Грубо эмпирический поворот.
Троцкий пронумеровал эту статью, как «Циркулярное письмо № 24». Печатается по копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка bMs Russ 13 Т-1770. (Т-3114, это черновик письма.) — /И-R/
Дорогой друг.
Некоторые товарищи еще до сих пор тешатся мыслью о совещании, пущенной в оборот Преображенским. Вардин (которого Сосновский называет покойником, хотя, по совести, не знаю, был ли он когда-нибудь жив), написал даже в ЦКК о предстоящем нашем ходатайстве насчет совещания. С таким ходатайством можно было бы обратиться только для того, чтобы насмешить людей. Думаю, впрочем, что доказательства сейчас уже излишни. Не только потому, что от идеи отказался сам автор ее, но и потому, что произошли кое-какие события, достаточно ясно определяющие и пределы и механику «левого курса». Сосновский совершенно правильно подходит ко всем этим вопросам под углом зрения партийного режима. Этого же самого неутомимо требует Раковский, И это сейчас единственно правильный и надежный критерий. Не потому, что партийный режим есть самостоятельный источник всех остальных явлений и процессов. Нет, партийный режим в огромной мере является производным фактором; но он имеет в то же время огромное — в некоторые моменты, решающее — самостоятельное значение. И здесь диалектика, как везде. А так как партия есть единственный инструмент нашего сознательного воздействия на общественный процесс, то критерием серьезности и глубины поворота является для нас прежде всего преломление этого поворота внутри партии.
Одним знаменательным симптомом было дело харьковского слесаря Блескова, о чем много писал Сосновский; повторяться не буду. Еще более знаменательно решение по делу Сафарова и др. «покойников». ЦКК установила ясные и точные пределы самокритики: ошибаться могут только младшие, старшие же не только правы сегодня, но были правы и всегда. Мало того, коммунист, который, признавая сегодняшнюю правоту ЦК, не признает его вчерашней правоты, не только не имеет права читать в партшколе лекции о вчерашнем дне, но и не имеет права состоять членом партии. Ведь одно это решение показывает, какой грубо эмпирический характер имеет поворот в отношении кулака, — грубо эмпирический и в то же время панический.
Концы ни в малейшей степени не сведены с концами. Мало того, даже не ощущается еще и потребности сводить концы с концами.
Ибо если бы эта потребность ощущалась хоть в малейшей степени, то ярославское решение по делу Сафарова и других покойников было бы совершенно невозможно. Кто этого не усвоит, тот пойдет навстречу самым смехотворным ошибкам.
Можно сказать, что существует-де «объективная логика положения», которая должна будет заставить и прочее. Но, во-первых, объективная логика существовала и два года, и три года, и год тому назад. Пока у этой объективной логики прорежутся зубки, проходит нередко немало времени, в течение которого исторического младенца треплет лихорадочная температура. Помочь объективной логике можно, только не изменяя собственной субъективной логике, т.е. говоря то, что есть и не усматривая прорезавшихся зубов там, где только зачесалась десна. Если даже допустить, что объективная логика непременно приведет данных людей в данный период к пониманию того, что понимать надлежит, — и в этом случае обязанность революционного крыла состоит не в том, чтобы превозносить уже понятое (т.е. эмпирически в панике уступленное), а в том, чтобы ясно и громко сказать, что не понято. А не понято девять десятых, 99 сотых и это ставит немногое понятое под удар. Вот почему новое предложение Преображенского насчет обращения к Конгрессу кажется мне шагом назад даже по сравнению с его первым предложением, хотя он и отказывается от традиций мечтателей-славянофилов о Земском Соборе.
Случилось и еще одно событие, которое я считаю решающим. Это — появление проекта программы. Надо понять, что это покрупнее вопроса хлебозаготовок, где можно еще десять раз повернуть туда и сюда, при молчании партии, прежде чем у объективной логики прорежутся политические зубы. Этот проект есть катастрофа. Я делаю добросовестнейшую попытку предостеречь Конгресс от принятия этого проекта путем разбора всех его основных элементов. В основе своей этот разбор подытоживает нашу коллективную работу последних лет. Но я вынужден взять разбор на собственную ответственность, именно ввиду «несвоевременности» славянофильского собора, который и всегда, впрочем, оказывается несвоевременным, ибо являлся лишь «пленной мысли раздражением».
Проект программы считаю катастрофой, несмотря на то, что в нем нет никаких страшных словец против нашей ереси. А нет их потому, что в точной программной форме, — после всех проделанных зигзагов, — трудненько даже и формулировать, в чем собственно оная ересь состоит. Я пытался это сделать за авторов проекта и в бессилии положил перо. Это сделать тем труднее, что 3⁄4 проекта потрачены на то, чтобы подделаться под ересь, сохраняя однако в основном свою контрабанду. Программа тщательно притворяется программой международной революции. На самом деле это — программа строительства социализма в одной стране, т.е. программа социал-патриотизма, а не марксизма. Маскировка левых фраз ничего не меняет. В главе о стратегии не извлечен ни один из уроков, вытекающих из опыта последнего десятилетия. Это означает санкционирование гибельной политики последних пяти лет. Раздел о Востоке рисует для Китай перспективу рабоче-крестьянской демократической диктатуры, которая на одном из дальнейших этапов перерастает в пролетарскую. Это есть подготовка новой гоминьдановщины. Кто этого не понял с прошлой осени, с тем нужна открытая идейная борьба. В таких вопросах выжидания и сделки преступны.
Критику проекта программы я даю в обширном документе, который отправляю Конгрессу и в дискуссионный листок «Правды». Вышла целая брошюра в несколько печатных листов. При писании ее я с полной яркостью почувствовал, до какой степени своевременно отошел Зиновьев. Он пришел к нам своевременно, чтобы помочь нам нанести смертельный удар легенде «троцкизма», и он отошел от нас за полгода до VI-го Конгресса, чтобы развязать нам руки для критики ошибок 1923 г., ошибок V-го Конгресса и проч. Ведь до сих пор это было самым слабым нашим местом: из-за «союзников» мы до поры до времени сами подпадали под обвинение в национальной ограниченности. Теперь мы можем это выправить полностью.
Как однако нелепо поступил этот злополучный стратег в отношении своей собственной капитулянтской «линии». Если бы он переждал несколько месяцев, он мог бы уцепиться за левый поворот и в то же время порвать с нами на вопросе об отношении к VI-му Конгрессу. Он вышел бы из блока с некоторой видимостью достоинства и мог бы внести некоторое замешательство в ряды партии. А в нынешнем своем виде он ничего кроме пользы партии, а следовательно и нам не принес — как своим приходом так и своим отходом. Пора присвоить ему звание «общественно-необходимого перебежчика».
Теперь о письме к VI-му Конгрессу. При невозможности осуществить идею насчет собора, придется в начале письма VI-му Конгрессу сказать примерно так:
В силу тех условий, в которых мы находимся, мы лишены возможности обменяться мнениями и формулировать коллективное наше заявление VI-му Конгрессу. Настоящее заявление написано мною лично и я несу за него личную ответственность. Однако на основании крайне несовершенной переписки со значительным количеством единомышленников, считаю несомненным, что настоящее письмо в основном выражает коллективное наше мнение. — Другого пути не вижу. Что касается содержания письма, то я его уже очертил в разосланном мною предложении. Что касается тона, то в отношении партии и Коминтерна тон нам менять не приходится: это — тон неразрывной связи и подлинной партийности. Что же касается руководства, его действий и ошибок, то после новых событий (дело Сафарова, проект программы) сдвиг нужен не вправо, в сторону славянофильских мечтаний, а твердо влево, в сторону западнического реализма. Теперь это уже будет не недоверие «авансом», а строго обоснованное недоверие, опирающееся на бесспорные факты партийного порядка.
Крепко жму руку.
П.С. Весть о смерти дочери застигла меня во время работы над проектом программы, и память о ней навсегда соединилась у меня с проблемами международной революции. Свою работу, посвященную основам программы Коммунистической партии, я посвятил памяти дочери, которая была молодой, но очень стойкой и преданной партийкой, нашей твердой единомышленницей. От многих друзей получены и получаются телеграфно выражения сочувствия.
Большое спасибо.
Л. Троцкий
24 июня 1928 г.