СССР и С.Ш.С.А.
Текст этой беседы был напечатан в газете «Правда» за 25 августа 1927 г. и сопровождался чванным и злобным замечанием Редакции (главным редактором был Бухарин), которое мы приводим внизу. Бухарин и Сталин утверждали, что существующий политический режим олицетворяет пролетарскую демократию, социализм и все другие идеальные достоинства. Полностью отождествляя свою привилегированную касту с «социалистическим государством», Бухарин писал, что рабочие и крестьяне СССР не имеют, мол, никакого права на недовольство своим положением. — /И-R/
(Беседа тов. Троцкого с американской делегацией 19 августа 1927 г.).
В составе участников беседы, числом 26 человек, находились американские рабочие, учителя, журналисты, стоящие не на коммунистической, а на мелкобуржуазной точке зрения. — Ред. «Правды»
Троцкий. Во врученном мне вами только-что списке вопросов есть, как я вижу, целый ряд пунктов, касающихся внутренней жизни нашей партии, собственно наших разногласий. Мы, большевики, имеем обыкновение по этим вопросам объясняться внутри нашей партии. Я прошу не видеть в этих словах отсутствия у меня готовности объясниться с приезжими гостями по всем интересующим их вопросам, но я предпочел бы не-членам нашей партии излагать прежде всего те мысли и соображения, которые могли бы их побудить вступить в нашу партию, чтобы затем уже разбираться в ее внутренних разногласиях. Впрочем, я кратко еще вернусь к этому пункту — в связи с опасностями войны.
Начинаю свой ответ сразу с 7 вопроса.
Он гласит: «Правильно ли будет сказать, что советская страна есть демократия, или же нужно сказать, что здесь господствует диктатура одного класса, или одной части этого класса — коммунистической партии?» Называть ли советскую страну демократией, или нет, это зависит от того, какое содержание вкладывается в понятие демократии. Я согласен, что можно, с точки зрения существующей американской демократии, отказать нашему Советскому Союзу в праве именоваться демократией. Но я сохраняю за собой право, с нашей точки зрения, отрицать, что Соединенные Штаты являются демократией. Я мог бы поставить параллельно 7 вопросу вопрос 7а: «Можно ли сказать, что Соединенные Штаты являются демократией, или же Соединенные Штаты являются страной, которая управляется диктатурой крупнейших банков, трестов и т.д.?» На этот вопрос я предложил бы, со своей стороны, такой ответ: в Соединенных Штатах господствует диктатура наиболее концентрированного капитала под прикрытием внешних форм политической демократии. Когда привилегированное меньшинство господствует над эксплуатируемым большинством, меньшинство заинтересовано в том, чтобы свое господство прикрывать различными мистификациями религии, наследственной монархии или политической демократии. Советская система есть диктатура рабочего класса, у которого нет никакого интереса обманывать других насчет характера своей диктатуры, — поэтому он не прикрывает ее никакой маскировкой.
Второе, не менее глубокое отличие диктатуры рабочего класса, руководимого своим авангардом, т.е. партией, от диктатуры феодалов или капиталистов состоит в том, что феодалы и капиталисты стремятся свою диктатуру увековечить, тогда как коммунистическая партия рассматривает диктатуру пролетариата как временный, переходный строй. Целью революционной диктатуры является создание такого общества, которое не будет нуждаться в государственной власти вообще, так как будет основано на солидарности производителей, освобожденных от эксплуатации и каких бы то ни было классовых перегородок.
Теперь, если позволите, я отвечу на 8 вопрос: «Почему в СССР нет свободы печати и слова для всех вообще, в том числе и для противников советского режима?»
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно опять-таки условиться насчет того, что понимать под свободой печати, свободой речи, свободой собраний. Каждый человек имеет свободу летать, но без самолета трудно осуществить эту свободу. Рабочие в любой демократической стране имеют право на свою печать, на свои собрания и проч., но для печати нужны типография и бумага, а для собраний нужны помещения и свободное время. Между тем, типография и дома принадлежат не рабочим, а буржуазии. Журналисты либо выходят из буржуазного класса, либо если и выходят из рабочей среды, то перевоспитываются буржуазией в духе ее интересов. Свобода печати для рабочего в Америке сводится на деле к свободе покупать за 2 цента одну из тех газет, которые создаются буржуазными журналистами в интересах капиталистов. Никакой другой свободы печати в нынешней Америке нет. Этой свободы у нас не существует. Мы отняли у буржуазии типографии, запасы бумаги и бумажные фабрики. Мы поставили эти материальные орудия «свободы слова» на службу интересам воспитания рабочего класса и всего народа. Мы сделали этим гигантский шаг вперед от режима буржуазной демократии, которая дает всем трудящимся право летать, но лишает их самолетов.
Вы спрашиваете: не может ли получиться, что при советском режиме народ будет недоволен и не будет иметь путей для выражения своего недовольства?
Отрицать возможность недовольства или наличие недовольства, разумеется, нельзя. Пока есть нужда, пока существуют классовые различия, — а у нас все это есть, — недовольство неизбежно, и это недовольство есть сила, движущая вперед. Может ли оно находить у нас свое выражение? Мы утверждаем, что несмотря на все недостатки советского строя, как он есть, эта система — при посредстве нашей партии — дает возможность неизмеримо более полного и непосредственного выражения интересов и чувств трудящихся масс, чем насквозь искусственная и фальшивая система буржуазной демократии. Да вот вам самый свежий пример, над которым следовало бы поразмыслить всем демократам — не по должности, а по убеждениям.
Австрия представляет собой, как известно, демократию, и притом демократию, совершенно недавно сфабрикованную по самым лучшим международным образцам, при непосредственном участии американских наблюдателей и воспитателей. И что же? Мы недавно были свидетелями того, как австрийские рабочие, несмотря на свободу печати, собрания и пр., не нашли другого способа выразить свое недовольство, как устроить восстание в Вене. Вы должны удостоверить, с другой стороны, что наши рабочие не прибегают к таким способам выражения своих мнений. Это вытекает из того, что советский государственный строй, в противовес буржуазной демократии, дает рабочим массам неизмеримо большие возможности прямого влияния на ход государственной и общественной жизни.
10 вопрос: «Можно ли сказать, что внешняя политика Советского Союза устремлена на Восток, а не на Запад?»
Не думаю, чтобы можно было так формулировать общее направление нашей внешней политики. Бывают периоды, когда наше внимание и наши усилия поглощены больше Востоком, чем Западом, но бывает и наоборот. Нам приходилось оборонять и наши восточные границы, — а заодно и северные, и южные. Во время рурской оккупации или во время всеобщей стачки в Англии мы глядели больше на Запад. События китайской революции привлекли наши взоры прежде всего на Восток. Вообще же мы связываем судьбу нашей страны с движением мирового рабочего класса и с движением угнетенных, колониальных и полуколониальных народов, т.е. с революцией и на Западе, и на Востоке.
11 вопрос: «Какие причины препятствуют признанию Советского Союза правительством Соединенных Штатов, и что нужно сделать для устранения этих препятствий?»
На этот вопрос я предпочел бы услышать ответ от уважаемых гостей. (Смех). Основное препятствие, как я понимаю, заложено в противоположности наших общественных систем. Соединенные Штаты представляют сейчас наиболее законченное, наиболее совершенное и наиболее могущественное выражение капиталистической системы, а мы являемся первым, пока еще «черновым» опытом социалистической системы. Те, кто руководят судьбами Соед. Штатов, неохотно видят будущих наследников капиталистического режима. Основное препятствие устранить трудно, так как ни одна страна не собирается добровольно изменять свой режим. Но и при наличии этого основного препятствия можно многое сделать для улучшения взаимоотношений. Надо первым делом рассказать в Америке, что мы все же не так плохи, как о нас там думают, — это будет уже небольшим шагом вперед. Надо в частности рассказать, что хотя мы и являемся принципиальными противниками частной собственности, но считаемся с существующими фактами и, когда заключаем договоры с капиталистами, свои обязательства добросовестно выполняем.
Почему нас обвиняют в недопустимой пропаганде? Потому, что капиталистические правительства не хотят мириться с самым фактом существования такого правительства, которое выражает некапиталистический образ мыслей. Позвольте взять, в качестве примера, настоящую нашу беседу. Мы находимся здесь в правительственном учреждении. Мне представляется список в два десятка вопросов, и почти каждый из этих вопросов, при наличии злой воли, можно рассматривать как попытку ниспровержения советского строя. Тем не менее ни одна из наших газет не будет обвинять наших уважаемых гостей в том, что они ведут у нас недопустимую пропаганду. Но представьте себе, что делегация из Советского Союза в одном из государственных зданий Вашингтона задает такие же 20 вопросов одному из государственных чиновников Соединенных Штатов, подвергая сомнению все устои американского общественного и государственного строя? Вы видите сами: это невозможно.
Извиняюсь, если мои слова могли быть поняты кем-либо как упрек по поводу поставленных мне вопросов: ни в малейшей степени я этого не имел в виду. Наоборот, я благодарен за открытую и прямую постановку вопросов, которая дает возможность столь же прямых ответов. Я хотел лишь сказать, что подобного рода вопросы с нашей стороны по отношению к капиталистическому государству неизбежно были бы изображены как попытка недопустимой «пропаганды».
12, 13 и 14 вопросы посвящены вложениям у нас иностранных капиталов. Более детальная справка вам дана в письменном виде. Здесь мы ограничимся лишь основными соображениями.
До сих пор иностранные концессии, в том числе и американские, играют в нашей хозяйственной жизни небольшую роль. Это объясняется несколькими причинами. Первая из них та, что весь наш общественный строй существует всего 10 лет, причем первые годы были годами гражданской войны. Вторая причина состоит в уже упомянутом взаимном недоверии, которое вытекает из противоположности социальных систем. Третья причина лежит в крайней дезорганизованности мирового рынка и крайней неустойчивости мировых и национальных хозяйственных конъюнктур. Когда в Германии рушатся грандиозные фирмы, как например, фирма Стиннес, — это в порядке вещей. Когда в Японии, как за последние месяцы, рушатся сотни крупных фирм, — это считается нормальным явлением. Если же у нас тот или другой иностранный концессионер не сразу получает тройные прибыли, то это должно доказывать полную несостоятельность советской хозяйственной системы.
15 вопрос: «Каковы задачи советской власти в области внешней политики?»
Первой для нас задачей является сохранение и продление мира. Мы думаем, что эта наша задача обща нам с трудящимися массами всего мира. Если кто-нибудь скажет в буржуазной прессе, что одна часть партии у нас хочет мира, а другая — войны, то мы советуем не верить такому вздору. Стремление к сохранению мира вытекает из самых основ нашего строя, как государства рабочих и крестьян, и является общим для нас законом общественного и культурного самосохранения.
16 вопрос гласит: «Сможет ли СССР догнать передовые капиталистические страны и в какой срок?»
Что мы продвигаемся вперед, доказано фактами. Мы не сомневаемся, что сможем продвигаться вперед и дальше. Та часть национального дохода, которая уходила раньше на монархию, дворянство, буржуазию, в бóльшей своей части может быть теперь затрачена на развитие производительных сил и на повышение материального и культурного уровня рабочих масс. Централизованное управление хозяйством дает гигантские преимущества. Сможем ли мы технически и культурно превзойти капиталистические страны и в какой срок? На этот вопрос нельзя дать простого ответа, особенно на вопрос о сроке. Расстояние, отделяющее нас от передовых капиталистических стран, еще очень значительно. Наша задача состоит в том, чтобы систематически, из года в год уменьшать это расстояние правильным использованием прежде всего наших внутренних средств, а также и тех дополнительных ресурсов, которые нам может дать — конечно не даром — мировой рынок капиталов и товаров. Но чтобы ответить на вопрос о том, когда мы догоним капиталистические страны, надо знать, что будет тем временем происходить с этими последними. Ведь и они не стоят просто на месте, дожидаясь нас. Сейчас капиталистические страны в Европе достигли приблизительно довоенного уровня хозяйства. Вместе с тем возродилась, притом в более острой форме, борьба за рынки сбыта и источники сырья, т.е. та самая борьба, которая 13 лет назад привела к империалистской войне. Дальнейшее повышение производительных сил в капиталистических странах поведет за собою автоматически новую войну, а новая война поведет за собой революцию — в Европе прежде всего (Соединенные Штаты имеют отсрочку). В общем вся ближайшая эпоха будет эпохой гигантских экономических и социальных потрясений. Трудно предвидеть, на каком техническом и культурном уровне будут держаться капиталистические страны. Одно можно сказать, что победоносная революция, скажем, в Германии или в Англии, тем более во всей Европе, в сочетании с нашей советской системой и нашими естественными богатствами необычайно ускорила бы развитие производительных сил и у нас, и в Германии или в Англии, и во всей Европе — на новых, социалистических основах. Такое развитие событий, разумеется, очень ускорило бы революцию в Соединенных Штатах, сократив данную им историей отсрочку.
Этот результат может быть, однако, достигнут тем вернее, тем полнее, чем успешнее мы сами будем продвигаться по пути социалистического строительства, отнюдь не дожидаясь пассивно пролетарской революции в Европе, и тем более, не сидя, сложа руки, до признания нас капиталистической Америкой. Этой задаче — продолжению по пути социалистического строительства собственными средствами — и посвящены наши главные усилия.
Вы спрашиваете — 17 вопрос, — можно ли сказать, что живая церковь работает рука об руку с правительством?
Весьма сомневаюсь, чтобы можно было так сказать. Советское правительство не нуждается в поддержке церкви, наоборот, стремится освободить трудящихся от влияния какой бы то ни было религии. Что касается так называемой «живой церкви», то по ряду своих занятий и духовных интересов я не имею возможности следить за нею.
18 вопрос: «Что является «важнейшей» для нас задачей в области хозяйства?» Американизировать нашу технику, укрепляя фундамент социализма и повышая благосостояние масс. Но мы не возражали бы против советизации техники в Америке. Если бы сочетать американскую технику с советской общественной системой, это дало бы колоссальный рост культурного могущества всего человечества.
19 вопрос: «В чем состоит важнейшее завоевание коммунизма в Советском Союзе с 1921 года?» За время, протекшее после 1921 года, мы возродили нашу промышленность, достигнув в отношении общего объема производства примерно довоенного уровня. Социализм доказал этим впервые в человеческой истории, что способен поднимать производительные с илы страны. Этому вопросу посвящена моя книжка «К социализму или к капитализму?», изданная также и в Америке.
В связи с вопросом о военной опасности возвращаюсь к вопросу о разногласиях внутри нашей партии. Факт этих разногласий, естественно, интересует по-разному общественное мнение разных классов в разных странах. Пресса делает из этого предмет сенсации. Американская пресса в этой области занимает одно из самых первых, если не первое место. Вы это знаете лучше моего. Мы можем только советовать не брать сообщений вашей печати за чистую монету. Прежде всего мы просили бы вас уяснить себе здесь, у нас, что дело идет о разногласии внутри одной и той же партии, которая связана всей предшествующей историей подпольной борьбы, боями Октябрьской революции, гражданской войной, социалистическим строительством, внутренней железной дисциплиной. Из этих разногласий не так-то легко могут возникнуть такие события, на которые рассчитывают или хотели бы рассчитывать наши враги. То, что нас разъединяет, несравненно меньше того, что нас соединяет. Некоторые из наиболее враждебных нам, наиболее лживых или наиболее сбитых с толку иностранных газет пытались даже перспективу войны связать так или иначе с борьбой внутри нашей партии. Эти расчеты или надежды в корне ложны. Они представляют собою смесь обмана и глупости. Партия наша, как я уже сказал, единодушна в стремлении отстаивать мир. Если бы, однако, мы подверглись нападению с целью помешать нам продолжать наше социалистическое строительство и наше культурное развитие, наша партия боролась бы за завоевания Октябрьской революции с тем же единодушным воодушевлением, с каким она дралась на баррикадах 1917 года или в гражданской войне следующих лет. Мы и сейчас остались теми же революционерами, какими были, когда поднимали знамя восстания против самодержавия, против буржуазии, против войны, и если наши враги думают, что мы с того времени на государственных должностях отяжелели и обленились, то им придется жестоко разочароваться.
Дополнительный вопрос: «Совершенно вне зависимости от каких-либо вопросов внутрипартийной политики, мы настолько заинтересованы в установлении лучших отношений с Россией, что хотели бы знать, не близится ли тот день, когда Советская Россия разрешит все же свободу мнений в общественной жизни как рабочим, так и всем тем, которые не согласны с политикой правительства?»
Мы сейчас же, сегодня же, подписали бы такое обязательство, если бы присутствующие здесь подписали параллельное обязательство, именно, что наши мировые враги, которые обладают колоссальными материальными средствами, не вмешаются в нашу внутреннюю жизнь для того, чтобы помочь эксплуататорским классам опрокинуть советский строй и вернуть страну на путь капитализма.
Когда американские радикалы середины прошлого века вели борьбу за уничтожение рабства с рабовладельцами Южных Штатов, то не только на Юге, но и в Северных Штатах было очень мало так называемых демократических «свобод». Я читал в старых американских книгах рассказы о том, что когда сторонник рабства в каком-либо из Северных Штатов требовал для себя свободы слова и свободы мнений в общественном месте, хотя бы в кабаке, то он уходил часто с большим количеством синяков, и я должен признаться, что жалобы его на нарушение свободы слова не вызывают во мне никакого сочувствия и по сей день. Что касается южных «демократов», то они нередко обмакивали противника рабства в деготь и затем вываливали его в перьях. Отмена рабства негров, т.е. замена его «вольнонаемным» рабством, была достигнута не путем «свободного» обмена мнений, а путем гражданской войны. Мы сейчас боремся за отмену вольнонаемного рабства, за уничтожение капитализма. Это вопрос куда более грандиозный и трудный, чем отмена рабства нескольких миллионов негров. Все человечество делится на два главных лагеря: революционный пролетариат и империалистскую буржуазию. Все, что посредине, примыкает в критические моменты либо к тому, либо к другому лагерю. Борьба не прекращается ни на один день. Дело идет не об отвлеченной свободе отвлеченных мнений, — дело идет о том, быть ли этой стране социалистической или капиталистической. И скажу вам с полной откровенностью: тем, которые пытаются повернуть нас на путь капитализма, мы склонны отвечать добрыми пролетарскими синяками. Если в Америке скажут, что мы нарушаем свободу, то мы ответим, что в этом мы немножко похожи на настоящих отцов американской свободы. Других путей, чтобы продвинуть человечество вперед, история не придумала. Раздираемое классовыми противоречиями человеческое общество не есть дискуссионный клуб. Классы в борьбе пользуются всеми средствами убеждения и насилия. Мы являемся пионерами нового общественного строя. Наши враги неизмеримо многочисленнее, богаче, вооруженнее, чем мы. Они нас подстерегают на каждом шагу. Они создали хитрые уловки для обмана масс, и эти уловки они называют правилами демократии. Они сами никогда не соблюдают этих правил, когда дело идет об основных вопросах — об охране собственности. На арене цирка можно бороться по самым изысканным правилам французской борьбы. Но когда жизни человека угрожает опасность, или когда он отстаивает самое для него важное и дорогое, он пускает в ход и кулаки, и колени, и каблуки, и зубы, не считаясь ни с какими правилами французской или — джиу-джицу — японской борьбы — и он прав. Нашим врагам для целей их борьбы против нас нужна так называемая «демократическая свобода». Мы им ее не дадим. Мы будем по-прежнему всеми доступными нам средствами убеждения и принуждения защищать диктатуру пролетариата, как единственный путь к новому, действительно свободному человеческому обществу.
Если, однако, присутствующие здесь или отсутствующие друзья пообещают, что они устранят господство банков трестов, армий, дредноутов, самолетов на суше, на воде и в воздухе, тогда мы обещаем в тот же день дать полную и неограниченную свободу всем партиям и всем направлениям.
Еще один вопрос, не предусмотренный первоначальным списком, как и критические замечания председателя делегации, касаются британской и американской коммунистических партий. По этому поводу здесь было сказано, что к коммунизму «вообще» в Америке нет вражды, но есть вражда к коммунистам, которые-де, в отличие от коммунистов СССР, занимаются не созидательной, а разрушительной работой. Не думаю, чтобы мы могли сойтись в этом вопросе. Нас, русских коммунистов, тоже обвиняли в разрушительных тенденциях прежде, чем мы пришли к власти, — да и сейчас не перестают обвинять. Жалобу на «плохие приемы» британских и американских коммунистов я — по правилам гостеприимства — покорно принимаю к сведению. Должен, однако, сказать, что, как коммунист, я себя рассматриваю как члена международной коммунистической партии, и в этом смысле все упреки, которые делаются по адресу американских или английских коммунистов, делаются по адресу каждого коммуниста, следовательно и меня в том числе. Если у нас, у коммунистов, у русских, английских или американских, «плохие» нравы и приемы, которые кое-кого раздражают, то что-ж? — мы готовы были бы с течением времени исправиться, — во всяком случае, мы исправимся не позже, чем наши классовые враги…
* * *
Позвольте этим считать исчерпанными мои ответы на поставленные мне вопросы. Если ответы неудовлетворительны, то это отчасти потому, что вопросы очень трудны.
По поводу интервью тов. Троцкого.
От редакции.
Ввиду того, что тов. Троцкий в печатаемой выше беседе существенно отступает от ленинских взглядов партии на некоторые крупнейшие вопросы международной классовой борьбы пролетариата, редакция «Правды» видит себя вынужденной сопроводить эту беседу нижеследующими замечаниями.
1. Существует ли «демократия» в советской стране, или ее не существует?
На поставленный в такой форме членами американской делегации крупнейший вопрос тов. Троцкий совершенно не сумел дать правильного ленинского ответа. Вместо того, чтобы подчеркнуть факт существования у нас пролетарской демократии, как высшей формы по сравнению с демократией буржуазной, тов. Троцкий сбился с классового понимания демократии на то неправильное противопоставление «демократии вообще» «диктатуре вообще», которое содержится в формулировке вопроса делегации. В итоге т. Троцкий весь вопрос о демократии свел в «маскировке», которая нужна-де для диктатуры буржуазии, и не нужна диктатуре пролетариата, проглядев ту пролетарскую демократию, на основах которой строится диктатура пролетариата, пытаясь вычеркнуть из истории факт гигантского значения: невиданное развитие демократии при советском строе.
Сравним с «ответами» т. Троцкого то, что говорил о демократии в советской стране тов. Ленин. Возьмем его «Тезисы об Учредительном Собрании» от декабря 1917 г.
«Выставляя требование созыва Учредительного собрания, революционная социал-демократия с самого начала революции 1917 года неоднократно подчеркивала, что республика Советов является более высокой формой демократизма, чем обычная буржуазная республика с Учредительным собранием.
«Для перехода от буржуазного строя к социалистическому, для диктатуры пролетариата, республика Советов (рабочих, солдатских и крестьянских депутатов) является не только формой более высокого типа демократических учреждений (по сравнению с обычной буржуазной республикой при Учредительном собрании как венце ее), но и единственной формой, способной обеспечить наиболее безболезненный переход к социализму». (http://ru.wikisource.org/wiki/%D0%A2%D0%B5%D0%B7%D0%B8%D1%81%D1%8B_%D0%BE%D0%B1_%D0%A3%D1%87%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE%D0%BC_%D1%81%D0%BE%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B8_(%D0%9B%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%BD)
В брошюре «Пролетарская революция и ренегат Каутский» (1918 год) тов. Ленин писал:
«Пролетарская демократия в миллион раз демократичнее всякой буржуазной демократии; Советская власть в миллион раз демократичнее самой демократической буржуазной республики.
«Не заметить этого мог только либо сознательный прислужник буржуазии, либо человек совершенно политически мертвый, не видящий живой жизни из-за пыльных буржуазных книг, пропитанный насквозь буржуазно-демократическими предрассудками и тем превращающий себя, объективно, в лакея буржуазии.
«Не заметить этого мог только человек, который не способен поставить вопроса с точки зрения угнетенных классов…»
Далее тов. Ленин говорит о политических условиях в буржуазных странах:
«Нами управляют (и наше государство «устрояют») буржуазные чиновники, буржуазные парламентарии, буржуазные судьи. Вот — простая, очевидная, бесспорная истина, которую знают по своему жизненному опыту, которую чувствуют и осязают ежедневно десятки и сотни миллионов людей из угнетенных классов во всех буржуазных странах, в том числе и самых демократических.
«А в России совсем разбили чиновничий аппарат, не оставили на нем камня на камне, прогнали всех старых судей, разогнали буржуазный парламент и дали гораздо более доступное представительство именно рабочим и крестьянам, их Советами заменили чиновников, или их Советы поставили над чиновниками, их Советы сделали избирателями судей. Одного этого факта достаточно, чтобы все угнетенные классы признали Советскую власть, то есть данную форму диктатуры пролетариата, в миллион раз демократичнее самой демократической буржуазной республики.
«Каутский не понимает этой, для всякого рабочего понятной и очевидной, истины, ибо он «забыл», «разучился» ставить вопрос: демократия для какого класса? Он рассуждает с точки зрения «чистой» (т. е. бесклассовой? или внеклассовой?) демократии. Он аргументирует как Шейлок: «фунт мяса», больше ничего. Равенство всех граждан — иначе нет демократии».
В «Тезисах о буржуазной демократии и диктатуре пролетариата» (1 конгресс Коминтерна, 1919 г.) т. Ленин писал:
«Именно те массы, которые даже в самых демократических буржуазных республиках были по закону равноправны, а на деле при помощи разных средств и ухищрений отстранялись от участия в политической жизни и от использования демократических прав и свобод, ныне (при советской власти, Ред.) привлекаются к постоянному, беспрепятственному и при этом решающему участию в демократическом управлении государством» (Курсив наш. Ред.).
Ленин говорит о «демократическом управлении государством» диктатуры пролетариата, а тов. Троцкий «отвечает» американской делегации, что «демократия» может служить только «маскировкой» для буржуазии. Тов. Троцкий не подошел к вопросу о демократии с классовой точки зрения, оставшись на уровне тех рассуждений о «демократии вообще», которые неоднократно клеймил т. Ленин.
2. Не выяснив в своем ответе американской делегации (и, видимо, не уяснив самому себе) вопроса о пролетарской демократии в СССР теоретически, тов. Троцкий, естественно, дал совершенно неправильное и искаженное освещение действительных политических условий в Советском Союзе.
Во-первых, т. Троцкий совершенно неудовлетворительно ответил на следующий вопрос американской делегации: «… Не близится ли тот день, когда Советская Россия разрешит все же свободу мнений в общественной жизни как рабочим, так и всем тем, которые не согласны с политикой правительства?»
Тов. Троцкий коснулся в этом пункте, по существу, лишь вопроса о буржуазных партиях. Он совершенно обошел молчанием то косвенное утверждение об отсутствии якобы в СССР «свободы мнений» для рабочих, которое содержится в формулировке вопроса делегации. Замолчав эту сторону дела, тов. Троцкий тем самым дал повод врагам диктатуры пролетариата и далее распространять ту злостную клевету, которая, по-видимому, отчасти смущает даже членов американской делегации, поставивших подобный вопрос.
Мы полагаем, что знакомство с фактами советской действительности убедит этих членов делегации, что утверждение об отсутствии в СССР «свободы мнений» для рабочих является вымыслом и клеветой. У нас обладают избирательными правами в советы свыше 60 миллионов трудящегося населения в возрасте от 18 лет, независимо от пола и национальности. Из них в последней кампании перевыборов советов активно участвовало больше 50%, т.е. свыше 30 миллионов рабочих и крестьян. Наши выборы — это не простое голосование выборных списков в парламент, это личное участие избирателей в собраниях, где заслушиваются и обсуждаются отчеты в работе советов, где подвергаются обсуждению все стороны их деятельности, где участники собрания выступают с критикой, вносят практические предложения по улучшению работы и исправлению недостатков, обсуждая кандидатуры лиц, выбираемых на советские посты. Свыше 30 миллионов рабочих и крестьян осуществили свое право избирателей в таких собраниях при выборах нынешнего состава советов на основах пролетарской демократии, притом цифра активных участников выборов из года в год растет. Ни одна буржуазная страна ничего подобного не знает.
В нашей стране в профессиональные союзы организовано 10 млн. рабочих и служащих, — цифра, которой профессиональное движение не достигло ни в одной буржуазной стране. Процент организованности рабочих и служащих у нас наивысший, по сравнению с другими странами, — 90%. При свободных выборах профсоюзных органов и при заслушивании регулярных отчетов члены профсоюзов активным образом выявляют свои мнения, осуществляя пролетарскую демократию.
У нас нет действительно «свободного мнения» для буржуазных и антипролетарских партий, являющихся сторонниками свержения власти рабочего класса и восстановления капитализма, но это обстоятельство ничего общего с свободой мнений для рабочих не имеет. На то у нас пролетарская демократия, а не буржуазная, демократия для бедных, а не для богатых, для рабочих и трудящихся города и деревни, а не для капиталистов и помещиков.
Во-вторых, тов. Троцкий заявил, что в условиях СССР «недовольство» есть «сила движущая вперед». В той общей форме, какую придал этому положению тов. Троцкий («пока существуют классовые различия» — «недовольство неизбежно», речь идет явным образом о «недовольстве» классов), это положение верно только для капиталистических стран, где классовое, революционное недовольство со стороны трудящихся масс буржуазным режимом действительно есть «сила движущая вперед». В стране, где власть находится в руках пролетариата, классовое недовольство властью проявляет в первую очередь буржуазия, прикрывающая себя именем «народа», «демократии», «учредительного собрания» и часто пользующаяся для борьбы с диктатурой пролетариата прямой помощью иностранного капитала (вспомним годы интервенции против СССР). Это контрреволюционное недовольство никоим образом не может быть, с точки зрения пролетариата, признано «силой, движущей вперед», а из сказанного тов. Троцким может быть сделан именно такой вывод. Точно так же нас не «движет вперед» это «недовольство» советским режимом и тогда, когда в острые периоды борьбы (в те же годы гражданской войны) влиянию буржуазии поддавались отдельные колеблющиеся слои из трудящихся классов. Такие колебания в дни Кронштадтского восстания составляли даже прямую угрозу советской власти и грозили повести страну «назад», а отнюдь не вперед.
В высшей степени странно, что, говоря о «возможности неизмеримо более полного и непосредственного выражения интересов и чувств трудящихся масс» при советской системе, тов. Троцкий находит нужным связать это положение не с общим вопросом о преимуществах пролетарской демократии перед буржуазной, а с вопросом о «недовольстве» при советском режиме, замолчав факты того гигантского общественного подъема рабоче-крестьянских масс, того активного и многостороннего участия их в процессе социалистического строительства, которое базируется отнюдь не на «недовольстве», а на полной поддержке советского государства, как своего, социалистического государства (тов. Троцкий в своей беседе почему-то предпочел сказать не о социалистическом характере нашего государства, а только о «некапиталистическом (?) образе мыслей» нашего правительства).
В итоге данные т. Троцким ответы могут ввести как американскую делегацию, так и некоторых читателей в заблуждение как насчет советской действительности, так и насчет взглядов партии на эту действительность.
3. Мы не можем, далее, не отметить, что, затушевывая подлинно демократический характер пролетарской диктатуры в СССР, тов. Троцкий одновременно допускает излишнее приукрашивание буржуазной демократии, когда утверждает, без соответствующих необходимых оговорок, что «рабочие в любой демократической стране имеют право на свою печать, на свои собрания и проч.»
Это неверное утверждение, ибо оно противоречит фактам. Общеизвестно, что революционные рабочие сплошь и рядом в самых «демократических» государствах (например, Америка, где только-что казнены «демократическим» буржуазным судом Сакко и Ванцетти) систематически подвергаются за пропаганду своих взглядов карам (штрафы, аресты и т.д.).
Непонятно, как мог «забыть» об этих политических «прелестях» буржуазных демократий тов. Троцкий, ограничившийся лишь указанием на чисто экономические условия, не позволяющие в них рабочим использовать якобы существующую при капитализме свободу печати.
4. Далее, мы считаем совершенно неправильным ответ тов. Троцкого на вопрос о том, «может ли СССР догнать передовые капиталистические страны». Вопрос сформулирован в такой форме, что он требовал безусловного разграничения: есть области, в которых мы уже давно перегнали капиталистические страны (советская власть, как форма пролетарской диктатуры, как высший тип демократии; успехи социалистического метода хозяйства, подчиняющего народное хозяйство в целом интересам пролетариата и трудящихся масс). Об этом тов. Троцкий не сказал ни слова. Если предположить, что в вопросах американской делегации речь шла лишь о технике советской промышленности, то и в этом случае его ответ неправилен, ибо он не сказал прямо, что мы можем догнать и перегнать капиталистический мир и в этой области при условии, что наше развитие не будет сорвано интервенцией со стороны иностранных империалистов. В этом нам порукой те преимущества социалистического планового хозяйствования, которыми не обладает и не может обладать капитализм.
5. Наконец, чрезвычайно двусмысленной (и после заявления оппозиции от 8 августа весьма симптоматичной) является та «сдержанность», которую проявляет тов. Троцкий, говоря о единодушии нашей партии в вопросе о войне. «То, что нас (т.е. оппозицию с партией. Ред.) разъединяет, несравненно меньше (!) того, что нас соединяет». Еще бы! Если бы «разъединяющего» в вопросе об обороне СССР было больше, чем «соединяющего», то тов. Троцкий не находился бы в нашей партии, это всякий и без разъяснений тов. Троцкого понимает прекрасно. Однако тот факт, что на вопрос не-коммунистической делегации об обороне СССР тов. Троцкий отвечает такими крайне двусмысленными фразами (прекрасно зная, что эти фразы будут использованы буржуазной и социал-демократической прессой против нашей партии), — этот факт лишний раз доказывает, что оппозиция не освободилась еще от тех ошибок в этом важном вопросе, недопустимость которых ясна для каждого коммуниста, для каждого рабочего.
Мы не останавливаемся здесь на других «странностях», имеющих место в «беседе» т. Троцкого, вроде, например, той большой «странности», как это т. Троцкий разрешает себе «сомневаться» — по «неосведомленности»!? — в том, что советская власть отнюдь не идет «об руку» с живой церковью? Странно, что т. Троцкий забыл о существовании ряда органов советской власти, ведущих антирелигиозную пропаганду.
Выразим, в заключение, наше удивление: как могло случиться, что заданные американской делегацией вопросы, столь простые по своему характеру для каждого сознательного рабочего-большевика, оказались вдруг столь «трудными», по словам тов. Троцкого, что он в них мог «заплутаться» и наделать столько грубых ошибок.