Речь Троцкого на заседании Объединенного Пленума.

Печатается по копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка MS Russ 13 Т-2992, 3085 — /И-R/

Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 29 июля — 9 августа 1927 г. стенограф, отчет выпуск III, стр. 22


Троцкий: (читает речь). Здесь вчера тов. Сталин говорил о том, что оппозиция стоит под знаменем троцкизма. Первым и основным признаком троцкизма тов. Сталин поставил отрицание теории построения социализма в отдельной стране. Этот вопрос, товарищи, не снят, — с моей точки зрения; и думается, не будет снят с порядка дня в течение ближайшего периода. Ссылка на те или другие уже состоявшиеся решения, если бы даже эта ссылка была правильна, означала бы только, что эти решения нужно пересмотреть, как явно ошибочные. На самом деле, вопрос этот никогда не рассматривался, как самостоятельный вопрос, в полном объеме, и никогда не выносилось по этому вопросу сколько-нибудь исчерпывающего решения.

Голос с места: Может быть, вы будете отвечать на вопросы, поставленные вам вчера?

Троцкий: Между тем, именно на этом вопросе обнаруживается ярче всего несерьезность попытки выставить наш подход к вопросу, как «троцкистский», в противовес марксистскому или ленинскому (возгласы) . Я понимаю так, что дело идет о политическом течении, которое обсуждается, прежде всего, по политической линии, — по линии так называемого «троцкизма», якобы расходящегося с ленинизмом; именно по этой основной линии обвинения я сейчас и даю объяснения объединенному пленуму ЦК и ЦКК. Я утверждаю, товарищи, что это основное обвинение в корне неправильно. Ведь нельзя же вычеркнуть тот факт, что еще в 1924 г., т.е. уже после смерти Владимира Ильича, Сталин совершенно ясно и точно формулировал свой взгляд на невозможность построения социализма, т.е. социалистического общества в отдельной стране. Выходит, что уже после смерти Ленина, всего каких-нибудь два года тому назад, Сталин развивал «троцкистский» взгляд на вопрос о построении социализма в отдельной стране.

Каганович: Вы про себя расскажите.

Голос: Об этом уже говорилось.

Троцкий: Можно сказать, Сталин ошибался, а потом поправился. Но каким же образом он мог так ошибаться, в таком вопросе? Если верно, что Ленин уже в 1915 г. дал теорию построения социализма в отдельной стране (что в корне неверно); если верно, что в дальнейшем Ленин только подкреплял и развивал эту точку зрения (что в корне неверно), — то как же, спрашивается, Сталин мог по такому важнейшему вопросу выработать для себя при жизни Ленина, в последний период его жизни, тот взгляд, который нашел свое выражение в сталинской цитате 1924 г.? Выходит, что в этом коренном вопросе Сталин попросту был всегда троцкистом и только после 1924 г. перестал быть им.

Антипов: Отвечайте на то, какие вопросы вам задавались. По 4 пункту говорите. Нечего отвлекать внимание.

Каганович: Вы расскажите о дискуссии 1915 г.

Троцкий: Было бы недурно, если бы тов. Сталин нашел у себя хотя бы одну цитату, доказывающую, что он и до 1925 г. говорил о построении социализма в одной стране. Не найдет! А Бухарин? Вот три цитаты, одна 17, две другие 23 г. И все они свидетельствуют, что мы, оппозиционеры, в настоящий момент по этому важнейшему вопросу развиваем ту точку зрения, которая была общепартийной точкой зрения не только при жизни Ленина, но и два или полтора года тому назад, значит, после его смерти. Бухарин говорил о пролетариате в России, что он идет к власти, к социализму.

«Однако, эта задача, которая «ставится на очередь» и в России, не может быть разрешена «внутри национальных границ». Здесь рабочий класс натыкается на непреодолимую стену, которая может быть пробита только тараном международной рабочей революции» (Бухарин, «Классовая борьба и революция в России», сс. 3-4, издание МК и Облбюро, 1917 г.).

В 1919 г. Бухарин говорил еще больше того:

«Период подъема производительных сил может наступить лишь с победой пролетариата в нескольких крупных странах» (Бухарин, «Коммунистический Интернационал», №5, сент. 1919 г., стр. 614).

Не построение социализма, но даже подъем производительных сил может наступить, по Бухарину, лишь с победой пролетариата в нескольких крупных странах. Отсюда вывод о необходимости всемерного развития мировой революции.

Возгласы: Говорите по существу.

Троцкий: Наконец, далее Бухарин говорит, что

«Интернационал осуществит…»

Возгласы: Это совершенно недопустимо. Говорите по существу. Почему вы увиливаете от ответов на прямые вопросы? (Шум.) (Звонок председателя.)

Троцкий: …что

«осуществит взаимную помощь со стороны пролетариата различных стран, а без экономической и других видов взаимной поддержки пролетариат не в состоянии (не в состоянии!) построить новое общество». («Коммунистический Интернационал», №8, май 1919 г., стр. 94.)

Я этим отвечаю прямо и непосредственно на утверждение, которое сделал здесь тов. Сталин именно по тому самому пункту порядка дня, который мы сейчас рассматриваем, — на утверждение, которое гласит, что отход оппозиции от ленинизма на путь так называемого «троцкизма» произошел прежде всего в вопросе о социализме в отдельной стране. Я еще напоминаю, что в программе комсомола, которая принята была в 21 г. и сохраняется до сего дня, ясно формулировано то положение, которое ставится нам в вину, как троцкизм.

Возгласы: Говорите по существу. Вы не имеете смелости ответить на обвинения.

Троцкий: Я спрашиваю, товарищи: значит и Бухарин в 17, 19 и 21 гг. был в этом вопросе троцкистом? Нет, он был тогда именно в этом вопросе ближе к Марксу, Энгельсу, Ленину, чем во многих других вопросах. А программа комсомола? Правда, тов. Шацкин сделал довольно наивную попытку взять ответственность за составление этой программы на себя.

Шацкин: Я ее писал.

Скрыпник: И Шацкина задел.

Троцкий: Выходит, что Шацкин собственным умом дошел в 21 г. до мысли, что вся старая традиция марксизма неверна, и, придя к этому выводу, нашел возможным внести и закрепить в программе комсомола свою троцкистскую ересь. (Шум.)

Шверник: Поговорите лучше о тех обвинениях, которые вам предъявлены.

Троцкий: Ни Бухарин, ни Сталин, оказывается, этого не заметили. (Возгласы.) Я перейду к другим обвинениям, которые мне предъявляют, после того, как отвечу на обвинение, самое основное и принципиальное. Ни Сталин, ни Бухарин не заметили этого, т.е. не заметили того, что в программе комсомола есть пункт о связи строительства социализма с мировой революцией, который формулирован точно так же, как формулировали его мы, оппозиция, сейчас. Не заметил этого будто бы и Ленин, который умел многое замечать. (Шум.)

Петровский: Тов. председатель, надо держать оратора ближе к пункту, который обсуждается.

Ворошилов: Правильно!

Каганович: Вы в 15 г. спорили с Лениным или нет?

Возглас: Скажите про вашу статью в 15 г.

Троцкий: Если мне не будут мешать, то я сейчас скажу и о статье Ленина 1915 г., где ошибка Сталина наиболее очевидна. Никто, оказывается, не заметил по коренному вопросу, по вопросу о связи строительства социализма с мировой революцией, троцкистской ереси в программе комсомола, которая существует уже несколько лет, которая существует и сейчас.

Возглас: А кто вас исправил, не Ленин разве?

Троцкий: И я повторяю: разве случайность заявления Бухарина? (Шум. Звонок председателя.) Случайность программа комсомола? Случайность? Все, что писали по этому поводу Маркс и Энгельс, — отметается. Все, что говорил по этому вопросу Ленин, — отметается, кроме одной-единственной искажаемой Сталиным цитаты 15 г., на которую ссылался именно по пункту 4-му порядка дня тов. Сталин и по поводу которой меня прерывают сейчас. Об этой цитате я вынужден сказать несколько слов.

Голос: Отвечайте лучше о Термидоре, о Клемансо, о двух партиях. Ответьте на все обвинения, вам предъявленные.

Возглас: Вы не имеете смелости ответить на обвинения.

Голос: Довольно об этой цитате!

Троцкий: Я позволю себе указать, что именно тов. Сталин, именно по этому пункту порядка дня говорил о том, что существует отход оппозиции от ленинизма по вопросу о строительстве социализма в одной стране, что это основное наше грехопадение, что именно в этом выражается «троцкизм». И точно так же, как тов. председатель не останавливал по этому вопросу тов. Сталина, я прошу председателя дать мне возможность внести необходимые разъяснения по этому основному вопросу. (Шум. Голоса: Это уже издевательство, довольно!) В тезисах о войне и мире… (Шум.)

Рыков (Председатель): Я получил массу жалоб от членов пленума ЦК и ЦКК по вопросу о том, что речь тов. Зиновьева была посвящена не пункту порядка дня, который стоит на обсуждении. (Голос: правильно!) Это побудило меня дать некоторым последующим ораторам возможность касаться тех тем, которых касался тов. Зиновьев, но мне кажется, что если мы хотим с четвертым пунктом покончить на протяжении сегодняшнего дня, то все-таки рано или поздно нам придется обратиться к обсуждению его. (Голос: правильно!) Поэтому мне казалось бы, что эти требования совершенно целесообразны — посвятить дальнейшую работу на обсуждение вопроса, связанного с докладом тов. Орджоникидзе — предложение об исключении из состава членов ЦК двух его членов Зиновьева и Троцкого. (Голос: правильно!)

Троцкий: Товарищи, если всем остальным ораторам, в пределах того времени, которое им предоставлялось, давалась возможность говорить о всех тех вопросах, которые, по их мнению, стоят в связи с пунктом четвертым дня, то я думаю, что мне, который является по этому вопросу обвиняемым перед объединенным пленумом ЦК и ЦКК, в таком праве, во всяком случае, нельзя отказать. Тов. Орджоникидзе, — никто ему не сделал за это упрека, — в своем докладе затрагивал все, или почти все вопросы, составлявшие предмет разногласий…

Голос: Неверно, ничего подобного!

Тальберг: Говорите по существу!

Троцкий: …даже вопрос о моей оценке роли урожая и неурожая в советской экономике. Так что, ваше право, товарищи, лишить меня слова, но я, в пределах предоставленных мне 45 минут, могу говорить по поводу предъявленных мне обвинений только то, что я считаю необходимым. Если тов. председатель считает, что это неправильно, он, разумеется, может лишить меня слова, и дело пленума — подтвердить вердикт. Мне ничего не остается, как подчиниться. Но, пока я на трибуне, я могу говорить только то, что сам считаю важным, существенным для объединенного пленума по четвертому пункту порядка дня.

Голос: Двадцать раз говорили.

Голос: Скажите, распустите вы фракцию или нет? Вот это вы нам скажите.

Голос: Мы это будем слушать.

Рыков (председатель): Я думаю, что выражу мнение всех членов пленума и ЦК и ЦКК, если скажу, что пленум рассчитывает услышать от тов. Троцкого что-нибудь по тому вопросу, который в настоящий момент стоит на повестке дня (Голос: правильно!), что вопрос о строительстве социализма обсуждался нами и на съездах и на конференциях и является решенным и подтвержденным много раз (Голос: правильно!). Во всяком случае его на повестку настоящего пленума никто не ставил.

Ворошилов (с места) : По этому вопросу нужно говорить, выполняете вы или нет…

Троцкий: Если я должен понимать тов. председателя в таком смысле, что я имею право дальше развивать свои мысли и сделать необходимые выводы из общих принципиальных соображений, то это вполне совпадает с тем планом речи, который имеется у меня (смех, шум).

Голос с места: Это не совпадает с порядком дня.

Голос с места: Не занимайтесь казуистикой.

Каганович: Говорите по существу.

Троцкий: Если вы хотите сказать, что я не имею права говорить о том, что я считаю существом для данного пленума в связи с обвинением меня… (шум), если пленум не считает нужным выслушать меня, то он имеет право меня лишить слова. Я этому подчинюсь, это право пленума.

Каганович: Вам предоставили 45 минут. Говорите по существу, не заговаривайте зубы.

Троцкий: Я и говорю, что в оценке существа вся суть. Если бы не было разногласий, все было бы очень просто. Но в оценке того, что есть существо, я весьма отличаюсь от тов. Кагановича. Это не мешает ему развивать свою точку зрения. А я развиваю свою.

Голос: Говорите по существу (шум).

Троцкий: По вопросу о существе этого вопроса я расхожусь с Кагановичем так же, как например, по вопросу об Амстердаме. Но мне кажется, что я имею право излагать свою точку зрения.

В тезисах о войне и мире (7 января 1918 г.) Ленин говорил о «необходимости для успеха социализма в России известного промежутка времени, не менее нескольких месяцев.» (Том XV, стр. 64). Что, собственно, означали эти слова в его устах? Какое конкретное экономическое и социальное содержание вкладывал он в них?

Ворошилов с места: Это же все можно разослать и напечатать. (Шум.)

Троцкий: В начале 1918 г., в статье «О «левом» ребячестве и мелкобуржуазности» Владимир Ильич писал: «Если бы, примерно, через полгода у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и непобедимым станет социализм» (т. XVIII, часть 2, стр. 87). На эту цитату Владимир Ильич ссылался со времени перехода к нэпу не раз. Он приводил ее в своей речи на IV конгрессе Коминтерна, причем тут же добавил, что «это было сказано, когда мы были поглупее, чем сейчас, но не настолько уж глупы, чтобы не уметь рассматривать такие вопросы» (т. XVIII,ч. 2, стр. 87). Совершенно ясно…

Голос с места: Надо пересмотреть ему время.

Троцкий: Совершенно ясно, что ироническое замечание: «мы были поглупее, чем сейчас» относилось к слишком коротким срокам «через год у нас окончательно упрочится и непобедимым станет социализм» (шум).

Рудзутак: Это не имеет никакого отношения к постановлению ЦКК.

Троцкий: Как мог, однако, Ленин давать такой короткий срок для «окончательного «упрочения» социализма? (Шум.) Какое материально-производственное содержание вкладывал он в эти слова? И что означают, с другой стороны, смягчающие иронию слова Ленина о том, что мы были в 18 г. «не настолько уж глупы, чтобы (шум) не уметь рассматривать эти вопросы?» Совершенно ясно, что под окончательным упрочением социализма Ленин понимал не построение социалистического общества в годовой срок… (Шум.)

Рудзутак: Это не речь, а чтение полного собрания сочинений Троцкого…

Троцкий: …не уничтожение классов, не преодоление противоречия между городом и деревней в двенадцать месяцев, а прежде всего и главным образом восстановление работы фабрик и заводов в руках победоносного пролетариата. В этом вся суть. (Шум.) Чтобы понять ленинскую постановку вопроса о построении социализма, нельзя вырывать и произвольно перетолковывать отдельные замечания, сказанные в разных условиях, по разным поводам и главное, для разных практических целей. Надо взять ленинскую мысль в ее историческом развитии. И тогда мы найдем, что то, что Ленин говорил насчет построения социализма, например, в 1915 г., т.е. за два с лишним года до октябрьского переворота, освещается правильно и с полной бесспорностью лишь в том случае, если проследить развитие ленинской мысли о построении социализма в годы, следовавшие после октябрьского переворота, когда дело шло уже не о программе, а о теоретическом определении живого опыта.

В 1915 г. Ленин писал:

«Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и Их государств» (Ленин, т. XIII, стр. 133, «Социал-демократ», 23 августа 1915 г.).

В этих словах, еще достаточно общих (1915 г.), заключается уже не только полемика с теми якобы революционерами, которые считали, что революция должна одновременно начаться во всей Европе, если не во всём мире, но и… с будущими «левыми» коммунистами. Первым Ленин говорит: революция может и должна начаться в отдельной стране; в какой? — в той, в которой для нее созреют обстоятельства. Вторых он как бы уже предостерегает: недостаточно взять власть, чтобы сразу же объявить всему капиталистическому миру революционную войну (шум).

Голос с места: Говори по 4 пункту, брось канитель тянуть.

Троцкий: …Надо прежде всего выиграть время («передышка») и «организовать у себя социалистическое производство». Только тогда станет возможным активно противостоять капиталистическому миру (шум), поднимая на восстание угнетенные классы других стран. Не ясно ли, что здесь совершенно та же мысль, которую два с половиной года спустя (шум) Ленин гораздо конкретнее и всестороннее развернул в полемике с «левыми» сторонниками революционной войны? Одной власти для войны недостаточно, нужно еще наладить в руках пролетариата производство, чтобы обеспечить существование народа, значит, и самую возможность войны. (Шум.) А для этого понадобится «минимум, несколько месяцев»… Таким образом, в цитате 1915 г. Ленин говорил не о построении социалистического общества, а о первоначальной организации государственного производства — совершенно в таком же смысле, как и позже, в 1918 г., в январских тезисах о мире, он, говоря о социализме, имел в виду возобновление работы после перехода фабрик и заводов в руки рабочего класса, восстановление непрерывности производства на новых основах — по крайней мере, для питания армии, ведущей войну, для охраны социалистической республики, для распространения международной революции. Не понять Ленина можно было еще в 1915 г. Но как не понять его теперь, когда он свою старую мысль так исчерпывающе разъяснил и словом и делом!

Мы могли бы привести сотни заявлений Ленина с 17 по 23 гг. против «теории» социализма в отдельной стране. Ни одна из них Сталиным не разъяснена и не опровергнута. Смешно противопоставлять всему этому ложно понятую цитату 15 года!

Этот вопрос о построении социализма в отдельной стране приобретает именно сейчас исключительно важное значение, в связи с угрозой надвигающейся войны, и поставлен перед нами в самой конкретной и жизненной форме. Я случайно наткнулся на одну рабочую корреспонденцию. Вы знаете, что есть рабочие корреспонденты, которые пишут не для печати, а специально для информации редакций. В конце февраля этого года, после московской губпартконференции, где резко был поставлен вопрос о военной опасности, я перелистывал такую тетрадь корреспонденции, не предназначенных для печати, и нашел следующий поистине замечательный разговор рабочих.

Голос: Это к 4 пункту?

Каганович: Это надувательство.

Рудзутак: Когда же к порядку дня будете говорить?

Шверник: Давайте нам по 4 пункту.

Троцкий: Дело происходило на государственной кондитерской фабрике «Красный Октябрь». Работница, лет 25-ти, говорит: «Мы воевать не хотим, но раз нам войну навяжут, мы должны встать на защиту нашей страны».

Рабочий, лет 40-ка: «Хорошо поешь, да где-то сядешь! Кто вам велел ввязаться в английские дела и посылать туда деньги? Сами виноваты. Значит, вы не хотите мира, если делаете такие вещи».

Работница, лет 25-ти: «Помогая пролетариату Англии, мы знаем, что за наше добро он не будет платить нам злом и в критический момент может предотвратить ту кровавую бойню, которую готовит нам английский капитализм». Рабочий, лет 50-ти…

Шум. Смех.

Герасимов: А с кладбища нет сведений?

Голос: Старушка 70-ти лет ничего не говорила?

Троцкий: Рабочий, лет 50-ти: «Не лучше ли было бы жить спокойно и строить у себя в стране? Коммунисты расписывали на всех углах и перекрестках, что мы можем построить социализм в одной стране. Тогда, за каким же чертом вы лезете в другие страны, посылаете тысченку-другую английским горнякам?».

Рабочий, лет 40-ка…

Шум, смех.

Рудзутак: Это прямо программа Троцкого.

Шверник: Почему возраст только 40 годами ограничен?

Троцкий: Рабочий, лет 40-ка: «Социализм можно устроить в одной стране и надо строить, а если они сами хотят воевать, пусть воюют, — мы не хотим» и т.д.

Эта очень красноречивая корреспонденция не для печати подтверждает, что теория социализма в одной стране дает перспективу рабочим. Но перспектива эта ложная. Она не охватывает международного процесса в целом, и именно поэтому выводы из нее ложны; она ослабляет понимание того, что мы в нашем социалистическом строительстве жизненно, кровно, непосредственно связаны с судьбами международной революции. И этим она ведет к нереволюционным, к пацифистским выводам, что полностью доказывается прочитанной мною корреспонденцией. Эта теория, если она укрепится, будет иметь крайне отрицательное значение для развития Коммунистического Интернационала.

Вот почему нужно дать партии возможность обсудить эту новую теорию не по готовым шпаргалкам…

Рудзутак: А сам по шпаргалке читает.

Троцкий: а в порядке честной, открытой, настоящей дискуссии. Вопрос должен быть своевременно поставлен перед 15 съездом, — не в порядке внезапности, а в порядке всесторонней идейной подготовки, проверки, обсуждения, для чего необходимо своевременно издать сборник материалов, открыть своевременное обсуждение в «Большевике» или в другом специально дискуссионном предсъездовском органе; дать возможность оппозиции издать свои речи и статьи по этому вопросу в отдельном сборнике или вместе с речами и статьями представителей большинства ЦК.

Степанов: А по 4 пункту?

Уханов: Читайте лучше что-нибудь из Чехова.

Троцкий: Тов. Ярославский говорит, что по вопросу о внутренних отношениях партии и в том числе об отношениях между Центральным Комитетом и партией…

Голос: А как вы думаете о той партии, членом которой вы состоите?

Троцкий: Оппозиция стоит будто бы на точке зрения «троцкизма». Но в чем же этот троцкизм состоит? Тов. Ярославский конкретизировал это обвинение по нашему адресу в своем докладе в Киеве перед активом, где он привел тот факт, что оппозиция в своей фракционной работе докатилась до того, что тт. Муралов и Харитонов внесли на фракцию съезда Советов оппозиционные поправки к тезисам тт. Калинина и Куйбышева. Это, конечно, право тов. Ярославского — осуждать эти поправки. Но мало того. Сам факт их внесения он называл фракционностью и троцкизмом. Вот его буквальные слова:

«Почему фракции съезда Советов обсуждают этот вопрос после того, как пленум ЦК одобрил линию ЦК? Разве фракция съезда Советов выше пленума? Это троцкистское понимание нашей партии, что можно апеллировать от пленума ЦК к фракции съезда Советов, если они не согласны с пленумом ЦК».

Товарищи, если так трактовать троцкизм, то я утверждаю, что под понятие троцкизма подойдет каждая попытка каждого партийца использовать свои законнейшие партийные права. Что касается, в частности, и в особенности, апелляции к фракции съезда Советов, то, может быть, это можно было бы еще поставить в вину членам ЦК, если бы они это сделали. Но дело шло не о членах ЦК. Но как раз по этому вопросу у меня есть свидетельство исключительной важности. Является ли всегда апелляция к фракции съезда Советов нарушением партийного права, партийных традиций, партийного устава? Является ли это троцкизмом?

Голос: Тов. Троцкий, кончайте, пожалуйста, по существу.

Троцкий: Тов. Ленин 12 декабря 1922 г. писал не-членам ЦК — Фрумкину и Стомонякову, когда он разошелся с ЦК по вопросу о монополии внешней торговли. Он писал:

«Я напишу Троцкому о своем согласии с ним и о своей просьбе взять на себя, ввиду моей болезни, защиту на пленуме моей позиции. Надеюсь написать еще сегодня или завтра и прислать Вам свое заявление по существу данного вопроса на пленум ЦК. Во всяком случае, полагаю, что принципиальное значение этого вопроса так высоко, что я должен буду, в случае, если на пленуме не получится согласие, перенести вопрос на съезд. А до этого заявить о настоящем расхождении на фракции РКП предстоящего съезда Советов».

13 декабря Владимир Ильич писал мне:

«Мне думается, что у нас с вами получается максимальное согласие. Я думаю, что вопрос о Госплане в данной постановке исключает спор о том, нужны ли распорядительные права для Госплана».

Молотов: О Госплане. Не о троцкизме, а о Госплане.

Троцкий: Нет, согласие о монополии внешней торговли, а вопрос о Госплане отступает на задний план, а я считаю, что вопрос о монополии внешней торговли составляет один из краеугольных камней ленинизма — в отсталой социалистической стране, окруженной капиталистическими странами. Именно поэтому Владимир Ильич хотел апеллировать к фракции. Он говорил:

«В случае нашего поражения по этому вопросу, мы должны будем перенести вопрос на партийный съезд. Для этого понадобится краткое изложение наших разногласий перед партийной фракцией предстоящего съезда Советов. Если я успею, я напишу таковое и был бы очень рад, если бы вы поступили таким же образом».

15 декабря Владимир Ильич пишет:

«Я убежден, что если нам грозит опасность провала (на пленуме ЦК), то гораздо выгоднее провалиться перед партсъездом и сейчас же обратиться к фракции съезда, чем провалиться после съезда».

Владимир Ильич пишет мне 15 декабря:

«Если паче чаяния наше решение не пройдет, обратимся к фракции съезда Советов и заявим о переносе вопроса на партсъезд».

И дальше:

«Если бы этот вопрос оказался снятым с настоящего пленума (чего я не ожидаю и против чего, конечно, Вам надо от нашего общего имени протестовать изо всех сил), то я думаю, надо все равно обратиться к фракции съезда Советов и потребовать переноса вопроса на партсъезд, ибо дальнейшие колебания абсолютно недопустимы».

Наконец, 21 декабря, когда пленум, по инициативе тов. Зиновьева, переменил предшествующее свое неправильное решение, Владимир Ильич писал:

«Тов. Троцкий, как будто удалось взять позицию без единого выстрела, простым маневренным движением. Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление…»

На кого предлагал продолжать Владимир Ильич наступление?

Голос: На Троцкого!

Троцкий: Наступление на ЦК.

«…и для этого провести предложение, поставить на партсъезде вопрос об укреплении монополии внешней торговли и о мерах к улучшению ее проведения. Огласить это на фракции съезда Советов. Надеюсь, возражать не станете и не откажетесь сделать доклад на фракции».

Вот как выглядит на деле «троцкизм»! Товарищи, здесь меня обвиняли в том, что я сказал «Неправду» по вопросу о статьях «Социалистического вестника», о том, на чьей стороне «Социалистический вестник» в основных разногласиях по вопросу о китайской революции.

Голос: Мы слыхали.

Троцкий: Я внес по этому поводу письменное заявление по личному вопросу, не превосходящее полутора страниц. Мне было отказано в его оглашении. Товарищ председатель заявил, что оно будет приложено к протоколу, к стенограмме. Товарищи, сейчас в связи с теми острыми вопросами, которые разделяют нас, сделана попытка из моей статьи «Куда это ведет?», направленной против шпаргалки Московского Агитпропа, шпаргалки…

Голос: А сам по шпаргалке читаешь.

Тальберг: А ты что по шпаргалке читаешь?

Троцкий: …изданной в количестве 5 тыс. экземпляров, в типографии ОГПУ, — сделана попытка вывести грозную улику насчет наших повстанческих намерений. Оппозиция собирается де, по примеру группы Клемансо во Франции во время войны, бороться за другую политику обороны, — а это де и означает левоэсеровское повстанчество. Тут концы совершенно не связаны с концами.

Голос: Очень хорошо связаны.

Троцкий: Если говорить о левоэсеровском восстании, то тогда незачем ссылаться на Клемансо, а если хотят из политики Клемансо сделать улику против оппозиции, то незачем говорить о левоэсеровском восстании. Оппозиция, — говорят нам, — стремится овладеть властью, подобно группе Клемансо. Оппозиция считает — и она этого не скрывает ни от ЦК, ни от партии, — что ее отстранение от руководства вредит интересам партии. Каждое серьезное идейное течение не может не стоять на этой же точке зрения. Мы считаем, что отстранение оппозиции от руководства особенно тяжко отразилось за последний период на линии руководства в китайской революции.

Голос: В ЦК уж не вернуться.

Троцкий: Мы считаем, что те же неправильности принципиального характера могут особенно тяжело повредить в деле обороны СССР именно в случае войны. Мы считаем поэтому, что партия должна и в случае войны сохранить, или вернее, воссоздать более гибкий, более правильный, более здоровый внутрипартийный режим, который допускал бы своевременную критику, своевременные предупреждения и своевременные изменения политики. Почему же отсюда вытекает повстанчество? Если вернуться к исторической ссылке, которую я привел из области политической истории буржуазных партий во Франции для иллюстрации своей мысли, то ведь окажется, что оппозиция Клемансо как раз и пришла к власти не через повстанчество, не через нарушение тамошней, их буржуазной законности, а через их, буржуазную, капиталистическую законность, через механику французского парламентаризма. Французский парламент даже не изменил своего состава. Перевыборов не было. На основании опыта войны, французская буржуазия, в лице своих правящих клик, пришла к выводу, что министерство Клемансо, Тардье и других более отвечает ее интересам во время войны, чем министерство Пенлеве-Бриана и др. Почему же этот исторический пример порождает мысли о повстанчестве?

Можно возразить — и все мы возразим, что у нас нет механики парламентаризма. Да, к счастью, нет. Но у нас есть механика партии. Партия должна сохранять контроль над всеми своими органами во время войны, как и во время мира. Партия решает основные вопросы на своих съездах, обыкновенных и чрезвычайных, У партии есть полная возможность прийти к выводу, что отстранение оппозиции от руководства политикой было ошибкой, и партия может эту ошибку исправить.

Тальберг: Адвокатская речь.

Троцкий: Может или не может партия исправить то, что было сделано в промежуток между двумя съездами? Может или не может партия на съезде решить, что в интересах нашей обороны, нашего хозяйства, в интересах китайской революции и всего Коминтерна руководство партии должно быть организовано на тех началах, какие Ленин изложил в своем завещании? Может или не может? Я считаю, что может. Думаю, что вся оппозиция считает, что может. Здесь нет и тени намека не только на так называемое повстанчество, но и на чудовищное обвинение относительно политики двух партий, политики раскола.

Для подкрепления обвинения, брошенного здесь очень двусмысленно насчет повстанчества, была организована несколько необычная и странная история, связанная с подачей мною записки по военному вопросу в Политбюро ЦК.

Чубарь: Что за выкрутасы?

Троцкий: Такие записки подавались за 10 лет революции и членами ЦК, и не членами ЦК, и отдельными военными работниками, и группами военных работников десятки раз. Никогда никому не приходило в голову, что обращение члена партии к ЦК с письмом, обращающим внимание на те или другие неправильности в организации вооруженных сил, или на неправильную военную политику в целом, представляют собой антипартийный шаг.

Чубарь: Никогда не было демонстрации на Ярославском вокзале?

Троцкий: На VIII съезде была, как здесь уже рассказано, тесно спаянная группа военных оппозиционеров, которая в области военного строительства противопоставляла централизованной пролетарской линии линию децентрализации и партизанства. Никому не приходило в голову даже и в этом видеть антипартийные тенденции. Тов. Ворошилов сказал, будто я не посмел явиться на VIII съезд именно из-за этого вопроса. Я по этому поводу подал заявление по личному вопросу, с точной ссылкой на решение Политбюро, которое обязывало меня выехать на фронт, несмотря на съезд, — ввиду наших неуспехов на Востоке, нашего отступления под Уфой. К сожалению, и это заявление не было оглашено. Товарищ председатель обещал приложить его к нашим протоколам.

Возвращаюсь к военному документу. В начале 24 г. на Ваке (бывш. Военно-акад. курсы) фигурировал документ, — докладная записка в Центральный Комитет, — составленная при участии тт. Дыбенко, Федько, Урицкого, Белова и др. товарищами по вопросам военного строительства. Через посредство тов. Каханяна и других собирались под этим документом подписи военных работников для представления в ЦК. Правда, при этом на ухо говорили, что особого риска в этом нет, т. к. документ известен некоторым членам ЦК. Документ довольно широко ходил по рукам. Он касался тех же трудностей военного дела, которых касается и поданная мною записка, но касался под другим углом зрения. Все подписавшие это заявление остались не только невредимыми, но часть наиболее активных участников вскоре после подачи записки получила решительное повышение по службе.

Я думаю, что как член ЦК, я имел право подать докладную записку, составленную на основании данных совещания с несколькими военными работниками, которых я тут же назвал по фамилиям. Когда же я это сделал, то поднялись совершенно чудовищные выкрики, обвинения и даже угрозы. Так как не была дописана последняя страница и это отсрочило подачу заявления на полчаса, то по этому поводу была приведена в движение вся механика пленума, тов. Уншлихт появился в Белом Кремлевском коридоре с формальным постановлением пленума Центрального Комитета. Для чего это все нужно? Раздалось даже слово «военный заговор». Военный заговор, выражающийся в том, что член ЦК подает в ЦК в одном экземпляре записку, причем, подавая эту записку, он называет по именам тех немногих, абсолютно верных и надежных членов партии, с которыми он совещался относительно отдельных сторон военного дела! Для чего это все делается? Всякий понимает, для чего. Это организовано для того, чтобы запастись на всякий случай материальцем для завтрашнего построения обвинений на счет повстанчества оппозиции. Разумеется, такая постановка дела ни в коем случае не может смягчить внутрипартийные отношения, не может создать более нормальные условия внутрипартийной жизни, к которым мы, в интересах тех идей, которые мы защищаем, стремимся — не менее, чем каждый другой член партии, чем каждый другой член ЦК и ЦКК.

Тут же скажу, что как ни велики наши разногласия, как они ни остры, но в прениях по острому партийному вопросу бросить члену партии обвинение в том, что он «расстреливал коммунистов» — это невиданно в коммунистических отношениях и естественно вызывает крайне резкий, в других условиях, — недопустимый возглас. Когда на Президиуме ЦКК тов. Ярославский позволил себе такого же рода заявление, тов. Орджоникидзе его немедленно остановил…

Голос с места: На Секретариате ЦКК.

Троцкий: Совершенно верно, на Секретариате. И разумеется, как только тов. Орджоникидзе его остановил, я не позволил себе такого возгласа, к какому вынужден был здесь, и который, конечно, совершенно недопустим в рамках руководящего учреждения, вообще, партийного учреждения.

Ярославский: Вы назвали коммунистов черносотенцами.

Троцкий: Но, к сожалению, тов. Ворошилов в своем заявлении не был остановлен. По поводу слов тов. Ворошилова, которые, конечно, ни один член партии не может оставить на своей репутации, — не могу оставить и я, — я внес письменное заявление, которое, к сожалению, не было оглашено. В этом письменном заявлении я устанавливал то, что должно быть и без того ясно для каждого из вас, именно, что при мне, под моим руководством и по моим прямым директивам расстреливались дезертиры, изменники, белогвардейцы, но никогда не расстреливались коммунисты. Коммунисты расстреливались нашими классовыми врагами — белогвардейцами. Если бывал в числе дезертиров, изменников коммунист, то он, конечно, подлежал расстрелу, как дезертир.

Радченко: Насчет Бакаева и Залуцкого?

Троцкий: Я оглашу все документы в отношении тт. Бакаева и Залуцкого, если дадите мне 5-10 минут. Неправда, что я требовал когда-нибудь расстрела Залуцкого и Бакаева. Этот вопрос тогда же разбирался в Центральном Комитете по моему требованию. Дело обстояло таким образом: Реввоенсоветом был издан приказ, с одобрения ЦК, который гласил, что каждый комиссар должен знать, где находятся семьи тех командиров, с которыми он связан, для того, чтобы на боевой линии и вообще на важных постах не было бы таких командиров, семьи которых находятся в тылу у врага, ибо тогда командиры стремятся к семье, и изменяют нам, и подводят под гибель и фронт сотни, тысячи красноармейцев и командиров. Приказ был очень строг в смысле обязанности комиссаров наблюдать за этим делом. Когда случилась в одной из дивизий Восточного фронта неустойка по части измены группы командного состава, тяжело отразившейся на этом участке, я находился на Южном фронте, узнал об измене по телеграмме и обратился с телеграфным же запросом к тт. Смилге и Лашевичу о том, что с семьями изменивших командиров, чтобы взять их немедленно, как заложников, и по закону того времени расстрелять таких членов семьи, «которые могли быть сообщниками, пособниками и пр, Мне ответили, что относительно семей неизвестно. Не зная, кто комиссары и какие комиссары, — а в этот период бывали еще случаи очень ненадежных комиссаров, это был период, когда отбор комиссарского состава был очень непрочный, — я послал телеграмму, в которой говорил, что таких комиссаров, которые не знают, где семьи их командного состава, нужно привлечь к трибуналу и расстрелять, Это не был приказ о расстреле, это был тот обычный нажим, который тогда практиковался. У меня здесь есть десятки такого же рода телеграмм Владимира Ильича, я их прочту сейчас, если угодно.

Голос: Не надо.

Троцкий: Мне Лашевич и Смилга ответили, что у нас такие-то и такие-то комиссары, прекрасные товарищи, что мы за них отвечаем, а если мы не годимся, то сместите нас. На это я ответил дословно: «Товарищи, не кокетничайте, вы лучшие комиссары, лучше которых быть не может; я же хочу сказать лишь то, что нужно в десятки и сотни раз лучше глядеть за семьями командиров, которые могут оказаться по ту сторону враждебного фронта». Тт. Бакаев и Залуцкий, как вы знаете, расстреляны не были, между мною и этими комиссарами стояли такие товарищи, как Смилга и Лашевич, и я, посылая телеграмму был уверен, что они зря ничего не сделают. Это была обычная в то время форма военного нажима. Обо всем этом ЦК был тогда же мною извещен.

Я показывал в ЦКК бланк, который мне дал Владимир Ильич как раз тогда, когда эти слухи о расстрелах коммунистов дошли до Политбюро. Вопрос о тт. Залуцком и Бакаеве есть, в сущности, недоразумение. Но комиссар полка Пантелеев был действительно расстрелян под Казанью, где командир и комиссар бросили фронт, когда мы были окружены, захватили пароход и хотели уехать в Н. Новгород. Мы остановили их, предали суду и они были расстреляны. Мы об этом деле доложили Политбюро. По этому поводу Политбюро признало наше постановление правильным. Когда позже сказали Ленину, что Троцкий расстреливает коммунистов, Ленин дал мне, по собственной инициативе, бланк, выражавший высшую форму доверия. Этот бланк я сдал в Институт Ленина Бланк чистый, только внизу написаны слова, которые вы можете прочитать в стенограмме ЦКК:

«Товарищи! Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело. В. Ульянов (Ленин)».

Когда я спросил его, для чего это? Владимир Ильич сказал: «Это на случай возобновления подобных слухов; у вас будет готовый бланк, на котором вы напишете то решение, какое будет вызываться обстановкой». Я никогда не позволил себе сделать употребление из этого документа, он сохранялся у меня, как исторический документ, который я сдал в Институт Ленина Он свидетельствует о том, что, несмотря на трения, которые бывали, Владимир Ильич считал, что я доверием его не злоупотребляю, что своей властью не злоупотребляю — в ущерб делу или отдельным товарищам — в самой острой обстановке гражданской войны.

В связи с вопросом о…

Каганович: О Ярославском вокзале скажите.

Голос: О Клемансо. О Термидоре.

Троцкий: Я к этому как раз непосредственно перехожу. Тов. Орджоникидзе цитировал здесь заявление 16 октября. Основной мыслью этого заявления был отказ от фракционной работы. Искренно ли было это наше заявление 16 октября? У нас есть, товарищи, достаточная информация по части того, с какой энергией оппозиционные члены ЦК проводили это обязательство… (шум).

Голос: «Ого!», «Фракционную работу вы проводили с энергией», «смеетесь вы», «в каком смысле?»

Троцкий: …в том смысле, что призывали оппозиционеров не замыкаться, не обособляться, не шептаться по углам, не скрываться от партии, а открыто излагать свои взгляды в общих организациях партии. Верно, что каждое направление в общем и целом отвечает за своих сторонников, — конечно, не за каждого в отдельности, но за всех в целом. Однако, верно и другое: партийный режим отвечает за те формы, какие принимает внутрипартийная критика. (Голоса: Ага!)

По вопросу об условиях, формулированных тов. Орджоникидзе, я могу лишь полностью и целиком присоединиться к тому, что здесь говорил по этому вопросу тов. Зиновьев. Было бы, конечно, неправильно рассматривать эти условия, как условия сохранения тех или других товарищей в Центральном Комитете. Не в этом, разумеется, дело. В близком будущем предстоит партийный съезд, который, после двухлетнего перерыва будет разрешать, в числе других вопросов, и вопрос о составе ЦК партии. Исключение или неисключение из ЦК в этих условиях есть только внешний симптом дальнейшего изменения внутрипартийных отношений в ту или другую сторону, не более того. (Возгласы: Ого!») Именно в интересах защиты тех взглядов, которые мы в партии отстаиваем…

Голос: На вокзале защищаете!

Троцкий: …причем, защиту эту понимаем так, что партия проверит взгляды на основании опыта событий и идейной борьбы. Внутрипартийная борьба со всеми теми острыми трениями и последствиями, к которым она приводила, не случайна. Она приводит к таким фактам, как проводы члена ЦК на Ярославском вокзале. Никто не считает этого нормальным. Но никто не может считать нормальным, что в «Правде» в течение месяцев члены ЦК третируются, как враги социалистической республики. И то и другое ненормально. И то и другое связано одно с другим. Нельзя отвязать, оторвать одно от другого, — несмотря на наилучшие намерения, это не удастся, если не создать в партии более нормальный, более здоровый режим (Голоса: Какой режим). Мы заявляем, что все, что можно сделать для того, чтобы перед XV партийным съездом и через посредство XV съезда, несмотря на глубокие принципиальные разногласия, улучшить внутрипартийные отношения…

Голос: Перманентная дискуссия.

Троцкий: …и сделать для ЦК более легким использование сил оппозиции на любой работе, мирной или военной, мы готовы сделать. Все это каждый оппозиционер, — если это не примазавшийся, не случайный, — такие, конечно, и в оппозиции имеются, — каждый оппозиционер сделает по чистой совести. (Голоса: «Декларация», «прекратите выступление», «Томского».)

Председатель: Слово имеет тов. Томский (аплодисменты).

Л. Троцкий

6 августа 1927 г.