Кто отгадает?

В Нью-Йорке выходит, как известно, несколько немецких буржуазных газет. Совершенно натурально, если американские немцы отдают в европейской войне свои так называемые симпатии центральным державам, и столь же натурально, если эти симпатии находят свое выражение на страницах немецко-американской буржуазной прессы. В течение всего времени войны немецкий Тряпичкин макал каждый день перо в чернильницу и выводил патриотические вавилоны: о коварстве англичан, о продажности французских политиков и о высоких нравственных качествах больших и малых Бетман-Гольвегов. Иногда Тряпичкин лютеранского исповедания совершал маленький плагиат: переводил потихоньку статью из лондонской или парижской газеты, ставил везде вместо кайзера «русский царь» и сдавал в набор. Сходило прекрасно, ибо патриотический Тряпичкин — совершенно интернациональный тип, и под какими бы градусами географической широты он ни находился, на каком бы языке ни писал, какому бы хозяину ни служил, — у него всегда одни и те же мысли и один и тот же стиль.

Все шло прекрасно до 3 февраля, т.-е. до момента разрыва дипломатических сношений с Германией. Лихорадочная волна, начавшись у темени, прошла по спине Карла Тряпичкина, спустилась ниже колен и сосредоточилась в пятках. «Что же теперь будет? — спросил он себя с почти предсмертной тоской. — Ведь теперь я рискую оказаться на положении государственного изменника!» Тряпичкин, разумеется, прежде всего трус, а уже во второй линии, так сказать, публицист.

— Послушайте, Карл, — раздался вдруг голос шефа, вызвавший Тряпичкина из мучительного раздумья, — напишите на завтра статью на тему: «Сладко и почетно умереть за отечество»*.

* Буквально под таким заглавием была напечатана 4 февраля передовица в немецкой «Staats-Zeitung», служившей все время официозом бывшему германскому послу Бернсдорфу. — Л.Т.

— За… за… за какое отечество? — спросил Тряпичкин. — Т.-е., за какое из двух: за германское или за американское?

— Вы болван, мой друг, — ответил коротко шеф. — То отечество далеко, а это близко.

Тряпичкин понял и просиял. «Все американские граждане, — писал он, — и мы, немцы, в первую голову должны сплотиться вокруг нашего президента и защищать наше отечество до последней капли крови…». И после этого он, почувствовав прилив жизнерадостности и аппетита, отправился ужинать.


— Вот они, буржуазные патриоты! — негодующе восклицал на собрании социалистический оратор; и он изложил подробно политические похождения Тряпичкина. — Мыслимо ли было бы, — так закончил он, — что-либо подобное в социалистической прессе?

— Увы, мыслимо! — раздался голос из угла. — Я знаю одну «социалистическую» газету, которая изо дня в день славила подвиги немецкого меча — «рубит направо и налево», — совершенно как немецкий Тряпичкин, — а затем призвала пролетариев отдать свою кровь, и притом «до последней капли», во славу американского меча!!

— Какая это газета? — спросили с разных сторон.

В самом деле, какая это газета, читатель? Может быть, кто-нибудь отгадает?*

* Огромная нью-йоркская еврейская «социалистическая» газета «Форвертс» с начала войны, под давлением ненависти к царю своих читателей-выходцев из России, находила бóльшую часть грехов в лагере Антанты. Но в эти дни, не дожидаясь Февральской революции, еврейско-американские социал-патриоты быстро переходили в лагерь России, Франции и др. — /И-R/

«Новый Мир», 7 марта 1917 г.