Письмо товарищу Кер.
Дорогой товарищ Кер!
Я получил Ваше письмо от 27-го мая. Сегодня 3-е июня, что является прямо-таки рекордным сроком в условиях, как они сложились после «освободительной» войны. К сожалению, я далеко не могу солидаризироваться с Вашей оценкой того, что происходит в нашей французской партии, и считаю своим долгом в ответ на Ваше дружеское письмо ответить с дружеской же откровенностью.
1) Недостаточная оформленность и столь же недостаточная идейная и организационная ясность французского коммунизма идет не снизу, а сверху. Французский рабочий класс в своем двойном качестве рабочего класса и французского рабочего класса ищет ясности, определенности, законченности и решительности. Поскольку он их не находил в старой партии, он создавал опору для революционного синдикализма. Поскольку ныне коммунистическая партия слишком медленно освобождается на своей верхушке от наследия прошлого, постольку французскому рабочему классу угрожает опасность рецидива революционного синдикализма. Как всегда бывает при исторических рецидивах, положительные стороны довоенного революционного синдикализма сходят на-нет, а отрицательные стороны чрезвычайно возрастают. Повторяю, неясность идет не снизу, а сверху. Источником ее являются редакторы, журналисты, депутаты с их взаимоотношениями и связями, коренящимися в прошлом. Именно отсюда вытекает чрезвычайная нерешительность Центрального Комитета во всех тех вопросах, где дело касается газет, газетчиков и пр. (случай с Фабром).
2) Меня крайне удивляют Ваши нарекания по поводу исключения Фабра. Исполком намерен был исключить Фабра еще во время пленарного заседания. Он не сделал этого только потому, что французская делегация взяла на себя обязательства произвести исключение в кратчайший срок (в комиссии, где я председательствовал, говорилось определенно о четырех неделях, как о последнем сроке). Затем в тексте резолюции появилась неожиданная для нас вставка: вместо слов «поставить “Journal du Peuple” вне партии» оказалось «поставить “Journal du Peuple” вне контроля партии». Эта вставка имела своей очевидной задачей смягчить факт исключения, тогда как Коминтерн был явно заинтересован в том, чтобы придать исключению открытый, демонстративный, резкий, политический характер. Затем начались проволочки, явившиеся прямым и явным нарушением обязательства, взятого на себя делегацией от имени Центрального Комитета. В своем докладе тов. Лесьяг заявляла, что ничего не может сказать о том, каков будет результат работы контрольной комиссии. В партийной печати не было по этому поводу ни одной статьи. В частности, не могу скрыть от Вас своего удивления и удивления других товарищей, что не было Ваших статей, тов. Кер, разъясняющих французским рабочим политический смысл исключения из партии Фабра и его газеты, как гнезда заразы. Разве это не поразительный и в то же время крайне тревожный факт, что в руководящих изданиях партии не появляется статей, разъясняющих и отстаивающих решения Коминтерна? Разве это не превращает речи о дисциплине, о кровной связи и пр. в голую условность? Модильяни говорил, что связь с Коминтерном означает посылку время от времени открыток с итальянскими видами. Но поэтому-то Модильяни и поставил себя вне Коммунистического Интернационала. Неужели же можно поддерживать такие нравы, когда после принятия решений совместно с французской делегацией, решения эти фактически саботируются на деле и даже формально не отстаиваются в партийной печати?
Коминтерн не только имел право, но был обязан показать французским рабочим, что он есть действующая централизованная организация с политической волей. Теперь вопрос стоит резко и отчетливо. Исключение Фабра есть факт политический. Несмотря на ничтожество самого Фабра, исключение его имеет крупнейшее значение. Коминтерн этим действием сигнализирует французской партии, что она стоит пред внутренними опасностями и что затягивать разрешение внутренних вопросов значит идти навстречу еще более острым кризисам.
3) Я также не вижу успехов и в области синдикального вопроса. Наоборот, мы наблюдаем здесь непрерывное отступление партии. Вердье, Кентон и др. пользовались авторитетом партии, чтобы укрепить себя в синдикальном движении, а затем оттолкнули партию ногой. В статьях «L’Humanité» отстаивается жоресистская тенденция в синдикальном вопросе, т.-е. тенденция, прямо противоположная той, какая установлена Коминтерном и, хотя и недостаточно решительно, выражалась в резолюциях Марсельского съезда. Политическая природа, как и физическая, не терпит пустоты. Вы очищаете позиции в синдикальном движении, а массы ищут руководства. Поэтому синдикалисты и либертеры автоматически занимают позиции, на какие они не имеют никакого идейного права. И здесь мы видим боязнь некоторого кризиса на верхах синдикального движения. Несколько принципиальных, ясных, твердых, руководящих статей в «L’Humanité» во сто раз важнее закулисных соглашений с CGTU. По такому вопросу, как синдикальный, нельзя позволять руководящим работникам выступать в качестве гастролеров, из которых каждый имеет свою точку зрения. Существуют твердые и точные решения Коминтерна и самой французской партии. Эти решения надо проводить в жизнь, а тех, кто нарушает эти основные решения, надо исключать из партии, иначе мы неизбежно будем питать авантюристов типа Вердье, Кентона и пр. и пр.
4) Я ни в каком случае не могу признать оценку тов. Росмера слишком «пессимистической». Из Парижа я получил от него единственное письмо, которое — замечу это во избежание каких бы то ни было неправильных выводов — пришло в Москву дней через десять после того, как Исполком вынес свои решения по французскому вопросу. Таким образом тов. Росмер на вынесение этих решений не оказал ни малейшего влияния. Но я в письме Росмера нашел затем дополнительное подтверждение тому, что вынесенные единогласно решения Исполкома были безусловно правильны.
Кстати сказать, ни в воззрениях Росмера, ни в своих собственных я не вижу никакого «пессимизма». Наоборот, я вижу гораздо больше пессимизма в Вашем отношении к французской партии, дорогой товарищ Кер. Вы как бы считаете, что в отношении французской партии нужна такая тактика, как в отношении тяжело больного: говорить шепотом, ходить не иначе, как на цыпочках, и пр. и пр. Мы же считаем, что французская партия в основном своем пролетарском ядре глубоко здорова, революционна и жадно стремится к бо́льшей определенности, к бо́льшей решительности руководства.
5) И по вопросу о едином фронте я не могу, к сожалению, изменить свою оценку положения. Тот шум, который поднят по этому вопросу в нашей французской партийной печати, служит только отвлечением внимания от действительно острых и неотложных вопросов внутренней жизни партии. Вот Вам живое доказательство: тов. Даниэль Рену печатает архи-оппортунистические пацифистские статьи Верфея, Пиока, Мерика, дает возможность Мерику сочувственно цитировать «Journal du Peuple», никогда не критикует совершенно предательской линии клики Фабра и в то же время полон беспокойства по поводу того, что Фроссар будет вести переговоры с Шейдеманом и Вандервельде, как сторона со стороной *). У нас у всех такое впечатление, что для своей непримиримости тов. Рену имеет широкое поле деятельности поближе, прежде всего по отношению к своей собственной газете. Между тем, он переносит свою непримиримость в Берлин. Интернационал не навязывал Французской Коммунистической Партии какого-либо определенного соглашения с диссидентами, никакой опасности в этом отношении не грозило, между тем внутренние диссиденты (клика Фабра, клики à la Вердье, Кентона и пр.) фактически разлагают партию, лишают ее физиономии, парализуют ее волю и не встречают отпора.
*) Речь идет о берлинском совещании трех Интернационалов, в котором участвовал Фроссар в качестве члена делегации от Коминтерна. — Прим. ред. 1924 г.
Некоторые товарищи говорили, что мы «переоцениваем» значение этих явлений. Мы отвечаем: тот факт, что руководящие товарищи недооценивают угрожающего смысла этих явлений, есть самый опасный факт.
6) Я считаю положение во французской партии критическим. Возможны два пути дальнейшего развития:
а) Твердый и определенный внутренний курс, изгнание клики правых штрейкбрехеров, как доказательство того, что партия с дисциплиной шутить не будет; подлинное руководство со стороны Центрального Комитета партии и действительное выполнение решений Коммунистического Интернационала. Это наиболее здоровый и желательный путь.
б) Дальнейшая неопределенная политика центральной группы с тенденцией к изоляции левого крыла; крайняя терпимость по отношению ко всяким проявлениям пацифизма, реформизма, национализма внутри партии и мнимая и фиктивная непримиримость в вопросах интернационального порядка. Отсутствие твердой и решительной линии в синдикальном вопросе. Этот путь автоматически ведет к повторению итальянского опыта, т.-е. к расколу, когда центр остается с правыми, а левое крыло выделяется в коммунистическую партию. Такой путь в Италии вызван был могущественным потрясением сентябрьской революции и ее разгромом (1920 г.). Во Франции же, обогащенной итальянским опытом, такой путь может быть вызван только дальнейшей фаталистической пассивностью центральной руководящей группы. Разумеется, и в этом наименее желательном случае партия, в конце концов, выйдет на большую дорогу. Неизбежные дальнейшие «перегруппировки» в пролетариате (о чем пишет время от времени, к сожалению очень неопределенно, наша французская печать) будут ориентироваться влево, а не вправо. Политики, которые действуют под впечатлением отдельных заминок и отливов, — импрессионисты, а не революционеры, и они будут отметены ходом событий. Партия может и должна ориентироваться только на дальнейшее накопление революционных противоречий. Нужен отбор людей и их закал. События потребуют от нас высшей уверенности, высшей концентрации сил, высшей решимости. Решения Коминтерна продиктованы стремлением помочь французской партии достигнуть этих качеств в возможно короткий срок.
Еще раз: я пишу с полной откровенностью, ибо считаю, что и так уже упущено слишком много и что слишком многое стоит на карте.
Крепко жму Вашу руку
Л. Троцкий.
Москва, 6 июня 1922 г.