Нужно сделать все выводы.
(К выборам рабочих в военно-промышленный комитет.)
Мы показали на днях, какую огромную победу одержал революционный интернационализм в том опросе петроградских рабочих, какой был организован правящими классами*. Позиция «национальной обороны» оказалась разбита наголову, несмотря на то, что она была выдвинута в самый благоприятный для нее момент и в наиболее благоприятных условиях: немецкая армия вошла глубоко внутрь России, пробуждая элементарные инстинкты самосохранения, а буржуазная пресса, этот организованный заговор правительства и имущих классов, не упускала ни одного факта, ни одного довода и, пользуясь отсутствием социалистической печати, не останавливалась ни пред какой фальсификацией, чтобы терроризировать сознание народных масс «тевтонской опасностью». Поистине, с честью вышел петроградский пролетариат из труднейшего политического испытания. Те политические мудрецы — вроде Чернова — которые из кризиса Интернационала пытались извлечь аргументы против классовой «односторонности» пролетарского социализма, получили снова хороший урок: если правда, что не всегда и не при всяких условиях пролетариат бывает революционным, то революционный социализм бывает только пролетарским.
* «Наше Слово» (31 окт. 1915 г.) следующим образом характеризовало исход петербургских рабочих выборов в военно-промышленный комитет:
«Избирательная кампания эта сопровождалась давно небывалым оживлением в рабочей среде, рядом собраний и митингов. В ней участвовало около 250 тыс. рабочих. Буржуазная печать, внимательно следившая за кампанией, стремилась выуживать малейший намек на патриотическую позицию. Ее старания, однако, мало увенчались успехом, а конечный результат был таков, что он решительно похоронил ее надежды на «национализацию» русского рабочего движения. 90 голосами против 81 уполномоченные крупных петроградских заводов (с числом рабочих от 500 чел.) решили отказаться от выборов в военно-промышленный комитет, часть же рабочих бойкотировала выборы еще на первой стадии.
81 уполномоченный были за выборы. Значит ли, что эти 81 уполномоченный были все патриоты или представляли патриотически настроенных рабочих? Отнюдь нет!» И пр. — Л.Т.
Однако, из того же подсчета голосов можно сделать и другой вывод: несмотря на неоспоримую и блестящую победу революционного интернационализма, приходится констатировать, что под социал-патриотическим знаменем объединилось очень значительное, на первый взгляд даже неожиданное количество петроградского пролетариата. На 90.000 рабочих, ясно и отчетливо заявивших себя интернационалистами, на 53.000 рабочих, отколотых Организационным Комитетом от прямого участия в кампании, пришлось 80.000 душ (35%), высказавшихся за участие в военно-промышленном комитете. Что 53.000 рабочих, отказавшихся — из опасения «фальсификации общественного мнения пролетариата»! — от выборов и сбившихся на тактику самого примитивного бойкотизма, действовали ложно, это, думаем, не нуждается в доказательствах. Но самый страх их пред правительственно-предпринимательской фальсификацией выборов достаточно ярко свидетельствует, что эта часть рабочей массы меньше всего стремилась впрячься в колымагу «национальной обороны». Из 80.000, голосовавших за участие в комитете, значительная часть, как известно, руководилась не национальными, а примитивно классовыми соображениями о защите рабочих интересов через собственных представителей в военно-промышленном комитете. Но все же остается тот факт, что от 1⁄4 до 1⁄3 петроградского пролетариата — никак не больше, но вряд ли многим меньше — высказалось за организованное участие рабочих в военной мобилизации промышленности и в «национальной обороне». Факт очень крупный, и к нему надо внимательно присмотреться.
Несомненно, что больше всего были ошеломлены своим успехом сами социал-патриоты. В какой-нибудь «L’Humanité» они могли, разумеется, с успехом пускать пыль в глаза, рассказывая, что за каждым, с позволения сказать, Алексинским стоит весь российский пролетариат. Но в глубине души они не могли не чувствовать себя жалкими отщепенцами — без организации, без традиций, почти без думского представительства, без авторитета партии. И вдруг: несколько десятков тысяч голосов! Откуда?
Ясно откуда: из рук буржуазного общества. Все те элементы рабочего класса, которые находятся еще в духовной кабале у государства и имущих классов, мобилизовались на этот раз под знаменем социал-патриотизма. При каждых выборах рабочие давали известное количество реакционных, либеральных и трудовических выборщиков. Где они оказались на этот раз? Ясно: они все сплотились под знаменем Плеханова, «Призыва» и «Нашего Дела».
Но не одни эти элементы. В рабочем классе имеется не только промышленная, но и политическая резервная армия: многочисленные кадры индифферентных, забитых, не разбирающихся, пассивных. Они участвуют в общественной жизни порывами и, в зависимости от характера момента, склоняются то на сторону революции, то на сторону реакции. Они захватываются нередко стачками, но из них же вербуются эпизодические штрейкбрехеры. Война должна была взбудоражить самые пассивные слои рабочего класса, а поражения естественно должны были сделать именно эти отсталые элементы восприимчивыми к лозунгу «национальной обороны». Мы уже не раз указывали на противоречивое влияние военных поражений: революционизируя одни элементы пролетариата, они толкают другие его слои, дотоле индифферентные или поверхностно затронутые социализмом, под национально-милитаристическое знамя. Сюда же нужно, наконец, прибавить своекорыстные элементы из среды квалифицированных рабочих, недурно пристроившиеся при «мобилизованной» промышленности.
В качестве непосредственных руководителей социал-патриотических масс выступили достаточно многочисленные у нас оппортунистические пролетарские элементы, прошедшие известную политическую школу, скептически или враждебно относящиеся к революционной борьбе и склонные всегда итти по линии, наименьшего сопротивления. Идеология «национальной обороны» и классового сотрудничества нашла в них своих естественных сторонников и проповедников на фабриках и заводах.
Такова подлинная армия социал-патриотизма. Она, в подавляющей своей массе, навербована за пределами социал-демократии. Элементарный анализ цифр говорит нам, что социал-патриотические верхи не увели за собой наших масс, а сами передвинулись на новые, еще не завоеванные нами или не закрепленные за социализмом массы. Вот почему в Москве, где социал-демократия не имела никогда таких глубоких корней, как в Петрограде, социал-патриоты должны иметь значительно больший успех, чем в петроградской цитадели социализма. В явном расчете на это именно различие уровня рабочей среды правящие классы только и могли решиться сделать новую попытку в Москве после того, как столь жестоко обожглись в Петрограде.
Но каким же образом социал-патриоты в кратчайший срок мобилизовали десятки тысяч рабочих — без политического авторитета, без организаций, без аппарата пропаганды? Очень просто: для овладения чужими, массами к их услугам оказался готовый чужой аппарат — наиболее могущественный, какой только можно себе представить: все органы буржуазного общественного мнения, а в значительной мере и военно-полицейская организация государства.
Социалистическая пресса подавлена. Рабочие массы вынуждены питаться «лево»-буржуазной печатью. И мы видели, как «День», «Современное слово», «Речь» — при сочувственной поддержке «Вечернего Времени» и «Нового Времени» — становятся проводниками социал-патриотических идей в рабочие массы. Изо-дня в день в газетах и на патриотических собраниях говорится о тевтонском варварстве, об угрозе независимой России и западных демократий; факты препарируются, подтасовываются, замалчиваются — смотря по надобности. О циммервальдской конференции русским рабочим, конечно, не узнать из легальной прессы; зато она вся полна сообщениями о конференции полудюжины русских социал-патриотов. Их политические вещания правительственная телеграфная проволока немедленно разносит по всей стране. Орган московских промышленников требовал даже расклейки плехановского манифеста по фабрикам и заводам. Вот какой аппарат оказался на службе у социал-патриотов, или точнее: вот у кого на службе оказался социал-патриотизм!
Монархическое черносотенство овладевало у нас лишь самыми темными или развращенными подонками рабочего класса. Русский либерализм привлекал к себе только отдельные единицы из наилучше поставленных рабочих, входящих в состав заводской иерархии. Социал-патриотизм оказался более пригодным политическим инструментом в руках имущих классов и государственной власти для идейно-политического подчинения себе отсталых рабочих. Хвостов с Гучковым и Милюковым могли думать семь дней и семь ночей, — они не выдумали бы для своих нужд ничего лучшего, чем плехановское воззвание. Но им не пришлось его выдумывать, они получили этот документ в готовом виде, задаром, с прибавкой более или менее авторитетных имен и « фирм ». Там, где правящие, кругом скомпрометированные, собственными средствами могли бы мобилизовать тысячи рабочих, они, при посредстве социал-патриотов, мобилизовали десятки тысяч.
Социал-патриотизм выступил открыто, на широкой арене, как политическое орудие смертельных противников социализма и классовых врагов пролетариата. Это его поведение должно определить отныне не только наше политическое, но и наше организационное отношение к нему.
Когда депутат Маньков свои политические колебания разрешил в сторону половинчатого патриотизма, воздержавшись при голосовании кредитов, с.-д. фракция исключила его из своей среды. Мы одобряли ее решение, как единственно отвечающее серьезности и глубине противоречия между социализмом и национализмом. Ныне вдохновители Манькова скопом вышли на арену политической борьбы. Против революционного социализма и организаций нашей партии они выступают со своим собственным анти-революционным знаменем, организационно опираясь на классовых врагов пролетариата, политически служа этим врагам. Этим самым противоречие между нами и ими окончательно выходит из стадии принципиальной «дискуссии» или внутрипартийной борьбы течений, — оно становится составной частью классовой борьбы пролетариата с буржуазным обществом.
Организационная связь с социал-националистическими штабами становится тем самым нетерпимой для социал-демократии и ее организаций. Мы не можем связывать себя сотрудничеством с социал-патриотами, которые открыто связывают себя с воинствующей буржуазией — против нас. Мы не можем покрывать авторитетом партии работу этих отравителей пролетарского сознания, и мы не можем ограничивать никакими организационными узами нашу борьбу с ними, которая должна быть и будет доведена до конца!
Организационный разрыв с воинствующими социал-патриотами по всей линии — вот вывод, который вытекает для нас из последнего петроградского эксперимента!
«Наше Слово» 11 ноября 1915 года.