Письмо к Шерману Стэнли §

22 октября 1939 г.

Дорогой товарищ Стэнли,

Я отвечаю на ваше письмо от 11 октября с небольшим опозданием.

1) Вы пишете, что серьезных разногласий по русскому вопросу «быть не может». Если это так, то почему в партии ужасные крики против Национального Комитета, т.е. против его большинства? Вы должны воздержаться от подмены собственного мнения за мнение членов меньшинства в Национальном Комитете; они считали этот вопрос достаточно серьезным и неотложным, чтобы начать дискуссию накануне войны.

2) Я не могу согласиться, что мое заявление не противоречит тезису товарища М. Ш. Это разногласие затрагивает два основных вопроса:

а) классовая природа СССР

б) защита СССР.

Товарищ М. Ш. оставляет первый пункт под вопросом; это значит, что он отвергает старое решение и откладывает принятие другого решения на потом. Революционная партия не может жить между двумя позициями: одной упраздненной, а другой, еще не принятой. В вопросе о защите СССР или новых оккупированных территорий от нападения Гитлера (или Великобритании), тов. М. Ш. предлагает революцию против Сталина и Гитлера. Эта абстрактная формула означает отрицание защиты в этой конкретной ситуации. Я попытался проанализировать этот вопрос в новой статье, посланной по авиапочте вчера по адресу Национального Комитета.

3) Я совершенно с вами согласен, что лишь серьезное обсуждение может прояснить этот вопрос, но я думаю, что одновременное голосование за заявление большинства и за тезис М. Ш. не поможет такому прояснению.

4) Вы заявляете в своем письме, что основной вопрос заключается не в русском вопросе, а во «внутреннем режиме». Я слышал это обвинение часто, почти с самого начала существования нашего движения в Соединенных Штатах. Формулировки иногда изменялись, группировки тоже, но некоторые товарищи всегда оставались в оппозиции против «режима». Они были, например, против вхождения в Социалистическую партию* (если не отвлекаться на более ранние разногласия). Но сразу же было выяснено, что не само вхождение являлось «основным вопросом», а партийный режим. Теперь в связи с русским вопросом повторяется та же самая формула.

* Политический шок после прихода Гитлера к власти привел к образованию левых течений во многих партиях Второго Интернационала. В 1935-36 годах троцкистское движение, являвшееся до тех пор сетью крохотных, изолированных, пропагандистских кружков, обсудило тактику входа в радикализирующиеся социалистические партии с целью приблизиться к массам радикальных рабочих. Эта тактика была использована в нескольких странах с переменными результатами. Американские троцкисты в 1936 году вошли в Социалистическую партию Нормана Томаса, и завоевали руководство частью её левого крыла и большинством молодежной секции /И-R/.

5) Что касается меня, я думаю что вход в Социалистическую партию имел положительное влияние на все развитие нашей партии, и что «режим» (или руководство), обеспечивший этот вход был прав против оппозиции, которая в то время выражала тенденцию застоя.

6) А теперь, в начале войны в партии вокруг русского вопроса выросла новая резкая оппозиция. Она оспаривает верность нашей программы, разработанной в бесчисленных спорах, полемике и дискуссиях в течение более десяти лет. Конечно, наши решения не вечны. Если кто-либо из ведущих членов партии имеет сомнения, одни лишь сомнения, то он обязан перед партией разъяснить свою позицию с помощью нового изучения или в дискуссии внутри ведущих органов партии, прежде чем разглашать этот вопрос на всю партию — не в форме новых разработанных решений, а в форме сомнений. Конечно, с точки зрения устава партии, каждый член, даже член Политического Комитета имеет право это делать, но я не думаю, что это право было использовано разумно, в форме, которая способствовала улучшению партийного режима.

7) Я в прошлом часто слышал обвинения товарищей по адресу Национального Комитета в целом — за недостаток инициативы и так далее. Я не адвокат Национального Комитета, и я согласен что было много упущений и промашек. Но когда я требовал конкретизировать эти обвинения, то я часто узнавал, что недовольство своими местными действиями, собственным недостатком инициативности было превращено в обвинения против Национального Комитета, который должен быть всеведущим, вездесущим, всемилостивым.

8) В настоящем случае Национальный Комитет обвиняют в «консерватизме». Я считаю, что защищать старые программные решения пока они не заменены новыми, есть элементарная обязанность Национального Комитета. Я думаю, что такой «консерватизм» диктуется самосохранением партии.

9) Итак, в двух наиболее важных вопросах последнего этапа товарищи, недовольные «режимом», занимали, по-моему, неверную политическую позицию. Режим должен быть инструментом правильной политики, а не фальшивой. Когда становится ясна ложность их политики, её сторонники часто пытаются сказать, что важным является не этот политический вопрос, а общий режим. Во время развития Левой Оппозиции и Четвертого Интернационала мы были против таких маневров сотни раз. Когда Вереекену, или Снефлиту, или даже Молинье доказывали их неправоту, они выворачиваясь заявляли, что ошибка Четвертого Интернационала заключается не в том или другом политическом тезисе, а в плохом режиме.

10) Я вовсе не хочу сравнивать руководителей нынешней оппозиции в нашей американской партии с вереекенами, снефлитами и т.д.; я хорошо понимаю, что руководители оппозиции являются весьма квалифицированными товарищами, и я честно надеюсь что мы тесно и дружески продолжим совместную работу. Но меня продолжает печалить тот факт, что некоторые из них, поддержанные группой личных друзей, повторяют ту же самую ошибку на каждом этапе развития партии. Я полагаю, что этот процесс должен быть проанализирован в ходе теперешней дискуссии и общественное мнение партии должно его серьезно осудить; перед партией стоят огромные задачи.

С наилучшим товарищеским приветом,

Crux

P. S. — В свете того что я пишу в этом письме о большинстве и меньшинстве в Национальном Комитете, а именно о товарищах, поддерживающих резолюцию М. Ш., я посылаю копии этого письма товарищам Кэннону и Шахтману.

C.