до тех пор, пока рабочие лидеры не захотят его всерьез, под этим я разумею не то, что они будут сочувствовать ему в теории, но что ради него они будут готовы отказаться от соблазна успехов в буржуазном обществе, выпадающих на долю удачливых рабочих вождей, пока они не затрагивают буржуазных привилегий.
Другой важный пункт освещается на примере Кромвеля, на котором Троцкий останавливается довольно долго. Кромвель, не в пример большинству членов парламента, отдавал предпочтение солдатам, убежденным в правоте своего дела, перед «джентльменами», и только благодаря этому ему удалось добиться победы, несмотря на сопротивление высшего офицерства. В наши дни в Англии вряд ли найдется человек, убеждения которого были бы достаточно сильны, чтобы сделать его равнодушным к званию «джентльмена». Иные рабочие лидеры постоянно идут на разные мелкие уступки из-за желания прослыть «джентльменами» в глазах своих противников. Они, по-видимому, не понимают, что идеал «джентльмена» есть одно из орудий в руках имущих классов: он воспрещает низкие поступки по отношению к богатым и сильным, но не по отношению к бедным и угнетенным. Это чисто английская слабость. Мы ничего не добьемся, пока не будем желать осуществления социализма больше, чем одобрения наших врагов, достижимого лишь ценою сознательного или бессознательного предательства.
Наша английская неприязнь к стройным системам и отсутствие у нас общих принципов сбивает с прямого пути наше рабочее движение. У Кромвеля было законченное философское миросозерцание, сколь бы нелепым оно ни казалось нам сейчас; было оно и у бентамистов, которые создали либеральную партию и все демократическое движение XIX века. Русские коммунисты сделали дело, которого никогда не могли бы сделать люди, довольствующиеся ералашем прекраснодушных настроений. Бессмысленно было бы, напр., утверждать, что социализм есть только осуществленное до конца христианство. Христианство — религия земледельца, а социализм насквозь индустриален; он основан не столько на чувствах, сколько на экономике. И нам, англичанам, подобно евангельскому юноше, обладавшему большим имением, мешает вполне ясно мыслить смутное сознание того, что если мы это сделаем, то должны будем отказаться от нашего империализма. Только благодаря полной путанице понятий рабочая партия может нападать на империалистов, заботясь в то же время о сохранении империи и продолжая традицию угнетения, как это фактически делало бывшее правительство Макдональда.
Допустим, хотя бы только предположительно, что все обвинения, выдвинутые Троцким против нашей, партии, справедливы, но что сказать о программе, которую он сам начертывает Англии? Я утверждаю, что эта программа такова, что её мог бы защищать только враг или безумец; а Троцкий не безумец. Его взгляд заключается в том, что когда мы, наконец, получим рабочее правительство с определенным парламентским большинством, нынешние вожди, как правые так и левые, окажутся столь же беспомощными, как Керенский, и будут сметены решительными людьми дела.
«Полиция, суды, армия, милиция будут на стороне дезорганизаторов, саботажников, фашистов. Придется громить чиновничий аппарат, заменяя реакционеров членами рабочей партии». Но эти меры «чрезвычайно обострят легальное и нелегальное сопротивление объединенной буржуазной реакции». «В случае победы пролетариата [последует] сокрушение сопротивления эксплуататоров мерами революционной диктатуры».
Удивительно, что реалистическое чутье Троцкого изменило ему в этом пункте. Значительная часть его книги посвящена доказательству, что наше экономическое положение чрезвычайно ухудшилось и что мы попали в зависимость от Соединенных Штатов. Но как только он начинает; говорить о коммунистической революции, он всегда рассуждает так, как если бы мы были экономически самостоятельны. Ясно, что французские (если не английские) аэропланы и американские (если не английские) броненосцы быстро покончили бы с коммунистическим режимом в Англии; и во всяком случае экономическая блокада разрушила бы нашу экспортную торговлю и тем самым лишила бы нас подвоза продовольствия.
В книге есть несколько широковещательных фраз о сочувствии, какое коммунистическая Англия встретила бы со стороны Советской России. Но пока Советская Россия не в состоянии послать в Атлантический океан флот, превосходящий силами американский, не совсем ясно, что нам даст её сочувствие, хотя бы и самое восторженное. Чтобы обеспечить себе экономическую независимость без первенства на море, мы должны были бы сократить численность нашего населения до двадцати миллионов. Пока бы мы умирали с голоду, приближаясь к этой норме, сочувствие Троцкого было бы для нас, разумеется, великим утешением, но, в конце концов, большинство из нас предпочтет остаться в живых без него, чем умирать с ним.
Все дело в том, что Троцкий ненавидит Англию и английский империализм — правда, не без основания, — и поэтому ему не следует доверять, когда он подает советы. Благодаря нашей зависимости от иностранного продовольствия мы так безнадежно вовлечены в сети мировой политики, что не можем ступить ни шагу без согласия Америки.
Троцкий говорит сам:
«В решающей борьбе против пролетариата английская буржуазия будет пользоваться наиболее могущественной поддержкой буржуазии Соединенных Штатов, тогда как английский пролетариат будет опираться в первую голову на рабочий класс Европы и на угнетенные народные массы британских колоний».
Едва ли он предполагает, что снабжение нашей страны продовольствием сможет продолжаться при таких условиях. Я прихожу в ужас при мысли, что подобно всем нам он становится патриотом, когда дело доходит до конца; коммунистическая революция в Англии была бы выгодна для России, и поэтому он рекомендует её нам, не взвесив беспристрастно, будет ли она выгодна и для нас. Против неё говорят соображения отнюдь не сентиментального, а стратегического и экономического порядка. Пацифизм столь ненавистный Троцкому в британском рабочем движении, навязан последнему нашей зависимостью от Америки, явившейся в результате нашего участия в великой войне. Если Троцкий действительно желает распространения коммунизма, а не просто падения Англии, то он должен теперь же направить свое внимание на Американскую Федерацию Труда.
Бертран Рассел
«New Leader», орган Независимой Рабочей партии.
26 февраля 1926 г.