Что с Рудольфом Клементом?
Сегодня, первого августа утром, мною получено письмо, написанное, по-видимому, рукою Клемента на немецком языке. Письмо датировано 14-ым июля и шло, по-видимому, через Париж и Нью-Йорк. Почерк письма безусловно похож на почерк Клемента, но носит крайне неровный, болезненный, лихорадочный характер. Письмо подписано почему-то «Фредерик». По содержанию своему письмо представляется одним из самых фантастических документов, какие мне пришлось держать в своих руках. Начать с обращения: все предшествующие письма Клемента, в том числе и написанные всего несколькими днями ранее, начинались словами: «Дорогой товарищ» или «Дорогой Л.Д.» (мои инициалы). Последнее письмо начинается словами «Господин Троцкий». С начала до конца письмо представляет собой бессвязное нагромождение обвинений против Четвертого Интернационала, меня лично и моего покойного сына. Обвинения двух родов: одни — явно продиктованы ГПУ (неизбежный «блок» с фашизмом и связь с Гестапо!); другой ряд обвинений касается отдельных эпизодов внутренней жизни Четвертого Интернационала и как бы должен объяснить внезапную перемену позиции Клемента. Самое поразительное в том, что содержание письма находится во всех своих деталях в прямом и явном противоречии с сотнями писем, которые тот же Клемент писал до самых последних дней мне лично и общим друзьям. Письмо написано так, как если бы прошлого совершенно не было. Так мог писать лишь человек, физически и морально связанный по рукам и ногам, под диктовку других людей, которые совершенно не знают прошлого Клемента, но хотят использовать его для своих целей. Теоретически можно было бы еще допустить, что Клемент сошел с ума; но в этом случае остается загадкой, почему его бред заключает в себе элементы всем известных «обвинений» ГПУ. Не надо ни на минуту забывать, что Клемент, который близко знал жизнь и работу Четвертого Интернационала, особенно глубоко возмущался этими «обвинениями», причем его возмущение нашло неподдельное выражение во многих его письмах. Клемент принимал активное участие в разоблачениях московских процессов, и эта работа опять-таки запечатлена во многочисленных письмах и документах.
Всего вероятнее, разумеется, что письмо написано в тисках ГПУ, и что Клемент в страхе за свою жизнь или за жизнь близких ему людей, наконец, под действием каких-либо медикаментов покорно выписывал то, что ему приказывали, не заботясь об исправлении явных бессмыслиц. Может быть даже, Клемент с полной готовностью включал эти бессмыслицы, чтоб заранее скомпрометировать таким образом замысел ГПУ. Во всяком случае, тот факт, что письмо написано и переслано мне, свидетельствует о том, что это дело будет иметь еще какое-то продолжение. Главной загадкой остается, разумеется, сам факт исчезновения Клемента. Где он? Что с ним? На письме нет никакого указания места, откуда оно отправлено. Письмо переходило, видимо, из города в город: на внутреннем конверте значатся лишь мои инициалы. О почтовой орбите этого письма я наведу, разумеется, все необходимые справки.
Письмо кончается словами: «У меня нет намерения открыто выступать против вас». Незачем говорить, что я больше всего желал бы, чтобы несчастный Клемент получил возможность говорить и действовать «открыто», если… если он еще жив. Фотоснимок с письма я немедленно пересылаю в распоряжение французских властей и нью-йоркской комиссии д-ра Дьюи. Будем надеяться, что это таинственное дело будет раскрыто и освещено до конца!
Л.Троцкий
1 августа 1938 г. Койоакан