Политические перспективы.

Эта статья была впервые напечатана в органе IV конгресса Коминтерна «Большевик».

Декабрь 1922 г.

Я очень рад, что статья т. Фридлендера дает мне повод еще раз — и со всей решительностью — выступить против того механического, фаталистического, немарксистского понимания хода революции, которое, несмотря на поистине спасительную работу III Конгресса, все еще ютится в некоторых головах, считающих себя, очевидно, левыми.

На III Конгрессе мы слышали, что экономический кризис будет непрерывно длиться и обостряться до захвата власти пролетариатом. На это механическое воззрение опирался революционный оптимизм кое-каких «левых». Когда мы объясняли, что конъюнктурные колебания мировой экономики неизбежны, и что нужно их предвидеть и тактически учитывать, этим товарищам казалось, что мы занимаемся чуть ли не пересмотром всей программы и тактики Интернационала. На самом деле, мы занимались только «пересмотром» некоторых предрассудков.

Теперь мы в статье тов. Фридлендера, в речи голландского товарища Равенстейна и в кое-каких других заявлениях и речах находим перенесение той же механической, анти-марксистской концепции из экономики в область политики: капитал, — говорят нам, — наступает политически и экономически, наступление его усиливается, восстание пролетариата явится в известный момент ответом на усугубляющееся наступление капитала, — откуда же взяться новому, хотя бы и краткому, пацифистско-реформистскому периоду?

Чтобы с самого начала и со всей наглядностью вскрыть механичность концепции тов. Фридлендера, возьмем пример Италии, где контр-революция достигла апогея. Каков политический прогноз для Италии? Если предположить, что Муссолини удержится в течение продолжительного времени, достаточного для того, чтобы сплотить против себя рабочих города и деревни, дать им время вернуть себе утраченное доверие к своей классовой силе и объединиться вокруг коммунистической партии, то не исключена возможность того, что режим Муссолини окажется непосредственно сметенным режимом пролетарской диктатуры. Но есть и другая перспектива, по крайней мере, столь же вероятная, как и первая. Именно: если режим Муссолини разобьется о внутренние противоречия своей собственной социальной базы и о трудности внутреннего и международного положения раньше, чем пролетариат Италии достигнет такого состояния, какое характеризовало его в сентябре 1920 года, только на этот раз под твердым и решительным революционным руководством, — то совершенно очевидно, что в Италии снова установится промежуточный режим, — режим фразы и бессилия, министерство Нитти или Турати, или Нитти-Турати, — словом, итальянская керенщина, которая своим неизбежным, жалким банкротством должна будет окончательно расчистить путь революционному пролетариату. Означает ли эта вторая версия, никак не менее вероятная, чем первая, «пересмотр» программы и тактики итальянских коммунистов? Ничего подобного! Итальянские коммунисты будут вести сегодня и завтра борьбу на почве того режима, который создан победой Муссолини. Раздробленность итальянского пролетариата исключает возможность для наших итальянских товарищей поставить себе сегодня непосредственной задачей низвержение фашизма вооруженной рукой. Тщательно подготовляя элементы будущей вооруженной борьбы, итальянские коммунисты должны, в первую очередь, развернуть борьбу широкими политическими методами. Непосредственная предварительная задача их, и притом задача огромной важности, — это внесение разложения в плебейскую и, особенно, рабочую часть опоры фашистов и сплочение все более широких масс пролетариата под частными и общими лозунгами обороны и наступления. Инициативной и гибкой политикой итальянские коммунисты могут чрезвычайно ускорить падение фашистов и тем самым вынудить итальянскую буржуазию искать спасения от революции в своих левых козырях: Нитти, а то и сразу — Турати. Что будет для него означать такая смена? Дальнейший распад буржуазного государства, дальнейший рост наступательных сил пролетариата, рост нашей боевой организации, создание условий захвата власти.

Как обстоит дело во Франции? Еще 16 июня прошлого года в своей речи на заседании расширенного Исполкома я развивал ту мысль, что, если революционные события в Европе и во Франции не наступят раньше, то вся парламентски-политическая жизнь Франции начнет неизбежно кристаллизоваться по оси «левого блока», в противовес ныне господствующему «национальному». Революция за эти полтора года не наступила. И вряд ли тот, кто следит за жизнью Франции, станет отрицать, что за вычетом коммунистов и революционных синдикалистов — политика ее действительно идет по пути подготовки смены национального блока левым. Правда, Франция стоит целиком под знаком наступления капитала, непрерывных угроз по адресу Германии и пр. Но параллельно с этим нарастает растерянность буржуазных классов, особенно промежуточных, их разочарование в политике «репараций», их стремление смягчить финансовый кризис сокращением расходов на империализм, их надежды на возобновление сношений с Россией и пр., и пр. Эти настроения захватывают и значительную часть рабочего класса через посредство реформистских социалистов и синдикалистов. Больше того, они захватывают известные элементы нашей собственной партии, одним из примеров чего является поведение недавно исключенного Барабана, который, будучи членом ЦК коммунистической партии, занялся проповедью левого блока. Таким образом продолжающееся наступление французского капитала и французской реакции нисколько не противоречит тому, что французская буржуазия явно подготовляет для себя новую ориентировку.

В Англии положение не менее поучительно. Господство либерально-консервативной коалиции сменилось, в результате недавних выборов, господством чисто консервативным. Явный шаг «направо»! Но, с другой стороны, как раз цифры последних выборов свидетельствуют о том, что буржуазно-соглашательская Англия уже вполне подготовила для себя новую ориентацию — на случай дальнейшего обострения противоречий и нарастания трудностей (а то и другое неизбежно). За консерваторов было подано менее чем пять с половиной миллионов голосов. За рабочую партию вместе с независимыми либералами — почти семь миллионов. Таким образом английские парламентские избиратели уже сейчас в большинстве своем отошли от тучных иллюзий империалистской победы к тощим иллюзиям реформизма и пацифизма. Знаменательно, что «Союз демократического контроля», радикально-пацифистская организация, провел в парламент свой комитет в полном составе. Имеются ли серьезные основания думать, что нынешний консервативный режим приведет в Англии непосредственно к диктатуре пролетариата? Мы таких оснований не видим. Наоборот, мы полагаем, что безвыходные экономические, колониальные и международные противоречия нынешней Великобританской империи будут давать большую пищу плебейско-мещанской оппозиции в лице так называемой Рабочей партии. Все говорит за то, что в Англии, больше чем в какой-нибудь другой стране земного шара, рабочий класс, прежде чем перейти к диктатуре, должен будет пройти через стадию рабочего правительства в лице реформистски-пацифистской Рабочей партии, собравшей уже на последних выборах около 414 миллионов голосов.

Но, — возражает, т. Фридлендер, — при такой перспективе совершенно устраняется вопрос о Германии. Почему устраняется? Революционная Германия является одним из важнейших факторов европейского и мирового развития, но не единственным. Мы все с чрезвычайным вниманием следим за успехами нашей немецкой партии. Развитие ее вступило в новую эпоху после мартовских событий прошлого года. Сами мартовские события замыкают предшествующую эпоху. Новая эпоха началась с критики мартовских событий, и кто до сих пор не понял смысла и содержания этого нового этапа, тот безнадежен, и о том не стоит серьезно говорить. Германская коммунистическая партия в подавляющем большинстве своем усвоила урок III Конгресса и уверенно и твердо растет. Одновременно идет разложение германского хозяйства. В какой момент пересечение этих и других факторов приведет немецкий рабочий класс к захвату власти? Через год? Через полгода? Через два года? Предсказать сроки очень трудно. Если бы Германия стояла изолированно, или только бок-о-бок с Советской Россией, мы в области прогноза стояли бы за полгода — против года и за год — против двух лет. Но существует Франция и маршал Фош, существует Италия, увенчиваемая Муссолини, существует Англия с Бонар-Лоу и Керзоном во главе, еще развертывается оффензива капитала, — и все эти факторы оказывают могущественное влияние на ход развития революции в Германии. Это не значит, разумеется, что германская коммунистическая партия должна отложить революционно-наступательные действия до тех пор, пока революция не разразится во Франции. От такого рода пошлого оппортунизма, — от стремления иметь революцию со всеми гарантиями, со страховкой на Парнас и Лондон, — наши германские товарищи бесконечно далеки. Но совершенно очевидно, что угроза военной оккупации с Запада будет оказывать задерживающее влияние на развитие германской революции до тех пор, пока французская коммунистическая партия покажет, что она способна и готова парализовать такую опасность.

Отнюдь не исключена возможность того, что германская революция разразится прежде, чем во Франции, Англии, Италии произойдет смена нынешних агрессивно-империалистских правительств. Совершенно несомненно, что победа германского пролетариата дала бы могущественный толчок революционному движению во всех странах Европы. Но как, под влиянием толчка русской революции к власти в Германии пришел через год Шейдеман, а не Либкнехт, так, под влиянием толчка победоносной пролетарской революции в Германии, в Англии к власти может прийти Гендерсон или Клайнс, а во Франции — Кайо в союзе с Блюмом и Жуо. Этот меньшевистский режим во Франции был бы, при данных исторических условиях, лишь очень коротким периодом буржуазной агонии. Возможно даже, что во Франции коммунистический пролетариат пришел бы в этом случае к власти непосредственно через головы меньшевиков. В Англии это менее вероятно. Во всяком случае, эта перспектива предполагает победу революции в Германии в течение ближайших месяцев. Обеспечена ли победа в такой срок? Вряд ли кто-нибудь станет это серьезно утверждать. Во всяком случае было бы грубейшей ошибкой связывать наш прогноз с такой односторонней и условной перспективой. Без прогноза же вообще нет революционной политики широкого размаха. Но прогноз должен быть не механическим, а диалектическим. Он должен учитывать взаимодействие объективных и субъективных исторических сил. А это отрывает возможность для нескольких перспектив — в зависимости от того, как это соотношение сил обнаружится в живом историческом действии.

Итак, вряд ли есть основание категорически утверждать, что пролетарская революция в Германии победит раньше, чем внутренние и внешние затруднения во Франции приведут к правительственному и парламентскому кризису. Такой кризис означал бы новые выборы, а новые выборы привели бы к победе левого блока. Этот последний нанес бы тяжкий удар консервативному правительству в Англии, усилил бы оппозицию Рабочей партии и, весьма вероятно, привел бы к парламентскому кризису, к новым выборам и победе Рабочей партии, одной — или в союзе с независимыми либералами. Каково было бы влияние этих событий на внутреннее положение Германии? Германские социал-демократы вышли бы немедленно из своего полуоппозиционного положения, чтобы предложить свои услуги «народу» для восстановления мирных, нормальных и пр. отношений с «великими западными демократиями». В этом смысле я и говорил, что перелом внутренней политики во Франции и Англии, если он произойдет до победы коммунистов в Германии, может на известное время окрылить германскую социал-демократию. Шейдеман может снова прийти к власти, — но это будет уже прямым вступлением к революционной развязке. Ибо совершенно очевидно, что бессилие реформистско-пацифистского режима в условиях нынешней Европы обнаружилось бы не в течение лет, а в течение месяцев и недель.

В своей речи по поводу программы тов. Тальгеймер с полной правильностью напомнил нам снова о тех основных причинах, которые исключают возможность поворота капиталистической политики назад, в сторону манчестерства, пацифистского либерализма и реформизма. Клайнс, Кайо-Блюм или Турати у власти не могли бы по существу вести политику, отличную от политики Ллойд-Джорджа, Бонар-Лоу, Пуанкаре и даже Муссолини. Придут же они к власти, когда положение буржуазии станет еще труднее, еще безвыходнее, чем теперь. Их полное политическое банкротство, — разумеется, при правильной, т.-е. революционной, решительной и в то же время гибкой тактике с нашей стороны, — может раскрыться до конца в самый короткий срок. После иллюзий войны и победы пацифистские иллюзии и реформистские надежды в разоренной, расстроенной вконец капиталистической Европе могут быть только недолговечными иллюзиями буржуазной агонии.

Тов. Равенстейн готов, по-видимому, все это признать, с теми или другими оговорками, для капиталистического плебса, но не для капиталистической аристократии, т.-е. не для колониальных держав: для Англии, Франции, Бельгии и Голландии перспектива реформистско-пацифистского вступления к пролетарской диктатуре так же не подходит, по его мнению, как и лозунг рабочего правительства. Тов. Равенстейн совершенно прав, связывая лозунг рабочего правительства с тем фактом, что у буржуазии имеется еще в распоряжении реформистски-пацифистский ресурс, не материальный, а идейный, в виде еще сохранившегося влияния буржуазно-реформистских и социал-демократических партий. Но тов. Равенстейн в корне неправ, когда устанавливает какие-то изъятия для колониальных держав. Прежде чем обрушиться на русскую революцию военной силой, Англия послала своего Гендерсона на помощь Бьюкенену, чтобы удержать революцию на «правильном» пути: а нужно сказать, что во время войны Россия была колонией Англии. Точно так же английская буржуазия поступала и по отношению к Индии: она посылала благожелательных и либеральных вице-королей, а затем, вдогонку им, воздушные эскадрильи с динамитом. Развитие революционного движения в колониях, вне всякого сомнения, ускорило бы пришествие к власти английской Рабочей партии, несмотря на то, что она всегда и неизменно предавала колонии английскому капиталу. Но столь же несомненно, что дальнейшее развитие революционного движения в колониях, параллельно с пролетарским движением в метрополии, опрокинет навсегда мещанский реформизм и его представительницу — Рабочую партию — в историческую могилу.

Тот революционный радикализм, которому для поддержания бодрости духа необходимо игнорировать диалектику живых сил в экономике, как и в политике, и строить свой прогноз карандашом по линейке, — очень неустойчив, очень ненадежен. Достаточно изгиба экономической или политической конъюнктуры, чтобы сбить его с толку. В сущности, в этой левизне скрываются пессимизм и недоверие. Недаром один из критических голосов принадлежит австрийскому коммунисту, а другой — голландскому: обе эти страны пока что не являются революционными очагами. Действенный оптимизм Коммунистического Интернационала опирается на более широкие и глубокие основания. Буржуазия для нас не камень, обрушивающийся в пропасть, а живая историческая сила, которая борется, маневрирует, выдвигает то правое, то левое свое крыло. И только при том условии, если мы научимся политически охватывать все средства и методы буржуазного общества, чтобы реагировать на них каждый раз без колебания и промедления, нам удастся приблизить момент, когда мы одним уверенным движением действительно сбросим буржуазию в пропасть.