Речь по итальянскому вопросу.
(Заседание 20 июня 1921 г.).
Товарищи! Я считаю, что нам незачем останавливаться на прошлом И.С.П. Мы о нем уже достаточно распространялись. Главным вопросом является прошлогодний сентябрьский кризис, вызвавший настоящее положение вещей. Даже при беглом взгляде на политическую ситуацию, мы выносим впечатление и даже уверенность в том, что после войны итальянский пролетариат принял чисто революционную ориентацию. Все, что писалось в «Avanti», и все, что говорилось ораторами социалистической партии, было понято массами, как призыв к пролетарской революции, и эта пропаганда проникла в их сознание, пробудила волю рабочего класса и вызвала сентябрьские события.
Если судить о партии с точки зрения политической, то мы придем к заключению (и это будет единственно возможным объяснением), что И.С.П. проводила на словах революционную политику, никогда не считаясь с ее последствиями. Все знают, что И.С.П., сама подготовившая сентябрьские события, представляла собою в те дни растерявшуюся и парализованную страхом перед событиями организацию. Вот эти факты нам доказывают, что итальянская организация (не следует забывать, что партия состоит не только из идей, цели и программы, но также из аппарата и организации), что итальянская организация своей неуклонной деятельностью обеспечила победу. Сентябрь был моментом великого кризиса для пролетариата и для И.С.П. Каковы были последствия этих событий для пролетариата? Очень трудно дать себе в этом отчет, принимая во внимание, что сознание класса, порвавшего со своей партией, немедленно лишается всякой почвы. А партия, — какие выводы извлекла она из этого опыта? В течение всех трех лет после войны, каждый товарищ, приезжавший из Италии, говорил нам: «У нас все готово для революции». Все знали, что Италия — накануне революции. Революция разразилась, и партия обанкротилась. Чему же научили эти события? Что было сделано? Нам заявили: «Мы не были готовы, потому что в наши организации входили элементы, явно противоречивые и взаимно друг друга парализовавшие. Чтобы создать известные условия, насколько это зависит от нашей воли, необходимо их желать!». Вот в этом, товарищ Лаццари, и заключается существенное условие, — надо желать революционной победы! После можно вступать в споры, можно анализировать, потому что стратегия необходима, потому что при помощи одной сильной воли одержать победу нельзя. Стратегия нужна, но главное — это желать революции и ее победы! Турати и его друзья в этом смысле честны, потому что ежедневно открыто и неоднократно они заявляют, что не хотят революции. Они не хотят ее и все же остаются в социалистической партии и даже являются видными ее членами.
Вы пережили сентябрь. Но что же вы предприняли после этого трагического месяца? Движение вправо. В вашей новой парламентской фракции, реформисты, т.-е. люди, не желающие революции, составляют большинство. Ваш главный орган «Avanti» круто свернул вправо. Таково положение. Нельзя хвастать прошлым, когда настоящее столь ясно и определенно. Между революционностью на словах и жестокими требованиями революции существует противоречие, — что и обнаружилось у вас в сентябре. Из этого противоречия могут проистекать два следствия: или вы отказываетесь от той части вашего прошлого, которая была революционной только на словах, — иначе говоря, вы порвете с реформистами, противодействующими революционному движению, — или же вы должны сказать: «Раз мы не хотели сентябрьских событий, мы должны отвергнуть и вызвавшие их методы».
Турати не преминет воспользоваться уроками сентября и указать на вытекающие отсюда явные противоречия. Что же касается вас, вашей партии и Ц.К., то вы только содействуете той неясности, которую подготовили, заранее предопределяя неудачу сентябрьских событий и вызвав сдвиг И.С.П. вправо. Серрати стоял за концентрацию сил, он хотел сохранить коммунистов, центристов и реформистов в одной партии. В известный момент эту мысль о концентрации сил можно было оправдать желанием сохранить в партии возможный максимум революционных сил. Он хотел этого, он хотел объединять эти три группы, чтобы затем сказать: «Вот подлинные столпы нашей партии; все то, что вне нас, — нам враждебно».
Вы проделали один из самых жестоких, самых ясных и самых трагических опытов. И только впоследствии идея концентрации, сама по себе немного абстрактная, приняла определенную политическую форму. Она стала глубоко реформистской, а не центристской, потому что развитие партии имеет теперь определенный уклон вправо.
Турати сказал: «В сентябре пролетариат еще не был достаточно зрелым». Он не был зрелым, но разъяснили ли вы пролетариату, почему партия не была зрелой? Сказали ли вы пролетариату: «Да, Турати прав в том отношении, что вы, итальянские рабочие, не были достаточно зрелыми, чтобы очистить вашу партию от всех элементов, парализующих ее работу, прежде, чем вы приступили к решительным действиям. Турати прав в том отношении, что раз итальянский пролетариат не исключил его из своей семьи, то он этим доказал, что не был достаточно зрелым для решающих сентябрьских выступлений». Каково же настоящее положение итальянского пролетариата? Я уверен, что он стал осторожнее после того, как партия, которой он вполне доверял, его невольно обманула. Товарищ Лаццари склонен понимать подобные выражения в моральном и личном смысле. Он сказал: «Нас обвиняют в предательстве, но что же мы за него получили?». Речь идет не об индивидуальном и корыстном предательстве. Речь идет о банкротстве партии, а в политическом отношении является не чем иным, как предательством интересов пролетариата. Я спрашиваю себя: что же должен думать итальянский пролетариат? Партия, наверное, сильно скомпрометирована в его глазах. Возникла новая партия — коммунистическая. Мы уверены, что она будет развиваться даже в том случае, если и в дальнейшем останется такой же одинокой, как сегодня. Эта партия обращается к пролетариату и предлагает ему свою революционно-коммунистическую программу. Не опасаетесь ли вы, что итальянские пролетарии, внимая вас, скажут: «Но мы уже слышали эти песни, нас уже обманули в сентябре». Вот в чем заключается весьма трудное положение, созданное вами в Италии на короткий, будем надеяться, срок.
Молодая Итальянская партия должна снова себе завоевать, путем энергичной и смелой работы, действительно революционную репутацию, необходимую не только для парламентской деятельности — это уже иное дело, — но и для нового натиска на капиталистическое общество. Надо вновь завоевать революционную репутацию, которую партия утратила вследствие своей деятельности или, лучше сказать, бездеятельности в сентябре. Вы указываете нам, что туратианцы подчиняются партийной дисциплине. О, поистине правы те, кто говорил, что здесь была сказана речь в защиту Турати, речь, построенная, к тому же, по всем правилам юридической защиты. Что следует понимать под партийной дисциплиной? Существуют дисциплина по форме и дисциплина по существу. Мне кажется, что есть разница в том, когда я действую, не имея возможности действовать иначе, и когда я поступаю по доброй воле. Мы подчиняемся дисциплине капиталистического государства, подчиняемся капиталистической законности, но как? Лишь настолько, насколько мы к этому вынуждены. Но, в то же время, мы смеемся над буржуазной законностью, мы создаем нелегальные органы для ее уничтожения и пользуемся всеми средствами для того, чтобы разрушать или расширять рамки буржуазной законности. А как относится Турати к вашей дисциплине? Он поступает с ней точно так же, товарищ Лаццари: подчиняется ей подобно тому, как мы подчиняемся буржуазной законности; создает свои нелегальные организации, свою фракцию в вашей партии, сговаривается с правительством, разумеется, тайно, нелегально. Он делает все для того, чтобы расширить и сломать рамки этой дисциплины, и, сверх всего, высмеивает ее в своих речах и в своей газете. Стало быть, он является нашим сознательным, методическим врагом, как мы являемся врагами буржуазного общества и его законности. Вот каково истинное положение вещей.
Вы говорите: «Но, ведь, Турати не дал нам фактических оснований для его исключения. Нам не хватает фактов». Да, смело можно сказать, что если мы и впредь будем без конца ждать, то этих фактов у нас никогда не будет, так как Турати отлично знает, чего он хочет. Турати не является заурядным карьеристом, желающим стать министром в капиталистическом государстве. Насколько я его знаю, у него есть политика, успех, который ему дорог, и он не тянется за министерским портфелем. О, я прекрасно представляю себе разговор между Турати и Джиолитти. Джиолитти ему говорит: «Вот вам портфель». А Турати отвечает: «Разве вы не слышали, дорогой коллега, речей Лаццари? Если я приму портфель, то я дам ему очень выгодный материал, которым он не преминет воспользоваться. Я буду исключен из партии, а будучи исключенным, я потеряю всякое политическое значение для вас и для сохранения капиталистического государства. Поскольку речь идет не о создании еще одного министра-социалиста, а о поддержке демократии, т.-е. о поддержке капиталистического общества, я не желаю вашего портфеля, так как не намерен создавать поводов для обличений со стороны моего строгого коллеги Лаццари. Итак, останемся при существующем положении ради интересов буржуазного общества». Вы говорите: «Не слишком ли много внимания уделяется Турати, его речам, книгам, предисловиям? Не имеем ли мы, скорее, дело с частным случаем, с quantité négligeable! Если дело обстоит так, если для вас речь идет лишь о потере одной или нескольких лично- ) Вещь, которую можно не принимать в расчет. 221 стей, о потере quantité négligeable, то почему же вы так встревожены? Представьте себе, дорогие товарищи итальянцы, что в то время, как мы здесь беседуем, Джиолитти спрашивает по телефону Турати: «Уж не отправился ли Лаццари в Москву, чтобы взять там на себя кое-какие обязательства?». А Турати ему отвечает: «Нет, нет! Это совершенно индивидуальный случай». Как вам известно, в капиталистическом обществе проводится принцип разделения труда и, порывая с Коммунистическим Интернационалом ради сохранения Турати, вы приносите этому обществу большую пользу. Вы говорите о вашем все растущем энтузиазме к Российской Коммунистической Партии и к Советской России. Позвольте мне поговорить об этом в открытую, не только для итальянских товарищей, но для всех партий. О нас часто говорят в очень деликатном тоне, как бы для того, чтобы нас не задеть. Наше положение чрезвычайно трудное, вы все это знаете. Вы были на Красной площади и видели не только наших солдат и наших вооруженных коммунистов, готовых стать на защиту III Интернационала; вы видели также нашу молодежь, наших детей, по бо́льшей части без сапог и исхудавших. Каждый из вас, кто посетит наши заводы, увидит нашу экономическую, материальную нищету, которую трудно описать. Кто приходит сюда в надежде найти здесь коммунистический рай, будет жестоко обманут; кто приходит собирать впечатления для восхваления России, тот не истинный коммунист; но тот, кто приходит собирать факты, рисующие нашу нищету, чтобы использовать их, как аргумент против коммунизма, тот определенный враг. (Аплодисменты.) Но вот, товарищи, слова Турати, члена вашей партии, о России: «Ради своей выгоды, ради своих национальных интересов, русские изобрели советы и Коммунистический Интернационал». Вот что он сказал итальянскому рабочему, втянутому в войну за мнимые национальные интересы и обманутому подобно другим. Теперь перед ним рисуют другую опасность — национальную. Теперь Советская Россия хочет, мол, через посредство Коммунистического Интернационала, служить своим национальным интересам. Если вы возьмете германскую печать за время мартовских событий, то найдете там ту же мысль о положении Советской власти, которая в тот момент сильно себя, якобы, скомпрометировала и, ради своего спасения, отдала, через посредство Коммунистического Интернационала, приказ о начале революционного выступления в Германии. В настоящий момент наши коварные и умные враги распространяют легенду, — ярым пропагандистом которой является также ваш Турати, — легенду о том. что в интересах нашего внутреннего положении мы требуем от прочих партий революционных выступлений, не находящихся ни в какой связи с политической и социальной эволюцией данной страны. Если мы сохраним в нашем Интернационале пропагандистов этой мысли, то это может создать для него очень трудное положение.
Да, товарищи, мы воздвигли в нашей стране столп мировой революции. Наша страна очень отстала, наша страна варварская. Эта страна развертывает перед вами картину небывалой нищеты. Но этот столп мировой революции мы защищаем, так как в данный момент он единственный в мире. Когда его воздвигнут во Франции или в Германии, тогда русский столп потеряет 9⁄10 своего значения, и мы пойдем к вам в Европу защищать другую, более важную твердыню. Наконец, товарищи, чистый абсурд думать, будто мы считаем этот русский столп революции центром мира, будто мы имеем право требовать от вас революции в Германии, Франции и Италии, когда этого требует наша внутренняя политика. Если бы мы были способны на такое предательство, следовало бы всех нас приставить к стенке и перестрелять одного за другим.
Каким образом могли бы мы, тов. Лаццари, оставаться в одном Интернационале с Турати, который является членом вашей партии и называет наш Интернационал «фантастическим»? Это его подлинное выражение. Карл Либкиехт и Роза Люксембург умерли, но они вечно живы для этого Интернационала. Как смогли бы мы сочетать в кадрах нашего Интернационала Карла Либкнехта, Розу Люксембург и Турати? Турати сказал, что наша организация фантастическая; и подумать только, что еще вчера сам он был ее членом. Вот это, действительно, фантасмагория в III Интернационале. (Живое одобрение.)