Время нынче таковское.
В прошлую субботу запрещен был уже назначенный реферат В. Чернова о «немецкой точке зрения на войну». Решили ли компетентные власти, что референт будет защищать немецкую точку зрения, а не излагать и критиковать ее? Мы этого не знаем. Во всяком случае, референт не успел еще обнаружить злой воли ни по отношению к «священному единению», ни даже по отношению к русским аппетитам на Константинополь: удар обрушился на него, так сказать, в порядке административного предчувствия.
Было бы, однако, ошибочно думать, будто это питается только от мистических корней. Нимало. В бульварной газетке «Новости» появилась после реферата Л. Троцкого заметка, автор которой — он разумеется подписался «Иксом» — очень беспокоился, чего это смотрит начальство. Реферат Луначарского его очень огорчил. Реферат Троцкого тоже не доставил ему удовольствия. А впереди еще Чернов, Покровский, Лазаркевич. Что это такое за общество инженеров, которое приглашает в референты «пангерманистов»? Критическое домино из «Новостей» так и писало: «пангерманисты». Слово крепкое, надежное и весьма способное вызывать административные предчувствия.
Время теперь таковское. Русские люди, негодовавшие на лево-бережных референтов, водились в Париже всегда. Но до войны они были почти бессильны. Опровергать публично революционеров они, ввиду своей предопределенной бессловесности, не решались. Зажимать рот — руки оказывались коротки. Оставалось отравляться собственной желчью. Нынче гораздо просторнее. «Господин ажан, в третьем этаже окошко светится, подозреваю пангерманиста»… Этот самый метод применен и в газете «Новости». Неизвестный джентльмен надел домино, написал на собственном лбу: патриот трех союзных отечеств Икс и «литературно» доложил: «Так — что в обществе инженеров окошко светится. Надо бы, ваше -скородие, потушить, время нынче тревожное». — А в каком смысле светится? — «Известно, в в каком: пангерманисты, ваше -скородие, и к тому же у их брушура».
Для полноты стиля нашлась действительно и «брушура». Патриот трех союзных отечеств (не считая Бельгии, Сербии, Черногории и Японии) сослался для округления дела на немецкую брошюру автора этих строк. Если у Чернова — «немецкая точка зрения», то у Троцкого — «немецкая брошюра». Правда, в Германии эта брошюра под запретом; правда, тамошний патриот своего отечества — и не Иксу чета — Вольфганг Гейне в это самое время приглашает через «Sozialistische Monatschefte» своих ажанов принять меры к тому, чтобы эта самая брошюра не распространялась из Швейцарии; правда, в Штутгарте за нахождение брошюры полиция составила протокол; правда, «Chemnitzer Volkstimme»… Но ведь не помешало же это французской таможне сгоряча конфисковать посылку брошюры — comme etant d'origine allemande, как книгу немецкого происхождения. Время нынче таковское.
Незачем говорить, что одним из главных центров патриотической бдительности в Париже является окошко «Нашего Слова». Сколько раз во время работы приходится наблюдать, как патриотический нос совершенно сплющивается о наше оконное стекло. И не станем зарекаться: в нашем окошке действительно светится подозрительный свет. Пишутся и набираются статьи, в которых нет ни оплевания немецкого народа, ни отречения от немецкой культуры, в которых обличаются ложь и реакция независимо от национальных и государственных границ. Что из того, что мы, в качестве революционных социалистов, являемся непримиримыми противниками германского империализма? Но ведь мы не за Сирию и не за Константинополь. Но ведь мы не с Ллойд-Джорджем и не с Плехановым. Но ведь жрать немца — все равно, под каким соусом: истинно-русским, республиканским или «социалистическим» — мы отказываемся наотрез. Ясное дело: пангерманисты!
Правда, мы первые обличили попытки кое-каких «революционных» авантюристов России связать свое дело с делом германского, австрийского или турецкого штабов. Правда, мы сами связаны нерасторжимым братством по оружию с Либкнехтом, Р. Люксембург, Мерингом, со смертельными врагами всего того, что называют «пангерманизмом». Но разве это меняет дело? Раз мы не с Горемыкиным и даже не с Эрве, стало быть, мы с Бетманом-Гольвегом. Разве нынче люди могут жить, не приписавшись к какому-нибудь штабу? Время нынче таковское.
Инсинуации насчет нашего пангерманизма — иначе, как идиотскими их, по чистой совести, назвать нельзя — переливают всеми оттенками: от «духовных» уподоблений и до намеков на немецкие деньги. Да, на немецкие деньги. Почти с самого возникновения газеты эта трусливо-подлая, неуловимо-бесформенная клевета вьется вокруг нашего издания. Она ползет откуда-то (откуда бы?) по министерским подворотням, забирается в кулуары палаты депутатов, в кое-какие редакции, временно исчезает и снова появляется. И мы до сих пор лишены были возможности наступить ей на хвост.
Только вчера некий А. бек-Аллаев, рекомендующий себя «настоящим русским человеком», прислал нам в редакцию грозное письмо, в котором не только выражает свое крайнее неодобрение нашей оценке взятия Пржемышля, но и приводит наши стратегические соображения в связь с немецкими деньгами.
«Если бы вы, господа, побывали бы, — пишет «настоящий русский человек» на не совсем русском языке, — на передовых позициях и увидели бы, как бьется русский солдат, то у вас, я уверен, не хватило бы столько нахальства писать о том, что обладание Перемышлем не дает русским особенных стратегических выгод. Как это глупо, если бы вы только знали, милостивый государь, господин еврейский Редактор!» — и г. бек-Аллаев свидетельствует по этому поводу о своей «полной уверенности, что газета издается на германские деньги». Несколько далее он перефразирует ту же мысль, ослабляя ее : «Если вы будете продолжать в таком духе, то придется признать, что деньги немцев способны подкупить даже и гнусных трусов». Мы, конечно, не собираемся вступать с г. Аллаевым в стратегические прения. Не будем также останавливаться на том, что возмутившая г. Аллаева «еврейская» статья написана лицом, носящим более русскую фамилию, чем обличитель, и притом бывшим офицером русской службы. Суть дела не в этом, а в том, что г. Аллаев сообщает свой адрес. Правда, это не передовые позиции, где «бьется русский солдат», а всего только rue de l'Orangerie, 2, Villemomble, Seine. Но мы готовы довольствоваться и малым. При одном, впрочем, условии: если г. бек-Аллаев найдет в себе достаточно решимости заявить, что его слова насчет немецких денег надлежит понимать не «духовно» — это было бы уловкой, достойной лишь «жалких трусов» — а в том прямом и материальном смысле, какой только и может стать предметом разбирательства суда.
Ибо хоть время нынче и таковское, но уголовные кары за клевету еще не отменены. В случае, если г. бек-Аллаев действует не от себя, а по поручению, он может передать наше предложение пославшим его. Со своей стороны, мы отправляем г. Аллаеву настоящий номер заказным письмом с оплаченной обратной распиской. Таким образом, независимо от дальнейших последствий, на г. Аллаева выпадет не совсем предвиденная им. честь «расписаться в получении» — за всех клеветников.
«Наше Слово», 1 апреля 1915 г.