Переписка с Амадео Бордига

Ниже мы приводим переписку Троцкого с Бордига, плюс несколько примеров затруднений и рогаток, которые аппарат Сталина расставил в течение трех лет вокруг Троцкого. Его, начиная с болезни Ленина в 1923 г., изолировали в партии и Коминтерне, обвиняли в фракционности и непартийности. Переписка и общение с коммунистами, как внутри РКП, так и в других секциях Коминтерна, все чаще и грубее ставились ему в вину как проявления фракционности.

Один из основателей итальянской коммунистической партии, ее представитель в Исполкоме Коминтерна, Амадео Бордига, будучи в Москве, послал письмо Троцкому с вопросом об истории германской ошибки в октябре 1923 г. Прежде, чем ответить, Троцкий послал записку генсеку ЦК, Сталину. Тот лицемерно ответил, что, мол, Троцкий может общаться с любым коммунистом напрямую. Троцкий ответил на вопросы Бордиги, но еще раз написал в Секретариат ЦК, пытаясь обезопасить себя от обвинений в фракционности. Незачем говорить, что эти бюрократические игры и обвинения крайне затрудняли товарищеское общение в Коминтерне.

Как бы благородно и отрыто ни действовали Троцкий, Зиновьев и другие оппозиционеры — в смысле информирования партийных инстанций о связях с иностранными коммунистами — Сталин и К° ставили их общение с группами коммунистов в Германии, Италии и т. д. им в вину, как злостную фракционность. — /И-R/


С Секретно.

Дорогой товарищ Троцкий.

Итальянская делегация на настоящий расширенный Пленум ИККИ во время одного совещания с т. Сталиным поставила некоторые вопросы по поводу Вашего предисловия к книге «1917» и Ваших критических замечаний о германских событиях в октябре 1923 г., и тов. Сталин ответил, что Ваша позиция в этом пункте была противоречива.

Боясь допустить при передаче весьма определенных слов т. Сталина хотя бы малейшую неточность, я сошлюсь на письменный документ, содержащий то же утверждение, именно на статью тов. Куусинена, помещенную в «Correspondence Internationale» (франц. изд. от 17 декабря 1924 г. № 82. Эта статья была напечатана по итальянски во время дискуссии к нашему съезду (Unita, 31 авг. 1923 г.).

В статье утверждается, что:

а) до октября 1923 г. Вы поддерживали группу Брандлера и в общем принимали линию руководящих органов Коминтерна, стоявших за германское выступление;

б) в январе 1924 г., в тезисах, подписанных вместе с тов. Радеком, Вы утверждали, что германская партия не должна была начинать борьбу в октябре;

в) только в сентябре 1924 г. Вы формулировали Ваши критические замечания против ошибочной политики Г.К.П. и Коминтерна, приведшие будто бы к улучшению благоприятного момента для открытия борьбы в Германии.

По поводу этих приписываемых Вам противоречий я полемизировал против тов. Куусинена в статье, появившейся в Unita в октябре месяце, причем я опирался на известные мне данные. Но Вы один можете пролить полный свет на этот вопрос, и я прошу Вас сделать это, в целях информации, в форме кратких заметок, которые я использую для личного осведомления. И лишь в случае разрешения со стороны соответствующих партийных органов я мог бы впоследствии использовать их для публичного обсуждения вопроса в нашей печати.

В надежде получить от Вас эти данные, я заранее благодарю Вас и прошу принять мой коммунистический привет.

2-го марта 1926 г., Москва.

Бордига.


Прежде чем ответить Бордиге, Троцкий попытался обезопасить себя от обвинений в фракционности. — И-R

Записка Л. Д. Троцкого И. В. Сталину

8 марта 1926 г.

С. Секретно

В Секретариат ЦК тов. Сталину.

Тов Бордига прислал мне прилагаемое при сем письмо, заключающее в себе несколько вопросов, относящихся к событиям 1923 г. в Германии. Я набросал предлагаемый при сем проект ответа. При всяких других условиях я, разумеется, послал бы этот ответ, не утруждая ЦК. Но я хочу избежать каких бы то ни было моментов, способных — прямо или косвенно — осложнить положение. Вот почему я пошлю это письмо лишь при отсутствии возражений со стороны Политбюро.

Л. Троцкий


 

Ответ И. В. Сталина

8 марта 1926 г.

С. Секретно

т. Троцкому (по поводу переписки с Бордигом)

Опоздал с ответом ввиду болезни.

Я думаю, что члены ЦК могут вести переписку с любым членом Коминтерна по вопросам, их интересующим, за своей собственной ответственностью, без обязательного вмешательства ЦК ВКП(б). Поэтому не стоит передавать Вашу переписку на санкцию Политбюро. Это не только мое мнение, но и мнение всего Секретариата ЦК.

И. Сталин


Получив провокационное «Добро» от Сталина, Троцкий ответил на вопросы о германской неудаче. — И-R

С. Секретно

Дорогой товарищ Бордига.

Несомненно, что в основе того изображения фактов, какое Вы рисуете, лежит ряд явных и очевидных недоразумений, которые можно без труда развеять с документами в руках.

1. Мое отношение к Центральному Комитету, руководившемуся тов. Брандлером, было резко критическим в течение осени 1923 года. Мне не раз приходилось в официальном порядке выражать свое опасение, что этот Центральный Комитет не сможет повести германский пролетариат на завоевание власти. Это мое утверждение запечатлено в официальном партийном документе. Мне не раз приходилось говорить и самому Брандлеру и о Брандлере в том смысле, что он не уяснил себе специфического характера революционной ситуации, смешивает революцию с вооруженным восстанием, фаталистки ждет развития событий вместо того, чтобы идти им навстречу и пр. и пр.

2. Правда, я был против того, чтобы одновременно с Брандлером отстранить от работы Рут Фишер, ибо полагал, что в такой период борьба внутри ЦК может совершенно погубить дело, тем более что в основном, т. е. в отношении к революции, ее этапам, позиция Рут Фишер была проникнута тем же социал-демократическим фатализмом, непониманием того, что в такой период немногие недели решают судьбу долгих годов, а иногда и десятилетий. Я считал необходимым поддержать тот ЦК, который есть, оказать на него необходимое давление, помочь его революционной решимости посылкой дополнительных работников и пр. и пр. Никто не предлагал тогда заменить Брандлера, и я этого не предлагал.

3. Когда Брандер прибыл в Москву в январе 1924 года и высказался в том смысле, что он теперь более оптимистично смотрит на развитие событий, чем осенью прошлого года, для меня стало еще более ясно непонимание Брандлером того своеобразного сочетания условий, которое создает революционную ситуацию. Я ему оказал:

«Вы не отличаете лица революции от ее спины. Прошлой осенью революция надвигалась на Вас лицом. Вы упустили момент. Она прошла мимо вас, т.е. повернулась к вам спиной, а вам кажется, что она идет на вас».

Если осенью 1923 года я больше всего опасался, что германская коммунистическая партия упустит решающий момент, — как это и случилось, — то после января 1924 года я опасался, что левые будут вести такую политику, как если бы в порядке дня все еще стояло вооруженное восстание. Именно этим объясняется ряд статей и речей, в которых я старался доказать, что данная революционная ситуация уже упущена, что неизбежен революционный отлив, что в ближайший период коммунистическая партия будет неминуемо терять свое влияние, что буржуазия использует отлив революции для своего экономического упрочения, что американский капитал использует упрочение буржуазного режима для широкой интервенции в Европу под лозунгами «нормализации», «пацификации» и пр. и пр. При этом я, конечно, подчеркивал общую революционную перспективу, но как стратегическую линию, а не тактическую.

4. Я дал по телефону свою подпись под январскими тезисами тов. Радека, в редактировании которых я не участвовал (по болезни) — именно потому, что в них заключалось точное заявление, что германская партия упустила революционную ситуацию и что сейчас для нас открывается в Германии новый период — не непосредственного штурма, а обороны и подготовки. Это я считал для того момента решающим.

5. Утверждение, будто я говорил, что германская партия не должна была вести пролетариат к восстанию, ложно с начала до конца. Главное мое обвинение против брандлеровского ЦК в том и состояло, что он не сумел идти в ногу с событиями и втянуть партию во главе народных масс в вооруженное восстание в период от августа до октября.

6. Я говорил и писал, что после того, как партия фаталистически утеряла темп событий, оказалось поздно подать сигнал вооруженного восстания: военщина уже использовала потерю времени со стороны революции, захватила важные позиции, а главное, в массах уже произошел перелом и начался явный отлив. В том-то и состоит специфический и неповторимый характер революционной ситуации, что в течение месяца или двух она может радикально измениться. Недаром Ленин повторял в сентябре — октябре 1917 года: «Теперь или никогда!» (т.е. «никогда» при данной революционной ситуации).

7. Хотя я в январе 1924 года по болезни и не принимал участия в работах Коминтерна, но совершенно правильно, что я был настроен против отстранения Брандлера от работы в составе ЦК. Я считал, что Брандлер дорогою ценой приобрел столь необходимый для революционного вождя практический опыт. В этом смысле я, вероятно, защищал бы сохранение Брандлера в Центральном Комитете, если бы не находился в то время вне Москвы. Кроме того, я решительно не доверял Маслову, считая — на основании бесед с Масловым — что он имеет все недостатки брандлеровского подхода к вопросам революции, но не имеет достоинств Брандлера, именно серьезности и добросовестности. Независимо от того, ошибался я или нет в оценке Брандлера и Маслова, вопрос этот имеет лишь косвенное отношение к оценке революционной ситуации осенью 1923 года и ее перелома в ноябре — декабре того же года.

8. Один из важнейших выводов из немецкого опыта был для меня тот, что в решающую минуту, от которой, как сказано, зависит судьба революции на долгий период, во всех коммунистических партиях неизбежен — в той или другой степени — социал-демократический рецидив. В нашей революции этот рецидив — в силу всего прошлого партии и в силу совершенно беспримерной роли Ленина — имел минимальный характер и, тем не менее, ставил в известные моменты под угрозу успех партии в борьбе за власть. Тем более важной считал я — и считаю — неизбежность социал-демократических рецидивов в решающий момент в более молодых и менее закаленных коммунистических партиях Европы. Под этим утлом зрения необходимо оценивать работу партии, ее опыт, ее наступления и отступления на всех этапах подготовки к завоеванию власти. Исходя из этого опыта нужно подбирать руководящие кадры партии.

Л. Троцкий

Р.S. Незачем говорить, что я считал бы ошибкой возобновление дискуссии по этим вопросам, которые связаны с рядом фактических и личных эпизодов, трудно поддающихся проверке — тем более для иностранной партии. Немецкий опыт 1923 г. необходимо изучать со всей тщательностью и конкретностью. Не пройдя через это изучение, в Европе не сформируются революционные вожди. Но при этом надо, разумеется, отметать личное, наносное, выдуманное, изучая события по возможности по первоисточникам и по бесспорным документам.

Л. Троцкий


Приложение: записка в ПБ и Президиум ЦКК

22 марта 1926 г.

С. Секретно.

В Политбюро ЦК ВКП(б)

В Президиум ЦКК ВКП(б)

Считаю необходимым препроводить для сведения членам Политбюро и Президиума ЦКК полученное мною во время расширенного Пленума Исполкома Коминтерна письмо т. Бордиги, мой ответ на это письмо и обмен записками с Секретариатом ЦК по поводу моего ответа.

В приложениях я даю цитаты из партийных документов 1923 года. Этих выдержек я к своему письму т. Бордиге не прилагал

Л. Троцкий