Тенденции развития мирового хозяйства.
Это совещание 18 января 1926 г. в зале московского Делового Клуба собрало ведущих академических экономистов с мировым именем и советских плановиков из ВСНХ и других организаций. На заседании выступили четыре докладчика, профессора экономики с мировым именем, и дискуссия была проведена под председательством Л. Троцкого, который выступил в конце с замечаниями по поводу выслушанных докладов.
Доклады экономистов, прения и выступление Троцкого были освещены в советской прессе. «Торгово-Промышленная Газета», орган ВСНХ, поместила большую статью с сокращенным изложением докладов и замечаний Троцкого. Месячный толстый журнал Госплана, «Плановое Хозяйство», поместил стенограмму выступления Троцкого в № 1 за 1926 г. Отрывок из замечаний Троцкого вошел также в Приложения к его брошюре «Европа и Америка».
Мы даем читателю сначала газетное сообщение о четырех докладах, прениях и заключительном слове Л. Троцкого. Вслед за газетной версией мы публикуем полную стенограмму выступления Троцкого. — И-R
«Торгово-Промышленная Газета», 19 января 1926 г.
Вчера в Деловом Клубе, под председательством Л.Д. Троцкого, состоялось заседание пленума Промэкономсовета ВСНХ СССР, посвященное вопросу о тенденциях развития мирового хозяйства за период 1919—1925 гг.
Доклад Я. М. Букшпана
Букшпан, Яков Маркович (1887—1939) — Известный экономист правого толка; до 1917 г. печатался в в «Дне», «Речи», «Биржевых ведомостях», «Вестнике финансов», «Торгово-промышленной газете» и т. п. В годы Первой Мировой войны служил в государственных экономических конторах на высшем уровне, редактировал экономические журналы. После революции ориентировался на падение Советской власти, разработал вместе с экономистом Л. Б. Кафенгаузом программу экономического возрождения России в случае падения Советской власти, но остался в России. В годы НЭП‘а работал в ВСНХ как специалист-экономист.
В августе 1930 г. арестован по делу «Трудовой крестьянской партии», одной из первых амальгам сталинских процессов. Осужден на три года в исправительно-трудовых лагерях, но досрочно освобожден в 1932 г. Несколько лет преподавал и даже был завкафедрой в Академии пищевой промышленности. Снова арестован в 1938 году, расстрелян 14 апреля 1939 г. — И-R
Первым выступил с докладом Я. М. Букшпан. Докладчик указал, что изучение конъюнктурных последовательностей явлений даёт возможность прийти к выводу, что 1919—1925 гг. относятся к ещё не законченному циклу развития мирового хозяйства. Повышательная тенденция в конъюнктуре этого цикла сопровождается установлением новых связей и нового экономического взаимодействия между отдельными частями мирового хозяйства.
Рядом цифр и диаграмм докладчик показал, что к началу 1926 г. мировое хозяйство, — беря его в целом, — почти уже дошло, а в некотором отношении даже и превзошло довоенный уровень. Однако, необходимо обратить внимание на то, что мы имеем теперь качественно не то уже мировое хозяйство, какое знали до войны. Причиной качественного изменения являются, во-первых, гегемония Соединённых Штатов и деевропеизация мирового хозяйства, индустриализация колониальных стран и возникновение совершенно нового, неизвестного раньше, экономического организма, такого, как СССР. Кроме того, изменению качества способствовало ещё увеличение роли кредита в экономических взаимоотношениях, новые средства связи и обострение социальной борьбы. Сюда надо отнести также и появление в мировом хозяйстве новых товаров: нефть, каучук, алюминий, искусственный шелк, не игравших ранее такой крупной роли. В сумме все эти явления и приводят к депрессии европейского хозяйства.
Характерным для периода депрессии является отставание цен на средства производства от цен на готовые изделия, а одновременно с этим, как противоречивая тенденция, и более интенсивный рост с.–х. и сырьевых цен по сравнению с промышленными. Таким образом, конъюнктура цен складывается с бóльшей выгодой для стран сырьевых по сравнению с индустриальными.
По сравнению с предыдущими послевоенным годами, 1925 г. характеризуется для всего мирового хозяйства медленным увеличением продукции, преодолением инфляции и стабилизацией валюты, большим спросом на капиталы, ростом международных торгово-политических, финансовых и коммерческих соглашений и огромными инвестициями американских капиталов. Но необходимо отметить, что одновременно не последовало достаточного усиления торговых взаимоотношений.
Обращаясь к вопросу о тенденциях дальнейшего развития мирового хозяйства, докладчик приходит к предположению, что Соединённые Штаты ещё не дошли до максимума своего хозяйственного подъема, и возможно, что он будет продолжаться и в 1926 г. Препятствием к этому может явится золотая и кредитная инфляция, благодаря сильному протекционизму. В Европе же, если не считать возможным политические осложнения, вероятно некоторое оживление.
Некоторые американские экономисты уже теперь ставят прогноз в том смысле, что Америка должна будет перейти к производству массовых количественных товаров на вывоз, а на долю Европы останутся товары высокого качества.
В общем различие между хозяйством Европы и Америки является основной темой настоящего времени и будет таковой ещё на ближайшие годы.
Доклад Н. Д. Кондратьева
Кондратьев, Николай Дмитриевич (1892—1938) — блестящий экономист-эсер, автор теории о «больших циклах конъюнктуры» в развитии капиталистических стран. Эта теория была после Второй Мировой войны названа «Кондратьевскими волнами». Кондратьев был академическим экономистом, но вошел в большую политику в Февральскую революция и стал товарищем министра продовольствия Временного правительства последнего состава. Активно участвовал в право-эсеровской партии до и после Октября, но вышел из партии в 1919 году и был одним из основателей и первым директором Конъюнктурного института при Наркомате финансов Советской России и Союза ССР (1920—1928). В 1930 г. арестован по сфабрикованному делу «Трудовой крестьянской партии. Расстрелян 17 сентября 1938 г. — И-R
Второй докладчик Н. Д. Кондратьев подчеркнул, что в настоящее время наступило известное повышение конъюнктуры, но оно является неустойчивым, даже и в Соединённых Штатах. Но так как мировое хозяйство вышло из войны и революции глубоко потрясённым и полным внутренних противоречий, то вполне естественно, что при первых же серьезных попытках возврата к условиям более или менее свободной конкуренции получился острый кризис в 1920 году, продолжавшийся до 1922 года. С этого же года восстановление производительных сил, хотя медленно и в различных странах с различной силой, возобновляется и продолжается до последнего времени. Следует отметить, что уже с 1921 года растёт удельный вес СССР в мировом хозяйстве, причём особенные успехи этот рост обнаружил в 1924—25 гг. Что касается мирового хозяйства в целом, то производительные силы его ещё не достигли довоенного уровня. Обращаясь к вопросу о ценах, докладчик констатирует, что почти весь период 1919—25 гг. является периодом относительно низких с.-х. цен, причём наибольшее обесценение терпели животноводственные продукты и зерновые. Из промышленных товаров ниже довоенного цены на металлы, а выше — на текстильные и строительные материалы. Необходимо отметить при этом, что во всех странах и почти по всем товарам расхождение розничных и оптовых цен стоит выше довоенного.
Характеризуя 1925 г., Н. Д. Кондратьев приводит следующие основные черты: «ножницы» в соотношении сельскохозяйственных и промышленных цен ликвидируются, а так как 1925 год дал хороший урожай в северном полушарии, то получилось падение хлебных цен. Почти во всех странах наблюдается оживление легкой индустрии, а в Соединённых Штатах и во Франции (хотя в последней по иным основаниям) оживление тяжелой и строительной промышленности при депрессии её в Англии и Германии. За исключением Англии, а в последнее время и Германии, наблюдается понижение безработицы, но реальная заработная плата остается стабильной. Фондовый рынок обнаружил оживление в Америке и в некоторых странах Европы (Англия). Эмиссионная деятельность усилилась в Соединённых Штатах при понижательной тенденции её в Европе. Особенно докладчик отметил, что 1925 г. был годом высокой конъюнктуры и крупных хозяйственных достижений для СССР.
Что касается перспектив мирового хозяйства на ближайшие годы, то они рисуются докладчику в следующем виде: общий тон хозяйственно-капиталистической жизни останется относительно пассивным. Ожидать значительного повышения уровня товарных цен нельзя, но всё-таки возможно временное оживление мирового хозяйства. Оживление это скажется больше всего в заокеанских странах, но возможно также и в некоторых европейских странах. Устойчивость и длительность этого оживления будут зависеть в сильной степени от положения СССР в мировом хозяйстве. Наступающий период будет отличаться обострением борьбы за рынки, главным образом между Англией, Японией и Соединёнными Штатами, а также между Англией и Германией.
Доклад М. И. Спектатора
Нахимсон (Спектатор) Мирон Исаакович (1880—1938) — Нахимсон родился в Вильне, член Бунда, после поражения революции 1905 года получил высшее экономическое образование заграницей в Германии и Швейцарии, но вернулся в Россию в 1917 г. Написал ряд трудов по вопросам европейской экономики. Профессор МГУ (1926—1931), потом отчислен из МГУ но работал экономистом. Нахимсон был арестован 14 марта 1938 г. 3 мая 1938 года попал в «расстрельный список» подписанный Сталиным, Молотовым и Ворошиловым. Расстрелян 9 мая 1938 г. — И-R
Третьим докладчиком выступил М. И. Спектатор, который прежде всего отметил, что речь идёт не о мировом хозяйстве, а о послевоенном капитализме и тенденциях его развития. Отсюда ясно, что из общего рассмотрения следует исключить СССР, пути развития которого определяются совершенно другими моментами. Нельзя сравнивать хозяйство капиталистических стран в теперешнем его состоянии с довоенным просто сопоставлением цифр, продукции, торговли и т. п., так как в структуре мирового хозяйства произошли качественные изменения, не поддающиеся количественному измерению.
К таким качественным изменениям докладчик относит: рост промышленности в аграрных странах, неправильное распределение капитала в старых капиталистических странах, трестирование производства, высокий уровень товарных цен и понижение потребления товаров в Европе, безработицу и обострение социальных противоречий. Таким образом, хотя многие из этих изменений носят как будто бы и количественный характер, но фактически мы имеем тот случай, когда количество переходит в качество. Весь послевоенный период отличается небывалой в истории капитализма остротой и продолжительностью кризиса, сопутствуемого чрезвычайно резкими колебаниями конъюнктуры.
1925 г. показал нам, что колебания конъюнктуры наблюдаются в Америке, что и там ещё нет нормального развития. Отсюда докладчик приходит к выводу, что сейчас вообще нет мировой конъюнктуры. Характеризуя современное состояние хозяйства Соединённых Штатов и отдельных стран Европы, докладчик указывает, что все они переживают более или менее сильный кризис, одновременно с которым в Европе быстро нарастает и социальный кризис. На ближайшее трёхлетие приходится, однако, считаться с возможностью дальнейшего существования капитализма, хотя бы и с его беспрерывными конъюнктурными колебаниями, связанными с приливами и отливами в рабочем движении.
[Доклад С. А. Фалькнера]
Фалькнер Семён Анисимович (1890—1938) — Экономист, автор трудов, профессор кафедры теоретической экономики факультета общественных наук МГУ (1921–1925). По-видимому, после свертывания НЭП‘а репрессирован и сослан в Минусинск, в Красноярском крае, где работал фотографом. В 1938 г. снова арестован и расстрелян 5 февраля 1938 г. — И-R
Последний докладчик, С.А. Фалькнер, указал, что основным содержанием послевоенного периода является борьба между восстановительными и деформационными процессами, наследием мировой войны. Эта борьба происходит на фоне общих процессов эволюции мирового хозяйства, отчасти замедляя, отчасти ускоряя их. Что касается восстановительных процессов, то в отношении хозяйства Европы их следует признать весьма скромными, особенно по сравнению с достижениями заокеанских стран. Нам теперь трудно найти какую бы то ни было последовательность в повышательных и понижательных тенденциях развития мирового хозяйства. Но главным фактором следует считать вооруженные столкновения, и как только они прекратились, то с 1922 г. уже началось повышение хозяйственной активности. Однако, В 1923 г. наступила оккупация Рура и опять обратная волна развития. В 1924 г. — повышение хозяйственного уровня, но вновь появились колониальные войны Англии, Франции и Испании, и опять тормозится процесс восстановления. К деформационным факторам следует отнести ещё установившиеся в Европе новые политические и таможенные барьеры, новые производственные и транспортные массивы (промышленность колониальных стран), новые элементы расчётного баланса (репарации и платежи по займам) и, наконец, новую социальную систему в виде СССР.
Тенденции восстановления и деградационные процессы заполняют своей борьбой весь послевоенный период.
Организационное движение в мировом хозяйстве идёт ещё медленнее, чем чисто экономическое, и дезорганизация европейского и мирового хозяйства вызвала к жизни ряд международных актов, которые должны были бы разрешить, хотя бы на время, наиболее острые проблемы, полученные в наследство от мировой войны. Такими актами является решение Вашингтонской конференции, план Дауэса, урегулирование междусоюзнических долгов и гарантийный договор (Локарно).
Акты эти разрешили остроту положения только на некоторое время, и это хорошо чувствуется в Европе, почему там сейчас усиленно и дебатируется вопрос о создании Соединённых Штатов Европы. Однако шансы на разрешение вопроса о Соединённых Штатах Европы очень слабы, потому что слишком много противоречий в хозяйственных интересах разных стран. Надо думать, что развитие пойдёт не по пути государственного федерирования, а по пути трестирования и картелирования промышленности в международном масштабе.
Переходя к прогнозу ближайшего будущего, докладчик считает, что в наступающее трёхлетие можно ожидать третьего послевоенного кризиса в Соединённых Штатах, при непрерывном, однако, повышении их хозяйственного уровня. Одновременно поднимется международная роль Англии, несмотря на то, что в ней будут без сомнения тяжелые социальные бои. Современный резкий кризис в Германии будет ликвидирован, во Франции должна произойти, — и довольно безболезненно, — стабилизация валюты, что приобщит её к общему хозяйственному уровню Европы. Но необходимо при этом подчеркнуть, что расхождение, и притом резкое, хозяйственных уровней Европы и Америки будет продолжаться.
Прения
В обмене мнений проф. Маслов указал, что предсказывать, особенно на основе конъюнктурных данных, — дело бесплодное. Пример — война 1914 г. По мере развития мирового хозяйства рынки сокращаются, и возникает необходимость найти третье лицо — непроизводительного потребителя, преимущественно государство, что и породило войну. Этот элемент в конъюнктуре не учтёшь, как нельзя охватить и происшедшую колоссальную передвижку производительных сил в мировом масштабе.
Благодаря тому, что за период войны колонии стали индустриализоваться и рынки для сбыта промышленных товаров значительно сократились, капитализм неизбежно натолкнется на необходимость увеличения потребления, или на кризис. Второе — это противоречия, которые обострились за время войны. Выдвинулись одни страны с огромными капиталами и поставили другие в такое положение, что выхода для них может и не быть.
Тов. Уманский отметил, что докладчиками не было проведено сопоставление современного положения с тем, которое по своим основным моментам ближе всего к нему подходит, то есть с довоенным. В Канаде, в Австралии, Аргентине посевная площадь выросла в два раза, А, между тем, на мировой рынок не выступил такой производитель, как СССР. Докладчики не обратили внимания на колоссальное увеличение основного капитала, который не получил своей полной нагрузки. Наконец, они не указали, как изменился основной порядок с созданием СССР. Всё это говорит за то, что урегулировать отношения мирным путём невозможно.
Заключительное слово Л.Д Троцкого (газетная версия)
Полная стенограмма выступления Троцкого дается ниже. — И-R
— Можно ли покушаться на прогноз? — ставит вопрос Л Д Троцкий в начале своего заключительного слова. — Что касается ближайших 3—4 лет, то оратор готов присоединиться скептицизму, но и то относительно. Пессимизм уже по отношению к общей линии развития был бы совершенно неправильным, и о ближайших трёх годах нельзя говорить, изолируя их. Следует рассматривать это трёхлетие в перспективе.
Если бы мы пришли к выводу, что капиталистическое хозяйство идёт к бурному развитию, это могло бы оказаться роковым, а при известных условиях оказалась бы роковым для нашего хозяйства. Но докладчики слишком схематично и формально трактовали об основных элементах. Тов. Брукшпан разбирал, циклична или не циклична динамика хозяйства. Циклы выражают внутренний ритм самой материи, но не во всех областях. За время войны, например, капитализм делал превосходные дела. Конъюнктура шла не по Марксу, а по интендантству. Ясно, ведь, для всех, что интендант — против Маркса. В 1919–20 гг. под видом подъема продолжается разрушение. А потом началась расплата за войну, капитализм барахтается в спазмах. А поищите-ка цикличность в спазмах. Надо её искать там, где она есть. Новые границы, масса новых таможен, тысячи новых трудностей, среди которых капитализм судорожно пытается подняться. Л Д Троцкий считает, что упрек в неосторожности подводить эти данные под правильные циклы и построить на этом слишком оптимистичный для капитализма прогноз можно сделать всем трём докладчикам.
Цикличность коренным образом связана с обновлением основного капитала, но лишь в докладе тов. Спектатора имеется указание, что колебания капитализма происходят в рамках старого, необновлённого капитала.
Ещё хуже поступил проф. Кондратьев, который идёт по типу больших циклов. Здесь слово «цикл» совершенно не подходит. Американский капитал может задержать развитие Европы, если не случится революция, на несколько столетий. Как это уложит проф. Кондратьев в свою теорию? Американскому капиталу Европа нужна, чтобы уплачивать ему проценты, но в то же время ему нужно, чтобы она была слаба, чтобы она не проявила какой-либо экспансивности по отношению к Америке. Этими двумя углами и определяется душительско–пацифисткое отношение Америки к Европе. По сравнению с нынешним господством Соединённых Штатов, господство Англии было ничтожным, провинциальным.
Что в Англии надо ожидать повышательной тенденции, это — несомненно, и она уже наступила. Однако, большинство докладчиков выражаются об Англии слишком оптимистично. Некоторая раздвижка в отношении займов — допустима, но это — на фоне продолжающегося разорения Англии. Унаследованные ею черты промышленного экономического консерватизма режут её на каждом шагу. Ни по одной линии, ни в одном направлении нет перемен к выгоде Англии. Безработица там уже не периодическое явление, она превратилась «в подагрический сгусток который не рассасывается».
В отношении Европы, — указал далее Л.Д. Троцкий, — надо признать возрастающий зажим Соединённых Штатов. Развитие же Соединённых Штатов, если оно будет идти тем же темпом, что и в последние 10 лет, произойдёт за счёт Европы. Америка не только не даст восстановить Европе свое положение, но будет постепенно оттеснять её всё дальше и дальше. Можно допустить поэтому для Соединённых Штатов альтернативу. Первые 15 лет их развитие идёт вверх. Но это значит революционные перспективы для Европы. Задержка же — бешеный рост американского империализма и милитаризма. Не случайно ли, что они не возражали против конференции по сухопутному разоружению, но не хотели участвовать ни в каких морских разоружениях, за исключением Вашингтонской конференции, где они немножко разоружили Англию. Положение Англии покоилось на колоссальном превосходстве её флота, и вот в 1923—24 г. Англия должна была отодвинуться на второе место и сдала это место без боя. Соединённые же Штаты, завоевав первую позицию, продолжают совершенствовать свой флот.
При бурном подъеме Америки Европа должна будет пережить загнивание, как Римская империя, или пережить революционные потрясения. При обоих вариантах для Америки мы получаем величайшее потрясение в ближайшее же десятилетие.
Неверно и то, что Франция пережила безболезненно свой инфляционный кризис. Франция богатая страна, но с сильно обострившимися классовыми противоречиями. В ней, несмотря на возрастающие производственные силы, огромнейший кризис, и ей без Америки не обойтись.
В отношении Европы достаточно показателен кризис в Германии. О создании Соединённых Штатов Европы говорят и немцы, и Бриан. Но это показывает полный упадок, невозможность существовать под давлением Америки. «Не до жиру, быть бы живу» — вот психология Европы.
Коснувшись хозяйственного положения СССР, Л.Д. Троцкий указал что в мировом хозяйстве мы оказываем ещё незначительное влияние, но социалистическая Европа вместе с нами будет непобедима для Соединённых Штатов. Социалистические Штаты Европы имели бы колоссальную притягательную силу и для Азии, дорога для сырья которой лежала бы через СССР.
В заключение Л.Д. Троцкий предлагает поручить докладчикам разработать этот вопрос в иных рамках — что должны были бы сказать хорошие революционные экономисты, вызванные на экономическую конференцию Лиги Наций, чтобы указать, какими путями найти для Европы выход из создавшегося положения.
«Торгово-Промышленная Газета», 19 января 1926 г.
«Плановое Хозяйство», № 1, 1926 г.
К вопросу о тенденциях развития мирового хозяйства
(журнальная версия)
Мы даем следующее выступление по тексту, опубликованному в ежемесячном журнале Госплана СССР, «Плановое Хозяйство», № 1, 1926 г. Заметки Редакции журнала подписаны «Ред.». — И-R
Печатаемая статья представляет собою несколько литературно обработанную стенограмму речи тов. Л. Д. Троцкого, произнесенной в Деловом Клубе по докладу, организованному 18 января 1926 года Промэкономсоветом ВСНХ СССР, о тенденциях развития мирового хозяйства за 1919—1925 гг., сделанному профессорами Букшпаном, Кондратьевым, Спектатором и Фалькнером. Стенограмма автором за недостатком времени не просмотрена. Ред.
Первый вопрос, на котором я хотел бы остановиться, это вопрос о том, можно ли покушаться на прогноз. Если имеется в виду отрицание точного прогноза по отношению к кризису на ближайшее трехлетие, то я к такому относительному и условному скептицизму готов присоединиться, но только очень условно, потому что без прогноза и без конъюнктуры в области прогноза, как рабочей гипотезы, не может быть сейчас для нас ориентировки не только теоретической, но и практической.
Мы торговая страна, мы купцы, мы покупаем и продаем; значит, нужно знать, где купить и где продать, использовать конъюнктуру,—а так как у нас торговля оптовая, то ее нельзя совершить в неделю, она совершается ряд месяцев и годы, и потому приходится заглядывать вперед. Без прогноза не обойдешься. Если прогноз ошибочен, — значит просчитались, и это отражается как-то на торговом балансе.
Но еще более неправилен будет пессимизм по отношению к прогнозу, если дело идет об общих линиях развития, потому что оценить развитие ближайших трех лет и изолировать их от общего развития хозяйственных сил Европы и всего мира нельзя. Если я думаю о ближайших трех годах, то я о них думаю не просто, как о продолжении всей предшествующей истории, — вот этот отрезок или кривую продлить еще на 3 года, — а я думаю об этом трехлетии, как об отрезке дальнейшей кривой. Именно так, мне кажется, и мыслим прогноз. В таком случае, если он окажется даже ошибочным по отношению к трехлетию,—он может оказаться правильным в общем, как многие прошлые революционные прогнозы, которые, казалось, были ошибочны в отношении темпа развития, но в общем оказались правильными.
Если бы мы пришли к выводу, что капиталистическое развитие идет к новому бурному подъему в Европе и во всем мире, то этот прогноз имел бы некоторое, отнюдь не маленькое, практическое последствие для нашей судьбы. Но и сейчас ясно, что бурное развитие капитализма, если бы оно было возможно, могло бы оказаться роковым, и в известных условиях оказалось бы роковым для нас. Вот почему вопрос прогноза имеет немалое значение. И прогноз возможен, разумеется, если правильно пользоваться методом материалистического анализа.
Насколько я понял основные мысли докладчиков, я думаю, что некоторые из них очень схематически и формально применяли экономический анализ по отношению к нынешнему периоду.
Профессор Букшпан настаивает на цикличности послевоенного хозяйственного развития. Циклично оно, или нециклично? Можно ли установить более или менее правильный цикл. Я думаю, что нет. Есть ли это мятеж против Маркса, против Марксовой теории циклического развития? Никакого мятежа нет. Почему? Потому что Марксова теория не есть сверх-экономическая теория. Цикл выражает внутренний ритм самой исторической материи во всех ее движениях. Но во всех ли условиях? Нет, не во всех. Так, например, война наступила на второй год кризиса. В 1913 г. начался кризис и, несомненно, что эти серьезные экономические данные и данные социального характера— потому что голой экономикой никак не обернешься— говорят о том, что в 1913 году начинался не просто очередной конъюнктурный кризис, а некоторый перелом всего, по крайней мере, европейского экономического положения, и что Европа все более и более упиралась в пределы рынков. Возможности дальнейшего развития производительных сил приблизительно тем темпом, который наблюдался в Европе в предшествующие почти два десятилетия, крайне затруднялись: рост милитаризма происходил не только потому, что милитаризм и война создают рынок, но и потому, что милитаризм есть некоторый исторический инструмент буржуазии в ее борьбе за самоопределение, за свое могущество и проч. и проч. Не случайно война началась на второй год кризиса, обнаружившего величайшие затруднения рынка. Буржуазия прощупала рынок через агентуру коммерческую, через агентуру экономическую, дипломатическую, она его прощупала так, как мы, молодое государство, стараемся прощупать сейчас через нашу агентуру мировой рынок. Буржуазия видела это. Это создавало классовую нервность, обострение на почве политики, и это привело ее к войне в августе 1914 г.
Во время войны капитал делал прекрасные дела. Что это значит? Куда делась конъюнктура? Суть в том, что конъюнктура-то была не по Марксу, а по интендантству. Что интендантство против Маркса, это бесспорно, но конъюнктура была не против Маркса, ибо Марксова конъюнктура вовсе не есть кривая, которая сверху вбивается в экономику: вот тебе, жри, — хочешь не хочешь, а жри. Эта кривая проистекает из экономики. Если экономика проистекает из политики в этой конъюнктуре, как бы Европа не вооружилась, вы нормального цикла не найдете.
А первые годы после войны? Немцы назвали эту конъюнктуру — немцы, вообще, любят точную терминологию — шайн-конъюнктур*, потому что 1919 и 1920 гг. отчасти были продолжением в области хозяйства военных методов, — инфляция, грубейшие льготы рабочим, основанные на инфляции, т. е. на расточении основного капитала и т. д.
* Кажущуяся конъюнктура. — Ред.
По существу это было истощением основного капитала в главнейших странах Европы, а по внешности подъемом. Под маской подъема шло разрушение в начале войны. Это и была шайн-конъюнктур. А затем начинается расплата за войну, которая помножается на затруднения, начавшиеся в 1913 г.
Вот эта расплата за войну в начале налегла на тот новый понижательный процесс, который начался в 1913 г. Что надо капитализму?—Капитализм барахтается, у него начинаются спазмы, он ищет выхода. Есть ли тут циклическая правильность?— Поищите, товарищи, в спазмах циклическую правильность, потрудитесь найти. Это, однако, не значит, что Марксова теория не годится. Она годится, но надо применять ее правильно.
Я приведу самый простой пример. Есть инструмент, который называется шагомером, — очень грубый прибор, не точно отсчитывающий шаги. Если вы ходите более или менее правильной человеческой походкой, то он вам скажет, сколько верст вы прошли. Если вы начнете плясать, то это будет уже не так точно. Но если вы свалитесь в лужу или на льду, будете барахтаться в течение 2—3 минут, то шагомер покажет 20, 30, 50 шагов, между тем как вы будете оставаться на месте. С капитализмом произошло нечто подобное: война была для него ужасающим экономическим провалом. Что мы после этого видим? Мы видим попытку его подняться с этой сниженной ступени хозяйственного развития в условиях новой Европы—пересеченной новыми границами, с десятком новых таможен, при новых величайших трудностях. Если эту кривую развития пытаться найти для отдельных отраслей промышленности, для отдельных стран, для Европы, то что будет изображать такая кривая? Она будет изображать только судорожное усилие капитализма подняться. Ее никак не подведешь под ритм нормальных шагов капитализма, — не выйдет. Тут нужен глубокий анализ, и многие элементы анализа нам даны. Эти таблицы многому нас научат, или, по крайней мере, обо многом напомнят, многое уточнят. Они будут очень полезны, но попытка подвести эти данные под правильный цикл, этот цикл изобразить, как начало циклического ряда, и на этом основании построить прогноз действительно все же оптимистический, с точки зрения капитализма, будет неправильна.
Правда, почтенные три докладчика, которые в этом немножко повинны, из научной осторожности об этом не говорили. Научная осторожность — прекрасная черта; не всякий обязан быть политиком и делать ошибки, которые уже лежат, так сказать, в профессии политика. Экономисты могут позволить себе осторожность. Но иногда в осторожности эмбрионально скрывается неосторожность, и именно, в осторожной оценке опасностей и трудностей, стоящих перед капитализмом, заключается неосторожность слишком оптимистической оценки судеб его дальнейшего развития. И вот такой осторожный упрек я склонен сделать трем докладчикам.
В самом деле, цикличность здесь не только вопрос методологический, касающийся понимания Маркса и применения Марксовой теории, но и вопрос об оценке дальнейших путей развития. Цикличность Маркс объяснил намеками; исчерпывающего объяснения промышленных циклов Маркс не успел дать. Кое-что из его намеков, в высшей степени драгоценных, было разработано впоследствии Гильфердингом. Во всяком случае, цикличность, несомненно, связана коренным образом с расширением и обновлением основного капитала тяжелой промышленности, — это бесспорно. И поэтому указание тов. Спектатора, что колебание европейской промышленности происходит еще в рамках старого основного капитала,, каким он вышел из империалистической войны, или из довоенной эпохи, объясняет с точки зрения чисто теоретической, почему нельзя говорить о правильной цикличности. По той же причине было бы неправильно теперешний темп роста промышленности — 40%—50% в год — превращать в нормальный темп роста для всего дальнейшего развития. Это есть темп возрастания нагрузки доставшегося нам в наследство основного капитала. По той же самой причине, хотя и в других условиях, неправильно применение циклической теории и методологии, из нее вытекающей, для анализа послевоенного хозяйственного периода в Европе.
К этому я еще прибавил бы, что если в европейской экономике- при так называемых нормальных условиях политика играет большую роль, то роль эта такова же, как роль атмосферы в дыхании.
В условиях же перелома, в условиях, когда хозяйство судорожно ищет какого-то равновесия, и политика и военные силы играют совершенно другую роль. Мы это видим на примере той же Рурской оккупации. Происходили чудовищные захваты сырья, имущество перетаскивалось из одной страны в другую, налагались различного рода контрибуции, ставились военные помехи хозяйственным операциям. И такие полувоенные меры, как создание искусственных коридоров, нынешняя борьба за каучуковое сырье между Англией и Соединенными Штатами,—есть еще продолжение рурских методов, которое может стать колоссальным, огромнейшим фактором в хозяйстве. Другими словами, мы здесь видим уже не ту свободную или полусвободную игру экономических сил, какую мы привыкли анализировать в довоенный период, а здесь более концентрированная государственная волевая сила врывается в экономику, и это тоже грозит прервать или прерывает правильную или полуправильную цикличность, если бы она даже намечалась. Следовательно, без учета политики идти вперед нельзя.
Еще хуже в этом отношении поступает, мне кажется, профессор Кондратьев, когда выдвигает теорию больших циклов. Я не знаю, какова история этой теории. Я лично на этот вопрос наткнулся, кажется, в 1920 г., когда увидел, чуть ли не в первый раз, логарифмическую кривую, которая дается в приложении к январскому новогоднему номеру английской газеты «Таймс». Там есть старый английский экономист Китчен, который дает эту логарифмическую кривую. И, глядя на эту кривую, я понял, почему была у Маркса ошибка в 1849/50 г. В первый раз он надеялся на близкое развитие революции. Затем в 1851 г. Маркс сказал, что революции сейчас ожидать нельзя, потому что начинается экономический подъем, «но, — сказал он, — с ближайшим кризисом, который неизбежен, также будет неизбежна революция». Тем не менее кризис явился, а революция не явилась.
Так вот, если посмотреть на кривую Китчена, изображающую условия развития основных хозяйственных процессов капитализма, то понимаешь, в чем была ошибка Маркса. В 1851 г. начался но просто подъем конъюнктурного цикла, а новый большой подъемный период капитализма. В чем же суть? Капитализм развивается циклами. Циклы состоят из подъема, заминки, депрессии, кризиса и т. д., но соотношение между подъемом и кризисом не всегда одинаково. Бывают периоды развития капитализма, когда подъем и кризис приблизительно уравновешивают друг друга, — это периоды стагнации, застоя (конечно, не полного). Бывают периоды, когда подъем в каждом цикле сильно превышает кризис, который ему предшествует и который за ним следует, а следующий подъем еще более превышает кризис, который ему предшествует и который за ним следует. Что отсюда вытекает? Что все эти верхушки снимает история, когда она характеризует подъемную кривую в целом. Вся линия капиталистического развития в целом бурно поднимается вверх.
Маркс тогда не мог учитывать, — он ведь наблюдал подъем конъюнктурный — что он имеет дело с новой подъемной эпохой, когда кризисы будут только временными и слабыми заминками, а подъем будет их немедленно преодолевать и вести хозяйство вверх; этого он не предвидел. Революция в 1859/60 году не наступила. Тут наступили войны, объединение Италии, затем у нас Крымская война, затем война между Францией и Пруссией, вопросы неотложные, вопросы государственного и национального порядка разрешались войнами. До 70-х годов начинается новая линия застоя, стагнации и проч.
Я против некоторых левых оппонентов на 3-м Конгрессе Коминтерна говорил и доказывал, что не следует думать, будто кризис, как конъюнктурное состояние, будет непременно и непрерывно обостряться, а что будут колебания кризиса, но на основе кривой стагнации с уклоном вниз, или с ничтожным уклоном вверх, но в общем будет процесс застоя, загнивания капитализма в Европе и судорожные усилия и попытки подняться. Будут, однако, и конъюнктурные колебания. Хотя это и издыхающий капитализм, но он дышит, и его дыхание, его сердцебиение выражается вот этой конъюнктурной циклической кривой.
Я затем встретил в книге проф. Кондратьева попытку изобразить эти большие эпохи (кажется в 1923 или 1924 г.), характеризующие определенные отрезки капиталистической кривой, как новый цикл примерно в 50 лет. Помнится, даже я где то выступал, кажется, в «Вестнике Социалистической Академии». Я писал, что это в корне неправильно. В чем тут цикл? Цикличность свидетельствует о регулярности, о правильности, о ритмичности, о том, что выростаѳг из внутреннего свойства самого процесса—вот в чем смысл конъюнктурного цикла. Но как здесь можно говорить о цикле? Если бы случайно хронологически, чтобы ввести нас в заблуждение, история наша строилась бы так, что эти кривые оказались бы примерно одинаковой длины, — чего, по-моему, вовсе нет, — так это, может быть, приблизительно и можно было бы установить, хотя и с большими натяжками. Но если попытаться проделать это для отдельных стран, — все распадается прахом. Между тем цикличность Маркса для отдельных стран подтверждается целиком; а вот эти большие циклы не подтверждаются для отдельных стран.
И по существу это неправильно. Опять таки, в чем тут дело? Этот перелом в развитии капитализма вырастает вовсе не из внутренней динамики капиталистического процесса, как такового, а из условий, в какие он попадает в собственном развитии, из открытия для капиталистического воздействии новых континентов, колоний, новых рынков, или из военных революционных потрясений, которые пересекают ему дорогу. Вот, напр., новая могущественная страна Соединенные Штаты Северной Америки,—способна ли она создать для Европы стагнацию? Способна. Вытекает ли это из внутреннего ритма экономического развития Европы? Нет. А надолго ли Соединенные Штаты могут застопорить революцию Европы? Если революции не случится, то на несколько столетий.
Я бы хотел, как любит это делать проф. Кондратьев, рассмотреть в большом цикле европейское гниение. — Не выйдет. Опять таки, если брать пример с ходьбой, который я брал по отношению к малым циклам, то циклические конъюнктурные колебания выражают динамику капиталистической ходьбы. Эго—походка капитализма; а идет ли он в гору или вниз, или застрянет в трясине, — это уж от рельефа местности зависит. Конечно, здесь рельеф местности также не случайное явление, и он видоизменяется развитием самого капитализма, но он вовсе не есть имманентный процесс, свойственный капиталистическому развитию, как таковому. В этом глубокая разница, и в этом, мне кажется, ошибка проф. Кондратьева.
Мне не ясно, поскольку я уже формулировал это обвинение в некотором, так сказать, потенциальном оптимизме на счет возможностей капиталистического развития, мне не ясно у проф. Кондратьева, каким образом он доказывает, что американские производительные силы передвигаются теперь от Америки к Европе. Этого я абсолютно не могу понять. Тут я прямо скажу: убей, не пойму. В каких размерах, в каких пределах, какой удельный вес этого процесса, этой передвижки? Это надо учесть и, мне кажется, в этом основа. Что означают такие частичные перемещения? Если принять во внимание тот общепризнанный факт, что гегемоном мирового хозяйства является Америка, то делать какие бы то ни было прогнозы относительно европейского развития или революции, не учитывая растущего миро- державного положения Соединенных Штатов, значит писать счет без хозяина. Я думаю, что это теперь стало общепризнанным и спорить об этом не нужно.
Так вот, если так рассматривать Америку и если иметь в виду, что Америке нужна Европа, Европа, которая была бы достаточно сильна, чтобы оплачивать ей проценты, приобретать у нее те товары которых она в других местах сбыть не может, и в то же время достаточно слаба, чтобы не представить для Америки ни опасности в смысле вытеснения ее с рынков, ни в смысле сопротивления ее экспансии, — я не говорю о военной опасности, морской опасности или опасности десантной войны, то станет ясно, что у Америки есть для Европы определенная линия, отведен определенный угол, и в рамках этого угла Америка должна Европу держать.
Это ее политика. Этим объясняется ее душительская пацификаторская роль по отношению к Европе. Она поступает, как поступил бы, скажем, расчетливый мощный банкир, который финансирует несколько конкурирующих друг с другом трестов. Она хочет от каждого из них иметь свой процент. Те конкурируют друг с другом. Они могут ненароком друг друга разорить. Разорение одного—есть разорение другого, это есть опасность убытков и этого допустить нельзя. И вот вся политика такого банкира будет сводиться к тому, чтобы прежде всего обеспечить свои проценты, не уничтожая, конечно, конкуренции, потому что это дало бы их объединению такую степень эмансипации, которая бы угрожала его банкирскому самодержавию. С другой стороны, допускать до полного взаимного уничтожения их также нельзя, потому что это уничтожает его собственные барыши. Это грубое сравнение, но в основе правильное, тем более правильное, что Америка действительно от промышленного капитализма переходит к промышленно-финансовому капитализму более высокого банкирско-ростовщического типа. Таково отношение Америки к Европе.
Если в процессе ее отношений к Европе, когда она господствует над европейским хозяйством так, как Англия никогда не господствовала, потому что господство Англии, с точки зрения нынешних перспектив, было провинциальным господством, ничтожным по ресурсам,—если в этом процессе Америка еще не развернула всех своих возможностей, то это не значит, что она их не реализует в будущем.
Если ей не помешает революция, она реализует их на все 100%, как выражаются американцы. При этом положение уже теперь таково, что когда Англия попыталась отделаться от Америки посредством повышения цен на каучук, почти монопольной владетельницей которого она является, Америка ей погрозила пальцем; и можете не сомневаться в реальных результатах этой угрозы. У Америки есть могущественные комбинированные меры репрессии,—экономической репрессии, финансовой. Фунт стерлингов зависит целиком от банков Соединенных Штатов, причем мощь Соединенных Штатов так велика, что Соединенным Штатам не нужно ее приводить в движение целиком. Подобно тому, как в электротехнике большую массу энергии можно направлять при помощи небольшого ее количества, — Соединенные Штаты имеют возможность направлять линию Англии при помощи какого-нибудь жалкого займа, который они в необходимый момент подсовывают и который обеспечивает фунт стерлингов от конъюнктурных колебаний. Германский заем по плану Дауэса в 800 млн марок, или 400 млн рублей, носит столь же мелкий характер, — ведь с точки зрения довоенной пропорции и даже с точки зрения современных остатков германского могущества это ничто. А что они сделали? Германию завязали узлом и печать свою приложили, — ведь вот что они сделали! И если в рамках такого невиданного в истории процесса происходит какая-то передвижка производительных сил и средств от заокеанского банкира к его европейским должникам, то это эпизод, который на балансе большой бухгалтерской книги совершенно не сказывается.
В Англии надо ожидать повышательной тенденции, — это несомненно. Она уже наступила. Конечно, в Англии на ее глубочайший исторический кризис, который начал резко проявляться с 80-х годов прошлого столетия, и который в конце-концов осложнился войной, наложен целый ряд временных частных кризисов. В последнее время в ней происходит дефляционный кризис в связи с восстановлением золотого паритета фунта стерлингов. Это вообще болезненная операция, а для Англии — экспортирующей страны, она еще более болезненна. Но когда острый период судорожного сжатия оборотных средств в результате резкого повышения учетного процента завершается, то остается просто болезненный процесс. Вот это в Англии теперь и происходит. Ведь известное неизбежное улучшение после сверх- ухудшения предвидеть было нетрудно.
Но что это означает? Это означает технический изгиб кривой, а ни в коем случае не перемену ее направления. Мне кажется, что докладчики об Англии выражались действительно слишком оптимистически, в том числе и проф. Фалькнер, который говорил о новом усилении международной роли Англии. Я допускаю, что наступит некоторое улучшение по отношению к тому худшему периоду, когда со шляпой в руках Англия просила в Нью-Йоркском Бюро, чтобы ей дали заем в 600 млн Но это улучшение будет происходить на фоне продолжающегося фактического разорения Англии. У меня есть случайно один очень интересный документ, который автором не предназначался для печати (он, во всяком случае, не из печати получен, а другим путем). — Это секретный доклад Клайна, директора Бюро по внутренней и иностранной торговле при Министерстве Торговли Соединенных Штатов, где он, характеризуя положение Европы, говорит о том, что в Европе замечается некоторое улучшение, конечно, благодаря просвещенному вмешательству американского капитала. Тут я с ним не согласен. Я согласен с Айзенштадт, что американский капитал идет для грабежа и что его отрицательные черты частично переменятся только в том случае, если мы его получим в займы.
Так вот этот самый Клайн в секретном докладе, где он довольно оптимистически изображает положение Европы — и с этой точки зрения мы могли бы его пригласить пятым докладчиком — он об Англии выражается так: «Единственное темное пятно в более общем смысле, если мы исключим, конечно, финансовое положение Франции и Италия» — (если мы исключим две мелочи) — то получим пятно — (тоже не маленькое) — «сравнительно медленного восстановления Германии». Так что все в общем идет прекрасно: у Германии денег нет, у Франции денег нет, и Италия никак не поднимется — «а также Англия как будто бы находится в сомнительном коммерческом состоянии». Как видите, это тоже осторожный экономист. Я не хочу быть слишком пессимистичным, потому что Англия является нашим лучшим покупателем и самым надежным сторонником деловых принципов (это не может изменить оценку). «Но там развивается ряд факторов, которые, я думаю, дают пищу для серьезных размышлений». Какие же это факторы? — «Там существуют ужасные налоги, которые, по мнению некоторых наблюдателей, можно приписать жадности, в частности, к деньгам, выражаясь вежливо»…
В общем картина совершенно правильна. Англия задыхается от собственного экономического и технического консерватизма, который вырос на основе еѳ привилегированного положения, на основе ее капиталистического первородства, которое раньше попыталась завоевать себе Германия, а теперь присвоили себе Соединенные Штаты Сев. Америки. Все эти наследственные черты технического и экономического консерватизма режут ее на каждом шагу. Электротехническая промышленность, например, находится в Англии в жалком состоянии, имеет низкую рентабельность. На днях в наших газетах было телеграфное сообщение о том, что Болдуин создает какое-то Бюро в целях объединения электротехнической промышленности, электрических станций, чтобы выйти из того отчаянного положения, в котором находится английская электротехника по сравнению с американской. В каком же направлении Англия найдет выход из этого положения? Консерватизм Англии при росте Соединенных Штатов обозначается все больше и больше. Безработица не является там нормальной безработицей, образованием резервной армии; она превратилась там в подагрический сгусток, который не рассасывается в этом одряхлевшем организме. Какой же намечается выход? Никто из докладчиков на него не указал. Я его не вижу. Вот почему я думаю, что правы были те, которые критиковали проф. Кондратьева под углом зрения его прогноза. Откуда появился этот 49-й год? Из циклической теории, из теории больших циклов, но мы видим, — я постараюсь это доказать, — что и с малыми циклами рекомендуется обращаться осторожно, а тем более с большими. Быть может это вытекает из анализа экономического, из анализа хозяйственной ситуации, хозяйственных процессов? Хотя я не являюсь скептиком по части прогнозов, но если дается прогноз на основании материалистического анализа, то нужно заметить, что состояние наших нынешних методов возможности прогноза с такой точностью ни с какой стороны не допускает; а, между тем, прогноз оптимистов в отношении капитализма дает ему передышку на 15 лет. За 15 лет много можно сделать и в том числе и по нашему адресу. Нет, я думаю, что мы капитализму на этом вечере в сегодняшнем обсуждении передышку в 15 лет никак не обеспечим.
Профессор Букшпан говорил о том, что одной из возможных перспектив будет та, что Европа будет производить все больше аристократических товаров в противоположность Америке, которая все больше специализируется на товарной демократии. Но ведь Англия не знает, куда сбывать свою товарную аристократию. Кому же Европа будет сбывать? Надо указать, кто будет поглощать эти аристократические товары. Эго совершенно не вытекает из обстановки. Для Америки Европа будет производить аристократические товары? — Не выйдет. Америка, несмотря на все свое богатство, очень жестко ведет линию в отношении ввоза предметов роскоши из Европы. В частности и по отношению к нам. Во всяком случае, если бы роль Европы свелась к тому, что она превратилась бы в ювелира Америки и поставляла бы американским дамам изящные туфли и веера, тогда — прощай Европа! На это дело ухлопать европейское население в несколько сот миллионов человек никак нельзя.
Более загадочным представляется тенденция развития Соединенных Штатов, которые именно и поставили Европу в такое положение, что прогноз относительно Европы безусловна ясен: это временное улучшение, это спазмы, это небольшие подъемы, при постоянно растущем нажиме Соединенных Штатов. О Соединенных Штатах можно говорить альтернативно. Я допускаю оба варианта. Если Соединенные Штаты будут экономически мощно расти в ближайшие 10—20 лет или в те 15 лет, которые предлагает капиталистическому миру проф. Кондратьев, если в течение этих 15 лет Соединенные Штаты будут развиваться тем же темпом, каким они развивались в последнее десятилетие — то на чей счет? Прежде всего за счет Европы. Они не дадут возможности Европе не только восстановить свое положение на мировых рынках, но будут оттеснять ее с тех позиций, на которых она сейчас стоит, а, при американской организации и технике это, конечно, нетрудно. Почитайте, что в последнее время пишут европейцы о темпе экономического развития Соединенных Штатов; наблюдатели-экономисты, практики и теоретики выражаются о Соединенных Штатах в таком стиле: «темп американского развития является страшной угрозой»… Если Америка пойдет в ближайшие 15 лет вверх, то это будет за счет Европы. А что это означает для Европы? Для Европы это будет революционная перспектива. А задержка экономического развития Америки что означает? Эго означает бешеный рост американского милитаризма, ибо задержанные экономические пары найдут выход в этом направлении. Совершенно верно, что капитал, тяжелая металлургия будут требовать от президента, от правительства, от сената: стройте суда, расширяйте программы. И не случайно ведь американцы предлагают разоружить Францию, разоружить Советский Союз, но ни в каких конференциях не участвуют, и своего собственного разоружения не хотят. Им достаточно Вашингтонской конференции, где они разоружили Германию. Я говорил на одном из конгрессов Коминтерна, что около 1925 г. в отношении флотов американского и английского неизбежны столкновения Соединенных Штатов с Англией. Меня левые обвиняли, что я откладываю революцию до этой войны, долженствующей произойти только в 1923/24 г. Но я никакой революции не откладывал, ибо я революциями вообще не заведую. Я просто пытался определить тенденцию развития. Гегемония Англии покоилась на ее мировом положении и на колоссальном превосходстве ее флота, не только создававшего рынок для ее тяжелой промышленности, но и являвшегося орудием захвата рынков для тяжелой и легкой промышленности вплоть до того, что он заставлял китайцев покупать опиум из Индии. По программе судостроения Англии и Соединенных Штатов получилось так, что в 1923/24 г. Англия должна была отодвинуться на второе место, и я говорил: неужели Англия сдаст позицию? Тут дело идет о войне. Но Англия сдалась без боя, дипломатическим путем. Тогда я сказал себе, что, во-первых, Англия отныне есть не то что второстепенная держава, но держава, отстоящая на колоссальное расстояние от нынешней первой державы, от Соединенных Штатов, и что основной мировой антагонизм — это антагонизм между Соединенными Штатами и Англией и все остальные антагонизмы — Соединенных Штатов и Японии, Англии и Франции, Франции и Германии являются антагонизмом 2-го и 3-го порядка. Соединенные Штаты завоевали первую позицию, не вынув меча, не сделав ни одного выстрела, и ограничившись только одной Вашингтонской конференцией. Соединенные Штаты продолжают совершенствовать свой флот, уступающий английскому в смысле личного состава; но ценность английских флотских традиций еще надо доказать практически. Германский флот доказал свои качественные преимущества над Британским, хотя и чудовищно уступал ему количественно.
В статье тов. Фельдмана соображения насчет хода развития Соединенных Штатов приведены к логарифмической форме, и он делает вывод, что развитие Сев. Америки все более упирается в тупик и нынешний подъем ничто в сравнении с подъемом прошлого десятилетия. Если такова ситуация, то она не дает оснований для построения мирных перспектив мирового развития. Подъем Америки вверх, поскольку он будет происходить без потрясений, загоняет Европу в хозяйственный тупик, и Европа либо загнивает, как когда то загнила Римская империя, либо переживает революционное возрождение. Но о загнивании Европы говорить пока не приходится. Если Америка в своем экономическом развитии задержится, ее колоссальные силы найдут себе выход в войнах. Это будет для нее единственная возможность преодолеть ту деформацию, которая явилась в результате остановки ее экономического развития. Эта деформация двигалась как ядро. Такое ядро, пущенное с колоссальной силою и задержанное, может произвести колоссальное разрушение внутри страны.
Перейдем теперь к положению пролетариата. Что касается Англии, то от прошлого аристократического положения английского пролетариата не осталось ничего. Наше братание с британскими профсоюзами основано на хозяйственном упадке Англии. Привилегированное положение занимает теперь рабочий класс Соединенных Штатов. Задержка экономического развития обозначала бы для Америки крупнейшие изменения в соотношении внутренних сил и, следовательно, повлекла бы революционное движение, происходящее с характерной для Америки быстротой. Таким образом, при обоих возможных вариантах для Америки мы получаем перспективу величайших потрясений в ближайшее десятилетие, а вовсе не перспективу мирного развития. Недавно в Американском «Экономисте» была статья, где говорилось: «мы достигли такого уровня развития, когда нам нужны широкие войны». Подобно тому, как для прокормления большого города нужны откормленные телята, так и «Экономист» заявляет, что американская индустрия достигла такого развития, что Америке, как показал опыт прошлой войны, нужны широкие войны. У американских империалистов ориентация не на мирное развитие.
Перейдем к Франции. Не верно, что Франция безболезненно переживет свой дефляционный кризис. Из чего это видно? Сперва во Франции существовал национальный блок, который в первый и во второй период чудовищно увеличил инфляцию, обманывал мелкую буржуазию, грабил ее и, в конце-концов, оттолкнул ее от себя, потому что от инфляции теряет мелкая буржуазия. На этой почве произошла смена правительства: национальный блок вынужден был уступить место левому блоку, потому что он не сумел разрешить финансовую проблему. Сперва Эррио, потом Пенлеве с первым и со вторым министерством, наконец, Бриан. Что Франция—богатая страна, это более или менее верно, но это страна обострившихся социальных противоречий, страна сильно пострадавшей мелкой буржуазии и крестьянства. Я охотно верю статистике, проведенной Фалькнером, насчет французского национального дохода, но ведь вообще очень трудно подсчитать национальный доход какой-либо страны и при этих подсчетах, конечно, темперамент и угол зрения некоторым коэффициентом входят. Я ни в малейшей степени не хочу говорить против компетентности или научной добросовестности Фалькнера, в которых я не сомневаюсь, но ведь можно критически отнестись к данным и более снисходительно, это зависит от основной установки в данном вопросе. Во Франции стоит вопрос о долгах; для разрешения которого до сих пор ничего не сделано, а между тем Америка требует разрешения этого вопроса и Франции без Америки не обойтись. Каким же путем он будет разрешен? Франция — богатая страна, в том смысле, что одни имеют, а другие не имеют. Но кто имеет, давать не хочет, а кто не имеет, тот не даст, и если будут обдирать и у рабочего класса, и у буржуазии, получится колоссальнейшая разноголосица и нарекания. Французская мелкая буржуазия имеет революционные традиции. Разве Пуанкаре, Клемансо, Мильеран не любят власти? Тем не менее они один за другим уходят, понюхавши этого горячего сала. Потому что знают, что обожжешься. Во Франции даже при слабости партии пролетариата, как революционного спектра со знамени Парижской Коммуны, даже при слабости профсоюзов, может сразу развернуться огромная динамическая революционная сила мелкой буржуазии и французского мужика, который потерял на войне и сына и сбережения. Правда, дефляции можно достичь, взяв за горло крупную буржуазию, банки, крупную металлургию и заставить их платить, но это привело бы к страшному повышению учетного процента, сжатию оборотных средств и промышленному кризису, потому что у Франции большие долги и кризис валюты. Французские политики смотрят не так радужно на вопросы дефляции, как наши советские профессора.
Нам говорят, что все же Европа находит какой-то выход из трудного положения. Действительно, Европа уже не живет в тех условиях, в каких она жила в ноябре 1918 г. или в январе 1923 г., когда Пуанкаре захватил Рур. Такое положение долго длиться не могло, и связанные с ним затруднения в настоящее время преодолены. Европа живет. Метод преодоления: Вашингтонская конференция, отодвинувшая Европу на задворки и ухудшившая положение Англии, а затем Европы в целом, посредством плана Дауэса, завязавшая Европу американским узлом. С точки зрения момента это есть несомненный выход из положения отчаянного, из положения войн, но с точки зрения дальнейших перспектив это значит, что Германия находится в состоянии, в котором она вот-вот вздохнет, а потом опять задыхается. Два года назад развитие германской промышленности шло чрезвычайно быстро, теперь там налицо ужасающий кризис, происходит тысяча банкротств, продают заводы на вывоз и миллионами исчисляюгся безработные. Разве может быть более яркая характеристика безнадежного положения Германии и Европы? До войны Германия обладала колоссальной гибкостью и приспособляемостью, затем нажим Англии и война приучили ее к гибкости сугубой. Все эти навыки германских капиталистов, которые довольствуются маленькой прибылью, непритязательность рабочих, которые довольствуются маленькой зарплатой после ужасающих голодных годов, все это, однако, не устраняет ужасающего кризиса. Разве это не есть показатель безвыходности положения Европы?
Теперь, после Вашингтона. Локарно и плана Дауэса, договорились до Соединенных Штатов Европы, и я, судя по словам профессора Фалькнера, являюсь чем-то вроде апостола в отношении этой теории.* Тем не менее эго немножко не так. Я благодарен профессору Фалькнеру за то, что он помнит, о чем я писал, но я говорил об этом немножко другими словами. Здесь произошло нечто подобное тому, что было при объяснении Фауста с Гретхен: когда Фауст высказывается в довольно якобинском и атеистическом духе, то Гретхен говорит: «Ты говоришь то же, что говорил пастор в церкви, но немножко другими словами». — Пастор в церкви говорил другое. Я говорил о социалистических Соединенных Штатах Европы и о диктатуре пролетариата, имея в виду, что Европа, загнанная в тупик, не выдержит этих перегородок внутри. Современное положение Европы и рост Соединенных Штатов подтверждают наш прогноз. Мы говорили, что положение Европы безвыходно при нынешних перегородках и раздробленности, что эго есть балканизирование Европы, о котором я упоминал на 2-м конгрессе Коминтерна. Людек Дека, которого я цитировал, утверждает, что балканизированная Европа погибнет под натиском Соединенных Штатов. То же говорится и в книге немецкого буржуа, которая вышла недавно. Итак, с одной стороны, Бриан, с другой стороны немцы, пролившие реки крови для того, чтобы преодолеть конкурентов и расшириться, — все они теперь говорят о Соединенных Штатах Европы. Это означает полный упадок, неверие в возможность развития, сознание бессилия перед растущей мощью Соедин. Штатов. Мелкая буржуазия трусливо мечтает о каком-то объединении не для отпора, а просто для того, чтобы существовать: не до жиру, быть бы живу. Такова психология нынешних правителей Европы. Я не буду оптимистичен на их счет.
* Замечание тов. Троцкого является ответом на следующее место из речи проф. Фалькнера:
«Очередной лозунг современной капиталистической Европы—это лозунг создания Соединенных Штатов Европы. Созданием Соединенных Штатов Европы имеется ввиду определить те новые таможенные барьеры, которые были созданы после войны, то новое политическое разграничение, которое изменило Европу. Созданием Соединенных Штатов Европы имеется в виду разрешить актуальнейшие вопросы международной экономической политики.
«Я должен напомнить, что лозунг Соединенных Штатов Европы был впервые выдвинут в Советской России Л. Д. Троцким и теперь, после нескольких лет, капиталистическая Европа сама выдвигает этот лозунг. Это доказывает, что лозунг этот был актуален. Но каковы шансы на осуществление этого лозунга, о котором так много говорят и пишут в настоящее время. Я считаю, что осуществление его, несмотря на конференцию, которая созывается по приглашению Лушера при Лиге Наций, экономическую конференцию, на которую наше правительство решило послать своих представителей, как два дня назад было сообщено в газетах, несмотря на насущную потребность в создании международной, междугосударственной организации, я думаю, что шансов мало, я думаю, что эта проблема разрешена не будет, ибо слишком сложен комплекс противоречий и в слишком разные стороны тяготеют разные хозяйственные группы современной Европы.
«Я думаю, что не задача федерирования явится разрешением важнейших организационных вопросов современной Европы. Федерирование руководящих капиталистических групп при активнейшем участии Соединенных Штатов, международное трестирование и картелирование важнейших отраслей промышленности — вот тот исход, который намечается капиталистическим характером хозяйства Европы для ближайшего времени». (Стенограмма заседания). Ред.
Теперь несколько слов насчет хозяйственного положения СССР. Конечно, на мировое развитие мы оказываем еще минимальное влияние, мы вышли на мировой рынок пока еще только в очень скромных размерах, но для социалистической Европы мы будем иметь решающее значение. Социалистическая Европа вместе с нами будет непобедима для Соединенных Штатов. Но если бы мы были враждебным тылом, то перед лицом капиталистических Соедин. Штатов пролетарская Европа могла бы оказаться бессильной. Имея же такой могучий тыл как наша страна, пролетарская Европа, которая будет социалистической федерацией, социалистическими Соедин. Штатами, вместе с нами разовьет огромную притягательную силу по отношению к Азии. Если сейчас при блоке нашем с социалистическими Соединенными Штатами Европы мы дадим по сходной цене товар Азии, мы ее целиком поведем за собою, а транзитная дорога из социалистической Европы будет лежать через СССР. Тогда Америке не удастся отодвинуть Европу в сторону. Соедин. Штаты Европы против Америки — эта перспектива вполне реальна, и подобный прогноз может быть сделан.
Если бы капиталистический мир стал сейчас перед возможностью нового органического подъема, нашел бы новое экономическое равновесие, как базу для дальнейшего развития экономических сил, то это означало бы, что мы, как социалистическое государство, погибли. Теоретически и практически это можно доказать в двух словах. Теоретически, — потому, что подъем капитализма в Европе создаст колоссальнейшую технику для буржуазии и изменит психологию пролетариата; если пролетариату будет доказано, что капитализм может поднять национальное хозяйство, то это не может не подействовать на рабочий класс, который пытался сделать революцию, который разбит, который пережил разочарование. Если капитализм двинет хозяйство вверх, то это значит, что он завоюет пролетариат во второй раз и поведет за собою рабочую массу. Ведь с теоретической точки зрения социализм имеет право на существование именно потому, что капитализм не способен развивать производительные силы. Наша революция выросла на экономической основе и до революции мы дошли, как основная часть мирового хозяйства. Если бы капитализм обнаружил, что он способен развивать производительные силы, то это значило бы, что мы в основном диагнозе ошиблись, что капитализм является прогрессивной силой, что он развивает свои силы быстрее, чем мы, что мы явились слишком рано, а история поступает очень круто с преждевременно родившимися. Вот что это обозначало бы, если бы оптимистический для капитализма прогноз имел основание. Имеет ли он основание? — Потрудитесь доказать. Буржуазия этого пока что не доказала и доказать не может. В Европе нет развития производительных сил, происходит колебание, ломка наличных производительных сил — это основной факт. Поэтому надо сказать, что социализм имеет право на существование, на развитие и полную надежду на победу.
Европейский капитализм, для нас наиболее близкий и опасный, доказывает с каждым годом своего послевоенного существования, что Европа не увеличивает производительных сил; а Соединенные Штаты увеличивают не в такой степени, в какой это было бы возможно при применении к американской технике социалистических методов организации хозяйства. Если бы к американским стандартам, к конвейерному принципу Форда применить социалистические методы, то производительные силы росли бы много быстрее.
В Европе они вовсе не растут.
К рассматриваемому нами вопросу необходим новый подход, — не отвлеченно-теоретический, а подход волевого рационализаторского порядка. Надо выяснить печальное положение Европы, нажим на нее Америки и спросить: что нужно сделать с Европой и с нами, а отчасти и с Азией, чтобы наладить мировое хозяйство?
Эта тема вытекает целиком из нашей обстановки. Годом раньше или годом позже поставит ее история, и нам надо ее теперь поставить перед собою теоретически.