Политика Кремля.
Сентябрьское соглашение Гитлера-Сталина.
Под названием «Соединенные Штаты будут участвовать в войне» эта статья была напечатана в газете New York Times 4 октября 1939 г. Под сентябрьским соглашением Троцкий имеет в виду секретные протоколы договора между Сталиным и Гитлером о передаче восточных областей Польши — западной Украины и западной Белоруссии — в пользу Москвы. Печатается по копии, хранящейся в Архиве Троцкого в Гарвардском университете, папка bMs Russ 13 Т-4635 — /И-R/
Политика СССР, полная сюрпризов даже для очень заинтересованных наблюдателей, вытекает на самом деле из традиционной для Кремля оценки международного положения, которую можно формулировать приблизительно следующим образом. Экономический вес не только Франции, но и Англии уже давно не соответствует размерам их колониальных владений. Новая война должна разрушить эти две империи. (Не случайно — говорят себе в Кремле — хитрый оппортунист Ганди уже выдвинул формулу независимости Индии. Это только начало.) Связывать свою судьбу с судьбой Великобритании и Франции, если за ними не стоят Соединенные Штаты, значит обречь себя заранее на поражение. «Операция» на западном фронте в течение первого месяца войны только укрепила Москву в ее оценке. Франция и Англия не решаются ни нарушить нейтралитет Бельгии или Швейцарии (его нарушение, в случае развития действительной войны, совершенно неизбежно), ни броситься серьезно на линию Зигфрида. Они вообще, видимо, не решаются вести войну, не имея заранее гарантий того, что Соединенные Штаты не допустят их разгрома. Москва считает, поэтому, что нынешний растерянный и нерешительный образ действий Франции и Великобритании есть своего рода военная стачка против Соединенных Штатов, а не война против Германии. В этих условиях августовское соглашение Сталина с Гитлером неизбежно дополнилось сентябрьским соглашением. Реальное значение алгебраических формул нового пакта определит ход войны в течение ближайших недель.
Совершенно невероятно, чтобы Москва уже сейчас вмешалась на стороне Гитлера против колониальных империй. Ведь Сталин пошел на крайне непопулярный блок с Гитлером только для того, чтоб оградить Кремль от риска и потрясений войны. Он вмешался затем в малую войну только для того, чтоб оправдать свой блок с Гитлером. В щелях большой войны Москва будет и впредь пытаться делать новые завоевания в Прибалтике и на Балканах. Однако, судьбу этих провинциальных завоеваний надо рассматривать в перспективе мировой войны. Если Сталин захочет удержать новые провинции, то, раньше или позже, ему придется поставить на карту существование своей власти. Вся его политика направлена на то, чтоб отодвинуть этот момент.
Но если трудно ждать прямого военного сотрудничества Москвы и Берлина на западном фронте, то было бы преступным легкомыслием недооценивать экономическую помощь, которую СССР, при помощи германской техники, в частности средств транспорта, может оказать немецкой армии. Значение англо-французской блокады не будет, конечно, уничтожено, но будет значительно ослаблено. Германо-советский пакт будет, в этих условиях, иметь двойное действие: он придаст войне более затяжной характер и, в то же время, приблизит вмешательство Соединенных Штатов.
Само по себе это вмешательство совершенно неизбежно. Лондон хотел думать, вопреки очевидности, что амбиции Гитлера не идут дальше долины Дуная и надеялся удержать Англию в стороне. Подобным же образом кое-кто на американском материке надеется спрятаться за бумажной ширмой изоляционизма от чисто «европейского» безумия. Тщетно! Дело идет о борьбе за мировое господство, — и Америка не сможет остаться в стороне. Вмешательство Соединенных Штатов, которое способно было бы изменить операцию не только Москвы, но и Рима, есть, однако, музыка будущего. Эмпирики Кремля стоят обеими ногами на почве настоящего. Они не верят в победу Англии и Франции и держатся, поэтому, за Германию.
Чтоб понять политику СССР во всех ее видимых неожиданностях, надо прежде всего отбросить абсурдную мысль, будто Сталин хочет, через посредство войны, развивать международную революцию. Если б Кремль стремился к этой цели, мог ли бы он пожертвовать своим влиянием на мировой рабочий класс ради захвата пограничных территорий? Судьба революции не решается ни в Галиции, ни в Эстонии, ни в Латвии, ни в Бессарабии. Она решается в Германии; но здесь Сталин поддержал Гитлера. Она решается во Франции и Англии; но здесь Сталин нанес смертельный удар коммунистическим партиям. Последствия сентябрьского пакта не выдержит долго и компартия Соединенных Штатов. Польша еще возродится; Коминтерн не возродится никогда. На самом деле в Европе и во всем мире нет сейчас правительства, которое больше бы боялось революции, чем правящая в СССР привилегированная каста. Кремль чувствует себя нетвердо, а революции заразительны. Именно потому, что Кремль боится революции, он боится войны, которая ведет к революции.
Правда, в оккупированных областях Кремль проводит экспроприацию крупной собственности. Но это не революция, которая совершается через массы, а административная реформа с целью распространения режима СССР на новые области. Завтра Кремль будет в «освобожденных» областях беспощадно душить рабочих и крестьян, чтоб подчинить их тоталитарной бюрократии. Гитлер не боится этой «революции» у своих новых границ, — и по своему, он совершенно прав.
Французская и британская пропаганда, с целью перессорить новых друзей, стремиться представить Гитлера, чуть ли не как орудие в руках Сталина. Это противно здравому смыслу. В сентябрьском договоре, как и в августовском, активной стороной является Гитлер. Сталин играет подчиненную роль, приспособляется, упирается и идет лишь до той черты, до которой нельзя не дойти, если не рвать с Гитлером. Политика Гитлера имеет мировой и наступательный характер. Политика Сталина — провинциальный и оборонительный. Гитлер хочет взорвать британскую империю и подготовить базу для войны с Соединенными Штатами. Сталин помогает Гитлеру, чтоб отвести его руку от Востока. На каждом этапе своего плана Гитлер умеет создать себе новую систему «дружб». В августе Гитлер заручился нейтралитетом Сталина и его экономическим содействием для нападения на Польшу. В сентябре он превратил Сталина в заинтересованного участника своей борьбы против Франции и Великобритании. Половина Польши — не слишком высокая плата за это. Если Гитлер проиграет войну, он все равно проиграет Польшу. Если, при помощи Сталина, он выйдет победителем, он заново поставит все вопросы на Востоке.
Ввиду трудности, если не невозможности для Германии вести долгую войну, Гитлер хочет разменять ее на ряд коротких ударов. Сейчас Гитлеру снова необходима передышка. Сталину по-прежнему нужен мир. Отсюда готовность Сталина помочь Гитлеру добиться от Франции и Англии мирной капитуляции. Правда, заключение мира на Западном фронте развязало был Гитлеру руки против СССР. Если Сталин тем не менее примкнул к «мирной оффензиве» Гитлера, то потому что он ведет конъюнктурную политику; он тактик, а не стратег. К тому же после раздела Польши он утратил свободу действий. Чтоб заставить Кремль изменить свою политику, существует только один способ, но зато верный: надо нанести Гитлеру столь решительный удар, чтоб Сталин перестал его бояться. В этом смысле можно сказать, что важнейший ключ к политике Кремля находится ныне в Вашингтоне.
1-е октября 1939 г.
Койоакан.
Л. Троцкий