Красная Армия.

Этот очерк был написан для книги-справочника «Ежегодник Коммунистического Интернационала» 1923 года. — /Искра-Research/

Вопросы, связанные с созданием вооруженных сил революции, имеют громадное значение для коммунистических партий всех стран. Невнимание к этим вопросам, тем более отрицательное к ним отношение, прикрытое гуманитарно-пацифистской фразеологией, является прямым преступлением. Рассуждения о том, что всякое насилие есть зло, в том числе и революционное насилие, что коммунисты не должны поэтому заниматься «прославлением» вооруженной борьбы и революционной армии, представляют гобой философию, достойную квакеров, духоборов и старых дев Армии Спасения. Допускать такого рода пропаганду в коммунистической партии — то же самое, что допускать толстовскую пропаганду в гарнизоне осажденной крепости. Кто хочет цели, тот должен хотеть средств. Средством к освобождению трудящихся является революционное насилие. С момента завоевания власти революционное насилие принимает форму организованной армии. Героизм молодого пролетария, умирающего ва первой баррикаде начинающейся революции, ничем не отличается от героизма красного солдата, умирающего на одном из фронтов революции, уже завладевшей государством. Только сентиментальные глупцы могут думать, будто пролетариату капиталистических государств грозит опасность преувеличения роли революционного насилия и чрезмерного преклонения пред методами революционного терроризма. Наоборот, пролетариату как раз и не хватает понимания важности освободительной роли революционного насилия. Именно поэтому пролетариат остается до сего дня рабом. пацифистская пропаганда в рабочем классе ведет только к расслаблению воли пролетариата и помогает сохранению контр-революционного насилия, вооруженного до зубов.

До революции в нашей партии существовала военная организация. Цель ее была двоякая: вести революционную пропаганду в войсках и подготовить опорные пункты в самой армии для государственного переворота. Так как революционное возбуждение охватило армию в целом, то чисто организационная роль большевистских ячеек в полках не была особенно заметной. Но она была очень значительна, дав возможность отобрать хотя бы и немногочисленные, но решительные элементы, значение которых так велико в наиболее критические часы революции. В момент октябрьского переворота они сыграли свою роль в качестве комендантов, комиссаров частей и пр. Позже мы многих из них встретим в роли организаторов Красной Гвардии и Красной Армии.

Революция непосредственно выросла из войны, одним из важнейших лозунгов своих имела прекращение войны и сопутствующим явлением — усталость от войны и отвращение к ней. Между тем, сама же революция породила новые военные опасности, которые все более возрастали. Отсюда крайняя внешняя слабость революции в первый период. Почти полная беззащитность революции обнаружилась во время Брест-Литовских переговоров. Воевать не хотели, считая, что война целиком ушла в прошлое — крестьяне брались за землю, рабочие строили свои организации и прибирали к рукам промышленность.

Отсюда вырос колоссальный пацифистский эксперимент эпохи Брест-Литовска. Советская Республика заявила, что подписать насильнический договор не может, но и воевать не будет, и издала приказ о роспуске армии. Это был очень рискованный шаг, но он вытекал из обстановка. Немцы возобновили наступление, которое и стало исходным моментом глубокого перелома в сознании масс: начали понимать, что нужно защищаться с оружием в руках. Наша пацифистская декларация внесла фермент разложения в армию Гогенцоллернов. Наступление генерала Гофмана помогло нам приступить к серьезной работе по созданию Красной Армии.

На первых порах, мы, однако, еще не решаемся прибегнуть к принудительному набору: нет ни политических, ни организационных возможностей мобилизовать только что демобилизованных крестьян. Армия строится на принципе добровольчества. Естественно, если наряду с самоотверженной рабочей молодежью она заполняется столь многочисленным в этот период бродячим, шатающимся элементом, не всегда лучшего качества. Наши новые полки, созданные в период стихийного распада старых полков, неустойчивы и мало надежны. Это с полной очевидностью для друзей и для врагов обнаруживает вызванный эсерами и другими белыми мятеж чехо-словаков* на Волге. Сила сопротивления наших полков ничтожна, город за городом переходит летом 1918 года в руки чехо-словаков и соединившихся с ними русских контр-революционеров. Их центр — Самара. Они овладевают Симбирском и Казанью. Опасность угрожает Нижнему. За Волгой идет подготовка к удару на Москву. В этот момент (август 1918 года) Советская Республика делает чрезвычайные усилия для развития и укрепления армии. Впервые применяется метод массовой мобилизации коммунистов, создается централизованный аппарат политического руководства и воспитания при войсках волжского фронта. Наряду с этим, в Москве и Поволжьи производится попытка мобилизации нескольких возрастов рабочих и крестьян. Небольшие коммунистические отряды обеспечивают проведение мобилизации. В губерниях Поволжья устанавливается суровый режим, отвечающий размерам и остроте опасности. Одновременно с этим ведется напряженная агитация устным и печатным словом, коммунистические группы переезжают из села в село. После первых колебаний мобилизация развертывается широко. Ее дополняет суровая борьба с дезертирством и с теми социальными группами, которые питают и вдохновляют дезертирство: с кулачеством, отчасти с духовенством, с остатками старой бюрократии. Во вновь создаваемые части вливаются рабочие-коммунисты Петрограда, Москвы, Иваново-Вознесенска и проч. Комиссары впервые получают в частях значение революционных вождей и непосредственных представителей Советской власти. Революционные трибуналы несколькими примерными приговорами предостерегают всех, что социалистическое отечество, находящееся в смертельной опасности, требует от всех и каждого безусловного повиновения. Сочетанием мер агитации, организации и репрессии и был в течение нескольких недель достигнут необходимый перелом. Из зыбкой, неустойчивой, рассыпающейся массы создалась действительная армия. Казань была нами взята 10 сентября 1918 г. и на следующий день возвращен Симбирск. Этот момент является знаменательной датой в истории Красной Армии. Почувствовалась сразу твердая почва под ногами. Это уже не первые беспомощные попытки, — отныне мы уже можем и умеем сражаться и побеждать.

* Чехо-словацкий корпус был сформирован в царской России из пленных чехов; после октябрьской революции корпус стремился «домой>; путь для этого был избран — по сибирской дороге через Владивосток. — Л.Т.

Военно-административный аппарат строится тем временем во всей стране в тесном сочетании с местными губернскими, уездными и волостными советами. Урезанная врагами, но все еще огромная территория Республики делится на округа, в состав которых входит по несколько губерний. Этим достигается необходимая централизация управления.

Политические и организационные трудности были неимоверно велики. Психологический перелом — от разрушения старой армии к созданию новой — достигался ценою постоянных внутренних трений и конфликтов. Старая армия выдвинула выборные солдатские комитеты и выборный командный состав, фактически подчиненный комитетам. Эта мера имела, разумеется, не военный, а революционно-политический характер. С точки зрения управления войсками в бою и подготовки войск для боя, она была недопустимой, чудовищной, убийственной. Управлять войсками через посредство выборных комитетов и через подчиненных комитетам выборных и в любой момент сменяемых командиров не было и не могло быть никакой возможности. Но армия и не хотела сражаться. Она проводила внутри себя социальную революцию, сбрасывая помещичий и буржуазный командный состав и создавая органы своего революционного самоуправления, в лице советов солдатских депутатов. Эти организационно-политические мероприятия были правильными и необходимыми с точки зрения разложения старой армии. Но из них вовсе не вырастала непосредственно новая боеспособная армия. Полки царизма, пройдя через керенщину, рассыпались после Октября и совершенно сошли на нет. Попытки автоматического перенесения наших старых организационных приемов на строящуюся Красную Армию грозили подорвать ее с самого начала. Выборность командного состава в войсках царизма означала очищение армии от возможных агентов реставрации. Но система выборности ни в каком случае не могла обеспечить революционную армию компетентным, пригодным и авторитетным командным составом. Красная Армия строилась сверху, на началах диктатуры рабочего класса. Командный состав подбирался и проверялся органам советский власти и коммунистической партии. Выборы командиров самими частями, политически мало воспитанными, из только что мобилизованных молодых крестьян, превращались бы неизбежно в игру случая и нередко действительно создавали бы благоприятные условия для происков отдельных интриганов и авантюристов. Равным образом, революционная армия, как армия действия, а не как арена пропаганды, была несовместима с режимом выборных комитетов, который фактически не ног не уничтожать централизованного управления, предоставляя каждой части решать, согласна ли она на наступление или на оборону. Левые эсеры довели этот хаотический лже-демократизм до абсурда, когда призывали отдельные полки решать вопрос, соблюдать ли им условия перемирия с немцами, или же переходить в наступление. Этим самым левые социалисты-революционеры только пытались восстановить армию против советской власти, которая ее создала.

Крестьянство, предоставленное себе самому, не способно создать централизованную армию. Оно не идет дальше местных партизанских отрядов, примитивная «демократия» которых является обычно прикрытием для личной диктатуры атаманов. Эти тенденции партизанщины, отражающей крестьянскую стихию в революции, находили наиболее законченное выражение у левых эсеров и анархистов, но захватывали и значительную часть коммунистов, особенно из среды крестьян, бывших солдат и унтер офицеров.

На первых порах партизанство было необходимым и достаточным орудием. Борьба с контр-революцией, еще не успевшей опомниться, сплотиться и вооружиться, велась небольшими самостоятельными отрядами. Такая борьба требовала самоотвержения, инициативы, самостоятельности. Чем дальше, тем больше, однако, война, расширяя свою арену, требовала правильной организации и дисциплинированности. Навыки партизанства повернули против революции своим отрицательным концом. Превратить отряды в полки, включить полки в дивизии, подчинить дивизионных начальников армейским и фронтовым — эта задача представляла большие трудности и не всегда разрешалась без жертв.

Возмущение против бюрократического централизма царской России входило в революцию очень важной составной чертой. Области, губернии, уезды, города стремились наперерыв обнаружить свою самостоятельность. Идея «власти на местах» приобрела в первый период чрезвычайно хаотический характер. На лево-эсеровском и анархистском крыле она связывалась с реакционным федералистским доктринерством, у широких же масс являлась неизбежной в источниках своих здоровой реакцией против удушающего инициативу старого режима. Однако, с известного момента — более тесного сплочения контр-революции и нарастания внешних опасностей — примитивные автономистские тенденции становились все более и более опасными как в политическом, так и, в особенности, военном отношении. Этот вопрос будет, несомненно, играть большую роль в Западной Европе, особенно во Франции, где предрассудки автономизма и федерализма сильнее, чем где бы то ни было. Скорейшая победа над ним, под знаменем революционно-пролетарского централизма, есть предпосылка будущей победы над буржуазией.

1918 год и значительная часть 1919 г. проходят в непрерывной и упорной борьбе за создание централизованной, дисциплинированной армии, которая снабжается и управляется из единого центра. В военной области эта борьба отражает—только в более резких формах — процесс, совершающийся во всех областях строительства Советской Республики.

Отбор и создание командного персонала представляли собой ряд величайших трудностей. В нашем распоряжении были остатки старого кадрового офицерства, широкий слой офицерства военного времени и, наконец, командиры, выдвинутые самой революцией, ее первым партизанским периодом.

Из старого офицерства с нами оставались либо наиболее идейные люди, понявшие или хоть почуявшие смысл новой эпохи (таких было, разумеется, незначительное меньшинство), либо службисты, неподвижные, безинициативные люди, у которых не хватало энергии на переход к белым; оставалось, наконец, немало активных контр-революционеров, застигнутых врасплох.

На первых же шагах строительства остро встал вопрос об этих бывших офицерах царской армии. Они нам были необходимы, как представители своего цеха, как носители военной рутины, без которых нам пришлось бы начинать сначала. Вряд ли враги наши дали бы вам в этом случае возможность довести наше самообучение до необходимого уровня. Строить централизованный военный аппарат и такую же армию без привлечения многочисленных представителей старого офицерства мы не могли. Теперь они входили в армию не как представители старых правящих классов, а как ставленники нового революционного класса. Многие из них, правда, изменяли нам, переходили на сторону врага, участвовали в восстаниях, но в основе дух их классового сопротивления был сломлен. Тем не менее, ненависть к ним рядовой массы была еще сильна и являлась одним из источников партизанских настроений: в рамках небольшого местного отряда не было нужды в квалифицированных военных работниках. Приходилось, сламывая сопротивление контр-революционных элементов старого офицерства, шаг за шагом обеспечивать для его лояльных элементов возможность работы в рядах Красной Армии.

Оппозиционные «левые» (на самом деле интеллигентски-крестьянские) тенденции в строительстве армии пытаются найти для себя обобщающую теоретическую формулу. Централизованная армия объявляется армией империалистического государства. Революция должна, сообразно со всем своим характером, поставить крест не только на позиционной войне, но и на централизованной армии. Революция целиком построена на подвижности, смелом ударе и маневренности. Ее боевой силой является немногочисленный самостоятельный отряд, скомбинированный из всех родов оружия, не связанный с базой, опирающийся на сочувствие населения, свободно заходящий, в тыл неприятелю и проч. Словом, тактикой революции провозглашается тактика малой войны. Серьезный опыт гражданской войны очень скоро опроверг эти предрассудки. Преимущества централизованной организации и стратегии над местной импровизацией, военным сепаратизмом и федерализмом обнаружились так скоро и так ярко, что ныне основные принципы строительства Красной Армии стоят вне спора.

Важнейшую роль в создании командного аппарата армии сыграл институт комиссаров. Он набирался из революционных рабочих, из коммунистов, отчасти также — в первый период — из левых социал-революционеров (до июля 1918 г.). Роль командира этим как бы раздваивалась. В руках командира оставалось чисто военное руководство. Политико-воспитательная работа сосредоточивалась у комиссаров. Но, главное, комиссар являлся непосредственным представителем советской власти в армии. Задача комиссара состояла в том, чтобы, не стесняя чисто-военной работы начальника и ни в каком случае не умаляя его командного авторитета, создать такие условия, при которых этот авторитет не мог бы быть направлен против интересов революции. Рабочий класс отдал лучших своих сынов на это дело. Сотни и тысячи их погибли на комиссарских постах. Из рядов комиссаров вышло затем немалое количество революционных командиров.

Мы с самого начала приступили к созданию сети военно-учебных заведений. На первых порах они отражали общую слабость военной организации. Краткосрочный курс в несколько месяцев давал, в сущности, средних красноармейцев, а не командиров. Но так как в бой сплошь да рядом шла в тот период масса, которая впервые в вагоне получала в руки винтовку, то прошедшие 4-х месячный курс красноармейцы получали нередко посты не только отделенных, но и взводных и даже ротных командиров. Мы усердно привлекали бывших унтер-офицеров царской армии. Однако, нужно принять во внимание, они, в значительной своей части, вербовались в свое время из более зажиточных слоев деревни и города: это, преимущественно, грамотные сыновья крестьянских семейств кулацкого типа. С другой стороны, вражда к «золотопогонникам», т. е. дворянски-интеллигентскому офицерству, всегда была им свойственна. Отсюда раскол в этой группе: она дала нам многих выдающихся командиров и военачальников, наиболее ярким представителем которых является Буденный; она же, эта группа, выдвинула многих командиров в контр-революционных восстаниях и в белой армии.

Создание революционного командного состава является труднейшей задачей. И если высший командный состав подобрался уже в течение первых 3—4 лет существования Красной Армии, то в отношении низшего командного состава этого нельзя сказать еще в полном объеме и до сегодняшнего дня. Главные наши усилия сейчас направлены на то, чтобы обеспечить армию отделенными командирами, вполне отвечающими своей ответственной задаче. Военно-учебное дело может похвалиться крупнейшими успехами. Обучение и воспитание красного командного состава непрерывно повышаются.

Роль пропаганды в Красной Армии общеизвестна. Политическая работа, которая предшествовала у нас каждому шагу вперед на пути строительства, в том числе и военного, привела к необходимости создания обширного политического аппарата при армии. Важнейшими органами этой работы являются уже знакомые нам комиссары. Однако, буржуазная печать Европы явно искажает дело, когда изображает пропаганду, как некое дьявольское изобретение большевиков. Пропаганда играет огромную роль во всех армиях мира. Политический аппарат буржуазной пропаганды гораздо более могуществен и технически богаче, чем наш. Преимуществом нашей пропаганды является ее содержание. Наша пропаганда неизменно сплачивала Красную Армию, разлагая армию противника не какими-либо особыми техническими способами и приемами, а коммунистической идеей, составляющей ее содержание. Этот наш военный секрет мы разглашаем открыто, не боясь никакого плагиата со стороны наших врагов.

Техника Красной Армии отражала и отражает общее хозяйственное положение страны. В первый период революции мы располагали материальным наследством империалистской войны. Оно было в своем роде колоссально, но крайне хаотично. Одного было слишком много, другого — слишком мало; к тому же мы не знали, что у нас есть. Главные довольствующие управления искусно скрывали то немногое, что знали сами. «Власть на местах» прибирала к рукам то, что оказывалось на ее территории. Революционные партизанские начальники снабжали себя всем, что попадалось под руки. Железнодорожные начальники искусно загоняли вагоны с амуницией и целые поезда не туда, куда они были назначены. Первый период был, таким образом, временем ужасающего расточения запасов империалистской войны. Отдельные отряды, в сущности полки, волокли за собой броне-части и самолеты, не имея в то же время на винтовках штыков, а часто нуждаясь и в патронах. Работа военной промышленности была уже в конце 1917 г. приостановлена. Только в 1919 г., когда старые запасы стали приближаться к концу, начинается работа по возрождению военной промышленности. В 1920 г. уже почти вся промышленность работает для войны. Никаких запасов у нас нет. Каждая винтовка, каждый патрон, каждая пара сапог непосредственно из-под машины, из-под станка отправляются на фронт. Бывали моменты, — и они длились неделями, — когда каждый патрон бойца был на счету и когда запоздание экстренного поезда с огнестрельными припасами вызывало отступление целых дивизий на фронте в несколько десятков верст.

Несмотря на то, что дальнейшее развитие гражданской войны вело к упадку хозяйства, снабжение армии, благодаря, с одной стороны, напряжению сил промышленности, а с другой — и, главным образом, благодаря возрастающему упорядочению самого военного хозяйства, становилось и продолжает становиться все более правильным.

Особое место в развитии Красной Армии занимает создание конницы. Не вдаваясь здесь в рассуждения насчет того, какова в будущем роль конницы вообще, можно констатировать, что в прошлом лучшую конницу имели отсталые страны: Россия, Польша, Венгрия, а еще раньше — Швеция. Конница требует степей, больших свободных пространств. Она, естественно, создается на Кубани и на Дону, а не вокруг Петербурга и Москвы. В гражданской войне Соединенных Штатов преимущество в коннице было всецело на стороне плантатаров-южан. Только во вторую половину войны северяне овладели этим родом оружия. То же повторилось и у нас. Контр-революция окопалась на отсталых окраинах и пыталась, нажимая оттуда, зажать нас в Московском центре. Важнейшим родом оружия у Деникина и Врангеля являлись казачество и конница вообще. Их смелые налеты и рейды создавали для нас в первое время нередко величайшие затруднения. Однако-ж, это преимущество, захваченное контр-революцией — преимущество отсталости — оказалось доступно и революции, когда она поняла значение конницы в маневренной гражданской войне и поставила себе задачу создать ее во что бы то ни стало. Лозунгом Красной Армии в 1919 г. стало: «Пролетарий, на коня!» Уже через несколько месяцев наша конница сравнялась с неприятельской, а затем окончательно захватила инициативу в свои руки.

Сплоченность армии и ее уверенность в себе крепли непрерывно. В первый период не только крестьяне, во и рабочие не хотели идти в армию. Только тончайший слой самоотверженных пролетариев приступал сознательно к созданию вооруженных сил Советской Республики. И этот слой вынес работу на своих плечах в первый труднейший период. Настроения крестьянства непрерывно колебались. Целые крестьянские полки, правда, в большинстве случаев совершенно неподготовленные на политически, ни технически, в первый период сдавались иногда без боя, а затем, когда белые ставили их под свое знамя, снова переходили на нашу сторону. Иногда крестьянская масса пыталась проявить самостоятельность и уходила от белых и красных в леса, создавая свои «зеленые» отряды. Но их разобщенность и политическая беспомощность заранее осуждали их на поражение. Таким образом, на фронтах гражданской войны ярче всего отражалось соотношение основных классовых сил революции: крестьянская масса, которую помещичье-буржуазно-интеллигентская контр-революция оспаривает у рабочего класса, непрерывно колеблется то в ту, то в другую сторону, но в последнем счете поддерживает рабочий класс. В самых отсталых губерниях, как в Курской и Воронежской, где уклонявшихся от воинской повинности насчитывались многие и многие тысячи, появление генеральских войск на границе губернии создавало решительный перелом настроения и гнало массами вчерашних дезертиров в ряды Красной Армии. Крестьянин поддержал рабочего против помещика и капиталиста. В этом социальном факте и коренится последняя причина наших побед.

Красная Армия строилась под огнем, следовательно, далеко не всегда по заранее намеченному плану, а нередко в порядке довольно беспорядочных импровизаций Аппарат ее был чрезвычайно громоздким и во многих случаях неуклюжим. Мы пользовались каждой передышкой для сжатия, упрощения и уточнения нашей военной организации. В этом отношении сделаны за последние два года несомненные успехи. В период нашей борьбы с Врангелем и Польшей в 1920 г. Красная Армия насчитывала в своих рядах свыше 5.000.000 чел. Сейчас она вместе с флотом насчитывает около полутора миллионов и продолжает сокращаться. Сокращение шло и идет медленнее, чем было бы желательно, потому что оно идет параллельно улучшению качества. Сжатие тыловых и обслуживающих аппаратов несравненно более значительно, чем строевых частей. Сокращаясь, армия не ослабляется, а, наоборот, усиливается. Ее способность к развертыванию в случае войны непрерывно возрастает. Ее верность делу социальной революции несомненна.

«Ежегодник Коммунистического Интернационала», 1923 г.

Л. Троцкий.