Письмо Анжелике Балабановой.

Мексика, 3 февраля 1937 г.

Милая Анжелика!

Вчера получил Ваше письмо, прочитал его и, представьте себе, не понял, кто пишет; подписи не разобрал, показалось: «Ох! Ответьте!» Ещё раз прочитал: почерк знакомый, слова знакомые, а догадаться не могу. Наконец, спохватился: да ведь это же Анжелика! И чистосердечно обрадовался, если вообще в это подлое время можно ещё радоваться. Разумеется, я ни на минуту не сомневался, что в вопросе о борьбе со сталинскими гнусностями вы будете полностью и целиком с нами. Как раз после Вашего письма вскрыл другое письмо из Нью-Йорка, где говорится о Вас и немножко о Вашем… пессимизме. Этому письму я не поверил. Возмущение, негодование, отвращение — да. Пожалуй, временная усталость, — всё это человеческое, слишком человеческое, — но я не верю, что Вы могли впасть в пессимизм. Это не в Вашей натуре. Что значит пессимизм? Пассивная и плаксивая обида на историю. Разве можно на историю обижаться? Надо её брать, как она есть, и когда она разрешается необыкновенными свинствами, надо месить её кулаками. Только так и можно прожить на свете. Да зачем Вам об этом говорить, милая Анжелика? Вы и сами об этом знаете. Главный вывод, по-моему, из всего происшедшего таков: надо строить на новом месте из свежих элементов, из молодёжи.

Вы упоминаете о Будине, как о моём «личном друге». Тут недоразумение. Я видел Будина 30 лет тому назад на международном конгрессе, затем встречался с ним во время короткого пребывания в Соединённых Штатах. Только и всего. Он всегда стоял очень вправо от меня. Каково было его отношение к Октябрьской революции в первые годы? Не имею понятия. Предполагаю, что он должен был сильно приблизиться к Советскому Союзу в период его бюрократического перерождения. Никаких связей у меня с ним в эти годы не было (т.е. за эти 19 лет). Если московские процессы образумят его, я буду, конечно, рад. О Курте Розенфельде говорить не стоит: тут слишком пахнет бутербродом.

Вы пишете, что Вам впервые в жизни «стыдно» за происходящее у нас. Чувство стыда испытываешь, когда считаешь данный круг, данную группу хоть немножко «своими». С этим чувством надо покончить. Бюрократия — чуждый и враждебный нам мир. «Стыдиться» за их сверхчеловеческие подлости мы можем так же мало, как за пьяные дебоши в непотребном заведении. Надо твёрдо прийти к выводу о необходимости строить новый чистый дом на новом месте, из новых кирпичей: тогда пройдёт чувство «стыда» за обитателей старого дома, ставшего непотребным.

У Натальи Ивановны грипп. Она Вам сердечно кланяется и обнимает Вас. Я также.

[Л.Д.Троцкий]