Чего хочет Гитлер?

Гитлер хочет мира. Его речи и интервью на эту тему построены по не новой схеме: война не способна разрешить ни одного вопроса, война грозит истреблением лучших рас, война несет с собой гибель культуры. Классическая аргументация пацифизма, насчитывающая не одну сотню лет! Тем утешительнее, если рейхсканцлеру удалось уже убедить кое-каких иностранных журналистов в своей безусловной искренности. Правда, другой пацифист, в искренности которого во всяком случае не может быть сомнения, Карл Осецкий, мог бы спросить, почему, собственно, он продолжает пребывать в концентрационном лагере, если его основную тему старательно, хотя и не очень талантливо, развивает нынешний глава правительства? Но Осецкий для того и изолирован, чтобы не задавать неудобных вопросов.

Убедительность доводов Гитлера — в их массивности. Все министры, все ораторы, все газеты клянутся в том, что Третья Империя призвана осуществить братство народов. Если национал-социалистическая Германия сплошь обучится владеть оружием, то только для того, чтобы закалить свою ненависть к нему. Даже фон Папен, который еще только 13 мая нынешнего года проповедовал, что истинному немцу полагается умирать молодым на поле брани, а не от старческого склероза, не устает ныне повторять, что нет ничего достойнее, как мирно испустить дух среди внуков и правнуков.

Народы Европы страстно хотят сохранения мира. Неудивительно, если они пытаются с надеждой прислушиваться к массивной аргументации Берлина. Преодолеть сомнения, однако, не легко. Многие спрашивают: а как же быть, например, с автобиографией Гитлера, которая целиком построена на идее непримиримости интересов Германии и Франции? Успокоительное объяснение гласит: автобиография писалась в тюрьме, когда нервы автора были не в порядке, и лишь по явной оплошности министра пропаганды эта неуравновешенная книга продолжает служить основой национального воспитания до сего дня. После того как вопрос о «равноправии» будет разрешен в пользу Третьей Империи, Гитлер подготовит к печати новое, более удовлетворительное издание. Если книга называлась до сих пор «Моя борьба», причем главным объектом «моей борьбы» был Версальский договор, то в будущем автобиография будет называться, очевидно, «мой мир» и к ней будет приложена экспертиза национал-социалистических врачей в том, что нервы Гитлера в полном порядке. А Лейпцигский процесс показывает, что судебно-медицинская экспертиза наци имеет право на неограниченное доверие.

Если бы на свете существовали только искренность и миролюбие, то жизнь была бы, вероятно, сплошной отрадой. К несчастью, рядом с этими добродетелями живут еще глупость и доверчивость. И читая ежедневно мировую прессу, подчас говоришь себе, что перевес как будто начинает склоняться в сторону доверчивой глупости. Кому придётся за нее расплачиваться?

Автор этих строк уже попытался однажды привлечь внимание читателей к замечательному политическому документу, именно к «Открытому письму» Гитлера рейхсканцлеру фон Папену. К сожалению, наш слабый голос явно не дошел по назначению. «Открытое письмо» не стало, как мы того желали, настольной книгой каждой редакции и дипломатической канцелярии. А между тем оно этого вполне заслуживает. Опубликованные недавно секретные документы немецкой пропаганды тоже очень поучительны, нет спора. Но они имеют неудобства секретности. Всегда можно заподозрить подделку.

«Открытое письмо» не секретный документ. Это брошюра, официально выпущенная партией наци 16 октября 1932 года, за три месяца до прихода Гитлера к власти. Его нервная система успела к тому времени, надо думать, вполне восстановиться после испытаний 1923 года. Гитлер уже чувствовал себя почти у руля. Ему оставалось еще только свалить последнее препятствие. Правящие классы смотрели на него с надеждой, но не без боязни. Больше всего они опасались авантюр «романтического» шовинизма. Цель «Открытого письма» состояла в том, чтобы заверить верхи имущих классов, бюрократию, генералитет, ближайшее окружение Гинденбурга, что он, Гитлер, в противовес легкомысленному реваншарду Папену, будет идти к своей цели с величайшей осторожностью. «Открытое письмо» заключало в себе законченную систему внешней политики, которая только сейчас получает все свое значение. Выход Германии из Лиги Наций был встречен во всем мире как неожиданная и неразумная импровизация; между тем в «Открытом письме» совершенно точно указано, почему Германия должна будет покинуть Женеву и как надо будет обставить этот разрыв.

Исключительная ценность письма состоит в том, что Гитлер, еще вынужденный в те дни бороться и полемизировать, неосторожно обнажил секретные пружины своей будущей внешней политики. Исходная позиция письма та же, что и в автобиографии: интересы Германии и Франции совершенно непримиримы; Франция не может добровольно согласиться на изменение соотношения сил в пользу Германии; Германия не может добиться «равноправия» путем дискуссий на международных конференциях, чтобы международная дипломатия признала право Германии на вооружение, надо, чтобы немцы предварительно вооружились. Но именно поэтому нельзя, подобно Папену, требовать вслух вооружения Германии. Это лозунг «народного движения», но ни в каком случае не дипломатии. Ответственное правительство, — т.е. правительство Гитлера, а не Папена, — должно требовать только разоружения Франции. А так как Франция ни в каком случае не сможет на это пойти, то Германия должна будет покинуть Лигу Наций, чтобы тем самым развязать себе руки. Для войны? Нет. Германия пока еще слишком слаба, чтоб правительство ее могло говорить в ближайшее время другим языком, кроме языка пацифизма. Ссылаясь на «опасность», грозящую ей с востока, и используя антагонизмы между государствами Запада, Германия должна воссоздавать базу своего милитаризма постепенно, переходя от общего к частному и специальному. Для этой работы нужен национальный заговор молчания: Осецких прежде всего под замок! Ответственное правительство само должно взять в руки инструмент пацифизма. Таким путем удастся в течение нескольких лет подготовить коренное изменение в соотношении сил. После этого можно будет от «моего мира» снова перейти к «моей борьбе» и даже к «моей войне».

Таков план Гитлера. Этот план вытекает из всей обстановки как международной, так и внутренней. Гитлер сам позаботился дать человечеству ключ — или, употребляя более подходящее выражение, отмычку — к своей будущей международной политике. При всем уважении к свидетельским показаниям двух растроганных журналистов, мы предпочитаем опираться на показание самого Гитлера, подкрепленное внушительной системой прямых и косвенных улик.

Из фактов, даже незыблемо установленных, можно делать разные практические выводы. На политику Гитлера можно ответить по-разному. В задачу настоящей статьи меньше всего входит намерение давать вершителям судеб Европы какие бы то ни было советы: они, вероятно, сами знают, что им нужно делать. Но предпосылкой реалистической политики, каковы бы ни были ее цели и методы, является ясное понимание обстановки и ее движущих сил.

Надо видеть то, что есть. Гитлер покинул Женеву не в порядке нервной импровизации, в точном соответствии с холодно взвешенным планом. Гитлер обеспечил себе «национальный» заговор молчания. Он ведет работу в направлении радикального изменения соотношения военных сил. Именно сейчас, когда эта работа уже начата, но еще далеко не дала решающих результатов, Гитлеру необходима величайшая осторожность на европейской арене. Никого не пугать, никого не раздражать, наоборот, широко раскрывать объятия. Гитлер готов все заборы военных заводов оклеить пацифистскими речами и пактами о ненападении. Paris vaut bien une messe!* Если нужна ясная, простая, не дипломатическая формула пацифистского наступления германского правительства, то она такова: на ближайшие два-три года Гитлеру необходимо во что бы то ни стало, какою угодно ценой избежать превентивной войны со стороны своих противников. В этих пределах его пацифизм вполне искренен. Но только в этих пределах.

* Париж стоит мессы! (фр.) Эта крылатая фраза приписывается Генриху Бурбонскому, ставшему затем королем Франции. — /И-R/

Л. Троцкий

23 ноября 1933 г.