Амстердамский Интернационал и война.

Дается по тексту книги «Запад и Восток. Вопросы мировой политики и мировой революции». Москва, изд. Красная новь, 1924.

7 июня 1924 г.

Сегодняшние телеграммы сообщают о дебатах и решениях венского конгресса амстердамских (реформистских, не-революционных) профессиональных союзов по вопросу о войне и борьбе с нею. Почему этот вопрос вообще возник? Очевидно потому, что опасность новой войны становится все более ощутительной. Этот вывод нужно сделать прежде всего. Если амстердамские профессиональные союзы вынуждены снова возвратиться к вопросам войны, стало быть опасность нового кровавого столкновения все яснее понимается и ощущается даже и наиболее отсталыми трудящимися массами.

Резолюция об опасности войны и о мерах борьбы с ней внесена Жуо, генеральным секретарем всеобщего совета профессиональных (реформистских) союзов Франции. Тем самым г. Жуо признает опасность новой войны. Но ведь мы все хорошо помним, что во время последней империалистской войны г. Жуо изо дня в день повторял, что это — последняя война, что она имеет своей задачей убить милитаризм и что в результате ее установится торжество демократического международного права. Именно поэтому Жуо требовал от французских рабочих активной поддержки французской буржуазии в «последней» войне, которая должна убить войну. И вот теперь, десять лет спустя после начала и почти шесть лет после конца «последней» войны, г. Жуо вносит резолюцию о борьбе против опасностей новых войн. Значит кто-то ошибся, значит кто-то был обманут. Кто? Кем? Господин ли Жуо был обманут французской буржуазией? Или же Жуо обманывал французских рабочих в интересах французской буржуазии? Вопрос немаловажный. Прежде чем разговаривать с Жуо о методах борьбы против опасностей войны, нужно разрешить этот предварительный вопрос. Одно из двух: либо в течение империалистской бойни Жуо сознательно обманывал рабочих насчет смысла и последствий войны — тогда его нужно выбросить из рабочего движения; либо же он был сам обманут, т.-е., другими словами, стал жертвой своей ложной реформистской политики, — тогда он должен во всеуслышание заявить о ложности своей реформистской политики во время империалистской войны, прежде чем иметь право рассуждать о политике рабочего класса перед лицом новой опасности. Из этой альтернативы выскочить нельзя.

Насколько мы знаем, ни г. Жуо, ни другие его партнеры не заявляли и не заявляют, что их политика в величайшем событии мировой истории, в империалистской войне, была насквозь ложной и гибельной. А если так, то это нам уже заранее дает право рассматривать их нынешнюю политику, и в том числе резолюции венского конгресса, как продолжение их старой политики. Мы знаем, что и до империалистской войны профессиональные союзы и социал-демократические партии выносили с таким же единодушием, как и последний венский конгресс, резолюции против войны. Когда же надвинулась война, ни одна из европейских социал-демократических партий, ни одна из профессиональных организаций не только не смогла, но и не попыталась воспрепятствовать ей, наоборот, почти все они стали всячески помогать кровавой работе своей национальной буржуазии. Где же у нас не то что гарантии, а хоть тень надежды на то, что с наступлением новой войны поведение Жуо и всех других амстердамцев будет отличаться от их поведения в 1914—1918 годах?

Таков наш предварительный вопрос. Те же самые люди, которые до империалистской войны произносили на съездах заклинания против милитаризма и военной опасности, а затем во время войны оказались злейшими шовинистами, — теперь, в промежутке между двумя войнами, опять начинают повторять заклинания против милитаризма, чтобы в случае войны опять оказаться его вернейшими и надежнейшими помощниками и слугами. Разве это не очевидно, разве не бесспорно?

На этом, в сущности, можно было бы и остановиться, если б люди не забывали так легко свой собственный опыт и если б не было молодых поколений, которые этого опыта еще не проделали. В расчете на забывчивость одних и опытность других и построена вся политика амстердамских вождей.

Посмотрим, поэтому, поближе на их программу борьбы. Программа эта имеет двоякий характер: с одной стороны, она рекомендует пропаганду, направленную к уничтожению вражды между народами, к установлению обязательного третейского суда и пр., т.-е. имеет пацифистский характер, а с другой стороны, она имеет видимость боевой программы, так как рекомендует, в случае военной опасности, прекращение работ на всех амуниционных заводах, на транспорте, экономический бойкот и, наконец, объявление международной всеобщей забастовки. Насчет пацифистской части программы говорить много не приходится. Конечно, было бы великолепным делом, если бы можно было установить «справедливый» и для всех обязательный международный трибунал. Но установить ныне такой трибунал должны были бы, очевидно, буржуазные правительства, ибо в их руках находится власть. Однако, от этих самых буржуазных правительств и исходит как раз военная опасность. Значит, вопрос все равно передвигается с пацифистской программы на боевую и решается тем, в какой мере и какими средствами рабочие могут помешать буржуазии вызвать новую международную свалку.

Каковы эти средства, мы вчерне слышали: частичная стачка (на амуниционных заводах), бойкот, всеобщая стачка. Скажем сразу: эти патентованные средства Жуо и К0 представляют собою усыпительный порошок — и ничего более.

Амуниционные заводы работают во всех странах и непрерывно. Почему бы не призвать их к стачке сейчас? Если амстердамцы серьезно решили воспротивиться новой войне, то незачем, казалось бы, фабриковать военные запасы. В качестве маленького задатка под будущие большие подвиги в деле борьбы с войной, следовало бы, как-будто, начать с призыва рабочих покинуть работу на амуниционных заводах теперь же, немедленно. — Утопия! — ответят господа амстердамцы, — рабочие не откликнутся на такой призыв, правительство всегда найдет необходимое число стачколомов и пр., и пр. — эти возражения, надо признать, не лишены основания. Но неужели же устроить стачку на амуниционных заводах в период надвигающейся войны легче, чем в мирное время? Нужно быть болваном или мошенником, чтобы это утверждать. Проповедовать стачку на амуниционных заводах и других военных предприятиях в момент непосредственной военной грозы — значит фактически отсрочивать ее на такой час, когда она будет менее всего возможна. Мы помним июль 1914 года. Государство накануне войны наиболее могущественно. Оно окончательно монополизирует в своих руках все органы, средства и орудия для мобилизации общественного мнения, оно присоединяет к этому все средства террора. Хотели бы мы в июле 1914 года услышать призыв г. Жуо к стачке на амуниционных заводах Франции! Но нет, мы помним совсем другую программу, которую Жуо развивал вслед за Тома: Des canons! Des munitions! (пушек! амуниции!). Какие основания думать, что накануне новой войны дело будет обстоять иначе? Нелепо перелагать главную тяжесть борьбы с войной на группу рабочих военных заводов. Да никто из амстердамцев всерьез этого и не делает. Они сами в это не верят: настолько-то здравого смысла у них есть.

Правда, резолюция говорит и о всеобщей стачке, этим самым как бы возлагая обязанность боевого выступления против войны на весь рабочий класс. Не трудно, однако, показать, что и речи о всеобщей стачке мало чем отличаются от речей о стачке на военных заводах. Под всеобщей стачкой надо, очевидно, понимать такое могущественное выступление пролетариата, которое должно будет помешать буржуазии осуществить свою волю в важнейшем вопросе — о войне и мире. Выходит так, что организованный амстердамцами пролетариат способен в любой момент парализовать волю буржуазии. Почему же он этого не делает в вопросах меньшего размера: удлинения рабочего дня, роста военных расходов и пр. Откуда господа амстердамцы взяли свою великолепную уверенность в том, что за двадцать четыре часа до того, как буржуазия решит снова бросить народы в войну, пролетариат окажется достаточно могущественным, чтобы парализовать этот план при помощи всеобщей стачки? В предвоенный период буржуазия, как уже упомянуто, концентрирует в своих руках все свое могущество. Всеобщая стачка в такой обстановке означает революцию. Таким образом, доблестные амстердамцы обязуются в известный момент, выбранный не ими, а буржуазией — устроить пролетарскую революцию. Но ведь для этого, казалось бы, нужно иметь необходимые силы. А если: они есть, то зачем откладывать революцию до того, как война-надвинется? Не проще ли совершить ее заблаговременно, устранив тем самым самую возможность войны?

Вопрос еще ярче освещается с другой стороны. Французский всеобщий совет профессиональных союзов, руководимый Жуо, тесно связан с французской социалистической партией, как английские тред-юнионы связаны с партией Макдональда, как германские профсоюзы состоят в теснейшей связи с социал-демократией и пр. Военный бюджет, тот самый, который обеспечивает, между прочим, работу амуниционных заводов, составляет важнейшую часть бюджета г. Сноудена, «рабочего» министра, выполняющего задачи великобританского империализма. Таким образом, амстердамец Сноуден заставляет английских рабочих платить налоги на нужды английских снарядных и иных заводов. А как только подоспеет горячее время, когда эти снаряды должны быть пущены в дело, так те же английские рабочие должны, видите ли, немедленно устроить забастовку на снарядных заводах, либо во всей вообще промышленности. И так дело обстоит не в одной Англии. Французская социалистическая партия решила голосовать за радикальный бюджет. Радикальный бюджет заключает в себе довольно радикальные расходы на милитаризм. А в то же время г. Жуо, делающий общую политику с французскими социалистами, хочет обязать французских рабочих устроить стачку в тот момент, когда выяснится, что «радикальная» армия строится не для забавы, а для серьезного дела, т.-е. для войны. Можно ли представить себе более низкопробное шарлатанство. В мирное время мы будем собирать для буржуазии ее бюджет, подгоняя в качестве социалистических министров трудящуюся массу к уплате налогов на милитаризм, поддерживая, развивая и укрепляя военные заводы, наблюдая за строжайшей дисциплиной в буржуазной армии, приучая рабочих к мысли о том, что поддержка империалистского государства есть их долг… Но в тот момент, когда буржуазия, которая относится к делу серьезно, решит, что созданную при помощи социалистических министров и реформистских профессионалистов армию нужно пустить в дело, — о, в этот-момент мы призовем рабочих ко всеобщей стачке и ко всем прочим средствам борьбы. Эта политика рассчитана на баранов, которых ведут на бойню.

— Но если всеобщая стачка для предупреждения войны по вашему невозможна, — слышим мы возражение хитроумного амстердамца, — тогда что же остается? Тогда рабочий класс безоружен против милитаризма.

На это мы отвечаем: рабочий класс не безоружен против милитаризма, но вы, амстердамцы, делаете все для того, чтобы его обезоружить. Давайте начинать с маленького. Прежде чем призывать к стачке на амуниционных заводах, а тем более ко всеобщей стачке, постановите отказывать буржуазии в бюджетных средствах, при помощи которых она содержит свои амуниционные заводы. Незачем болтать о полной независимости профессиональных союзов и социалистических партий, ибо общность их политики ясна и бесспорна. Если бы парламентские партии отказались подчиниться такому решению, тогда профессиональные союзы должны были бы призвать бойкотировать всякую партию, которая прямо или косвенно поддержит военный бюджет в буржуазном государстве. Но ведь это значило бы рвать с реформистами, с соглашателями, т.-е. с самими собой? Да, задача неразрешимая! Нельзя поддерживать изо дня в день буржуазное государство, санкционировать именем пролетариата его бюджет, позволять ему накоплять силы, нагуливать снова мускулатуру, потрепанную последней войной, и в то же время прибавлять: а как только ты, государство, попытаешься эту мускулатуру привести в действие, так немедленно же мы встанем на дыбы. Плутоватая глупость такой позиции поистине чудовищна!

Но разве голосование против бюджета само по себе решает вопрос? Ведь при сохранении буржуазией господства парламент всегда обеспечивает за ней большинство. Значит, она будет иметь свой военный бюджет и в том случае, если представители рабочих будут голосовать против него. Военная опасность таким путем не будет еще упразднена. Это совершенно бесспорно. Одной парламентской оппозицией против милитаризма опасность войны не устраняется. Но совершенно очевидно, те рабочие организации, у которых не хватает духу даже для парламентской оппозиции, и вовсе ни к чёрту не годятся. Голосование против военного (и всего вообще капиталистического) бюджета имеет смысл постольку, поскольку профсоюзы и партии объединяют рабочих для непримиримой борьбы против господства буржуазии, не только в случае военной опасности, но и в мирное время, т.-е. во время систематической подготовки военной опасности. Конечно, буржуазия еще будет до поры до времени иметь свой бюджет и свой милитаризм. Но профессионалисты будут говорить: только заклятые враги рабочего класса могут голосовать за этот бюджет; в этом бюджете коренится не только сегодняшнее рабство, но и завтрашняя война; и кто из так называемых «рабочих» представителей голосует за этот бюджет, тот — изменник, предатель, того на пушечный выстрел нельзя подпускать к рабочим организациям.

Создание такого рода политического настроения в трудящихся массах есть создание первой, самой элементарной предпосылки для борьбы против военной опасности.

На этой предпосылке дело, конечно, не должно останавливаться. Нужно строить боевую организацию рабочего класса. Для того, чтобы возможна была стачка на амуниционных заводах, нужно, во-первых, чтоб рабочая масса на этих заводах была, по крайней мере в большинстве своем, проникнута ненавистью к буржуазному господству, и, во-вторых, чтобы в этой массе имелось крепкое спаянное ядро, способное в решительный момент повести массу за собой. Конечно, и при этом условии никак нельзя обязаться, что мы сможем провести стачку как раз накануне войны. В этот момент стачка (т.-е. революция) наименее вероятна. В действительности либо революция со всеобщей стачкой, как одним из своих моментов, вырастет из хода классовой борьбы и тем сделает невозможной войну, либо же новая война даст новое обострение классовой борьбе и приведет ко всеобщей стачке и революции. Никаких формальных обязательств серьезный революционер брать на себя в этом вопросе не может. Другое дело политический шарлатан: он жонглирует всеобщей стачкой, восстанием, всеобщим бойкотом, войной, как клоун жестяными тарелками.

Как бы для того, чтобы до конца обнажить свою реформистскую наготу, конгресс амстердамцев постановил назначить на 21 сентября «день протеста против войны». Горе милитаризму! — Но позвольте — вспоминает читатель — ведь у рабочего класса есть уже день протеста против милитаризма: это — первое мая. Да ведь беда-то в том, что первое мая только раз в семь лет падает на воскресенье. Чтобы «протестовать» первого мая против войны, нужно бастовать, стало быть, вступать в конфликт с буржуазией. А помешать капиталу на деле эксплуатировать рабочего один день в году гораздо труднее, чем пообещать всеобщие стачки, всеобщие бойкоты и другие чудеса на случай войны. Вот почему амстердамцы перенесли свой протест на третье воскресенье сентября: тут грозный протест примет такие формы, что его никто и не заметит. Надо прибавить, что конгресс разрешил центральным организациям отдельных стран перенести протест на день убийства Жореса, на 28 июля. Счастливой предусмотрительностью календаря день этот в настоящем году тоже падает на воскресенье. В будущем году в годовщину смерти Жореса протестовать не придется. Зато останется третье воскресенье сентября. Воскресенье есть всегда воскресенье. Окончательный отказ от первомайского праздника есть единственное новое слово амстердамцев в борьбе с опасностями войны.

Общие выводы из антимилитаристических решений конгресса Амстердамского Интернационала: нужно упорнее, настойчивее, систематичнее, чем когда бы то ни было, разъяснять рабочим массам, что амстердамцы предательски обманывают их в самом основном, самом остром вопросе развития современного общества: в вопросе о войне. Рецепты амстердамцев представляют политическое снотворное средство на службе капиталистического милитаризма. Главная опасность войны коренится именно в позиции амстердамцев. Разгромить эту позицию, т.-е. лишить ее доверия масс, значит разоружить буржуазию и вооружить пролетариат. Вот эту работу надо выполнить.