Военные тайны и политические мистерии.
Если война есть продолжение политики, — только другими средствами, — то внутренняя политика европейских стран является сейчас только отражением судеб войны. Когда началось катастрофическое отступление русских армий из Галиции, не только на бюрократическом экране Петрограда замелькали «либеральные» китайские тени, но и в кулуарах французского парламента обнаружились тревожные движения, предвещавшие министерский кризис. Немцы тогда впервые с такой убедительностью обнаружили свой огромный перевес в области снабжения армии боевыми припасами. Впереди стала вырисовываться вероятность второй зимней кампании, по поводу которой у широких масс населения имеются свои очень определенные чувства. Ответственность за затяжку войны возлагалась на тех, которые не подготовили достаточного количества пушек и снарядов: в России скандальная отставка Сухомлинова открыла серию министерских перемещений, во Франции парламентская и газетная критика, отражавшая общее чувство жути перед новой зимовкой в траншеях, сосредоточилась на Мильеране; ожидали, что министерский кризис начнется именно с него. Но до кризиса не дошло. Социалистическая партия, относительно которой могли быть опасения, что именно она даст политическое выражение тревоге народных масс по поводу зимней кампании, оказалась тогда наиболее правительственной партией парламента. На партийной конференции 14 июля оппозиция в партии дала себя, как известно, связать по рукам и по ногам теми самыми соображениями, которыми социалистическая партия в целом связала себя в парламенте и в стране. Призрак министерского кризиса был устранен посредством расчленения военного министерства на отдельные под-министерства, во главе которых были поставлены «ответственные» политические деятели. Так как больше всего тревоги вызвал недостаток боевых припасов, то во главе министерства амуниции поставлен был социалист Альбер Тома. Отныне социалистическая партия брала на себя ответственность не только за общую политику министерства, «контроль» над которой осуществлялся через Гэда и Самба, но и за военно-техническое обслуживание армии. Этого нового политического равновесия хватило на несколько месяцев. Конец ему положили два факта: французское наступление в Шампани и вмешательство Болгарии в войну.
Битва в Шампани была успешна, но именно ее относительная успешность ярко обнаружила правду о положении на западном фронте. Несмотря на долгую и тщательную подготовку и обилие снарядов — их выбросили за эти дни несколько миллионов, — несмотря на давно не виданный на этом фронте прыжок в два-три и четыре километра, немецкая линия осталась непрорванной…* Зимняя кампания, о которой думали раньше, как о страшной возможности, стала теперь для сознания народных масс незыблемой реальностью.
* Это показывает, с другой стороны, что и у немцев нет никаких шансов прорвать французский фронт — в сторону Калэ или Парижа. — Л.Т.
Одновременно пришел неожиданный и тем более жестокий удар из Софии. Французские газеты по этому поводу ругали цензуру, которая-де скрывала от населения правду о положении дел на Балканах. Не чувствуя никакого призвания защищать так называемую «военную цензуру», мы должны, однако, сказать, что ей приходилось не так уж много скрывать: в механику «национального объединения» входит, между прочим, и круговое обязательство партий и прессы закрывать глаза на опасности, отказываться от критики и поддерживать иллюзии. Наиболее полно эти обязательства выполняла социалистическая партия.
Военные неудачи союзников на разных фронтах сводятся к одной и той же первооснове: к капиталистическому перевесу Германии. Дипломатические успехи этой последней имеют в конце концов ту же причину: производительность крупповских заводов и провозоспособность немецких железных дорог возмещают с избытком «недостаток психологии» у германских дипломатов, о котором так много говорила союзная печать. Остальное делала необузданность аппетитов царской дипломатии. Об этом вопросе французская печать писала много в последние дни. Ультимативные претензии России на Константинополь и проливы после того как перед этими претензиями капитулировали Англия и Франция, создали для союзной дипломатии безнадежное положение на Балканах. «Мы держали себя по отношению к русской дипломатии, как мальчишки», — жалуется Эрве, который первым во французской прессе потребовал турецкой столицы для русского царя. В жертву «общественному мнению» был принесен на этот раз министр иностранных дел г. Делькассе, наиболее ярко воплощающий «русское» начало в международной политике республики. Но отставка министра не меняет положения. Успех в Шампани остался без продолжения. Болгария выдвинула полумиллионную армию на стороне Австрии и Германии. Греция отказалась поддерживать Сербию и дала своему министерству германофильский уклон. Румыния дальше от вмешательства, чем когда бы то ни было. 300.000 австро-германских солдат вступают в Сербию.
Французская пресса забила тревогу. Даже «L’Humanité» вышла из полудремоты, в которую ее погружает «национальное единение», избавляющее от необходимости критически шевелить мозгами. — «Что предполагают делать союзники? Что это за англо-французский десант в Салониках? Каковы его размеры? Не будет ли он стерт в порошок между германскими и болгарскими жерновами? Почему молчит Россия? Италия? Есть ли вообще у союзных правительств на Балканах какой-либо военный план и соразмерены ли с ним военные силы? Не идем ли мы навстречу новой катастрофе?»
Министр-президент дал «объяснения», которые, по ядовитому замечанию Клемансо, опровергают убеждение древних, будто природа боится пустоты. Несколько общих мест и — ссылка на «военные тайны» и «тайны союзников».
Тщетно Ренодель, от имени социалистов, требовал для тайн — тайного заседания парламента. В этом было отказано. Тайны должны храниться за министерскими замками. Разве для социалистов недостаточно, что они «контролируют» политику правительства через трех министров? От имени министерства, в том числе Гэда, Самба и Тома, министр-президент потребовал отклонения предложения социалистов. Это было исполнено против 190 голосов. В ответ на критику и вопросы, Вивиани потребовал от палаты доверия — без объяснений и условий. Те, которые критиковали, не могли не видеть, что на месте Вивиани они поступили бы так же, т.-е. охраняли бы от республиканского контроля русские, английские, итальянские и собственные военные и дипломатические тайны: капиталистический милитаризм выше обрядностей народного суверенитета. И — без доверия в душе — они решили, по словам реакционного «Eclair», голосовать правительству «слепое доверие».
Но на этом политическая мистерия не кончается. В парламенте нашлись полтораста «левых» депутатов, в том числе большинство социалистической фракции, которые, воздержавшись при голосовании, отказали в доверии министерству. Девять депутатов, в том числе шесть социалистов (Раффен-Дюжанс, Майерас, Жобер и др.), голосовали против*. Ренодель заявил, что его друзья не могут слепо санкционировать авантюру, от которой, может быть, зависит судьба Франции. Уже по лидеру этой оппозиции совершенно ясно, что она лишена принципиальной социалистической основы. Но самая потребность увеличить хоть слегка дистанцию между собой и министерством—хотя бы на общей почве «национальной обороны»—представляет собою новый факт, который, как намекнул сам Ренодель, вызван давлением снизу. И можно не сомневаться, что это давление было очень значительно, если сдвинуло с места людей, как Ренодель.
*Полтора десятка социалистических г преторианцев голосовали за доверие, в том числе, разумеется, Самба, Гэд, Тома и несколько видных гэдистов (Бракк и др.). Таким образом социалистическая фракция при этом голосовании разбилась на три части. — Л.Т.
Итак, подавляющее большинство социалистической фракции отказало в доверии министерству, в котором заседают Гэд, Самба и Тома. Что же: социалистические министры вышли в отставку? Ничего подобного. Министры, как и фракция, стоят на точке зрения национального единения и «борьбы до конца». В этих условиях, как разъяснила на-днях радикальная газета, заложники пролетариата необходимы в министерстве. Если б там заседал Ренодель, он бы тоже требовал отклонения предложения социалистов о тайном заседании. И если б Самба сидел на скамьях социалистической фракции, он вынужден был бы отказать сейчас в доверии министерству с участием Реноделя. Это — не принципиальное противоречие, а лишь разделение труда в мануфактуре «национального единения».
Но это разделение труда, как мы видели, не добровольно, и у него есть своя опасная логика. Уже несколько социалистов открыто голосовали против министерства с участием Гэда, Самба и Тома. Правда, и эти еще не нащупали никакой принципиальной почвы под ногами, но они наносят тем не менее жестокий удар официальной позиции, которая ведет свое летоисчисление от 4-го августа. Их действие пробуждает потребность в другой позиции. Волна, под давлением которой действовала фракция, не ослабеет, наоборот — будет усиливаться с каждым днем. Она перекатится через голову Реноделей и поднимет на гребне своем других людей.
«Наше Слово», 17 октября 1915 г.