По поводу письма М.Пивера.

Письмо Марсо Пивера по поводу исключения вождей революционной сенской молодежи, несмотря на похвальную цель этого письма, заключает в себе ряд неправильных идей, которые в своем развитии могут привести к серьезным ошибкам. Предупредить молодых товарищей против этих ошибок — прямой долг марксиста.

Сам Пивер обвиняет наших друзей в большой «психологической ошибке», которую они совершают, присваивая себе имя «большевиков-ленинцев». Так как «первоначальный большевизм», по Пиверу, отрицает демократическую структуру партии, равенство для всех тенденций и пр., то самим своим именем большевики-ленинцы дают партийной бюрократии орудие против себя. Другими словами: «психологическая ошибка» состоит в недостаточном приспособлении к психологии… партийной бюрократии.

Это рассуждение Пивера представляет собою серьезнейшую политическую ошибку, даже ряд ошибок. Неверно, будто «первоначальный большевизм» отвергал демократическую структуру партии. Я выставлю прямо противоположное утверждение: не было и нет более демократической партии, чем партия Ленина. Эта партия строилась снизу. Она зависела только от передовых рабочих. Она не знала скрытой, замаскированной, но тем более гибельной диктатуры буржуазных «друзей» пролетариата, карьеристов-парламентариев, аферистов-мэров, салонных журналистов, — всей этой паразитической братии, которая позволяет низам партии «свободно», «демократически» разговаривать, но сама держится цепко за аппарат и в конечном счете делает всегда то, что хочет. Этого рода партийная бюрократия есть не что иное, как слепок буржуазного демократического государства, которое тоже позволяет народу «свободно» разговаривать, но реальную власть предоставляет горсти капиталистов. Пивер делает величайшую политическую ошибку, идеализируя и приукрашивая лицемерную и вероломную «демократию» SFIO, которая на деле тормозит и парализует революционное воспитание рабочих, подавляя их голоса дружным хором муниципальных советников, парламентариев и пр., которые насквозь пропитаны эгоистическими мелкобуржуазными интересами и реакционными предрассудками. Задача революционера, даже если ход развития вынуждает его работать в одной организации с оппортунистами, этими политическими эксплуататорами пролетариата, состоит не в том, чтобы принимать покровительственную окраску и усваивать по отношению к агентам буржуазии тон ложного дружелюбия, а в том, чтобы как можно ярче, резче, непримиримее противопоставлять себя перед лицом масс всем оппортунистам, патриотам, насквозь буржуазным «социалистам». Выбирать и решать будут, в последнем счете, не Блюмы и Жиромские, а массы, миллионы эксплуатируемых. По ним надо равняться, для них строить партию. Беда Пивера в том, что он до сих пор не оборвал моральной пуповины, связывающей его с мирком Блюмов и Жиромских. При всякой новой оказии он оглядывается на этих своих «друзей» и тревожно щупает их пульс. Такой же политики — ложной, иллюзорной, не реалистической — он требует и от большевиков-ленинцев. Они должны, видите ли, отказаться от собственного имени. Почему? Разве это имя отпугивает рабочих? Наоборот, если так называемые «коммунисты», несмотря на все совершенные ими измены и преступления, удерживают под своим знаменем значительную часть пролетариата, то только потому, что они все еще представляются массам носителями традиций Октябрьской революции. Рабочие не боятся ни большевизма, ни ленинизма. Они лишь спрашивают себя (и хорошо делают!): подлинные ли это большевики или поддельные? Долг последовательных пролетарских революционеров — не отказываться от имени большевиков, а доказать массам на деле свой большевизм, т.е. революционную последовательность и беззаветную преданность делу угнетенных.

Но зачем же, — настаивает Пивер, — наклеивать себе на пупок этикетку вместо того, чтобы «suivre les enseignements qu il comporte»? (следовать задачам, которые она составляет — фр.). Но ведь сам Пивер тоже носит «этикетку» социалиста. В области политики, как и в других областях человеческой деятельности, нельзя обходиться без «этикеток», т.е. возможно точных названий и определений. Имя «социалиста» не только недостаточно, но прямо обманчиво, ибо социалистами называют себя во Франции все, кому не лень. Своим именем большевики-ленинцы говорят всем и каждому, что теорию их составляет марксизм; что это — не извращенный и проституированный «марксизм» реформистов (a la Поль Фор, Ж.Лонге и пр.), а подлинный марксизм, восстановленный Лениным и применяемый им к основным вопросам эпохи империализма; что они опираются на опыт Октябрьской революции, развитый в решениях первых четырех конгрессов Коминтерна; что они солидарны с той теоретической и политической работой, которую проделала «левая оппозиция» Коминтерна (1923-1932), наконец, что они стоят под знаменем борьбы за Четвертый Интернационал. В политике имя есть знамя. Кто откажется сегодня от революционного имени в угоду Леону Блюму и К°, тот столь же легко откажется завтра от красного знамени в пользу трехцветного. Совершенно аналогичную политическую ошибку делает Пивер и в вопросе о новом Интернационале, когда он провозглашает право каждого социалиста надеяться на лучший Интернационал — «avec ou sans changement de numeraux» (включая, или исключая замену номеров — фр.). Эта не очень уместная ирония насчет «номера» (вполне, увы, в духе филистеров из SAP) представляет политическую ошибку того же типа, что и ирония насчет «этикетки». Политически вопрос стоит так: может ли мировой пролетариат вести с успехом борьбу против войны, фашизма, капитализма под руководством реформистов или сталинцев (т.е. советской дипломатии)? Мы отвечаем: не может. Второй и Третий Интернационалы исчерпали себя и стали помехами на пути революционной борьбы. «Реформировать» их нельзя, так как весь состав руководства в корне враждебен задачам и методам пролетарской революции. Кто понял до конца крушение двух старых Интернационалов, тот не может не поднять знамя нового Интернационала. «Avec ou sans changement de numeraux»? Эта фраза лишена смысла. Не случайно три старых интернационала оказались «перенумерованы». Каждый «номер» означает определенную эпоху, программу и методы действия. Новый интернационал должен явиться не суммой двух трупов, как мечтает старый социалист Жиромский, обнаруживший в себе неожиданное призвание «защищать СССР», а живым отрицанием этих трупов и в то же время продолжением совершенной ими исторической работы. Другими словами: дело идет о Четвертом Интернационале. «Номер» означает здесь определенную перспективу и программу, т.е. знамя. Пусть филистеры иронизируют по этому поводу. Подражать им не следует.

Неприязнь к «этикеткам» и «номерам» в политике так же вредна, как неприязнь к точным терминам в науке. В том и другом случае мы имеем перед собою безошибочный симптом недостаточной ясности в самих мыслях. Ссылки на «массы» служат в таких случаях только прикрытием собственных колебаний. Рабочий, который еще верит Вандервельде или Сталину, конечно, будет врагом Четвертого Интернационала. Рабочий, который понял, что Второй и Третий Интернационалы мертвы для дела революции, немедленно станет под наше знамя. Именно поэтому было бы преступлением прятать это знамя под стол.

* * *

Пивер ошибается, когда думает, будто большевизм непримирим с существованием фракций. Принцип большевистской организации есть демократический централизм, обеспечивающий полную свободу критики и группировок, как и железную дисциплину действия. История большевистской партии есть в то же время история внутренней борьбы идей, группировок и фракций. Правда, весною 1920 г., в момент страшного кризиса, голода, холода, острого недовольства масс, Х съезд большевистской партии, насчитывавшей к тому времени уже 17 лет существования, запретил фракции. Но мера эта считалась самими инициаторами исключительной, временной, и применялась ЦК в высшей степени осторожно и эластично. Действительное подавление фракций началось лишь с победой бюрократии над пролетарским авангардом и скоро привело к фактической смерти партии. Четвертый Интернационал, разумеется, не потерпит в своих рядах механической «монолитности». Наоборот, он имеет одной из важнейших своих задач возродить на более высоком историческом уровне революционную демократию пролетарского авангарда. Большевики-ленинцы рассматривают себя как одну из фракций строящегося Интернационала. Они вполне готовы работать рука об руку с другими действительно революционными фракциями. Но они категорически отказываются приспосабливать свою политику к психологии оппортунистических клик и отрекаться от собственного знамени.

Л.Троцкий

7 августа 1935 г.