Вместо предисловия ко второй части.
Троцкий только что бежал из сибирской ссылки (см. его дневники «Туда и обратно») и готовился к участию в очередном съезде РСДРП. Стокгольмский «объединительный» съезд партии проходил 10-25 апреля (23 апреля — 8 мая) 1906 г., когда многие деятели РСДРП, включая Розу Люксембург и самого Троцкого, сидели в тюрьме и большинство на съезде осталось за меньшевиками, которые смогли провести многие пункты своей политики. Троцкий написал эту заметку для европейской социал-демократической прессы, поэтому она гордо описывает революционные заслуги РСДРП. Через год он использовал ее как Предисловие к 2-й части книги о нашей революции 1905 года, которую он издаст в 1909 г.
— Искра-Research.
На Стокгольмском социал-демократическом съезде были опубликованы некоторые любопытные статистические данные, характеризующие условия деятельности партии пролетариата в России:
Съезд в составе своих 140 членов просидел в тюрьме 138 лет 3 с половиною месяца.
Съезд пробыл в ссылке 148 лет 6 с половиною месяцев.
Из тюрьмы бежали: по одному разу — 18 человек, по 2 раза — 4 человека.
Из ссылки бежало: по одному разу — 23 человека, по 2 раза — 5 человек, 3 раза — 1 человек.
Если принять во внимание, что в социал-демократической деятельности съезд участвовал в общем 942 года, то окажется, что пребывание в тюрьме и в ссылке составляет по времени около одной трети участия в работе. Но эти цифры рисуют дело, в сущности, слишком оптимистически — «съезд участвовал в социал-демократической работе 942 года», — это значит лишь, что политическая деятельность участников съезда размещается на протяжении этого времени; но это вовсе не значит, что все 942 года сплошь заполнены политической работой. Может быть, действительная непосредственная деятельность при условиях подполья составляла лишь одну пятую или одну десятую часть этого срока. Наоборот, пребывание в тюрьме и в ссылке было именно таким, каким его изображают цифры: свыше 50 тысяч дней и ночей съезд просидел за решеткой и еще больший период времени провел в варварских уголках страны.
Может быть, нам позволено будет в дополнение к этим данным привести немножко статистики из собственного прошлого. В первый раз автор этих строк, арестованный в январе 1898 г. после десятимесячной деятельности, в рабочих кружках г. Николаева, просидел 2 с половиною года в тюрьме и бежал из Сибири, отбыв предварительно 2 года из своего четырехлетнего срока ссылки. Второй раз автор был арестован 3 декабря 1905 г., как член Совета Рабочих Депутатов. Деятельность Совета длилась семь недель. Осужденные по делу Совета просидели в тюрьме 57 недель, после чего были препровождены в Обдорск на «вечное поселение»… Каждый русский социал-демократ, проработавший в партии лет 10, даст о себе приблизительно такие же сведения.
Наступившая у нас после 17 октября государственная неразбериха, которую готский альманах с бессознательным юмором юридического педантизма характеризует, как конституционную монархию при самодержавном царе, ничего не изменила в нашем положении. Мы имели пятьдесят дней свободы и мы пили тогда из полной чаши. В эти прекрасные дни царизм понял то, что мы знали гораздо раньше: именно, что нам с ним нет места рядом. Тогда наступили страшные месяцы расплаты… Царизм менял после 17 декабря Думу за Думой, как удав — кожу, но при этом линянии он сохранил в неприкосновенности свою природу удава… Простаки и либеральные лицемеры, которые так часто призывали нас, за последние два года, встать на почву права, похожи на Марию-Антуанетту, которая рекомендовала голодающим крестьянам есть бриоши. Подумаешь, что мы страдаем каким-то недугом органического отвращения к бриоши. Подумаешь, что наши легкие заражены непобедимым влечением к атмосфере одиночных пещер Петропавловской крепости! Подумаешь, что мы не хотели бы или не сумели бы дать другое применение тем бесконечно долгим часам, которые тюремщик вырывает из нашей жизни.
Мы так же мало влюблены в наше подполье, как утопленник — в морское дно. Но у нас так же мало выбора, — скажем прямо, — как и у абсолютизма. Ясное сознание этого позволяет нам оставаться оптимистами даже в те минуты, когда подполье с зловещей беспощадностью стягивает кольцом нашу шею. Оно не задушит нас, мы в этом уверены. Мы переживем всех. Когда истлеют кости тех великих дел, которые теперь делаются князьями земли, их слугами и слугами их слуг, когда нельзя будет разыскать могилы, в которой будут похоронены многие нынешние партии со всеми своими деяниями, — тогда дело, которому мы служим, будет владеть миром, тогда наша партия, задыхающаяся ныне в подполье, растворится в человечестве, которое впервые овладеет собственной судьбой.
Вся история, это — огромная машина на службе наших идеалов. Она работает варварски-медленно, с бесчувственной жестокостью, но она делает свое дело. Мы уверены в ней. И только в те минуты, когда её прожорливый механизм поглощает, в качестве топлива, живую кровь наших сердец, нам хочется крикнуть ей изо всех сил:
— Что делаешь, делай скорее!
Огльбю (под Гельсингфорсом).
8/21 апреля 1907 г.