Документы вокруг Комитета Дайеса.
Американский реакционер-депутат Палаты представителей от штата Техас, Мартин Дайес (Martin Dies Jr.) организовал в 1938 г. комитет Палаты представителей Конгресса, чтобы расследовать «анти-американскую деятельность». Официально этот комитет должен был расследовать деятельность как левых радикалов (коммунистов), так и правых (фашистов), но в руках депутата Дайеса он стал органом преследования социалистов и коммунистов.
Невежественному конгрессмену пришла в голову идея обратиться к Троцкому за показаниями против сталинцев, и 12 октября 1939 г. он послал ему приглашение приехать в США и дать такие показания. Троцкий решил разоблачить реакционную политику Коминтерна, чтобы показать, что с коммунизмом и марксизмом действия Кремля ничего общего не имеют. Более проницательные советники конгрессмена вскоре указали Дайесу, что показания Троцкого станут позорными для американской демократии, и депутат отозвал свое приглашение.
За исключением третьего документа этой статьи, «По поводу выступления…», и заявления «Почему я согласился… », которое было опубликовано Троцким в «Бюллетене Оппозиции», эти письма и заявления были написаны по-английски или по-испански (с помощью секретарей). Из всех документов конфиденциальным было только письмо в штаб-квартиру Социалистической Рабочей партии. Все остальные заявления были опубликованы в свое время. Перевод наш.
— Искра-Research.
Принимаем приглашение Комитета Дайеса.
12 октября, 1939 г.
Дорогие друзья:
Я прилагаю копию приглашения, присланного мне Дж. Б. Мэтьюзом, появиться перед Комитетом Дайеса и копию моего ответа. Все мы здесь считаем, что я не могу отказаться от такой исключительной трибуны. Мои конкретные предложения заключаются в следующем:
1. Я был бы рад заполучить, если возможно, товарища Голдмана в качестве моего адвоката в Комитете. Если устав Комитета позволит, и если Голдман согласится, я уведомлю Мэтьюза, чтобы Голдман мог использовать свои полномочия для всех шагов, которые он сочтет необходимыми.
2. Было бы необходимо также организовать поездку товарища Гленнера, если это возможно и если он сочтет это целесообразным, со всеми имеющимися в его распоряжении книгами, материалами и т.д.
3. Было бы, конечно, хорошо, если бы другие товарищи, особенно товарищ Шахтман и товарищ Ванцлер, могли приехать с материалами из своих архивов.
4. В телефонном разговоре с Джо Хансеном Мэтьюз сказал, что Комитет покроет расходы. В телеграмме об этом ничего не говорится. Если покрытие расходов свидетелей является общим правилом, я не вижу никаких причин для отказа в оплате. Как вы понимаете, этот вопрос практически очень важен для меня.
Но вы решите это сами и в конечном итоге предпримете через товарища Голдмана необходимые шаги.
5. Я полагаю, что вы могли бы очень осторожно связаться с кинохроникой, телекомпаниями и так далее с предложением использовать поездку с этой точки зрения.
Согласно телеграмме Мэтьюза, я должен быть в Остине примерно десятого ноября. Было бы неплохо, если бы товарищ Голдман приехал за день-два до этого, чтобы согласовать с властями все практические вопросы.
В соответствии с просьбой Комитета в настоящее время этот вопрос следует держать в секрете.
Л. Троцкий.
Телеграмма представителю Комитета.
12 октября, 1939 г.
Дж. Б. Мэтьюз, главный следователь
Специальный комитет по антиамериканской деятельности Вашингтон, округ Колумбия
Я принимаю ваше приглашение как политический долг. Я приму необходимые меры для преодоления практических трудностей. Пожалуйста, организуйте въезд на тех же условиях для моей жены. Она незаменима для поиска необходимых документов, цитат, дат в моих файлах. Необходимо как можно скорее получить ответы на ваши вопросы, чтобы выбрать необходимые документы. Также желаю точных цитат из показаний Фостера и Браудера, касающихся меня лично.
Лев Троцкий
По поводу выступления перед Комиссией Дайеса.
Следующий документ представляет собой архивную копию ответа Троцкого мексиканским чиновникам в отношении предполагаемой поездки Льва Давидовича в США для дачи показаний перед комиссией американского Конгресса. Это письмо было переведено сотрудником Троцкого на испанский язык и послано в мексиканский Секретариат внутренних дел.
Печатается по тексту на русском языке, хранящемуся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка MS Russ 13 Т-4646.1 (Houghton Library, Harvard University) — /И-R/
Ноябрь 1939 г.
Милостивый Государь!
Я позволяю себе обратиться к Вам с этим письмом в чисто личном порядке по поводу обстоятельств, связанных с моей предполагаемой поездкой. Я вполне понимаю те мотивы, которые побудили секретариат внутренних дел навести у меня необходимые справки относительно противоречивых сообщений прессы о моих будущих показаниях перед комиссией Дайеса. Однако, признаться, я был бы очень огорчен, если бы в рядах правительства кто-либо мог допустить мысль, что я способен делать в С. Ш. заявления, сообщения, или передавать документы, которые могли бы прямо или косвенно нанести ущерб материальным или моральным интересам Мексики. Позвольте заявить, что такой образ действий был бы для меня органически невозможен. Не только потому, что я чувствую себя связанным обещанием, которое я дал президенту этой страны: не вмешиваться в ее политику; не только потому, что я испытываю чувства горячей благодарности к правительству и народу страны за то гостеприимство, которые они оказали мне и моей жене в самый трудный час нашей жизни. Нет, выше всего этого стоят мои принципиальные взгляды на нынешнее мировое положение и роль в нем Мексики. Депутат Дайес есть один из наиболее реакционных представителей империализма Соединенных Штатов. Интересы нефтяных магнатов ему конечно, неизмеримо ближе, чем интересы Мексики. Вполне возможно, что он попытается поставить мне вопросы, касающиеся взаимоотношений между Мексикой и Соединенными Штатами. Прошу Вас верить, что ответы, которые он получит, будут прежде всего продиктованы заботой об интересах Мексики в ее борьбе за полную национальную и экономическую независимость.
Я вынужден здесь коснуться еще одного деликатного пункта. Мексиканские сталинцы позволяют себе распространять обо мне всякого рода клевету, в частности, будто я через Диего Риверу участвую в избирательной кампании. На самом деле разрыв со мной Диего Риверы объясняется тем, что я даже в личных дискуссиях отказывался поддерживать его политические фантазии и скачки. Незачем говорить, что я отношусь к сталинцам без малейшей симпатии. Но мое отношение к ним не может меня заставить ни на минуту забыть интересы этой страны.
Настоящее письмо, повторяю, как уже сказано имеет совершенно частный характер и не нуждается ни в каком ответе с Вашей стороны. Единственная цель письма — рассеять возможные недоразумения и опасения.
Примите мою искреннюю благодарность за присланные документы и выражение моего неизменного уважения.
Л. Троцкий.
Приглашение от комитета Дайеса.
Это конфиденциальное письмо в штаб-квартиру Соц. Рабочей партии в США для безопасности использовало следующие псевдонимы:
Кельвин = Бернам
Комитет Х = Комиссия Дайеса
«Y» = Троцкий
Мы заменили псевдонимы именами. Перевод с английского наш. — /И-R/
28 ноября 1939 г.
Дорогие друзья:
Должен признаться, что я не без некоторого удивления обнаружил в протоколе вашего совещания от 17 октября ходатайство товарища Бернама* относительно выступления Троцкого перед Комитетом Дайеса.
* Мы обращаем внимание читателей на следующий факт. Джеймс Бернам, в то время ведущий член Социалистической Рабочей партии, осудил решение выступить перед Комитетом Дайеса с разоблачением Московских процессов, являвшихся известным на весь мир позорным анти-коммунистическим судилищем над режимом Ленина и Троцкого и над Октябрьской революцией. Собственная политика Бернама резко менялась в то время (см. книгу «В защиту марксизма») и он осуждал «империалистическую» политику Сталина. Через несколько месяцев он порвал с социалистическим движением и перешел на правый фланг буржуазной политики. — /И-R/
(1) Что касается чисто формальной стороны вопроса: меня пригласили по телефону, а затем телеграммой. Чтобы не создавать никаких препятствий на пути такой прекрасной возможности, которую я счел исключительно благоприятной с политической точки зрения, я сразу же ответил утвердительно. В то же время я написал вам, спрашивая о ваших чувствах по этому поводу. Естественно, если бы [руководство SWP] приняло официальное и авторитетное решение против моего выступления, я бы издал публичное заявление, в котором были бы указаны политические причины этого решения. Прежде чем телеграфировать свой ответ комитету, я проконсультировался со всеми товарищами здесь, и все согласились, что перед нами исключительная возможность, которую необходимо использовать.
(2) Комитет можно рассматривать с двух точек зрения: (а) как парламентский следственный комитет, и (б) как своего рода «трибунал». Скажет ли товарищ Бернам, что мы должны бойкотировать парламентаризм, или что мы должны бойкотировать буржуазные суды?
(3) Комитет, как и весь парламент, реакционен и преследует реакционные цели; но поскольку мы участвуем в парламентской деятельности, мы делаем это с целью борьбы с этими реакционными целями. Почему мы не можем следовать той же политике по отношению к одному из органов парламента? Если бы у нас были свои представители в парламенте, они, конечно, настаивали бы на том, чтобы иметь члена в комитете, чтобы противодействовать реакционным маневрам. Почему свидетель не может выполнять ту же работу?
(4) Мы сами создали комитет буржуазных либералов для расследования Московских процессов (Комиссия Дьюи). Теперь вопрос стоит о парламентском комитете, который по своему положению обязан расследовать многие вещи, связанные с Московскими процессами. Адвокаты подставных дел [в Москве] были свидетелями в этом комитете против нас. Почему мы не можем предстать перед комитетом с целью установления истины? Аудитория этого комитета в тысячи раз больше, чем у Комиссии Дьюи.
(5) Скажет ли товарищ Бернам, что в первом случае мы имеем дело с либералами, а во втором — с реакционерами? Я не буду вдаваться в политическую оценку членов двух комитетов, но мы очень хорошо знаем, что основываясь на Комиссии расследования сам Дьюи сделал все для того, чтобы скомпрометировать большевизм. Мы знали это заранее, но мы также знали, что преимущества, которые мы получим от расследования, будут несравнимо важнее, чем недостатки, заложенные в политические цели Дьюи.
(6) Такой резкий раскол между буржуазными либералами и буржуазными реакционерами немного напоминает мне раскол между «хорошими» пактами с демократиями и «плохими» пактами с фашистскими странами, но я не хочу углубляться здесь в эту более широкую область. Достаточно добавить только, что мы взяли на себя ответственность за состав Комиссии Дьюи, поскольку признали авторитет их решения, тогда как Комитет Дайеса — это государственное учреждение, которое мы используем только как трибуну.
(7) Когда Комитет Дайеса начал свои слушания, в нашей газете, Socialist Appeal появилось несколько небрежно написанных статей, где показания ренегатов были смешаны с выступлением перед Комитетом в целом. Эта небрежность в анализе может быть легко объяснена тем фактом, что никто из нас не думал в то время о возможности того, что кто-то из нас выступит перед Комитетом и провозгласит марксистскую точку зрения. Но настаивать на каких-то ложных формулировках и жертвовать исключительными политическими возможностями было бы преступлением.
(8) Избегать искушений, избегать грехопадения тем, что воздерживаешься, не выступаешь, не вмешиваешься, — это чисто негативный, пассивный и бесплодный радикализм. Появиться в случае необходимости на территории врага и бороться с ним его же оружием — вот революционный радикализм.
(9) Я удивлен еще больше из-за того факта, что автором предложения является товарищ Бернам, который был сторонником — и правильно — нашей акции в поддержку инициативы Военного референдума*, чисто парламентской меры.
* Военный референдум, т.н. Ludlow Amendment был предложением провести поправку к американской конституции, которая потребует народный плебисцит перед вступлением в войну. Эту поправку так назвали по имени Луиса Ладлоу, который предложил его в Конгрессе. Эта идея была поддержана популистским сенатором ЛаФоллеттом, и, согласно опросу общественного мнения в январе 1938 г., 72% населения США поддерживали эту популярную меру. Социалистическая Рабочая партия поддержала это движение как идущее в ногу с программой переходных требований, и выступила с лозунгом: «Позвольте народу голосовать о войне». — /И-R/
(10) Я также не могу согласиться с позицией товарища Левина*, что появление Троцкого в комитете должно быть поставлено в один ряд с его публикациями в буржуазной прессе и что в Соединенных Штатах ни один американский товарищ не должен добровольно давать показания перед Комитетом Дайеса. То, что Троцкий пишет в буржуазной прессе, действительно имеет «исключительный» характер ввиду его прошлого и так далее, но выступление перед Комитетом ни в коем случае не является исключительным. Я полагаю даже, что товарищ Троцкий должен назвать в своих показаниях нескольких американских товарищей как более компетентных, чем он сам, в том или ином вопросе, и тем самым дать Комитету повод вызвать их. Это было бы отличным средством для популяризации некоторых наших товарищей перед широкой общественностью.
* По-видимому, Левин пытался сделать для Троцкого исключение из общего правила не давать показаний перед буржуазными органами. Но Троцкий говорит, что каждый марксист в принципе может и должен выступить с революционной пропагандой в суде, газете, или парламенте. — /И-R/
(11) Я прошу вас рассмотреть эту последнюю идею как практическое предложение для вашего решения.
С товарищеским приветом,
Хансен [Троцкий]
Комитет Дайеса
(Заявление для прессы).
7 декабря, 1939 г.
Вчера в мексиканской прессе в депешах из Соединенных Штатов сообщалось, что я могу выступить в качестве свидетеля в Комитете по безопасности Палаты представителей Соединенных Штатов (Комитет Дайеса) и дать показания относительно деятельности мексиканских и латиноамериканских коммунистов, в частности, в связи с вопросом о нефти*. Эти депеши сформулированы таким образом, что можно понять, будто в течение нескольких лет я передавал документы агентам этого комитета, что меня посещали в Мексике представители комитета и так далее. Эти выводы представляют собой чистую выдумку от начала до конца.
* В 1938 г. правительство Карденаса национализировало нефтяные промыслы британских и американских компаний. — /И-R/
12 октября я получил следующую телеграмму от комитета:
«Лев Троцкий, Мехико-Сити,
Комитет Палаты представителей Соединенных Штатов приглашает вас выступить в качестве свидетеля перед ним в городе Остин, штат Техас. Город выбран с учетом вашего личного удобства… Комитет желает иметь полный отчет об истории сталинизма и приглашает вас ответить на вопросы, которые могут быть представлены вам заранее, если вы того пожелаете. Ваше имя часто упоминалось такими свидетелями, как Браудер и Фостер*. Этот Комитет предоставит вам возможность ответить на их обвинения…
Дж. Б. Мэтьюз (J. B. Matthews), главный следователь Специального комитета по антиамериканской деятельности».
* Уильям Фостер (William Z. Foster, 1881-1961) и Ерл Браудер (Earl Russell Browder, 1891–1973) — долголетние вожди американской сталинистской партии. — /И-R/
Независимо от политических пристрастий председателя этого комитета, я не мог счесть допустимым избегать участия в качестве свидетеля в публичном расследовании. Мой ответ был:
«Я принимаю ваше приглашение как политический долг… »
Таким образом, речь шла о моих показаниях об «истории сталинизма», но ни в коем случае не о внутренней жизни латиноамериканских стран. У меня никогда не было и нет ни одного документа, касающегося деятельности латиноамериканских коммунистов или нефтяного вопроса, и я никоим образом не мог представить комитету что-либо по этому поводу. Ни один из его представителей не посетил меня в Мексике. Я никогда не был и не имею никакого отношения к разоблачению реальных или мнимых планов латиноамериканских коммунистов.
Если бы мне действительно пришлось выступать в качестве свидетеля перед Комитетом по безопасности Палаты представителей, то это было бы по вопросам, указанным в вышеупомянутой телеграмме за подписью мистера Мэтьюза. Все остальное представляет собой, как я уже сказал, продукт выдумки.
Л. Троцкий.
Почему я согласился выступить перед комиссией Дайеса?
Это заявление было опубликовано в «Бюллетене Оппозиции», № 81, декабрь 1939 г., стр. 7-8. Статья Троцкого сопровождалась следующей заметкой Редакции «Бюллетеня»:
«Это заявление предназначалось автором для передачи печати немедленно по предполагаемому приезде в США. Дайес и его комитет решили, однако, взять назад свое предложение. Этим они ясно показали, что по их собственному мнению появление т. Троцкого перед комитетом принесло бы их целям не пользу, а вред. Более проницательные люди не сомневались в этом с самого начала. Мы печатаем заявление т. Троцкого потому что, независимо от отступления комиссии Дайеса, оно показывает, как можно использовать реакционные учреждения в революционных целях».
Печатается по копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка MS Russ 13 Т-4658 (Houghton Library, Harvard University) — /И-R/
11 декабря 1939 г.
Не потому, разумеется, что я стремился облегчить г. Дайесу осуществление его политических целей, именно введение ограничительных законов против тех или других «крайних» партий. Будучи непримиримым противником не только фашизма, но и нынешнего Коминтерна, я являюсь, в то же время, решительным противником запрещения этих партий.
Объявление фашистских группировок вне закона неизбежно получило бы фиктивный характер: в качестве реакционных организаций, им очень легко перекраситься и приспособиться ко всяким ограничениям, так как во влиятельных секторах господствующего класса и государственного аппарата имеются большие симпатии к ним, причем эти симпатии неизбежно возрастают во время политических кризисов.
Что касается Коминтерна, то запрещение могло бы только помочь этой насквозь выродившейся и скомпрометированной организации. Трудность положения Коминтерна вытекает из непримиримого противоречия между интересами мирового рабочего движения и интересами правящей клики Кремля. После всех зигзагов и обманов, Коминтерн явно вступил в эпоху распада. Запрещение коммунистической партии немедленно же восстановило бы в глазах рабочих её репутацию, как преследуемого борца против господствующих классов.
Однако, одним этим соображением вопрос не исчерпывается. В условиях буржуазного режима всякие ограничения политических прав и свобод, против кого бы они ни были первоначально направлены, в конце концов неизбежно ложатся своей тяжестью на рабочий класс, особенно на его наиболее передовые элементы. Таков исторический закон. Рабочие должны научиться различать своих друзей от врагов своим собственным разумом, а не под указку полиции.
Нетрудно предвидеть возражение ad hominem: «но ведь то советское правительство, в которое входили вы сами, запрещало все политические партии, кроме большевистской?» Совершенно правильно; я готов и сегодня нести ответственность за эти действия. Но нельзя отождествлять законы гражданской войны и законы мирного времени; законы диктатуры пролетариата и законы буржуазной демократии.
Если к политике Авраама Линкольна подойти исключительно с точки зрения гражданских свобод, то великому президенту придется плохо. В свое оправдание он смог бы, правда, сказать, что вынужден был прибегнуть к мерам гражданской войны, чтобы очистить демократию от рабовладения. Гражданская война есть состояние острого социального кризиса. Та или иная диктатура, неизбежно вырастающая из условий гражданской войны, по самому существу своему является исключительным режимом.
Правда, диктатура в Советском Союзе не исчезла, а наоборот, приняла уродливые тоталитарные формы. Это объясняется тем, что над революцией поднялась новая каста привилегированных, которая не способна поддерживать свое господство иначе, как мерами замаскированной гражданской войны. Именно на этом вопросе я порвал с правящей кликой Кремля. Я потерпел поражение, так как рабочий класс, в силу внутренних и международных условий, оказался пока не в силах справиться со своей собственной бюрократией. Но, не будем сомневаться, он справится с нею.
Как бы, однако, дело ни обстояло в СССР, в капиталистических странах рабочий класс, под страхом собственного закабаления, обязан отстаивать свободу для всех политических направлений, в том числе и для своих непримиримых врагов. Вот почему я не питаю ни малейшего сочувствия к замыслам комиссии Дайеса.
Незачем также пояснять, что я приехал не для того, чтобы защищать «американские» тенденции против «неамериканских». Для этой миссии я слишком мало подготовлен. Хуже того, все мои попытки понять, в чем именно состоит «американизм», подлежащий особой защите, не привели до сих пор ни к чему. Величайший вклад, который Америка сделала в сокровищницу человечества, выражается одним словом: техника. Этот «американизм» является бесспорным и общепризнанным.
Но остается еще вопрос, как использовать американскую технику в интересах человечества? От Гарольда Икеса, Гомера Каммингса, Льюиса Дугласа*, и других выдающихся представителей нынешнего режима, мы слышим, что экономические монополии противоречат идеалам американской демократии. Однако, нигде в мире господство монополий не достигло такого могущества, как в Соединенных Штатах. Где же искать американизм: в абстрактных идеалах или в противоречащей им действительности? Является ли, далее, хроническая безработица американским явлением, или неамериканским?
* Гарольд Икес (Harold Ickes, 1874-1952) был министром внутренних дел США с 1933 по 1946 год в администрации Рузвельта. Гомер Каммингс (Homer Cummings, 1870-1956) был генеральным прокурором США с 1933 по 1939 гг. Льюис Дуглас (Lewis Douglas, 1894-1974) был директором по бюджету в правительстве Рузвельта в 1933 году, но ушел в отставку в знак протеста против политики Нового курса. Он затем представлял консервативную оппозицию в рядах Демократической партии. — /И-R/
Те ограничительные законы, которые отстаивает г. Дайес, имеют долгую историю в европейских странах, где они за два последних десятилетия, неизбежно открывали период перехода от демократий к тоталитарному режиму. Представители Конгресса Молодежи* прямо обвиняют комиссию Дайеса в попрании «американизма». Чтобы мне, иностранцу, разобраться в этом запутанном вопросе, понадобилось бы, видимо, не меньше года; но я не знаю, совместимо ли столь длительное пребывание мое в Соединенных Штатах с принципами «американизма».
* Молодежный Конгресс был популярной лево-демократической организацией, в которой задавали тон сталинцы. — /И-R/
Надо, правда, признать, что Коминтерн в значительной степени сам подготовил преследования против себя. В течение ряда лет он систематически требовал от демократических правительств репрессий против своих политических противников слева. Это постыдное поведение давало нам возможность давно предсказывать, что в конце концов Коминтерн сам попадет в сети, которые он плетет для других. Так и случилось. Браудер не уставал требовать полицейских мер против так называемых «троцкистов». Кончилось тем, что полиция невежливо обошлась с самим Браудером.
Мы не испытывали по этому поводу ни малейшего злорадства. Пользование фальшивым паспортом отнюдь не приводит нас в состояние священного ужаса. Мне самому доводилось пользоваться фальшивым паспортом в борьбе с царизмом и всякого рода реакцией. Беда не в том, что Браудеру пришлось в том или ином случае обмануть фашистскую или иную полицию, а в том, что Браудер систематически обманывает американских рабочих. Борьба против этого обмана есть элементарный политический долг. Парламентская комиссия для этой борьбы так же хороша, как и рабочая печать и народные собрания.
Я не собираюсь, однако, оказывать поддержку тем вождям профессиональных союзов и «рабочих партий», которые будучи оскорбленными в своих патриотических чувствах, выбрасывают ныне коммунистов из своих организаций. Эту политику я считаю столь же вредной, как и исключительные законы против коммунистической партии. Профессиональный союз отвечает своему назначению только до тех пор, пока основан на принципах рабочей демократии. Изгонять сталинцев бюрократическими мерами легко. Лишить их доверия рабочих труднее. Но только этот второй путь способен оздоровить рабочее движение и поднять его на более высокую ступень.
Коминтерн столько лгал, обманывал и предавал, что вернейшим орудием против него является открытая правда о нем самом. Эту задачу — сказать о деятельности Кремля и Коминтерна правду — я себе и ставлю. Я не обещаю каких-либо сенсационных разоблачений. Их и без того достаточно. Какие новые разоблачения могли бы, в самом деле, превзойти картину московских судебных подлогов, истребления старой большевистской гвардии, истребления красного офицерства, внезапного союза с Гитлером, и позорных зигзагов Коминтерна под кнутом Кремля? Но я могу, может быть, помочь свести разные части этой картины в одно целое и вскрыть её внутренний смысл.
Когда рабочие поймут реакционную историческую роль сталинизма, они отвернутся от него с отвращением. Чтоб помочь им в этом, я и согласился выступить перед комиссией Дайеса.
Л. Троцкий.
Дайес отступает
12 декабря 1939 г.
Заявление г-на Дайеса от 12 декабря о причинах его отказа от плана пригласить Троцкого в Соединенные Штаты является абсолютно ложным. Дайес утверждает, что он «не получил гарантий из Мексики, что Троцкому будет разрешено вернуться в Мексику». Никто не обязан предоставлять такие заверения г-ну Дайесу, который не является ни президентом Соединенных Штатов, ни государственным секретарем, ни консульским должностным лицом. Консулу Соединенных Штатов в Мексике были даны полные письменные заверения со стороны Государственного секретаря Мексики в том, что я могу свободно выехать в Соединенные Штаты и вернуться в эту страну. Попытка Дайеса переложить ответственность за изменение своего мнения на мексиканское правительство является абсолютно нелояльным.
12 октября комитет пригласил меня выступить перед ним 12 ноября в г. Остин, штат Техас. Я немедленно попросил двух сотрудников, граждан Соединенных Штатов помочь мне найти необходимые документы, цитаты, даты, чтобы перевести их на английский язык, и так далее, потому что я считал роль и обязанности свидетеля в деле такой важности очень серьезными.
2 ноября представитель комитета Дж. Б. Мэтьюз, сообщил моему адвокату мистеру Голдману, что слушания были перенесены на декабрь между десятым и пятнадцатым, но в то же время заверил его, что моя явка гарантирована «на сто процентов». Мистер Голдман, в полном согласии со мной, объяснил мистеру Мэтьюзу, главному следователю комитета, что мои политические цели, конечно, не имеют ничего общего с реакционными политическими целями г-на Дайеса, и что единственное, что я могу обещать, — это говорить правду. Я боюсь, что именно по этой причине мистер Дайес отказался от своего плана. Если бы я хотел дать этому суровую, но авторитетную характеристику, я бы назвал это «грязной процедурой».
Мистер Дайес говорит, что он может послать следователя в Мексику, чтобы «взять показания Троцкого». Но я никогда не приглашал его представителя в Мексику, независимо от того, давал ли он мне заверения в том, что ему будет разрешено вернуться в Соединенные Штаты. Я согласился только дать публичные показания перед комитетом Палаты представителей с полной возможностью прояснить все неясные вопросы путем перекрестного допроса. Если мистер Дайес желает получить мое мнение только в письменной форме, он может прочитать мои книги.
Не за закрытыми дверями
17 декабря 1939 г.
Абсолютно неверно, что я сейчас отвечаю на вопросы, заданные мне мистером Мэтьюзом, главным следователем так называемого Следственного комитета. У меня нет ни малейшего представления о местонахождении мистера Мэтьюза, ни малейшей связи с ним. Я принял и готов снова принять приглашение комитета Палаты представителей выступить перед ним в качестве свидетеля, чтобы предоставить американской общественности правильную информацию по вопросам, которые, вероятно, знакомы мне больше, чем любому другому человеку. Но я никогда не принимал и не принимаю никаких приглашений обсудить эти вопросы с мистером Дайесом или мистером Мэтьюзом за закрытыми дверями.
Л. Троцкий.
Еще больше клеветы вокруг Комитета Дайеса.
12 января 1940 г.
На собрании, организованном сталинцами десятого числа этого месяца в театре Идальго, выступающие, и в частности мистер Форд, который недавно прибыл из Соединенных Штатов,125 говорили о махинациях конгрессмена Дайеса против Мексики и упомянули меня как человека, поддерживающего планы этого человека. Я считаю своим долгом заявить, что эти ораторы снова сознательно солгали. Я прилагаю копии моей переписки с Комитетом Дайеса, из которой видно, что Мексика даже ни разу не упоминается.
Комитет Конгресса США намеревался пригласить меня в качестве свидетеля для своего расследования об истории сталинизма и ложных показаний, сделанных обо мне североамериканскими сталинистскими лидерами Браудером и Фостером.
Не требуется больших умственных усилий, чтобы понять, что у меня не могло быть никаких принципиальных или личных мотивов помогать американским нефтяным магнатам, чьи интересы Дайес защищает, против мексиканского народа. Более того, как хорошо известно, председатель Комитета Дайес, понимая, что он не может получить от меня никакой помощи в своих реакционных целях, отказался от своего приглашения.
Недавние выдумки агентов ГПУ попадают в ту же категорию, что и их предыдущие обвинения о моем участии в предполагаемом забастовочном движении против правительства генерала Карденаса; о моих связях с генералом Седильо; о моей тайной встрече в Морелии с доктором Атлом; 126 о моих связях с реакционными мексиканскими еврейскими капиталистами; и, наконец, о моем тайном участии в нынешней президентской кампании.
Ступив на мексиканскую землю, я добровольно пообещал не вмешиваться во внутреннюю или внешнюю политику этой страны. Любой, кто утверждает обратное, намеренно лжет.
Возможно, эти лживые джентльмены наконец примут мое последнее предложение: передать всю эту серию клеветы на рассмотрение общественной комиссии, состоящей из беспристрастных и заслуживающих доверия общественных деятелей. Я открыто ставлю этот вопрос: Да или нет?
Л. Троцкий.