Без масштаба.
Пространное письмо В. Коссовского*, напечатанное нами в № 137 «Нашего Слова», только восстановляет путаницу понятий и определений, в которую мы хотели внести некоторый порядок нашей передовой статьей, вызвавшей отповедь Коссовского.
* В. Коссовский, литератор «Бунда», прислал письмо в редакцию «Н. Слова» под заголовком «Старомодный масштаб». — Л.Т.
Автор письма решительно отрицает свое пристрастие к «немецкому масштабу». Что такое немецкий масштаб? — спрашивает он. Международная политика немецкого империализма? Ей Коссовский, конечно, не сочувствует. Но он не считает за грех свое сочувствие немецкой социал-демократии. Суть дела, однако, в том, что немецкая социал-демократия, в лице своих официальных организаций, примкнула к политике немецкого правительства. Можно разделять или не разделять взгляды фракции рейхстага. Но кто разделяет или одобряет их, тот тем самым признает, что международная политика Германии имеет право на поддержку партии пролетариата. После того, как партия отдала на службу правительству свои силы и свой авторитет, нельзя механически отделять отношение к политике услужающего социализма от отношения к политике командующего империализма. Коссовский делает, правда, попытку опровергнуть самый факт услужения немецкой социал-демократии. Но если вотирование кредитов и политического доверия, отказ от классовой борьбы, растворение своей политики в политике руководимого юнкерством национального блока, если все это, по мнению Коссовского, не есть политическое услужение империализму, то мы вообще говорим на разных языках, и нам нужно было бы еще только условиться с Коссовским относительно основных понятий в области пролетарской политики.
Наш оппонент делает попытку опереть свое миролюбивое отношение к официальной немецкой партии на новый, совершенно самостоятельный аргумент: в ее рядах «совершается огромная работа самокритики, она продолжает и под гнетом военной диктатуры жить интенсивной умственной жизнью и мучительно ищет выхода из идейного кризиса…» Это совершенно справедливо. Но в чем именно состоит «интенсивная умственная жизнь» немецкой социал-демократии? В непримиримой борьбе течений: против официальных верхов, капитулировавших пред империализмом, восстало левое крыло, под знаменем интернационализма. Центр пытался парализовать «интенсивную, умственную жизнь» ссылками на характер момента и интересы партийного единства. В результате он сам размывается непримиримыми течениями, отбрасывая в оппозицию наиболее авторитетных своих представителей. Кому же и чему Коссовский отдает свои симпатии? Для социалиста, который обязан активно участвовать в духовной жизни своей международной общины, это слишком дешевая позиция — отпускать грехи (впрочем, Коссовским — только полу-признаваемые) всей немецкой социал-демократии ввиду наличности в ней разных течений. Нужно нечто большее, нужно самому занять позицию за или против отдельных течений, а не присваивать себе право исторического протектората над процессом в целом.
Коссовский стоит за «осторожное отношение к так называемым официальным партиям, в частности, к германской социал-демократии». Осторожность — почтенное качество, если оно подчинено решительности и мужеству в проведении определенной линии. Но под шум призывов к «осторожности» партийные верхи пытались и пытаются задушить интернационалистское крыло. С кем или с чем Коссовский в этой борьбе на жизнь и смерть? Коссовский с — «осторожностью», и только. Но этого одного убийственно мало.
Если мы утверждаем, «что в главных партиях Интернационала полный развал, что повсюду восторжествовал социалистический империализм, то … — говорит нам Коссовский, — наше дело совершенно безнадежно». Какое дело? Дело спасения партийных центров, официальных организаций и многих почтенных репутаций — спасение во что бы то ни стало? Да, это дело можно признать безнадежным. Но дело социалистического пролетариата, которому прошедшая эпоха дала недостаточную, но все же огромную социалистическую школу, исчерпав на это умственные и нравственные силы целого поколения больших и малых «вождей», это дело отнюдь не безнадежно. И не-безнадежность его лучше всего доказывается тем, что из недр самого организованного пролетариата поднялся и все ширится протест против той политики, которая резюмирует в себе все, что было отсталого, косного, ограниченного и реакционного в практике и идеологии Второго Интернационала. Мужественная и беспощадная критика и самокритика есть необходимое условие выхода из мнимой безнадежности. Кто этого не понял сегодня, тот может быть поймет это завтра. А кто не поймет этого, тот будет отброшен движением в разряд бессильных наблюдателей.
Как характерно для позиции Коссовского его высокомерие по адресу левых элементов разных социалистических партий, которые ищут контакта и сближения друг с другом! Интернационал, говорит он, возродится только, как сумма старых партий: именно поэтому нужно притуплять противоречия между ними. Что же касается объединения меньшинств, оппозиций, то оно даст «разве только жалкий кружок, секту, карикатуру Интернационала, лишенную всякого влияния и значения». Кому же Коссовский поручает сейчас работу восстановления Интернационала: тем ли, кто убил его политикой национальных блоков, или тем, кто под знаменем классовой борьбы берет на себя инициативу его возрождения? Если б мы могли думать или бояться, что политика национального единения может после нынешней безмерной мировой встряски удержать в своих цепях рабочий класс, тогда мы считали бы, что наше дело — дело социализма и дело левого крыла Интернационала — действительно безнадежно. Но мы убеждены в противном, мы предвидим, — и все симптомы говорят, что мы правы, — что здание национального блока фатально обрушится над головами тех, кто его воздвигал. Задача состоит в том, чтобы вооружить рабочие массы к этому моменту ясностью сознания своих революционных целей. Это — наша задача, левого крыла в Интернационале. И если мы ищем сближения, то не для того, чтоб создавать «секты» или организационно закреплять первый шаг в сторону пробуждения и борьбы, а для того, чтобы сразу придать интернациональный размах нашей борьбе с национализмом на всем поле «старых» партий и организаций пролетариата.
Коссовский не может простить нам того, что мы в свое время не могли простить «Vorwärts»’у его публичное отречение от ведения классовой борьбы: «живая собака, — наставляет нас наш оппонент, — все же полезнее, чем мертвый лев». Мы должны, к сожалению, отказаться от включения в наш духовный арсенал этого нового принципа революционного социализма и настоятельно рекомендуем Коссовскому применять этот принцип с — «осторожностью». Ни организация, ни газета не есть, в конце концов, самоцель. Газета хороша и нужна, поскольку создает духовную связь между атомизированными частицами класса. Бывают моменты, когда такую связь создает — исчезновение газеты. Центральный орган, подписавший свое отречение, тем самым говорил рабочим массам, что в эту эпоху у социал-демократии есть задачи, во им которых можно отказываться от классовой борьбы. Закрывшись «Vorwärts» тем самым сказал бы массам, что классовая борьба и сейчас остается высшим критерием пролетарской политики: своим исчезновением «Форвертс» продолжал бы ту пропаганду, которой он служил всем своим существованием. И кто знает? Может быть даже с узкой, чисто практической точки зрения результат такого поведения, которое немедленно же отразилось бы в рабочих и солдатских рядах, побудил бы военные власти, в их собственных интересах, снять свой постыдный для социал-демократии ультиматум. И «Форвертс» мог бы возродиться без «собачьей» печати на челе. А приняв печать, он ведь ничуть не застраховал себя от дальнейших закрытий.
Коссовский называет наш масштаб «старомодным». Он старомоден лишь постольку, поскольку мы и в нынешнем историческом испытании требуем верности лучшим традициям революционного социализма. От этого масштаба мы не откажемся. И печальный пример Коссовского нас только убеждает в нашей правоте. Не решаясь принять «новый» масштаб социал-милитаризма, наш оппонент стоит перед нами без всякого масштаба. Оттого его пространное письмо так бедно идейным содержанием.
«Наше Слово», 17 июля 1915 г.