VII. Трэд-юнионы и большевизм.
Что нельзя оценивать и ограничивать основные задачи рабочего движения под формальным, в конце концов чисто юридическим углом зрения демократии, это особенно ясно видно как раз на новейшей истории самой Англии и с особой наглядностью — на вопросе о политических взносах профессиональных союзов. Вопрос этот, на первый взгляд чисто практический, имеет на самом деле огромное принципиальное значение, не понятое, как мы опасаемся, господами лидерами рабочей партии. Трэд-юнионы имеют своей целью борьбу за улучшение условий труда и существования наемных рабочих. Для этого члены союзов делают известные денежные взносы. Что касается политической деятельности, то формально трэд-юнионы считались нейтральными, фактически же шли чаще всего в хвосте либеральной партии. Незачем и говорить, что либералы, продающие, как и консерваторы, всякие почести богатым буржуа за крупный взнос в их партийную кассу, нуждались не в денежной помощи трэд-юнионов, а только в их голосах. Положение изменилось с того момента, когда рабочие, через посредство трэд-юнионов, создали рабочую партию. Раз призвав её к жизни, трэд-юнионы оказались вынуждены финансировать её. Для этого понадобились дополнительные взносы со стороны профессионально-организованных рабочих. Буржуазные партии единодушно выступили против этого «вопиющего нарушения индивидуальной свободы». — Рабочий есть не только рабочий, но и гражданин и человек, — глубокомысленно поучает Макдональд. — Вот именно, — вторят ему Болдуин, Асквит* и Ллойд-Джордж. В качестве гражданина, рабочий, примыкает ли он к трэд-юнионам или нет, имеет право голосовать за любую партию. Взимать с него принудительный взнос в пользу рабочей партии есть насилие не только над его кошельком, но и над его совестью. Это, наконец, прямое нарушение демократической конституции, исключающей какое бы то ни было принуждение в деле поддержки той или другой партии! В сущности, эти доводы должны сильно импонировать лидерам рабочей партии, которые охотно отказались бы от принудительных, анти-либеральных, почти большевистских методов профессиональных организаций, если бы не эта проклятая нужда в шиллингах и фунтах, без чего нельзя даже в демократической Аркадии получить депутатское место. Такова уж печальная судьба демократических принципов, что шиллинги и фунты набивают им синяки на лбу и фонари под глазами. В этом и состоит собственно несовершенство лучшего из миров.
* Асквит, Герберт Генри, лорд, граф Оксфордский — вождь английских независимых либералов и руководитель «Вестминстер Газетт». Противник англо-советского сближения. С 1892 по 1895 г. был министром внутренних дел в последнем либеральном кабинете Гладстона. С 1905 по 1908 г. канцлер казначейства. С 1908 по 1916 г. премьер-министр. На этом посту проявил себя ярым сторонником империалистической войны. В 1914 году был некоторое время военным министром. В 1915 г. Асквит образовал коалиционное министерство из либералов и консерваторов. В 1916 году уступил место премьера Ллойд-Джорджу. Остатки либерального доктринерства мешали Асквиту проявить во внутренней и внешней политике надлежащий размах, вероломство, цинизм и пр. Под давлением консерваторов более активное империалистское крыло либералов помогло Ллойд-Джорджу заменить Асквита. На последних выборах в палату общин в 1924 году Асквит потерпел поражение. В настоящее время Асквит член палаты лордов. — Ред.
История вопроса о политических взносах трэд-юнионов уже довольно богата поворотами и драматическими эпизодами. Рассказывать её здесь мы не будем. Совсем только на днях Болдуин отказался (пока что!) от новой попытки своих консервативных друзей запретить взимание политических взносов. Ныне действующий парламентский закон 1913 г., разрешив союзам взимать политические взносы, дал право каждому члену трэд-юниона отказываться от уплаты этого взноса и в то же время запретил трэд-юниону преследовать таких членов, исключать их из союза и пр. Если верить подсчетам «Таймса» (6 марта 1925 г.), около 10 процентов общего числа профессионально-организованных рабочих воспользовались своим правом отказа от уплаты политических взносов. Таким образом, принцип индивидуальной свободы спасен, по крайней мере, частично. Полное торжество «свободы» было бы достигнуто лишь в том случае, если бы взносы могли взиматься только с тех членов, которые сами заявили бы на то свое добровольное согласие. Ныне же, в случае соответственного постановления союза, все члены его обязаны делать взносы. Освобождаются только те, которые своевременно и в надлежащей форме об этом заявят. Другими словами, либеральный принцип из торжествующего правила превращен в терпимое исключение. Но и это частичное проведение принципа личной свободы достигнуто — увы, увы! — не волею рабочих, а насилием буржуазного законодательства над организацией пролетариата.
Это обстоятельство порождает вопрос: каким это образом оказывается, что рабочие, составляющие главную массу английского населения, следовательно, и английской демократии, всем ходом своей борьбы толкаются на путь нарушения принципов «личной свободы»; тогда как законодательствующая буржуазия и особенно палата лордов выступают в качестве оплота свободы, то категорически запрещая «насилие» над личностью трэд-юниониста (постановление палаты лордов в 1909 году по делу Осборна)*, то серьезно ограничивая это «насилие» (парламентский акт 1913 года)? Вся суть, разумеется, в том, что рабочие организации, устанавливая свое анти-либеральное, «деспотическое», большевистское право принудительного взимания политических взносов, тем самым борются за фактическую, реальную, а не метафизическую возможность парламентского представительства рабочих; тогда как консерваторы и либералы, отстаивая принципы «личной свободы», на самом деле стремятся материально разоружить рабочих и тем закабалить их буржуазным партиям. Достаточно только взглянуть на распределение ролей: трэд-юнионы — за безусловное право принудительного взимания политических взносов; палата ископаемых лордов — за безусловное запрещение таких поборов, во имя священной личной свободы; наконец, палата общин вынуждает у трэд-юнионов уступку, которая на деле сводится к скидке в десять процентов в пользу принципов либерализма. Даже слепой может нащупать здесь чисто-классовый характер принципа личной свободы, который означает в данных конкретных условиях не что иное, как покушение имущих классов на политическую экспроприацию пролетариата путем сведения на-нет его партии.
* Дело Осборна. — Либеральный рабочий железнодорожник Вильямс Осборн в 1908 г. подал иск в суд об отмене взимания трэд-юнионами так называемых «политических взносов». Дело в том, что кроме членских взносов на экономические нужды, трэд-юнионы взимают еще со своих членов и взносы политические, идущие на поддержку политической борьбы рабочей партии. 22 июля 1908 г. судья вынес решение, которое отказывало в иске Осборну и категорически высказалось за законность взимания трэд-юнионами членских взносов на политическую борьбу. Тогда Осборн, которого поддерживали крупные капиталисты, обратился к апелляционному суду. Последний отменил решение первого суда и целиком удовлетворил иск Осборна, мотивировав свое решение тем, что трэд-юнионы являются организациями чисто экономического характера и никакого отношения к политике иметь не должны. Партия обжаловала это решение перед судебной коллегией палаты лордов, которая, несмотря на это, полностью утвердила приговор апелляционного суда. Палата лордов категорически воспретила трэд юнионам взимание взносов на какие бы то ни было политические цели. Однако, в 1913 г. это решение палаты лордов было отменено особым актом парламента. Этим актом трэд-юнионам разрешалось взимание политических взносов, но отдельным членам предоставлялось право отказаться от этих взносов, причем трэд-юнионы не имели права подвергать их каким-либо репрессиям (как, например, исключению из своего состава и т.д.). Закон этот действует до сего времени. Дело Осборна сыграло большую роль в истории английского рабочего движения. Под его влиянием рабочие стали обнаруживать более живой интерес именно к политической стороне деятельности трэд-юнионов. — Ред.
Консерваторы защищают от трэд-юнионов «право» рабочего голосовать за любую партию, — те самые тори, которые в течение столетий отказывали рабочим в каком бы то ни было избирательном праве! И сейчас еще, несмотря на то, что мы многое видали и пережили, нельзя без волнения читать историю борьбы за билль о реформе в начале тридцатых годов в Англии. С каким поразительным упорством, с какой цепкостью, с какой наглостью рабовладельческого класса лэнд-лорды, банкиры, епископы, словом, привилегированное меньшинство, отбивали атаки буржуазии и шедших в её хвосте рабочих на парламентские твердыни! Реформа 1832 года была проведена тогда, когда её уже нельзя было не провести. И расширение избирательного права было проведено со строгим расчетом: отделить буржуазию от рабочих. От консерваторов нисколько по существу не отличались либералы, которые, добившись избирательной реформы 32-го года, оставили рабочих за бортом. Когда чартисты требовали от ториев и вигов предоставления рабочим права голоса, сопротивление парламентских монополистов имело бешеный характер. А когда рабочие добились, наконец, права голоса, консерваторы выступают на защиту их «индивидуальной свободы» — против тирании тред-юнионов. И это подлое, отвратительное лицемерие не встречает надлежащей оценки в парламенте! Наоборот, рабочие депутаты благодарят премьера, который великодушно отказывается сегодня затянуть финансовую петлю на шее рабочей партии, но полностью и целиком сохраняет за собою право сделать это в более подходящий момент. Болтунов, которые забавляются терминами «демократия», «равенство», «индивидуальная свобода», надо бы посадить на школьную скамью и заставить их изучить историю Англии вообще и историю борьбы за расширение избирательного права в частности.
Либерал Кобден* заявил некогда, что он охотнее жил бы под властью алжирского бея, чем под властью трэд-юниона. В этом Кобден выразил свое либеральное возмущение против «большевистской» тирании, заложенной в самую природу трэд-юнионов. По-своему, Кобден был прав. Капиталисту, попавшему под власть профессионального союза, приходится очень тяжко: об этом русская буржуазия может порассказать кое-что. Но вся суть в том, что рабочий имеет над собою постоянно алжирского бея, в лице предпринимателя, и ослабить тиранический режим этого последнего он может не иначе, как через посредство трэд-юниона. Конечно, рабочему приходится нести при этом известную жертву, не только денежную, но и личную. Однако, через посредство трэд-юниона его «индивидуальная свобода» в последнем счете выигрывает несравненно больше, чем теряет. Это есть классовая точка зрения. Через неё нельзя перескочить. Из неё вырастает право на взимание политических взносов. Буржуазия в массе своей ныне считает необходимым мириться с существованием трэд-юнионов. Но она хочет ограничить их деятельность той чертой, где борьба с отдельными группами капиталистов переходит в борьбу с капиталистическим государством.
* Кобден (1804—1865) — бумагопрядильный торговец и фабрикант, выдвинувшийся в ряды наиболее видных деятелей английской радикальной буржуазии середины XIX века. Неустанный агитатор в пользу свободной торговли и отмены хлебных пошлин (он был основателем «Лиги отмены хлебных законов»), сторонник «всеобщего мира». Избранный в парламент, выступал с речами против воинственной политики английского правительства. Участвовал в пацифистском мировом конгрессе в 1849 г. Кобден являлся главою фритредерского движения либеральной буржуазии (см. прим. в следующей главе.). — Ред.
Консервативный депутат Макистен указывал в парламенте на то, что отказ трэд-юнионов от политических взносов наблюдается, главным образом, в мелких и рассеянных отраслях индустрии; что же касается концентрированных отраслей промышленности, то там, жалуется он, наблюдается «моральное давление и массовое внушение». Наблюдение в высшей степени интересное! И как характерно для английского парламента, что оно сделано крайним тори, автором запретительного законопроекта, а не социалистом. Оно означает, что отказы от политических взносов наблюдаются в наиболее отсталых отраслях промышленности, где сильны мелко-буржуазные традиции, а следовательно, и мелко-буржуазное представление об индивидуальной свободе, связанное обычно с голосованием за либеральную, а то и за консервативную партию. В новых, более современных производствах господствуют классовая солидарность и пролетарская дисциплина, которая капиталистам и их слугам из рабочих отщепенцев кажется террором.
Некий консервативный депутат, потрясая громами, рассказывал, как в одном трэд-юнионе секретарь угрожал публично выставить списки членов, отказавшихся от уплаты взносов на партию. Рабочие депутаты стали с негодованием требовать имени этого нечестивого секретаря. Между тем, следовало бы каждому трэд-юниону рекомендовать такой образ действий. Разумеется, этого не сделают те бюрократы, которые под улюлюкание обеих буржуазных партий стараются вышибить из рабочих организаций коммунистов. Как только дело коснется этих последних, об индивидуальной свободе речи нет: тут выступают на сцену доводы о государственной безопасности. Нельзя де допускать в рабочую партию коммунистов, отрицающих святость демократии. Между тем, во время прений о политических взносах уже знакомый нам автор запретительного законопроекта, Макистен, обронил насчет этой самой демократии фразу, которую оппозиция встретила легкомысленным смехом, но которую следовало бы, по существу, не только выгравировать на стенах парламента, но и повторять и разъяснять на каждом рабочем собрании. Иллюстрируя цифрами значение политических взносов трэд-юнионов, Макистен указал, что до либерального билля 1913 года трэд-юнионы расходовали в год лишь около ста тысяч рублей на политические цели, а ныне, благодаря легализации политических поборов, у них в руках фонд в 21⁄2 миллиона рублей. Естественно, — говорит Макистен, — если рабочая партия стала сильной. «Когда имеешь 21⁄2 миллиона дохода в год, можно создать партию для какой угодно цели». Неистовый тори сказал немножко больше, чем хотел сказать. Он откровенно признал, что партии делаются, что делаются они при помощи денег, что фонды играют решающую роль в механике «демократии». Нужно ли говорить, что буржуазные фонды неизмеримо обильнее пролетарских? Одно это совершенно разбивает лживую мистику демократии. Всякий пробужденный английский рабочий должен сказать Макдональду: ложь, будто для нашего движения высшим критерием являются принципы демократии. Самые эти принципы состоят под контролем денежных фондов, ими искажаются и фальсифицируются.
И, тем не менее, нужно признать: если оставаться на формально-демократической точке зрения, если оперировать с понятием идеального гражданина, а не пролетария, капиталиста, лэнд-лорда, то наиболее последовательными окажутся самые реакционные гориллы верхней палаты. Каждый гражданин имеет, чёрт возьми, право свободно поддерживать кошельком» и голосом ту партию, какую укажет ему его свободная совесть! Беда только в том, что этого идеального британского гражданина не существует в природе. Он представляет собою юридическую фикцию. Он и раньше никогда не существовал. Но мелкий и средний буржуа до известной степени приближался к этому идеальному понятию. Ныне масштабом идеального среднего гражданина считает себя фабианец, для которого капиталист и пролетарий не что иное, как «уклонения» от идеального типа гражданина. Но фабианских филистеров не так уж много на свете, хотя все же значительно больше, чем следовало бы. Вообще же избиратели делятся на имущих и эксплуататоров, с одной стороны, пролетариев и эксплуатируемых — с другой.
Профессиональные союзы представляют собой — тут уж никакая либеральная казуистика не поможет — классовое объединение наемных рабочих для борьбы с своекорыстием и жадностью капиталистов. Одним из важнейших орудий профессионального союза является стачка. Членские взносы идут на поддержку стачки. Во время стачечной борьбы рабочие ведут беспощадную борьбу с штрейкбрехерами, осуществляющими другой либеральный принцип — «свободу труда». Во время всякой большой стачки союз нуждается в политической поддержке, вынужден адресоваться к прессе, партиям и парламенту. Враждебное отношение либеральной партии к борьбе трэд-юнионов и было одной из причин, вынудившей их к созданию рабочей партии. Если вдуматься в историю происхождения рабочей партии, то станет ясно, что, под углом зрения трэд-юниона, партия является как бы его политическим отделом. Ему нужна стачечная касса, сеть уполномоченных, газета и доверенный депутат в парламенте. Расход на избрание депутата в парламент есть для него такой же законно-необходимый и обязательный расход, как и на секретарский аппарат. Либеральный или консервативный член трэд-юниона может сказать: я исправно плачу свой обычный членский взнос в трэд-юнион, но от поборов на рабочую партию отказываюсь, так как в силу моих политических убеждений голосую за либерала (или за консерватора). На это представитель трэд-юниона может ответить ему: во время борьбы за улучшение условий труда — а ведь в этом цель нашей организации — мы нуждаемся в поддержке рабочей партии, её прессы, её депутатов; между тем, та партия, за которую ты голосуешь (либералы или консерваторы), всегда в таких случаях обрушивается на нас, стараясь нас скомпрометировать, посеять в нашей среде раздор или прямо организовать штрейкбрехеров; таких членов, которые поддерживают штрейкбрехеров, нам не надо! Таким образом то, что с точки зрения капиталистической демократии является свободой личности, с точки зрения пролетарской демократии оказывается свободой политического штрейкбрехерства. Скидка в десять процентов, которой добилась буржуазия, совсем не невинная вещь. Это значит, что в составе трэд-юнионов из десяти членов один является заведомым политическим, т.-е. классовым противником. Конечно, часть из них, может быть, удастся завоевать, но остальные могут, в случае острой борьбы, оказаться неоценимым орудием буржуазии против рабочих. Совершенно неизбежна поэтому в дальнейшем борьба против той бреши, которую парламентский акт 1913 г. пробил в стене трэд-юнионов.
Вообще говоря, мы, марксисты, стоим на той точке зрения, что членом профессионального союза может быть каждый честный, неопороченный рабочий, независимо от политических, религиозных и иных убеждений. На профессиональные союзы мы смотрим, с одной стороны, как на боевые экономические организации, с другой стороны, как на школу политического воспитания. Выступая, по общему правилу, за допущение в профессиональный союз отсталых и несознательных рабочих, мы исходим не из отвлеченного принципа свободы мнений, свободы совести, а из соображений революционной целесообразности. Но те же самые соображения говорят нам, что в Англии, где 90% профессионально-организованных рабочих уплачивают политические взносы, одни сознательно, другие из нежелания нарушить солидарность, и где только 10% решаются бросить открытый вызов рабочей партии, необходимо против этих 10% повести систематическую борьбу, заставить их почувствовать себя отщепенцами и обеспечить за трэд-юнионами право исключать их, как штрейкбрехеров. В конце концов, если отвлеченный гражданин имеет право голосовать за любую партию, рабочие организации имеют право не допускать в свою среду таких граждан, политическое поведение которых враждебно интересам рабочего класса. Борьба профессиональных союзов за недопущение на фабрики неорганизованных рабочих давно уже известна, как проявление рабочего «терроризма» или, по-нынешнему, большевизма. Именно в Англии можно и должно эти методы перенести на рабочую партию, выросшую, как прямое продолжение трэд-юнионов.
Цитированные нами выше прения, которые происходили в английском парламенте 7 марта этого (1925) года по поводу политических взносов, представляют совершенно исключительный интерес для характеристики парламентарной демократии. Только в речи премьера Болдуина слышались осторожные намеки на реальные опасности, коренящиеся в классовой структуре Англии. Старые отношения исчезли, добрых старых английских предприятий с патриархальными нравами — мистер Болдуин сам руководил таким предприятием в дни своей молодости — теперь больше нет. Промышленность концентрируется и комбинируется. Рабочие объединяются в трэд-юнионы, и эти организации могут представить опасность для самого государства. Болдуин говорил об объединенных предпринимателях, как и о рабочих союзах. Но само собою разумеется, что реальную опасность демократическому государству он видит лишь в лице трэд-юнионов. К чему сводится так называемая борьба против трестов, мы достаточно хорошо знаем на примере Америки. Шумная анти-трестовская агитация Рузвельта* оказалась мыльным пузырем. Тресты при нем и после него еще более усилились, и американское правительство является их исполнительным органом в гораздо более непосредственной степени, чем рабочая партия — политическим органом трэд-юнионов. Если в Англии тресты, как форма объединения, не играют такой роли, как в Америке, то капиталисты играют не меньшую роль. Опасность трэд-юнионов в том и состоит, что они — пока что ощупью, нерешительно и половинчато — выдвигают принцип рабочего правительства, которое невозможно без рабочего государства, в противовес капиталистическому правительству, которое может ныне существовать лишь под прикрытием демократии. Болдуин целиком согласен с принципом «индивидуальной свободы», который положен в основу запретительного билля, внесенного его парламентскими друзьями. Он тоже считает политические взносы трэд-юнионов «моральным злом». Но он не хочет нарушать мира. Борьба, раз начавшись, может иметь тяжкие последствия: «мы ни в коем случае не хотим произвести первый выстрел». И Болдуин кончает: «дай нам мир в наше время, о Господи!». Почти вся палата приветствует эту речь, и в том числе многие рабочие депутаты: премьер сделал, по собственному заявлению, «жест мира». Немедленно поднимается рабочий депутат Томас, который всегда на месте, когда нужно сделать жест лакейства: он приветствует Болдуина, он отмечает истинно-человеческую ноту в его речи; он заявляет, что от тесного общения предпринимателей и рабочих выиграют обе стороны; он с гордостью ссылается на то, что немало левых рабочих в его собственном союзе отказываются платить политические взносы, ввиду того, что у них такой реакционный секретарь, как он, мистер Томас. И все прения по вопросу, в котором пересекаются жизненные интересы борющихся классов, ведутся в этом тоне условностей, недомолвок, официальной лжи, чисто-английского парламентского кэнта. Недомолвки консерваторов имеют характер маккиавеллизма**; недомолвки рабочей партии вытекают из презренной трусости. Представительство буржуазии похоже на тигра, который втягивает когти и ласково жмурится; рабочие лидеры, вроде Томаса, похожи на битую собаку, которая поджимает хвост.
* Рузвельт, Теодор (1858—1919) — президент Северо-Американских Соединенных Штатов с 1901 но 1909 г. Ярый американский империалист и патриот. Во внутренней политике сторонник либеральных подачек рабочим. Принадлежал к республиканской партии. В 1905 г. Рузвельт взял на себя посредничество в деле заключения мира между Японией и Россией. Во время мировой войны, как один из лидеров республиканцев занял сначала пацифистскую позицию, но вскоре изменил её и сделался одним из самых горячих сторонников войны. — Ред.
** Маккиавеллизм — означает государственную политику обмана, насилия, лицемерия и хитрости. Название происходит от имени знаменитого итальянского писателя и политика Николо Маккиавелли (1469—1527), который считается основателем науки о политике. — Ред.
Безвыходность экономического положения Англии непосредственнее всего отражается на трэд-юнионах. На второй день после окончания войны, когда сгоряча казалось, что Великобритания является неограниченной владычицей судеб мира, рабочие массы, пробужденные войной, приливали сотнями тысяч и миллионами в тред-юнионы. Высшая точка была достигнута в 1919 году: после этого начинается отлив. В настоящее время число членов профессиональных организаций сильно пало и продолжает падать. Джон Уитли, «левый» член министерства Макдональда, выразился на одном из мартовских собраний в Глазго в том смысле, что трэд-юнионы являются ныне лишь тенью самих себя и что они одинаково не в состоянии ни сражаться, ни вести переговоры. Против этой оценки решительно выступал Фред Бремли, генеральный секретарь конгресса трэд-юнионов. Полемика между этими двумя, теоретически, пожалуй, одинаково беспомощными противниками, представляет, однако, выдающийся симптоматический интерес. Бремли ссылается на то, что политическое движение, как более «благодарное», т.-е. открывающее более широкие карьерные возможности, отвлекает от трэд-юнионов наиболее ценных работников. С другой стороны, спрашивает Бремли, чем была бы партия без политических взносов трэд-юнионов? В конце концов, Бремли не отрицает упадка экономической мощи трэд-юнионов, объясняя его ссылкой на экономическое положение Англии. Но тщетно стали бы мы искать у генерального секретаря конгресса трэд-юнионов какого-либо указания на выход из тупика. Его мысль не выходит из рамок скрытого соперничества между аппаратом трэд-юнионов и аппаратом партии. Между тем, вопрос совсем не здесь. В основе радикализации рабочего класса, а следовательно, и роста рабочей партии покоятся те же причины, которые нанесли жестокие удары экономической мощи трэд-юнионов. Одно несомненно развивается сейчас за счет другого. Но было бы величайшим легкомыслием делать отсюда тот вывод, что роль трэд-юнионов сыграна. Наоборот, производственным союзам английского рабочего класса еще только предстоит великое будущее. Именно потому, что в рамках капиталистического общества для трэд-юнионов, при нынешнем положении Великобритании, нет никаких больших перспектив, производственные рабочие союзы вынуждены стать на путь социалистической реорганизации хозяйства. Соответственным образом перестроившись, сами трэд-юнионы станут главным рычагом экономического преобразования страны. Но необходимой предпосылкой для этого является завладение пролетариатом властью, — не в смысле жалкого и пошлого фарса макдональдовского министерства, а в реальном, материальном, революционном, классовом смысле. Нужно, чтобы весь аппарат государства стал служебным аппаратом пролетариата. Нужно, чтобы рабочий класс, как единственно заинтересованный в социалистическом перевороте, получил возможность продиктовать свою волю всему обществу. Нужно, чтобы вся администрация, все судьи и чиновники были так же глубоко проникнуты социалистическим духом пролетариата, как нынешние чиновники и судьи проникнуты духом буржуазии. Только трэд-юнионы дадут для этого необходимый человеческий персонал. Наконец, трэд-юнионы же выделят из себя органы управления национализированной промышленностью. В дальнейшем трэд-юнионы станут школами воспитания пролетариата в духе социалистического производства. Будущая роль их, следовательно, необозрима. Но ныне они находятся в несомненном тупике. Из него нет выхода на пути паллиативов и полумер. Гниение английского капитализма неизбежно порождает бессилие трэд-юнионов. Только революция может спасти английский рабочий класс и вместе с ним его организации. Чтобы взять власть, пролетариату необходимо иметь во главе себя революционную партию. Чтобы сделать трэд-юнионы способными к их дальнейшей роли, нужно освободить их от консервативных чиновников, от суеверных тупиц, которые неведомо откуда ждут «мирных» чудес, наконец, просто от агентов крупного капитала, от ренегатов в духе Томаса. Реформистская, оппортунистическая, либерально-рабочая партия может только ослаблять трэд-юнионы, парализуя активность масс. Революционная рабочая партия, опирающаяся на трэд-юнионы, станет вместе с тем могущественным орудием их оздоровления и подъема.
В принудительном, анти-либеральном, «деспотическом» взимании политических взносов, как будущий стебель и колос в зерне, содержатся все те методы большевизма, против которых Макдональд не устает кропить святой водой своей возмущенной ограниченности. Рабочий класс имеет право и обязан ставить свою продуманную классовую волю выше всех фикций и софизмов буржуазной демократии. Он должен действовать в духе той революционной самоуверенности, какую Кромвель прививал молодой английской буржуазии. Своим пуританам-новобранцам Кромвель, как мы уже слышали, внушал:
«Я не хочу вас обманывать, не стану вас убеждать, как мне это приказано в инструкции, будто вы идете сражаться за короля и парламент. Какой бы враг ни стоял лицом к лицу передо мною, кто бы он ни был, я выстрелю в него из пистолета, как во всякого другого врага; если совесть запрещает вам сделать то же самое, идите служить другому».
В этих словах звучит не кровожадность и не деспотизм, а сознание великой исторической миссии, дающей право уничтожать все препятствия на пути. Молодой прогрессивный класс, впервые почувствовавший свое призвание, говорит устами Кромвеля. Если искать национальных традиций, то английскому пролетариату надо этим духом революционной самоуверенности и наступательного мужества заимствоваться у старых индепендентов. Макдональды, Веббы, Сноудены и др. перенимают у соратников Кромвеля только их религиозные предрассудки и сочетают их с истинно-фабианской трусостью. Пролетарскому авангарду нужно сочетать революционное мужество индепендентов с материалистической ясностью миросозерцания.
Английская буржуазия отдает себе безошибочный отчет в том, что главная опасность грозит ей со стороны трэд-юнионов, и что только под давлением этих массовых организаций рабочая партия, радикально обновив свое руководство, может превратиться в революционную силу. Одним из новых методов борьбы против трэд-юнионов является самостоятельное объединение административно-технического персонала (инженеров, директоров, мастеров и пр.) в качестве «третьей партии в промышленности». «Таймс» ведет очень умелую, очень искусную борьбу против теории об «единстве интересов работников физического и умственного труда». В этом, как и в других случаях, буржуазные политики с большим искусством используют внушенные ими же самими идеи фабианства. Противопоставление труда капиталу гибельно для национального развития, говорит «Таймс», заодно со всеми лидерами рабочей партии, и делает отсюда вывод: инженеры, директора, администраторы, техники, стоящие между капиталом и трудом, более всего способны оценивать интересы промышленности «в целом» и вносить мир в отношения между нанимателями и наемниками. Именно для этого административно-технический персонал должен выделиться в третью партию промышленности. По существу дела, «Таймс» идет здесь целиком навстречу фабианцам. Принципиальная позиция этих последних, реакционно-утопически направленная против классовой борьбы, полнее всего совпадает с общественным положением мелко-буржуазного и средне-буржуазного интеллигента, инженера, администратора, который стоит между капиталом и трудом, является, по существу дела, орудием в руках капитала, но хочет воображать себя независимым, и чем больше подчеркивает свою независимость от пролетарских организаций, тем полнее попадает в кабалу к организациям капиталистическим. Можно заранее без труда предсказать, что, по мере своего неизбежного вытеснения из трэд-юнионов и Рабочей партии, фабианство все больше будет сливать свою судьбу с судьбою промежуточных элементов промышленного, торгового и государственно-бюрократического аппарата. Независимая Рабочая партия, после нынешнего своего временного возвышения, будет неизбежно сброшена вниз и, став «третьей партией в промышленности», будет путаться в ногах капитала и труда.