Стратегия и социалистическая политика.
Под этим заглавием я отправил в швейцарскую социалистическую прессу письмо, вызванное новой фальсификацией Грумбаха-Ното. Не будучи уверен, что письмо, при нынешних почтовых порядках, дойдет по назначению, я считаю необходимым огласить его одновременно на столбцах «Нашего Слова».
Я получил здесь от своих друзей брошюру С. Грумбаха «Заблуждение Циммервальда-Кинталя», представляющую его реферат, прочитанный в Берне 3 июня 1916 г.
Я не собираюсь вести с автором брошюры принципиальную полемику. Но я прошу вас отвести мне место для того, чтобы исправить его ложные утверждения на мой счет. Преследуя непосредственно личную цель, совершенно законную и естественную: протестовать против недобросовестного употребления, которое делает Грумбах из моей брошюры в интересах того дела, которому он служит, — я надеюсь в то же время показать на этом примере те приемы, которые характеризуют Грумбаха-Ното, главного осведомителя Франции о жизни германского социализма.
«К Циммервальду-Кинталю, — говорит он, — присоединяется также и Троцкий; немногие так резко нападали на французскую партию, как он, за ее позицию в этой войне и за практическое проведение ею принципа национальной обороны. И однако же именно он в своей брошюре «Война и Интернационал» сделал утверждения, которые являются наилучшим (die denkbar beste) обоснованием позиции французских социалистов».
С этим утверждением, что моя брошюра дает обоснование французскому социал-патриотизму, не бесполезно сопоставить два других факта: 1) перевод части брошюры в покойном «Голосе» дал повод Вороновым зачислить автора в… пангерманисты; 2) в Германии распространение брошюры вызвало аресты, причем автор брошюры заочно приговорен к тюремному заключению. — Л.Т.
Грумбах цитирует прежде всего следующие строки моей брошюры:
«Не видеть, что политика юнкеров требовала разгрома Франции, может только тот, у кого есть основание закрывать глаза. Франция, — вот враг!»
Эта цитата не является, однако, ни прямым, ни косвенным аргументом в пользу французского социал-патриотизма, она лишь является доводом против тех немецких социал-патриотов, которые делали себе прикрытие из «войны против царизма». Указав, что главным врагом немецкого империализма является Англия, но что военный путь к ней ведет через Францию и отчасти через Россию, я писал, что на направление войны имеют влияние не социалисты, а господствующие юнкеры, для которых предметом ненависти является не Россия, а республиканская Франция. Это утверждение было совершенно достаточно для моей аргументации против тогдашнего немецкого социал-патриотизма, рядившегося в революционный антицаристский костюм. Но если бы Ренодель или его Грумбах попытались вывести из этих слоев обратную теорему — о том, что борьба Франции против Германии есть борьба республики против монархии, им пришлось бы умалчивать о России, как их немецким партнерам приходилось молчать о Франции. Важнее всего, однако, для решения вопроса то, что нынешняя война вообще ни в каком смысле не является столкновением политических форм или принципов государственного строя: это война империалистических притязаний, по отношению к которым различные государственные формы играют лишь роль более или менее пригодных орудий. Именно эта мысль проходит через всю мою брошюру.
Вот вторая цитата, приведенная Грумбахом:
«Чем упорнее должно становиться сопротивление Франции, которой действительно приходится сейчас защищать свою территорию и свою независимость от немецкого наступления, тем вернее она приковывает и будет приковывать немецкую армию к своей западной границе».
И эта цитата направлена по тому же адресу. Немецкие социал-патриоты изображали наступление на Бельгию и Францию, как второстепенную работу, которую нужно выполнить для осуществления главной задачи: «низвержения царизма». — Но, ведь, не думаете же вы, возражал я, что Франция не будет сопротивляться Гогенцоллернской армии? А чем глубже увязнут немецкие войска на путях к Парижу, тем очевиднее станет, что «низвержение царизма» не является и не может явиться ни целью войны, ни ее самостоятельным результатом. В каком смысле эти соображения, формулированные осенью 1914 года и вполне подтвердившиеся впоследствии, обосновывали тактику Реноделя, Грумбах не поясняет. Но для него имеет, по-видимому, решающее значение мое указание на то, что Франция, преграждая немецким войскам путь к Парижу, защищала свою территорию. Читая Грумбаха, можно, в самом деле, подумать, что интернационалисты игнорируют военно-топографическую карту войны и, в частности, оккупацию Бельгии и северных департаментов Франции. Грумбах договаривается до того, что я будто только потому не одобряю тактики Реноделя-Самба, что я за время своего последнего пребывания во Франции впал в крайнее «ожесточение» против французской социалистической партии, которое мешает мне видеть признававшиеся мною ранее коренные различия (стр. 73). Вопрос был бы, в самом деле, очень прост, если бы достаточно было констатировать тот факт, что немецкие войска стоят в Нойоне, чтобы оправдать участие социалистов в министерстве, голосование за кредиты и полное прекращение социалистической борьбы. Возражая немецким социал-патриотам, доказывавшим, что именно их правительство ведет «оборонительную» войну, и подвергнув анализу крайне противоречивые в политическом смысле критерии нападения и обороны, я писал: «Но в данном случае все они (критерии) единодушно свидетельствуют, что военные действия Германии ни в каком случае нельзя втиснуть в понятие оборонительной войны, — что впрочем для тактики социал-демократии не имеет никакого значения» (стр. 33) — разумеется, в условиях нынешней империалистской войны. Я доказывал, что если даже ограничиваться вопросом об охране национальной неприкосновенности, то и тогда мы, как партия пролетариата, не имеем права сливать свою задачу с работой национального милитаризма. «Разрывая Интернационал на части, — писал я, — социал-демократия уничтожает единственную силу, которая способна противопоставить работе штыка программу национальной независимости и демократии и в большей или меньшей степени осуществить эту программу — независимо от того, какой из национальных штыков будет увенчан победой» (стр. 40). Это именно требование, чтобы наша тактика в эпоху империалистической войны была независима от военно-стратегической ситуации, формулировала со всей категоричностью конференция в Кинтале. Разумеется, то или другое военное положение страны может оказывать очень сильное влияние на настроение народных масс и может, в сочетании с другими факторами, ослаблять или усиливать влияние интернационалистской пропаганды. Но никакое положение страны не может оправдывать капитуляции социализма. Наоборот, если в государстве, часть территории которого занята неприятельскими войсками, массы становятся восприимчивее к националистической идеологии, то тем непримиримее должно оставаться на своем посту социалистическое меньшинство, как единственный оплот против шовинистического потопа. Вот почему я в военно-стратегическом положении Франции не находил и не искал оправдания для поведения французской партии, которое, к слову сказать, определилось, в первый же день войны, т.е. прежде чем определилось стратегическое положение. В предисловии к своей брошюре я писал: «Крушение Второго Интернационала есть трагический факт, и было бы слепотой или трусостью закрывать на него глаза. Позиция французского и большей части английского социализма является такой же частью этого крушения, как и поведение немецкой и австрийской социал-демократии». Таким образом, мне незачем было переезжать в Париж и впадать в «ожесточение» против французской партии, как инсинуирует Грумбах, чтоб признать политику Реноделя-Самба смертельно враждебной интересам пролетариата.
Но если что в Париже действительно не раз вызывало «ожесточение» — и отнюдь не только у меня, — так это та информация, какую Ното поставляет Реноделю. Держась вначале в общем тех же сравнительно «осторожных» методов, какие он применил к моей брошюре, Ното, толкаемый обострение.м борьбы внутри социализма, вынужден прибегать ко все более и более грубым приемам. Его статьи о Кинтальской конференции были вполне достойны желтой журналистики. Но еще позорнее, если возможно, была его выходка против нашего сербского, друга Кацлеровича, которого он представил, как агента Австро-Венгрии. Именно сербские социалисты дают пример высшей верности принципам Интернационала — в стране, стратегическое положение которой не вызывает никаких сомнений. Но ведь именно поэтому-то Ното, выполняя задание своих нынешних хозяев, клевещет на Кацлеровича, который — о, ужас! — получил проходное свидетельство в австро-венгерском консульстве, чтобы вернуться к своему несчастному народу.
«Наше Слово», 22 августа 1916 г.