Фрагмент автобиографии.

Послесловие к французскому изданию книги «Моя жизнь».

Эта книга была написана около четырех лет назад. С того времени немало воды утекло. Необходимо посвятить хоть несколько строк последнему периоду моей жизни. Четыре с половиной года моей третьей эмиграции, до последнего переселения во Францию, протекли в Турции, на острове Принкипо. Это были годы теоретической и литературной работы, главным образом над историей русской революции. Связь с друзьями по родине оказалась, разумеется, нарушенной, хотя далеко не в такой степени, как хотели и надеялись вожди правящей фракции. Для достижения полной моей изоляции в Турции они не останавливались ни перед каким средствами. Блюмкин, убивший в 1918 году германского посла Мирбаха и ставший впоследствии одним из работников моего военного секретариата, посетил меня тайно в Константинополе с целью наладить доставку в СССР издаваемого мною «Бюллетеня оппозиции». По возвращении в Москву он имел неосторожность или несчастье довериться лицу, которое выдало его. Блюмкин был расстрелян. Это не единственная жертва.

11 января 1933 г. я отправил из Турции Центральному Комитету партии письмо, из которого привожу здесь несколько строк:

«Я считаю необходимым сообщить вам, как и почему моя дочь покончила самоубийством. В конце 1930 года вы, по моей просьбе, разрешили моей туберкулезной дочери Зинаиде Волковой временно выехать в Турцию для лечения. Я тогда не предполагал, что за этим либерализмом скрывается задняя мысль. В январе 1931 года дочь моя прибыла сюда с пневмотораксом на обоих легких. После ее десятимесячного пребывания в Турции удалось — при постоянном сопротивлении советских заграничных представительств — добиться для нее разрешения выехать на лечение в Германию. Больная поправлялась и мечтала о том, чтобы вместе с мальчиком вернуться в СССР, где у нее остались ее девочка и муж, которого Сталин держит в ссылке, как большевика-ленинца.

«20 февраля 1932 года вы опубликовали декрет, которым не только я, моя жена и наш сын, но также и дочь моя, Зинаида Волкова, лишались прав гражданства СССР. За границей, куда вы отпустили ее с советским паспортом, моя дочь только лечилась. Она не принимала и по состоянию здоровья не могла принимать никакого участия в политической борьбе. Лишение ее гражданства было голым и бессмысленным актом мести по отношению ко мне. Для нее же лично этот акт означал разрыв с маленькой дочерью, мужем, всеми друзьями, всей привычной жизнью. Ее психика, и без того потрясенная — сперва смертью младшей сестры, затем собственной болезнью — потерпела новый удар, тем более тяжкий, что совершенно неожиданный и решительно ничем с ее стороны не вызванный. Врачи-психиатры заявили единодушно, что только скорейшее возвращение в обычные условия, к семье, к труду могут спасти ее. Но именно эту возможность спасения отнимал ваш декрет от февраля 1932 года. Удар оказался для больной невыносимым. 5 января она отравила себя газом. Ей было 32 года.

«В 1928 году моя младшая дочь, Нина, мужа которой Сталин заключил в изолятор и держит там уже в течение пяти лет, слегла вскоре после моей высылки в Алма-Ату, в больницу. У нее обнаружилась скоротечная чахотка. Чисто личное письмо ее ко мне без малейшего отношения к политике вы продержали свыше 70 дней, так что мой ответ уже не застал ее в живых. Она скончалась 26 лет… Я ограничиваюсь этим сообщением, без дальнейших выводов. Для выводов время наступит. Их сделает возрожденная партия.»

Несмотря на все преимущества Турции, как места ссылки, изоляция в более широком смысле все же не удалась. Сосланных и заточенных русских друзей заменили иностранные, не менее верные. Из разных стран приезжали на Принкипо молодые товарищи, чтобы провести в нашей семье несколько месяцев, иногда год и более. Среди них были французы, немцы, чехословаки, англичане, американцы, китайцы, индусы. Новые личные связи и дружба, облегчавшие наше существование на маленьком острове, явились частным выражением новой политической группировки в рабочем движении. Русская левая оппозиция получила постепенно международный характер. Возникли десятки национальных секций и изданий. Выросла большая литература на всех языках цивилизованного человечества. К тому моменту, как пишутся эти строки, движение левой оппозиции окончательно порвало с Коминтерном и выдвинуло задачу подготовки нового, Четвертого Интернационала…

Здесь скептик неизбежно прервет меня.

— Сколько лет вы принадлежали ко Второму Интернационалу?

— С 1897 по 1914 год, следовательно, свыше 17-ти лет.

— А затем?

— Затем — разрыв со Вторым Интернационалом в самом начале войны и около пяти лет борьбы за новый Интернационал, учрежденный в 1919 году.

— К Третьему Интернационалу вы принадлежали, следовательно, 14 лет?

— Примерно, так.

— Теперь собираетесь строить Четвертый? Не похоже ли это на верчение белки в колесе?

— Нет, не похоже. Все развитие человечества идет не по прямой, а по сложной кривой, ибо путь определяется не циркулем и линейкой, а борьбой живых сил, которые тянут в разные стороны. Историческая орбита рабочего класса не составляет исключения. За каждый большой успех пролетариат, единственно прогрессивный класс современного человечества, платит ценою новых поражений, разочарований и отступлений. Второй Интернационал выполнил в свое время большую воспитательную работу. Но он погубил себя ограниченным духом национализма и реформизма. Когда капитализм из эпохи подъема вошел в эпоху стагнации, из-под политики реформ оказалась вырвана почва. С другой стороны, национальные границы стали тесны для хозяйственного развития: социал-патриотизм получил насквозь реакционный характер. На смену Второму Интернационалу пришел Третий. Октябрьская революция была его историческим крещением. Но и революция есть глубоко противоречивый процесс, этапы которого обусловлены обстоятельствами времени и места. Из революции вышел новый правящий слой, который защищает и в то же время искажает созданную революцией общественную систему при помощи мер самого близорукого, ограниченного и консервативного бюрократизма. Авторитетом Октябрьской революции советская бюрократия подчинила себе Коммунистический Интернационал, обезличила и обессилила его. За последние годы он не принес пролетариату ничего, кроме удушающего полицейского режима, убийственных ошибок и тяжких поражений. В результате он, вопреки своей воле, помог временному возрождению осужденных историей социал-демократических партий. Неистово борясь против них на словах и уступая им поле на деле, он открыл ворота небывалой в истории реакции. Победа немецкого фашизма обусловлена комбинированными капитуляциями Второго и Третьего Интернационалов.

Такие преступления не прощаются. Партии, виновные в политической катастрофе, обречены на слом. Из нынешней страшной реакции пролетариат раньше или позже снова выйдет на революционную дорогу. Но он будет собирать свои фаланги под новым знаменем. В этом исторический смысл подготовки Четвертого Интернационала. Пусть господа скептики злорадствуют и издеваются. История не делается скептиками. Во всяком случае, не для скептиков написана эта книга.

Л.Д.Троцкий

16 ноября 1933 г.