В борьбе за Третий Интернационал.
Когда Оддино Моргари приехал прошлою весною по поручению своей партии в Париж для переговоров о восстановлении международных связей, он потребовал прежде всего от Вандервельде созыва Международного Социалистического Бюро. Тот начисто отказал: «доколе в бельгийском рабочем доме стоят немецкие солдаты, не может быть и речи о созыве Бюро». — «Итак, Интернационал является заложником в руках держав согласия?» — спросил Моргари. — «Да, заложником!» — воскликнул Вандервельде. — «Заложником права и справедливости,» — пояснил принимавший участие в переговорах Ренодель, который из богатого риторического словаря Жореса усвоил несколько оборотов для своего обихода. Тогда Моргари перешел к более скромному предложению: созыва конференции социалистических партий нейтральных стран (напомним, что Италия была тогда еще нейтральна). Со стороны председателя Интернационала последовал столь же категорический отказ. Только после этого Моргари, в качестве представителя итальянской партии, делает — по соглашению с русскими и швейцарскими друзьями — подготовительные шаги для созыва конференции интернационалистов, помимо и против воли социал-патриотических партий. Такова организационная предыстория конференции в Циммервальде.
Через полгода после этого выступает на сцену Гюисманс, который выдвигает идею созыва Интернационального Бюро. Он совершает «агитационную» поездку в Париж и Лондон, не встречая, разумеется, помех со стороны просвещенных правительств двух западных демократий, ведет здесь переговоры с официальными партиями и оппозицией и, вернувшись в Гаагу, заявляет, что Интернациональное Бюро созвано не будет, но что 26 июня состоится конференция «нейтральных» партий. Понадобился целый год, чтобы Гюисманс усвоил себе ту «минимальную программу», которую Оддино Моргари предъявлял вниманию Вандервельде.
Но за этот год идея конференции нейтральных успела утратить последние остатки политического смысла. Прежде всего, с того времени две европейские страны, Италия и Болгария, перешли из числа нейтральных в лагерь воюющих. А затем в течение этого года имел место Циммервальд. Румынская и швейцарская партии — с Циммервальдом. В Швеции и Голландии раскол между социал-патриотами и циммервальдцами. Если конференция нейтральных даже состоится, — а об этом можно будет с полной уверенностью говорить не ранее, как через несколько недель, — она сможет лишь констатировать, что военная нейтральность правительств не создает еще ничего общего между интернационалистами и социал-патриотами. И можно было бы только пожалеть о путевых издержках, которые будут понесены нейтральными партиями, если бы для некоторых из них путь в Гаагу не оказался кружным путем в… Циммервальд. И чем отчетливее мы будем принцип Циммервальда противопоставлять принципу Гааги, тем скорее будет пройден колеблющимися этот кружный путь.
Гюисманс изложил в особом первомайском манифесте причины отказа от созыва Бюро: этого не хотят французская и английская партии, как они же не хотят никакой международной кампании за мир. «Не потому, чтобы они были вообще против мира», — с изумительным глубокомыслием объясняет Гюисманс, — а потому, что они не хотят преждевременного мира. А так как Интернационал остается «заложником права и справедливости», то Гюисманс предлагает временно удовлетвориться сокращенным Интернационалом нейтральных. При этом он осмеливается читать нравоучения циммервальдцам, этим «нетерпеливым товарищам», которые перешагнули не только через траншеи и полицейские преграды, но и — через голову Гюисманса. Секретарь Интернационала, который на двадцать втором месяце войны проповедует терпение и молчание социалистам, восстановляющим связь между рабочими разных стран, — может ли быть роль более жалкая и постыдная! При этом Гюисманс недвусмысленно изображает все циммервальдское объединение, как… русскую интригу (он говорит о раскольнических методах социалистов тех стран, где «еще нет демократии»*. В своей бюрократической ограниченности он поддерживает этим не только Реноделя против Лонге и Бурдерона, но и Шейдемана против Гаазе и Либкнехта. Против своей воли, но тем действительнее, Гюисманс дезавуирует всех французских и русских Ласкиных, которые не прочь представить Циммервальд, как интригу Бетман-Гольвега.
* Во всяком случае, мы не сомневаемся, что оно не имеет ничего общего с резолюцией Лонге — Бурдерона, одобряющей» поведение Гюисманса. — Л.Т.
Первые дошедшие до нас вести говорят, что циммервальдцы на своем совещании решили добиваться созыва Интернационального Бюро, независимо от согласия или несогласия французов и англичан. Мы не знаем пока еще ни того, как формулировано это решение, ни того, каким большинством оно принято ]). Но оно не является для нас неожиданным. Оно означает лишь, что очень многим путь в Циммервальд представляется лишь, как вынужденный этап по дороге в Гаагу. Другими словами, многие из циммервальдцев всю задачу момента видят в восстановлении Второго Интернационала, каким он был до «недоразумения» или «ката-строфы» 4-го августа. Другие поддерживают идею Гааги из педагогических соображений. Мы ни с теми, ни с другими. Мы относимся с полным недоверием к канцелярски-бюрократической утопии восстановления организационной формы Второго Интернационала. Мы признаем только революционно-органический путь: международное сплочение инициативных групп, организаций, партий и пролетарских масс на основе новых методов и новых задач или, точнее: применения старых принципов к условиям и задачам новой эпохи. Так как мы политику не растворяем в педагогике для отсталых, то мы на циммервальдском совещании голосовали бы против требования созыва Международного Бюро. Но принятие такой резолюции нимало не пугает нас: оно только характеризует уровень движения. Оказывается, что все расширяющимся кадрам циммервальдцев для того, чтобы найти путь к Третьему Интернационалу, нужно еще и еще раз проделать то испытание, через которое, в лице Оддино Моргари, уже прошел однажды Центральный Комитет Итальянской партии. Мы, революционные интернационалисты, сохраним нашу самостоятельную критическую позицию и по отношению к пассивным интернационалистам, пацифистам и организационным реставраторам, которые движутся по направлению к нам, и тем поможем им — и уж во всяком случае массам, за ним стоящим — перевалить через период нерешительности, поисков, оглядки назад, колебаний между Гаагой и Циммервальдом — и выйти на большую дорогу революционной борьбы за власть.
«Наше Слово», 10 мая 1916 г.