Доклад об Р.К.П. и Красной армии на I-м заседании 1-го Конгресса Коминтерна.
Заседание 2 марта 1919 года.
Из доклада тов. Альберта видно, что вопрос о Красной гвардии в Германии стал «притчей во языцех», и, насколько я понял его, мысль о возможном вторжении нашей Красной гвардии в пределы Восточной Пруссии является кошмаром бессонных ночей г.г. Эберта и Шейдемана. На этот счет т. Альберт может успокоить правителей Германии, — им нечего тревожиться. К счастью или к несчастью, — это, конечно, дело вкуса, — но в настоящий момент до этого еще не дошло. Что касается угрожающего нам вторжения, то смело можно сказать, мы теперь неизмеримо в лучшем положении, чем в прошлом году при заключении Брест-Литовского мира. Об этом уже говорить не приходится. В то время мы в деле строительства, как Красной армии, так и всего Советского Правительства, были еще в пеленках. Красная армия тогда на самом деле называлась Красной гвардией, но это название у нас давно уже не существует. Красной гвардией назывались первые партизанские отряды, импровизированные группы революционных рабочих, которые, движимые революционным порывом, распространили пролетарскую революцию из Петрограда и Москвы по всей стране. Этот период продолжался до первого столкновения этой Красной гвардии с регулярными немецкими полками, и тогда с полной очевидностью выяснилось, что эти импровизированные отряды, побеждавшие русскую контр-революцию, оказались бессильными перед дисциплинированной армией, а следовательно, не могли служить действительной защитой революционной Социалистической Республики.
С того времени начинается перелом в отношении рабочих масс к армии и ломка старых методов ее организации. Под давлением событий мы приступили к созданию здоровой армии, организованной на началах, диктуемых военной наукой. В нашей программе стоит ведь «народная милиция». Но невозможно говорить о народной милиции, этом требовании политической демократии, в стране, где властью является диктатура пролетариата, так как армия всегда тесно связана с характером господствующей власти. Война, как говорит старый Клаузевиц, есть продолжение политики, лишь иными средствами. Армия — орудие войны, она должна поэтому соответствовать политике. Раз правительство пролетарское, значит, и армия должна быть таковой в своем социальном составе.
Мы ввели поэтому ценз в армию: с мня прошлого года мы от добровольческой армии, от Красной гвардии перешли к армии, основанной на обязательной воинской повинности. но допускаем в армию лишь пролетариев или крестьян, не эксплуатирующих чужого труда.
Невозможность серьезно говорить в России о народной милиции становится еще яснее, если принять во внимание, что в одно и то же время в пределах бывшей империи русских царей находились и еще находятся несколько армий враждебных нам классов. В Донской области имеется даже монархическая армия, под предводительством казацких офицеров, состоящая из буржуазных элементов я богатых казаков. Затем в области Волги и Урала находилась армия Учредительного Собрания. Это ведь тоже была, по замыслу, «народная армия», как ее и называли, но эта армия быстро распалась. Господа члены Учредительного Собрания остались ни при чем: им пришлось, — совсем против воли, — оставить область Волги и воспользоваться, гостеприимством нашего Советского Правительства. Адмирал Колчак попросту арестовал правительство Учредительного Собрания, и армия превратилась в монархическую армию. Таким образом мы видим, что в стране, где ведется гражданская война, армию можно строить лишь по классовому принципу; это мы и сделали и добились результатов.
Большие трудности поставил на нашем пути вопрос о командном составе. Разумеется, первой нашей заботой было воспитать красных офицеров из среды рабочих и наиболее развитой крестьянской молодежи. За эту работу мы принялись с самого начала, и здесь, у дверей этого помещения, вы можете увидеть немало красных прапорщиков, которые скоро вступят в армию в качестве красных офицеров. У нас их довольно много. Я не хочу называть их числа, так так военная тайна всегда должна оставаться военной тайной. Число это, повторяю, довольно велико, но мы не могли ждать, пока из красных прапорщиков выйдут красные генералы, так так враг не давал нам такой передышки, и нам пришлось обратиться к старому командному составу и из этих резервов найти способных людей; это тоже увенчалось успехом. Разумеется, мы искали для себя офицеров не в блестящих сферах военных куртизанов, а нашли в более простой среде вполне способных людей, которые помогают нам сейчас, в борьбе пролив бывших их коллег. С одной стороны, лучшие и честнейшие элементы старого офицерского корпуса, которых мы окружаем дельными коммунистами в качестве комиссаров, с другой стороны, лучшие элементы из среды солдат, рабочих и крестьян для низших командных постов: вот каким образом мы составили свой красный командный состав.
С того момента, как у нас возникла Советская Республика, она была принуждена вести войну, ведет ее и поныне. У нас фронт свыше 8.000 км; с юга и севера, с востока и запада — всюду против нас борются с оружием в руках, и нам приходится защищаться. Да, Каутский даже обвинил нас в том, что мы развели милитаризм. Но мне кажется, что, если мы желаем сохранить власть за рабочими, мы должны научить рабочих владеть оружием, которое они куют. Мы начали с того, что обезоружили буржуазию и вооружили рабочих. Если это называется милитаризмом, пусть так, мы создали свой социалистический милитаризм и мы от него не отречемся.
Наше военное положение в августе месяце прошлого года было крайне скверно; не только вокруг нас сомкнулось кольцо, но это кольцо довольно тесно окружало Москву. С тех пор мы все более и более раздвигали это кольцо, и в течение последних шести месяцев Красная армия отвоевала для Советской Республики не менее 700.000 кв. км, с населением около 42.000.000, 16 губерний с 16-ю большими городами, рабочие которых вели и ведут энергичную борьбу. Еще сегодня, если вы проведете на карте в любом направлении прямую линию от Москвы, повсюду вы найдете на фронте — русского крестьянина, русского рабочего, который в эту холодную ночь стоит под ружьем на границе Социалистической Республики и защищает ее. И я могу вас уверить, что рабочие-коммунисты, составляющие ядро этой армии, чувствуют, что они не только гвардия русской Социалистической Республики, но и Красная армия III Интернационала. И если нам сейчас предоставлена возможность оказать гостеприимство этой социалистической конференции и таким образом отблагодарить западно-европейских братьев за их многолетнюю дружбу, мы этим в свою очередь обязаны усилиям и жертвам Красной армии, в которой работают лучшие товарищи из коммунистической рабочей среды в качестве простых солдат, красных офицеров или комиссаров, т.-е. непосредственных представителей нашей партии, Советской власти, которые в каждом полку, в каждой дивизии задают политический и моральный тон, т.-е. своим примером показывают красным солдатам, как бороться и умирать за социализм. И это не пустые слова наших товарищей, за ними следует дело: в этой борьбе мы потеряли сотни и тысячи лучших социалистических работников. Я полагаю, что они пали не только за Советскую Республику, но также и за III Интернационал.
И хотя мы сейчас даже не помышляем о том, чтобы напасть на Восточную Пруссию, — мы, наоборот, были бы крайне довольны, если бы гг. Эберт и Шейдеман оставили нас в покое, — но одно несомненно: если пробьет час и наши западные братья призовут нас на помощь, мы ответим: «Мы здесь, мы за это время научились владеть оружием, мы готовы бороться и умирать за мировую революцию!»