Сущность кризиса.

Причина французского политического кризиса, как мы уже подчеркивали, обща с политическим кризисом в России и с министерскими затруднениями в Англии; это военное и дипломатическое положение союзников. Но тут дело идет только о непосредственных причинах кризиса. В каждой стране этот кризис находит, однако, свое особое выражение, в соответствии с политическими и социальными условиями страны. В нынешнем министерском или, как говорят иные газеты, правительственном кризисе Франции нашло свое выражение то основное противоречие, в каком оказалось не только министерство Вивиани, первое и второе с начала войны, но и весь вообще французский радикализм в нынешнюю империалистическую эпоху.

Радикальные группировки, получившие после дела Дрейфуса господствующее положение во французской политической жизни, опираются на городскую и сельскую мелкую буржуазию. Между тем империалистические интересы, являющиеся решающим фактором в области мировой политики великих держав, монархических, как и республиканских, имеют своими носителями капиталистические верхи нации. Во Франции это прежде всего финансовая аристократия. Правда, банки мобилизовали здесь многочисленную рать мелких держателей всяких чужестранных бумаг. Но мелкий буржуа, даже стригущий купоны «мировых» бумаг, остается мелким буржуа. Он охотно берет высокий процент, но боится риску, с недоверием относится к мировым предприятиям, которые пахнут дымом и кровью и, прежде всего, дорого стоят.

Мелко-буржуазное большинство, городское и сельское, французского населения посылает в Париж радикальный парламент. Но экономическая зависимость мелкой буржуазии от крупного капитала находит в международной политике свое выражение в полной зависимости радикализма от империалистических финансовых верхов нации. Численно радикалы имеют в парламенте неоспоримое большинство: они могут назначить и сместить любое министерство. Но фактически провинциально-ограниченный мелкобуржуазный радикализм совершенно беспомощен пред лицом международных вопросов, в сферу которых Франция вовлечена, как великая капиталистическая держава.

Внешняя политика являлась в последние десятилетия политикой не изолированных государств, а могущественных коалиций, — это еще больше сужало возможность воздействия радикализма на эту заповедную область отношений: министерство иностранных дел имело своей задачей поддерживать союзные отношения в их неприкосновенности, а на парламент падала задача перелагать вытекающие отсюда обязательства на страну. «Information» очень уместно напомнила, что Делькассе всегда и во всех министерствах стоял особняком. Он не только не проявлял чрезмерной общительности по отношению к радикальному большинству парламента, но и своим товарищам по министерству сообщал лишь то, что не находил нужным скрывать. Министерства, принимая международные обязательства, вынуждены были мириться с политикой Делькассе, а численно всемогущий, но фактически беспомощный французский радикализм вынужден был мириться с политикой своих министерств.

Это коренное противоречие как нельзя более ярко обнаружилось уже на второй день после открытия военных операций. Радикально-социалистическое министерство Вивиани больше всего сторонилось надоедливого контроля радикально-социалистического, парламентского большинства и искало опоры в «солидных» капиталистических верхах и в административно-военном аппарате. Следы должна была заметать цензура. Крупная капиталистическая буржуазия охотно мирилась в такую острую эпоху с министерством «левой» концентрации: война возлагает такую чудовищную ношу на массы, что иметь в министерстве представителей мелкобуржуазной и пролетарской толщи населения представляется как нельзя более целесообразным. Но «своих слов» в политике войны мелко-буржуазного радикализма не было и быть не могло. Министерство целиком приняло обязательства, вытекавшие из положения мировой империалистической державы. Радикальная пресса либо исчезла, либо совершенно обесцветилась. Зато министерство пользовалось неограниченной поддержкой органов консервативного или открыто-реакционного характера.

Но «война истощения» (guerre d'usure) истощила прежде всего эту политическую комбинацию. Война слишком затянулась, а со вступлением Болгарии получила слишком неблагоприятный оборот. В левое крыло парламента проникло снизу смутное недовольство, которое немедленно же внесло элементы распада в само министерство. Но раз недовольство левых питается из глубоких источников, в последнем счете из затяжного характера войны, — а войну продолжать надо «до конца», — то приходится искать такой правительственной комбинации, которая и не давала бы формальных гарантий «национального единения» в виде социалистических министров, но зато обеспечивала бы полную свободу действий за теми, которые знают, чего хотят, и готовы итти к цели — через все препятствия. В этом и состоит сущность кризиса.

«Наше Слово», 30 октября 1915 г.