Сочинения Л. Д. Троцкого: 1923
Оглядываясь назад на историю ХХ-го века мы должны указать на 1923-й год как на поворотный момент в истории революционного социализма. В Автобиографии Троцкий писал:
«1923 г. стал первым годом напряженного, но еще бездумного удушения и разгрома большевистской партии. Ленин боролся со страшным недугом. «Тройка» боролась с партией. В атмосфере было тяжкое напряжение, которое к осени разрешилось «дискуссией» против оппозиции. Началась вторая революция: борьба против троцкизма. По существу это была борьба с идейным наследством Ленина».
Октябрьская социалистическая революция в России в 1917 году дала всему человечеству надежду на социалистическое будущее. Она предоставила населению России материальную основу для рывка огромной отсталой державы вперед к индустриализации и культурному развитию. Но в 1923 году неудачи в развитии мировой революции в Европе открыли длительный период спада революционного движения. Советские Россия, Украина и другие республики Союза ССР продолжали развиваться еще несколько десятков лет, хотя неровно, рывками, ценой растущих издержек и потерь, ценой миллионов жизней. Октябрьская революция и центральный хозяйственный план являлись большим плюсом в развитии, но бюрократическое руководство тормозило и вредило развитию в сторону социализма, вызывало ненужные жертвы.
Советский Союз отразил нападение империализма в 1941 году и победил фашистскую Германию, хотя ценой миллионов лишних жизней. Но в целом, линия национального реформизма — также известная как программа «социализма в одной стране» — привела страну к развалу в 1991 году, когда правящая бюрократия развалила рабочее государство и реставрировала капитализм на его осколках.
Нетерпеливый читатель может пропустить следующее изложение событий и перейти прямо к Содержанию тома.
Внутри Советского Союза.
Новая Экономическая Политика, принятая весной 1921 г. на X съезде РКП(б), помогла восстановить хозяйство Советских республик, залечить раны, которые нанесли семь лет Мировой и Гражданской войн. Восстановительный период еще продолжался: рабочие тянулись обратно в города, покинутые в голодные военные годы, шахты, заводы и фабрики залечивались, оборудование ремонтировалось и входило в строй, производство поднималось к довоенному уровню, два урожайных года в условиях вернувшихся крестьянского рынка и кустарного ремесла сняли проблему голода в стране, но перед правящей партией вставали новые вопросы экономического развития.
Троцкий уже в 1922 году предлагал делать упор на центральное, долгосрочное планирование советского хозяйства, на выделение средств для развития энергетики и тяжелой промышленности. «Государственная промышленность должна играть в хозяйстве роль ведущего начала» — настаивал он. Важнейшей целью НЭП‘а он рассматривал поддержку жизненного уровня и социального самочувствия пролетариата. Рыночный механизм НЭП‘а помог восстановить советскую экономику, вернуть бежавшее от голода население обратно в города, но это отступление перед стихией рынка также вызвало рост буржуазных элементов в городе и деревне, обогащение крестьянской верхушки, частных кустарей и торговцев.
Троцкий выступает против случайных, бесплановых решений, которые обходятся лишними затратами средств и времени. В октябре 1922 г. пленум ЦК, в отсутствие Троцкого и больного Ленина, принял решение, подрывающее государственную монополию внешней торговли. Узнав о нем, оба забили тревогу и Троцкий, с поддержкой Ленина, добился отмены решения. Ленин также перешел на сторону Троцкого в его предложениях расширить полномочия Госплана. Оба обдумывают план перестройки партийного и государственного аппарата. Троцкий протестует против системы замов (заместителей), которые ведут работу за спиной ленивых и невежественных наркомов. Ленин, до второго инсульта 7 марта, готовит выступление против одного такого наркома: Сталина.
В апреле на XII съезде РКП(б) — первом съезде, собравшемся без Ленина — Троцкий указал на главное противоречие советского экономического развития: отставание производства промышленных товаров широкого потребления от крестьянского производства сельскохозяйственных продуктов. На рынках НЭП‘а это выражалось в «ножницах цен»: сравнительно дешевые хлеб, картофель, мясо и молоко; дорогие спички, керосин, ситец, обувь, гвозди и другие металлические продукты. Проблема усугублялась низким качеством ширпотреба.
Троцкий уже давно предлагал стратегический подход к планированию. На съезде он получил поддержку партии в пользу индустриализации, но натолкнулся на глухое сопротивление и саботаж аппарата и верхов. В отсутствие Ленина на самой верхушке партии образовалась тайная группа, основанная вокруг принципа «все против Троцкого». Никакой вопрос не решался в открытом и честном споре. НЭП продолжался; продолжалось восстановление Советского хозяйства, хотя в нем нарастали перекосы и трудности. Руководство скрывало эти трудности и противоречия от партии, притворялось, что внутри ЦК все единодушны. Зиновьева и Каменева окружал ореол старых соратников Ленина. Первый из них стоял во главе Исполкома Коминтерна и партийной организации Ленинграда и Северной области РСФСР. Каменев был председателем Совета Труда и Обороны и возглавлял партийную организацию Москвы. Сталин заведовал партийным аппаратом и в 1923-24 гг. казался скромным помощником более видных и авторитетных лидеров. Будущие правые — Рыков, Бухарин, Томский — были ведущими членами ЦК и Политбюро: Рыков, замещая Ленина, «исполнял обязанности» председателя Совнаркома; Томский возглавлял советские профсоюзы; Бухарин был главным редактором «Правды» и считался ведущим партийным теоретиком.
В своей биографии Троцкого Д. А. Волкогонов пишет:
«Однажды на Политбюро, — рассказывал мне А.П. Балашов, старый большевик, работник секретариата Сталина, — вспыхнула перепалка между Зиновьевым и Троцким. Все поддержали точку зрения Зиновьева, который бросил Троцкому: «Разве вы не видите, что вы в "обруче"? Ваши фокусы не пройдут, вы в меньшинстве, в единственном числе». Троцкий был взбешен, но Бухарин постарался все сгладить. Часто бывало, — продолжал Балашов, — когда до заседания Политбюро или до какого-либо совещания у Сталина предварительно встречались Каменев и Зиновьев, видимо, согласовывая свою позицию. Мы в секретариате эти встречи «троицы» (Сталин, Зиновьев, Каменев) и других членов Политбюро, если их приглашали, так и называли между собой, с легкой руки Зиновьева, — "обруч"». (Д. А. Волкогонов, «Троцкий», 1992, Книга 2, стр. 8-9).
Об отравленных личных отношениях в Политбюро весной 1923 г. пишет и бывший секретарь Сталина, при первом удобном случае бежавший на Запад, молодой циник Борис Бажанов:
«Без одной минуты десять с военной точностью входит Троцкий и садится на свое место. Члены тройки входят через три-четыре минуты один за другим — они, видимо, перед входом о чем-то совещались. Первым входит Зиновьев, он не смотрит в сторону Троцкого, и Троцкий тоже делает вид, что его не видит, и рассматривает бумаги. Третьим входит Сталин. Он направляется прямо к Троцкому и размашистым широким жестом дружелюбно пожимает ему руку. Я ясно ощущаю фальшь и ложь этого жеста; Сталин — ярый враг Троцкого и его терпеть не может». («Воспоминания бывшего секретаря Сталина», гл. 4)
XII съезд одобрил предложения Троцкого об упоре на плановое развитие промышленности. Троцкий уже давно предлагал Ленину и ЦК поставить Госплан в центр экономической работы, расширить его права. Но в отсутствие Ленина рос прямой саботаж со стороны заговорщиков в партийном аппарате. В принципе, они были за промышленное развитие, но в тактику Сталина и Зиновьева не входила реализация давнишних предложений «несносного выскочки».
В октябре, когда разногласия выйдут наконец наружу, окажется, что Оппозиция 1923 года строится вокруг двух тем. Во-первых Троцкий и подписанты «Заявления 46-ти» обратят внимание на нарастающие хозяйственные затруднения, зигзаги хозяйственного и государственного руководства, хаотичные и непродуманные решения. Во-вторых, оппозиция укажет на бюрократический режим в партии, закулисные интриги, назначенство и т.д.
Оппозиция осенью 1923 года еще не выдвигает конкретную программу; она объединяет несколько левых тенденций внутри партии. В следующий период Троцкий и его единомышленники конкретизируют свою программу. Они предложат усилить налоговый пресс на зажиточных крестьян и городскую мелкую буржуазию, и планомерно переливать эти средства в развитие промышленности, рост пролетариата, материальную и культурную поддержку беднейших слоев крестьянства.
Судьба Советской России, как и в 1917 году, зависела от развития социалистической революции в Европе. Летом 1923 года начало казаться, что период изоляции большевизма подходит к концу, что европейская революция приближается. Рассмотрим события в Европе в бóльшей детали.
Европа в 1923 году.
Версальская Европа в целом не оправилась от ран и разрухи, которые нанесла буржуазному режиму Первая Мировая война. Ряд новых государств и новых пограничных частоколов раздробили прежние хозяйственные единицы: Германию, Австро-Венгрию и т.д. Годы войны ослабили связи метрополий с колониями, Европа задолжала и уступила первенство в мире Соединенным Штатам, и европейский капитализм страдал от истощения и малокровия. Нестабильность, пауперизация средних классов, террор справа — как со стороны традиционных монархистски-клерикальных партий, так и от хулиганов-фронтовиков в новых фашистских отрядах — характеризовал все режимы, как в победоносных Франции, Бельгии и Италии, так и в капитулировавших Германии, Венгрии и Австрии.
В Германии рассчетливая буржуазия заранее сделала социал-демократов козлами отпущения за поражение в войне и «лицом» Германии в ее переговорах с Антантой. Кайзер бежал в Голландию, а формальным главой государства, Рейхспрезидентом республики, начиная в ноябре 1918 года и до своей смерти в феврале 1925 г., стал социал-демократ Фридрих Эберт. Именно он формально отвечает за убийство без суда Розы Люксембург и Карла Либкнехта в январе 1919 г. СДПГ в течение всей послевоенной декады была главным стержнем и опорой буржуазного режима, иногда, участвуя в кабинете министров, в другое время оставаясь вне его и играя роль оппозиции, но всегда парализуя рабочий класс, чтобы сохранить буржуазный режим. Социал-демократы не погнушались ролью «мальчиков для битья». Даже наоборот, они объясняли, что жертвуют собой и партийной программой социализма, но сохраняют республику. Справа их клеймили как «ноябрьских предателей», которые, мол, нанесли удар в спину непобедимому Рейхсверу, подписали капитуляцию и ужасные условия Версальского мира. Слева, они теряли доверие масс, но все же до конца поддерживали Веймарский режим. Фото (1923 г.): Канцлер Вильгельм Куно (слева) и «социалист»-рейхспрезидент Фридрих Эберт. |
|
Из-за неспособности Германии платить огромные репарации, 11 января 1923 г. французские и бельгийские войска оккупировали Рур. Экономическое положение страны вошло в состояние свободного падения: гиперинфляция, разорение и пауперизация промежуточных классов, массовая безработица, частые смены правительств, «Пивной путч» Гитлера в Мюнхене в ноябре и т.д. Назначенный в ноябре 1922 г. президентом Эбертом беспартийный канцлер Вильгельм Куно, государственный чиновник-экономист-плановик, ненавидел социал-демократов, презирал Рейхстаг и парламентскую политику в целом. В 1932 г. он стал одним из финансовых дельцов за спиной Гитлера. Правительство Куно было сформировано осенью 1922 г. из технократов-экспертов и партий центра с ключевой негласной поддержкой социал-демократов.
Рабочий класс был расколот надвое. По инерции большинство рабочих, и до, и после кризисного 1923 г. были в организациях вокруг СДПГ, но рабочие смотрели в сторону компартии: поведет ли она пролетариат в решительный бой за власть? В Берлине в мае демонстрации, организованные КПГ в связи с покушением на советского полпреда Вацлава Воровского и в защиту Советской России собрали: 13 мая — 100 тысяч, 16 мая — 150 тысяч. Вторая демонстрация была особенно внушительной. Полпред Крестинский, Рыков, Радек и весь Централе (партийный совет) стояли на главной трибуне; сотни коммунистов с горящими факелами сопровождали катафалк с телом Воровского; Радек сказал зажигательные слова перед телом павшего. Свидетель, известный бельгийский революционер, Виктор Серж, пишет, что «факельная демонстрация вокруг тела Воровского отметила начало периода революционной мобилизации».
Инициатива перешла к рабочему классу и его партиям: быть Германской революции, или не быть?
Молодая Германская коммунистическая партия была основана в январе 1919 г. на основе Спартаковского меньшинства Независимцев, и сразу же обезглавлена убийством Розы Люксембург, Карла Либкнехта, Йогишес Тышко и др. КПГ уже прошла через ряд расколов и объединений. Правее ее стояла Независимая СДПГ — центристская партия, сформированная в 1917 г. из анти-военных и левых социал-демократов. Во время выборов в июне 1920 г. ультра-левая часть компартии бойкотировала выборы в Рейхстаг и рабочие в основном голосовали за две социал-демократические партии: 6,1 миллиона, за СДПГ; 5 миллионов, за Независимую СДПГ; 589 тысяч, за правую фракцию коммунистов; другая часть, ультра-левая Комм. Рабочая партия (KAPD, КРабПГ) бойкотировала выборы. НСДПГ распалась в конце 1920 г. и ее левое большинство вошло в компартию, умножив численность партии втрое. Тысячи молодых коммунистов рвались в бой, но партию раскалывала фракционная борьба. Авантюристское выступление в марте 1921 г. и разрозненные партизанские стычки снова и снова противопоставляли боевиков-коммунистов пулеметам полиции и Рейхсвера. Численность КПГ резко колебалась от месяца к месяцу, но ряд фактов свидетельствуют о коллапсе влияния социал-демократов и растущем авторитете коммунистов летом и осенью 1923 года.
В отличие от Социалистического (Второго) Интернационала, Коминтерн был учрежден как одна всемирная партия, а не союз национальных компартий. Москва и Коминтерн стали за несколько лет руководства Ленина и Троцкого авторитетным центром германской и других компартий. Почти год в Исполкоме Коминтерна работал Брандлер, и в декабре 1922 г. после окончания IV Конгресса он выехал в Германию, чтобы опираясь на авторитет КИ, объединить германских коммунистов. В Москве и Петрограде месяцами жили другие европейские коммунисты. Оглядываться на Москву стало привычкой, хорошей или плохой, руководства компартий, но в эпоху Ленина и Троцкого советы Москвы определялись нуждами мировой революции.
Коминтерн — руководство.
Ленин и Троцкий создали Коммунистический Интернационал, дали ему политическое лицо, написали все ведущие манифесты и программные документы первых четырех Конгрессов:
Троцкий в начале 1919 года написал на своем бронепоезде призыв учредить Коммунистический Интернационал;
Ленин с помощью Зиновьева написал знаменитое «21 условие» II Конгресса, чтобы отделить революционеров от социалистов-реформистов;
На III Конгрессе Коминтерна Ленин и Троцкий образовали фракцию, демонстративно называя ее «правой», против нетерпеливых ультра-левых. Ленин был уже болен во время IV Конгресса, заседавшего в ноябре-декабре 1922 г., но он полностью поддержал проведенную Троцким «правую» политику переходных требований и «единого фронта» как предпосылку борьбы за власть.
Рассмотрим характеристику нескольких других лидеров. Третьим, после Ленина и Троцкого вождем считался Зиновьев, председатель Исполкома Коминтерна.
Накануне решающего боя (октябрь 1917 г.) Зиновьев впал в панику. И до 1917 года, и после Зиновьев многому научился у Ленина, в частности, не доверять себе, полагаясь на него. Его кажущейся, поверхностной левизне не хватало характера. Под руководством Ленина и Троцкого Зиновьев был успешным пропагандистом, зажигающим оратором, но рыхлым и многословным. В октябре 1920 г. Зиновьев выступил с 4-часовым докладом на съезде Независимой социал-демократической партии и убедил большинство партии принять известное «21 условие» и вступить в Коминтерн. Этот ораторский успех стал «визитной карточкой» официального «вождя» Коминтерна. Но через несколько месяцев этот же «вождь» Петрограда и Северной области прошляпил злобное и усталое настроение рабочих и матросских масс в Кроншадте, допустил мятеж гарнизона крепости (который захватил и партийную организацию острова) и не знал, что делать во время кризиса.
В Автобиографии Троцкий пишет о Зиновьеве:
«Свердлов говорил мне: "Зиновьев — это паника". А Свердлов знал людей. И действительно: в благоприятные периоды, когда, по выражению Ленина, "нечего было бояться", Зиновьев очень легко взбирался на седьмое небо. Когда же дела шли плохо, Зиновьев ложился обычно на диван, не в метафорическом, а в подлинном смысле, и вздыхал. Начиная с семнадцатого года, я мог убедиться, что средних настроений Зиновьев не знал: либо седьмое небо, либо диван».
Из ссылки в 1928 г. Троцкий пишет ближайшему другу, И. Н. Смирнову:
«Про Зиновьева один человек остроумно сказал, что у него "эпидермическая левизна". Он хотел этим выразить ту мысль, что у Зиновьева — при отсутствии какого бы то ни было серьезного багажа способности и склонности к обобщающему мышлению — есть, однако, инстинктивное стремление, как бы заложенное в эпидерме, дернуться при каждой новой оказии влево. Но именно этот "накожный" характер левизны, приближающий ее к чесотке, ставит ей очень узкие пределы: там, где для левизны нужна мускулатура, Зиновьев пасует. А какое же серьезное историческое действие возможно без мускулатуры? Вот почему Зиновьев пасует каждый раз там, где вся его предшествующая левизна испытуется действием. В июле 1923 года он написал рыхлые, как всегда, и широковещательные тезисы по поводу немецкой революции, а закончил их таким предложением: "назначить на годовщину революции (9 ноября) антифашистскую демонстрацию". Против постановки ребром вопроса о вооруженном восстании ("назначение срока") он упирался органически, хотя дело облегчалось для него тем, что революция-то происходила за лесами, за полями» (см. Циркуляр № 6).
О Каменеве Троцкий пишет в том же письме:
«Что касается Каменева, то у него, наоборот, всякое инстинктивное побуждение направлено всегда вправо, в сторону самоограничения, соглашения, обхода и пр. Из всех молений ему ближе всего моление "Да минует меня чаша сия". Но в противовес Зиновьеву, у него есть известная теоретическая школа мысли. Правда, ленинские рубцы заплыли жирком, но не окончательно все же. Он скорее Зиновьева понял необходимость разрыва Англо-русского комитета; он, по-видимому, соглашался с необходимостью выхода компартии из Гоминьдана, но помалкивал; думаю, что он, если б не был в Италии, мог бы лучше Зиновьева понять, что формула демократической диктатуры пролетариата и крестьянства была после мая 1927 года таким же пережитком для Китая, как для России — после февраля 1917 года. И на этот раз Каменев лучше и яснее понимал, что означает "капитуляция". Но политическая природа взяла свое, Зиновьев отскакивает от своих левых выводов, Каменев боится оказаться жертвой своих правых устремлений. Но сходятся они во всех важных вопросах на одной и той же линии. Как назвать эту линию? Ни тпру, ни ну».
Бухарин играл в Коминтерне яркую роль. Но вот взвешенная оценка 1928 года:
«Больше других загибал влево от марксизма, разумеется, Бухарин… На III и IV конгрессах Бухарин боролся против политики единого фронта и переходных требований, исходя из своего механического понимания перманентности революционного процесса. Борьбу этих двух тенденций — марксистского, синтетического понимания непрерывного характера пролетарской революции и схоластической пародии на марксизм, которая была отнюдь не только индивидуальной особенностью Бухарина, эту борьбу можно проследить на целом ряде других вопросов, как крупных, так и малых. Но не к чему: по существу сегодняшняя позиция Бухарина, есть та же ультра-левая схоластика "перманентной революции", только вывернутая наизнанку. Если, примерно, до 1923 г., Бухарин считал, что без перманентного экономического кризиса и перманентной гражданской войны в Европе Советская Республика погибнет, то теперь он открыл рецепт построения социализма без международной революции вообще. Вывернутая наизнанку бухаринская перманентность не стала от этого лучше, тем более, что слишком часто нынешние руководители Коминтерна сочетают с оппортунизмом сегодняшней позиции авантюризм вчерашней, — и наоборот.
«Третий конгресс был большой вехой. Его поучения живы и плодотворны до сегодняшнего дня. Четвертый конгресс только конкретизировал их. Лозунг 3-го конгресса не просто гласил к массам, а к власти через предварительное завоевание масс. После того, как в течение всего Конгресса руководимая Лениным фракция (Ленин демонстративно называл ее "правым" крылом) несговорчиво одергивала Конгресс назад, Ленин собрал в конце конгресса частное совещание, на котором пророчески предупредил: помните, что дело идет только о хорошем разбеге для революционного прыжка; борьба за массы — для борьбы за власть. События 1923 года показали, что эта ленинская позиция не была усвоена не только "руководимыми", но и многими из руководителей». (См. «Критика программы Коминтерна»).
Карл Радек ряд лет был членом ЦК (избран на VIII—XII съездах включительно), но в ВКП и Коминтерне он играл чисто агитационную и публицистическую роль. Радек был в партии известен как шутник, автор ходких анекдотов. Вместе с Бухариным и многими другими Радек был весной 1918 г. «левым» коммунистом, стоящим за неподписание Брестского договора и за революционную войну с Германией.
В 1929 году в «Бюллетене Оппозиции» № 1 Троцкий писал:
«Радек бесспорно один из лучших марксистских журналистов всего мира. Дело здесь не только в меткости и силе языка. Нет, дело прежде всего в способности с чрезвычайной быстротой реагировать на новые явления и тенденции и даже на первые их признаки. В этом преимущество Радека. Но сила журналиста становится источником слабости политика. Радек преувеличивает и забегает вперед. Радек измеряет метром там, где дело идет только о сантиметрах. Поэтому он почти всегда оказывается справа или слева — гораздо чаще справа — от правильной линии».
В 1923 г. Радек был несколько раз послан в Германию представителем Исполкома Коминтерна, чтобы помогать Брандлеру и Централе, корректировать политику партии. Его агитационный маневр в июне-июле, «линия Шлагетера» (см. ниже), затруднила и провалила главную задачу КПГ: переубедить и завоевать социал-демократические массы в пользу коммунизма. Добавим, что Зиновьев лично не переносил Радека и описывал его как болтуна в письмах Каменеву и Сталину. Радек отвечал помпезному Зиновьеву колкими анекдотами.
Германская компартия и Кремль.
Расколы внутри КПГ продолжались. В содержательной статье о пропущенной революции 1923 года германский марксист Петер Шварц замечает: «в 1923 году КПГ вовсе не являлась цельной партией». Автор продолжает:
«С распадом СДПГ рабочие социал-демократы стали внимательно прислушиваться к коммунистам. Внутри СДПГ выросло левое крыло, готовое сотрудничать с КПГ. Мы увидим ниже, как в октябре в Саксонии и Тюрингии были сформированы кратковременные коалиционные правительства из левых социал-демократов и КПГ. Одновременно с уменьшением количества членов СДПГ росло влияние КПГ. Число членов партии увеличилось с 225 тысяч до 295 тысяч в течение одного года.
В период между 1920 и 1924 годами в стране не проводилось выборов в Рейхстаг, поэтому нет достоверных данных об электоральной поддержке КПГ. Но выборы, проведенные в небольшом сельском районе Мекленбург-Стрелиц, дают определенное представление. В 1920 году СДПГ получила здесь 23 тысячи голосов, а Независимая социал-демократическая партия (НСДПГ, большинство которой позже присоединилось к КПГ) получила 2000 голосов. КПГ вообще не выставляла кандидатов. В 1923 году СДПГ и КПГ получили примерно по 11 тысяч голосов. В шахтерском районе Саар, где ранее доминировали католики, КПГ утроила свою поддержку в период с 1922 по 1924 год — с 14 тысяч до 39 тысяч голосов.
Внутри профсоюзов влияние коммунистов росло за счет СДПГ. Когда в Берлине избирались делегаты на съезд Союза металлистов Германии, КПГ значительно опередила СДПГ. Она получил 54 тысячи голосов, в то время как СДПГ получила 22 тысячи, то есть менее половины голосов коммунистов. По словам одного лидера КПГ, в июне партия насчитывала 500 фракций в профсоюзе численностью 1,6 миллиона человек. Около 720 тысяч металлистов поддержали коммунистов. Западногерманский историк Герман Вебер заключает в своей книге по истории КПГ: «1923 год продемонстрировал неуклонно растущее влияние КПГ, их, вероятно, поддерживало большинство рабочих, ориентированных на социализм"» (см. https://www.wsws.org/ru/articles/2020/05/23/1923-m23.html).
В мае 1923 г. Исполком КИ вызвал в Москву руководителей КПГ Брандлера и Бёттшера и представителей левых Петера Маслова, Рут Фишер, Э. Тельмана и Г. Эйслера. С ними встречались представители ЦК ВКП: Троцкий, Зиновьев, Бухарин и Радек. Компромиссная резолюция говорила о преодолении правых и левых уклонов в работе партии. Друзья Троцкого, К. Радек и Г. Пятаков были посланы в Германию проводить в КПГ курс Исполкома Коминтерна. Н. Крестинский, советский посол в Берлине и тоже друг Троцкого, заведовал тайными субсидиями Кремля в пользу германской революции. Но на беду германской революции все быстрее и шире разворачивалась в Кремле кампания по дискредитации и изоляции Троцкого. Линия Кремля и Коминтерна в отношении революционной ситуации в Германии в 1923 году стала неопределенной и уклончивой: ни тпру, ни ну.
В июне 1923 г. Радек провел в прессе КПГ агитационный маневр — «линию Шлагетера», которая, апеллируя к радикальным, анти-капиталистическим струям в фашизме, еще больше дезориентировала и без того запутанную КПГ. Хотя эта агитационная линия продолжалась всего несколько недель, она прибавила к отчуждению между социалистами и коммунистами и отвлекла от основной международной стратегии коммунистов. Зиновьев, при обсуждении вопроса о фашистах в Исполкоме КИ, не возражал Радеку, но потом, когда эта агитационная кампания показала свой вред, он сделал «болтуна» Радека козлом отпущения.
Летом инфляция в Германии вошла в астрономическую фазу, дикие стачки расширялись и социал-демократы теряли контроль над рабочими. Руководство компартии начало работу по организации и вооружению рабочих сотен, фабзавкомов, завоеванию профсоюзов, но работа шла бесперспективно и медленно. Пропаганда Коминтерна трубила о грядущей германской революции, Зиновьев писал трескучие статьи о коллапсе социал-демократии, о победоносном приближении неизбежной революции и «философии эпохи».
Политический кризис дошел до точки взрыва. В середине июля компартия объявила о планах провести 29 июля массовые антифашистские демонстрации, привлекая к коммунистам тянувшиеся влево массы рабочих-социалистов. Правительство запретило уличные демонстрации и угрожало расстрелять колонны коммунистов и социалистов. Левые в КПГ требовали выйти на улицу; правые — отступить. Централе (партийный совет) попросил ИККИ рассудить между фракциями.
Между тем в развитие событий и принятие решений вмешался случай: здоровье Троцкого вошло в долгую полосу болезней и затруднений. В течение трех с лишним лет его преследовали продолжительные недомогания, периодически прерывавшие и затруднявшие его деятельность. В марте 1923 г. его
«на несколько недель приковал к постели lumbago (прострел). Я лежал в здании бывшего Кавалерского корпуса, где помещалась наша квартира, отделенный от Ленина огромным кремлевским двором. Ни Ленин, ни я не могли подойти даже к телефону, к тому же телефонные переговоры были Ленину строго воспрещены врачами. Два секретаря Ленина, Фотиева и Гляссер, служат связью». («Моя жизнь»).
Политбюро предоставило Троцкому больничный отпуск с 15 июня по 7 сентября и он уехал на лечение в Кисловодск, проведя там с коротким перерывом почти три месяца. По болезни он не смог участвовать в пленумах ЦК 26-27 июня и 4 июля. В конце октября он простудился на охоте, снова слег и не смог лично участвовать ни в одной из многолюдных и горячих партийных дискуссий в ноябре, декабре и январе. Из-за болезни официальные заседания Политбюро проходили в те месяцы на его квартире, и его жена, Наталья Седова вспоминает, что к концу каждого заседания нижнее белье Льва Давидовича промокало насквозь, его надо было менять, выжимать и сушить.
«Он пытался убедить других, взволнованно обращаясь к их сжатым лицам и непробиваемым мозгам. До жару вспотевший, к концу собрания он был полностью изнурен». (The Life and Death of Leon Trotsky, Natalia Sedova, 1975, Basic Books, p. 127).
В середине января 1924 г. Троцкий уехал на лечение в Сухум и отсутствовал во время смерти и похорон Ленина. Его отсутствие произвело ужасное впечатление на непосвященные в политические обстоятельства широкие массы партийцев и населения, особенно на фоне картинной скорби и траурных мин Сталина и других вождей. Его длительные заболевания становились политическим фактором. Троцкий впоследствии вспоминал, в отношении весны 1926 года:
«Теряясь перед затяжной моей температурой, московские врачи, чтоб не брать на себя всей ответственности, давно настаивали на заграничной поездке. Я тоже хотел найти выход из тупика: температура парализовала меня в наиболее критические моменты и являлась надежным союзником моих противников».
Германия и советы Кремля
Вернемся к ходу событий. В течение всего 1923 года здоровье Троцкого мешало ему участвовать в политической борьбе. Ленин умирал в Горках, а Троцкий работал вполсилы, к тому же в обстановке обструкции со стороны тайной «тройки». Революция из-за болезни своих вождей теряла две самые светлые головы.
В июле руководство КПГ раскололось во мнениях по поводу антифашистской демонстрации в Германии: выходить на улицу, или нет, и спросило совета у ИККИ. Троцкий, уже более месяца на лечении в Кисловодске, сказал, что не может конкретно ответить, так как лишен возможности наблюдать в деталях перипетии политической борьбы. Подозревая, что Зиновьев ограничивает его каналы информации, он пригласил двух немецких коммунистов, московских представителей в Профинтерне, Валхера (Jacob Walcher) и Эндерле (August Enderle), приехать к нему в Кисловодск и обсудить обстановку. В третью неделю августа, преодолевая слабость, он выехал в Москву для участия в заседании Политбюро, обсуждавшем Германию.
В последнюю неделю июля на отдых в Кисловодск приехали Зиновьев, Бухарин и ряд членов ЦК; из членов Политбюро в Москве остались Сталин, Каменев и кандидат в члены ПБ, Рудзутак. «На безрыбье и рак рыба», и, при отсутствии в Москве Троцкого, Зиновьева и Бухарина, в обсуждение Германии вмешался Сталин, до этого не известный ни в ВКП, ни в Коминтерне как знаток европейской политики, не знающий языков и по другим многим причинам некомпетентный (см. подборку писем «Летняя (1923 г.) переписка»). 9 августа, например, на очередном заседании Политбюро, за неимением кого-либо более авторитетного, о Германии докладывает Сталин. О характере решений, принятых в Москве в эти недели говорит следующий отрывок из письма Сталина Зиновьеву от 7 августа:
«Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без с.-д., созрели ли они уже для этого, — в этом, по-моему, вопрос. Беря власть, мы имели в России такие резервы, как: а) мир, б) землю крестьянам, в) поддержку громадного большинства рабочего класса, г) сочувствие крестьянства. Ничего такого у немецких коммунистов сейчас нет. Конечно, они имеют по соседству советскую страну, чего у нас не было, но что можем дать им в данный момент? Если сейчас в Германии власть, так сказать, упадет, а коммунисты ее подхватят, они провалятся с треском. Это «в лучшем» случае. А в худшем случае — их разобьют вдребезги и отбросят назад… По-моему, немцев надо удерживать, а не поощрять». (Выделение наше).
Примечательно, что в течении нескольких недель, когда трое наиболее авторитетных члена Политбюро — Троцкий, Зиновьев и Бухарин — одновременно отдыхали в Кисловодске, личные отношения между ними были настолько отравленными, что они не могли сесть и обсудить положение в Германии. Дисциплина фракции в ее борьбе против Троцкого перевесила у Зиновьева и Бухарина их «желание» помочь революции в Германии. У нас, к счастью, есть ряд писем Зиновьева, Бухарина и Сталина за конец июля и начало августа, которые бросают свет на маневры действующих лиц.
Ключ к положению был в Германии. Социал-демократическая партия потеряла доверие масс и распадалась. Старые с.-д. профсоюзы теряли членов и влияние; вместо них рабочие организовывали фабрично-заводские комитеты, и в руководство прорывались коммунисты и левые. Перехлестнувшие аппарат СДПГ и старых профсоюзов, «дикие» массовые стачки в августе вынудили Куно подать в отставку. 12 августа СДПГ ввела 4 членов в новый кабинет министров Штреземана, но фактически социал-демократия исчерпала доверие рабочих. Авторитет Рейхстага и правительства упал к нулю. Слово стояло за компартией, но мнения руководства компартии раздваивались; КПГ воевала сама с собой.
21 августа в Москве наконец собралось Политбюро в почти полном составе: Зиновьев, Радек, Троцкий, Бухарин, Пятаков, Сталин, Рыков и др. Петер Шварц пишет:
«ровно за два месяца до того, как Брандлер отменил восстание, Политбюро РКП(б) решило готовиться к революции в Германии. Политбюро сформировало «Комиссию по международным делам» для контроля над работой в Германии. Комиссия состояла из Зиновьева, Каменева, Радека, Сталина, Троцкого и Чичерина, а позже включила Дзержинского, Пятакова и Сокольникова. В последующие дни и недели происходили многочисленные дискуссии и постоянная переписка с лидерами КПГ, которые часто ездили в Москву. Была организована финансовая, материально-техническая и военная поддержка для вооружения пролетарских сотен, созданных в предыдущие месяцы. В октябре Радек, Пятаков и Сокольников были отправлены в Германию для содействия восстанию». (см. https://www.wsws.org/ru/articles/2020/05/26/1923-m26.html).
На собрании Политбюро Троцкий провел решение о назначении приблизительного срока восстания, но ему становилось ясно, что Зиновьев, Сталин и другие рассматривают срок в качестве календарно-организационной и формальной меры, но не как политическую подготовку к революции. Он даже опубликовал в «Правде» 23 сентября статью «Можно ли контрреволюцию или революцию сделать в срок?», в которой он разъяснял разницу между политической и организационной подготовкой революционного восстания.
Политбюро и Исполком Коминтерна назначили двухмесячный срок для подготовки восстания, но Брандлер, по возвращении в Германию, в письме Исполкому Коминтерна от 28 августа добивался отсрочки:
«Я не верю, что правительство Штреземана долго продлится», — писал он. «Тем не менее, я не верю, что следующая волна, которая уже приближается, решит вопрос о власти… Мы попытаемся сконцентрировать наши силы, чтобы мы могли, если это неизбежно, начать борьбу через шесть недель. Но в то же время мы планируем через пять месяцев подготовиться более солидно». (Bernhard H. Bayerlein u.a. Hsg., Deutscher Oktober 1923. Ein Revolutionsplan und sein Scheitern, Berlin: 2003, p. 135-136).
Он добавил, что считает более вероятным срок от шести до восьми месяцев. Так же, как Зиновьев, Сталин и другие, Брандлер смотрел на дату только в организационном плане. Революцию, мол, можно провести тогда, когда партия солидно подготовится.
Троцкий был вынужден по болезни вернуться в Кисловодск, и руководство немецкой комиссией ЦК оставалось за Зиновьевым. Помощь будущей революции под его руководством вошла в бюрократические рельсы. ИККИ послал в Германию еще нескольких представителей: Иосифа Уншлихта для организации немецкой Красной Гвардии (рабочих сотен); Сокольникова для помощи послу Крестинскому в финансировании агитации и вооружения красных отрядов; ряд офицеров Красной Армии, знающих немецкий язык и т.д. «Правда» и другие советские газеты, журналы и газеты Коминтерна на весь мир трубили о революционной ситуации в Германии, но трескучие статьи Зиновьева и его помощников имели больше воздействия внутри СССР, чем в Берлине. Сверху продолжалась политика «ни тпру, ни ну».
Сентябрьский пленум ЦК.
Бюрократический фетишизм кремлевской верхушки проявился еще ярче на следующем пленуме ЦК 23—25 сентября. Это был первое за почти три месяца собрание руководящего органа партии, и собиралось оно на фоне решающих событий в Германии. Мы даем отдельно официальную повестку дня этого долгожданного форума о Германской революции. Чтобы разрядить настроение собравшихся цекистов Сталин и Зиновьев оформили пленум как очередную, заурядную конференцию партийной верхушки. Вопрос о Германской революции стоял, конечно, в повестке дня, но помимо Германии, говорильня, в которую превратился ЦК, выслушала очередные доклады наркомов, шефа ЧК, Дзержинского, и разных комиссий. «Вожди» допустили революцию в порядок дня, но ждали ее фаталистически. Примером официального оптимизма был Г. Е. Зиновьев, писавший десятки высокопарных статей о грядущей революции, о «духе» и «философии» эпохи, которые, мол, все сами собой обеспечат.
Троцкий попытался прорваться через официальные благодушие и оптимизм. Утром 24-го он сделал внеочередное заявление. Даем слово известному нам Борису Бажанову:
«23 сентября на пленуме ЦК тройка предложила расширить состав Реввоенсовета. Новые введённые в него члены были все противниками Троцкого. В числе нововведенных был и Сталин. Значение этой меры было для Троцкого совершенно ясно. Он произнёс громовую речь: предлагаемая мера — новое звено в цепи закулисных интриг, которые ведутся против него и имеют конечной целью устранение его от руководства революцией. Не имея никакого желания вести борьбу с этими интригами и желая только одного — служить делу революции, он предлагает Центральному Комитету освободить его от всех его чинов и званий и позволить пойти простым солдатом в назревающую германскую революцию. Он надеется, что хоть в этом ему не будет отказано.
«Все это звучало громко и для тройки было довольно неудобно. Слово берет Зиновьев с явным намерением придать всему оттенок фарса и предлагает его также освободить от всех должностей и почестей и отправить вместе с Троцким солдатами германской революции. Сталин, окончательно превращая все это в комедию, торжественно заявляет, что ни в коем случае Центральный Комитет не может согласиться рисковать двумя такими драгоценными жизнями и просит Центральный Комитет не отпускать в Германию своих «любимых вождей». Сейчас же это предложение было самым серьезным образом проголосовано. Все принимало характер хорошо разыгрываемой пьесы, но тут взял слово «голос из народа»,ленинградский цекист Комаров с нарочито пролетарскими манерами. «Не понимаю только одного, почему товарищ Троцкий так кочевряжится». Вот это «кочевряжится» окончательно взорвало Троцкого. Он вскочил и заявил: «Прошу вычеркнуть меня из числа актеров этой унизительной комедии». И бросился к выходу.
«Это был разрыв. В зале царила тишина исторического момента. Но полный негодования Троцкий решил для вящего эффекта, уходя, хлопнуть дверью.
«Заседание происходило в Тронном зале Царского Дворца. Дверь зала огромная, железная и массивная. Чтоб ее открыть, Троцкий потянул ее изо всех сил. Дверь поплыла медленно и торжественно. В этот момент следовало сообразить, что есть двери, которыми хлопнуть нельзя. Но Троцкий в своем возбуждении этого не заметил и старался изо всех сил ею хлопнуть. Чтобы закрыться, дверь поплыла так же медленно и торжественно. Замысел был такой: великий вождь революции разорвал со своими коварными клевретами и, чтобы подчеркнуть разрыв, покидая их, в сердцах хлопает дверью. А получилось так: крайне раздраженный человек с козлиной бородкой барахтается на дверной ручке в непосильной борьбе с тяжелой и тупой дверью. Получилось нехорошо». (Б. Бажанов, гл. 5)
Сразу за драматичным разрывом и уходом Троцкого из зала последовала маленькая, но красочная сцена. Пленум послал за возмущенным Троцким председателя ЦКК, Куйбышева. В коридоре, догнав разозленного Троцкого и не сумев убедить его вернуться, этот чиновник заявил:
«Мы считаем необходимым вести против вас борьбу, но мы не можем вас объявить врагом; вот почему мы вынуждены прибегать к таким методам» (Известия ЦК КПСС. 1990. № 5. С. 172).
Добавим еще штрих к этой картине полного психологического разрыва между, с одной стороны, Троцким и его немногими друзьями в ЦК и, с другой стороны, фракционным большинством под руководством «тройки». Бажанов рассказывает, что в кулуарах партийных форумов и во время застолий у генсека и секретарей рангом ниже злые языки называли Троцкого «хронически воспаленным Львом Давыдовичем».
После неудачной попытки Троцкого убедить ЦК произошла еще одна сцена, заслуживающая нашего внимания. Во время пленума в Москву еще раз приехал Брандлер, чтобы посоветоваться с Троцким и Зиновьевым и лично убедить старших товарищей в ВКП(б) послать Троцкого в Германию. Рут Фишер, лидер левых в КПГ, неоднократно спорившая с Троцким в Коминтерне, наблюдала прощание Троцкого и Брандлера:
«Когда я покидала Кремль, я увидела Троцкого, который, в знак уважения провожал Брандлера из своей квартиры к Троицким воротам. Они постояли там, освещенные сентябрьским послеобеденным солнцем, коренастый Брандлер в помятом костюме, и элегантный Троцкий в его хорошо пошитой красноармейской форме. В напутствие, Троцкий нежно поцеловал Брандлера по-русски в обе щеки. Хорошо зная обоих, я чувствовала волнение Троцкого; он был уверен, что прощается с вождем Германской революции накануне великих событий» (Ruth Fischer, Stalin and German communism, 1948, p. 323)
Историк-марксист В. З. Роговин справедливо пишет:
«Попытки пленума решить обострившиеся вопросы экономической жизни страны и внутрипартийного положения казённо-бюрократическим путём явились последней каплей, которая заставила Троцкого, наконец, принять более решительные шаги для того, чтобы "побудить ЦК, в соответствии со всей создавшейся обстановкой, по-иному ставить и по-иному решить наиболее острые и больные вопросы внутренней жизни". На заседании Политбюро после сентябрьского пленума он характеризовал сложившуюся тяжёлую обстановку в партии и стране и указал на необходимость принятия "исключительных мер как в области хозяйственной, так и в области внутрипартийной”». (В. З. Роговин, «Была ли альтернатива? (Троцкизм, взгляд через годы)», Москва, 1992, стр. 102).
Мы в одном не согласны с Вадимом Захаровичем: первой и главной причиной, побудившей Льва Троцкого открыто обратиться к партии и всему Коминтерну была явная опасность того, что бюрократическое руководство провалит как германскую революцию, так и построение социализма в Советской России.
Пропущенная революция в Германии.
27 сентября Штреземан издал декрет об осадном положении в Германии. В начале октября в двух землях Германии, в Саксонии и Тюрингии, образовались коалиционные правительства левых социал-демократов и правых коммунистов. Эти правительства медленно вооружали рабочие сотни, но против них быстро двигался рейхсвер. Вся исполнительная власть в Германии была передана министру обороны Гесслеру, а президент Эберт (социал-демократ) издал манифест о прекращении пассивного сопротивления в Руре. Фактически, в стране было установлено осадное положение и глава рейхсвера фон Сект стал диктатором. По всей Германии были назначены гражданские правительственные комиссары, приказы которых становились обязательными для земельных и местных правительств. Подчиненный Секту главнокомандующий саксонским рейхсвером генерал Мюллер приказал распустить красные сотни и комитеты действия. 21 октября рейнские сепаратисты, поддержанные французами, провозгласили в Аахене независимую Рейнскую республику. 23 октября в Гамбурге, и только в нем, вспыхнуло рабочее восстание, то самое восстание, которое в августе назначила компартия с поддержкой ИККИ. Брандлер 21 октября добился от ИККИ отсрочки все-германского восстания, но не сумел вовремя сообщить Эрнсту Тельману в Гамбург, и местное восстание было подавлено рейхсвером. В начале ноября рейхсвер занял Тюрингию и разогнал коалиционное правительство социалистов и коммунистов. В Баварии фашисты 8-го ноября под руководством Людендорфа и Гитлера провели Пивной путч в Мюнхене, но несколько сот штурмовиков на следующий день разогнала полиция.
В результате, правительству Штреземана удалось остаться у власти, но в конце ноября его сменил кабинет министров под руководством Вильгельма Маркса, которому удалось несколько стабилизировать экономическое положение, в частности, принять американский План Дауэса.
В 1928 году в «Критике программы» Троцкий писал:
«Разбирать сейчас задним числом насколько «обеспечено» было бы завоевание власти при правильной политике, достойно педанта, а не революционера. Ограничимся приведением на этот счет одного прекрасного, хоть и чисто случайного, ибо единственного, свидетельства «Правды», которому противоречили все остальные рассуждения газеты.
«Если коммунисты в мае 1924 года, при некоторой стабилизации марки, при известном укреплении буржуазии, при переходе средних слоев и мелкой буржуазии к националистам, после глубокого кризиса партии, после тяжелого поражения пролетариата, если после всего этого коммунисты могли собрать 3.700.000 голосов, то ясно, что в октябре 1923 года при небывалом кризисе хозяйства при полном разложении средних слоев, при страшнейшей путанице в рядах с. д. на фоне сильных и резких противоречий внутри самой буржуазии и небывалого боевого настроения пролетарских масс в промышленных центрах, — компартия имела на своей стороне большинство населения, могла и должна была бороться и имела все шансы на успех» («Правда», 25 мая 1924 года).
Троцкий продолжил:
«И еще приведем слова неизвестного нам немецкого делегата на V конгрессе:
«Нет в Германии ни одного сознательного рабочего, который не знал бы, что партия должна была бы тогда войти в бой, а не избежать его. О самостоятельной роли партии руководители КПГ забыли; это одна из главных причин октябрьского поражения» («Правда», 24 июня 1924 г.).
В Москве, Зиновьев созывал немецкую комиссию ЦК, слал курьеров и деньги в Берлин, мирил левую и правую части Германской компартии, и строил планы будущего восстания. В городах Советского Союза активисты расклеивали плакаты о грядущей революции, комсомольцы записывались в группы, изучавшие немецкий язык. 12 октября Зиновьев начал в «Правде» публикацию ежедневных статей о грядущей революции. Многословные и бравурные, эти статьи еще больше раскалили общественное мнение в ВКП. Вот образец его стиля:
«События в Германии развиваются с неумолимостью рока. Путь, который русская революция прошла в течение 12 лет, с 1906 г. по 1917 г., германская революция прошла в течение 5 лет, — 1918—1923 гг.»
Cедьмая статья этой серии вышла 22 октября, а днем раньше Брандлер отменил, везде, кроме Гамбурга, назначенное восстание. Статьи Зиновьева были опубликованы 80-страничной брошюрой в СССР и Германии, но скандально оптимистическая брошюра главы Коминтерна была быстро изъята из пропагандистского репертуара коммунистических партий.
Революционная ситуация пришла… и прошла мимо, а Зиновьев 30 октября пишет: «Момент решительных боев не за горами». Даже в Послесловии, написанном 6 ноября он ожидает, что следующая фаза революции придет, и продолжал писать бравурные статьи о грядущей революции.
Потом начался поиск козлов отпущения.
Настроение внутри ВКП(б).
В начале года в одной из статей из цикла «Мысли о партии» Троцкий поставил вопрос:
«нет ли действительной опасности того, что молодежь наша незаметно сложится и окостенеет в атмосфере советских «малых дел», — без революционных перспектив, без широкого исторического горизонта?»
Победой кончился «героический период» — революция и Гражданская война; начались советские производственные «будни». Два года — с весны 1921 до весны 1923 г. — были периодом хозяйственного лечения внутри Советской России, но также отступления как на мировой, так и на внутренней арене: Кронштадтское восстание и переход к НЭП‘у, провал «мартовской акции» (1921 г.) в Германии, стабилизация капитализма в Европе, победа фашизма в Италии.
Но этот период партийного «штиля» и отступления перед силами рынка кончался. С одной стороны, усилилось давление империализма: победа фашистов и поход Муссолини на Рим в 1922 г.; в мае 1923 г. Великобритания послала советскому правительству демарш, т. н. «ультиматум Керзона». Через неделю в Швейцарии белогвардеец убил советского полпреда, В. Воровского. Вырос риск предупредительной войны со стороны Англии и Франции против Германской революции и ее союзника — Советского Союза. С другой стороны, вновь замаячила европейская революция. В Германии нарастал революционный кризис; в августе рухнуло правительство В. Куно; социал-демократия послала четырех своих членов в следующий кабинет министров, но ценой потери авторитета, расколов и развала СДПГ; в начале октября, в двух землях Германии образовались коалиционные рабочие правительства с поддержкой коммунистов.
Внутри страны, эти два года привели к залечению ран и восстановлению промышленности, но в хозяйственном развитии накапливались трудности и противоречия роста. Безработица — бич капитализма — появилась уже в 1922 г. но выросла и в июне 1924 г. число безработных достигло 1,341 миллиона человек (из общего числа рабочих и служащих в 8,5 млн.). Все признавали необходимость крупных капиталовложений в промышленность, но денег не было, и стабильная денежная валюта, червонец, лишь оправлялась после эмиссионного краха во время «военного коммунизма». Более сознательные рабочие Советской России вошли в состояние нервного ожидания больших перемен. В августе-сентябре 1923 г. улицы городов Советской России покрылись плакатами о грядущей революции в Германии. Казалось, что изоляции первого рабочего государства подходит конец, и по Европе разольется социалистическая революция. Внутри ВКП расширился интерес к более широким вопросам, прошлые индифферентизм и покорность назначенству и секретарскому режиму уступили место активному интересу к мировым событиям и участию рядовых партийцев в жизни своей ячейки и вышестоящих организаций.
В рабочем классе в целом нарастало недовольство последствиями медленного роста промышленности (безработица, товарный дефицит, низкие зарплаты). Наблюдая сравнительное обогащение перекупщиков и кустарей, рядовые партийцы и беспартийные рабочие возмущались растущим социальным расслоением между массой рабочих и городской верхушкой (спец-инженер, нэпман). Согласно сводкам ОГПУ, осенью 1923 г. наблюдался голод во многих губерниях страны. В октябре 1923 г. было 217 забастовок с участием 165 тыс рабочих, что составило максимум 1923 г. Сводка ОГПУ за сентябрь—октябрь отмечала, что «политическое настроение рабочих неудовлетворительное». («Известия ЦК КПСС», № 7, 1990 г., стр. 190). На сентябрьском пленуме ЦК шеф ОГПУ, Дзержинский, сказал:
«Мы видим, что основной причиной, вызывающей недовольство рабочих, находящее известное выражение и выраженное именно оппозиционно по отношению к Советскому государству, это оторванность наша от низовых ячеек и низовых ячеек от масс» (там же).
Внутри партии с лета нарастали настроения настороженности по поводу опасностей, возбуждения по поводу открывающихся возможностей.
Борьба против Троцкого принимает характер саботажа.
Итак, заговор всех против Троцкого действовал за спиной партии уже много месяцев. Особо надо отметить раздвоение в аргументации и официальной политике внутри Политбюро и ЦК. Официально, в газетах, выступлениях на партийных собраниях различного уровня, на XII съезде защищалось положение о монолитности и единодушии ЦК. В течение более года споры не выносились на свет, трудные вопросы не обсуждались открыто, а решались келейно, «тройкой» или «семеркой». Бюрократические назначения секретарей губкомов, направленные Секретариатом и Оргбюро ЦК, уже ряд месяцев перебрасывали старых большевиков с одного поста на другой не в пользу дела, а, скорее, во вред. Весной 1923 г. Сталин раскидал по стране группу грузинских цекистов, Б. Мдивани, Ф. Махарадзе, К. Цинцадзе, за которых хотел заступиться больной Ленин. В июле друзей Троцкого: Е. Преображенского, Х. Раковского — сняли с влиятельных постов в редакции «Правды» и в украинском Совнаркоме.
Французский левый историк Борис Суварин пишет в биографии Сталина:
«Изолировать Троцкого и сделать его бессильным являлось негласной целью Сталина и его коллег. Посылка Крестинского в Берлин, смещение Раковского под предлогом посылки его как авторитетного представителя СССР в Лондон, оба шага своим следствием имели лишение Троцкого его лучших сторонников и ближайших друзей. Экс-председатель Украинского Совнаркома Раковский был к тому же виновен в несогласии с национальной политикой Сталина. Это перемещение потребовало повальной перетасовки бюрократии в Харькове и Киеве. Все секретари губкомов Украины были раскинуты на все четыре стороны света за то, что потребовали ради общего дела сохранить Раковского на своем месте» (Boris Souvarine, Stalin, 1939, p. 329).
Преображенского Сталин снял с редакции «Правды» под предлогом того, что давнишний соратник Бухарина на левом фланге ВКП и авторитетный теоретик партии опубликовал статью Троцкого против расширения производства спиртных напитков. Вопрос о производстве водки стал очередной запретной темой в партийной печати.
Тогда же Сталин, «за спиной» больного Троцкого и отдыхающих на юге Зиновьева и Бухарина, отозвал из Китая и Японии посла А. А. Иоффе, заменив его более покорным Л. М. Караханом. Близкий друг Троцкого со времен венской «Правды», Адольф Иоффе, кандидат в члены ЦК с лета 1917 по весну 1919 г., стоял на левом фланге партии. Первый и ведущий дипломат Советской России — он был послом в Берлине до Ноябрьской (1918 г.) революции — был с августа 1922 г. полпредом в Китае, затем в Японии, и проделал блестящую работу по сближению с Сун Ятсеном, официальному признанию со стороны Японии и закреплению позиций СССР на Дальнем Востоке. Но Иоффе уже полтора года писал Ленину и Троцкому, оспаривая слишком пассивную и уступчивую внешнюю политику СССР (см гл. «НЭП во внешней политике»).
Аппарат Сталина-Молотова систематически изолировал и заглушал голоса других влиятельных большевиков, несогласных с консервативным прагматизмом кремлевской политики, неудобных в бюрократическом аппарате. Беспринципная борьба против Троцкого в течение года перерастала в войну против марксизма и революционных традиций партии. Верхушка опасалась обсуждения принципиальных и больших вопросов. Противопоставить свою программу она не могла и поэтому таилась, лгала, принижала идейный тон и фальсифицировала дискуссии. С этой общей точки зрения она вызывала отпор со стороны все более широких рядов более идейных и образованных элементов партии, со стороны учащейся партийной и комсомольской молодежи. В этом смысле мы должны определить партийную оппозицию осенью 1923 г. как марксистскую оппозицию.
Разногласие внутри ЦК выходит наружу
Внутри и на левой периферии ВКП(б) в течение ряда лет после революции существовали группы левых и ультра-левых: «Рабочая правда», «Рабочая группа» Г. Мясникова, «Рабочая оппозиция» А. Г. Шляпникова и Т. Сапронова, «Демократические централисты» вокруг В. М. Смирнова, группы левых эсеров, левых сионистов, анархистов, то есть, разнообразные элементы, окрашенные анархистскими и синдикалистскими настроениями. Левые критики выражали возмущение материальными привилегиями назначенных сверху секретарей, бытовым приспособлением и безыдейностью партийных секретарей разных рангов. Критика и возмущение у них часто преобладали над анализом; они были несклонны к компромиссам. Некоторые «ультра-левые» в 1921-22 гг. подвергались острым дисциплинарным взысканиям, иногда, от рук Троцкого, Пятакова, Раковского и других руководителей.
Теперь, на волне ожиданий революции в Европе, партийные массы восстали против режима назначенства и засилья «секретарей». Голос подняли не только ультра-левые «крикуны» или постоянные диссиденты, вроде Д. Б. Рязанова. Нет, против аппаратного прагматизма и беспринципной эклектики восстал центральный костяк партии. Во главе Оппозиции в октябре 1923 г. встали старые большевики с 20-летним стажем, ее наиболее авторитетные и ответственные организаторы и теоретики: Е. Преображенский, В. Антонов-Овсеенко, И. Н. Смирнов, Е. Бош, Л. Сосновский и другие. Совсем недавно, изолированные, теперь они находят поддержку среди массы членов партии.
Обдумывая динамику сентябрьского пленума Троцкий пришел к выводу, что дальше ждать нельзя. На кон была поставлена идейная жизнь партии и судьба европейской революции. 8-го октября он посылает в ЦК письмо о ряде растущих проблем: хаотичное управление промышленностью; «тягостный внутрипартийный режим»; «подбор партийной иерархии секретариатом». Самое главное, Троцкий делится своими мыслями с наиболее близкими друзьями, Х. Раковским, Е. Преображенским, Г. Пятаковым и другими.
В. З. Роговин пишет:
«Письмо Троцкого сразу же вызвало смятение в рядах правящей фракции и беспокойство по поводу того, что его содержание может стать известно широким кругам партии. На заседании Политбюро 11 октября, впервые обсуждавшем это письмо, некоторые члены и кандидаты в члены Политбюро, еще не связавшие себя тесно с «тройкой»,признали ненормальность сложившегося внутрипартийного режима. Так, Дзержинский потребовал обновления Московского комитета как слишком бюрократического, отчего рядовые члены партии в Москве не считают возможным открыто высказывать свое мнение в рамках партийной организации, а делают это за ее спиной. Бухарин, выступая против предложения о том, чтобы новым постановлением Политбюро обязать членов партии сообщать о внутрипартийных группировках, сказал: «Это только повредит. Это будет понято, как избыток полицейщины, которой и без того много. Нам необходимо резко повернуть руль в сторону партийной демократии». Никто из присутствовавших не выступил против этих слов Бухарина, а Молотов даже подчеркнул, что это «азбучные истины"». («Была ли альтернатива», с. 106).
Раковский был в Лондоне, но Преображенский и другие обсуждают нарастающие проблемы и пишут свое обращение в ЦК, т.н. «Заявление 46-ти». 11-го и 12-го октября Преображенский и его друзья собирают подписи под этим обращением и посылают его в ЦК. Снова, Роговин:
“Выступление оппозиции 1923 года представляло первый этап борьбы значительной части старой партийной гвардии за ленинские принципы партийной жизни, против узурпации власти партии и рабочего класса аппаратной бюрократией и узкой группой партийных олигархов. Оппозицией была развёрнута широкая программа политической реформы, развивавшая идеи, которые содержались в последних письмах и статьях Ленина. Не удивительно поэтому, что в Москве, где дискуссия проходила наиболее демократическим образом, многие партийные ячейки выносили резолюции, поддерживающие лозунги оппозиции.”(«Была ли альтернатива?», стр. 138).
Сначала, верхушка пытается заглушить и задавить эти протесты, но это не удается, возмущение секретарским режимом слишком обширно, и по партии расходятся копии письма Троцкого и Заявления 46-ти. В середине октября Политбюро требует от Троцкого вернуть все копии его письма от 8-го октября, остановить обсуждение, сбор подписей и пр. Сталин пытается задавить протесты авторитетом ЦК и ЦКК. ЦКК уже в течение года становился подручным органом Сталина и Секретариата ЦК. Председатель ЦКК, Куйбышев входит в тайное «Политбюро» вместо Троцкого. Н. К. Крупская, член ЦКК, занята уходом за больным мужем; два других ведущих члена, С. И. Гусев и Е. М. Ярославский активно помогают генсеку в борьбе против Троцкого и всех инакомыслящих.
В подготовке удара по Троцкому и диссидентам «семерка» 19 октября составляет детальный ответ на обвинения оппозиции. Тайная фракция пытается выстроить серию политических аргументов по всем пунктам разногласия. Аргументы, конечно, полностью лицемерны, так как сам факт заговора отрицается, а в фракционности обвиняется Троцкий — мишень заговора. Сталин и Зиновьев нагло прилагают к «Ответу Политбюро» подпись Бухарина, несмотря на протест последнего.
«Тройка» подсчитывает свои силы и накануне пленума чувствует себя победителем. Послушаем молодого российского историка. А. Резник в 2017 г. выпустил книгу «Троцкий и товарищи», в которой дает микроскопический анализ событий в двух центрах оппозиции: в Москве и Перми. Резник пишет:
«18 октября Политбюро постановило в недельный срок созвать экстренный совместный пленум ЦК и ЦКК и пригласить на него по 2 представителя от 10 «пролетарских парторганизаций"… Не известно, когда Сталин послал в Лондон запрос, но 22 октября Раковский ответил шифротелеграммой: «Физически невозможно прибыть 25 октября"» (стр. 39).
Резник отмечает, что от группы 46-ти на пленум было допущено лишь 11 человек (стр. 41). Кроме Раковского, отсутствовали Радек и Пятаков, посланные в Германию, возможно другие полномочные члены ЦК и ЦКК, на свою беду бывшие друзьями Троцкого. С другой стороны, приглашенные 20 представителей «пролетарских парторганизаций» были недавними назначенцами Сталина, то есть, врагами Троцкого. Подтасованный таким образом расширенный пленум голосами 97 из 117 поддержал постановление обвинявшее Троцкого и подписантов Заявления 46-ти в фракционности (Резник, стр. 44).
Партия до сих пор молчала, не зная о разногласиях в ЦК. Загнанная внутрь рана воспалялась и гноилась. Но теперь, нарыв лопнул и скрывать болезнь стало невозможным. О «Заявлении 46-ти» и письмах Троцкого быстро становится известно и они, в совокупности с всеобщим ожиданием Германской революции и раздражением по поводу партийного режима, вызывают волну возмущения и развязывают общую дискуссию во всех ячейках. На партийных собраниях по адресу официальных докладчиков сыпятся записки: «Прочитайте нам письмо Троцкого», «В чем суть Заявления Преображенского?», и т.д. Начавшись в Москве, волна партийных дискуссий разливается по стране. Через месяц Сталину и Зиновьеву придется пойти на попятную и согласиться с «новым курсом» внутрипартийной жизни.
Волна протестов.
Если вы просмотрите пожелтевшие подшивки «Правды», «Известий» и других газет за ноябрь-декабрь 1923 г. то вы увидите отголоски этих бурных партийных собраний. Организаторам в этот период не приходилось зазывать членов и кандидатов партии на очередное собрание ячейки. Совсем наоборот: клубы, актовые залы и другие помещения ломились от партийцев и комсомольцев, желающих послушать выступающих и самим высказаться о наболевшем. Недовольство сотен тысяч рядовых партийцев снова и снова прорывалось сквозь оболочку непривычной еще дисциплины партийной бюрократии. В руководящие органы и в партийную прессу хлынули голоса протеста против назначенства и засилия секретарей, посыпались анти-цекистские резолюции от первичных организаций, и ЦК пришлось отступить перед волной сопротивления. «Тройка» была вынуждена замаскироваться и притвориться, что весь ЦК тоже стоит за свободу дискуссий и партийную демократию.
Победа «тройки» на октябрьском пленуме была забыта, и 7 ноября Зиновьев был вынужден напечатать в «Правде» статью «Новые задачи партии», где он признавал «чрезмерный штиль, местами даже застой» и необходимость того, «чтобы внутрипартийная демократия… стала в бóльшей степени облекаться плотью и кровью». Статья Зиновьева была перепечатана местными газетами и открыла дискуссионный период, продолжавшийся ряд недель. 8 ноября Сталин лицемерно писал «Прискорбно, что недавно Л. Д. Троцкий захворал и пока что, к сожалению, не имеет возможности встать». (Резник, стр. 45).
Историк А. Резник дает некоторые детали реакции «тройки». После выступления 28 ноября в Коммунистическом университете им. Свердлова (там готовились молодые кадры ВКП) Зиновьев с тревогой пишет Сталину:
«Прочитавши записки свердловцев… вижу, что дело хуже, чем я думал. Университет взбаламучен. Ряд элементов злобных и злостных. Куча сплетен и легенд. Большое озлобление против ЦК (против меня — особая кампания, как водится). Группа Преображенского, видимо, сорганизовалась и действует по всей Москве. Свердловцы могут наделать больших бед в Московской организации. Нужны серьёзнейшие меры в одной московской организации. Иначе будет поздно» (Выделения в оригинале, стр. 50).
Зиновьев повторяет это опасение 8 декабря:
«Они [оппозиция] действуют по всем правилам фракционного искусства. Если мы немедленно не создадим своей архисплоченной фракции — все пропадет» (стр. 52).
На бурлящих партийных собраниях в разных районах Москвы терпели поражение и другие члены «тройки», Сталин и Каменев. Против них выступали как лидеры левых, И. Н. Стуков, В. М. Смирнов, Ю. Лутовинов, так и друзья Троцкого, Е. Преображенский, Пятаков, И. Н. Смирнов и другие. Активно выступал «перманентный» оппозиционер, Давид Рязанов, один из старейших членов партии и директор Института Маркса и Энгельса. Впрочем, саркастичные замечания Рязанова вносили, скорее, элемент дезорганизации в борьбу оппозиции (стр. 287). Возможно, самым опасным моментом для правящей фракции было то, что рядовые партийцы не доверяли заявлениям ЦК, в частности, ссылкам Сталина, Каменева и других на болезнь Троцкого, как причину его непоявления на трибунах. После опыта прошедшего года, после перетасовок в республиканских ЦК, губкомах и райкомах, исключений из партии за фракционность и т.д., масса рядовых рабочих-партийцев попросту не доверяла ЦК, и готова была верить самым ужасным слухам об аресте и т.д. Льва Давидовича (стр. 51).
Ситуация в Москве накалилась в начале декабря. Резник передает рассказ Преображенского, что, после дискуссионной баталии между ним и Каменевым 3 декабря в Бауманском районе столицы, «против резолюции оппозиции проголосовало лишь 6 человек, из которых 5 были членами райкома» (стр. 51). В Хамовническом районе 6 декабря против Каменева успешно выступил харизматичный Т. Сапронов. 9 декабря на собрании актива Замоскворецкого района Каменеву снова оппонировал Преображенский. В обоих последних случаях представитель ЦК, Каменев, мог предупредить позорное поражение лишь ссылкой на единогласную (то есть, одобренную Троцким) резолюцию ЦК о «новом курсе» (стр. 52).
В Перми
Известный нам историк А. Резник замечает:
«Провинция отставала в деле выражения партийных настроений на несколько недель: до первой декады декабря в изданиях центральной части страны появилось 9 публикаций в 6 газетах, а в восьми изданиях Урала из 5 статей 4 являлись перепечаткой «Новых задач партии» Зиновьева. Как бы то ни было, процесс был запущен. Продолжали распространяться письма Троцкого и «Заявление сорока шести». Параллельно с дискуссией в печати, с конца ноября волнующие партию вопросы включались в повестки дня партийных собраний». (стр. 50).
В целом историк прав, но мы не согласны, что процесс «был запущен». В октябре «тройка» «похоронила» оппозицию весом пленума ЦК, но партийное возмущение вырвалось из под ее контроля. Историк направляет свой микроскоп на уездный центр большой Уральской губернии, г. Пермь, и в его окуляр попадает анекдотический, но, допускаю, типичный случай, достойный включения в роман «12 стульев»:
«Когда из губкома, в ответ на запрос укома, пришла бумажка с предложением не препятствовать дискуссии, секретарь укома окончательно растерялся, махнул рукой и созвал закрытое собрание ответственных работников парторганизации.
— Итак, — начал секретарь укома, — уком предлагает поставить на сегодняшнее заседание вопрос о внутрипартийной демократии. Как, вот, я теперь и партаппарат, и чиновник, так прошу высказаться, кто за резолюцию ЦК и ЦКК, принятую единогласно и одобренную укомом. Кто желает?
На сцену вышел начумилиции.
— Я, товарищи, против всяких аппаратов, потому что житья нет от самогонки.
— Я вас останавливаю: вы говорите о другом аппарате.
— Протестую! — вскочил с места предупрофбюро, — теперь вам не военный коммунизм, можно высказываться свободно.
— Т. Оппозиция, я вам слова не давал! — перебил секретарь укома.
— Вот тебе и демократия!
— Больше желающих высказаться нет? Предлагаю принять следующую резолюцию: «Общее собрание, заслушав доклад о внутрипартийной демократии, одобряет линию ЦК сверху донизу и постанавляет: доклад укома принять к сведению». Есть добавления?
— Есть! И к исполнению!
— Кто за резолюцию укома?
— Единогласно! Кто за поправку предупрофсовет? — Один и начумилиции. Резолюция принята без оппозиции. Предлагаю спеть «Интернационал»
Историк сообщает, что секретарь укома послал в Екатеринбург рапорт:
«В губком. Согласно вашего циркуляра от 8/ХII, укомом проведена в порядке партийной демократии дискуссия о международном положении внутри партии. Единогласно принята резолюция, предложенная укомом. Приняты меры к выбору согласованных с укомом секретарей ячеек. Организация проявляет сознательность: вынесен по инициативе рядовых членов партии протест против разгона коммунистической партии Германии.
«С комдемократическим приветом: Секретарь упартаппарата (подпись)». (стр. 226-227).
С удовольствием посмеявшись, мы должны обратить внимание читателя, что Секретариат ЦК уже полтора года занимался подбором и продвижением послушных аппаратчиков. В Перми заметен результат такого подбора. А ЦКК, — который был обязан, в полной независимости от ЦК, защищать права партийцев, — под руководством Куйбышева и Ярославского занимался преследованием более независимых и вдумчивых партийных руководителей. Впрочем, не все были запуганы, как мы увидим ниже. К тому же, мы полагаем, что в московском университете им. Свердлова среди возмущенных оппозиционеров, так напугавших Зиновьева, были и молодые коммунисты из Перми.
Дальше Резник объясняет, что «Пермь и Мотовилиха имели свою собственную историю оппозиционности: в 1920—1922 годах там действовала левокоммунистическая оппозиционная группа во главе с Гаврилой Мясниковым». Сверху внимательно следили за признаками оппозиционности и пытались предупредить их. Он сообщает:
«Секретарь Мотовилихинского райкома Иван Румянцев в отчете за октябрь 1923 года сообщал, что на собрании членов райкома и бюро ячеек «рядовые партийцы» дали отвод рекомендованному райкомом списку советских и хозяйственных ответработников. В ячейках «…их отводили за отрыв, материальное обеспечение и по прочим мотивам, кои сформулированы на последнем пленуме Цека, как “излишество”. И если бы при этих выборах отдаться этому течению, то есть дать их провалить, то это значит, что оппозиция в эту сторону почувствует свободу и пойдет быстрей, и эти товарищи будут игнорированы поддержкой в своей работе». (стр. 228).
Но если секретарю райкома Румянцеву в октябре удалось подавить возмущение снизу, то вскоре оно вырвалось из под его контроля. Даем несколько частных случаев описанных Резником:
«Член бюро горрайкома О. А. Михайлов, будущий оппозиционер, констатировал родственную проблему, что ячейки, за исключением Закамской, «…слишком мало проявляют инициативу в разрешении местных вопросов и находятся на поводу райкома, что в дальнейшем нужно изжить». Михайлов отметил пассивность рядовых членов партии, так как он хорошо знал о низком уровне их политического развития» (стр. 229).
«Первое же выступление в прениях секретаря ячейки сталелитейного цеха Сергея Шубина носило оппозиционный характер: рабочий не только обвинил ЦК в невыполнении решений съезда, но и заявил: «В ячейках наших мы руководимся секретарями, что они скажут, то мы и сделаем"… Столяр Георгий Бурылов заявил, что «некоторые положения Мясникова сейчас приемлемы, а тогда ему зажал губком рот"» (стр. 238).
В ноябре и декабре в Перми, в Екатеринбурге и во всех других больших и маленьких городах Советского Союза проходили бурные собрания ВКП(б). Иногда на собрании побеждал харизматичный оппозиционер; иногда — представитель аппарата и «порядка». Историк Резник сообщает о подсчете голосов в конце декабря:
«в Перми оппозиция получила 20,5% голосов во 2-м кусте, 71% в 3-м и в Мотовилихе 25%. При этом средний показатель выявленной оппозиционности соответствовал примерно 44% от общего числа участников собраний» (стр. 239).
А в январе «Пермские оппозиционеры прекратили свою активность, обрекая на неудачу выступления изолированных одиночек… На конференции Мотовилихиноской парторганизации 9 января… против резолюции поддержки ЦК было подано всего 2 из 68 голосов» (там же).
Отчет окружкома, посланный в Екатеринбург в конце января, сообщал:
«К партконференции [16-18 января], особенно после смерти Владимира Ильича [21 января], оппозиция умерла естественной смертью» (там же).
О «смерти» оппозиции Сталин, Молотов и другие чиновники будут объявлять много раз в течение следующих тридцати и больше лет (см. «Против капитулянтства»). Мы все же полагаем, что «естественную» смерть, а вернее, временное поражение оппозиции можно объяснить получше.
Механика подлога.
Обновленная редакция «Правды» тенденциозно освещала ход дискуссионных партийных собраний. Отделом партийной жизни заведовал А. М. Назаретян, посланный в редакцию Сталиным. Вот, что пишет Бажанов о его «работе».
“На заседании тройки… я докладываю рапорт Зеленского [неутешительные результаты конференций в Москве]. Для тройки это неожиданный удар. Конечно, вопросу придаётся первостепенное значение. Зиновьев произносит длинную речь. Это — явная попытка нащупать и сформулировать общую линию политической стратегии по схемам Ленина. Но он хочет дать и своё — он хочет оправдать свою позицию политического лидера; он говорит о «философии эпохи», об общих стремлениях (которые он находит в общих желаниях равенства и т. д.). Потом берёт слово Каменев. Он обращает внимание на то, что политические процессы в стране могут быть выражены только через партию; обнаруживая немалый политический нюх, он подозревает, что оппозиция — правая; переходя на ленинско-марксистский жаргон, он говорит, что эта оппозиция отражает силу возрождающихся враждебных коммунизму классов — зажиточного крестьянина, частника и интеллигенции; надо вернуться в ленинской постановке вопроса о смычке рабочего класса и крестьянства. Пока речи идут на этих высотах, Сталин молчит и сосёт свою трубку. Собственно говоря, его мнение Зиновьеву и Каменеву не интересно — они убеждены, что в вопросах политической стратегии мнение Сталина интереса вообще не представляет. Но Каменев человек очень вежливый и тактичный. Поэтому он говорит: «А вы, товарищ Сталин, что вы думаете по этому вопросу?»
— «А, — говорит товарищ Сталин, — по какому именно вопросу?» (Действительно, вопросов было поднято много). Каменев, стараясь снизойти до уровня Сталина, говорит: «А вот по вопросу, как завоевать большинство в партии».
— «Знаете, товарищи, — говорит Сталин, — что я думаю по этому поводу: я считаю, что совершенно неважно, кто и как будет в партии голосовать; но вот что чрезвычайно важно, это — кто и как будет считать голоса». Даже Каменев, который уже должен знать Сталина, выразительно откашливается. На следующий день Сталин вызывает к себе в кабинет Назаретяна и долго с ним совещается. Назаретян выходит из кабинета довольно кислый. Но он человек послушный. В тот же день постановлением Оргбюро он назначен заведующим партийным отделом «Правды» и приступает к работе.
«В «Правду» поступают отчёты о собраниях партийных организаций и результаты голосований, в особенности по Москве. Работа Назаретяна очень проста. На собрании такой-то ячейки за ЦК голосовало, скажем, 300 человек, против — 600; Назаретян переправляет: за ЦК — 600, против — 300. Так это и печатается в «Правде». И так по всем организациям. Конечно, ячейка, прочтя в «Правде» ложный отчёт о результатах её голосования, протестует, звонит в «Правду», добивается отдела партийной жизни. Назаретян вежливо отвечает, обещает немедленно проверить. По проверке оказывается, «что вы совершенно правы, произошла досадная ошибка, перепутали в типографии; знаете, они очень перегружены; редакция «Правды» приносит вам свои извинения; будет напечатано исправление». Каждая ячейка полагает, что это единичная ошибка, происшедшая только с ней, и не догадывается, что это происходит по большинству ячеек. Между тем постепенно создаётся общая картина, что ЦК начинает выигрывать по всей линии. Провинция становится осторожнее и начинает идти за Москвой, то есть за ЦК». (Б. Бажанов, гл. 5).
О «работе» Назаретяна пишут и современные биографы Троцкого, Ю. Фельштинский и Г. Чернявский:
«29 декабря Троцкий, Пятаков и Радек выступили с обширным заявлением, протестуя против постоянных искажений, подлогов и фальсификаций, которые допускали партийные периодические издания, прежде всего бухаринская «Правда», при изложении взглядов и позиции оппозиционеров. Особенно ярким примером было сравнение подлинной телеграммы РОСТА о собрании в Печерском районе Киева с тем, как она была преподнесена «Правдой». В подлиннике говорилось: «Собрание категорически протестует против недопустимых обвинений Троцкого в оппортунистических уклонах и меньшевизме». В «Правде» же опубликовали: «Собрание категорически протестует против недопустимых обвинений, выдвинутых т. Троцким против ядра партии в оппортунистических уклонах и меньшевизме». По словам авторов заявления, эти изменения были сделаны А.М. Назаретяном, в 1922—1923 гг. являвшимся заведующим бюро Секретариата ЦК партии и спешно введенным в редколлегию газеты. «Бесполезно говорить о партийной демократии, — заключали авторы, — если подлог безнаказанно заменяет партийную информацию"» (Ю. Фельштинский и Г. Чернявский, «Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929.» гл. 1)
Когда, после протеста Троцкого, Радека и Пятакова, эту механику фальсификации разоблачают, Назаретян берет вину на себя, выгораживая Сталина. Это, впрочем, не спасет его жизнь в 1937 году.
Договор о «новом курсе»
Вторым механизмом, с помощью которого «тройка» и «семерка» спасли свой режим, явился формальный переход ЦК к политике «нового курса». Не дожидаясь нового пленума, избегая открытого обсуждения принципиальных разногласий, Сталин и триумвиры отступили, разыграли сцену соглашения с Троцким и «ввели демократию» сверху. Роговин пишет:
«Рядовые коммунисты не знали, что одновременно с открытой дискуссией на страницах печати и в партийных организациях шла другая, секретная — внутри Политбюро. 29 ноября оно образовало комиссию в составе Каменева, Сталина и Троцкого, которой было поручено выработать проект резолюции о внутрипартийном положении. Работа этой комиссии шла в атмосфере острых споров между Троцким, с одной стороны, Сталиным и Каменевым, с другой, в обстановке «грубой торговли из-за каждой поправки», как впоследствии признавал Каменев. Характер разногласий между членами комиссии был зафиксирован в документе от 5 декабря, где отмечалось, что Троцкий
«считал необходимым гораздо более решительную и категорическую формулировку новых намеченных шагов с целью устранения у партии каких бы то ни было сомнений относительно стремления ЦК действительно воплотить провозглашённое начало в жизнь… С другой стороны, т. т. Каменев и Сталин, расходясь, выражали свою твёрдую уверенность в том, что опасения т. Троцкого необоснованы, ибо Политбюро, а за ним и Центральный Комитет считают необходимым твёрдой рукой, опираясь на партию в целом, провести намеченные мероприятия и действительно обеспечить в партийной жизни принципы партийной демократии снизу доверху».
«Этими заверениями Каменева и Сталина объяснялся достигнутый комиссией компромисс, выразившийся в подготовке проекта резолюции «О партстроительстве», которая была единогласно принята 5 декабря на совместном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК и спустя два дня опубликована в «Правде».» (“Была ли альтернатива?»,стр. 124).
Партийная пресса в ноябре-декабре не посмела даже опубликовать главные документы, вызвавшие осуждение ЦК и ЦКК в конце октября и дискуссию в ноябре-декабре. Ни письмо Троцкого от 8 октября, ни «Заявление 46-ти» не были опубликованы, и партийцы были по-прежнему вынуждены находить их в Самиздате. Не был опубликован также «Ответ членов Политбюро ЦК РКП(б) на письмо Л. Д. Троцкого» от 19 октября, написанный в то время, когда аппарат чувствовал себя победителем. В разгар дискуссии в ноябре и начале декабря публикация такого лживого документа могла вызвать ответную реакцию и повредить триумвирам.
Оглядываясь назад, Троцкий писал о кампании против оппозиции:
«“Тройка" ни в каком случае не могла противопоставить мне себя самое. Она могла противопоставить мне лишь Ленина. Но для этого нужно было, чтоб Ленин потерял возможность противопоставить себя "тройке". Другими словами, для успеха кампании "тройке" нужен был либо безнадежно больной Ленин, либо набальзамированный труп его в мавзолее. Но и этого было мало. Нужно, чтобы и я на время кампании выбыл из строя. Это и случилось осенью 1923 г.». («Моя жизнь»).
В течение всего года исход борьбы качался «на весах». До второго инсульта Ленина казалось, что «бомба против Сталина», которую больной вождь готовил к XII съезду, сметет генсека и вычистит «Авгиевы конюшни» аппарата ЦК. Каменев 7 марта умирал от страха и был готов капитулировать перед Троцким (см. его письмо Зиновьеву). Инсульт выбил Ленина из боя, триумвиры набрали духа и потеснили Троцкого. Менялось соотношение сил внутри «тройки». Летом стало заметно усиление Сталина за счет двух других триумвиров. Действовала аппаратная механика: «Сталин, как генеральный секретарь, естественно превращался в аппаратного мажордома на весь период "междуцарствия"», — объяснял Троцкий в Автобиографии. На сентябрьском пленуме ЦК и на расширенном пленуме ЦК и ЦКК в конце октября аппарат смог изолировать Троцкого. Но, неожиданно для эпигонов-заговорщиков, в ноябре партия восстала против режима лжи и конформизма и заговорила в полный голос. Во время бурных собраний в ноябре и начале декабря могло показаться, что оппозиция нашла поддержку в массах против конформистов-назначенцев и сможет поставить под контроль партийных масс консервативный аппарат партии, так же, как Ленин смог в апреле 1917 г. найти дорогу к массам и преодолеть умеренных большевиков.
Болезнь Троцкого и его неспособность в ноябре-декабре выступать на партийных митингах и собраниях помогли «тройке», но решающим фактором была Германия. Расстройство и сомнения внутри Германской компартии дали буржуазии возможность опереться на рейхсвер, ударить по левым в Тюрингии и Саксонии, начать переговоры с американскими финансовыми кругами и стабилизировать режим. В ноябре, неудача германской революции, — пришедшая следом за поражениями пролетариата в Италии и Болгарии*, и одновременно с неудачей в Польше**, — отдалила перспективу мировой революции.
* Болгария — В июне 1923 г. режим крестьянского вождя Стамбулийского был опрокинут фашистским вождем Цанковым. Болгарская компартия заняла нейтралитет в июне, а через три месяца ринулась в авантюрное выступление и была разгромлена.
** Польша — В ноябре 1923 г. польская буржуазия была в отчаянном положении. 5-го началась всеобщая политическая забастовка, 6-го в Кракове вспыхнуло восстание, но польская компартия проявила нерешительность в революционной ситуации.
Разочарование, как ушат ледяной воды, расхолодило партийные ряды и вызвало глубокий перелом в настроении партии. Нараставшее месяцами нервное возбуждение полумиллионной партии сменилось разочарованием и апатией. Троцкий, Преображенский и их друзья не могли победить на падающей волне революции, но восстание марксистской оппозиции против бюрократического перерождения революционной партии было необходимым началом воспитания будущей Левой Оппозиции.
Лев Троцкий не делал себе иллюзий о способности марксистской оппозиции на этом этапе победить массовые настроения разочарования и завоевать руководство в РКП. Но 5 декабря Политбюро под давлением масс вотирует резолюцию «О партийном строительстве» и формально одобряет «новый курс» на партийную демократию. 7-го эта резолюция напечатана в «Правде». Троцкий пишет в декабре ряд статьей о жизни партии, полумиллионного коллектива с сильными и слабыми сторонами его различных элементов: молодежь и «старики» с дореволюционным стажем, рабочие и ответственные работники партийного и советского аппарата, крестьяне и красноармейцы. Он обращается к продолжающимся в партии дискуссиям и пишет об опасности оппортунистического перерождения «старой гвардии». РКП сейчас — правящая партия, единственная легальная партия, а власть и ее привилегии являются могущественным фактором перерождения, который через пять лет сосланный в Астрахань Христиан Раковский назовет «профессиональным риском» власти. Статьи Троцкого выходят в начале января в форме брошюры «Новый курс».
Перелом в настроении партии и закрепление бюрократии — термидор.
Решающим фактором, определившим победу Сталина-Зиновьева над Троцким, было новое отступление революции в Европе, растущая из него пассивность партийных рядов и изоляция более идейных активистов в ВКП и в других секциях Коминтерна.
Оглядываясь назад Троцкий писал в сентябре 1929 г. в статье об ультра-левых:
«Марксистская оппозиция еще в 23-м году констатировала наступление новой главы революции, главы идейного и политического сползания, которое в перспективе могло означать термидор. Тогда-то мы впервые и произнесли это слово. Если бы в конце 23-го года победила революция в Германии, — что было вполне возможно, — диктатура пролетариата в России была бы очищена и упрочена без внутренних потрясений. Но немецкая революция закончилась одной из самых ужасающих капитуляций в истории рабочего класса. Поражение немецкой революции дало могучий толчок всем процессам реакции в Советской республике. Отсюда в партии борьба против "перманентной революции" и "троцкизма", создание теории социализма в отдельной стране и пр…».
На отливе революции снова ожили и набрали вес штатные организаторы и секретари-назначенцы, а революционные оптимисты, активисты и критики в ячейках партии стухли и были изолированы. Декабрьская резолюция о «новом курсе» осталась бумажной отпиской. Уже во вторую декаду декабря, измеряв и оценив стухание настроений в рабочих ячейках Москвы и других городов, фракция эпигонов переходит в наступление. Запуганный раньше Зиновьев теперь лихорадочно берет реванш. К середине месяца его аппарат в Петрограде организует изоляцию и глушит сторонников Троцкого, и 19 декабря «Правда» печатает статью видного сторонника Зиновьева, Г. Сафарова «Рабочий Питер против фракционной игры». 28 декабря в «Правде» Бухарин публикует — сразу после статьи Троцкого «Группировки и фракционные образования» — редакционную статью «Долой фракционность!», в которой Редакция обвиняет Троцкого в «фракционной горячности», перечисляет другие его «грехи» и продолжает: «На всех этих ступенях партийного развития тов. Троцкий ошибался». Размещение этой и других директивных статей в центральном органе партии должно было сказать каждому ответственному работнику партии:
«Мы, конечно, разрешаем уважаемому т. Троцкому писать свои статьи, но вы его не слушайте, он изолированный фракционер, он слишком горячится, и пр.»
Статья и сопровождающие ее циркуляры Секретариата ЦК инструктируют местные комитеты закончить дискуссию, подвести итоги и выбрать делегатов на очередную ХIII конференцию партии. Эта конференция прошла с 16 по 18 января 1924 г. в обстановке разочарования и расхоложения масс, и закрепила изоляцию и поражение оппозиции. Ленин умирал в Горках, Троцкий примерно 17 января выехал в Сухум для лечения и не участвовал в конференции, а его немногие сторонники были заглушены чиновниками, подобранными аппаратом для этой цели. Смерть Ленина 21 января полностью развязала заговорщикам руки, они начали расширять тайный заговор в средние и нижние этажи бюрократии и переходить ко все более разнузданной травле Троцкого и Левой оппозиции.
Мы прилагаем к документам, написанным Троцким, также несколько публикаций, сообщающих о действиях аппарата против Оппозиции:
- Вокруг «Завещания» Ленина;
- Летняя переписка;
- Сентябрьский Пленум о Германии;
- Политбюро пытается задушить протест; 11 октября.
- Политбюро обвиняет Троцкого; 19 октября.
- Президиум ЦКК готовит организационные меры; 20 октября.
- «Правда» осуждает «фракционера» Троцкого; 18 декабря.
Техническая заметка: Из-за пандемии коронавируса мы задержались с публикацией и не смогли найти несколько менее значительных материалов. Они будут добавлены позже.
— Искра-Research.
Дата |
Заголовок |
Основная тема |
|---|---|---|
| 1-е января | Новогоднее пожелание японскому народу | Правда |
| 6-е января | Приказ РВСР № 59 | О военных школах |
| 15-е января | По поводу письма тов. Сталина о Госплане и СТО | |
| 20-е января | Китай Китай О Госплане и заместителях |
|
| 21 января | Интервью | NYTimes |
| 25-е января | Об организации | |
| 27 января | Предисловие к книге А.-Л. Стронг о расколе |
О книге американской журналистки.
|
| 29-е января | Проект Сталина реорганизовать аппарат. | |
| 5-е февраля | Полк имени германского пролетариата К пятилетию Красной Армии. письмо в «Правду» о книге Суханова |
«КВР» T-2961 ? |
| 10-е февраля | Перед вторым пятилетием Красной Армии. | «КВР» |
| 11-е февраля | Первое письмо Истмену | О молодости Троцкого |
| 12-е февраля | К вопросу о кредитовании под основной капитал. | |
| 15-е февраля |
Коммунистическая пропаганда среди чернокожих. |
|
| 18-е февраля | Еще о задачах военного строительства | |
| 21-е февраля | Коммунистическая учеба прежде всего Дискуссия в Политбюро о болезни Ленина |
Раб Москва-39
|
| 22-е февраля | К проекту реорганизации работы | |
| 23-е февраля | Приказ | Раб Москва-41 |
| 26-е февраля | Второе письмо Истмену | О молодости Троцкого |
| 27-е февраля | За пять лет. | Красная Армия |
| 4-е марта | Воздушный флот — в порядке дня. | |
| 5-е марта | Последняя записка Ленина Троцкому | О «грузинском деле» |
| 6-е марта | О «грузинском деле» К XII съезду в апреле 1923 г. |
|
| 13-е марта | Мысли о партии. Молодёжь и полоса «малых дел» | О партийной молодежи |
| 15-е марта | Истмен | |
| 19-е марта | Предисловие к книге «Очерки политической Болгарии» Мысли о партии. Национальный вопрос и воспитание партийной молодежи. |
Болгария О партийной молодежи |
| 21-е марта | Необходимое объяснение с синдикалистами-коммунистами | |
| 22-е марта | Записка в ЦК. | |
| 25-е марта | Предисловие к «Коммунистическое движение во Франции» | |
| 26-е марта | О национальном вопросе | |
| 28-е марта | Письмо в секретариат (Сталину) | О национальном вопросе |
| 29-е марта | Истмен | |
| 1-е апреля | Письмо Бухарину. | О национальном вопросе |
| 3-е апреля | Кончик большого вопроса | О бюрократе и посетителе |
| 5-е апреля | Доклад на партконференции в Харькове. |
|
| 12-е апреля | Привет конференции ВВУЗ | |
| 16-е апреля | Письмо в ЦК о статье Ленина о национальном вопросе | Ленин против Сталина |
| 17-18 апреля | Еще о статье Ленина о национальном вопросе | Открытие съезда и слухи о статьях Ленина. |
| 20-е апреля |
Ленин просит яду |
Выступление на XII съезде РКП (ножницы цен).
|
| 21-е апреля | Заключительное слово | Выступление на XII съезде РКП |
| 22-е апреля | О слиянии функций комиссара и командира. Награждение Демьяна Бедного |
|
| 25-е апреля | ||
| 26 апреля | Речь на заседании Общества Друзей Воздушного Флота | |
| май | замечание о публикации документов Ленина | |
| 1-е мая |
О партийной молодежи |
|
| 2-е мая | Письмо в редакцию газеты «Экономическая Жизнь». | Авиация |
| 3-е мая | Тверже, крепче и сильнее (Доклад перед текстильщиками) | О производстве. Раб Москва — 94; «Эк. жизнь» |
| 4-е мая | Предисловие к «Основные вопросы революции» | |
| 8-е мая | Еще раз об анархо-синдикалистских предрассудках. | Франция |
| 12-е мая | Речь на экстренном Пленуме Московского Совета О межд. положении |
Ультиматум Керзона Раб Москва — 102 |
| 15-е мая | Борьба за культурность речи | «Вопросы быта» |
| 16-е мая | Дивизии имени Киквидзе | Славная дивизия |
| 18-е мая | Перспективы и задачи военного строительства | Программный доклад |
| 26-е мая | Красная Армия — рассадница просвещения. | О борьбе с безграмотностью |
| 29-е мая | Совет молодым |
|
| 30-е мая | Орудие будущего | Авиация |
| весна-лето | Красная Армия | Ежегодник Коммунистического Интернационала |
| 1-е июня | Молодые должны писать лучше стариков. | Сотрудникам и читателям «Молодой Гвардии» |
| Начало июня | О публиковании «Завещания Ленина» | |
| 5-е июня | Международное положение и авиационная промышленность. |
|
| 12-е июня | Речь на 4-м совещании ЦК ВКП | |
| 15-е июня | О разделении труда в Политбюро | |
| 16-е июня |
Предисловие к 2 изд. «Война и революция» Письмо к АРА Доклад на конференции металлистов Письмо в Политбюро |
|
| 18-е июня | Задачи коммунистического воспитания | Доклад в университете им. Свердлова |
| 19-е июня | Постскриптум к Предисловию | Болгария |
| 21-е июня | ||
| 25-е июня | Из речи перед собранием представителей Красно-Пресненского района. | Ультиматум Керзона |
| 28-е июня | Когда же наступит перемена? | О качестве книг. |
| 29-е июня |
Речь |
Записка в ЦК и ЦКК «Вопросы быта» «Известия»-144 о воздухофлоте |
| 30-е июня | Вопросы Коминтерна Проект резолюции к пленуму ЦК. |
|
| 4-е июля | «Вопросы быта» | |
| 10-е июля | Не о «политике» единой жив человек | «Вопросы быта» |
| 11-е июля | Чтоб перестроить быт, надо познать его | «Вопросы быта» |
| 12-е июля | Водка, церковь и кинематограф | «Вопросы быта» |
| 13-е июля | От старой семьи — к новой. | «Вопросы быта» |
| 14-е июля | Семья и обрядность | «Вопросы быта» |
| 17-е июля | Письмо в редакцию | Изв-159 |
| 19-е июля | Формальная школа поэзии и марксизм | «Литература и революция» |
| 6-е августа | Против просвещенного бюрократизма (а также и непросвещенного). | |
| 8-е августа | С какого угла подойти? | Семейный быт |
| 14-е августа | Предисловие к книге «Литература и революция» | |
| 2-е сентября | Письмо в редакцию Rote Fahne | |
| 8-е сентября | «Литература и революция» | |
| 16-е сентября | Футуризм | «Литература и революция» |
| 19-е сентября | «Литература и революция» | |
| 23-е сентября | ||
| 27-е сентября | Письмо академику Павлову | |
| 29-е сентября | Искусство революции и социалистическое искусство | |
| 30-е сентября | Беседа с американским сенатором Кингом | США и СССР |
| 5-е октября | Письмо Ответ на приветствие артиллерийских частей Западно-Сибирского Военного Округа. |
Оборона СССР |
| 8-е октября | О внутрипартийном положении. | Первое письмо в ЦК о кризисе в партии. |
| 10-е октября | Письмо членам ЦК и ЦКК | |
| 11-14 октября | Реакция «тройки» | Попытка задушить дискуссию |
| 15-е октября | Заявление 46-ти | Преображенский и др. |
| 16-е октября | Малое и большое | Предисловие к книге «Поколение Октября» |
| 17-е октября | Письмо в редакцию «Роте Фане». | |
| 19-е октября | О текущем кризисе в Германии. Милиционная система, о казенщине и пр. Бюрократизация партии |
|
| 20-е октября | О положении в Германии | Доклад на Съезде работников связи |
| 21-е октября | Современное положение и задачи военного строительства. | Красная армия |
| 23-е октября |
Враги и союзники германской революции |
Поздравление журналистам Кризис внутри партии Петр Правда-241 |
| 26-е октября | Заключительное выступление на пленуме ЦК и ЦКК | Кризис внутри партии |
| 29-е октября | Красная Армия и Комсомол | |
| 30-е октября | Приказ № 282 | О предстоящем параде |
| 1-е ноября | Забота о детях Советской страны | Изв-250 |
| 2-е ноября | Предисловие к Безыменскому | Как пахнет жизнь |
| 5-е ноября | Год седьмой | Перспективы Германской революции |
| 21-е ноября | Начальнику Главвоздухфлота | |
| 23-е ноября | Годовщина Академии им. Жуковского К первому всероссийскому съезду научных работников. Ответ |
Известия-268 |
| 28-е ноября | Письмо торжественному собранию московских работниц | |
| 3-е декабря | О казенщине, военной и всякой иной. | «Новый курс» |
| 5-е декабря | Резолюция Политбюро и ЦКК | О «новом курсе» |
| 7-е декабря | Всесоюзному совещанию комитетов помощи больным и раненым красноармейцам и инвалидам войны. | Правда-280 |
| 8-е декабря | «Новый курс» К пятилетию Военной Академии |
|
| 18-е декабря | Записка-ответ на запросы. | «Правда» осуждает Троцкого. |
| 22-е декабря | Группировки и фракционные образования | «Новый курс» |
| 23 декабря | Вопрос о партийных поколениях. | «Новый курс» |
| 29-е декабря | Постскриптум о публикации статей. | О фракционности редакции «Правды» |
| Декабрь | Интервью с А. Л. Стронг Протест в Политбюро Предисловие к «Октябрьская революция» (брошюра 1918 года) |