90 лет Коммунистического Манифеста.
(Предисловие к первому изданию «Манифеста» на языке африкаанс)
Трудно поверить, что остаётся всего 10 лет до столетнего юбилея «Манифеста Коммунистической Партии»! Этот гениальнейший из всех памфлетов мировой литературы поражает и ныне своей свежестью. Наиболее важные его части кажутся написанными вчера. Поистине, молодые авторы (Марксу было 29 лет, Энгельсу — 27) сумели заглянуть так далеко вперёд, как не заглядывал никто до них и, пожалуй, никто после них.
Уже в предисловии к изданию 1872 г. Маркс и Энгельс заявили, что, несмотря на устарелость некоторых второстепенных частей «Манифеста», они не считают себя вправе изменять первоначальный текст, так как за истекшие 25 лет «Манифест» успел стать историческим документом. С того времени прошло ещё 65 лет. Отдельные части «Манифеста» ещё более отошли в прошлое. Мы постараемся в сжатой форме установить в этом «Предисловии», как те идеи «Манифеста», которые полностью сохранили свою силу до сегодняшнего дня, так и те, которые нуждаются ныне в серьёзных изменениях или дополнениях.
1. Материалистическое понимание истории, только незадолго перед тем открытое Марксом и применённое в «Манифесте» с законченным мастерством, полностью выдержало испытание событий и удары вражеской критики и составляет ныне одно из наиболее драгоценных орудий человеческой мысли. Все другие истолкования исторического процесса утратили всякое научное значение. Можно сказать с уверенностью, что нельзя в наше время быть не только революционным борцом, но и просто политически грамотным человеком, не усвоив себе материалистическое понимание истории.
2. Первая глава «Манифеста» открывается словами: «История всех существовавших до сих пор обществ есть история классовой борьбы». Это положение, как важнейший вывод из материалистического понимания истории само стало немедленно объектом классовой борьбы. Против теории, которая на место «общего блага», «национального единства» и «вечных истин и морали» поставила в качестве движущей силы борьбу материальных интересов, велись особенно ожесточённые атаки со стороны реакционных лицемеров, либеральных доктринёров и идеалистических демократов. К ним присоединились позже, уже из среды самого рабочего движения, так называемые ревизионисты, т.е. проповедники пересмотра («ревизии») марксизма в духе сотрудничества и примирения классов. Наконец, в наше время на тот же путь стали практически презренные эпигоны Коминтерна («сталинцы»): политика так называемых «народных фронтов» целиком вытекает из отрицания законов классовой борьбы. Между тем, именно эпоха капитализма, доведшая все социальные противоречия до крайнего выражения, является высшим теоретическим торжеством «Коммунистического Манифеста».
3. Анатомию капитализма как определённой стадии в экономическом развитии общества Маркс дал в законченном виде в своём «Капитале» (1867). Но уже в «Коммунистическом Манифесте» твёрдым резцом проведены основные линии будущего анализа: оплата рабочей силы в размерах, необходимых для её воспроизводства; присвоение капиталистами прибавочной стоимости; конкуренция как основной закон общественных отношений; разорение промежуточных классов, т.е. городской мелкой буржуазии и крестьянства; концентрация богатств в руках всё меньшего числа собственников на одном полюсе, численный рост пролетариата на другом; подготовка материальных и политических предпосылок социалистического режима.
4. Жестокому обстрелу подвергалось положение «Манифеста» о тенденции капитализма снижать жизненный уровень рабочих и даже превращать их в пауперов. Против так называемой «теории обнищания» выступали попы, профессора, министры, публицисты, социал-демократические теоретики и вожди трэд-юнионов. Они неизменно открывали растущее благосостояние трудящихся, выдавая рабочую аристократию за пролетариат или принимая временную тенденцию за всеобщую. Тем временем развитие даже наиболее могущественного, именно североамериканского, капитализма превратило миллионы рабочих в пауперов, содержащихся за счёт государственной, муниципальной или частной благотворительности.
5. В противовес «Манифесту», который изображал торгово-промышленные кризисы как ряд возрастающих катастроф, ревизионисты заверяли, что национальное и интернациональное развитие трестов обеспечит контроль над рынком и постепенно приведёт к победе над кризисами. Конец прошлого и начало нынешнего столетия действительно отличались столь бурным развитием капитализма, что кризисы казались только «случайными» заминками. Но эта эпоха отошла в безвозвратное прошлое. В последнем счёте правота и в этом вопросе оказалась на стороне «Манифеста».
6. «Современная государственная власть есть только Комитет, заведующий общими делами всей буржуазии». В этой сжатой формуле, которая вождям социал-демократии казалась публицистическим парадоксом, заключена на самом деле единственно научная теория государства. Созданная буржуазией демократия не есть пустая оболочка, в которую, как одинаково думали Бернштейн и Каутский, можно мирно вложить любое классовое содержание. Буржуазная демократия может служить только буржуазии. Правительство «народного фронта» во главе с Блюмом или Шотаном, Кабальеро или Негриным есть только «комитет», заведующий общими делами всей буржуазии». Когда такой «комитет» плохо справляется с делами, буржуазия прогоняет его пинком ноги.
7. «Всякая классовая борьба есть политическая борьба». «Организация пролетариата, как класса, [есть] тем самым его организация в политическую партию». От понимания этих исторических законов долго уклонялись — пытаются уклоняться и сейчас, — с одной стороны, трэд-юнионисты, с другой, — анархо-синдикалисты. «Чистый» трэд-юнионизм попал ныне под сокрушительный удар в своём главном убежище: Соединённых Штатах. Анархо-синдикализм потерпел непоправимое поражение в своей последней цитадели: Испании. «Манифест» и здесь оказался прав.
8. Пролетариат не может завоевать власти в рамках законов, установленных буржуазией. «Коммунисты… объявляют открыто, что их цели могут быть достигнуты только посредством насильственного низвержения всего существовавшего до сих пор общественного порядка». Реформизм пытался объяснить это положение «Манифеста» незрелостью движения того времени и недостаточностью развития демократии. Судьба итальянской, германской и длинного ряда других «демократий» показывает, что «незрелостью» отличались идеи самих реформистов.
9. Для социалистического преобразования общества необходимо, чтобы рабочий класс сосредоточил в своих руках такую власть, которая способна сломить все политические препятствия на пути нового строя. «Пролетариат, организованный в качестве господствующего класса», — это и есть диктатура. В то же время это есть единственно реальная пролетарская демократия. Её ширина и глубина зависят от конкретных исторических условий. Чем большее число государств вступит на путь социалистической революции, тем более свободные и гибкие формы будет иметь диктатура, тем шире и глубже будет рабочая демократия.
10. Международное развитие капитализма предопределило международный характер революции пролетариата. «Объединённые действия, по крайней мере, цивилизованных стран являются одним из первых условий его освобождения». Дальнейшее развитие капитализма так тесно связало все части нашей планеты, «цивилизованные» и «нецивилизованные», что проблема социалистической революции полностью и окончательно приняла мировой характер. Советская бюрократия попыталась в этом основном вопросе ликвидировать «Манифест». Бонапартистское перерождение советского государства явилось убийственной иллюстрацией ложности теории социализма в отдельной стране.
11. «При исчезновении в ходе развития классовых различий и при сосредоточении всего производства в руках ассоциированных индивидуумов, общественная власть теряет политический характер». Иначе сказать: государство отмирает. Остаётся общество, освободившееся от смирительной рубашки. Это и есть социализм. Обратная теорема: чудовищный рост государственного насилия в СССР свидетельствует, что общество отдаляется от социализма.
12. «У рабочих нет отечества». Эти слова «Манифеста» не раз расценивались филистерами как агитационная бутада. На самом деле они дали пролетариату единственно мыслимую директиву в вопросе о капиталистическом «отечестве». Нарушение этой директивы Вторым Интернационалом привело не только к четырёхлетнему разрушению Европы, но и к нынешнему застою мировой культуры. Ввиду надвигающейся новой войны, которой измена Третьего Интернационала расчистила дорогу, «Манифест» и сейчас остаётся самым надёжным советником в вопросе о капиталистическом «отечестве».
* * *
Мы видим, таким образом, что небольшое произведение двух молодых авторов продолжает давать неизменные указания в самых важных и острых вопросах освободительной борьбы. Какая другая книга способна хоть отдалённо померяться в этом отношении с «Коммунистическим Манифестом»? Однако это вовсе не значит, что после 90 лет беспримерного развития производительных сил и величайших социальных боёв «Манифест» не нуждается ни в поправках, ни в дополнениях. Революционная мысль не имеет ничего общего с идолопоклонством. Программы и прогнозы проверяются и исправляются в свете опыта, который является высшей инстанцией для человеческой мысли. В поправках и дополнениях нуждается и «Манифест». Однако эти поправки и дополнения, как свидетельствует тот же исторический опыт, могут быть с успехом сделаны, только исходя из метода, положенного в основу «Манифеста». Мы попытаемся показать это на важнейших примерах.
1. Маркс учил, что никакой общественный строй не сходит со сцены, пока не исчерпает своих творческих возможностей. «Манифест» бичует капитализм за задержку развития производительных сил. Однако в тот период, как и в дальнейшие десятилетия, эта задержка имела лишь относительный характер: если бы во второй половине XIX века хозяйство могло быть организовано на началах социализма, темпы его роста были бы неизмеримо выше. Это теоретически бесспорное положение не отменяет, однако, того факта, что производительные силы продолжали расти в мировом масштабе вплоть до мировой войны. Только последние двадцать лет, несмотря на новейшие завоевания науки и техники, открыли эпоху прямого застоя и даже упадка мирового хозяйства. Человечество начинает проживать накопленный капитал, а ближайшая война грозит надолго разрушить самые основы цивилизации. Авторы «Манифеста» рассчитывали, что капитализм пойдёт на слом задолго до того, как из относительно реакционного превратился в абсолютно реакционный режим. Такое превращение окончательно определилось лишь на глазах нынешнего поколения и превратило нашу эпоху в эпоху войн, революций и фашизма.
2. Ошибка Маркса-Энгельса в исторических сроках вытекала, с одной стороны, из недооценки заложенных в капитализме дальнейших возможностей, с другой стороны, из переоценки революционной зрелости пролетариата. Революция 1848 г. не превратилась в социалистическую, как рассчитывал «Манифест», но раскрыла перед Германией возможность грандиозного капиталистического расцвета в дальнейшем. Парижская Коммуна показала, что пролетариат не может вырвать у буржуазии власть, не имея во главе закалённой революционной партии. Между тем, дальнейший длительный период капиталистического подъёма привёл не к воспитанию революционного авангарда, а, наоборот, к буржуазному перерождению рабочей бюрократии, которая стала, в свою очередь, главным тормозом пролетарской революции. Этой «диалектики» авторы «Манифест», само собою, ещё совершенно не могли предвидеть.
3. Капитализм для «Манифеста» — царство свободной конкуренции. Говоря о возрастающей концентрации капитала, «Манифест» ещё не делает необходимого вывода о монополии, которая стала господствующей формой капитала нашей эпохи и важнейшей предпосылкой социалистического хозяйства. Только позже, в «Капитале», Маркс установил тенденцию к превращению свободной конкуренции в монополию. Научную характеристику монополистического капитализма дал Ленин в своём «Империализме».
4. Опираясь преимущественно на образец «промышленной революции» в Англии, авторы «Манифеста» слишком прямолинейно представляли себе процесс ликвидации промежуточных классов как сплошную пролетаризацию ремесла, мелкой торговли и крестьянства. На самом деле стихийные силы конкуренции далеко не довели этой своей в одно и то же время прогрессивной и варварской работы. Капитал разорял мелкую буржуазию гораздо скорее, чем пролетаризировал её. К тому же сознательная политика буржуазного государства давно уже направляется на искусственное поддержание мелкобуржуазных слоёв. Рост техники и рационализация крупного производства, порождая органическую безработицу, препятствуют пролетаризации мелкой буржуазии с противоположного конца. В то же время развитие капитализма чрезвычайно усилило рост армии техников, администраторов, торговых служащих, словом, так называемого «нового среднего сословия». В результате промежуточные классы, об исчезновении которых «Манифест» говорит в столь категорических словах, составляют даже в такой высокоиндустриальной стране, как Германия, около половины населения. Однако искусственное сохранение давно переживших себя мелкобуржуазных слоёв нисколько не смягчает социальных противоположностей, наоборот, придаёт им особую болезненность и является, наряду с перманентной армией безработных, наиболее злокачественным выражением загнивания капитализма.
5. Рассчитанный на революционную эпоху «Манифест» заключает в себе (конец II главы) 10 требований, отвечающих периоду непосредственного перехода от капитализма к социализму. В «Предисловии» 1872 г. Маркс и Энгельс объявили эти требования частично устаревшими и во всяком случае имеющими лишь второстепенное значение. Реформисты ухватились за эту оценку, истолковывая её в том смысле, будто переходные революционные требования навсегда уступили своё место социал-демократической «программе-минимум», не выходящей, как известно, за пределы буржуазной демократии. На самом деле авторы «Манифеста» совершенно точно указали главную поправку к своей переходной программе, именно: «Рабочий класс не может просто овладеть готовой государственной машиной и привести её в движение для собственных целей». Поправка направлялась, другими словами, против фетишизма буржуазной демократии. Капиталистическому государству Маркс противопоставил позже государство типа Коммуны. Этот «тип» принял в дальнейшем гораздо более отчётливую форму советов. Сейчас не может быть революционной программы без советов и без рабочего контроля. Во всём остальном 10 требований «Манифеста», казавшихся в эпоху мирной, парламентской деятельности «архаическими», возвратили себе ныне целиком своё актуальное значение. Наоборот, безнадёжно устарела социал-демократическая «программа-минимум».
6. В обоснование надежды на то, что «немецкая буржуазная революция… может быть лишь непосредственным прологом пролетарской революции», «Манифест» ссылается на более продвинувшиеся вперёд общие условия европейской цивилизации, по сравнению с Англией XVII и Францией XVIII века и на значительно более развитый пролетариат. Ошибка этого прогноза состояла не только в сроке. Революция 1848 г. уже через несколько месяцев обнаружила, что именно при более развитых условиях ни один из буржуазных классов не способен довести революцию до конца: крупная и средняя буржуазия слишком связана с землевладельцами и скована страхом перед массами; мелкая буржуазия слишком расслоена и в руководящих верхах своих слишком зависима от крупной буржуазии. Как показало всё дальнейшее развитие в Европе и Азии, буржуазная революция, изолированно взятая, вообще не может быть более завершена. Полная чистка общества от феодального хлама мыслима только при том условии, если пролетариат, освободившись от влияния буржуазных партий, способен стать во главе крестьянства и установить свою революционную диктатуру. Тем самым буржуазная революция переплетается с первым этапом социалистической, чтобы в дальнейшем раствориться в ней. Национальная революция становится при этом звеном международной. Преобразование экономических основ и всех отношений общества принимает перманентный (непрерывный) характер.
Для революционных партий отсталых стран Азии, Латинской Америки и Африки ясное понимание органической связи демократической революции с диктатурой пролетариата и тем самым с международной социалистической революцией является вопросом жизни и смерти.
7. Показывая, как капитализм втягивает в свой водоворот отсталые и варварские страны, «Манифест» ничего не говорит ещё о борьбе колониальных и полуколониальных народов за свою независимость. Поскольку Маркс и Энгельс считали, что социалистическая революция, «по крайней мере, в цивилизованных странах», есть дело ближайших лет, постольку вопрос о колониях решался для них сам собою, не в результате самостоятельного движения угнетенных народов, а в результате победы пролетариата в метрополиях капитализма. Вопросы революционной стратегии в колониальных и полуколониальных странах совершенно не затронуты поэтому в «Манифесте». Между тем эти вопросы требуют самостоятельных решений. Так, например, совершенно очевидно, что, если «национальное отечество» стало худшим историческим тормозом в развитых капиталистических странах, то оно остаётся ещё относительно прогрессивным фактором в отсталых странах, которым приходится бороться за независимое существование. «Коммунисты везде поддерживают, — гласит «Манифест», — всякое революционное движение против существующих общественных и политических условий». Движение цветных рас против империалистических угнетателей есть одно из самых важных и могущественных движений против существующего строя и потому требует полной, безоговорочной, беззаветной поддержки со стороны пролетариата белой расы. Заслуга развития революционной стратегии угнетённых народов принадлежит главным образом Ленину.
8. Наиболее устаревшей частью «Манифеста» — не по методу, а по материалу — является критика «социалистической» литературы первой половины девятнадцатого века (III глава) и определение позиции коммунистов по отношению к различным оппозиционным партиям (IV глава). Течения и партии, перечисленные в «Манифесте», были так радикально сметены революцией 1848 г. или последовавшей за ней контрреволюцией, что даже названия их теперь приходится искать в историческом словаре. Однако и в этой своей части «Манифест» нам сейчас ближе, пожалуй, чем предшествующему поколению. В эпоху расцвета Второго Интернационала, когда марксизм казался безраздельно господствующим, идеи домарксовского социализма могли считаться окончательно отошедшими в прошлое. Не то сейчас. Разложение социал-демократии и Коминтерна порождает на каждом шагу чудовищные идеологические рецидивы. Одряхлевшая мысль как бы впадает в детство. В поисках спасительных формул пророки упадочной эпохи открывают заново доктрины, давно уже похороненные научным социализмом.
Что касается вопроса об оппозиционных партиях, то здесь истекшие десятилетия внесли наиболее глубокие изменения не только в том смысле, что старые партии давно вытеснены новыми, но и в том, что сам характер партий и их взаимоотношения радикально изменились в условиях империалистической эпохи. Манифест должен быть дополнен поэтому важнейшими документами первых четырёх конгрессов Коминтерна, основной литературой большевизма и решениями конференций Четвёртого Интернационала.
* * *
Выше мы уже напомнили, что никакой общественный строй не сходит, по Марксу, со сцены, прежде чем не исчерпает заложенные в нём возможности. Однако и переживший себя общественный строй не уступает без сопротивления своё место новому. Смена общественных режимов предполагает самую суровую форму классовой борьбы, т.е. революцию. Если пролетариат оказывается по тем или другим причинам неспособен смелым ударом свергнуть переживший себя буржуазный строй, то финансовому капиталу в борьбе за своё неустойчивое господство не остаётся ничего другого, как превратить разорённую и деморализованную им мелкую буржуазию в погромную армию фашизма. Буржуазное перерождение социал-демократии и фашистское перерождение мелкой буржуазии связаны между собою, как причина и следствие.
Сейчас Третий Интернационал с гораздо бóльшей разнузданностью, чем Второй, выполняет во всех странах работу обмана и деморализации трудящихся. Избивая авангард испанского пролетариата, разнузданные наёмники Москвы не только расчищают дорогу фашизму, но и выполняют добрую долю его работы. Затяжной кризис международной революции, который всё более превращается в кризис человеческой культуры, сводится в основе своей к кризису революционного руководства.
Как преемник великой традиции, в которую «Манифест Коммунистической Партии» входит самым драгоценным звеном, Четвёртый Интернационал воспитывает новые кадры для разрешения старых задач. Теория есть обобщённая действительность. В честном отношении к революционной теории находит свое выражение страстное стремление перестроить социальную действительность. Тот факт, что на Юге чёрного материка наши единомышленники впервые перевели «Манифест» на язык африкаанеров, является одним из наглядных подтверждений того, что марксистская мысль живёт ныне только под знаменем Четвёртого Интернационала. Ему принадлежит будущее. К сотой годовщине «Коммунистического Манифеста» Четвёртый Интернационал станет решающей революционной силой на нашей планете.
Л.Троцкий
30 октября, 1937 г., Койоакан