Аргумент от копыта.
Война, которая успела стать «органическим» состоянием Европы, снова вступила в период конвульсий. Союзные армии делают давно возвещенную попытку прорвать заколдованный круг, — заколдованный для обеих сторон. Инициатива была на этот раз предоставлена России, потому ли, что западные союзники не считали возможным «начинать», прежде чем не убедятся на деле в способности русской армии к наступлению, потому ли, что единство наступления, в более узком и точном смысле слова, оказалось на этот раз объективно неосуществимым, это для общей картины не имеет сейчас большого значения. Мы не имеем также возможности судить о том, в какой мере, в результате последних военных операций на восточном фронте, оказалась доказанной для союзных штабов способность русской армии к планомерной и решительной офензиве. Остается, однако, несомненным, — и это уже отмечалось на столбцах нашей газеты, — что никогда еще до сих пор французская пресса не проявляла столько сдержанности, несмотря на благоприятные внешние симптомы, как сейчас. За вычетом совершенно беспардонных уличных газет, снова извлекших на свет божий достаточно-таки скомпрометированный русский «паровой каток», который должен пройтись по Германии, остальная пресса успела все-таки за эти два года понять, что эта война есть война материала что наступление есть бешеное расточение материала и что стало быть непрерывность и решительность наступления может быть обеспечена лишь способностью страны к планомерному воспроизведению и перемещению военных материалов. После всех и всяких уклонений в ту или другую сторону вопрос сводится к своей первооснове: сравнительному уровню развития производительных сил. «Надстроечные» или субъективные факторы, как-то: лучший или худший контроль, подбор генералов, состояние духа солдат, согласованность действий и пр. имеют бесспорно огромное значение, но они не могут произвести чудес. Именно поэтому мы не ждали и не ждем чудес.
Наши читатели — притом не только друзья, но и добросовестные противники — знают, что мы не ставим судеб социалистического движения в Европе и методов классовой борьбы в зависимость от возможных стратегических эпизодов развертывающейся войны, ни даже от ее общего военного итога. Циммервальдский масштаб — хорош он или плох — во всяком случае шире и глубже военно-стратегического масштаба. В соответствии с этим социал-патриоты обвиняли нас в двух грехах: во-первых, в том, что мы игнорируем непосредственные причины войны, ограничиваясь ее основной причиной — обострением империалистического соперничества великих держав; во-вторых, в том, что мы игнорируем возможное влияние на развитие демократии и социализма военного перевеса той или другой стороны. Оба эти «обвинения» в их основе мы принимаем, и именно на этой почве шла у нас вся первоначальная борьба с социал-патриотизмом.
Совершенно неожиданной должна поэтому представиться та позиция, какую занял «Призыв» в связи с русским наступлением: австрийский фронт прорван, пишет эта единственная в своем роде газета, и стало быть прорван фронт циммервальдовский. Какими путями? Мы можем верно или неверно оценивать в каждый данный момент соотношение сил и стратегическое взаимоотношение воюющих лагерей. Но ведь нас обвиняют, и совершенно основательно, в том, что наша политика определяется не этим взаимоотношением, а тем, какое существует между лагерями революционного пролетариата и капиталистического империализма. Каким же образом передвижение линии русских войск на несколько десятков километров подрывает принципы и методы Циммервальда? А если бы пал Верден, не значило ли бы это в таком случае, по логике «Призыва», подтверждение теорий Кинталя?
Разумеется, здесь перед нами чистейший абсурд. Тем не менее в кликушеском восклицании «Призыва» есть своя политическая логика. Эти люди сдали все то, что они некогда считали идеями и задачами социализма, своим генеральным штабам. В действительных или мнимых успехах этих штабов они готовы поэтому видеть ответ на все теоретические аргументы и политические доводы, которые превышают меру их собственного разумения. Но если их багаж ныне целиком умещается на крупе средней казачьей лошади, то отсюда еще- вовсе не следует, что позиция Циммервальда может быть сокрушена аргументом от копыта.
«Наше Слово», 29 июня 1916 г.