Родные тени
Газета «Наше Слово» была закрыта французскими властями, и группировавшаяся вокруг нее редакционная группа (Троцкий, Урицкий, Антонов-Овсеенко и др.) 30 сентября запустили новую газету под именем «Начало». Троцкий начал в газете сатирическую колонку «Родные тени» но до его высылки появилось лишь две статьи.
— Искра-Research.
(Думбадзе и др.)
На одной и той же газетной странице мы нашли чрезвычайно поучительные, почти символические сообщения о пяти политических фигурах, или, точнее сказать, о четырех политических фигурах и о… Бурцеве.
Во-первых, речь идет о генерале Думбадзе.
«О подвигах Ивана Антоновича на Кавказе, где он начал службу армейским офицером, — пишет газета, — не было ничего слышно. О подвигах полковника Думбадзе в качестве администратора, главноначальствующего гор. Ялты с 1906 года в течение длинного ряда лет, слышала вся Россия. Его имя буквально не сходило со столбцов газет и журналов. Грузин по происхождению, еще на Кавказе Думбадзе явился сторонником «русских начал», деятельным членом, вдохновителем и руководителем «Союза русского народа». После цензурного пробела газета продолжает: «В Ялте он был настоящим хозяином, рачительным и строгим. Его приказы торговцам и полиции, извозчикам и обывателям были кратки и выразительны. Он не любил терять лишних слов и без объяснения высылал корреспондентов неугодных ему изданий, закрывал ялтинские газеты, наблюдал за чистотой семейных нравов в распущенной Ялте».
Смело пишет газета о Думбадзе; но и то сказать: генерал Думбадзе уволен на покой. По-видимому, уволен тихо, без уголовно-бюрократического драматизма: просто признан, так сказать, административно истощившимся.
Гораздо хуже обстоит дело с другим доблестным сановником…
«Генерал Комиссаров, — рассказывает в телеграмме та же газета, — уволен от должности ростовского градоначальника по третьему пункту, без прошения, ввиду ряда заявлений, поступивших в министерство от местных деятелей. Комиссаров служил в петроградском жандармском отделении. Имя его связывалось с Азефом. На данных Комиссарова основывался ответ правительства Думе по делу Азефа».
«Ротмистр Комиссаров» в свое время сверкнул, как пышный хвост при комете — Азефе, — и исчез. Обыватель думал: конец ротмистру. Ан ротмистр, подчиняясь законам бюрократического естества, превратился в полковника, полковник — в генерала. На троне ростовском сидел генерал и правил. Но какие-то поступили «заявления» от каких-то «деятелей» (проворовались, ваше превосходительство?), и полетел генерал Комиссаров по третьему пункту*.
* Курьезно, что Бурцев и кое-кто еще из белого Бедлама сделали не так давно попытку подкинуть Комиссарова… большевикам! — IV. 22. Л. Т.
Третье сообщение имеет вид несравненно более скромный:
«Приказом по министерству внутренних дел, причисленный к министерству коллежский асессор Манасевич-Мануйлов уволен со службы за истечением срока причисления к министерству».
Какой-то коллежский асессор! — пренебрежительно скажет невнимательный читатель. Но в том-то и дело, что не «какой-то», а весьма определенный. Манасевич-Мануйлов — известный в своем роде литератор, писавший в «Новом Времени» статьи за подписью «Маска». Главной его профессией являлся, впрочем, сыск. За время войны Манасевич приезжал в Париж и, как сообщали, в целях скрепления уз, нанес визит г. Эрве. Но, вернувшись в отечество, проворовался. При обыске у него нашли зашитыми в штанах 100.000 рублей. Сейчас коллежский асессор отчислен от министерства и временно водворен в тюрьму; что сделано с его штанами, неизвестно.
Было бы, однако, малодушием со стороны Маски отчаиваться. Ибо никогда не известно, в какую сторону может повернуться колесо жизни. Лучше всего об этом свидетельствует карьера священника Восторгова.
«Московским духовенством, — рассказывает газета, — получена сенсационная новость о назначении прот. Восторгова в Москву епископом в течение ближайших дней. Восторгов уже приехал в Москву. У митрополита Макария состоялось собрание благочинных, которым предложено высказаться, желательна ли кандидатура Восторгова. Благочинные ответили положительно. Отзыв благочинных запротоколен, и прот. Восторгов, получив этот документ, уехал в Петроград».
Вот видите! Чего-чего только не сообщали русские газеты о священнике Восторгове: и воровал, и подлоги делал, и к тифлисским гимназисткам проявлял отнюдь не пастырские чувства, и не то в убийстве женщины, не то в сокрытии убийства участвовал… казалось бы, человеку на каторге нужно быть, а, между тем, он собирается в епископы. Не теряйте духа, генерал Комиссаров!
…И на той же самой газетной странице следующая коротенькая телеграмма:
«Приехал в Москву из Петрограда Бурцев для занятий в Историческом музее. Отсюда он поедет в Саратов работать в Радищевском музее».
Неужели полный и окончательный закат? Великий Бурцев, гроза всех шпионов и провокаторов (кроме тех, которые водили его за нос), переезжает ныне из музея в музей, безучастный к судьбе бывшего ротмистра Комиссарова. Что делает Бурцев в Историческом музее? Кто знает: может быть, он изучает сданные туда на хранение штаны Манасевича-Маски…
Энъ (Л. Троцкий)
«Начало» № 1, 30 сентября 1916 г.
Родные тени.
«Начало» № 12, 13 октября.
Уход в отставку генералов Думбадзе и Комиссарова вызвал в русских газетах ряд трогательных воспоминаний. «Речь» рассказывает о том, как с Комиссаровым, тогда ещё ротмистром, русское общество впервые познакомилось совершенно случайно. Как-то по набережной Мойки шли два сановника. Случайно они заинтересовались ночной работой какой-то таинственной типографии. Они зашли в эту типографию. Там под руководством «обер-офицера» Комиссарова шло спешное печатание погромных прокламаций.
Затем о Комиссарове ничего не было слышно и имя его всплыло на свет Божий в эпоху думского запроса об Азефе. Комиссаров, кажется уже в чине полковника, доставил П. А. Столыпину все необходимые материалы для блестящего и убедительного ответа на «мало обоснованный» запрос. После этого Комиссаров пошёл в гору. К сожалению, для того, чтобы проследить его биографию, надо быть специалистом, по крайней мере В. Л. Бурцевым. Но, даже не зная подробностей этой блестящей карьеры, можно ясно понять её стиль, характер и значение. В нужную минуту услугами людей этого типа пользуются. Затем они начинают стеснять. Является желание от них избавиться. Наступает полоса исчезновения «в пучину». Но так как стиль общей политики не меняется, с совершенно законной последовательностью наступает трагическая минута, когда без услуг гг. Комиссаровых не обойтись, то они опять всплывают.
В свое время газеты рассказывали, как с гр. Витте приключился припадок удушья, когда он узнал по чьему поручению и на какие средства Комиссаров печатал свои погромные воззвания.
Карьера Думбадзе несколько и иного типа, – вспоминает «Речь»:
«Она прошла на глазах у всех. Можно сказать даже, что она всем намозолила глаза. Действуя в очень маленьком районе ялтинского градоначальства, генерал Думбадзе сумел стать всероссийской знаменитостью. Он не любил, когда о нём молчали. И как только он замечал недостаточное к себе внимание со стороны российских граждан, он сейчас же о себе напоминал. То в 1909 году он посылает телеграфный выговор Финляндскому генерал-губернатору, после чего тот покидает свой пост. То поздравляет Союз русского народа «с разгоном мерзейшей думы» (лето 1907 г.).
26 февраля 1907 г. на жизнь генерала Думбадзе было совершено покушение. Покушавшийся тут же на месте застрелился. Не ожидая следствия и суда, генерал Думбадзе повелел немедленно сжечь рядом лежащие дачи, запретив обитателям их выносить свои вещи. Владельцы и жильцы сожженных дач предъявили генералу иск размере 60 000 руб. Но П. А. Столыпин удовлетворил потерпевших из «особого фонда», и дело было замято. Когда же 27 марта 1908 г. октябристы (Люц, Гучков, Мейендорф) внесли в думу запрос о незакономерных действиях ялтинского градоначальника, генерал Думбадзе признал совершение вменяемых ему в вину незакономерных действий, но добавил, что «не считает нужным миндальничать с либералами и леваками».
Нельзя не признать, что у Думбадзе очень выразительный стиль. И сейчас, когда почтенный генерал пользуется широким досугом, редакция «Призыва» могла бы сделать себе честь, пригласив генерала к себе сотрудником. Вот разве только, что Думбадзе не сочтёт пристойным выступать рядом с Алексинским…
«Начало» № 12, 13 октября 1916 г.