Последняя записка Бухарину.
Бухарин не ответил Троцкому ни на первое письмо от 9 января, ни на второе от 4 марта. Через две недели, сразу после очередного заседания Политбюро, — вот его стенограмма — Троцкий сделал последнюю попытку апеллировать к совести Бухарина. Для объяснения этих писем см. нашу заметку «О письмах Бухарину» ко второму письму от 4 марта 1926 г. — /И-R/
19/III.26 г.
Н. Ив.,
хотя из вчерашнего заседания Политбюро мне стало совершенно ясно, что в Политбюро окончательно определилась линия на дальнейший зажим, со всеми вытекающими отсюда последствиями для партии, но я не хочу отказаться ещё от одной попытки объяснения, тем более, что Вы сами мне предложили переговорить о создавшемся положении. Сегодня я целый день — до 7 часов вечера — буду ждать Вашего звонка. После 7 ч. у меня Главконцесском.
Л. Троцкий
19 марта 1926 г.
Заседание Политбюро происходило 18 марта 1926 г. в разгар кампании против «жидов в Политбюро». Об этих записках между Бухариным и Троцким последний впоследствии писал:
«На одном из заседаний Политбюро я написал Бухарину записку: «Вы не можете не знать, что даже в Москве в борьбе против оппозиции применяются методы черносотенной демагогии (антисемитизма и пр.)». Бухарин уклончиво ответил мне на той же бумажке: «Отдельные случаи, конечно, возможны». Я снова написал ему: «Я имею в виду не отдельные случаи, а систематическую агитацию партийных секретарей на больших московских предприятиях. Согласны ли вы отправиться со мной для расследования, например, на фабрику «Скороход» (я знаю ряд других предприятий)». Бухарин ответил: «Что ж, можно отправиться»… Тщетно, однако, я пробовал заставить его выполнить обещание: Сталин строго-настрого запретил ему это.» (См. статью «Термидор и антисемитизм»).
Известный американский историк и биограф Бухарина, Стивен Коэн, опускает из своего изложения этот эпизод переписки Троцкого и Бухарина в начале 1926 г. Моральное падение Бухарина тесно связано с его попустительством в отношении антисемитской кампании Сталина против оппозиции. Но этот эпизод морального разложения не вписывается в мифологему о «хорошем коммунисте» ("The Good Communist", см. "Bukharin", Vintage Books, 1971, p. 220) и противнике аморального Сталина, которую выдвинул Коэн и употребил Горбачев в годы перестройки.
Не поняв этого морального краха, мы не можем понять поведения Бухарина в течение пятнадцати лет между смертью Ленина и его гибелью. С левого фланга большевизма он перешел на правый. В 1925 г. Бухарин сказал Троцкому в ответ на его критику партийного зажима: «У нас нет демократии, потому что мы боимся вас» («Моя жизнь», гл. «Болезнь Ленина»). Впоследствии, в 1926—27 гг. во время последней стадии разгрома оппозиции и на XV-м съезде в декабре 1927 г. во время исключения Объединенной оппозиции — Бухарин звереет, «с волками воет», издевается над и глушит голоса диссидентов. Через полгода в июле 1928 г. он тайком встречается с Каменевым и измученно признается последнему в паническом страхе перед Сталиным. Вплоть до своего ареста и появления на 3-ем Московском процессе в марте 1938 г. Бухарин ползает на брюхе перед тираном и как редактор газеты «Известия» славословит его.
«Мягкий, как воск» — выражение Ленина и Троцкого — Бухарин на последней стадии жизни потерял своё политическое и моральное лицо.
— Искра-Research.