К. Каутский об Интернационале.
Некий товарищ, несогласный с обвинениями против Каутского со стороны левых интернационалистов, обратился к нему с просьбой ответить на ряд вопросов и пояснить некоторые из прежних своих утверждений. Каутский ответил своему корреспонденту письмом, которое и появилось на-днях в «Berner Tagwacht», в качестве политического документа. Мы считаем необходимым привести это письмо целиком.
«Дорогой товарищ! Благодарю вас за ваше письмо и спешу ответить на ваш вопрос, насколько это возможно в кратком открытом письме.*
* Очевидно, имеется в виду цензура. — Л.Т.
1. Мое замечание, что «Интернационал не является действительным орудием в войне, что в основе своей он — инструмент мира», имеет двоякий смысл.
а) Прежде всего — констатирование того факта, который другие люди характеризуют, как «капитуляцию» или «крушение» Интернационала. Я не захожу так далеко и говорю только: «Интернационал сильнее всего во время мира, слабее всего во время войны». Кроме того, я отличаюсь от этих других людей тем, что я вижу в данном случае массовое явление, которое надлежит объяснить из условий; проблему, которую нужно исследовать, — а не проступок, вытекающий из ничтожества нескольких человек. Объяснять таким путем исторические массовые явления кажется мне совершенно немарксистским.
б) Если я говорю, что Интернационал есть преимущественно инструмент мира, то это не должно означать, что Интернационал должен молчать во время войны. Это противоречит всему моему стремлению снова привести Интернационал в движение. Приведенное выражение должно лишь обозначать важнейшую задачу Интернационала во время войны. В своей работе «Интернационал и война» я говорю: «Интернационал должен пробудиться для новой жизни и для новой деятельности, как только обнаружится возможность действий в пользу мира. Тогда снова наступит время для Интернационала, как инструмента мира, и тогда должно будет обнаружиться, ослабила ли война его силу или нет. Тогда мы увидим, ослабил ли «национальный пароксизм» интернациональные мысль и чувство, или же, наоборот, они победоносно сохранили всю свою силу и найдут свое выражение в единодушном присоединении к интернациональной программе мира. Если это удастся, тогда будет достигнуто многое. И мы вправе ожидать этого» (стр. 39).
Здесь, следовательно, я ясно определяю задачу Интернационала во время войны. Я писал эти строки в первые недели войны и выразил в них задачи, которые с того времени действительно поставлены перед Интернационалом. Далее этого, насколько я знаю, не пошла до сих пор ни одна большая социалистическая партия.
2. Мое отношение к вопросу об обороне (страны) совпадает с отношением Гаазе. Больше на этот счет здесь нет возможности сказать.
3. Вы спрашиваете, как понять мое замечание, что «эта война не империалистическая». Я, однако, никогда не говорил этого. В моей брошюре «Национальное государство, империалистическое государство» и пр. я говорю:
«На первый взгляд нынешняя война не является империалистической. И, однако же, она именно такова, но лишь в последнем счете» (стр. 64). Это значит, что империалистические стремления создали для себя орудия, которые в некоторых государствах достигли такой силы и самостоятельности движения, что оказались способны — поверх империалистических тенденций и потребностей — порождать конфликты. Далее, империалистические тенденции являются новейшими, но не единственными тенденциями, действующими во внешней политике современных держав. Другие тенденции, династические или национальные, унаследованные от прежних времен, действуют наряду с империалистическими — особенно на такие классы, которым нечего ждать от империализма. Ни эльзасский, ни польский вопросы не созданы современным империализмом. Этот последний образует исходный момент, но не все содержание нынешнего военного конфликта.
Я, следовательно, не отклоняю объяснения войны из империализма, но я не ограничиваюсь этим объяснением, как слишком упрощенным. Точно так же, например, я не могу при объяснении известной стачки ограничиваться ссылкой на теорию прибавочной стоимости. Но это не значит ведь, что я отвергаю эту теорию.
На этот счет, как и по поводу двух первых вопросов, можно было бы многое сказать, но длинные письма не могут надеяться на скорую пересылку; я должен поэтому ограничиться сказанным, несмотря на все желание высказаться еще по поводу «социал-пацифизма».
Мне слишком часто приходилось в течение моей 42-летней партийной деятельности выслушивать брань одинаково справа и слева, чтобы это могло меня ныне приводить в возбуждение.
С лучшим приветом Ваш Каутский».
В письме Каутского есть недоговоренности, вызванные цензурными соображениями, на которые он сам ссылается. Но главные недоговоренности письма вызываются, по нашему мнению, более глубокими причинами, коренящимися в самой позиции автора.
Свое утверждение: «Интернационал есть по преимуществу инструмент мира» Каутский истолковывает не в том смысле, что во время войны Интернационалу нечего делать, а в том, что его главной задачей является борьба за мир. Но в то же время Каутский в том же самом афоризме своем констатирует — и не просто констатирует, а обобщает — тот факт, что «Интернационал сильнее всего во время мира, слабее всего во время войны». Но бороться за мир приходится — во время войны. Если под борьбой за мир понимать действительную борьбу, то-есть вмешательство пролетариата, вооруженного такими методами и средствами, которые, действительно, могут парализовать работу милитаризма, тогда очевидно, что такого рода тактика предполагает исключительную силу Интернационала. Если же верно, что этот последний слабее всего во время войны, то смешно и ставить перед ним такие задачи. Каутский по существу дела и не ставит. Акция за мир, если мы верно понимаем смысл его письма, находит свое выражение в «единодушном признании международной программы мира». Гюисманс, как известно, не без успеха доказывал, что такое единодушие уже достигнуто: ведь — Копенгагенская конференция нейтральных, Лондонская конференция «союзных» и Венская конференция австро-германских социал-патриотов высказались за мир без аннексий. Но совершенно ясно, что все эти формулы так же мало способны сами по себе сократить войну, как и «формулы» той молитвы за мир, какую Бенедикт предписал французским, немецким и иным католикам. Формулы получают свое значение только, как программа борьбы. А борьба в условиях войны предполагает революционную силу. Между тем мы слышим, что Интернационал слабее всего во время войны, то-есть тогда именно, когда от него требуется наибольшая сила. Ясно, что Каутский заводит нас в тупик.
— Но, ведь, я не говорю ничего другого (возражает Каутский), кроме того, что в более резкой форме говорят мои критики слева, когда констатируют «крушение» Интернационала.
На самом деле тут большое недоразумение — столько же теоретическое, сколь и политическое. Когда мы говорим о крушении Интернационала, то имеем в виду определенное историческое образование, Второй Интернационал, как он сложился на парламентарном и профессиональном базисе в эпоху, когда классовые и международные противоречия «органически» накоплялись, не приходя к открытым конфликтам — революциям и войнам. Но мы меньше всего думаем, будто Интернационал фатально обречен на бессилие в эпоху империалистических войн. Наоборот, только в непосредственной массовой борьбе против войны и империализма может сложиться и сложится могущественное, в действиях закаленное, объединение международного пролетариата. Новый Интернационал включит в себя, революционно переработав, огромную агитационную и организационную работу нескольких социалистических поколений и сосредоточит энергию пролетариата на тех задачах и методах борьбы, которые отвечают характеру нынешней эпохи империалистических потрясений. В противоположность Каутскому мы считаем, следовательно, что слабым был именно тот Интернационал, который вырос и сложился, как «инструмент эпохи мира», — и мы ждем, что могущественный Интернационал сложится, как революционный «инструмент» эпохи войн.
Уже из сказанного видно, что мы отнюдь не сводим причины социалистического кризиса к «ничтожеству нескольких человек». Мы объясняем этот кризис из исторических условий, и в этом анализе мы находим гарантию против скептицизма или фатализма. Мы остаемся верны революционному духу марксизма, когда не ограничиваемся анализом причин крушения Интернационала, а ведем решительную борьбу с теми, которые явились и остаются активными агентами этого крушения, ибо: недостаточно истолковывать мир, — нужно переделать его!
Недостаток места не позволяет нам сейчас останавливаться на остальных частях письма Каутского, которое является конспективным комментарием к политической Позиции Гаазе и его друзей. Нет никакого сомнения, что эта группа сыграла и продолжает играть огромную роль в эволюции широких кругов партии во время войны. Но, помогая своим авторитетом десяткам и сотням тысяч рабочих освободиться от навязываемого им путем организационной дисциплины «бургфридена», Каутский своими уклончивыми, ни в одном актуальном вопросе не доведенными до конца формулами задерживает сознание этих широких кругов на полпути. И если Каутский, — как и Гаазе или Ледебур, — является нашим и наших ближайших единомышленников в Германии политическим союзником, то «Письмо» его снова напоминает нам, что союз с Каутским должен в настоящих условиях дополняться систематической идейной борьбой против его бесформенного и выжидательного пацифизма.
«Наше Слово», 26 апреля 1916 г.