Интервенция Японии в Манчжурии и Советский Союз.

Япония ввела свои войска в Манчжурию 18-19 сентября 1931 г. Лига Наций создала Комиссию Расследования, и через год осудила интервенцию. Тогда Япония вышла из Лиги и продолжила свою войну и агрессию в Китае. Печатается по копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка MS Russ 13 Т-3415 (Houghton Library, Harvard University) — /И-R/

Беспомощность Лиги Наций в японско-китайском вопросе превосходит все предвиденья наиболее непримиримых противников и критиков этого учреждения. Противоречивый характер Лиги Наций — я бы предпочел, с вашего разрешения, сказать: её вероломный характер, — ярче всего представлен Францией. Её официальный делегат, министр иностранных дел г. Бриан, руководит всей миротворческой акцией в то время, как вся правительственная пресса, и прежде всего «Тан», изо всех сил поддерживает японское вторжение, как бы дезавуируя свою официальную дипломатию. Читая изо дня в день передовые статьи «Тан», можно подумать, что имеешь перед собой орган генерального штаба в Токио, а не министерства иностранных дел в Париже. Ясно: различие между действительной политикой господина Бриана и военными операциями генерала Хонио должно быть не так уже велико, если официозная французская печать может с успехом совмещать обе точки зрения. На этом примере мы еще раз видим, что Франция для поддержания своей «версальской» гегемонии, — гегемонии неустойчивой, ибо не отвечающей действительному экономическому удельному весу страны, — вынуждена искать опоры во всех элементах европейской и мировой реакции, в поддержке везде и всюду военного насилия, колониальных захватов и пр.

Но, разумеется, японско-китайский конфликт, вернее сказать, военное нападение Японии на Китай, прежде чем найти опору в Париже, должно было найти её в Токио, а в известном смысле и в Нанкине. Нынешняя драматическая развязка в Маньчжурии непосредственно возникла из разгрома китайской революции и из надвигающейся революции в Японии.

Китайская революция 1925-27 годов имела национально-освободительный характер и подняла на ноги грандиозные массы. Захватившая руководство движением партия Гоминьдан в конце концов военными мерами подавила революцию, не дала сложиться демократической нации, ослабила Китай, возродила борьбу генеральских клик и тем самым разожгла хищные аппетиты, прежде всего у Японии.

Военная интервенция Японии в Маньчжурии вовсе, однако, не является выражением силы нынешнего японского государства. Наоборот, она продиктована его возрастающей слабостью. Крайне поучительно провести аналогию между маньчжурской авантюрой царизма, приведшей к войне 1904-5 годов, и авантюрой правительства Микадо, которая в своем развитии тоже неизбежно ведет к войне или, вернее, к ряду войн. Царское правительство бросилось в свое время на восток в поисках выхода из невыносимых внутренних противоречий между развивающимся капитализмом и архаической полуфеодальной сословно-аграрной структурой страны. Лекарство, однако, только ускорило развитие болезни и привело к первой русской революции 1905 года.

Аграрный и сословный слой Японии до сих пор остается полуфеодальным. В начале этого столетия противоречие между молодым японским капитализмом и его государственным режимом еще не успело развиться. Наоборот, капитализм с успехом использовал крепкие старые феодальные классы, учреждения и традиции для своих военных целей. Именно это сочетание и дало Японии её грандиозную победу над царской Россией в 1904-5 году.

Положение с того времени радикально изменилось. Капиталистическое развитие Японии за последнюю четверть столетия глубоко подкопало старые японские отношения и учреждения, увенчивающиеся фигурой Микадо. Правящие классы указывают японским крестьянам обильные запасы земли в Маньчжурии. Но крестьяне хотят предварительно разрешить аграрный вопрос у себя дома. Только на новой демократической основе может окончательно сформироваться Япония как современная нация. Властители судеб Японии чувствуют себя примерно так, как чувствовала себя царская монархия в начале этого столетия. И по зловещей иронии судьбы правящая Япония ищет выхода из своих невыносимых противоречий на полях той самой Маньчжурии, где царская монархия получила столь тяжкую предреволюционную рану.

Как повернется ход событий на Дальнем Востоке в ближайшие дни или недели, предсказать нелегко: за работой здесь слишком много противоречивых факторов, пересекающихся в разных направлениях. Подвести им конъюнктурный баланс тем труднее, что само японское правительство, именно как правительство предреволюционной эпохи, отличается чрезвычайной неустойчивостью и склонностью к неожиданностям. Но как бы ни сложились события в ближайшие недели, общий их ход можно предвидеть почти безошибочно. Если бы даже удалось сейчас приостановить развитие японских военных операций и тем предотвратить их непосредственное превращение в войну по широкому фронту, это значило бы все равно не более как передышку.

Правящая Япония увязла в Маньчжурии. Лига Наций пытается ликвидировать конфликт (поскольку она действительно стремится к этому) ценой новых уступок Японии за счет Китая. Это значит, что даже при самом благополучном исходе нынешних военных операций Япония увязнет в Маньчжурии еще более. Китай будет ощущать японские «права» в Маньчжурии как острую занозу в босой ноге. Правда, Китай обессилен хозяйничаньем военных гоминьдановских клик. Но национальное пробуждение Китая остается фактором грандиозной исторической важности, и этот фактор будет расти. Чтоб удерживать свои позиции, Япония вынуждена будет неизбежно прибегать к новым и новым военным экспедициям. Необходимость посылки новых войск будет, в свою очередь, порождать стремление оправдать издержки путем расширения своих «прав», т.е. путем новых захватов и насилий. Этот процесс имеет свою автоматическую логику. Международное положение Японии будет становиться все более напряженным. Военные расходы будут непрерывно увеличиваться, первоначальные соображения экономической выгоды в ходе вещей подменятся соображениями военного престижа. В стране будет расти недовольство. Маньчжурия может при этих условиях стать для японской монархии тем, чем Марокко стало для испанской монархии, притом в более короткий срок.

Не может ли нынешняя завязка в Маньчжурии привести к войне между Японией и Советским Союзом? На этот вопрос, как и на предшествующий, я могу, разумеется, ответить только как наблюдатель, не посвященный в планы и намерения правительств и судящий исключительно на основании объективных признаков и логики вещей. Со стороны советского правительства можно во всяком случае считать абсолютно исключенным желание конфликта с Японией. В этом вопросе в высшей степени поучительно проследить совсем свежую эволюцию французской официозной печати. В первые недели японской интервенции «Тан» не успевал повторять: бояться надо не Японии, а СССР, который явно затевает агрессивные действия. Телеграммы о концентрации советских войск сыпались как из рога изобилия. Этим достигнуто было необходимое раздвоение внимания и выигрыш времени для японских военных властей. Когда бессилие Лиги Наций обнаружилось с достаточной убедительностью, французская официозная печать поставила себе задачей, — вернее, ей поставлена была задача, — примирить правительства великих держав с совершившимся фактом и побудить их пойти как можно дальше навстречу Японии. С этого момента «Тан» стал заверять, что не может быть и речи о вмешательстве СССР, дело идет о чисто местном конфликте, о провинциальном эпизоде, все будет урегулировано как нельзя лучше, не нужно волноваться и вмешиваться: Япония сама хорошо знает, что ей нужно в Маньчжурии.

Французская печать для своих успокоительных заверений ищет опоры в «слабости» СССР и Красной армии. Она при этом нередко пользуется упомянутой выше аналогией с русско-японской войной 1904-5 годов. Аналогия эта очень поучительна, но при одном условии: если поставить плюс там, где раньше был минус, и наоборот. Ибо, если нынешняя Япония совсем не похожа на Японию начала столетия, то нынешний Советский Союз еще меньше похож на царскую Россию. Разумеется, советская революция далеко не завершена. В экономическом развитии Союза имеется много противоречий, которые превращаются моментами в политические затруднения. Отрицать это значило бы заниматься политикой страуса. Но при больших исторических оценках нужно не терять из виду пропорций и не забывать основных фактов из-за второстепенных. Красная армия есть исторический продукт трех революций, пробудивших и воспитавших русскую нацию и рядом с ней несколько союзных и дружественных наций. В случае войны, неизбежность и необходимость которой будет понятна массам населения СССР, пробужденная тремя революциями энергия превратится в могущественную силу. Только слепцы могут не понимать этого!

Правда, дальневосточный театр военных действий далек, железнодорожная связь с ним представляет серьезные затруднения. Преимущества Японии в этом отношении несомненны. Но только в этом. Во всем остальном решающий перевес был бы на стороне СССР. Красная армия сама по себе обнаружила бы гигантское превосходство над нынешней предреволюционной японской армией, и это одно могло бы иметь решающее значение; но, сверх того, операции развертывались бы в стране, глубоко враждебной японцам и дружественной Советскому Союзу. Ибо, если бы этот последний оказался вынужден к войне, то он мог бы её вести и вел бы её лишь как союзник китайского народа, борющегося за свое национальное освобождение.

Как ни ослаблен Китай режимом своих милитаристов, но грандиозные потрясения двух революций политически подготовили многочисленные элементы нового Китая. Сотни тысяч и миллионы китайцев умеют держать оружие в руках. Голод и пробужденное национальное чувство толкают их к оружию. Уже в качестве партизанских отрядов, постоянно висящих над японскими коммуникациями и угрожающих отдельным японским отрядам, импровизированные китайские войска и сейчас могут представлять для японцев грозную опасность, никак не меньшую, чем та, какой оказалась испанская герилья для оккупационных войск Наполеона. Что же касается военного союза Советской республики и Китая, то он означал бы для Японии верную катастрофу.

Почему же в таком случае, спрашиваете вы, Советскому Союзу уклоняться от войны? И не являются ли мирные заявления Москвы одним лишь дипломатическим прикрытием совсем немирных намерений? Нет, я этого не думаю. Более того: я считаю это исключенным. Независимо от своих военных результатов, война принесла бы Советской республике огромные экономические тяготы, которые присоединились бы к экономическим осложнениям, существующим сейчас. Хозяйственное строительство оказалось бы приостановленным, политические затруднения были бы весьма вероятны. Пойти на войну в таких условиях можно было бы лишь в том случае, если бы она оказалась безусловно неизбежной. Но этого нет. Наоборот, даже и с чисто военной точки зрения у советского правительства нет ни малейших оснований торопиться и забегать вперед. Своим маньчжурским предприятием Япония будет только ослаблять себя. Условия Дальнего Востока — неизмеримость его пространства, общая экономическая отсталость и, в частности, слабость путей сообщения — таковы, что опасаться оттуда какой-либо непосредственной или даже более отдаленной опасности жизненным центрам Советского Союза, включая сюда, разумеется, и азиатские центры, совершенно не приходится.

Вопрос о Китайско-Восточной дороге, как он ни важен сам по себе, не может в этой связи иметь решающего значения для определения политики обеих сторон. Советское правительство не раз заявляло, что оно вполне готово передать дорогу действительно крепкому китайскому правительству, т.е. такому, которое будет опираться на пробужденный китайский народ. Передавать в прошлые годы дорогу Дзан Дзолину или Дзан Суляну значило бы прямо или косвенно передать её Японии, которая направила бы её против Китая и против Советского Союза. Истолковывать советскую политику в отношении Китайско-Восточной дороги как «империализм» значит опрокидывать вещи на голову в интересах агрессивного японского милитаризма. Но во всяком случае вопрос о дороге не есть самостоятельный вопрос. Он войдет подчиненным элементом в великую проблему Дальнего Востока. Последнее слово в этом вопросе скажет сам Китай. Что самые пламенные симпатии народов Советского Союза находятся на стороне китайского народа, говорить незачем.

Не лишним будет прибавить, что для мыслящего политика, в том числе и для противника, уже одно нынешнее положение в Европе должно сделать ясным, что Советский Союз не может хотеть и не хочет связывать себе руки на Дальнем Востоке. Что я имею в виду? — спрашиваете вы. Возможность прихода к власти национал-социалистов, т.е. фашистов в Германии. Если бы это осуществилось, то это означало бы, по глубочайшему моему убеждению, неизбежность войны между фашистской Германией и Советской республикой. Здесь вопрос шел бы действительно о жизни и смерти. Но это большая самостоятельная тема, к которой мы, может быть, вернемся в другой раз.

Л. Троцкий

Кадикей, 30 ноября 1931 г.