Новый этап Китайской революции от Чан Кайши к Ван Тинвею.

Печатается по копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка MS Russ 13 Т-971. На первой странице документа рукописная надпись Троцкого: «Написано, видимо, Зиновьевым. Л. Тр.». — /И-R/

Новые события в Китае имеют такое громадное значение для судеб китайской революции и всего Коминтерна, что мы считаем своим долгом вновь обратиться к вам, несмотря ни на что. VIII Пленум Коминтерна, по настоянию Сталина-Бухарина, одобрил и сохранил в силе старую соглашательскую линию политики в Китае. Ни в одном из практических вопросов он не сделал шага вперед. Проверка не замедлила последовать. Не успел еще Пленум разойтись, как события в Чанша развернули все вопросы заново, обнаружив, что директив Пленума не хватило и на несколько недель. Так всегда бывает с оппортунистической линией в эпоху революции.

Переворот в Чанша, сопровождающийся кровавой расправой над рабочими и крестьянами, события в так называемом «левом» Гоминьдане в Ухане, развитие событий на фронтах, соглашение Фын Юйсяна, а, по-видимому, и Ван Тинвея с Чан Кайши, — все это снова целиком и полностью оправдало и подтвердило тот анализ и те предсказания, которые мы делали в ряде документов, обращенных в ЦК нашей партии и в Коминтерн. К несчастью, — ибо все это разыгрывается на спине китайского рабочего класса, — и уроки, оплачиваемые ценою чудовищных ошибок и потерь, обходятся Коминтерну невыносимо дорого.

I. Что произошло в Китае после переворота Чан Кайши?

Контрреволюционный переворот в Чанша, как сообщает «Правда» от 16 июня 1927 г., начался уже 19 мая, а между тем партия и Коминтерн впервые узнают об этом важнейшем событии из телеграмм «Правды» только месяц спустя. Телеграмма о том, что Фын Юйсян избран членом Нанкинского правительственного совещания (т.е. белогвардейского правительства Чан Кайши), своевременно получена была ТАССом 24 мая (см. Бюллетень ТАССа «не для печати»). Это стало системой. Если нельзя скрыть, — по крайней мере оттянуть, «подготовив» партию новой атакой на оппозицию. Не ясно ли, что правильная политика в таких приемах не нуждается?

Что произошло в Чанша и других местах провинции Хунань?

Союз офицеров местного гарнизона с несколькими сотнями солдат, несомненно с ведома и согласия Тан Шенчи, т.е. сегодняшнего хозяина «левого» Гоминьдана, 19 мая приступил к разоружению рабочих и крестьянских пикетов, 21 мая частями 35 корпуса были окружены и разогнаны рабочие и крестьянские союзы. Разоружено 500 человек. 12 убито. Арестовано около 20 руководителей союзов. При вести о перевороте, крестьяне прилегающих районов быстро организовали отряды и двинулись в наступление к Чанша. Однако, плохо вооруженные, они были отбиты пулеметным огнем и отступили. Командир 3 национального корпуса решил изъять «левых» из армии. По его распоряжению коммунисты-политработники высланы из корпуса. Перевороту в Чанша, как известно, предшествовало восстание Сяо Дуина, и еще раньше — Ян Сена. Такова краткая хроника событий. Главным действующим лицом в них выступает «союз офицеров». Совета солдатских депутатов нет. Потому что он невозможен? Нет, потому что его давно требовала оппозиция, а Сталин-Бухарин запретили.

Тан Шенчи повторяет почти фотографически Чан Кайши. Начиная с клятв и деклараций, он кончает расстрелами рабочих и крестьян и захватом власти. Совершенно очевидно, что «походом» на Север он маскировал подготовку контрреволюционного переворота в тылу своего «левого» правительства», которое всей политикой облегчает ему эту нехитрую работу. 10 мая (ТАСС) член уханского правительства Сун Фо клялся (в интервью) своей верой в некапиталистический путь развития Китая. Реакционер Сун Фо — не пессимист, не маловер! 19 мая, через 9 дней, начались первые стычки уханских войск с пикетами в Чанша. Тан Шенчи — фактический командующий национально-революционной армией одобряет переворот в Чанша. Фын Юйсян тем временем сговаривается с Чан Кайши.

ТАСС сообщает из Шанхая от 11 июня:

«Крестьянское движение в Хунани зачастую выливалось в ряд эксцессов(!). Так, отмечался запрет вывоза риса из уездов, захват лавок, дележ имущества».

Какой из Авксентьевых писал эту реакционно-тупоумную гнусность? Как это могло быть напечатано? Не заметили? Способность не замечать такие перлы — не случайна: она воспитывается мартыновской установкой.

Другой корреспондент ТАСС, подбавив к своему сообщению как можно больше масла и сахара, вынужден все же признать, что на территории уханского правительства

«по пятам военных побед идет новая реакция, лишающая крестьянство и рабочий класс основных завоеваний революции. Это имеет место не только на Юге и Юго-Востоке, но и в провинции Хенань и частично в провинции Хубей». («Правда», 16 июня).

События развиваются почти автоматически. Не тактике Сталина-Бухарина им помешать.

«Правда» от 17 февраля 1927 г. печатает «приказ военного совета уханского правительства», в котором говорится:

«Возможно, что неопытные(!) крестьянские организации допустили кое-где ошибки. Исполнительный Комитет Гоминьдана уже принял меры и запретил конфискацию имущества солдат(!) и командиров. Нарушение этого постановления карается со всей строгостью. Так же строго будут караться и распространяющие ложные слухи, рассчитанные на то, чтобы вызвать рознь между крестьянством и войсками».

Все развивается, как по указке.

Китайские Керенские обманывают народ, рассказывая сказки, будто кто-то конфискует землю солдат. На самом деле, вопрос идет о земле помещиков-генералов, офицеров и т.п. Буквально, тот же обман практиковали у нас Шингаревы и Авксентьевы. А «Правда» все это выдает за чистую монету. А министр земледелия — коммунист Тан Пинсян молчит. А Сталин-Бухарин громят оппозицию.

Уханское офицерство состоит из буржуа и землевладельцев. Правительство постановляет, по-видимому, с согласия компартии, не трогать земель офицерства. Армия превращается для помещиков в организацию взаимного страхования. Революционная партия должна бы взять прямо противоположный курс: на конфискацию офицерских земель, на вовлечение в это дело не только крестьян, но и солдат, на изгнание помещичьего офицерства из армии, на истребление контрреволюционных командиров. Тот или другой военный «поход» мог бы от этого задержаться, но зато поход угнетенных против угнетателей выиграл бы неизмеримо. Освободить же и объединить Китай, т.е. завершить национальную революцию, можно не путем северного похода Тан Шенчи в союзе с Чан Кайши, а путем революционного похода рабочих и крестьян против угнетателей, своих и чужеземных.

II. Левый Гоминьдан и аграрная революция

Кто олицетворяет китайскую революцию? Что такое национальное движение после переворота Чан Кайши? — вот какие вопросы нужно было прежде всего решить после переворота Чан Кайши. Сталин-Бухарин встали на ту точку зрения, что «левый» Гоминьдан должен пока что оставить в покое Чан Кайши и двигать свои войска на Север. «Пусть уж лучше пока что барахтается Чан Кайши в районе Шанхая, путаясь там с империалистами», — говорил тов. Сталин в университете им. Сунь Ятсена 13 мая 1927 г. (И. Сталин — «Революция в Китае и ошибки оппозиции», стр. 17.) Что же вышло на деле? «Барахтается» не Чан Кайши, «барахтается» Сталин со своей фальшивой политикой. Чан Кайши выиграл время, в значительной мере разложил и фактически завоевал на свою сторону ЦК «левого» Гоминьдана и его «революционных» генералов, вошел в непосредственное соприкосновение с японскими и английскими империалистами. Мы продолжали тем временем тешить себя тем, что «наши», «революционные» генералы наступают на Север, мы обманывали себя и других, забывая, что на деле это не наши и не революционные генералы, и что в Пекин они идут как раз для соглашения с англичанами и японцами и для «мирного» раздела власти с Чан Кайши, а быть может, и с Чжан Цзолинем.

Телеграмма ТАСС от 3 июня сообщает неожиданно благую весть о том, что «национальное правительство решило энергично бороться с Нанкином». Нет сомнения, что это новый обман. Кто хочет бороться с Нанкином, тот первым делом расправляется с нанкинцами в собственных рядах.

Если для Чан Кайши было достаточно похода на Шанхай и Нанкин, чтобы обеспечить себе подготовку переворота, если Тан Шенчи достаточно похода в провинцию Хунань для переворота в тылу «левого» правительства, то объявление похода на Нанкин, очевидно, должно будет служить маскировкой последнего грядущего переворота: изгнания или расстрела злополучных министров-коммунистов и ЦК компартии в Ханькоу.

События развиваются в эту сторону почти автоматически. Агентство Тохо (ТАСС 31 мая) сообщает, что «компромисс между обеими группами (Уханом и Чан Кайши), по-видимому, постепенно принимает реальные формы». «Гвоздь» положения в полной невозможности противопоставить реальную силу революции силам контрреволюции: вся предшествующая политика привела к тому, что рабочие и крестьяне не вооружены.

События в Чанша не эпизод, как пытаются снова представить дело «оптимисты» фальсификаторского цеха. Переворот охватил всю провинцию Хунань и часть провинции Хубей. В течение ряда недель там свирепствует белый террор. Хунань — это центр крестьянского движения. Чанша — центр революции с полуторамиллионным населением. Удар нанесен метко. Не политике Бухарина-Сталина его отвратить.

Суть дела не в том, что «отошли», «изменили», как у нас привыкли говорить, уханские Чан Кайши второго сорта. Суть дела в измене и банкротстве «левого» Гоминьдана и Ухана.

Для посрамления маловеров, «Правда» от 18 июня сообщает из Ханькоу:

«Несмотря на белый террор, господствующий в Чанша и других важных пунктах провинции Хунань, крестьянские восстания разрастаются, и многие районы по-прежнему во власти крестьян. В деревнях идет вооруженная борьба между крестьянами и джентри».

Чем грандиознее размах движения, тем яснее становится преступный оппортунизм руководства. Власть в руках крестьян направляется ведь против уханского правительства. Значит, Ван Тинвей будет этих крестьян снова и снова громить. Какой же мы им подадим совет? Может быть, расширить движение? Брататься с городскими рабочими? Создавать свои Советы? Или же мы скажем крестьянам, что изгоняя помещиков и захватывая власть, они самым недопустимым образом перепрыгивают через сталинскую «ступень»? Оппортунистическое руководство на каждой новой ступени загоняет революционное движение в тупик. Крестьянство может захватить землю, изгнать помещика, убить ростовщика и местного сатрапа. Но закрепить государственным путем аграрную революцию распыленное крестьянство неспособно. Для этого ему нужно руководство. Гоминьдан (реально существующий Гоминьдан, а не выдуманная Сталиным «идея» Гоминьдана) такого руководства не дает. Гоминьдан борется против аграрного движения. И если пролетарский авангард не возглавит деревню, крестьянское восстание будет неизбежно разгромлено, как это всегда бывало в течение веков.

Давно ли на оппозицию обрушивались с обвинением в «недооценке» уханского центра, как очага крестьянской революции? А что вышло на деле? Вместо расширения базы в рабочих и крестьянских массах, коммунисты встали на путь «северного похода», т.е. пошли навстречу генералам, стремящимся расширить свое военное влияние, чтобы затем подвести генеральский итог территориальному расширению революции. Подлинная массовая народная революция снова, как и при Чан Кайши, оказалась «тылом», ограниченным нуждами фронта и подчиненным ему. Новый северный поход не мог быть продиктован революционными целями, ибо, чем больше войска шли на север, тем больше они теряли связь с революционной базой, тем больше укреплялся генералитет, тем больше облегчалась задача для Фын Юйсяна, Тан Шенчи и других милитаристов найти общий язык с Чан Кайши, чтобы с ним вступить в сделку с империалистами. Подлинная механика событий скрывалась от нашей партии. Зато теперь весь контрреволюционный и соглашательский хаос, порожденный новым северным походом, обрушивается на голову партии, как «внезапная» катастрофа. А между тем, неожиданного в событиях нет ничего: жнем то, что посеяли.

«Левый» Ван Тинвей помогал Чан Кайши созывать нанкинское совещание. В воззвании, подписанном им и Чен Дусю, он успокаивал рабочих накануне расстрела. Ван Тинвей играл явно двусмысленную роль перед самым разоружением шанхайских рабочих бандами Чан Кайши. По соглашению с «левым» Ван Тинвеем, генеральный секретарь Киткомпартии писал за несколько дней до шанхайского расстрела, что «китайская компартия любит мир и порядок, как все другие партии».

Политика «левого» Гоминьдана после переворота Чан Кайши явилась, как сказано, продолжением политики правого Гоминьдана, применительно к новой ступени революционной борьбы на территории южных армий. «Левое» правительство Ханькоу, точно так же, как и правое, бросается на шею контрреволюционному генералу, отдавая ему напрокат знамя Гоминьдана, обесчещенное в Шанхае. Оно не подпускает близко к этому знамени рабочих и крестьян, заставляя их только подчиняться, только следовать за генералом. В ЦК «левого» Гоминьдана и в «левом» уханском правительстве остались такие заведомо правые вожди, единомышленники Чан Кайши, как Сунг, Сун Фо, Евгений Чен и другие. Военное дело отдали в руки Фын Юйсяна и Тан Шенчи, из которых первый ничем не отличается от Чан Кайши, а второй отличается разве только еще бóльшей реакционностью. Никакой реорганизации военных сил произведено не было. Конференция в Чен Чжоу представляла, видимо, такую же картину, как прежние конференции, на которых хозяйничал Чан Кайши. «Единство» ЦК «левого» Гоминьдана, его «дисциплина» целиком направлены против рабочего класса, против аграрной революции. Его политика, состоящая из лицемерных зигзагов, целиком служит развертыванию сил контрреволюции, вылезающих из-под гоминьдановской ширмы, по мере своего созревания. А ЦК китайской компартии играет роль придатка к ЦК «левого» Гоминьдана, роль заложника в лагере левогоминьдановской буржуазии. Крестьянское движение, как и революционное движение рабочих, остается распыленным, оттесненным, загнанным в подполье — при бешеной враждебности армии и государственных органов, при выжидательном бессилии компартии.

Уже 24 апреля из Ханькоу сообщалось, что «левое» правительство навязало рабочим обязательный арбитраж во всех случаях столкновений между рабочими и предпринимателями на иностранных предприятиях. На деле это сводилось к запрещению стачек вообще, ибо иностранные предприятия нельзя резко отделить от предприятий китайских капиталистов.

После переворота в Чанша ЦК «левого» Гоминьдана опубликовал сообщение о мерах, принятых им в связи с положением в провинции Хунань:

«1) сохранить временно (!) нынешнее (т.е. контрреволюционное) хунаньское правительство на время производства дальнейшего расследования; 2) реорганизовать организации Гоминьдана и рабоче-крестьянские организации в провинции Хунань (в каком направлении «реорганизовать» — догадаться нетрудно); 3) все войска в провинции Хунань подчиняются генералу Чоу Ляпу — специальному делегату, который командируется в провинцию Хунань ЦК Гоминьдана; 4) все вооруженные конфликты между рабоче-крестьянскими союзами, с одной стороны, и военными — с другой, должны быть прекращены (т.е. рабочие и крестьяне должны молчать, когда их расстреливают). В противном случае будут приняты суровые меры, согласно революционной дисциплине; 5) назначается специальная комиссия для разрешения вопроса о положении в Хунани».

«Правда» называет эти решения «половинчатыми». На самом деле, они предательские. Но у «Правды» для гоминьдановских реакционеров имеются только мягкие слова, так как весь свой запас грубостей она расходует на оппозицию. На самом деле, «решения» «левого» Гоминьдана, списаны с тех, которые писались Керенскими и Шингаревыми, когда они прикрывали Корниловых и Алексеевых.

8 июня 1927 г. в «Правде» было напечатано «торжественное» заявление гнуснейшего реакционера Тан Ченши, крупнейшего помещика, повторяющего чуть ли не слово в слово знаменитые клятвы Чан Кайши в верности «принципам Сунь Ятсена», Гоминьдану, союзу с коммунистами и т.д. И снова центральный орган нашей партии подносил подлое фокусничество Тан Шенчи без единого слова критики, как чистую монету. Где же «Правде» проявлять критическое чутье, когда она только и делает, что душит его! 9 мая 1927 г., в ответ на тезисы Зиновьева, тов. Сталин писал:

«Создались на деле два Гоминьдана — Гоминьдан революционный (!) и Гоминьдан контрреволюционный, Гоминьдан в Ухане и Гоминьдан в Нанкине».

«Гоминьдан раскололся на два Гоминьдана и развертывающаяся аграрная революция получила (!), таким образом, очищенный (!!) от правых гоминьдановцев революционный (!!) центр в лице революционного (!!) Гоминьдана в Ухане».

Приблизительно то же самое говорил тов. Сталин и на недавно закончившейся сессии Исполкома Коминтерна.

Под давлением Сталина-Бухарина Исполком Коминтерна решительно отверг лозунг Советов для Ухана. Сталин даже доказывал Исполкому Коминтерна, будто в 1905 г. у нас было «только» два Совета: питерский и московский (см. «Большевик», №10 стр. 22). Между тем, это голая неправда. В 1905 г. у нас было, по крайней мере, 30 Советов, в том числе в таких городах, как Иваново-Вознесенск, Одесса, Николаев, Кострома, Саратов, Орехово-Зуево, Екатеринбург, Надеждинский и Боткинский заводы, Киев, Екатеринослав, Юзовка, Ростов-на-Дону, Таганрог, Баку, Красноярск, Иркутск, Чита, Либава, Ревель и т.д. («1905 год», под ред. Покровского.) Даже перед возмутительным извращением фактической истории 1905 г. не остановился т. Сталин — только бы добиться отклонения лозунга Советов для Ухана, где аграрная революция уже «получила» готовый центр в лице Тан Шенчи и Ван Тинвея.

Но проверка не замедлила. Сталинский «центр революции» («наш» Гоминьдан) пошел в своей военной части (а это сейчас единственно реальная сила) по стопам «наших)» Чан Кайши, т.е. правого Гоминьдана.

С марксистско-ленинской точки зрения этот факт объясним вполне, но не с бухаринской.

«В левом Гоминьдане, — говорит тов. Бухарин, — осталась мелкая буржуазия, рабочие, крестьяне и некоторые группировки буржуазно-радикальной интеллигенции с некоторым охвостьем (!), играющим сравнительно второстепенную (!) роль, из радикальных (!) слоев крупной буржуазии». (См. доклад об итогах пленума ИККИ. «Правда», от 18 июня.)

Есть еще, оказывается, такие «радикальные (!) слои крупной буржуазии», которые, чтобы сделать Бухарину удовольствие, удовлетворяются ролью охвостья, суть, однако, в том, что эти «радикалы» играют не «второстепенную», а первую роль. Бухарин и сейчас еще думает, что «левый Гоминьдан находится под влиянием (?) компартии». Факты упорно твердят о противоположном: не Тан Пинсян и Чен Дусю влияют на Сун Фо, Сунга и Чена, а наоборот. Поэтому: Ван Тинвей пойдет (уже пошел) не с Тан Пинсяном, а с Сун Фо, Тан Шенчи и даже с Чан Кайши.

Китайская партия «всех классов» на деле опять оказалась буржуазной партией с «охвостьем» из коммунистов. Бухарин опять показал, что не отличает хвоста от головы.

Проверка пришла и показала, что политика Сталина-Бухарина в Китае систематически ослабляла позиции компартии и пролетариата, подчиняла его интересы интересам крупной буржуазии и соглашательских верхов мелкой буржуазии. Китайская буржуазия вела, наоборот, четкую классовую политику: прикрываясь ложной политикой Москвы, она использовала рабочих и крестьян до тех пор, пока ей было это выгодно. Она расстреляла их, когда увидела угрозу растущей народной революции. Повторился и повторяется 1848 г., как если бы на свете не было ни 1905 г., ни 1917 г., ни теории марксизма, ни опыта большевизма.

III. Киткомпартия и «левый» Гоминьдан

Снизу аграрная революция напирает, стремясь проложить себе дорогу. Но «сверху» ей бешено противодействует «левое» правительство Ханькоу. Что же делает в это время компартия? Коммунистический министр земледелия Тан Пинсян, при вступлении к исполнению своих обязанностей, развил программу, которую нельзя назвать иначе, как программой бессильного заискивания перед буржуазией, кровно связанной с чиновниками, помещиками, ростовщиками. Генеральный секретарь китайской компартии тов. Чен Дусю на съезде компартии в Ханькоу (3 мая) заявил, что «для конфискации крупной и средней земельной собственности необходимо выжидать (!) дальнейшего развития военных действий». Подобным преступным подчинением интересов и задач крестьянской революции «военным соображениям» контрреволюционных генералов и созданы были на деле предпосылки сперва для переворота Чан Кайши, а затем — для переворота в Чанша, для восстания Сяо Дуина, как и для всех будущих контрреволюционных переворотов. Незачем напоминать, что наш центральный орган печатал речи Чен Дусю без единого слова критики. Зато доставалось оппозиции, своевременно предупреждавшей о последствиях.

В то время, как «по пятам военных побед идет новая (Ханькоуская) реакция», — после восстания Сяо Дуина и переворота в Чанша, — ЦК Киткомпартии обратился с почтительно-вещательным письмом в ЦК Гоминьдана. Китайские большевики (?) уговаривают в этом письме китайских эсеров-кадетов, что наступило время призадуматься, «как осуществить некоторые (?) мероприятия (!) аграрной реформы (!)». Это в те самые дни, когда гоминьдановские реформаторы расстреливают или не мешают расстреливать крестьян, совершающих аграрную революцию!

«Будущее революции — убеждает письмо — зависит от решительных действий со стороны Гоминьдана». Не от восстания крестьян, не от руководства со стороны рабочих и самой компартии, а от ЦК Гоминьдана, который по отношению к крестьянскому восстанию занимает контрреволюционную позицию.

ЦК компартии не требует в письме вооружения рабочих, а лишь возвращения отнятого у них оружия. Он выдвигает и такое «революционное требование», как «назначить немедленно карательную экспедицию для подавления восстания и уполномочить Тан Ченши (!!) послать войска для подавления контрреволюционеров». Посылать Тан Ченши усмирять контрреволюционеров в Чанша — это все равно, что посылать ген. Алексеева «усмирять» Корнилова — как делал в свое время Керенский.

Письмо ЦК компартии жалуется на то, что феодальные и милитаристические элементы подняли оружие против крестьянства, и что это «вызвало в руководящих революционных кругах (т.е. в самом ЦК Гоминьдана) колебания». Отсюда делается елейный вывод: «армия должна поддержать Гоминьдан и национальное правительство в осуществлении аграрной реформы». Вместо революции — реформа. Осуществляет ее национальное правительство, которое ее не хочет. Реформу должна поддерживать армия, которая, под руководством реакционных офицеров, громит крестьян. Громил должен усмирять Тан Ченши, их отец и покровитель.

Что же последовало за этим увещательным письмом? Телеграмма «Правды» (16 июня) высокодипломатическим стилем сообщает: «по имеющимся сведениям не считается возможным, чтобы ЦК Гоминьдана принял выдвинутые компартией предложения».

А если бы он даже принял их на словах, разве это хоть на волос изменило бы положение на деле? ЦК Гоминьдана знает, что он «единственная» руководящая революцией партия; что компартия подчинена ему; что Коминтерн не допускает и мысли о выходе компартии из Гоминьдана; что обреченная подчиняться буржуазной партии, компартия не может быть самостоятельна, не привыкла проявлять самостоятельность и потому не способна на нее. Взаимоотношения Гоминьдана и Киткомпартии, как они выразились в цитированном письме ЦК компартии, — а, где же му не способна на нее. Взаимоотношения Гоминьдана и Киткомпартии, как они выразились в цитированном письме ЦК компартии, — а где же ответ? Кто скрывает ответ? — остаются наиболее надежной гарантией победы буржуазии над восстающими массами рабочих и крестьян. Кто этого и сейчас не хочет понять, с тем большевику разговаривать не о чем.

Насколько разлагающе «мартыновская» линия действует на Киткомпартию, видно из воззвания Киткомпартии от 23 мая 1927 г. (помещено в ханькоуской газете «Минь Гожи Бао» от 23 мая с.г.). В то время, как чан кайшистские генералы и офицеры, под крылышком «левых» вождей Гоминьдана, расстреливают восстающих крестьян, китайская коммунистическая (!?) партия пишет буквально следующее:

«Необдуманные (!) действия крестьян, особенно в Хунани, вызвали волнения в войсках, Сяо Дуин желает использовать волнение в войсках для того, чтобы достигнуть своей контрреволюционной цели. Программа Киткомпартии по отношению к мелким помещикам уже ясно определена. Необдуманные действия крестьян полностью противоречат действиям коммунистической партии… Коммунистическая партия против конфискации мелких помещичьих земель и земель командиров… Если мелкие помещики с удовлетворением (!) признают известные нормы аренды, защищаемые национальным правительством, то они не будут против крестьянского движения — опоры революции… Только лишь, если крестьянские массы объединятся вокруг национального правительства (расстреливающего их), можно будет укрепить фундамент революции».

Это язык меньшевиков, а не большевиков. Язык Либерданов и Авксентьевых, защищавших правительство Керенского против «необдуманных действий крестьян, которых громили корниловские офицеры. Ложная политика не только приносит поражение, — она разлагает единственное орудие победы — коммунистическую партию.

Такова картина в целом. Несмотря на жестокий апрельский разгром рабочих организаций, лишенные руководства крестьяне восстают, Ханькоуская военщина громит их. Ханькоуское правительство, колеблясь, поддерживает военщину. Компартия умоляет керенско-корниловский блок приняться, наконец, за аграрную реформу. Мартынов все это теоретически обобщает. Сталин и Бухарин громят оппозицию за ее маловерие по отношению к левому Гоминьдану. Ни одного марксистского вывода по отношению к Китаю. Сколько угодно «оргвыводов» по отношению к оппозиции!

Некоторые товарищи (особенно, например, Ворошилов) объясняют все поражения и злоключения китайского пролетариата «недостатком революционных кадров». Как будто революционные кадры могут воспитаться при нереволюционной политической линии! Линия большевизма была предпосылкой воспитания большевистских кадров, с ростом которых она сама углублялась и крепла.

Если бы коммунистическая партия, опираясь на самые скромные молодые кадры, с первых своих шагов повела самостоятельную борьбу за влияние на пролетариат, руководила бы стачками, завоевывала бы руководящую роль в профсоюзах; если бы она беспощадно разоблачала претензии буржуазии на руководство национальной революцией и бесстрашно вмешивалась во все проявления недовольства угнетенных масс города и деревни; если бы она неутомимо уясняла пролетарскому авангарду его великую историческую миссию по отношению к своему классу и всем угнетенным массам китайского народа, — коммунистическая партия, в условиях быстрого развертывания революции, не только создала бы на этой работе гораздо более крепкие революционные кадры, но и завоевала бы неизмеримо большее влияние на пролетариат и крестьянство.

* * *

Но разве же возможно было бороться одновременно против Чан Кайши и Чжан Цзолиня, имея во фланге (на море) и в тылу (на Ян Цзы) военные корабли империалистов? Так ставят вопрос многочисленные теперь выученики мартыновской школы. — Ведь у врага, — говорят они, — регулярные армии с умелым командованием, высокая техника, открытая помощь с моря. А у нас?

— А у нас — революция! — Все забыто, под мартыновским мусором похоронены уроки всех великих революций, и в особенности революции 1917 г. У врага генералы, — поэтому и мы будем пристраивать к генералам «революционные» армии. Нельзя трогать генералов, иначе рассыплются армии, и нельзя будет совершить «поход на Север». Лучше не трогать Чан Кайши, обойти его бочком, иначе к нему могут прилипнуть «наши» генералы. Не надо слишком восстанавливать против себя помещиков, банкиров, вообще собственников, надо с ними «маневрировать» (т.е. поджимать хвост), иначе иностранные суда в двадцать минут разнесут Ухан и прочие революционные центры. Такова истинная подоплека всей нынешней, мартыновской линии.

Эта линия гибельна. На этом пути революция никогда не победит. Указывать на трудности пальцем и потом «обходить» их, значит обходить революцию, т.е. отказываться от того, что составляет нашу силу.

Бесстрашно проводимая рабоче-крестьянская революция есть самая грозная наша артиллерия, которая бьет одновременно и по Чан Кайши, и по Чжан Цзолиню, и по империалистам, и — в первую голову — по Тан Шенчи и всей вообще своре уханских реакционеров. Разгром помещиков и контрреволюционного офицерства в Ухане, — смелый, решительный, массовый разгром, — окажет непосредственное заражающее действие на войска Чан Кайши и Чжан Цзолиня и на крестьянские массы в тылу этих войск. Мы можем создать настоящую революционную армию только из недр аграрной революции, совершаемой под руководством рабочих. Ни Тан Шенчи, ни Чан Кайши, ни Чжан Цзолинь не смогут создать в этих условиях крепкой и устойчивой военной силы, — несмотря на всю свою технику и обилие офицерства, Иностранные империалисты окажутся, в свою очередь, тем слабее и бессильнее, чем меньше мы будем заигрывать с их внутренними агентами, уговаривая этих последних, цепляясь за них и оставляя им тем самым свободное поле действия-Солдаты и матросы империализма тем сильнее подвергнутся действию китайской революции, чем глубже эта последняя всколыхнет массы, чем беспощаднее расправится с врагами народа.

— «Но разве же мы против аграрной революции?» (голос Бухарина и К°).

Кто пытается совершить революцию рука об руку сперва с Чан Кайши, потом с Тан Шенчи, теперь с Ван Тинвеем; кто подчиняет компартию сперва Чан Кайши, потом Ван Тинвею, кто отвергает Советы, как недопустимые в тылу генеральских армий, — тот является на деле противником аграрной революции или, по крайней мере, величайшей помехой на ее пути.

IV. Еще раз о природе китайской революции

Какова была исходная позиция оппортунистической линии Сталина-Бухарина в китайском вопросе?

Исходная позиция состояла в том, что сущность китайской революции — каковой сущности не понимает будто бы оппозиция, — составляет борьба против иностранного империализма. Из этого элементарного и бесспорного положения делался, однако, в корне ложный вывод. Давление иностранного империализма, по мысли Сталина-Бухарина-Мартынова, сплачивает будто бы воедино различные классы Китая, создавая возможность «блока четырех классов и даже особого некапиталистического правительства четырех классов (Мартынов, Рудзутак, Калинин и др.).

Именно вследствие того, что внутренние политические противоречия смягчаются (будто бы) империализмом и подчиняются потребностям борьбы с «внешним» насилием, — на самом деле империализм обостряет основные антагонизмы, — произошло то чудо, что старая теория Мартынова, столь позорно провалившаяся в 1905-1917 гг., оказалась как раз сшитой по китайской мерке. Мартынов с удовольствием узнал, что он, в сущности, всегда был большевиком — только не для России, а для Китая.

Что касается рабочего и крестьянского (аграрного) вопросов, то Мартынов предлагал в «Коммунистическом Интернационале» — в интересах экономии национально-революционных сил, — разрешать все социальные конфликты путем арбитражных комиссий. Это правоменьшевистское идиотство безнаказанно выдавалось за большевизм.

«Классический» ход старых буржуазных революций состоял в том, что пролетариат помогал буржуазии сесть в стремена, а затем она отбрасывала его ударом ноги по голове. Именно таков был и остается еще и сегодня ход китайской революции. Чтобы обеспечить этот классический ход, понадобились, в соответствии с новой эпохой, новые средства. В этом буржуазии огромное содействие оказали теория и практика Сталина-Бухарина-Мартынова, которые, вопреки своим намерениям, помогли и помогают буржуазии скрывать классовый характер ее руководящей партии. Киткомпартию обязали и обязывают подчиняться Гоминьдану, вплоть до отказа с ее стороны от критики сун-ятсенизма, т.е. мелкобуржуазной теории, которая в руках крупной буржуазии стала могущественным контрреволюционным орудием против пролетариата.

Классовую борьбу превратили в абстракцию. Неизбежность предательства буржуазии в национальной революции превратили в пустую фразу, не имеющую никакого отношения к проводимой наделе политике. Всеми силами и средствами помогали китайской буржуазии политически подчинить себе пролетариат, сесть при его помощи в стремена и отбросить пролетариат ногою. А когда это случилось, Бухарин имел печальную смелость заявить: «Мы это всегда предвидели». Не клевещите на себя, ничего этого вы не предвидели! Вы надеялись на то, что путем махинаций «используете» буржуазию и выбросите ее, как «выжатый лимон». Ваше действительное предвидение разбилось вдребезги о классовую борьбу.

Пытаться оправдать мартыновскую политику ссылкой на северный поход*, который-де пробудил движение рабочих и крестьян, значит только выпячивать свою несостоятельность, подчеркивать свое банкротство. Капиталистическое развитие вообще «пробуждает» массы, из чего для революционеров, однако, не вытекает блок с буржуазией. Классические буржуазные революции всегда поднимали массы, чтобы затем разгромить и закабалить их. Коммунист, который уже после шанхайского и кантонского разгрома рабочих продолжает хвастать тем, что поход Чан Кайши пробудил массы, поступает как апологет буржуазии, а не как пролетарский революционер. Мы помогли буржуазии — на ее лад, т.е. по-буржуазному — пробудить массы; но мы ничем не помешали ей разгромить их. Такова именно была во всех классических буржуазных революциях роль мелкобуржуазных радикалов. Мартыновщина и есть мелкобуржуазный радикализм, только запоздалый и гнилой, ибо мы живем в империалистскую эпоху.

* К слову сказать Сталин и Бухарин все время, т.е. до больших побед, выступали решительно против северного похода, а когда начались победы, забыли, кто и куда ведет поход.

Аграрное движение, менее пострадавшее непосредственно от переворота Чан Кайши, который в первую голову громил пролетариат, продолжало нарастать, наперекор сталинской теории о превосходстве национального момента над классовым и о «блоке четырех классов», и несмотря на гениальное обещание Мартынова разрешить аграрный вопрос посредством арбитражных комиссий после совместной победы над империализмом. Пришлось в конце концов убедиться и признать факты: да, крестьяне ведут гражданскую войну против помещиков, чиновников, офицеров и ростовщиков, но справляясь, прописаны ли эти господа в Гоминьдане.

Оппортунистическая линия Сталина-Бухарина, после беспомощных колебаний туда и сюда, описывает на этом месте резкий зигзаг: борьба с империализмом исчезнет; ее место занимает борьба с феодализмом. Аграрное движение провозглашается основным содержанием революции. Все «своеобразие» китайской революции сразу рассыпается при этом прахом. Новый зигзаг знаменует растерянность и путаницу. Но, как мы сейчас увидим, это зигзаг в пределах оппортунизма.

В своей речи на Исполкоме Коминтерна тов. Сталин беспомощно пытался издеваться над тем, что оппозиция видит в таможенной проблеме одну из основных задач китайской революции. Это, видите ли, чиновничья точка зрения. Интересно было бы узнать, что собственно Сталин понимает под гнетом империализма в Китае? Очень похоже на то, что он пользуется готовыми словами, не вдумываясь в их содержание.

Под прикрытием военной силы империализм внедряется в Китай в виде готовых товаров, инвестированных в железные дороги и промышленность капиталов, в виде банков, увенчивающих внутреннее ростовщичество, в виде государственных займов, обеспечивающих выкачивание огромной доли национального дохода. Основой полуколониального положения Китая является его экономическая отсталость. Вторгаясь в Китай, иностранный капитал в известной мере толкает развитие страны вперед. За время империалистской войны достигнуты были в этом направлении огромные результаты, которые только и делают возможной самую постановку вопроса о гегемонии пролетариата в национальной революции. Но иностранный капитал воздействует на экономику Китая неравномерно. Толкая в известный момент одни отрасли вперед, он сознательно тормозит другие. Выкачивая гигантские прибыли, он задерживает внутренние накопления. В общем империализм сейчас тормозит и дезорганизует развитие производительных сил Китая, пользуясь для этого сочетанием экономических, политических и военных мер, Важнейшим орудием в его руках является в этом отношении таможенный аппарат. Полуколониальный характер Китая не в последнем счете выражается именно в том, что китайский народ или его имущие классы лишены возможности ограждать промышленное развитие своей страны путем соответственных пошлин, без чего отсталая страна не может вырваться из отсталости. Дело идет об экономическом суверенитете Китая. Через низкие пошлины, навязываемые извне, мировой капитализм насильственно открывает дверь Китая для своих товаров. Самостоятельное промышленное развитие страны тормозится, кустарные промысла разоряются. Это ведет, в свою очередь, к загниванию сельскохозяйственного тыла, к росту избыточного населения и пауперизма. Наиболее злокачественным выражением загнивания является всесильное ростовщичество. Именно на этой почве поддерживаются, возникают вновь и вырастают кабально-крепостнические отношения. Источником их. для бóльшей части страны, являются не пережитки феодализма в собственном смысле, а экономические отношения, порождаемые насильственной задержкой капиталистического развития. По линии борьбы с империализмом таможенная проблема является основной. Ничего этого Сталин не понял. Таможенный вопрос он берет как ведомственно-бюрократический вопрос, а не как вопрос взаимоотношения китайского хозяйства с мировым империализмом. «Долой неравноправные договоры!» Это и значит, прежде всего, долой таможенную несамостоятельность Китая.

Значит ли это, что мы отвергаем или преуменьшаем значение аграрного вопроса? Такого рода вздорное обвинение вошло даже в резолюцию ленинградского актива. Этот пример, к слову сказать, лучше всего свидетельствует, какую убийственную смуту вносит нынешняя система перманентной дискуссии, которая ведется исключительно против отсутствующих и осужденных на молчание. На самом деле, именно оппозиция противопоставила мартыновской теории блока классов и рецепту арбитражных комиссий лозунги экономического наступления пролетариата и аграрной революции крестьянства. Привлечь крестьянство по-настоящему к борьбе с империализмом, связать крестьян с рабочими и создать подлинно революционную армию можно только через аграрную революцию.

Огромное место, занимаемое ростовщически-кабальными, крепостническими и полукрепостническими отношениями в китайской деревне, между деревней и городом, а отчасти и в городе, совершенно бесспорно. Но товарные капиталистические отношения играют уже в Китае неоспоримо руководящую роль. Именно это и создает возможность руководящей роли пролетариата во всей революции, в том числе и в аграрной, Бухарину нужно преобладание «феодализма» для того, чтобы преуменьшить возможную политическую роль пролетариата и оправдать его нынешнее подчинение буржуазии или мелкобуржуазным соглашателям.

В соответствии со сказанным совершенно неверно сводить всю китайскую революцию к аграрному перевороту. Самая радикальная перетасовка земельных отношений (ее надо произвести во что бы то ни стало) не даст, однако, — без общего развития производительных сил, т.е. без индивидуализации — выхода из экономического тупика. А развитие индустрии немыслимо без таможенной автономии Китая. Этот вопрос имеет для китайского хозяйства не меньшее значение, чем для нашего — монополия внешней торговли. Каким путем ни пойдет развитие производительных сил Китая в ближайшую эпоху, капиталистическим или социалистическим, Китаю все равно необходимо завоевать себе экономический суверенитет. В этом и состоит экономическое содержание борьбы с империализмом, т.е. национальной революции. Без завоевания власти пролетариатом и крестьянством, этот вопрос не будет разрешен, так же, как и аграрный.

Проделав зигзаг от абстрактного понимания «национальной» революции к столь же абстрактному пониманию аграрной, Сталин и Бухарин сохранили свою оппортунистическую установку целиком. Национальной революцией должен был руководить Гоминьдан под командой Чан Кайши. Во главе аграрной революции должен стоять «левый» Гоминьдан, во главе с Ван Тинвеем. Советы отвергаются Сталиным именно потому, что левый Гоминьдан вполне достаточен (будто бы) для аграрной революции. Этот новый прогноз оказался настолько же глубоким и верным, как и старый прогноз насчет Чан Кайши.

Запрещение строить Советы мотивируется необходимостью сохранения блока с мелкой буржуазией, представленной Гоминьданом. Здесь повторяется давно уже разоблаченная и осужденная большевизмом фальшь: под мелкой буржуазией, с которой необходимо идти в тесном союзе, понимаются не наиболее угнетенные и революционные массы деревенской и городской бедноты, а соглашательские буржуазно-интеллигентские верха, играющие в китайской революции ту же роль, какую у нас играли эсеро-меньшевистские комитеты в армии, «Викжель» и вся вообще керенщина. Именно потому, что широко развернулась аграрная революция, кабальный блок компартии с ван-тинвеевским Гоминьданом есть главное препятствие на пути союза рабочих и крестьян.

Отход буржуазии запечатлен кровью шанхайских рабочих, После этого он стал — на словах, по крайней мере, — официально признанным фактом. Если так, то носителями революции ныне, во всяком случае, могут являться только пролетариат вместе с трудящимися и эксплуатируемыми массами деревень и городов. Между тем, нам говорили, что создание рабоче-крестьянских Советов будет означать восстание против уханского правительства, и что именно поэтому Советов создавать нельзя. Какой же класс представлен уханским правительством? На этот вопрос Сталин и Бухарин не отвечают. Серьезный классовый анализ вообще не мирится с оппортунизмом. Сталин и Бухарин вынуждены поддерживать маскировку уханского правительства, как не буржуазного, но и не рабоче-крестьянского, подобно тому, как раньше они поддерживали маскировку кантонского правительства, как надклассового (некапиталистическое правительство четырех классов).

Что же представляет собою уханское правительство в социальном смысле? Каково его отношение к основным классам Китая? Несмотря на все «своеобразие» китайских условий, нельзя не видеть, что по своей социальной роли уханское правительство есть китайская керенщина. Отношение Ван Тинвея к Чан Кайши примерно то же, что отношение Керенского к Милюкову-Корнилову. Милюков непосредственно представлял буржуазию. Керенский являлся временным приказчиком ее в трудную историческую минуту. Соглашательские, викжелевские верха мелкой буржуазии представляют собой для известного периода единственно возможную буржуазную власть, которая ценою второстепенных уступок массам спасала главное: собственность собственников. Борьба между Ван Тинвеем и Чан Кайши имеет в основном тот же характер, что столкновение Керенского с Корниловым: эти эпизоды, как бы бурны они ни были, не меняют того факта, что обе группировки, путем разделения труда, выполняют одну и ту же контрреволюционную миссию.

В чем состоит в этих условиях роль революционной партии? В том, чтобы противопоставить не только пролетариат, но и революционные мелкобуржуазные низы соглашательским верхам, выполняющим роль правительства имущих классов. Внушать массам доверие к китайской керенщине есть прямое преступление против революции. В этом преступлении повинен всякий, кто утверждает, будто «левый» Гоминьдан способен провести аграрную революцию, будто рабочие и крестьяне не нуждаются поэтому в Советах. Такова позиция Сталина. Все свои иллюзии по поводу «использования» буржуазии и «выжатого лимона» Сталин перенес с хозяина на приказчика, с буржуазии на ее соглашательских помещиков.

Значит, надо бы было немедленно низвергнуть уханское правительство? — возражает Сталин-Бухарин. Для них существует либо немедленное низвержение уханского правительства, либо взятие на себя полной ответственности за него перед массой, участие в нем, отказ от Советов в пользу ван-тинвеевского правительства, отказ от самостоятельной партии в пользу ван-тинвеевского Гоминьдана. Между тем, подлинно революционная политика должна была состоять в том, чтобы мобилизовать трудящиеся массы под собственным знаменем против буржуазно-соглашательского правительства и тем самым подготовлять его низвержение. Поддерживать Ван Тинвея перед массами и в то же время страховать свою революционную репутацию припевом: «мы знаем заранее, что он изменит» — значит самым ярким образом показывать, как выглядит меньшевистское сползание с марксизма. Надо на деле подготовить разгром буржуазии и ее соглашательских приказчиков рабочими и крестьянами. Бухарин же подготовлял себе только словесную лазейку на случай предсказанного оппозицией нового разгрома рабочих и крестьян уханскими приказчиками буржуазии. Таковы на новом этапе те же две непримиримые линии: ленинская и мартыновская.

V. Компартии необходимо выйти из Гоминьдана!

Вокруг вопроса об отношении коммунистической партии к Гоминьдану теперешнее руководство партии сумело напустить густого тумана и сделать из элементарного вопроса клубок путаницы и противоречий. Отношение к Гоминьдану является в основе своей отношением пролетарской демократии к буржуазной. Все сравнения Гоминьдана то с Советами (Бухарин), то с революционным парламентом (Сталин) служат только к замазыванию этого вопроса, в котором для марксиста-ленинца нет никакой неясности.

Необходимо поэтому подвести здесь краткий итог спорам вокруг вопроса о выходе и о сроке выхода компартии из Гоминьдана, об отношении к верхушке Гоминьдана и его «низам».

Что вхождение коммунистов в Гоминьдан было допустимо лишь на время — на короткое время! — пока из элементов рабочего движения не вылупилось подлинное массовое рабочее движение — и лишь на определенных условиях — это было ясно для нас уже с самого начала. Главное из условий: действительная самостоятельность Киткомпартии, ее неурезанная марксистская программа, самостоятельная организационная и агитационная работа.

Принятие Гоминьдана в Коминтерн (в качестве «сочувствующей» партии) было опять-таки допустимо лишь, как короткий политический маневр, с расчетом поставить руководству Гоминьдана ряд твердых условий, разоблачить его антиреволюционную природу, удалить из Коминтерна на глазах китайских трудящихся масс и перенести всю силу нашей поддержки на китайскую коммунистическую партию и на развитие и упрочение ее союза с гоминьдановскими низами, с крестьянством вообще. Пребывание же сперва чан-кайшистского, теперь — ван-тинвеевского Гоминьдана в Коминтерне означает не что иное, как нашу прямую помощь китайской буржуазии в маскировке ее партии — против рабочих и крестьян.

Что касается нас, то мы сразу же после развития крупных массовых рабочих движений 1925 г. поставили вопрос по поводу дальнейшего пребывания Киткомпартии в Гоминьдане; по поводу отсутствия у нее организационной самостоятельности и последовательных революционных лозунгов. Мы ни на минуту не доверяли верхам Гоминьдана. Все яснее становилось, что это — буржуазная верхушка, с которой надо рвать, сближаясь с «низами», т.е. с рабочими и крестьянами, входящими в Гоминьдан. Одни из нас уже в конце 1925 г. требовали организационного разрыва с верхами Гоминьдана — замены блока внутри Гоминьдана блоком вне его. Другие выдвинули сразу же после шанхайской стачки 1925 г. лозунг вооружения рабочих, а в начале 1926 г. — ряд условий в ЦК Гоминьдана, которые должны были неизбежно привести к организационному высвобождению компартии, к разрыву ее с верхами Гоминьдана и к сближению с «низами» его. Сама Киткомпартия на пленуме ее ЦК (июнь 1926 г.) подошла к тому же — к выходу из Гоминьдана. Но Сталин и Бухарин отменили ее постановление.

Терпя поражение за поражением, Сталин и Кº удесятерили травлю против нас. Наши статьи не печатали. Наши заявления (например, заявление тов. Зиновьева по китайскому вопросу на июльском пленуме ЦК 1926 г.) не прилагали к протоколу. И в то же время нашу позицию изображали так, будто мы хотим разрыва не только с буржуазной верхушкой Гоминьдана, но и с рабоче-крестьянскими «низами» его, изоляции компартии, выхода ее из революции и пр, Грубая фальсификация продолжалась более полутора лет. Рабочим говорили, что мы враги китайской революции и китайских революционных армий, что мы против единства революционных рядов Китая, что мы — ликвидаторы. Мы не имели даже возможности ложь назвать ложью и клевету — клеветой.

После переворота Чан Кайши, тем более стало необходимо порвать с ЦК Гоминьдана, противопоставив ему, тесный союз самостоятельной Киткомпартии с рабоче-крестьянскими «низами» Гоминьдана. Мы вновь формулировали ряд условий, которые вытекали из создавшегося положения и при действительном соблюдении которых только и можно было бы еще киткомпарии на короткое время остаться в Гоминьдане, чтобы собрать свои силы и увести за собою как можно большее количество рабочих и крестьян.

Нам было ясно, что и «левые» соглашатели, вроде Ван Тинвея, предадут рабочих и крестьян. И мы ставили такие условия для дальнейшего пребывания коммунистов в уханском «левом» Гоминьдане, чтобы в кратчайший срок вывести на чистую воду и этих «левых» вождей.

Вместо того, чтобы встать на этот путь, Сталин, Бухарин и К° продолжали держать под замком наши действительные взгляды, утверждая в то же время, будто мы хотим рвать не только с шайкой Ван Тинвея, но и с левогоминьдановскими рабочими и крестьянами. Ван Тинвей же и К°, в том числе и Фына, они продолжали изображать как надежных революционеров, союзников пролетариата и т.д.

Мы оказались правы по всей линии. Сталин и Кº объективно оказались помощниками Фын Юйсяна, Таи Шенчи и Ван Тинвея.

Теперь оставаться в дальнейшей связи с ван-тинвеевским ЦК — значит уже прямо оставаться в союзе с расстрельщиками рабочих и крестьян. Надо немедленно выйти из «левого» Гоминьдана и его предательского правительства. Надо освободить Киткомпартию от буржуазных пут, обеспечить ей самостоятельность и помочь ей войти в честную коалицию с рабоче-крестьянскими низами «левого» Гоминьдана против керенско-корниловской верхушки.

Прямым издевательством над теорией и опытом большевизма является утверждение, будто выход из Гоминьдана означает «изоляцию» компартии. Компартия сейчас изолирована от аграрного движения. Главным изолятором является ЦК Гоминьдана. Как издевались мы в 1917 г., когда нас пугали изоляцией от эсеро-меньшевистских комитетов армии, от Викжеля и ото всей прочей российской ван-тинвеевщины! Своей поддержкой Чан Кайши мы себя немало изолировали от шанхайских рабочих. Своей поддержкой Ван Тинвея мы себя изолируем от крестьян. Только самостоятельная компартия может возглавить профсоюзы и через рабочих овладеть аграрным движением. Не гоняться надо за чужим, синим знаменем, а развернуть свое, красное. Только самостоятельная борьба компартии за рабочих и крестьян внесет настоящую революционную дифференциацию в Гоминьдан, вгонит клин раскола между господствующими ныне соглашателями, приказчиками имущих классов, и революционерами, низовиками, способными на союз с компартией. Это союз должен осуществиться методами открытого политического соглашения перед лицом масс. Базой Союза должны чем дальше, — тем больше становиться Советы рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.

Выход из Гоминьдана означает немедленный выход коммунистов из уханского правительства и разоблачение контрреволюционной роли последнего по отношению к аграрному движению и рабочим организациям.

Выход Киткомпартии из Гоминьдана означает исключение Гоминьдана из состава Коминтерна, ввиду не революционного, рабоче-крестьянского, а буржуазно-соглашательского характера всей политики Гоминьдана.

Выход из Гоминьдана означает осуждение линии Чен Дусю и Тан Пин-сяна в аграрном и других вопросах революции, так как линия названных товарищей является ничем иным, как политическим выражением, зависимости компартии от Гоминьдана.

* * *

При Ленине Коминтерн провозгласил правильно лозунг: «Пролетарии всех стран и угнетенные народы мира, соединяйтесь!». При Сталине-Бухарине этот лозунг превратился в орудие подчинения колониального пролетариата «национальной» буржуазии.

При Ленине Коминтерн привлекал к себе народно-революционные организации (съезда народов Востока в Баку, съезд народов Дальнего Востока в Москве), ставя себе целью поднять и вести за рабочим классом крестьянские (и мелкобуржуазные вообще) организации угнетенных народов. При Сталине-Бухарине Коминтерн на деле в Китае отдал ведущую роль Центральному Комитету Гоминьдана, т.е. буржуазно-угнетательской верхушке угнетенного народа.

Самой Киткомпартии преподавали не уроки ленинизма, а уроки мартыновщины. Этим объясняется и то, что ее верхушка ведет теперь меньшевистскую политику.

Мы боролись за самостоятельность Киткомпартии. Сталин нас травил. Мы можем себя обвинить лишь в одном: мы слишком недостаточно боролись против гибельной линии Сталина в Китае. Сталинский режим в партии мешал этой борьбе, извращал нашу позицию, клеветал на нас рабочим СССР, Китая и всему Коминтерну. Наша вина лишь в том, что нам не удалось помешать Сталину и Бухарину превратить верхушку Киткомпартии в придаток к буржуазной верхушке Гоминьдана.

Самостоятельность компартии — первейшее, элементарнейшее условие успеха, первейший революционный рычаг китайского рабочего класса. Сталин и Бухарин предали этот основной принцип ленинизма. Этим они взяли на себя политическую ответственность за все совершившееся.

Чтобы оправдать совершенные ими ошибки, которым нет оправдания, Сталину-Бухарину приходится теперь преуменьшать степень развития капитализма в Китае, принижать экономическую и политическую роль пролетариата, преувеличивать всемогущество империализма (его солдат, его пушки), словом, доказывать, что китайская революция вообще не может прийти к победе — по соотношению сил, по недостатку закаленных кадров, по отсутствию опытных революционеров-командиров и пр и пр. Этим всегда кончает оппортунизм: чтобы оправдать свою половинчатость, дряблость и трусость, он преувеличивает силы врага и преуменьшает силы революции.

VI. Для спасения революции необходимо круто изменить весь курс руководства

Китайская революция разбита, но не побеждена. Ее задачи остаются неразрешенными, ее силы — неисчерпанными. Китайская революция имеет гигантские резервы: молодой рабочий класс, черпающий свою силу в ведущей роли новой техники и капиталистических методов производства; многомиллионное пауперизированное крестьянство, всей обстановкой вынуждаемое все более сплошной массой подниматься на борьбу. Рабочий класс и крестьянство Китая, при их готовности к самопожертвованию, при их способности отказывать себе во всём и подниматься все большими массами против империалистов и собственной буржуазии, помещиков и ростовщиков, — представляют, при правильном руководстве, непобедимую силу. На пути к победе, как главное препятствие, стоит нынешняя сталинско-бухаринская линия руководства. С ней нужно покончить во что бы то ни стало.

Что для этого нужно?

1. Коммунисты, члены уханского правительства, должны немедленно выйти из его состава. Оставаться коммунистам в уханском правительстве теперь означает нести ответственность за расстрелы рабочих и крестьян. Выход должен иметь резко демонстративный характер. Надо обличить преступления уханского правительства против рабочих и крестьян, построив на этом обличении широкую агитационную кампанию в стране.

2. Коммунистическая партия выходит из Гоминьдана, развертывает полностью самостоятельную революционную линию, создает свою коммунистическую прессу, организуется, где можно, легально, где нельзя — нелегально, бичует изменников «левого» Гоминьдана и критикует колеблющихся. Подымая «низы» (рабочих и крестьян) против предательских и шатающихся вождей Гоминьдана, Киткомпартия разъясняет, что с действительно революционной частью левогоминьдановских масс она согласна вступить в тесный союз для совместной борьбы на основе революционной программы.

3. Коммунистический Интернационал немедленно исключает «левый» Гоминьдан из числа «симпатизирующих» партий. Он открыто разъясняет, что международный пролетарский авангард не может иметь ничего общего с теми, которые несут ответственность за расстрелы рабочих и крестьян в Чанши и за десятки других преступлений.

4. Киткомпартия немедленно приступает везде, где это еще возможно, к открытой организации Советов депутатов рабочих, крестьян, солдат и городской бедноты. Сосредоточивая вокруг себя революционные массы, Советы руководят их борьбой против контрреволюции, против властей, пособничающих помещикам, контрреволюционному офицерству, буржуазии. Во всех Советах организуются коммунистические фракции, стремящиеся к руководству Советами.

5. Коммунистическая партия начинает систематическую устную и печатную пропаганду идеи Советов на территории всего Китая.

6. Коммунистическая партия не только пропагандирует вооружение рабочих и бедняков-крестьян, но предпринимает всюду, где может, практические шаги для захвата оружия, с цепью создания рабочих и крестьянских вооруженных отрядов.

7. Компартия развивает настойчиво и широко революционную пропаганду среди солдат уханских армий, армий их союзников и их врагов, призывая солдат к расправе над контрреволюционерами и к поддержке борьбы крестьянства за земли. Солдатам должно быть обеспечено наделение землею из государственного фонда. Солдатские Советы должны выдвигать революционных комиссаров, контролирующих действия офицерства.

8. Объединяющим лозунгом является борьба за революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства, осуществляемую через Советы и направленную против иностранных империалистов китайской буржуазии, помещиков, милитаристов, ростовщиков, джентри.

9. Коминтерн немедленно обращается с открытым письмом к Киткомпартии в духе указанных предложений. Коминтерн должен потребовать от Киткомпартии решительного разрыва с теми коммунистами, которые будут стоять за союз с нынешним уханским правительством или будут противодействовать борьбе с ним.

10. Политбюро немедленно отменяет запрет обсуждения вопросов китайской революции в нашей печати. Совершенным безумием является сама мысль о том, что в нынешней обстановке можно оставить под запретом вопросы, являющиеся вопросами жизни и смерти для всего Коминтерна.

* * *

Пора честно, по-большевистски признать совершенные громадные ошибки. Пора перестать говорить казенные фразы о том, что мы все предвидели и что измены «союзников» только усиливают нас. Этому «оптимистическому» вздору никто не верит. Китайская революция находится в громадной опасности. Китайская революция могла победить при правильной тактике. Китайская революция может победить, если линия будет круто исправлена.

Упущено адски много времени. Рабочие и крестьяне Китая отнюдь не обязаны восставать по два и по три раза подряд, чтобы заставить нас порвать, наконец, реакционные блоки и исправить совершенные ошибки. Систематически тормозя революцию сверху, можно на долгий период свести ее на нет. Нельзя больше упускать ни одного часа. Основным рычагом революционного действия является партия. Надо организационно высвободить китайскую компартию, чтобы она встала на собственные ноги, почувствовала самостоятельность и ответственность и взяла бы собственный курс перед лицом масс. Пора, наконец, перестать гоняться — по-сталински-бухарински — за изгаженным знаменем Гоминьдана, давая преступно пятнать наше собственное знамя!

На нас лежит теперь прямая ответственность за дальнейшее развитие событий. Решения, которые мы предлагаем принять, имеют громадное практическое значение не только с точки зрения развития китайской революции, но и с точки зрения обороны нашей страны. Опыт показал, что ложная линия Сталина-Бухарина задерживает революционную борьбу, усиливает врага и приводит неизбежно к обострению нападения английского империализма на СССР. Развертывание китайской революции по линии большевизма покажет и «твердолобым», что труднее бороться с двумя революциями, чем с одной.

Не о голом престиже руководящей группы ЦК тут идет дело, а о судьбе революции на труднейшем историческом перевале. Что касается «престижа», то и он серьезно обеспечивается только одним: правильной революционной линией.

2 июля 1927 г.

Евдокимов

Зиновьев

Радек

Сафаров

Троцкий