Лев Троцкий
«Куда идёт Англия?»

От Редакции 2015 года;
О 2-м томе;
Предисловия автора.

I. Упадок Англии.

II. Мистер Болдуин и… постепенность.

III. Кое-какие «особенности» английских рабочих лидеров.

IV. Фабианская «теория» социализма.

V. Вопрос о революционном насилии.

VI. Две традиции: революция XVII века и чартизм.

VII. Трэд-юнионы и большевизм.

VIII. Перспективы.


Выпуск (том) 2-й, 1926 г.

Вопросы английского рабочего движения. (Вместо предисловия)

Ответ критикам:

О темпе и сроках.

Брельсфорд и марксизм.

Еще раз о пацифизме и революции. (Ответ Бертрану Расселу.)

Приложения:

Х. Н. Брельсфорд — Предисловие к английскому изданию книги «Куда идет Англия?»

Бертран Рассел — Троцкий за наши погрешности.

Рамси Макдональд; Джордж Ленсбери; Роберт Уильямс.

Международная пресса о книге «Куда идет Англия?»

Английская буржуазная пресса
Пресса английской «Независимой рабочей партии»
Американская и немецкая буржуазная пресса

Американская и английская коммунистическая пресса


Рамсей Макдональд

Троцкий о Великобритании

Троцкий — памфлетист, а не историк; поклонник теоретизирования вместо следования фактам. В этой небольшой, живой книжечке, такой игриво потешной, что даже самые ядовитые иголки не причинят вреда своим мишеням, никто не найдет сведений ни об Агадире, ни о Черной Пятнице, британской компартии или министерстве труда. Восточный базар причудливых вымыслов о фактах и событиях, вместе с шаловливым восторгом, дерзостной бранью, помноженными на удалую и хитрую диалектику, делают эту книжку всегда интересной, а иногда даже серьезной.

Тезис автора заключается в том, что Англия отныне не является экономической госпожой мира, что она разваливается из-за политических и хозяйственных болезней, что каждый, кто ценит в обществе христианскую веру или процесс эволюции, направленный разумом и правосудием, все они являются врагами человечества — а в особенности, британский рабочий класс. Он не видит никакой надежды, кроме революции, а когда он вынужден время от времени признать, что Русская революция не привела к ожидаемым от неё успехам, он объясняет, что причиной провала является отсталость страны. На самом деле только отсталость России сделала возможной большевистскую революцию. Такая индустриализованная страна, как наша, зависящая в каждом моменте своего существования от международных торговых и иных связей, погибла бы через год советского управления и Чеки. Из всех европейских стран одна только Россия, в силу её отсталости и капитуляции её правительства перед крестьянами, могла выдержать несколько лет большевистской власти.

Значительная часть книги посвящена вопросу о насилии как орудии социального переустройства, и тут Троцкий постоянно возвращается к двум напевам. Один из них он напоминает джазовое шаловство. «Мы не верим в насилие» — заявила Независимая Рабочая партия, и Троцкий с разнообразными вариациями и развязными комментариями напоминает ей о полицейщине во время прошлых революций (относительно которых он допускает, что они почти ничего не дали, кроме порабощения народа победителями). Тем не менее НРП совершенно права, отвергая теорию насилия. Возможно (как это догматически утверждает Троцкий), что когда мы будем иметь в парламенте рабочее большинство, которое проведет рабочую программу, то затронутые в своих интересах классы начнут борьбу. Это интересная тема для предвидений, и не далеким от истины, может быть, окажется тот, кто полагает, что английские тори совершенно не склонны уважать закон и порядок, если этот закон и порядок установлен не ими, и что они не захотят подчиняться конституционным мерам, если эти меры не в их руках. Может быть окажется, что большевик и английский тори — члены одной и той же политической семьи. Однако, этот вопрос обсуждался в нашей партийной печати, нашел свое место в соображениях Лейбористской партии, и тут Троцкому нечего предостерегать и учить нас. Но это между прочим. Ни перед кем не извиняясь и не стыдясь, Рабочая партия прямо и открыто отвергает революцию, как путь к спасению, верит в силу политического действия, и в случае прихода к власти будет защищать это действие как против заговоров коммунистов, так и против восстаний тори.

Другую мелодию автор играет более серьезно: эволюционный процесс ведет к моментам внезапных больших изменений, а годы «постепенности» ценны лишь тем, что они накопляют энергию для исполнения этих скачков. И в этом Троцкий лишь повторяет то, что британские социалисты говорили и писали в течение декад. Восхождение рабочей партии на степень второй партии в государстве является примером; когда она окажется в состоянии государственно оформить свою конструктивную программу, это и будет революция. Русские апологеты странным образом не видят этот факт, и одним из наиболее слепых является сам Троцкий — тогда, когда он не вызывает подозрения своих коллег за указания их ошибок. Они думают, что резолюции, манифесты, речи, слова, аресты, запреты свободы писать и говорить, завоевание Красной Армией других народов, как в случае с Грузией, составляют революцию. Они в этом ошибаются. Возможно, что они еще придут к своей революции, и я им в этом желаю успеха. Они так резко повернули руль своей политики, что они вызывают у нас надежду на успех, хотя каждая брошюра Троцкого показывает нам, как далеко им еще надо идти. Мы, со своей стороны, сделали все возможное, чтобы указать им верную дорогу, и если они в Москве все еще продолжают свои бессмысленные планы, то нам нечего беспокоиться. Мы заинтересованы в возрождении России и её возвращении к сотрудничеству с европейскими державами при любом правительстве, которое она может вытерпеть. Изложение Троцкого о революции в этом эволюционном процессе подкапывает его положение как политического деятеля, но в то же самое время оно усиливает его напор памфлетиста.

«Куда идет Англия?» и в самом деле может быть прочитана как оценка разочарования большевистских вождей по поводу «глупости» британского пролетариата. В течение нескольких лет они шлют своим местным куклам деньги и инструкции. Эти куклы, возможно, не очень хороши, но они активны. Наше предпочтение в пользу свободы предоставляет им массу возможностей. Мы не обращались в прошлом к полицейским и судебным мерам — до тех пор, пока нынешнее правительство, чтобы продвинуть свои политические интересы, а вовсе не для защиты страны, не поставило дюжину коммунистов перед судом. Мы очень хорошо знаем наш народ. Даже тогда, когда каждая газета предсказывала упадок Умеренных (так называют некоторых из нас), когда мировую прессу пригласили в сентябре в Ливерпуль, чтобы засвидетельствовать победу Левых (так называют наших оппонентов), и когда в Москве ожидали с нетерпением новости о том, что их финансовая помощь Левым наконец принесет плоды, Лейбористская партийная конференция нанесла им поражение более унизительное, чем они получали от рабочего класса всех других стран мира.

Великобритания стоит перед гигантскими затруднениями — имперскими, экономическими, социальными. Старые времена действительно прошли. Соперники окружают нас на суше и на море, с востока и с запада; отношения между капиталом и трудом складываются так, что пропадает взаимное доверие и добрая воля; капиталистический строй почти совсем разрушил гордость и моральные обязательства в промышленности. В результате мы имеем упорное и непримиримое стремление к революции, и если бы вообще можно было рассчитывать на нее, она обрушилась бы на нас в самом близком будущем. И тогда ни один гуманный человек не посмел бы отвергнуть ее. Но рассчитывать на революцию не приходится. Английское рабочее движение стремится усилить другую тенденцию — стремление к конструктивному преобразованию общества тем единственным путем, который может гарантировать успех, т.-е. путем политического действия, направленного к достижению экономического переустройства, к установлению контроля над хозяйственной жизнью страны, к защите и укреплению общественного благосостояния в условиях всеобщего сотрудничества.

Рамсей Макдональд

«The Nation» 10 марта 1936 г.

 


Джордж Ленсбери

Троцкий

 

В мои молодые и незрелые годы я любил посещать театр и смотреть музкомедии. О них я вспоминаю сейчас, при чтении книг вроде этой, написанной товарищем Троцким. В постановке «Красавица из Нью-Йорка» есть куплет со словами: «Ты не можешь быть таким как я, но изо всех сил постарайся быть похожим на меня». Настроение чванливости и догматичного самодовольства, с которым наши заграничные товарищи пишут о нас, представляется им самим похвальным, но нас оно убеждает в том, что ни один из них не нуждается в мольбе шотландца к Богу, чтобы тот наградил его хорошим самомнением.

Мы можем признать, я полагаю, что эта книжка написана блестяще и теоретически верна, потому что, если вы соглашаетесь с предпосылками Троцкого, то вы должны согласиться с его ясными и логическими выводами из них; но где же здесь место для нас, бедных грешников? По-видимому, нам всем суждено либо идти к уничтожению, либо к социализму. Троцкий с упорством доказывает, как он нас не любит. Но что он о нас в действительности знает, за исключением того, что прочитал, или того, что ему рассказали?

Когда я был за решеткой тюрьмы Брикстона, один мой приятель, довольно упитанный хлопец, кузнец, весивший около 108 кг, вдруг захандрил. Позвали врача, маленького, щупленького доктора, и тот говорит другу: «Мне не нравится, как вы выглядите». Мой товарищ в ответ довольно грубо заявил: «И мне не нравится, как ты выглядишь». Когда его спросили, что он имеет в виду, он ответил попросту: «Ну, вы мне сказали, что вам не нравится, как я выгляжу. Так почему вы мне должны нравиться?» У меня возникает такое же чувство, когда я читаю непрерывную критику по адресу не одного-двух товарищей, но нас всех в британском рабочем движении, всех, кто отказывается принять теории таких людей, как Троцкий. И мне кажется, что если бы все мы, кого он критикует, сели бы перед зеркалом Правды, то мы бы ответили ему так же: «Ну, что-ж, нам вы тоже не нравитесь».

Несмотря на всю критику наших недостатков, несмотря на все наши слабости, Великобритания является той страной в мире, где вероятнее всего добиться рабочего контроля над любой сферой жизни.

Допустим, верно, что для сохранения нашего образа жизни мы зависим от сохранения империи; но уже есть признаки того, что рабочее движение поняло это, поняло, что нам надо повернуть вспять от направаления последнего полутора века, реорганизовать сельское хозяйство нашей страны и, вместо того, чтобы жить паразитируя за счет других народов, самим выращивать внутри страны наши продукты питания.

Но это все, лишь мелочи. Главное утверждение Троцкого заключается в том, что без коммунистической революции в с Англии не будет осуществлен социализм. Многие из нас считают, что и в нашей стране, как в России, социализм не сможет быть введён полностью, пока к нему не перейдут другие страны. Точно так же думают и большевики. Поэтому мы, английские социалисты, применяя все средства и методы, какие имеются в нашем распоряжении, будем продолжать строить и укреплять социалистическое движение, делать все возможное для приближения к социализму, пока не наступит мировая революция.

Наш рабочий класс постепенно усваивает великое искусство управления, — искусство, которому русские рабочие только начинают учиться. Уже почти сто лет мы получаем соответствующее воспитание в наших кооперативных обществах, трэд-юнионах, муниципальных и других административных организациях. Медленно, но верно мы приближаемся к тому времени, когда будем в состоянии неё только законодательствовать, но и управлять.

О двух вопросах в этой книге, за которые меня больше всего критикуют, — мой пацифизм и религия — нужно сразу же сказать: я никак не оспариваю того, что говорит Троцкий и другие о причинах войн, о том, что войны так начинались и могут разразиться в будущем; но и он, и другие критики должны помнить, что миллионы европейцев, которые разделяли веру в марксизм, пошли воевать просто, как националисты. В этой стране, люди, которые основали марксистскую Социал-демократическую Федерацию, стали во время войны вождями, и наиболее воинственными вождями на стороне войны до победы. Как и почему это произошло, этого я не знаю, но так было и так это почти всегда происходит.

Наш правящий класс всегда хорошо владел искусством разделять и властвовать, главным образом, потому, что он очень хорошо заботился о пропитании, обмундировке и содержании войск, лучше, чем правительство всякой другой страны, а также потому, что никогда не давал широким массам дойти до полного голодания. Наши предприниматели были достаточно богаты, чтобы обеспечить массам минимум материальных средств. И мы, посвятившие свои силы заботе о безработных и бедных вообще, использовали эти сравнительно благоприятные условия для того, чтобы сделать из них социалистов — что нам в значительной мере и удалось. Во всяком случае, когда английские рабочие объединятся и достигнут классового самосознания настолько, что встанут на революционный путь, тогда никто не будет в состоянии им сопротивляться.

И последнее слово по поводу насилия: насилие всегда использовали в прошлом, а мы остались такими же, как и были.

Что касается религии: ошибка Троцкого состоит в том, что он только знает старую Греческую церковь царей, которая всегда служила орудием насилия, и заставляла своих верующих выступать против социализма. Как пишеть Брельсфорд, если бы он мог посетить Англию, он мог бы узнать, что некоторые из наших самых лучших и честных товарищей в рядах тех, кто называют себя христианами; но их христианство сильно отличается от того, которое преобладает в России. Нет ничего необычного в том, что существуют разные виды и степени религиозной мысли, также как есть разные степени социалистической мысли в движении, которое зовется социалистическим. Но, в конце концов, я хотел бы задать простой вопрос: по какой причине Троцкий предлагает себя на роль Папы Римского, и дает людям указания, как думать и как верить в Бога? Это, чисто личная сфера, и никто, ни он, ни другие не имеют права в неё вмешиваться. Британское движение вовсе не повредили, а, наоборот, продвинули вперед мужчины и женщины, которые пришли из церквей и религиозных кружков, и объявили о своей вере в единство жизни.

Поскольку я понимаю нашего товарища, он основывает свое мировоззрение на материализме. Хорошо, может быть он прав, но мой опыт показывает, что те из наших сторонников, мужчины и женщины, которые вступают в наше движение по чисто материальным причинам, потому, что оно обещает сделать их лично богаче и счастливей, они быстро переходят в противоположный лагерь. Я убежден, что из-за этого сегодняшний мятежник завтра станет ортодоксом. Я стал тем, кто я есть потому, что я убежден, что люди нуждаются в чем-то большим в жизни, чем их личная выгода.

Но поможет ли нашему движению то, что товарищ Троцкий таким образом осуждает таких, как я? Что он об этом вообще знает? Я сужу о нем не по его мнениям, а по его делам, и я восхищаюсь им не за то, что он говорит, а за то, кто он есть. Почему не оценивать меня и других за то, кто мы есть и что мы делаем?

Сама книга (и предисловие, к ней) во всяком случае заслуживает внимания хотя бы только потому — здесь я повторяю слова Брельсфорда, — что она предъявляет к нам требование сделать наше движение более действенным. Я убежден в одном: английскому народу дана наилучшая из когда-либо имевшихся возможностей вести за собой мир, и я верю, что мы эту задачу выполним. Мы можем сделать еще не одну ошибку в течение ближайших нескольких лет, но я глубоко верю, что наш рабочий, класс объединится и благодаря своему единению, а главное — благодаря до конца ясному пониманию своих целей, построит вместе с рабочими других стран международную республику труда.

Джордж Ленсбери

«Lansbury's Labour Weekly» 27 февраля 1926 г.

 


Роберт Уильямс

Евангелие от Троцкого

Эта книга скорее ругательная, чем эпохальная. Ее живость нельзя оспорить, и автор в совершенстве владеет словарем бранливых прилагательных. Она дает ускоренный обзор политической истории Англии — такой, какой её видит Троцкий; но он видит лишь малую часть по сравнению с тем, что он обходит стороной, не способен или не хочет видеть, и не понимает. Психология англичанина, ускользает от Троцкого, как она ускользнула от многих других не-англичан, изучавших Англию. Два раза он приходит в ужас от того, что после смерти Керзона лидер оппозиции принес со своей стороны дань уважения памяти покойного деятеля.

То, что он желает видеть тоже составляет огромную часть книги. Кто, за исключением Троцкого, или другого с подобным желанием, мог бы написать следующее:

«В результате общих выборов 1906 г. рабочая партия впервые создала в парламенте крупную фракцию из 42 членов. В этом проявилось несомненное влияние революции 1905 г.»

Книга отвергает, конечно, наиболее распространенные у нас взгляды на развитие социалистического и рабочего движения. Но аргументы Троцкого бессильны потому, что, как я уже отметил, он, подобно большинству «иностранцев» (я беру это слово в самом дружелюбном смысле), неспособен понять характер англичан не только в его политических и промышленных, но и в его общих расовых проявлениях.

Он начинает с главы под названием «Упадок Англии», и кончает рядом «перспектив», одна из которых вещает: «коммунистическая партия займет в рабочей партии то место, которое ныне занимают независимцы».

Нам простят, поэтому, нескромный вопрос: а почему Троцкий написал ныне опубликованную книгу? Те из нас, кто более или менее знаком с положением вещей в России, те знают, что уже более года Троцкого в опале: диктаторы Российской компартии искажают его слова, обвиняют его в разных грехах не меньше, чем он сейчас осуждает, искажает и обвиняет лидеров британского лейбористского и социалистического движения. После смерти Ленина, — как разъяснил нам Макс Истмен в книге «После смерти Ленина» — Троцкий совершил сверхчеловеческие усилия демократизировать компартию; но он был побежден аппаратом, его вынудили подать в отставку, и он вернулся к вершинам российской политики на условиях, поставленных триумвиратом, который вынудил его, под предлогом болезни, уйти со сцены, как тогда казалось, на постоянную пенсию.

Партийная машина, в руках Сталина, Зиновьева и Каменева была достаточно сильна, чтобы не только заглушить резкую критику Троцкого, но и подавить последнюю волю и завещание самого Ленина. В этом ярко сказывается разница между русскими и британскими методами. Незадолго до смерти Ленин написал потрясающую статью, в которой призывал к демократизации Российской Коммунистической партии. Он послал статью Бухарину, редактору «Правды», органа партии, чтобы тот опубликовал ее. Ленин уже был сильно болен, но ум его жил, и его жена убеждала и молила Троцкого, чтобы было напечатано это, одно из последних обращений Ленина к партии. Но люди, ведущие партийную машину, были так напуганы этой критикой со стороны человека, сделавшего для революции больше, чем все они вместе взятые, что они намеренно подавили статью.

Книжка Троцкого свободно распространяется в Англии, и к тому же в неё включено замечательное Предисловие, написанное Х. Н. Брельсфордом, одним из ведущих журналистов Независимой Рабочей партии, в которую автор книги направляет большое число своих злобных стрел. Нападкам подвергаются не только гг. Макдональд, Клайнс, Гендерсон, Томас и ряд других лидеров правого крыла, но отдельная глава посвящена Джоржу Ленсбери из-за его возражения против насилия в борьбе за общественные и экономические реформы. Уитли, Керквуд и другие «левые» лейбористы обрисованы в карикатурных и презрительных тонах; они осуждены не меньше, чем члены Лейбористского правительства в 1924 году. Автор этих строк тоже подвергается осуждению Троцкого. Троцкий пишет:

«Могущественные аппараты консервативных и либеральных газет и издательств могли бы быть использованы для просвещения рабочего класса. «Дайте мне диктатуру над Флит Стрит (газетная улица Лондона) только на месяц и я уничтожу гипноз!» — воскликнул Роберт Вильямс* в 1920 г. Сам Вильямс переметнулся, но Флит Стрит по-прежнему ждет пролетарской руки…»

Если Троцкому хочется сказать «Вильямс переметнулся», пусть. Но два года тому назад вся РКП(б) по указке бюрократической машины сказала то же самое о Троцком, которого этот аппарат разбил, и который вернулся к работе и получил определенное уважение, но лишь на условиях этого аппарата. Обвинению в «тушинском перелете» подвергнут не только Уильямс, но и ряд других британских лидеров: Филипс Прайс, Уолтон Ньюболд, Эллен Уилкинсон и другие. Пауль Леви в Германии, Жан Лонге во Франции, Балабанова, ранее работавшая в РКП, а сейчас живущая в Вене, и даже итальянский Кир Харди — Серрати, все они прямо или побочно подвергнуты анафеме этим Великим Панджанрумом Третьего Интернационала с его бесчисленными параграфами Евангелия от Москвы.

Самое поразительное в международной политике Москвы, это то, что они готовы принять заявления кучки никому не известных коммунистов о развитии рабочего движения, но когда происходит что-то важное и им до зарезу нужное, то они каждый раз обращаются к помощи тех, кого они только что громко осуждали.

Макдональда ругают за то, что он, в бытность свою министром внешних дел оделся в придворный костюм, но все в порядке, когда наш старый друг Чичерин принят Папой Римским и посещает двор короля Виктора-Иммануила. Они издеваются и осуждают тех, кто действует согласно традициям британского рабочего движения, но не замечают Каменева, Красина и Раковского, когда те одевают самые изысканные вечерние костюмы для участия в приемах в Клэридж и Чешам Хауз. Практически каждый деловой российский представитель признает в частных беседах, что надо быть более реалистичным в оценке международных отношений; можно бы назвать дюжину имен, но мы не хотим поставить их в неловкость.

Люди, подобные Троцкому, не могут нас понять, — иногда мы сами не можем понять себя. Один известный европейский социалист сказал мне недавно:

«Вас совершенно нельзя понять! Вы делегируете Томаса председателем международной федерации трэд-юнионов, а потом сменяете его Перселем; а между тем их политические линии кажутся нам столь же несовместимыми, как масло и вода. В Интернационале горнорабочих у вас сегодня Ходжес, а завтра Кук. В сентябре 1925 года съезд ваших трэд-юнионов в Скарборо заявляет о своей полнейшей непримиримости, высказывается за конфискацию, прямое действие и всеобщую забастовку; но не проходит месяца, и на ливерпульском съезде вашей рабочей партии подавляющим большинством голосов принимается постановление об исключении коммунистов, которые подготовили воинствующие резолюции Скарборо».

Не будучи в состоянии понять нас, Троцкий игнорирует большую часть обстоятельств, вытекающих из английских условий и английского характера, и спасается в область широких обобщений, основанных на том, что он хотел бы видеть. Можете ли вы упомянуть хоть кого-то, знакомого с английскими условиями, кто выразился бы такими словами: «если бы в Англии к власти пришло, хотя бы и архи-демократическим путем, действительное рабочее правительство, гражданская война оказалась бы неизбежной». Или, «без применения революционного насилия вряд ли можно добиться в Англии хотя бы только честного распределения избирательных округов».

Из этого состоят доказательства Троцкого. Умышленно неверное истолкование или неведение исторических фактов, упорное непонимание британского темперамента, широкие обобщения, поддержанные бранью, издевки и хитрые увертки от любых фактов, опровергающих его теории: все это делает книжку так же занятной, как освежающий напиток. Она напоминает глубокий массаж после парилки: сначала больно, но потом закаляет и укрепляет. Я бы посоветовал эту книжку тем, кто желает посмотреть на себя глазами других. Троцкий является великим организатором; в прошлом он был одним из наиболее известных пацифистов в международном социализме, а после этого, в 1917—1920 гг. он из ничего, импровизируя, создал одну из лучших армий мира — Красную армию.

Мы говорим нашим русским друзьям: высказывайте нам все, что вы о нас думаете, будьте как можно более откровенны, содействуйте всем, чем можете, международному движению, — но не ждите, что мы слепо подчинимся вашей опеке. Демократические и пролетарские силы Англии вносили свою долю в развитие мировой культуры, когда Россия еще находилась в состоянии глубочайшей отсталости и безграмотности. Каждая страна, должна идти по пути, проложенному её собственным историческим развитием, и, на некоторое время по крайней мере, английские трэд-юнионисты и социалисты останутся при своих методах политической и социальной демократии.

Неизвестно, кто перевел с русского языка эту книгу, но это, мускулистый перевод.

Роберт Уильямс

«Labour Magazine» март 1926 г.