В Комиссию расследования
Копия адвокату Гольдману
Препровождаю при сем документ исключительной важности — именно: письмо сыну, написанное 3 декабря 1932 года, в каюте парохода, на пути из Дании во Францию. Одного этого письма достаточно для опровержения показания Гольцмана о его мнимом визите ко мне в Копенгаген. Привожу в переводе первую часть письма, относящуюся непосредственно к вопросу о том, был или не был Лев Седов в Копенгагене в конце ноября 1932 года.
«Милый Левусятка, видимо, так и не удастся нам повидаться: между приходом парохода в Дюнкирхен и отходом парохода из Марселя остается ровно столько времени, сколько нужно на пересечение Франции. Задержаться до следующего парохода (целую неделю!) нам, разумеется, не разрешат… Мама очень-очень огорчена тем, что свидания не вышло, да и я тоже… Ничего не поделаешь…»
Дальше следуют советы политического характера, которые я через сына передавал третьим лицам. Заканчивается письмо следующим образом:
«Надеемся, что Жанна благополучно доехала домой.
Крепко-крепко обнимаю и целую тебя. Твой
3.XII.1932. Каюта парохода.
Мама целует тебя (она еще в постели, 7 ч. утра), сегодня, вероятно, напишет».
Письмо это требует некоторых пояснений.
В отличие от подавляющего большинства других писем, оно написано не на машинке, а от руки, на двух листках, вырванных из записной книжки. Объясняется это тем, что на пароходе не было ни русского сотрудника, ни русской машинки.
Именно потому, что письмо написано от руки, в моем архиве не сохранилось копии, вследствие чего я не мог своевременно представить письмо Комиссии. Что касается бумаг моего сына, то они хранятся им не в классифицированном и упорядоченном виде, как у меня, притом не у него на квартире, т. к. он всегда может опасаться налета агентов ГПУ. Этим объясняется, что сын только в самые последние дни, при разборе старых бумаг наткнулся на этот исключительно ценный документ.
Из текста письма совершенно ясно вытекает, что сын не был в Копенгагене и что там была его жена Жанна.
Так как может возникнуть подозрение, что письмо написано недавно, в интересах защиты, то я прошу подвергнуть письмо химическому анализу, который с несомненностью установит, что письмо написано несколько лет тому назад.
Л. Троцкий
Койоакан, 29 мая 1937 г.